Аннотация: Любовь, народ, как некоторые запросто об этом лепечут... Оказались бы они вдруг в большой, древней, но совсем почти пустой российской деревеньке...
С о д е р ж а н и е:
Акт первый....................................................3
Акт второй...................................................43
Акт третий...................................................83
В память об Андрее С., социологе,
пусть он этого и не помнил...
АКТ ПЕРВЫЙ
Эпизод 1
...опять эта пустота бесплодной заоконной суеты, как же надоело в нее возвращаться, словно для этого лишь и уходишь. Черт, тут так много места для этих болячек... Вот, это, наверное, спина, стержень ноющей, тягучей боли с закостенелыми тяжелыми крыльями ломоты, которые никак не отвалятся... Повернуться бы так резко, чтобы не успело согнуться, прокрутиться в скрипящем суставе, и треснуло, вывернулось бы из него, а потом отпало... Нет, все равно не повернуться, спина словно примерзла к неподвижной пояснице, от которой тоже хребет можно лишь отломить резким движением, но сил на такое не хватит...
Черт, пустота опять наполняется не тем, опять этими стержнями, острыми осями, режущими краями граней, скрипящими шпангоутами ребер... Да, немного похоже на старый баркас, так бы и переломившийся на гребнях неосязаемых волн, на которых, однако, все равно можно почувствовать себя парящим, словно на влажных, грозовых тучах, с замиранием сердца ожидая провала невесомости... Нет, сейчас подо мной сама жесткость, холодная твердыня неба, которую и невозможно представить, потому что чувствуешь лишь саму спину, лишь ее застылую обшивку, раздавливаемую о ту жесткость закостенелым остовом... Надо ли открывать глаза, стоит ли? Сухие скорлупки век словно присохли к, точно, роговице, точнее не скажешь... Нет, это не точно... Скорее, глаза сейчас - только чуть выпученные выступы всего пересохшего, саднящего мозга, похожего на ядро огромного грецкого ореха, которому так хочется хрустнуться на ее зубах и рассыпаться, так ему невмоготу сейчас ощущать себя, думать обо всем этом, высовываться наружу, раздвигая эти сросшиеся за ночь скорлупки... Лучше бы это были створки раковин, внутри которых должно быть что-то мягкое, студенистое, каким и должен быть мозг, столько мечтавший о благости покоя, о легкости полного удовлетворения уже абсолютной ненужностью ничего... Черт, но ничего же и не нужно, ничего тут и не может быть нужным, потому что и нет ничего, остался лишь пустой звук? Зачем же тогда открывать глаза, зачем было просыпаться из того полного движением и жизнью сна, где так хотелось летать, где осталось лишь оттолкнуться от зыбкого края уступа, на котором и так уже почти парил в струях горячего и влажного тропического вихря?... Как будто ты не знаешь, чем заполнена эта пустота вокруг тебя, как будто что-то удивит тебя здесь, куда приходится постоянно возвращаться, словно забыл что-то важное, но не можешь только вспомнить - что!? Да, и заорать даже не получается, легкие не хотят напрягаться, не могут, там сразу что-то начинает булькать, сипеть, словно в них не утренний воздух, а прокисшая чернь ночи, подкатывающая к зыбкому краю горла... Черт, неужели для того лишь и просыпаться, чтобы избавиться от тошноты, чтобы разминать, вытягивать из сухожилий эту закостенелую боль едва слушающимися мышцами, целое утро борясь с самим этим никому не нужным пробуждением, постепенно переполняющим тело совсем не былой легкостью, свежестью, а стонущей тяжестью земного, видно, притяжения, из которого никак не вырваться... Даже по жилам растекается совсем не горячая кровь, а эта ледяная тяжесть, словно по ним продирается весенний ледоход, холодные струйки тягучей влаги, полные колючей шуги, царапающей изнутри ломкую кожу... И это считается живительной влагой, а то, что она разносит по телу - жизнью, пробирающейся под кожу, как ледяной воздух под одежду, когда выскочишь вдруг зимой на мороз, накинув на исподнее полушубок и сунув голые ноги в валенки... Но сейчас же, вроде, весна, хотя, может быть, осень, даже скорее осень, потому что каждое утро тут было относительно холоднее, хотя там... все могло быть по другому, как кому-то казалось...
Эпизод 2
Там, то есть, по эту сторону залитых утренним золотом или еще полных ночной чернью окон центральной улицы небольшой деревни все, действительно, казалось иным, если не обращать внимания на спешно подсыхающую грязь обочин, на которую уже наползал краями зеленый ковер неистребимых ничем сорняков, плевел ли, которым не страшны никакие лихолетья, ни даже всемирные потопы, словно они для того и были предназначены, чтобы поглощать жадно, буйно жирея при этом, все ненастья и даже людские невзгоды, в признательность за их обилие украшая и расцвечивая округу изумрудным ворсом мягких трав, усыпанным солнцем, умывающимся по утрам розовой водой еще свежих зорь, золотыми брызгами ранних цветов, которые и сами чуть похожи на пчел...
Эти мягкие, местами и контрастные переходы между еще не проснувшейся после долгой зимней спячки землей с выветрелой, потрескавшейся под переменчивыми ветрами кожей, и пятнистыми покровами бурно воскресающей жизни, пробивающейся повсюду, из мириадов трещинок, лопающихся ли от нетерпения почек, не просто радовали взгляд, а словно бы тоже пробуждали его, распахивали лучи ресниц навстречу свежим потокам просыпающейся повсюду жизни.
Даже могло показаться, что он сам потихоньку начинал светиться, разгораться, излучать тепло нетерпения на природу, торопя ее на свидание и с этим днем, пусть одним из их нескончаемого множества, но уже этим радостным предчувствием отличным от всех остальных, большей частью серых и хмурых среди вечно мертвого камня городов...
- Да, Вечный город - это все же слегка мрачноватая метафора, - подумал или произнес даже он, выбираясь из теплого микрика на одну из зеленых полянок, ступать на травку которой даже было страшновато, она сама казалась еще зыбким краем равноденствия, который мог вдруг подломиться под слегка занемевшими от тяжести ногами, под которыми вновь могла вдруг разверзнуться холодная и пустая бездна того повторяющегося сна, видения которого так и хотелось смыть с лица, вымыть из-под век слегка влажноватым теплом утреннего солнца, которому здесь ничто не мешало растекаться по чаше горизонта.
- Ты, что, ворчишь что ли, Андрюша? - удивленно спросила его Вера, торопясь выбраться следом за ним из микрика, даже его чуть подталкивая размягченными после сна ладонями, словно ей не терпелось первой увидеть все, пока его не затерли взгляды всех остальных...
- Нет, Верочка, - даже чуть сопротивляясь давлению ее ладошек спиной, плечами, вспоминая, каким было мягким пробуждение на ее горячем плече, почти ласково отвечал он, - просто хочу поскорее выдохнуть из себя и тот вечный воздух города с последним воспоминанием о нем, как вообще о городе... Стоит лишь представить себе, как огромна эта деревня, не отделимая от всей земли, как наш городишка схлопывается со всеми остальными в одну груду камня, стекла и геометрических пустот... Сейчас я вдруг понял, что совершенно без разницы в каком городе жить - кроме него можно жить только здесь, хотя я помню столько мест, где даже намека на что-то жилое не было на сотни верст вокруг. Больше всего я жалел именно одноэтажную Россию, так быстро исчезавшую среди хрущевских новостроек...
- Можно прогуляться, осмотреться, пока все раскачиваются, да и деревушка словно спит еще, - мягко предложила она, щурясь от слепящего ее золотистые глаза солнца, отчего ей даже приходилось вновь трогать его ладошкой, чтобы убедиться, что он здесь еще. Она тоже помнила это долгое пробуждение, когда не хотелось открывать глаз, даже дышать, чтобы не разбудить его в этот мир, переполненный условностями, границами раздела, пусть даже здесь, в деревне, и теряющими свою определенность...
- Пошли, - охотно ухватился он за ее предложение, потому что и сам хотел сбежать сейчас от остальных, - шеф все равно не скоро приедет...
- Вы куда? - скрывая явную заинтересованность и тут же очнувшись, спросил их Ловченков, начальник второго отдела их так называемого управления социального мониторинга, высунув свою совершенно круглую голову из второго микрика. - Шеф сказал - не расходиться, ждать его...
- Мы пока и посмотрим, куда же тут можно не расходиться, - беззлобно отмахнулся Андрей от назойливых мух его взглядов, вечно высматривающих какой-либо негатив, почему его отдел и занимался больше контрпропагандой конкурентов, без дрожи в руках исписывая их как бы лозунгами, призывами голосовать за них даже святые для горожан памятники павшим героям. Точнее, руки-то его дрожали при этом, но от какого-то сладострастия, ну, наверно, потому что они и занимались чем-то пошлым, непозволительным, да еще и под покровом ночи, скрываясь от милицейских патрулей, но с обязательным ментом-сопровождающим в салоне своего микрика, хохоча над их азартными переговорами по рации, заводя смехом и мента, превращая все в этакий штатовский боевик с погоней...
- Что ж, тоже занятие, - довольно заметил тот, радуясь всякой возможности дать на что-нибудь разрешение от имени шефа, даже если его и не спрашивали. - Сразу и быка за рога...
