- Прощайте, мой дорогой друг! - Грохотал Тургатур. Узкая спина Арменелоса совсем скрылась в его медвежьих объятиях.
- И вы прощайте. - Поклонился Арменелос королю людей и подозвал сына.
- До свидания, сын мой, жду скорой встречи, но не возвращайся раньше, чем решишь, что узнал достаточно. И на прощание дай мне лишь одно слово.
- Какое, Отец?
- Никогда не расставайся с мечами. Не перечь мне! Ходи, ешь, спи, умывайся с оружием, ведь тебе больше не на что надеяться, как на остроту клинков.
- Отец, я не думаю, чтобы кто-нибудь из людей хотел мне зла.
Арменелос ничего не ответил, лишь коснулся тонкими пальцами щеки сына и молча повернул коня.
В сумерках армия вошла в столицу. Арменеол ехал рядом с королем, жадно ловя взглядом каждую деталь, а слухом - каждый звук.
Стены столичного города Агнора были не высоки, но невероятно толсты и состояли из огромных, гладко обтесанных каменных блоков. Когда массивные ворота распахнулись, Арменеол увидел, что улицы полны людьми. Многие держали факела, поэтому было достаточно светло, несмотря на поздний час.
Под звуки труб король вернулся в столицу. Доехав до центральной площади, с памятником одного из предков короля, Тургатур остановил коня и, обернувшись к толпе, возвестил:
- Радуйтесь, свободные люди, бедные и богатые, зло повержено и больше темные твари не будут вторгаться в границы моего королевства! Радуйтесь! Объявляю неделю праздника! Ешьте, пейте и веселитесь, жители столицы! Угощения за счет казны!
При этих словах толпа отозвалась многоголосым ревом и криками - Слава королю!
Тургатур с Арменеолом проследовали в королевский замок. Замок был очень высоким, квадратным, с четырьмя квадратными-же башнями по углам.
После не большой трапезы, все слишком устали и хотели спать. Слуга препроводил Арменеола в его комнаты в западной башне. Высокие стены зала покрывали гобелены, изображающие славные подвиги людских витязей в борьбе со злом.
5
Пол
устилали волчьи и медвежьи шкуры с разинутыми пастями.
В стене, против двери было огромное окно, не прикрытое ни стеклом, ни решеткой, в которое виднелся, искрящийся огнями город. Арменеол поблагодарил слугу и лег на огромную кровать с балдахином, положив подле себя, как и обещал отцу, клинки.
На следующий день за завтраком, когда Арменеол вышел в трапезную, справа от короля сидел мальчик лет десяти, а слева - женщина лет тридцати. Эльф вежливо поклонился и поприветствовал собравшихся в зале. В ответ король, указав на мальчика, который поднялся в кресле и кротко опустил глаза, сказал: - Представляю тебе, славный Арменеол, моего сына и наследника трона Тургилина и мою жену, дама величаво склонила голову, Дамевру.
После трапезы к Арменеолу, выходящему из зала, подошел не богато одетый молодой мужчина. Он сидел в дальнем конце зала во время завтрака и не был представлен Арменеолу. Человек вежливо поклонился и произнес: - Простите меня, о великий принц бессмертного народа за мою дерзость, но я не был представлен вам. Мое имя Балиан, я придворный художник.
- Мне очень приятно, мое имя Арменеол. - Поклонился в ответ эльф.
- Не были бы вы столь любезны, ваше высочество, посмотреть на мою мастерскую.
Мастерская находилась почти на самой вершине северной башни. Небольшое помещение было завалено картинами и скульптурами разнообразных размеров, вперемешку с вещами повседневного обихода. Неприбранная постель в углу свидетельствовала, что Балиан живет здесь же.
Не умолкая ни на мгновение, Балиан показывал Арменеолу картины одну за другой. В основном это были портреты членов королевской семьи и знатных придворных. Нельзя сказать, чтобы картины восхитили Арменеола, сведущего в эльфийском искусстве, но Балиан столь оживленно рассказывал о каждой картине, что Арменеол невольно проникся к нему и к его произведениям душевной теплотой.
- Очень хорошо, что среди народа людей есть настоящие художники, люди искусства, ведь искусство это то, что дает нам духовные силы для великих свершений. Возможность творить это один из важнейших даров Великого Света, наравне с любовью и дружбой. Я очень рад, что познакомился с вами, господин Балиан. - Поклонился Арменеол.
6
- Спасибо. - Смутился художник. - Я, право, не достоин такого
отношения. Мое искусство ничтожно по сравнению с изделиями вашего народа. То немногое, что мне довелось видеть... Не могли бы вы - Балиан покраснел. - нарисовать что-нибудь для меня, чтобы я мог увидеть, что значит истинное искусство Перворожденных.