Заболотников Анатолий Анатольевич : другие произведения.

По ту сторону окон (или сила Любви)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Любовь, народ, как некоторые запросто об этом лепечут... Оказались бы они вдруг в большой, древней, но совсем почти пустой российской деревеньке...


  
   С о д е р ж а н и е:
   Акт первый....................................................3
   Акт второй...................................................43
   Акт третий...................................................83
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

В память об Андрее С., социологе,

пусть он этого и не помнил...

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   АКТ ПЕРВЫЙ
     
   Эпизод 1
     
      ...опять эта пустота бесплодной заоконной суеты, как же надоело в нее возвращаться, словно для этого лишь и уходишь. Черт, тут так много места для этих болячек... Вот, это, наверное, спина, стержень ноющей, тягучей боли с закостенелыми тяжелыми крыльями ломоты, которые никак не отвалятся... Повернуться бы так резко, чтобы не успело согнуться, прокрутиться в скрипящем суставе, и треснуло, вывернулось бы из него, а потом отпало... Нет, все равно не повернуться, спина словно примерзла к неподвижной пояснице, от которой тоже хребет можно лишь отломить резким движением, но сил на такое не хватит...
   Черт, пустота опять наполняется не тем, опять этими стержнями, острыми осями, режущими краями граней, скрипящими шпангоутами ребер... Да, немного похоже на старый баркас, так бы и переломившийся на гребнях неосязаемых волн, на которых, однако, все равно можно почувствовать себя парящим, словно на влажных, грозовых тучах, с замиранием сердца ожидая провала невесомости... Нет, сейчас подо мной сама жесткость, холодная твердыня неба, которую и невозможно представить, потому что чувствуешь лишь саму спину, лишь ее застылую обшивку, раздавливаемую о ту жесткость закостенелым остовом... Надо ли открывать глаза, стоит ли? Сухие скорлупки век словно присохли к, точно, роговице, точнее не скажешь...    Нет, это не точно... Скорее, глаза сейчас - только чуть выпученные выступы всего пересохшего, саднящего мозга, похожего на ядро огромного грецкого ореха, которому так хочется хрустнуться на ее зубах и рассыпаться, так ему невмоготу сейчас ощущать себя, думать обо всем этом, высовываться наружу, раздвигая эти сросшиеся за ночь скорлупки... Лучше бы это были створки раковин, внутри которых должно быть что-то мягкое, студенистое, каким и должен быть мозг, столько мечтавший о благости покоя, о легкости полного удовлетворения уже абсолютной ненужностью ничего... Черт, но ничего же и не нужно, ничего тут и не может быть нужным, потому что и нет ничего, остался лишь пустой звук? Зачем же тогда открывать глаза, зачем было просыпаться из того полного движением и жизнью сна, где так хотелось летать, где осталось лишь оттолкнуться от зыбкого края уступа, на котором и так уже почти парил в струях горячего и влажного тропического вихря?... Как будто ты не знаешь, чем заполнена эта пустота вокруг тебя, как будто что-то удивит тебя здесь, куда приходится постоянно возвращаться, словно забыл что-то важное, но не можешь только вспомнить - что!? Да, и заорать даже не получается, легкие не хотят напрягаться, не могут, там сразу что-то начинает булькать, сипеть, словно в них не утренний воздух, а прокисшая чернь ночи, подкатывающая к зыбкому краю горла... Черт, неужели для того лишь и просыпаться, чтобы избавиться от тошноты, чтобы разминать, вытягивать из сухожилий эту закостенелую боль едва слушающимися мышцами, целое утро борясь с самим этим никому не нужным пробуждением, постепенно переполняющим тело совсем не былой легкостью, свежестью, а стонущей тяжестью земного, видно, притяжения, из которого никак не вырваться... Даже по жилам растекается совсем не горячая кровь, а эта ледяная тяжесть, словно по ним продирается весенний ледоход, холодные струйки тягучей влаги, полные колючей шуги, царапающей изнутри ломкую кожу... И это считается живительной влагой, а то, что она разносит по телу - жизнью, пробирающейся под кожу, как ледяной воздух под одежду, когда выскочишь вдруг зимой на мороз, накинув на исподнее полушубок и сунув голые ноги в валенки... Но сейчас же, вроде, весна, хотя, может быть, осень, даже скорее осень, потому что каждое утро тут было относительно холоднее, хотя там... все могло быть по другому, как кому-то казалось...
   Эпизод 2
     