- Да, я бы тоже прогулялась, - сказала вдруг за его спиной Томочка, но тут же поправилась, - но нет, нет, это я просто так, Юра, пошутила... Еще немного хочется поспать, пока шеф не приехал...
- А что, весеннее утро раннее, пора водопоя, наверно, хотя теперь тут вряд ли есть кони, - хотел было ее поддержать Витя, как всегда поэтично и невпопад, торопясь, опуская детали, связи и не зря - взгляд ее остановил его почти на самом скаку...
- Слушай, какой зануда! Ему все еще хочется чувствовать себя твоим начальником, - заметила Вера, тоже радуясь, что теперь она тому никак уже не подчиняется, но Андрею подчиняться ей очень хотелось, дай он только повод, хотя еще совсем недавно они были на равных, и она сама поначалу пыталась им чуть-чуть управлять, но как-то не получалось, хотя он и не оказывал никакого сопротивления, просто никак на это не реагируя, чем всех ставил в тупик. - Ты, Андрюша, даже не представляешь себе, какое это удовольствие - подчиняться тебе, когда ты даже не пытаешься... нами командовать.
- Вера, а если я все же сейчас тебе прикажу... что-нибудь этакое? - вдруг спросил он, прижав к себе ее ладошку, которой она держала его под руку, слегка перебирая пальчиками.
- Я мгновенно все исполню! - тут же выпалила она, сжав его руку, но потом глубоко вздохнув. - Но ты же не прикажешь?
- Ты права, я в этом как раз не нахожу никакого удовольствия, - ответил он, не отпуская уже ее ладошку, но с каким-то удивлением поглядывая по сторонам. - Тебе, Верочка, не кажется, что деревня словно бы вообще пустая? Шеф, правда, намекал на что-то, на какую-то новую заготовку под выборы, но он же темнила, все в шпионов, как его батя, играется... Сейчас это для деревень не удивительно, конечно, но не настолько же. Слышишь - ни звука! Ни птиц, ни кузнечиков, ни... Может, мы не в ту все же заехали?
- Не только кажется, но я бы и хотела, чтобы она была совершенно пустой, - сказала она, обняв его за талию второй рукой, едва они свернули в неширокий, извилистый проулок между покосившимися заборчиками, увитыми прошлогодними еще, никем не тронутыми, стеблями вьющихся трав, кое-где хмеля, за которыми можно было едва разглядеть заросшие бурым бурьяном огороды и уже укрывающиеся от взглядов чужаков зеленой дымкой сады. - Представляешь, месяц пожить в деревне, но по-настоящему, может, даже заняв какой-нибудь пустой домик? Поищем?
- Давай, - тут же согласился он. - Но вдруг там?...
Эпизод 3
...странно, этот звук был не из сна, какой-то он совсем чужой, фальшивый даже, так резанул по ушам... Интересно, а я могла бы на чем-нибудь играть, ведь я так все тонко слышу? Ведь даже эти мыши шуршат там в углу всегда по-особому, топот их ножек, хруст чего-то на зубках - все сливается в какую-то мелодию, которая, правда, вливается незаметно в другую, в другие ли, иногда уже звуча, словно большой оркестр... Да, почти как та музыка, под которую эти настоящие феи и эльфы танцевали тогда, давным-давно, тот балет, где они исполняли роли птиц, лебедей, но оставаясь так легко, воздушно порхающими феями... Как жаль, что та музыка была последней и умерла тогда вместе с телевизором!... Но нужно приподняться и посмотреть, откуда этот непонятный, на что-то все же похожий, звук донесся, вдруг там что-то изменилось, вернулось?...
Зря я вчера совсем разделась, хотя мне так хотелось вновь рассмотреть свое тело, опять его потрогать, особенно там... Но отказаться было невозможно, там оно все же меняется, хоть и незаметно, конечно, но всегда появляется и что-то новое, если по-другому потрогать... Кажется, я даже что-то почувствовала вчера, словно под моими уже пальцами было что-то теплое, словно это уже не холодный мрамор неподвижности...
Мрамор? Откуда это слово - не помню... Да, одевать его трудно, я понимаю, потому что где-то там оно и становится таким непослушным, словно вообще пропадает, но по тяжести всего того так не сказать, словно недвижное то и является всего основой...
Нет, достаточно, то можно оставить и под одеялом, нужно скорее выглянуть в окно... Черт, может, сорвать эти занавески? Нет, тогда никуда не деться от этой привязчивой Луны, которая часто заглядывает совсем не вовремя, словно ее кто звал... К тому же, они чуть похожи на тот тяжелый, бархатистый занавес, за которым и пряталась сказка про тех лебедей, пока его медленно, словно веки неба, не раскрывали совсем невидимые, но сильные эльфы, которым я иногда доверяю снимать с себя и это платье, тоже не сразу замечая, что под ним скрывается, потому что оно и появляется при этом, особенно, когда край его скользит по этому, а потом по этим бугоркам, вскоре застилая мне глаза такой легкой темнотой, к которой руки сами уже тянутся...
Нет, я же не для этого сейчас их открыла, чтобы вспоминать это? Да, и занавески я не затем раскрывала, чтобы думать о платье... О, это солнце вечно пачкает по утрам стекло золотой пылью, хотя я согласна, сквозь нее все даже забавней выглядит, даже эти зеленые крапинки, рассыпанные кем-то ночью повсюду, словно маленькие бабочки, облепившие темные, искореженные стужей ветки, боль в которых из-за этого я иногда так остро чувствую, словно она от них передается и моим рукам, всему моему телу, на которое тогда смотреть уже невыносимо, хочется разорвать его ногтями и, если бы не то..., я бы и разорвала...
Но вдруг то вырвется на волю, упорхнет из меня навсегда, ведь оно так рвется порой наружу, так бьется в мои руки, что приходится крепче прижимать его к себе, усмирять в груди... Нет, перетерпеть те впечатления боли все же легче, чем снести эту потерю, ведь тогда вообще ничего не будет, тогда я останусь совсем одна...
О, как странно! Нет, это не эльф с феей, но так забавно светятся их лица, словно их и нарисовало солнце на стекле... Да, этот экран все же больше, за его края можно заглянуть, хотя картина в нем почти никогда не меняется, и только птицы изредка залетали в него, но... Сегодня появились эти двое... Он, видимо, принц, хотя и без короны, естественно, потому что он ведь не во дворце... А она так похожа на принцессу... из какой-то уже совсем забытой сказки... Нет, не могу вспомнить, это я видела так давно, а в голове моей столько дырок, которые слышат, видят, дышат, могут говорить, теряя слова уже навсегда, безвозвратно, словно бабочек-однодневок!...
Но это не важно... Ой, он же и любит ее, да, он целует ее прямо посреди экрана и... трогает ее припухлости тут, а также... О, как, наверно, ей приятно - трогать это чужими руками! Как хорошо, что я не опустила платье ниже, и его руки словно и у меня здесь трогают, мне даже не надо это делать самой и я словно чувствую их, его руки... Они словно настоящие, словно это не кино...
Нет, не уходите!... Нет, кричать я не буду, вдруг они больше не вернутся, испугавшись? Они должны думать, что это у них все по-настоящему, что это не кино, и зрителей тут нет... Вернулись. Может, это их дом? Нет, не дом, понятно, а почти сказочный замок, просто спрятанный за этими стенами, под старенькой крышей, чтобы никто не догадался, не проник в их тайну, которую теперь знаю еще и я, но...
Да, это могила, но я никому не скажу, даже если бы и было кому... Теперь я не стану закрывать занавесок, чтобы они не заметили, пусть даже и Луна сюда сунется своим раскормленным лицом, сожрав половину звезд на небе - вдруг они и ночью выйдут покружить среди звезд, что не удивительно для фей и эльфов, для сказочных принцев...
Эпизод 4
- Странно, ты не находишь? Дом вполне ничего, к тому же, как жилой совсем, но пуст, - озадачено заметил Андрей, обойдя его весь и остановившись перед все еще дожидавшейся его посреди просторной горницы Веры, как-то напряженно старающейся не смотреть ему прямо в глаза. - Верочка, ты не боишься этого?...
- Немного... Я хочу, чтобы ты меня обнял, защитил от этого, от всего защитил, - вдруг решительно прижавшись к нему с опущенными вниз руками, сказала она, чуть подрагивая при этом. - Понимаешь, Андрюша, я всегда такая решительная, может, даже наглая и вообще, потому что не могу сама себя защитить ни от чего, особенно, от шефа... Я всего боюсь, потому что просто чувствую, как я сама беззащитна перед всем, а больше перед тем, чего нет... Да, ведь ничего же и нет, но от этого еще страшнее иногда... Сейчас есть ты, я понимаю, что это только сейчас, но мне уже почти ничего не страшно, я хочу этого... Я хочу ощутить себя, почувствовать твоими руками, что у меня столько много всего, что я все же женщина, что у меня есть - что полюбить... Не говори только, я сама знаю, что это лишь сейчас, и даже лучше всего, если ты просто это сделаешь, чтобы потом забыть и меня этим не мучить, поэтому... Андрюша возьми меня просто, ничего не говоря, ничего не думая... Я уже чувствую, что он хочет меня, что он уже почти любит меня, ну, просто так любит...
- Милая, он давно уже тебя любит, давно хотел тебя, - сказал все же он, соглашаясь мысленно с ней насчет всего остального, от чего и здесь нельзя было спрятаться, как вначале показалось... Он просто осторожно начал гладить ей груди, чувствуя, как напряглись ее сосочки, целуя ее губы, устремившиеся ему навстречу, словно хотели целиком отдаться наслаждению поцелуя...