      Там, то есть, по эту сторону залитых утренним золотом или еще полных ночной чернью окон центральной улицы небольшой деревни все, действительно, казалось иным, если не обращать внимания на спешно подсыхающую грязь обочин, на которую уже наползал краями зеленый ковер неистребимых ничем сорняков, плевел ли, которым не страшны никакие лихолетья, ни даже всемирные потопы, словно они для того и были предназначены, чтобы поглощать жадно, буйно жирея при этом, все ненастья и даже людские невзгоды, в признательность за их обилие украшая и расцвечивая округу изумрудным ворсом мягких трав, усыпанным солнцем, умывающимся по утрам розовой водой еще свежих зорь, золотыми брызгами ранних цветов, которые и сами чуть похожи на пчел...
   Эти мягкие, местами и контрастные переходы между еще не проснувшейся после долгой зимней спячки землей с выветрелой, потрескавшейся под переменчивыми ветрами кожей, и пятнистыми покровами бурно воскресающей жизни, пробивающейся повсюду, из мириадов трещинок, лопающихся ли от нетерпения почек, не просто радовали взгляд, а словно бы тоже пробуждали его, распахивали лучи ресниц навстречу свежим потокам просыпающейся повсюду жизни.
    Даже могло показаться, что он сам потихоньку начинал светиться, разгораться, излучать тепло нетерпения на природу, торопя ее на свидание и с этим днем, пусть одним из их нескончаемого множества, но уже этим радостным предчувствием отличным от всех остальных, большей частью серых и хмурых среди вечно мертвого камня городов...
      - Да, Вечный город - это все же слегка мрачноватая метафора, - подумал или произнес даже он, выбираясь из теплого микрика на одну из зеленых полянок, ступать на травку которой даже было страшновато, она сама казалась еще зыбким краем равноденствия, который мог вдруг подломиться под слегка занемевшими от тяжести ногами, под которыми вновь могла вдруг разверзнуться холодная и пустая бездна того повторяющегося сна, видения которого так и хотелось смыть с лица, вымыть из-под век слегка влажноватым теплом утреннего солнца, которому здесь ничто не мешало растекаться по чаше горизонта.
      - Ты, что, ворчишь что ли, Андрюша? - удивленно спросила его Вера, торопясь выбраться следом за ним из микрика, даже его чуть подталкивая размягченными после сна ладонями, словно ей не терпелось первой увидеть все, пока его не затерли взгляды всех остальных...
      - Нет, Верочка, - даже чуть сопротивляясь давлению ее ладошек спиной, плечами, вспоминая, каким было мягким пробуждение на ее горячем плече, почти ласково отвечал он, - просто хочу поскорее выдохнуть из себя и тот вечный воздух города с последним воспоминанием о нем, как вообще о городе... Стоит лишь представить себе, как огромна эта деревня, не отделимая от всей земли, как наш городишка схлопывается со всеми остальными в одну груду камня, стекла и геометрических пустот... Сейчас я вдруг понял, что совершенно без разницы в каком городе жить - кроме него можно жить только здесь, хотя я помню столько мест, где даже намека на что-то жилое не было на сотни верст вокруг. Больше всего я жалел именно одноэтажную Россию, так быстро исчезавшую среди хрущевских новостроек...
      - Можно прогуляться, осмотреться, пока все раскачиваются, да и деревушка словно спит еще, - мягко предложила она, щурясь от слепящего ее золотистые глаза солнца, отчего ей даже приходилось вновь трогать его ладошкой, чтобы убедиться, что он здесь еще. Она тоже помнила это долгое пробуждение, когда не хотелось открывать глаз, даже дышать, чтобы не разбудить его в этот мир, переполненный условностями, границами раздела, пусть даже здесь, в деревне, и теряющими свою определенность...
      - Пошли, - охотно ухватился он за ее предложение, потому что и сам хотел сбежать сейчас от остальных, - шеф все равно не скоро приедет...
      - Вы куда? - скрывая явную заинтересованность и тут же очнувшись, спросил их Ловченков, начальник второго отдела их так называемого управления социального мониторинга, высунув свою совершенно круглую голову из второго микрика. - Шеф сказал - не расходиться, ждать его...
      - Мы пока и посмотрим, куда же тут можно не расходиться, - беззлобно отмахнулся Андрей от назойливых мух его взглядов, вечно высматривающих какой-либо негатив, почему его отдел и занимался больше контрпропагандой конкурентов, без дрожи в руках исписывая их как бы лозунгами, призывами голосовать за них даже святые для горожан памятники павшим героям. Точнее, руки-то его дрожали при этом, но от какого-то сладострастия, ну, наверно, потому что они и занимались чем-то пошлым, непозволительным, да еще и под покровом ночи, скрываясь от милицейских патрулей, но с обязательным ментом-сопровождающим в салоне своего микрика, хохоча над их азартными переговорами по рации, заводя смехом и мента, превращая все в этакий штатовский боевик с погоней...
      - Что ж, тоже занятие, - довольно заметил тот, радуясь всякой возможности дать на что-нибудь разрешение от имени шефа, даже если его и не спрашивали. - Сразу и быка за рога...
      - Да, я бы тоже прогулялась, - сказала вдруг за его спиной Томочка, но тут же поправилась, - но нет, нет, это я просто так, Юра, пошутила... Еще немного хочется поспать, пока шеф не приехал...
      - А что, весеннее утро раннее, пора водопоя, наверно, хотя теперь тут вряд ли есть кони, - хотел было ее поддержать Витя, как всегда поэтично и невпопад, торопясь, опуская детали, связи и не зря - взгляд ее остановил его почти на самом скаку...
      - Слушай, какой зануда! Ему все еще хочется чувствовать себя твоим начальником, - заметила Вера, тоже радуясь, что теперь она тому никак уже не подчиняется, но Андрею подчиняться ей очень хотелось, дай он только повод, хотя еще совсем недавно они были на равных, и она сама поначалу пыталась им чуть-чуть управлять, но как-то не получалось, хотя он и не оказывал никакого сопротивления, просто никак на это не реагируя, чем всех ставил в тупик. - Ты, Андрюша, даже не представляешь себе, какое это удовольствие - подчиняться тебе, когда ты даже не пытаешься... нами командовать.
      - Вера, а если я все же сейчас тебе прикажу... что-нибудь этакое? - вдруг спросил он, прижав к себе ее ладошку, которой она держала его под руку, слегка перебирая пальчиками.
      - Я мгновенно все исполню! - тут же выпалила она, сжав его руку, но потом глубоко вздохнув. - Но ты же не прикажешь?
      - Ты права, я в этом как раз не нахожу никакого удовольствия, - ответил он, не отпуская уже ее ладошку, но с каким-то удивлением поглядывая по сторонам. - Тебе, Верочка, не кажется, что деревня словно бы вообще пустая? Шеф, правда, намекал на что-то, на какую-то новую заготовку под выборы, но он же темнила, все в шпионов, как его батя, играется... Сейчас это для деревень не удивительно, конечно, но не настолько же. Слышишь - ни звука! Ни птиц, ни кузнечиков, ни... Может, мы не в ту все же заехали?
      - Не только кажется, но я бы и хотела, чтобы она была совершенно пустой, - сказала она, обняв его за талию второй рукой, едва они свернули в неширокий, извилистый проулок между покосившимися заборчиками, увитыми прошлогодними еще, никем не тронутыми, стеблями вьющихся трав, кое-где хмеля, за которыми можно было едва разглядеть заросшие бурым бурьяном огороды и уже укрывающиеся от взглядов чужаков зеленой дымкой сады. - Представляешь, месяц пожить в деревне, но по-настоящему, может, даже заняв какой-нибудь пустой домик? Поищем?
      - Давай, - тут же согласился он. - Но вдруг там?...
   Эпизод 3
     
      ...странно, этот звук был не из сна, какой-то он совсем чужой, фальшивый даже, так резанул по ушам... Интересно, а я могла бы на чем-нибудь играть, ведь я так все тонко слышу? Ведь даже эти мыши шуршат там в углу всегда по-особому, топот их ножек, хруст чего-то на зубках - все сливается в какую-то мелодию, которая, правда, вливается незаметно в другую, в другие ли, иногда уже звуча, словно большой оркестр... Да, почти как та музыка, под которую эти настоящие феи и эльфы танцевали тогда, давным-давно, тот балет, где они исполняли роли птиц, лебедей, но оставаясь так легко, воздушно порхающими феями... Как жаль, что та музыка была последней и умерла тогда вместе с телевизором!... Но нужно приподняться и посмотреть, откуда этот непонятный, на что-то все же похожий, звук донесся, вдруг там что-то изменилось, вернулось?...
   Зря я вчера совсем разделась, хотя мне так хотелось вновь рассмотреть свое тело, опять его потрогать, особенно там... Но отказаться было невозможно, там оно все же меняется, хоть и незаметно, конечно, но всегда появляется и что-то новое, если по-другому потрогать... Кажется, я даже что-то почувствовала вчера, словно под моими уже пальцами было что-то теплое, словно это уже не холодный мрамор неподвижности...
   Мрамор? Откуда это слово - не помню... Да, одевать его трудно, я понимаю, потому что где-то там оно и становится таким непослушным, словно вообще пропадает, но по тяжести всего того так не сказать, словно недвижное то и является всего основой...
   Нет, достаточно, то можно оставить и под одеялом, нужно скорее выглянуть в окно... Черт, может, сорвать эти занавески? Нет, тогда никуда не деться от этой привязчивой Луны, которая часто заглядывает совсем не вовремя, словно ее кто звал... К тому же, они чуть похожи на тот тяжелый, бархатистый занавес, за которым и пряталась сказка про тех лебедей, пока его медленно, словно веки неба, не раскрывали совсем невидимые, но сильные эльфы, которым я иногда доверяю снимать с себя и это платье, тоже не сразу замечая, что под ним скрывается, потому что оно и появляется при этом, особенно, когда край его скользит по этому, а потом по этим бугоркам, вскоре застилая мне глаза такой легкой темнотой, к которой руки сами уже тянутся...
      Нет, я же не для этого сейчас их открыла, чтобы вспоминать это? Да, и занавески я не затем раскрывала, чтобы думать о платье... О, это солнце вечно пачкает по утрам стекло золотой пылью, хотя я согласна, сквозь нее все даже забавней выглядит, даже эти зеленые крапинки, рассыпанные кем-то ночью повсюду, словно маленькие бабочки, облепившие темные, искореженные стужей ветки, боль в которых из-за этого я иногда так остро чувствую, словно она от них передается и моим рукам, всему моему телу, на которое тогда смотреть уже невыносимо, хочется разорвать его ногтями и, если бы не то..., я бы и разорвала...
   Но вдруг то вырвется на волю, упорхнет из меня навсегда, ведь оно так рвется порой наружу, так бьется в мои руки, что приходится крепче прижимать его к себе, усмирять в груди... Нет, перетерпеть те впечатления боли все же легче, чем снести эту потерю, ведь тогда вообще ничего не будет, тогда я останусь совсем одна...
      О, как странно! Нет, это не эльф с феей, но так забавно светятся их лица, словно их и нарисовало солнце на стекле... Да, этот экран все же больше, за его края можно заглянуть, хотя картина в нем почти никогда не меняется, и только птицы изредка залетали в него, но... Сегодня появились эти двое... Он, видимо, принц, хотя и без короны, естественно, потому что он ведь не во дворце... А она так похожа на принцессу... из какой-то уже совсем забытой сказки... Нет, не могу вспомнить, это я видела так давно, а в голове моей столько дырок, которые слышат, видят, дышат, могут говорить, теряя слова уже навсегда, безвозвратно, словно бабочек-однодневок!...
   Но это не важно... Ой, он же и любит ее, да, он целует ее прямо посреди экрана и... трогает ее припухлости тут, а также... О, как, наверно, ей приятно - трогать это чужими руками! Как хорошо, что я не опустила платье ниже, и его руки словно и у меня здесь трогают, мне даже не надо это делать самой и я словно чувствую их, его руки... Они словно настоящие, словно это не кино...
   Нет, не уходите!... Нет, кричать я не буду, вдруг они больше не вернутся, испугавшись? Они должны думать, что это у них все по-настоящему, что это не кино, и зрителей тут нет... Вернулись. Может, это их дом? Нет, не дом, понятно, а почти сказочный замок, просто спрятанный за этими стенами, под старенькой крышей, чтобы никто не догадался, не проник в их тайну, которую теперь знаю еще и я, но...
   Да, это могила, но я никому не скажу, даже если бы и было кому... Теперь я не стану закрывать занавесок, чтобы они не заметили, пусть даже и Луна сюда сунется своим раскормленным лицом, сожрав половину звезд на небе - вдруг они и ночью выйдут покружить среди звезд, что не удивительно для фей и эльфов, для сказочных принцев...
     
     
   Эпизод 4
     
      - Странно, ты не находишь? Дом вполне ничего, к тому же, как жилой совсем, но пуст, - озадачено заметил Андрей, обойдя его весь и остановившись перед все еще дожидавшейся его посреди просторной горницы Веры, как-то напряженно старающейся не смотреть ему прямо в глаза. - Верочка, ты не боишься этого?...
      - Немного... Я хочу, чтобы ты меня обнял, защитил от этого, от всего защитил, - вдруг решительно прижавшись к нему с опущенными вниз руками, сказала она, чуть подрагивая при этом. - Понимаешь, Андрюша, я всегда такая решительная, может, даже наглая и вообще, потому что не могу сама себя защитить ни от чего, особенно, от шефа... Я всего боюсь, потому что просто чувствую, как я сама беззащитна перед всем, а больше перед тем, чего нет... Да, ведь ничего же и нет, но от этого еще страшнее иногда... Сейчас есть ты, я понимаю, что это только сейчас, но мне уже почти ничего не страшно, я хочу этого... Я хочу ощутить себя, почувствовать твоими руками, что у меня столько много всего, что я все же женщина, что у меня есть - что полюбить... Не говори только, я сама знаю, что это лишь сейчас, и даже лучше всего, если ты просто это сделаешь, чтобы потом забыть и меня этим не мучить, поэтому... Андрюша возьми меня просто, ничего не говоря, ничего не думая... Я уже чувствую, что он хочет меня, что он уже почти любит меня, ну, просто так любит...
      - Милая, он давно уже тебя любит, давно хотел тебя, - сказал все же он, соглашаясь мысленно с ней насчет всего остального, от чего и здесь нельзя было спрятаться, как вначале показалось... Он просто осторожно начал гладить ей груди, чувствуя, как напряглись ее сосочки, целуя ее губы, устремившиеся ему навстречу, словно хотели целиком отдаться наслаждению поцелуя...
   Рука его, расстегнув пуговки на ее блузке, коснулась ее мягкого живота, чувствуя как он слегка напрягается под ладонью, скользнула ниже, ощущая, как тело ее тоже все напряглось, словно само пыталось освободиться от уз тесной резинки, но тут же устремилось к жару его ладони, вжимаясь в каждый его палец, с нежностью проникающий сквозь чуть щекочущий пух к трепещущим от ожидания губам, сладко занывшим, едва его рука обняла их, а уже влажный его палец проник внутрь, лаская их оттуда, уже неудержимо скользя к краю самой бездны, где у нее уже вскипала, бурлила страсть, изливаясь навстречу ему потоками горячего нектара...
   Она сама себе показалась невесомой, одной крылатой нежностью, когда он подхватил ее на руки и понес к застеленной кровати, опустив на которую, словно на облако, и раздевая ее... Она даже не могла помогать ему, так ей хотелось целиком отдаться в его власть, отдаться ему, что она уже почти не ощущала сама себя, своего тела, вдруг исчезнувшего - она была одно огромное, сплошное ожидание этого... Она лишь чувствовала, как грудь ее вдруг с истомой погрузилась в горячий и влажный поцелуй его губ, куда тут же по ее жилкам устремилась и вся она, чувствовала, как волна его поцелуев пробежала по животу вниз, вдруг взорвавшись целым фейерверком искр там, где его губы коснулись всего лишь одной крохотной точки, откуда по всему телу прокатились такие разряды сладостных токов, что она почти не заметила, как он уже был на ней, а его пылающая, напряженная плоть проникала в нее, раздвигая воспаленные края ее лона, вдруг показавшегося ей беспредельным, охватывающим всю ее изнутри, где ее заполнял он жаром своего слепящего все чувства излучения...
   Она чувствовала, как бьется от его прикосновений вся ее плоть, как истекают соком ее трепещущие недра, над которыми проносится ураганом его страсть, покрывая все внутри у нее сплошным, необъятным поцелуем ласки... И все это было в его объятиях, она могла все это ощутить, потому что и сама была в жарком облаке его рук, его трепещущего от прикосновений к ней тела, которому она передавала все, чем он переполнял ее изнутри, особенно, когда там всему этому стало так тесно, когда уже каждая клеточка, которой он касался, готова была взорваться и взрывалась, едва он пронзал ее до самого дна, которым вскоре стало все у нее внутри...
   Она уже не могла выдержать этой истомы и распахнулась навстречу упругим струям забившего вдруг из него источника дикого экстаза, на какой-то миг сжимаясь в едва ощутимое ничто, стоило тому лишь на миг покинуть ее, замереть где-то там, на краю вселенной, чтобы вновь обрушиться в ее разверзающуюся бездну страсти потоком ласки...
      - Что это, Андрюша? - изумленно спрашивала она, еще чувствуя внутри себя его горячую, чуть пульсирующую плоть и слыша своей грудью биение его сердца, которое ей так хотелось клюнуть своим еще стонущим от ласки сосочком.
      - Ты тоже испытала это? - тоже немного удивленно спросил он, глядя ей в глаза так, как можно смотреть только в бездонное небо, как нельзя даже смотреть в воде, где все равно хоть и призрачный край но был ощутим. - Ну, это что-то невероятное, милая, это не просто чувства, я словно видел вокруг себя все это, я словно был там, в тебе, где... Это словно вселенная, понимаешь... Нет, я сам не понимаю... Ты, ты просто невероятная, ты само чудо, мне даже казалось, что это длилось целую вечность...
      - Мне тоже, - тихо прошептала она, но ей не хотелось ему признаваться, просто ли говорить, что раньше она не испытывала ничего подобного, что раньше все начиналось и кончалось там, тесные рамки чего она отчетливо ощущала, как и то, что проникало в их пределы, отчего можно было просто закрыть глаза и ничего не видеть... Нет, теперь ей казалось, что он и был у нее первым, таким первым, и она не хотела ничем затмить это ощущение, которое и без того так стремительно убегало из нее, словно сон...
     