Рука его, расстегнув пуговки на ее блузке, коснулась ее мягкого живота, чувствуя как он слегка напрягается под ладонью, скользнула ниже, ощущая, как тело ее тоже все напряглось, словно само пыталось освободиться от уз тесной резинки, но тут же устремилось к жару его ладони, вжимаясь в каждый его палец, с нежностью проникающий сквозь чуть щекочущий пух к трепещущим от ожидания губам, сладко занывшим, едва его рука обняла их, а уже влажный его палец проник внутрь, лаская их оттуда, уже неудержимо скользя к краю самой бездны, где у нее уже вскипала, бурлила страсть, изливаясь навстречу ему потоками горячего нектара...
Она сама себе показалась невесомой, одной крылатой нежностью, когда он подхватил ее на руки и понес к застеленной кровати, опустив на которую, словно на облако, и раздевая ее... Она даже не могла помогать ему, так ей хотелось целиком отдаться в его власть, отдаться ему, что она уже почти не ощущала сама себя, своего тела, вдруг исчезнувшего - она была одно огромное, сплошное ожидание этого... Она лишь чувствовала, как грудь ее вдруг с истомой погрузилась в горячий и влажный поцелуй его губ, куда тут же по ее жилкам устремилась и вся она, чувствовала, как волна его поцелуев пробежала по животу вниз, вдруг взорвавшись целым фейерверком искр там, где его губы коснулись всего лишь одной крохотной точки, откуда по всему телу прокатились такие разряды сладостных токов, что она почти не заметила, как он уже был на ней, а его пылающая, напряженная плоть проникала в нее, раздвигая воспаленные края ее лона, вдруг показавшегося ей беспредельным, охватывающим всю ее изнутри, где ее заполнял он жаром своего слепящего все чувства излучения...
Она чувствовала, как бьется от его прикосновений вся ее плоть, как истекают соком ее трепещущие недра, над которыми проносится ураганом его страсть, покрывая все внутри у нее сплошным, необъятным поцелуем ласки... И все это было в его объятиях, она могла все это ощутить, потому что и сама была в жарком облаке его рук, его трепещущего от прикосновений к ней тела, которому она передавала все, чем он переполнял ее изнутри, особенно, когда там всему этому стало так тесно, когда уже каждая клеточка, которой он касался, готова была взорваться и взрывалась, едва он пронзал ее до самого дна, которым вскоре стало все у нее внутри...
Она уже не могла выдержать этой истомы и распахнулась навстречу упругим струям забившего вдруг из него источника дикого экстаза, на какой-то миг сжимаясь в едва ощутимое ничто, стоило тому лишь на миг покинуть ее, замереть где-то там, на краю вселенной, чтобы вновь обрушиться в ее разверзающуюся бездну страсти потоком ласки...
- Что это, Андрюша? - изумленно спрашивала она, еще чувствуя внутри себя его горячую, чуть пульсирующую плоть и слыша своей грудью биение его сердца, которое ей так хотелось клюнуть своим еще стонущим от ласки сосочком.
- Ты тоже испытала это? - тоже немного удивленно спросил он, глядя ей в глаза так, как можно смотреть только в бездонное небо, как нельзя даже смотреть в воде, где все равно хоть и призрачный край но был ощутим. - Ну, это что-то невероятное, милая, это не просто чувства, я словно видел вокруг себя все это, я словно был там, в тебе, где... Это словно вселенная, понимаешь... Нет, я сам не понимаю... Ты, ты просто невероятная, ты само чудо, мне даже казалось, что это длилось целую вечность...
- Мне тоже, - тихо прошептала она, но ей не хотелось ему признаваться, просто ли говорить, что раньше она не испытывала ничего подобного, что раньше все начиналось и кончалось там, тесные рамки чего она отчетливо ощущала, как и то, что проникало в их пределы, отчего можно было просто закрыть глаза и ничего не видеть... Нет, теперь ей казалось, что он и был у нее первым, таким первым, и она не хотела ничем затмить это ощущение, которое и без того так стремительно убегало из нее, словно сон...
Эпизод 5
...но что это, такого же просто не бывает, такого не может там быть, и я не вижу больше этого? Тут просто вьющиеся волосики, эта невидимая совсем, холодная раковинка среди них... В ней почти ничего нет, нет даже крохотной жемчужинки, вообще ничего, как и повсюду, но там же только что была эта бездна, поглотившая меня целиком, превратив меня саму в нечто необъятное, беспредельное, словно в бескрайнее небо, но полное золотого света и сияния нестерпимо искрящихся звезд, абсолютно свободных, никак не связанных с жесткими рамками даже этого большого экрана, за которым все же можно постараться многое увидеть.. И все это было таким осязаемым, таким упругим, хоть и бестелесным, словно эта упругость была не моей, но она всю меня переполняла... Нет, мне такого даже не снилось, я не помню такого... Мне ведь даже показалось, что и там, ниже, все было таким легким и воздушным, и там что-то было, словно граница безмолвия вдруг сместилась дальше, потеряла какую-то определенность пусть даже на мгновение... Неужели это они принесли с собой такой сон? Да, он, принц, словно бы чуть изменился, и я чувствую в нем что-то такое, что мне напоминает... Нет, не знаю, просто чувствую что-то в нем... А она... Нет, как будто это я и была... Черт, даже руки свои я словно бы чувствовала совсем другими, словно они были какими-то воздушными, полными и..., словно я трогала ими что-то, словно лучом солнца... Неужели ей доступно такое счастье, а, может, и гораздо большее? Да, хотя бы просто так идти с ним рядом, держа его за руку...Куда же они уходят? Не уходите совсем! Вернитесь!...
Эпизод 6
- Но надо идти, как всегда надо, - сказала Вера, вздохнув и вдруг осознав, что должна быть рассудительнее своего чуть странноватого начальника, который и по рабочим вопросам иногда вел себя не вполне адекватно, иногда, похоже, просто не замечая происходящего... Увы, а ей приходилось себя вести, ну, как бы проще, хотя эта простота была совсем не такой, какой она хотела бы ее воспринимать...
- Верунчик, нет, что ты, такую работу, в администрации, куда все мечтают попасть, просто нельзя терять, - как всегда взвешено рассуждал ее благоверный, когда она попыталась ему смутными полунамеками, с совершенно иными акцентами и ударениями, объяснить, почему ей почти сразу же стало невыносимо находиться в этом, на первый взгляд таком дружном коллективе, так весело отпраздновавшем ее прописку выездом в лес на шашлыки, закончившемся на заднем сиденье джипа их шефа, где ей было уже глупо сопротивляться, потому что она очнулась от какого-то забытья совсем голой и на его коленях, с этим уже внутри, с ужасом вспомнив, что не пропускала ни один тост, ни один товарищеский брудершафт, с которыми к ней подкатывали такие обходительные мужчины и даже девицы из ее нового коллектива... Строить из себя девочку замужней женщине, к тому же на собеседовании старавшейся показать себя такой независимой, современной и вообще свободомыслящей, какой и должна была быть эта новая власть, в тот момент было поздно, потому что он уже был в ней и со своей вечно одинаковой улыбочкой внимательно смотрел в ее прозревающие от этого глаза. Никакой страсти, даже дымки тумана в этих внимательно изучающих ее глазах, будто копающихся у нее где-то там, в студенистых, расплывшихся мозгах, рассказывая ей при этом какой-то анекдот...
Но сказать это мужу было бы еще глупее, потому что у них и не было таких уж слишком откровенных отношений, она вышла замуж за бывшего коллегу по прежней работе, который был старше и всегда казался ей таким надежным и обходительным, но только с ней, уже за год до их свадьбы вообще словно бы не замечая вокруг себя других женщин, ей же демонстрируя свое нескрываемое предпочтение. Нет, и после свадьбы он оставался обходительным, предупредительным, надежным своей неизменностью в этом, но и в постели уж слишком сдержанным с самого начала, словно берег ее для чего-то, что так и не наступало. Но то, что он даже не пытался ее понять, прочувствовать это хотя бы в виде опасений, догадок, ее сильно огорчило, она словно бы лишилась его надежности, опоры, какой уже не чувствовала в себе.
- Мечты? - холодно, почти равнодушно переспросила она, видя, что он ее просто не слушает. - Иногда они не сбываются...
- Пойми, устроиться туда на работу просто несравнимо труднее, чем потерять ее, но держаться все же имеет смысл, - продолжал он развивать явно нравящуюся ему тему, после ее устройства туда даже намного бережнее, трепетней относясь к ней. - Сама понимаешь, милая, что власть опять слишком большую роль играет и в нашем бизнесе, да и вообще в жизни, и совсем не собирается сдавать позиции, для того и убрав оттуда Гайдаров и прочих, а здесь, в глухой провинции, и не допустив их туда, просто перебравшись в нее из-под старых вывесок, как в подворотни... Но теперь она еще и совершенно никем не контролируется, потому что их же собственной партии над ними нет, откуда и неизбежны эти перегибы и прочее, что ты и почувствовала на себе, как я понял...
- Какие уж там перегибы, - усмехнулась она, - все прямо и несгибаемо! Твердым курсом - вперед! Все - на демонстрацию мод!
- Здорово ты про демонстрацию мод, надо же, умничка! Да, все так, да и у нас тоже. Милая, но это в жизни может дать нам некоторую дополнительную свободу действий, выбора, почему ради этого надо чем-то и пожертвовать, как бы в этом неважном умерить свои претензии что ли, - он словно и не замечал ее намеков, находя все новые аргументы. - И зарплату же твою не сравнить? Нет, конечно, если что-то из ряда вон выходящее, то ты даже не сомневайся, не скрывай от меня, мы сразу найдем решение, уж положись на меня... Но я тебе одно замечу, что и в нашей работе столько такого всякого, это просто я тебя опять же оберегал от всего этакого... Ну, вот такая она теперь жизнь, как бы больше свобод, но ты среди них стал сам более беззащитным, один на один остался перед ними, почему мы, конечно, здесь должны быть вместе, вдвоем все же легче...
Увы, но тут вдвоем тем более не получилось, а раз уйти было некуда, то пришлось смириться, к тому же чего-то такого ей дома все равно не хватало, да и подруг ее на работе это совсем не трогало, они словно и не замечали ничего, просто в целом позволяя себе от души язвить над шефом, а поэтому стать одной из них оказалось весьма простым делом, хотя какие-то туманные надежды на нечто большее вдруг пропали, потому что для них вообще нигде не осталось места...
Там было хотя бы обходительно, а тут вообще стало просто дополнительной работой, ну, понятно, что они все получали в целом больше за ненормированный рабочий день, особенно за эти частые командировки, где было просто весело, вообще не хотелось и можно было ни о чем не думать... К счастью, кроме нее было достаточно сотрудниц, весьма часто появлялись и увольнялись новые, поэтому все это не так и доставало, можно было закрыть глаза и даже попытаться получать удовольствие.
К тому же тот как бы и не возражал против интрижек внизу, сам даже пытался их организовать, но до этого дня она и мысли о том не допускала, хотя и заметила, что Андрей совсем иначе на нее смотрел. Он был по какой-то причине независимым от шефа, обращался с ней как с женщиной, которая ему просто нравится, что она чувствовала, точнее, что до этого почти уже перестала чувствовать в себе, но вовсе не считав себя не достойной этого...
Но все равно она уже не могла не осознавать, что и здесь для нее есть некие рамки дозволенного, в которые ей и сейчас пришлось возвращаться, напомнив об этом и ему... Нет, остаться здесь насовсем - это было сейчас не просто мечтой, это было даже невыносимой мукой, потому что было таким нереальным... Все эти деревушки стремительно пустели, молодые просто бежали отсюда, куда глаза глядят, а ведь и она была совсем не старой. Можно было лишь мысленно благодарить судьбу, что та смилостивилась все же над ней и подарила ей такое, лучше неповторимое...
- Не представляешь, Андрюша, с каким наслаждением я буду смотреть на его рожу, скрывающую недовольство за язвой, заботой, - она даже не знала точно, о ком она сказала те последние слова.
- Ты так много внимания уделяешь тем мелочам, - обронил он, все же не дожидаясь от нее ответа, хотя и вряд бы мог понять, какую же роль эти мелочи играли в ее жизни, где кроме них ничего и не было, а теперь, когда все погрязли в нескончаемых делах, в их суете, даже не ожидалось, не предполагалось ничего, кроме разве что такого совершенно случайного и поэтому, видно, столь необычного...
Эпизод 7
- Ну, что ж, теперь ты тоже начальник, теперь тебе тоже позволено что-то решать в некоторых рамках... приличия, - язвил уже шеф, поглаживая мефистофелевскую бородку на своей такой же, из той же оперы, но вечно слащавой физиономии, которую сам он считал именно дьявольски красивой, пристально разглядывая вернувшихся блудных сотрудников со стаканом в руках, решив вначале все же отметить новоселье, первый день свободы от семьи, прежде чем заселиться, найти хотя бы место. Больше всех своих подчиненных он любил эти командировки, полевые работы социологов, потому хотя бы, что все они здесь уже никуда не могли скрыться от него, здесь он мог знать о них все, опекать их на каждом шагу и так далее. Конечно, поведение Андрея его задело, но он бы никогда не снизошел до того, чтобы показать это всем. - Ну, вы хотя бы для себя нашли тут гнездышко? Мне эту деревню посоветовали для размещения, хотя я пока ничего подобного гостинице с одним люксом, нет, с двумя еще полулюксами, не заметил... Шучу, конечно, как вы понимаете, все я знаю заранее, но просто это будет уже не наша, не ваша забота.
- Конечно, о такой деревне можно придумать все, - кивнул Андрей понимающе, давно уже занимаясь выборами, - было уже...
- Кстати, знакомься, Андрей Семенович, это твоя новая сотрудница, я тебе только могу ее доверить, хорошо зная тебя по отзывам самого губера! - сказал шеф, странно глядя на него, словно и видел опять за его спиной самого губера, но кивнув на молодую, кудрявую женщину, сидевшую в джипе. - Да, ребята, о нас всех он так же хорошо отзывается, как о едином, цельном, хорошо спитом коллективе... Или вы, Андрей Семенович, даже пить бросили?
- Брось, Саш, - ответил тот на это в обычной их манере, тут же наливая водки и себе, и Верочке немного, беря из ее рук бутерброд с сочной ветчиной, с улыбкой подмечая, что выбирать закуски, выпивку и прочее шеф умеет, тут он непревзойденный организатор застолий, как и всего остального, потому что это ему доставляло невероятное удовольствие. - Я от него таких комплиментов не слышал - только от тебя... А здесь мы с Верочкой успели рассмотреть, что деревня словно полупустая, и мы бы вполне могли разместиться по домам... Там никого нет, вообще, словно все куда-то выехали совсем недавно...
- Как из Чернобыля, - добавила Вера, разглядывая новенькую.
- Нашей нейтронной бомбы, - добавил Андрей, - словно и упредившей остальной мир от подобных глупостей...
- Неужели ты думаешь, что наши там все такие умные? - шеф явно красовался перед новой сотрудницей, почему не хотел даже вступать в обычную для них дискуссию. - Как ты, да...
- Вряд ли такое - от большого ума, - заметил Андрей.
- Хм, вряд ли вы успели слишком много рассмотреть, как мне кажется, - продолжил шеф, разглядывая их, акцентируя на том внимание и остальных, что доставляло ему почти физическое наслаждение, он даже поглаживал при этом плечо своей секретарши, - но я бы пополнил ваши наблюдения... Мы с моей уже Верочкой тоже кое-что успели посмотреть, но, кроме председателя в сельсовете, никого не заметили. Он тут, похоже, держится из-за зарплаты, раз ее платят, но платят только ему... Поселиться же, однако, нам придется всем скопом в заброшенном же интернате, потому что деток тут, ясно, давно строгать было некому, но все там в таком состоянии, словно еще вчера в этих койках спали невинные мальчики и даже девочки. Да, а в сельсовете у нас будет штаб. Он утром выдал себе зарплату и свалил куда-то. Удивительный наш чиновник, бывший партиец, ясно, та уже неделю у него лежала в сейфе, но пришел он за ней и выдал себе ее ровно первого числа, сегодня, как будто тут вокруг полно глаз и ушей давно почившего народного контроля, если не более того. Да, он и говорил со мной, прислушиваясь к чему-то, словно это у меня в животе бурчало. Я, правда, не знаю, зачем ему тут зарплата вообще, так как магазина не заметил, но... Мне тут нравится, а вам как, Надя?
- Мне пока у вас вообще все нравится! - бойко стрельнув в сторону Андрея и Веры своими черными маслинами, ответила новенькая, выйдя из джипа и подойдя к своему непосредственному начальнику поближе. - Я даже не представляла, что бывает такая работа, за которую еще и неплохо платят...
- Чудненько, тогда ты - да, мы тут все на ты - тогда ты, Наденька, будешь как бы самым высокооплачиваемым секретарем у Андрюши, потому что секретаря у него нет, а сам он вечно все забывает, как любая творческая натура, - сыпать комплименты шеф просто обожал, особенно вгоняя в краску адресатов. - Учти, его иногда и ночью мысль посещает, если он не перепьет с вечера... Шучу! Мы здесь только на работе, просто она у нас специфическая, тоже творческая, ведь мы должны и электорат убедить, что ему тоже хорошо живется, чему мы и должны быть примером... Поскольку район у нас большой, и работы будет много, то нам сегодня следует хорошо отдохнуть... Нет, но деревню все же, Андрей, вам с секретарем надо исследовать подробнее, попутно введя ей, то есть, ее в курс дела. Нам здесь придется работать с нашим кандидатом, отрабатывать мероприятия с его огромным штабом, поэтому понять опасения председателя стоило бы... Ты же знаешь, кем был мой папаша? У него в руках были уши и глаза целого края, поэтому только из его сказочек на ночь и с соплями после них в платочке я себе столько мог представить подобного, что ничему не удивлюсь... К тому же, замечу, люди тут, то есть, избиратели, электорат, конечно, есть, как ни странно, Андрюша, и более того, как голосует эта деревушка, так и весь район, что уже давно подмечено. Да, мне тоже странно, потому что нет даже никакой погрешности, совпадение до сотых, до которых мы и считаем, округляем прогнозы...