     
   Эпизод 5
     
      ...но что это, такого же просто не бывает, такого не может там быть, и я не вижу больше этого? Тут просто вьющиеся волосики, эта невидимая совсем, холодная раковинка среди них... В ней почти ничего нет, нет даже крохотной жемчужинки, вообще ничего, как и повсюду, но там же только что была эта бездна, поглотившая меня целиком, превратив меня саму в нечто необъятное, беспредельное, словно в бескрайнее небо, но полное золотого света и сияния нестерпимо искрящихся звезд, абсолютно свободных, никак не связанных с жесткими рамками даже этого большого экрана, за которым все же можно постараться многое увидеть.. И все это было таким осязаемым, таким упругим, хоть и бестелесным, словно эта упругость была не моей, но она всю меня переполняла... Нет, мне такого даже не снилось, я не помню такого... Мне ведь даже показалось, что и там, ниже, все было таким легким и воздушным, и там что-то было, словно граница безмолвия вдруг сместилась дальше, потеряла какую-то определенность пусть даже на мгновение... Неужели это они принесли с собой такой сон? Да, он, принц, словно бы чуть изменился, и я чувствую в нем что-то такое, что мне напоминает... Нет, не знаю, просто чувствую что-то в нем... А она... Нет, как будто это я и была... Черт, даже руки свои я словно бы чувствовала совсем другими, словно они были какими-то воздушными, полными и..., словно я трогала ими что-то, словно лучом солнца... Неужели ей доступно такое счастье, а, может, и гораздо большее? Да, хотя бы просто так идти с ним рядом, держа его за руку...Куда же они уходят? Не уходите совсем! Вернитесь!...
     