- Так, может, мы быстренько опросим тут, да и свалим вообще? - тут же поймал мысль шефа на лету, но не всю, как всегда, Юрик Ловченков, наливая тому еще водки, себе тоже не пожалев на сей раз, хотя был очень осторожен в таких делах.
- Дорогуша мой, Сократик мой ненаглядный, во-первых, бывших материалистов ты в этой мистике не убедишь, а, во-вторых, тогда они нам премиальных не заплатят, поэтому этого кроме нас никто и не знает, - погладив того по круглой головке, изрек шеф, сам мистику просто обожавший, но специально для него чересчур замысловато, демонстративно любуясь произведенным впечатлением, из-за этого даже считая себя поклонником импрессионистов. - К тому же, что самое невероятное, ты ничего до последнего дня тут не выяснишь, хотя с твоими ножками, ну и с Томочкиными тоже под мышкой, ты бы обежал все это за полдня, даже за треть... Увы, дорогуша, Андрюше с отделом тут придется работать столько же, сколько тебе по всему остальному району...
- Охренеть! - выпалил тот, сразу же поняв главное и бросив на Андрея завистливый взгляд.
- Не переживай, я тебе каждый день буду выделять от него подмогу, так как тут много людей, точнее, ног не надо, тут надо много чего-то другого, - уже размышляя про себя о чем-то, успокоил его шеф, задумчиво облокотясь на свою секретаршу, тоже Верочку, покорно хлопавшую огромными голубыми глазками. - Итак, Андрей и Надя, вы - вперед, а мы поехали обустраиваться... Вы нас найдете, здесь все дороги ведут к интернату, от него ли - это не важно! Не спутайте с инкубатором!
- А ведь можно было и сейчас поехать, ну, опрашивать, все дома как раз, - заметил Юрик, уже пожалев, что столько налил себе, - даже без подмоги... Соскучились ноги без работы, шеф.
- У Томочки тоже, - захихикал уже пьяненько шеф, поглядывая, как та завистливо смотрит вслед удаляющейся парочке, точнее, Андрею, после назначения того на должность вдруг сразу заметив его, но уже безответно.
Эпизод 8
- Нет, это он, что.., серьезно все говорил? - округлив слегка свои маслины, все еще по озорному поблескивающие, спросила Надя, споткнувшись на обращении и встряхнув кудряшками. - Мистика!
- Все равно, Надежда, придется на ты, иначе не получится, - подсказал ей Андрей, направляясь уже в другую, вроде бы, сторону. - А тут я даже не знаю, что тебе сказать... В целом о какой-либо мистике в жизни приходится только мечтать, потому что сама по себе жизнь скучновата, хотя ее и можно разнообразить, обогатить. Раньше мы это не мистикой считали, потому что и слова такого даже не было в лексиконе, ну, в таком понимании, а бредом, фантазиями, суевериями и просто чем-то необъяснимым, потому и необъясняемым. Очевидное, хоть и невероятное! Теперь же, когда кто-то стал к этому относиться, как к бизнесу, когда это ничто разрешено всем, то из всего необъяснимого и вылупилась эта мистика как таковая, а то очевидное как раз исчезло в потайных карманах. Если же говорить об этом серьезно, то я бы пока одно заметил: мы ведь мало что можем сказать и о самих себе - не так ли? Или ты все о себе знаешь?
- Если честно, то у меня как-то и не было повода, да и времени раньше - в себе копаться, - отвечала она, поглядывая искоса на него. - Видишь ли, я и занималась вполне конкретным бизнесом, немецкими окнами - но в наш мир и прорубленными, где все должно быть строго и точно, и где я точно должна была знать - что здесь положено мне. Когда я полгода поучилась в Штатах их бизнесу, мне как-то наш сразу показался скучным, наверно потому, что сама я была вне зоны риска, лишь не имея права рисковать чужим. Своего же нет, поэтому... Андрей, это между нами?... Поэтому я и пошла к вам, ну, потому что пока у власти в руках все ходы и лазейки туда и там тоже. Да, крайне расчетливо вышла якобы замуж, хотя подчеркиваю, что я замужняя, да! Какая тут мистика? Всюду, даже в храме - только деньги!
- Я раньше вообще работал в науке, где ей просто нет места, потому что там нет необъяснимого, там есть лишь пока непонятое, не объясненное, хотя сейчас его вдруг стало невероятно много во всей вселенной, ужасно много, - с улыбкой сказал Андрей. - Получается, что все нами видимое, лишь миражи нашего восприятия, мистика!
- Да, я там и слышала о некой темной материи, энергии от одного их физика, - спокойно заметила она, - почему мне и жизнь их показалась более увлекательной, может, слишком... Вернулась.
- Да, они и в науке весьма рисковые, это точно, хотя тоже есть проблемы с кампанейщиной: взять ту же теорию Суперструн - один ансамбль, и попробуй сфальшивь! У нас, зато, сейчас все опять несут что ни попадя, но словами - и вновь никакого риска. Ментальные несуны. Но я говорил о народе, который состоит из множества таких я, ты, но лишь не задумывается о себе, не рефлексирует - не учили.
- Да, жизнь их и учила жизни, теперь опять - выживанию, - кивнула она. - Но зачем это тебе? Своей мало? Проблем?
- Стоит это попробовать, как ничего не получается, что я понял здесь, в жизни, когда занялся изучением ее, но среднестатистической, - продолжил он, поглядывая по сторонам, - имея тут возможность, время, ведь задача проста: подарить им наш выбор. Мистификация, ложь! Ее искать не надо - просто придумываешь, отвергая истину. Эта деревня - подходящий объект для мистификации, он прав.
- Ты явно осуждаешь, - заметила она, - но работаешь?
- По глупости, конечно, влез в политику, но понял вскоре, что мне и здесь остается только исследовать, - ответил он, - каждого, это среднее. Помножь это на тысячи человеков разумных, чувствующих, которые для тебя - темный лес, и невольно впадешь в мистику. Молчу о народе, который можно социологически изучать, но это лишь статистика известного, ответов черных ящиков, внутрь которых заглянуть невозможно - даже в свой. Мистика и прочее ведь касаются отдельного человека, есть лишь несколько работ по психологии масс, толп, но что меня смущает - они сильно упрощают и принижают толпу по отношению даже к примитивным якобы ее членам, хотя это - слишком самонадеянно! Ну, если толпа - стадо, то это уже психоз, фашизм и прочее, почти скотское. Нет, общественная жизнь, может, это и подтверждает, но то, что на поверхности, то что ясно - это еще не истина, это лишь дважды два - четыре из всей таблицы умножения. Видишь ли, Надя, я тут не отягощен аксиомами, теоремами, чтобы не сомневаться ни в чем, даже в самом простом, вроде бы совершенно ясном, поэтому и не исключаю хотя бы просто необъяснимого. Мы сами - элементы этой системы, и нам все это может быть просто недоступным для понимания, даже для восприятия, что к кому-то приходит вдруг, но в виде некоторых откровений свыше...
- Да, по крайней мере, на вашей работе можно говорить об этом, - с неопределенным выражением лица, встряхнув кудряшками, заметила она. - На той работе нам хватало с пылом обсуждать, кто кого сегодня сделал, кроме босса, ясно, ну, и всякие экономические новости... Мне кажется, я даже понимаю, почему менее образованные товарищи более успешны в бизнесе - их ничего не отвлекает от этих цифирь, копеек, нуликов, складывающихся в столбики, в горки, в кучки. Если клиент вдруг начинал нести нечто заумное, становилось ясно, что он напускает туману, мутит воду. Не знаю, что будет дальше, но мне пока интересно, хотя, если честно, хочется выпить. Да, раньше, чтобы не отвлекаться, проще было выпить, и все сразу становилось на свои места, начинало казаться простым, как эта деревушка, где мы до сих пор никого не встретили. После битком забитого города это, точно, какая-то мистика. В фильмах деревня немного другая, там люди все как бы рядом, все друг друга знают, на дверях нет замков. Последнее вообще трудно представить после начала девяностых, когда на улицу было страшно выходить, когда не надеялся и на стальные двери, на решетки на окнах. Кстати, тот страх был тоже чем-то мистическим, потому что ты просто боялся чего-то за дверью, а не кого-то конкретно, сама улица страшила, будто там появилось неведомое, чуждое чудище. Может, они о нем и писали?
Эпизод 9
...черт, зачем только я встаю, от этого все равно тут ничего не изменится, только чуть иначе будет выглядеть, если смотреть с разных сторон, например, из-за окна... Неужели и раньше так же было, хотя казалось все иным, каждый день казался разным? Зачем, черт, только нужна эта память, ведь можно было все это просто забывать, видеть только то, что перед глазами, а возвращаясь, уже вновь находить что-то новое... Сейчас же можно закрыть глаза и спокойно идти, зная, где свернуть, где переступить дохлую мышь, где - растрепанный ими веник... Даже в куче на столе я все еще могу сразу нащупать что угодно, хотя мне там ничего не надо... Лучше бы я так же вспоминал прошлое, пусть там ничего нельзя взять, потрогать... Почему это не получается? Все уголки забиты этим хламом, словно голова - это та же изба, за стенами которой пустота... Может, там и не пустота, но выйти наружу, перешагнуть порог - нет сил... Куда вдруг подевалось то прошлое, кто вдруг лишил нас его, по какому праву, к тому же ничего не дав взамен, кроме этой звенящей пустоты...
Жаль, ведь я же чувствую что-то, словно сегодня там нечто изменилось, ну, будто пустота стала немного другой, хотя как это представить - не понимаю... Ну, может, как небо, где меняться нечему, но оно всегда было разным. Может, оно и сейчас другое? Черт, как не хочется тратить силы на эти занавески, потом опять задергивая от проныры Луны, этой одноглазой воровки, которая только и ждет, когда ты заснешь. А, может, пусть что и украдет? Завтра странным будет не найти это, даже забавно будет. Нет, когда все вдруг пропало, забавным это не было, но все равно все так изменилось сразу, стало таким непривычным, даже почти необычным, с чем трудно было смириться, хотелось спорить, возражать, столько всего хотелось... Что же мне теперь хочется? Поднять руку, отодвинуть занавеску? Нет, вряд ли... Это какое-то другое чувство, совсем другое...
Эпизод 10
- Честно сказать, я тоже не против выпить, - ухватился за ее предложение Андрей, хотя он еще старался не думать и о чем-то другом, что его слегка смущало. - В этом плане мы неудачное место выбрали, если тут нет и магазина. Я уже как-то привык, что можно зайти в любой и взять все, что тебе нужно, не то, что раньше. Даже не представлял, что нынешнее изобилие так просто устранить - убрать магазины. Нет, в деревнях и нет того изобилия, но тут всегда можно было взять все то, что именно здесь и нужно было... Нам.
- Наш бизнес и не позволил бы иного, - заметила она, стараясь не глядеть на него, что еще больше смущало Андрея. - Всем - по потребностям! Может, найдем в каком-нибудь доме, в подвале? Ну, старухи вполне могли оставить и это, раз тут все брошено. Я не очень уверена, что эти дома пустые, но можно попробовать...
- Я как-то не подумал, - подхватил он, направляясь к ближайшему дому, для верности окликнув несколько раз хозяев. - Никого! Вообще, это чуть жутковато, я даже не очень представляю, кого же мы тут будем опрашивать, как он сказал, вроде...
- А вы, кстати, их вполне серьезно опрашиваете, ну, как и в наших бизнес-опросах? Вы за того или поэтому, вам лучше то или на фиг? - поинтересовалась Надя, заходя в сени через раскрытую дверь, взяв его крепко за руку, словно ее что-то настораживало. - У нас серьезные опросы, особенно, при продвижении новых товаров.
- У нас тоже новый, почти товар... Пока не столкнулся с обработкой данных, я не очень серьезно все это воспринял, - старался он не замечать ее руки, хотя ему хотелось развернуть ее к себе и поцеловать маленький ротик с губками бантиком, прижать к себе ее так задорно торчащие грудки, залезть рукой в ее трусики, но что-то его останавливало. - Да, особенно после экспресс-опросов наскоком...
- Обычная практика, - кивнула она, заходя в дом, - галопом.
- Странные вещи лишь получаются, - продолжал он, доверив остальное ей. - Больше всего поразило, что по нескольким, но именно случайным прохожим можно понять, как вообще думают все о том или ином явлении, человеке, что, конечно, можно было понять и по тиражам популярных газет, не говоря уж о телевидении, с ведущими, героями которого ты будто и разговариваешь на улицах. В науке мы бесконечно спорили по каждому поводу, факту, в конце все равно оставаясь при своем, еще больше в этом убежденным. Прийти к общему знаменателю было просто невозможно...
- Но здесь их нет, - пробормотала она, внимательно разглядывая все хозяйским глазом, незаметно преображаясь, - тех зомби.
- Знаешь, что меня больше всего поразило в китайских коллегах при первом с ними контакте? - продолжал он разговаривать все еще с прежней Надей. - После их-то культурной революции они словно без всяких сомнений, как один, восприняли западную концепцию, по поводу которой у нас уже при мне лет пятнадцать не стихали споры не всех уровнях! А те - будто впрямь потомки шумеров! Тем же строем - в капитализм! Нет, наши ученые мне совсем не казались просто непробиваемыми, потому что каждый, каждая школа находили много аргументов, доказательств в свою пользу. Я даже подумал вдруг, а что если бы и там провести некий соцопрос, но уже выявив нечто общее, пересекающееся ли в разных взглядах? Увы, они не умеют отвечать "да-нет", потому, видно, мы их и обходим тут стороной, хотя я предлагал. Меня тоже...
- Да, я это уже заметила, - усмехнулась она, проверяя шкафчики.
- Но я о другом, вообще-то, думал, - проговорил Андрей растеряно, придерживая ее при этом. - Это ведь касается совсем не психологии, а их мышления, к тому же это и не толпа уже, массы, которые у нас исчезли, когда кончились, ну, кончили коллективы, демонстрации и партсобрания с промывкой мозгов. Думают явно самостоятельно, с некоторыми спорить невозможно, каждый начинает тебе перечить, усмехаются ли втихаря...
- Да, или делают умный вид, - усмехнулась Надя.
- Но парадокс-то в том, - продолжил он, не замечая и этого, - что у них, как у большинства, так и у одного-двух меньшинств, словно бы есть какое-то одинаковое, почти общее мышление, причем на уровне вождей и, я бы сказал, даже чуть выше, поскольку от нашего я ничего подобного, кроме озвучивания заготовок и слоганов, составленных по их запросам и ожиданиям, не слыхал. Это не Горби, который сам себе на уме, потому и остался один. Но люди не просто понимают, что вождь говорит, они словно знают откуда-то, что он должен говорить, как он должен мыслить, если бы мыслил сам, а не перед ними...
- Предложение тоже рождает спрос, - заметила невпопад Надя, заглядывая в кладовку и отпустив его руку, отчего ему сразу захотелось взять ее за плечики, - ну, и наоборот, как хотелось бы.
- Знаешь ли, газетная статистика тут не всегда попадает в цель, столичная - поскольку далека, а местная - поскольку ту перепевает или не дотягивает уровнем, скромничая, - возразил он, так и замерев с поднятыми руками, потому что увидел то, что они искали, - чая, чая. Видишь, тут, похоже, именно спрос рождает предложение. Классика!
- Это же какой-нибудь керосин? - недоверчиво поджав и без того маленькие губки, сказала Надя, подозрительно разглядывая мутноватую жидкость в полупустой трехлитровой банке, закрытой почти уже черной пластмассовой крышкой. - Или ты предлагаешь из доверия классике травануться, но не поверить?
- Нет, этот перламутровый оттенок трудно с чем-то спутать, - с улыбкой ответил он, широким шагом направляясь в горницу, посреди которой стоял круглый стол, накрытый свежей вполне скатертью. Осторожно сняв крышку, он понюхал содержимое, хотя мог бы этого и не делать. - Доставай стаканы, хозяйка!
- А я не подумала даже, зачем там рядом банка с огурцами, - тут же спохватилась она, сначала вроде бы направившись к буфету.
- Вообще, это, конечно, не мистика, а настоящий самогон, но все равно... Давай выпьем за исполнение желаний, что ли? Они ведь тоже иногда мистичны, - предложил он, подняв стакан и отпив из него демонстративно и показывая ей, что все классно.
- Первый раз пью самогон, хотя и слышала, что он похож на виски, - заметила она, тоже понюхав, но сморщившись при этом, а потом быстро выпив. - Ты знаешь, Андрюша, виски я там выпила достаточно, и... чем-то похоже, точно. Это все же мягче водки намного... И что ты загадал?
- Словами это не скажешь, - все же сказал он, притягивая ее к себе и целуя ее губки, еще пахнущие самогоном, отчего голова еще быстрее пошла кругом, а рука сама скользнула вниз...
- Нет, Андрюша, это уже слишком многословно, - сказала она, ускользнув из его объятий, едва рука его пробралась к ней в трусики и обняла этого пушистого, спящего котенка... - Не сердись, но мне так приятно с тобой просто поговорить, просто поцеловаться - ты так сладко целуешься... Налей лучше еще? Немного, на один палец, как те говорят... Нет, лучше на три - у меня совсем тоненькие!
- Как раз на три пальца и вышло, - скрывая разочарование за смешком, сказал он, наливая себе чуть больше, на свои три. - Ты тоже не сердись, но мне уже трудно было думать о чем-то...
- Странно, но о чем же ты тогда столько говорил? - удивилась Надежда, тоже с трудом вспоминая то. - Мне казалось, что ты вообще забыл про меня, как все эти киношные ученые, представляемые там обязательно дурачками. Я ведь потому только и вела тебя за руку, кстати, ну, а не потому совсем, хотя...
- А о чем я, кстати, говорил? - потряс он головой, но все же решил еще налить, чем вспоминать все равно несостоявшееся.
- О чем? - переспросила она, машинально беря у него свой стакан. - О мистике, вроде, или о каком-то мышлении, хотя мне показалось, что это одно и то же...
- Как ни странно, мне тоже так иногда кажется, - кивнул он, глядя в свой стакан. - Именно не чувства - мысли...