   Эпизод 6
     
      - Но надо идти, как всегда надо, - сказала Вера, вздохнув и вдруг осознав, что должна быть рассудительнее своего чуть странноватого начальника, который и по рабочим вопросам иногда вел себя не вполне адекватно, иногда, похоже, просто не замечая происходящего... Увы, а ей приходилось себя вести, ну, как бы проще, хотя эта простота была совсем не такой, какой она хотела бы ее воспринимать...
     - Верунчик, нет, что ты, такую работу, в администрации, куда все мечтают попасть, просто нельзя терять, - как всегда взвешено рассуждал ее благоверный, когда она попыталась ему смутными полунамеками, с совершенно иными акцентами и ударениями, объяснить, почему ей почти сразу же стало невыносимо находиться в этом, на первый взгляд таком дружном коллективе, так весело отпраздновавшем ее прописку выездом в лес на шашлыки, закончившемся на заднем сиденье джипа их шефа, где ей было уже глупо сопротивляться, потому что она очнулась от какого-то забытья совсем голой и на его коленях, с этим уже внутри, с ужасом вспомнив, что не пропускала ни один тост, ни один товарищеский брудершафт, с которыми к ней подкатывали такие обходительные мужчины и даже девицы из ее нового коллектива... Строить из себя девочку замужней женщине, к тому же на собеседовании старавшейся показать себя такой независимой, современной и вообще свободомыслящей, какой и должна была быть эта новая власть, в тот момент было поздно, потому что он уже был в ней и со своей вечно одинаковой улыбочкой внимательно смотрел в ее прозревающие от этого глаза. Никакой страсти, даже дымки тумана в этих внимательно изучающих ее глазах, будто копающихся у нее где-то там, в студенистых, расплывшихся мозгах, рассказывая ей при этом какой-то анекдот...
   Но сказать это мужу было бы еще глупее, потому что у них и не было таких уж слишком откровенных отношений, она вышла замуж за бывшего коллегу по прежней работе, который был старше и всегда казался ей таким надежным и обходительным, но только с ней, уже за год до их свадьбы вообще словно бы не замечая вокруг себя других женщин, ей же демонстрируя свое нескрываемое предпочтение. Нет, и после свадьбы он оставался обходительным, предупредительным, надежным своей неизменностью в этом, но и в постели уж слишком сдержанным с самого начала, словно берег ее для чего-то, что так и не наступало. Но то, что он даже не пытался ее понять, прочувствовать это хотя бы в виде опасений, догадок, ее сильно огорчило, она словно бы лишилась его надежности, опоры, какой уже не чувствовала в себе.
   - Мечты? - холодно, почти равнодушно переспросила она, видя, что он ее просто не слушает. - Иногда они не сбываются...
   - Пойми, устроиться туда на работу просто несравнимо труднее, чем потерять ее, но держаться все же имеет смысл, - продолжал он развивать явно нравящуюся ему тему, после ее устройства туда даже намного бережнее, трепетней относясь к ней. - Сама понимаешь, милая, что власть опять слишком большую роль играет и в нашем бизнесе, да и вообще в жизни, и совсем не собирается сдавать позиции, для того и убрав оттуда Гайдаров и прочих, а здесь, в глухой провинции, и не допустив их туда, просто перебравшись в нее из-под старых вывесок, как в подворотни... Но теперь она еще и совершенно никем не контролируется, потому что их же собственной партии над ними нет, откуда и неизбежны эти перегибы и прочее, что ты и почувствовала на себе, как я понял...
   - Какие уж там перегибы, - усмехнулась она, - все прямо и несгибаемо! Твердым курсом - вперед! Все - на демонстрацию мод!
   - Здорово ты про демонстрацию мод, надо же, умничка! Да, все так, да и у нас тоже. Милая, но это в жизни может дать нам некоторую дополнительную свободу действий, выбора, почему ради этого надо чем-то и пожертвовать, как бы в этом неважном умерить свои претензии что ли, - он словно и не замечал ее намеков, находя все новые аргументы. - И зарплату же твою не сравнить? Нет, конечно, если что-то из ряда вон выходящее, то ты даже не сомневайся, не скрывай от меня, мы сразу найдем решение, уж положись на меня... Но я тебе одно замечу, что и в нашей работе столько такого всякого, это просто я тебя опять же оберегал от всего этакого... Ну, вот такая она теперь жизнь, как бы больше свобод, но ты среди них стал сам более беззащитным, один на один остался перед ними, почему мы, конечно, здесь должны быть вместе, вдвоем все же легче...
      Увы, но тут вдвоем тем более не получилось, а раз уйти было некуда, то пришлось смириться, к тому же чего-то такого ей дома все равно не хватало, да и подруг ее на работе это совсем не трогало, они словно и не замечали ничего, просто в целом позволяя себе от души язвить над шефом, а поэтому стать одной из них оказалось весьма простым делом, хотя какие-то туманные надежды на нечто большее вдруг пропали, потому что для них вообще нигде не осталось места...
   Там было хотя бы обходительно, а тут вообще стало просто дополнительной работой, ну, понятно, что они все получали в целом больше за ненормированный рабочий день, особенно за эти частые командировки, где было просто весело, вообще не хотелось и можно было ни о чем не думать... К счастью, кроме нее было достаточно сотрудниц, весьма часто появлялись и увольнялись новые, поэтому все это не так и доставало, можно было закрыть глаза и даже попытаться получать удовольствие.
   К тому же тот как бы и не возражал против интрижек внизу, сам даже пытался их организовать, но до этого дня она и мысли о том не допускала, хотя и заметила, что Андрей совсем иначе на нее смотрел. Он был по какой-то причине независимым от шефа, обращался с ней как с женщиной, которая ему просто нравится, что она чувствовала, точнее, что до этого почти уже перестала чувствовать в себе, но вовсе не считав себя не достойной этого...
   Но все равно она уже не могла не осознавать, что и здесь для нее есть некие рамки дозволенного, в которые ей и сейчас пришлось возвращаться, напомнив об этом и ему... Нет, остаться здесь насовсем - это было сейчас не просто мечтой, это было даже невыносимой мукой, потому что было таким нереальным... Все эти деревушки стремительно пустели, молодые просто бежали отсюда, куда глаза глядят, а ведь и она была совсем не старой. Можно было лишь мысленно благодарить судьбу, что та смилостивилась все же над ней и подарила ей такое, лучше неповторимое...
   - Не представляешь, Андрюша, с каким наслаждением я буду смотреть на его рожу, скрывающую недовольство за язвой, заботой, - она даже не знала точно, о ком она сказала те последние слова.
      - Ты так много внимания уделяешь тем мелочам, - обронил он, все же не дожидаясь от нее ответа, хотя и вряд бы мог понять, какую же роль эти мелочи играли в ее жизни, где кроме них ничего и не было, а теперь, когда все погрязли в нескончаемых делах, в их суете, даже не ожидалось, не предполагалось ничего, кроме разве что такого совершенно случайного и поэтому, видно, столь необычного...
     