Эпизод 11
Черт, почему это вдруг кончилось?... Так было сладко губам, так пахло цветами, так все там вспыхнуло, но вдруг погасло... Нет, я не могу так, моя рука такая холодная, это молчит теперь, словно не узнает ее... Почему этих нет, где хотя бы эльф? Мне даже кажется, что я вижу его, но он какой-то не такой... И солнце куда-то убежало, экран такой чистый, но совсем пустой, и так вдруг холодно стало, словно это Луна забирается к тебе под одеяло... Теперь солнце заглядывает в другой экран, но там нет ничего, одно синее стекло... Этот толстый и горячий солнечный луч так далеко, и хотя в нем столько сгорает крошечных звезд, но он греет теперь холодную стену, пронзая всю комнату, но мне до него не дотянуться... Если бы он упал сюда, если бы он вошел сюда, согрел это, наполнил бы и меня так же своим теплом, зажег бы здесь тоже множество звезд... Почему это не крылья? Я бы сейчас полетела к нему...
Эпизод 12
Какой же ты недогадливый, мой маленький глупыш... Я ведь не ей это показала, потому что это не для нее, это только для тебя, малыш мой ласковый... Зачем она вообще здесь, я бы сторонилась ее... Бог мой, но меня никто не слышит, меня никто не хочет понять, хотя я и все это давно знаю, но словно бы в пустоту, и мысли улетают в пустоту, и слова вслед за ними... Если бы вы сейчас зашли сюда, если бы ты коснулся лишь этих белоснежных сугробов, которые так и не тают с тех пор, как я их постелила для тебя... Но ты не зайдешь, ты уставился сейчас в эту черную, пустую дырку, где и нет ничего, тебе только это кажется, потому что ты должен был думать это о ней... Боже, как же это трудно, как невыносимо быть самой твоей мыслью, которая не может подумать о себе самой, понять себя, приласкать, пожалеть хотя бы... Как же она сама пуста, как холодна ее пустота, моя пустота, которую мне нечем заполнить, этот солнечный свет тоже лишь видимость, он лишь рисует вокруг призрачные картинки, такие же пустые, как и сам, стоит попытаться потрогать его... Только одно может наполнить меня, заполонить мою пустоту, растопить и ее холод... Неужели я напрасно ждала столько долго? Да, целую вечность ради этого мига... Неужели впереди еще одна? Боже, хоть бы что-то нарушило ее, хоть бы что-то отсчитывало ее бесконечные мгновения, было бы легче ждать, зная, что позади уже все больше и больше остается пустых мгновений... Нет, ничто не нарушает ее молчания, лишь слышен гул таких же пустых слов в ней...
Эпизод 13
- Ну, что, обкатал лошадку? - полюбопытствовал шеф, с понимающей улыбкой поглядывая то на него, то на Веру, подмигивая остальным сотрудницам, в окружении которых сидел, похоже, в бывшей учительской с огромным диваном, где ему все же устроили люкс. - И как она?
- Саша, о чем ты? - отмахнулся тот, ставя на стол почти опустевшую банку и мимоходом замечая, что всем нет до этого никакого дела, потому что все сами по себе старались жить и мыслить про себя совсем иначе, чем приходилось делать вид перед ним, ехидно посмеиваясь, изображая что-либо ожидаемое, как например Вера, которой сейчас следовало бы изображать некую скрытую ревность, что ей больше всего и надоело в этих играх, заметил Андрей. - Кстати, не знаю, кого мы будем тут опрашивать, поскольку тут кто-то словно нейтронную бомбу и испытывал: самогон, огурцы есть, но пить и закусывать некому...
- И даже под самогон ты ее не оседлал? - не унимался уже пьяный шеф, с интересом нюхая банку. - Нет, виноградный самогон все равно лучше, хотя это не Кубань, сойдет, вижу, что ты живой, совсем не усталый, зря я только для тебя старался, лучше бы Юрику отдал ее, чтоб он помучился... Томка, ты так ему и не дала ведь?
- Александр Касьянович, как вы можете?! - возмутилась та, густо покраснев и чуть виновато взглянув на Андрея, потому что все ее тут не без оснований считали девственницей по расчету, но не обязательно девственницей. - Мы же на работе!
- Тома, я не имею в виду, что среди улицы, при электорате, хотя тот что-то тут напоминает созвучное, а ночью, когда все кошки черные, когда наступает ваше законное время, - язвил тот дальше, к счастью, переключившись с Андрея, который уже собрался уйти. - Нет, стоп, Андрюша! Учти, через пару дней может заявиться кандидат, которому тоже невтерпеж тут со своим штабом уединиться, поэтому завтра я тебе оставляю Верочку и... Утром скажу... Нужен срочно результат, хотя бы предварительный, ну, за столом чтобы поговорить было о чем с новичком... Так, Верочка, ты сама расскажешь ему остальное? Мне с этим горе-жокеем даже и говорить скучно... Да, Верочка, вы можете тоже идти, вам тоже рано вставать... Но, вы учтите, что нам надо все быстро решить, ну, вдруг будет смысл поменять кандидата, вдруг этот совсем не катит? Да, вдруг деревня ректора захочет, а не тракториста, как я сегодня - Томочку...
- Александр Касьянович! - возмущенно воскликнул та, выскочив тут же за дверь, но по пути все же столкнувшись с Андреем, облокотившимся о косяк.
- Черт, неужели она сама верит, что все еще целочка? - удивился искренне тот. - Надо же, какая сила убеждения, просто незаменимая сотрудница для нас... Бросить ее, может, под кандидата?... Ладно, спать пора, девочки, скучно с вами... Так, а теперь мы с моей Верочкой сделаем разведку... Верочка, какой сон, мы тут всегда на работе, вечный бой и все такое... Одевайся...
Эпизод 14
- Томочка, ты не занята? - робко спросил ту их внутриведомственный поэт Виктор Второв, которому даже псевдонима не надо было выдумывать - только сами стихи, а они у него тоже получались, и если бы не проблемы с его Музой, то он бы наверняка стал даже самым счастливым человеком, но без нее это было немыслимо. Все остальное для этого у него было.
- Кем занята? И ты тоже! - обиженно воскликнула та, хотя сейчас ей как раз и не хватало взаимопонимания, и он подвернулся под руку весьма вовремя. - Конечно, я не занята... А что ты хотел?
- Я? - Виктор слегка оторопел от такого прямого вопроса, потому что даже в стихах не решался на него ответить прямо, отчего те были очень аллегоричны, в них было все: война, достижение вершин и бесконечное падение с обрыва, под которым ничего не было, кроме параллельных рельсов, нигде не пересекающихся, не имеющих вершины, но вдруг... - что весьма ценили в местном литературном клубе, но, вот, она никак не могла расшифровать их смысл, все время его спрашивая, почему он не пишет о любви. - Нет, просто там такая ночь, я и подумал, может, ты хочешь прогуляться...
- Ты, Витенька,, всегда знаешь, что я хочу, - со вздохом согласилась она и тут же направилась к выходу, поэтому он сразу же отдал ей свою курточку, так как если бы они вернулись к ней за ее курточкой, она бы могла и передумать, посмотрев с сомнением за окно, на постель, к тому же, в коридоре им мог попасться под ноги этот проныра Ловченков. - Я бы сейчас сбежала с удовольствием отсюда куда-нибудь, где бы меня они уже не могли найти никогда, так они мне надоели, ты просто не представляешь, везде они, они, везде!
- Нет, Томочка, я вполне это представляю, просто всегда стараюсь представлять что-нибудь другое, - сколько раз он ни проклинал себя, но всегда словно специально начинал с этого проклятого "нет", из-за чего они хоть и не спорили ни о чем, но получалось, что вроде всегда возражали. Сейчас "нет" совсем никак не вязалось с этой дивной деревенской ночью, так и подсказывающей ему это "да!" и все другие рифмы к нему. - Я тут опять сочинил...
- Нет, Витя, давай лучше потом, сейчас ночь так хороша, что хочется просто погулять, - романтично отказала она, естественно, уже подхватив его нет, хотя оба знали и по своей работе, с чего надо начинать рекламную кампанию. - Прочтешь потом, ну, на работе? Я как представлю, что надо будет опять ходить по этим хибарам, выслушивать их глупые ответы, что мне сразу твои стихи вспоминаются - я бы лучше их слушала, слушала.
- Да, я ведь и сам в них сбегаю от этой жизни, от всех этих нет, - все же вспомнил он, хотя само слово нет, а также рифмы к нему: сонет, букет, дуэт, кларнет, монет - и в стихах его были неизбывным лейтмотивом. - Почему-то не встречаешь полного взаимопонимания в жизни, приходится искать его там, наедине со словом.
- Витенька, разве я тебя не понимаю? Мне кажется, что иногда я понимаю тебя так же, как и себя саму, почему мне с тобой так интересно даже на работе, - даже с некоторым укором сказала она, потому что так и думала всегда, ведь сам он казался ей таким понятным, в отличие от остальных мужчин и его стихов. - Неужели и ты меня не понимаешь?
- Томочка, разве это возможно? Женщина..., девушка - это ведь вечная тайна для поэта, конечно, - загадочно произнес он, благодаря ее в душе за этот вопрос. - Конечно, если думать только о быте, о буднях, то там вроде все просто, ну, если и там вдруг не подумать о высоком, непостижимом, что так и не понял до конца еще ни один поэт, даже написав на эту тему столько же, сколько Петрарка о Лауре, так и оставшейся для него непознанной... тайной.
- А если бы он познал ее сразу, то написал бы столько? - с каким-то забавным интересом спросила она вдруг, взяв его даже под руку, отчего его левой руке сразу стало холоднее, чем правой.
- Конечно, - уверенно сказал он, потому что боялся охватить разумом весь смысл того слова, боялся вновь запутаться в подсмыслах, в полутонах, потому что сейчас он только и хотел...
- Тебе курточку дать? Ты, наверно, совсем замерз? - спросила она его, когда он вдруг быстрым движением развернул ее к себе лицом, но держа за запястья, то есть за рукава этой проклятой курточки, которую бы он лучше сейчас ей предложил, медленно так надевая ее ей на плечи, поправляя лацканы, застегивая молнию, встав для этого перед ней на колени... - Все-все, пошли скорее в дом, иначе ты простынешь, и завтра мне придется бегать одной, без твоих стихов! Пошли, пошли! Витенька, не надо тут совсем ненужного героизма... Я тебя и так люблю... К тому же, дальше я боюсь идти, тут так страшно, когда нет людей вокруг...
Конечно, ей сейчас и невозможно было представить, что происходило у него и в душе, какие там рифмы бушевали, теперь уже просто требуя выхода наружу, хотя она и была права, тут было жутко холодно, что создавало еще и удивительный контраст, о котором он не мог ей сказать, хотя и мысленно это так отчетливо представлял, все почти представлял, даже удивляясь про себя, как это все не передается ей по неким телепатическим каналам, потому что тогда бы она не устояла под натиском бури, ее порывами ее бы унесло в небеса, ну, не саму бурю, а ее, для чего ему сегодня не хватило самой малости, одной только курточки, такого пустяка, просто бытового ничтожества перед самой вселенной любви, которая сегодня была уже на самом краю той бездны, а он так все еще на этом краю...
- Какой же он все же забавный, Витенька, так любит меня, но ведь мне, да и не только мне, так мало такой любви, разве этого достаточно в жизни, - думала она при этом, что он тоже никак не мог уловить по тем же каналам, - я же не смогу жить в его стихах, жить только этим, поскольку остальное он не даст, для него этого и не существует, это лишь так, некий быт, будни... Но куда я от них сбегу? Даже в его стихах нет ничего такого... Но он не понимает, что все это можно придумать, и я смогу, смогу и в других книжках прочитать, настоящих, но даже того, что есть у Юрика, и я придумать не сумею, а уж он... А ведь этим же придется жить почти целые сутки каждый день, ну, кроме сна, конечно... Да, в будни много заменяет работа, а в выходные, а в отпуске, а на пенсии? Как все сложно, хотя на самом деле очень просто, потому что простого так много как раз...
Эти простенькие такие мысли еще сильнее подгоняли ее к интернату, несколько светящихся окон которого все же не могли осветить даже улочку перед ним, не говоря уж о всей деревне, погруженной в абсолютный мрак, откуда, как ей казалось, едва она переставала мыслить, им вдогонку кто-то язвительно посмеивался, швырял ли им вслед насмешливые взгляды, почему она и старалась изо всех сил мыслить без перерывов, слыша при этом только его учащенное дыхание рядом, которое ее все же успокаивало...
Эпизод 15
- Ну, что, Верочка? Даже жаль немного, что ты не Леночка - раздвинь коленочки, так хочется тоже чего-нибудь поэтического, как у тех придурков, - бормотал им вслед и шеф в джипе, дальше которого они не пошли, он вдруг передумал, повернул назад на полпути. - Нет, все равно раздвинь, я ведь уже снял их с тебя... Верочка, ну я не могу, мне это просто необходимо, потому что надо снять напряжение, я так устаю вами командовать, столько вам сил отдаю, а мне никто их не возвращает, меня никто не любит... Давай, давай, тебе-то ведь все равно же, ну, что с твоей сладенькой случится? Я только помассирую изнутри, я уже сколько ее массирую, а она все такая же... Вообще женщинам тут и думать не стоит об этом, они ведь даже не мутируют, не меняются, не зря большевики хотели всех доступными сделать, как материалисты прекрасно понимая, что это ничего не может физически изменить, только доставит лишнее удовольствие обоим, в котором глупо себе отказывать, раз других при них не будет, начиная с денег? Бр-р, во завернули? Может, потому и не получилось?... Но разве у тебя тут что-то изменится? Это я теряю что-то, силы отдаю, а ты только обретаешь. Ой, как хорошо, Верочка! Ой, все... Все, лапонька, можешь надеть, нет, эти, новые - я для тебя купил... Я же так люблю тебя, мою верную подружку... Мм, так и поцеловал бы их, такие они дорогие, кстати... Бр-р, ты посмотри только на эти окна, какой мрак за ними, словно там одни мертвецы... Ты пойдешь? Погулять хочешь? Ладно, только не задерживайся, я волноваться буду... Ну, я пойду, мне так тут неуютно ночью, хотя днем даже здорово, что никого нет вокруг, за этими окнами, из которых за тобой никто не подглядывает... Не знаю даже, зачем мы пошли с тобой погулять, там, на диванчике, было бы так тепло, уютно... Больше не пойдем сюда... Ну, я пошел...
...Боже, как же мне надоело все это, эта его мерзкая, скользкая штука, из которой в меня попадает все это, бр-р... Только бы никто не увидел... Да, тут ты прав, тут и не может ничего измениться, это лишь у тебя изменяется, потому что я только это и чувствую, только это и жду, чтобы скорее изменилось и исчезло из меня... Здесь даже нет воды - смыть это... Даже слюни приятнее... Неужели это только таким и может быть? Тогда я не понимаю их, хотя, возможно, с любимым человеком просто все приятно, даже это, раз оно необходимо хотя бы ради детей... Да, дети все могут искупить, ради них ведь и сами роды терпят, когда еще и больно... Но тогда что же вообще это такое, не могут же люди притворяться, словно жить без этого не могут? Или Витька такой дурак, как все поэты, ахая и охая, думая, что и Томка должна охать в предчувствии всего этого, потому что другого он ей и не предлагает? Ну, если только она не знает, конечно. Неужели ради этого и мать терпела даже этого... отчима, становилась какой-то сумасшедшей? Может, просто у меня нет никакой фантазии, раз я ничего не могу представить сама, хотя сами по себе чувства бывают такими приятными, даже голову кружат слегка, но стоит это вспомнить... Нет, не хочу вспоминать, нечего вспоминать... Но все равно бы хотелось спрятаться от всего этого в каком-нибудь из этих домов, чтобы отсюда уже никто не видел тебя, словно тебя и нет там... В городе негде спрятаться, хотя там везде хочется спрятаться от людей, но они всюду. Почему у нас с Павликом не получилось? С ним мне было так хорошо, так просто... А одной все же страшно, даже здесь и-то почему-то страшновато, словно здесь все же кто-то есть... Нет, не страшно даже, одной почему-то не страшно совсем, а просто... Нет, эта скотина и тут права, надо идти, там хотя бы тепло...
- Верочка, куда ты? - раздался вдруг за ее спиной игривый голосок, отчего она даже застыла на месте, похолодев и даже присев от испуга, хотя это всего лишь оказался Игорь, внезапно появившийся из темноты с большой спортивной сумкой через плечо. - Это я так, спортом ходил заниматься, нельзя пропускать, но случайно вас увидел... Верочка, там есть домик один, может, мы это, продолжим?
- Ты о чем? - холодно спросила она, приходя в себя, расправляя плечи и поднимая голову, как обычно в приемной.
- Ну, Верочка, ты же не маленькая, все понимаешь, - игриво опять, ничуть в себе не сомневаясь, заговорил он, подходя ближе и задвинув сумку за спину. - Но только я не такой грубый, как шеф, я к тому же просто без ума от тебя... Ты такая вся, ну, просто куколка... Поверь, я-то тебе доставлю удовольствие, потому что я умею это делать, а ты же просто создана для этого, я даже немного разглядел...
- Понятно, и ты, глядун, совсем не прочь полакомиться объедками, - совсем безучастно сказала она на это, не желая даже презирать его. - Шакалы тоже, наверное, сначала подглядывают, истекая слюной... Не думала, что есть и в любви шакалы...
- Верочка, ну, какая любовь, это просто так, получить удовольствие, заряд здоровья, ведь тут же все этим занимаются, как я уже понял, - он словно не слышал ее, подойдя так близко, что от него донесся какой-то затхлый запах, словно он валялся в старье. - Мы на той работе этим тоже как физзарядкой занимались, здоровья для. Никто и не узнает, деревня абсолютно пуста...
- А тебя это пугает? - насмешливо спросила она. - Все оглядываешься...
- Что ты, меня вообще ничего не пугает, это я только о тебе думаю, - заботливо сказал он, протянув руку, но вдруг уронил сумку, в которой загремело что-то металлическое, но почти неслышно из-за дикого вопля, что пронесся в ночном воздухе над всей деревушкой, словно эхом раздаваясь изо всех невидимых окон, заглушив и его стоны. - Черт, черт, там же ноут? Ноут...
- И даже это не пугает? - презрительно бросила она, кивнув на сумку, поскольку сама совсем не испугалась этого, словно это она и кричала, спасаясь от безумия и омерзения, даже не заметив, как тот, подхватив свою грохочущую ношу, куда-то скрылся, матерясь шепотом, будто и роняя после себя шипящие в тишине блины. Она вновь была одна. - Господи, но куда же от всего этого деться, куда спрятаться? Вы, вот, смогли куда-то, а куда мне? Неужели и вы от такого сбежали, спрятались среди этой кромешной тьмы?...
- ...мы, мы..., - донеслось со всех сторон совсем тихое, похожее на шепот, эхо, - мы.., мы...