   Эпизод 7
       
     - Ну, что ж, теперь ты тоже начальник, теперь тебе тоже позволено что-то решать в некоторых рамках... приличия, - язвил уже шеф, поглаживая мефистофелевскую бородку на своей такой же, из той же оперы, но вечно слащавой физиономии, которую сам он считал именно дьявольски красивой, пристально разглядывая вернувшихся блудных сотрудников со стаканом в руках, решив вначале все же отметить новоселье, первый день свободы от семьи, прежде чем заселиться, найти хотя бы место. Больше всех своих подчиненных он любил эти командировки, полевые работы социологов, потому хотя бы, что все они здесь уже никуда не могли скрыться от него, здесь он мог знать о них все, опекать их на каждом шагу и так далее. Конечно, поведение Андрея его задело, но он бы никогда не снизошел до того, чтобы показать это всем. - Ну, вы хотя бы для себя нашли тут гнездышко? Мне эту деревню посоветовали для размещения, хотя я пока ничего подобного гостинице с одним люксом, нет, с двумя еще полулюксами, не заметил... Шучу, конечно, как вы понимаете, все я знаю заранее, но просто это будет уже не наша, не ваша забота.
   - Конечно, о такой деревне можно придумать все, - кивнул Андрей понимающе, давно уже занимаясь выборами, - было уже...
   - Кстати, знакомься, Андрей Семенович, это твоя новая сотрудница, я тебе только могу ее доверить, хорошо зная тебя по отзывам самого губера! - сказал шеф, странно глядя на него, словно и видел опять за его спиной самого губера, но кивнув на молодую, кудрявую женщину, сидевшую в джипе. - Да, ребята, о нас всех он так же хорошо отзывается, как о едином, цельном, хорошо спитом коллективе... Или вы, Андрей Семенович, даже пить бросили?
      - Брось, Саш, - ответил тот на это в обычной их манере, тут же наливая водки и себе, и Верочке немного, беря из ее рук бутерброд с сочной ветчиной, с улыбкой подмечая, что выбирать закуски, выпивку и прочее шеф умеет, тут он непревзойденный организатор застолий, как и всего остального, потому что это ему доставляло невероятное удовольствие. - Я от него таких комплиментов не слышал - только от тебя... А здесь мы с Верочкой успели рассмотреть, что деревня словно полупустая, и мы бы вполне могли разместиться по домам... Там никого нет, вообще, словно все куда-то выехали совсем недавно...
   - Как из Чернобыля, - добавила Вера, разглядывая новенькую.
   - Нашей нейтронной бомбы, - добавил Андрей, - словно и упредившей остальной мир от подобных глупостей...
   - Неужели ты думаешь, что наши там все такие умные? - шеф явно красовался перед новой сотрудницей, почему не хотел даже вступать в обычную для них дискуссию. - Как ты, да...
   - Вряд ли такое - от большого ума, - заметил Андрей.
      - Хм, вряд ли вы успели слишком много рассмотреть, как мне кажется, - продолжил шеф, разглядывая их, акцентируя на том внимание и остальных, что доставляло ему почти физическое наслаждение, он даже поглаживал при этом плечо своей секретарши, - но я бы пополнил ваши наблюдения... Мы с моей уже Верочкой тоже кое-что успели посмотреть, но, кроме председателя в сельсовете, никого не заметили. Он тут, похоже, держится из-за зарплаты, раз ее платят, но платят только ему... Поселиться же, однако, нам придется всем скопом в заброшенном же интернате, потому что деток тут, ясно, давно строгать было некому, но все там в таком состоянии, словно еще вчера в этих койках спали невинные мальчики и даже девочки. Да, а в сельсовете у нас будет штаб. Он утром выдал себе зарплату и свалил куда-то. Удивительный наш чиновник, бывший партиец, ясно, та уже неделю у него лежала в сейфе, но пришел он за ней и выдал себе ее ровно первого числа, сегодня, как будто тут вокруг полно глаз и ушей давно почившего народного контроля, если не более того. Да, он и говорил со мной, прислушиваясь к чему-то, словно это у меня в животе бурчало. Я, правда, не знаю, зачем ему тут зарплата вообще, так как магазина не заметил, но... Мне тут нравится, а вам как, Надя?
      - Мне пока у вас вообще все нравится! - бойко стрельнув в сторону Андрея и Веры своими черными маслинами, ответила новенькая, выйдя из джипа и подойдя к своему непосредственному начальнику поближе. - Я даже не представляла, что бывает такая работа, за которую еще и неплохо платят...
      - Чудненько, тогда ты - да, мы тут все на ты - тогда ты, Наденька, будешь как бы самым высокооплачиваемым секретарем у Андрюши, потому что секретаря у него нет, а сам он вечно все забывает, как любая творческая натура, - сыпать комплименты шеф просто обожал, особенно вгоняя в краску адресатов. - Учти, его иногда и ночью мысль посещает, если он не перепьет с вечера... Шучу! Мы здесь только на работе, просто она у нас специфическая, тоже творческая, ведь мы должны и электорат убедить, что ему тоже хорошо живется, чему мы и должны быть примером... Поскольку район у нас большой, и работы будет много, то нам сегодня следует хорошо отдохнуть... Нет, но деревню все же, Андрей, вам с секретарем надо исследовать подробнее, попутно введя ей, то есть, ее в курс дела. Нам здесь придется работать с нашим кандидатом, отрабатывать мероприятия с его огромным штабом, поэтому понять опасения председателя стоило бы... Ты же знаешь, кем был мой папаша? У него в руках были уши и глаза целого края, поэтому только из его сказочек на ночь и с соплями после них в платочке я себе столько мог представить подобного, что ничему не удивлюсь... К тому же, замечу, люди тут, то есть, избиратели, электорат, конечно, есть, как ни странно, Андрюша, и более того, как голосует эта деревушка, так и весь район, что уже давно подмечено. Да, мне тоже странно, потому что нет даже никакой погрешности, совпадение до сотых, до которых мы и считаем, округляем прогнозы...
      - Так, может, мы быстренько опросим тут, да и свалим вообще? - тут же поймал мысль шефа на лету, но не всю, как всегда, Юрик Ловченков, наливая тому еще водки, себе тоже не пожалев на сей раз, хотя был очень осторожен в таких делах.
      - Дорогуша мой, Сократик мой ненаглядный, во-первых, бывших материалистов ты в этой мистике не убедишь, а, во-вторых, тогда они нам премиальных не заплатят, поэтому этого кроме нас никто и не знает, - погладив того по круглой головке, изрек шеф, сам мистику просто обожавший, но специально для него чересчур замысловато, демонстративно любуясь произведенным впечатлением, из-за этого даже считая себя поклонником импрессионистов. - К тому же, что самое невероятное, ты ничего до последнего дня тут не выяснишь, хотя с твоими ножками, ну и с Томочкиными тоже под мышкой, ты бы обежал все это за полдня, даже за треть... Увы, дорогуша, Андрюше с отделом тут придется работать столько же, сколько тебе по всему остальному району...
      - Охренеть! - выпалил тот, сразу же поняв главное и бросив на Андрея завистливый взгляд.
      - Не переживай, я тебе каждый день буду выделять от него подмогу, так как тут много людей, точнее, ног не надо, тут надо много чего-то другого, - уже размышляя про себя о чем-то, успокоил его шеф, задумчиво облокотясь на свою секретаршу, тоже Верочку, покорно хлопавшую огромными голубыми глазками. - Итак, Андрей и Надя, вы - вперед, а мы поехали обустраиваться... Вы нас найдете, здесь все дороги ведут к интернату, от него ли - это не важно! Не спутайте с инкубатором!
      - А ведь можно было и сейчас поехать, ну, опрашивать, все дома как раз, - заметил Юрик, уже пожалев, что столько налил себе, - даже без подмоги... Соскучились ноги без работы, шеф.
   - У Томочки тоже, - захихикал уже пьяненько шеф, поглядывая, как та завистливо смотрит вслед удаляющейся парочке, точнее, Андрею, после назначения того на должность вдруг сразу заметив его, но уже безответно.
  
  
   Эпизод 8
     
      - Нет, это он, что.., серьезно все говорил? - округлив слегка свои маслины, все еще по озорному поблескивающие, спросила Надя, споткнувшись на обращении и встряхнув кудряшками. - Мистика!
      - Все равно, Надежда, придется на ты, иначе не получится, - подсказал ей Андрей, направляясь уже в другую, вроде бы, сторону. - А тут я даже не знаю, что тебе сказать... В целом о какой-либо мистике в жизни приходится только мечтать, потому что сама по себе жизнь скучновата, хотя ее и можно разнообразить, обогатить. Раньше мы это не мистикой считали, потому что и слова такого даже не было в лексиконе, ну, в таком понимании, а бредом, фантазиями, суевериями и просто чем-то необъяснимым, потому и необъясняемым. Очевидное, хоть и невероятное! Теперь же, когда кто-то стал к этому относиться, как к бизнесу, когда это ничто разрешено всем, то из всего необъяснимого и вылупилась эта мистика как таковая, а то очевидное как раз исчезло в потайных карманах. Если же говорить об этом серьезно, то я бы пока одно заметил: мы ведь мало что можем сказать и о самих себе - не так ли? Или ты все о себе знаешь?
      - Если честно, то у меня как-то и не было повода, да и времени раньше - в себе копаться, - отвечала она, поглядывая искоса на него. - Видишь ли, я и занималась вполне конкретным бизнесом, немецкими окнами - но в наш мир и прорубленными, где все должно быть строго и точно, и где я точно должна была знать - что здесь положено мне. Когда я полгода поучилась в Штатах их бизнесу, мне как-то наш сразу показался скучным, наверно потому, что сама я была вне зоны риска, лишь не имея права рисковать чужим. Своего же нет, поэтому... Андрей, это между нами?... Поэтому я и пошла к вам, ну, потому что пока у власти в руках все ходы и лазейки туда и там тоже. Да, крайне расчетливо вышла якобы замуж, хотя подчеркиваю, что я замужняя, да! Какая тут мистика? Всюду, даже в храме - только деньги!
      - Я раньше вообще работал в науке, где ей просто нет места, потому что там нет необъяснимого, там есть лишь пока непонятое, не объясненное, хотя сейчас его вдруг стало невероятно много во всей вселенной, ужасно много, - с улыбкой сказал Андрей. - Получается, что все нами видимое, лишь миражи нашего восприятия, мистика!
   - Да, я там и слышала о некой темной материи, энергии от одного их физика, - спокойно заметила она, - почему мне и жизнь их показалась более увлекательной, может, слишком... Вернулась.
   - Да, они и в науке весьма рисковые, это точно, хотя тоже есть проблемы с кампанейщиной: взять ту же теорию Суперструн - один ансамбль, и попробуй сфальшивь! У нас, зато, сейчас все опять несут что ни попадя, но словами - и вновь никакого риска. Ментальные несуны. Но я говорил о народе, который состоит из множества таких я, ты, но лишь не задумывается о себе, не рефлексирует - не учили.
   - Да, жизнь их и учила жизни, теперь опять - выживанию, - кивнула она. - Но зачем это тебе? Своей мало? Проблем?
   - Стоит это попробовать, как ничего не получается, что я понял здесь, в жизни, когда занялся изучением ее, но среднестатистической, - продолжил он, поглядывая по сторонам, - имея тут возможность, время, ведь задача проста: подарить им наш выбор. Мистификация, ложь! Ее искать не надо - просто придумываешь, отвергая истину. Эта деревня - подходящий объект для мистификации, он прав.
   - Ты явно осуждаешь, - заметила она, - но работаешь?
   - По глупости, конечно, влез в политику, но понял вскоре, что мне и здесь остается только исследовать, - ответил он, - каждого, это среднее. Помножь это на тысячи человеков разумных, чувствующих, которые для тебя - темный лес, и невольно впадешь в мистику. Молчу о народе, который можно социологически изучать, но это лишь статистика известного, ответов черных ящиков, внутрь которых заглянуть невозможно - даже в свой. Мистика и прочее ведь касаются отдельного человека, есть лишь несколько работ по психологии масс, толп, но что меня смущает - они сильно упрощают и принижают толпу по отношению даже к примитивным якобы ее членам, хотя это - слишком самонадеянно! Ну, если толпа - стадо, то это уже психоз, фашизм и прочее, почти скотское. Нет, общественная жизнь, может, это и подтверждает, но то, что на поверхности, то что ясно - это еще не истина, это лишь дважды два - четыре из всей таблицы умножения. Видишь ли, Надя, я тут не отягощен аксиомами, теоремами, чтобы не сомневаться ни в чем, даже в самом простом, вроде бы совершенно ясном, поэтому и не исключаю хотя бы просто необъяснимого. Мы сами - элементы этой системы, и нам все это может быть просто недоступным для понимания, даже для восприятия, что к кому-то приходит вдруг, но в виде некоторых откровений свыше...
      - Да, по крайней мере, на вашей работе можно говорить об этом, - с неопределенным выражением лица, встряхнув кудряшками, заметила она. - На той работе нам хватало с пылом обсуждать, кто кого сегодня сделал, кроме босса, ясно, ну, и всякие экономические новости... Мне кажется, я даже понимаю, почему менее образованные товарищи более успешны в бизнесе - их ничего не отвлекает от этих цифирь, копеек, нуликов, складывающихся в столбики, в горки, в кучки. Если клиент вдруг начинал нести нечто заумное, становилось ясно, что он напускает туману, мутит воду. Не знаю, что будет дальше, но мне пока интересно, хотя, если честно, хочется выпить. Да, раньше, чтобы не отвлекаться, проще было выпить, и все сразу становилось на свои места, начинало казаться простым, как эта деревушка, где мы до сих пор никого не встретили. После битком забитого города это, точно, какая-то мистика. В фильмах деревня немного другая, там люди все как бы рядом, все друг друга знают, на дверях нет замков. Последнее вообще трудно представить после начала девяностых, когда на улицу было страшно выходить, когда не надеялся и на стальные двери, на решетки на окнах. Кстати, тот страх был тоже чем-то мистическим, потому что ты просто боялся чего-то за дверью, а не кого-то конкретно, сама улица страшила, будто там появилось неведомое, чуждое чудище. Может, они о нем и писали?
   Эпизод 9
     
      ...черт, зачем только я встаю, от этого все равно тут ничего не изменится, только чуть иначе будет выглядеть, если смотреть с разных сторон, например, из-за окна... Неужели и раньше так же было, хотя казалось все иным, каждый день казался разным? Зачем, черт, только нужна эта память, ведь можно было все это просто забывать, видеть только то, что перед глазами, а возвращаясь, уже вновь находить что-то новое... Сейчас же можно закрыть глаза и спокойно идти, зная, где свернуть, где переступить дохлую мышь, где - растрепанный ими веник... Даже в куче на столе я все еще могу сразу нащупать что угодно, хотя мне там ничего не надо... Лучше бы я так же вспоминал прошлое, пусть там ничего нельзя взять, потрогать... Почему это не получается? Все уголки забиты этим хламом, словно голова - это та же изба, за стенами которой пустота... Может, там и не пустота, но выйти наружу, перешагнуть порог - нет сил... Куда вдруг подевалось то прошлое, кто вдруг лишил нас его, по какому праву, к тому же ничего не дав взамен, кроме этой звенящей пустоты...
      Жаль, ведь я же чувствую что-то, словно сегодня там нечто изменилось, ну, будто пустота стала немного другой, хотя как это представить - не понимаю... Ну, может, как небо, где меняться нечему, но оно всегда было разным. Может, оно и сейчас другое? Черт, как не хочется тратить силы на эти занавески, потом опять задергивая от проныры Луны, этой одноглазой воровки, которая только и ждет, когда ты заснешь. А, может, пусть что и украдет? Завтра странным будет не найти это, даже забавно будет. Нет, когда все вдруг пропало, забавным это не было, но все равно все так изменилось сразу, стало таким непривычным, даже почти необычным, с чем трудно было смириться, хотелось спорить, возражать, столько всего хотелось... Что же мне теперь хочется? Поднять руку, отодвинуть занавеску? Нет, вряд ли... Это какое-то другое чувство, совсем другое...
   Эпизод 10
     
      - Честно сказать, я тоже не против выпить, - ухватился за ее предложение Андрей, хотя он еще старался не думать и о чем-то другом, что его слегка смущало. - В этом плане мы неудачное место выбрали, если тут нет и магазина. Я уже как-то привык, что можно зайти в любой и взять все, что тебе нужно, не то, что раньше. Даже не представлял, что нынешнее изобилие так просто устранить - убрать магазины. Нет, в деревнях и нет того изобилия, но тут всегда можно было взять все то, что именно здесь и нужно было... Нам.
      - Наш бизнес и не позволил бы иного, - заметила она, стараясь не глядеть на него, что еще больше смущало Андрея. - Всем - по потребностям! Может, найдем в каком-нибудь доме, в подвале? Ну, старухи вполне могли оставить и это, раз тут все брошено. Я не очень уверена, что эти дома пустые, но можно попробовать...
      - Я как-то не подумал, - подхватил он, направляясь к ближайшему дому, для верности окликнув несколько раз хозяев. - Никого! Вообще, это чуть жутковато, я даже не очень представляю, кого же мы тут будем опрашивать, как он сказал, вроде...
      - А вы, кстати, их вполне серьезно опрашиваете, ну, как и в наших бизнес-опросах? Вы за того или поэтому, вам лучше то или на фиг? - поинтересовалась Надя, заходя в сени через раскрытую дверь, взяв его крепко за руку, словно ее что-то настораживало. - У нас серьезные опросы, особенно, при продвижении новых товаров.
      - У нас тоже новый, почти товар... Пока не столкнулся с обработкой данных, я не очень серьезно все это воспринял, - старался он не замечать ее руки, хотя ему хотелось развернуть ее к себе и поцеловать маленький ротик с губками бантиком, прижать к себе ее так задорно торчащие грудки, залезть рукой в ее трусики, но что-то его останавливало. - Да, особенно после экспресс-опросов наскоком...
   - Обычная практика, - кивнула она, заходя в дом, - галопом.
   - Странные вещи лишь получаются, - продолжал он, доверив остальное ей. - Больше всего поразило, что по нескольким, но именно случайным прохожим можно понять, как вообще думают все о том или ином явлении, человеке, что, конечно, можно было понять и по тиражам популярных газет, не говоря уж о телевидении, с ведущими, героями которого ты будто и разговариваешь на улицах. В науке мы бесконечно спорили по каждому поводу, факту, в конце все равно оставаясь при своем, еще больше в этом убежденным. Прийти к общему знаменателю было просто невозможно...
   - Но здесь их нет, - пробормотала она, внимательно разглядывая все хозяйским глазом, незаметно преображаясь, - тех зомби.
   - Знаешь, что меня больше всего поразило в китайских коллегах при первом с ними контакте? - продолжал он разговаривать все еще с прежней Надей. - После их-то культурной революции они словно без всяких сомнений, как один, восприняли западную концепцию, по поводу которой у нас уже при мне лет пятнадцать не стихали споры не всех уровнях! А те - будто впрямь потомки шумеров! Тем же строем - в капитализм! Нет, наши ученые мне совсем не казались просто непробиваемыми, потому что каждый, каждая школа находили много аргументов, доказательств в свою пользу. Я даже подумал вдруг, а что если бы и там провести некий соцопрос, но уже выявив нечто общее, пересекающееся ли в разных взглядах? Увы, они не умеют отвечать "да-нет", потому, видно, мы их и обходим тут стороной, хотя я предлагал. Меня тоже...
   - Да, я это уже заметила, - усмехнулась она, проверяя шкафчики.
   - Но я о другом, вообще-то, думал, - проговорил Андрей растеряно, придерживая ее при этом. - Это ведь касается совсем не психологии, а их мышления, к тому же это и не толпа уже, массы, которые у нас исчезли, когда кончились, ну, кончили коллективы, демонстрации и партсобрания с промывкой мозгов. Думают явно самостоятельно, с некоторыми спорить невозможно, каждый начинает тебе перечить, усмехаются ли втихаря...
   - Да, или делают умный вид, - усмехнулась Надя.
   - Но парадокс-то в том, - продолжил он, не замечая и этого, - что у них, как у большинства, так и у одного-двух меньшинств, словно бы есть какое-то одинаковое, почти общее мышление, причем на уровне вождей и, я бы сказал, даже чуть выше, поскольку от нашего я ничего подобного, кроме озвучивания заготовок и слоганов, составленных по их запросам и ожиданиям, не слыхал. Это не Горби, который сам себе на уме, потому и остался один. Но люди не просто понимают, что вождь говорит, они словно знают откуда-то, что он должен говорить, как он должен мыслить, если бы мыслил сам, а не перед ними...
      - Предложение тоже рождает спрос, - заметила невпопад Надя, заглядывая в кладовку и отпустив его руку, отчего ему сразу захотелось взять ее за плечики, - ну, и наоборот, как хотелось бы.
      - Знаешь ли, газетная статистика тут не всегда попадает в цель, столичная - поскольку далека, а местная - поскольку ту перепевает или не дотягивает уровнем, скромничая, - возразил он, так и замерев с поднятыми руками, потому что увидел то, что они искали, - чая, чая. Видишь, тут, похоже, именно спрос рождает предложение. Классика!
      - Это же какой-нибудь керосин? - недоверчиво поджав и без того маленькие губки, сказала Надя, подозрительно разглядывая мутноватую жидкость в полупустой трехлитровой банке, закрытой почти уже черной пластмассовой крышкой. - Или ты предлагаешь из доверия классике травануться, но не поверить?
      - Нет, этот перламутровый оттенок трудно с чем-то спутать, - с улыбкой ответил он, широким шагом направляясь в горницу, посреди которой стоял круглый стол, накрытый свежей вполне скатертью. Осторожно сняв крышку, он понюхал содержимое, хотя мог бы этого и не делать. - Доставай стаканы, хозяйка!
      - А я не подумала даже, зачем там рядом банка с огурцами, - тут же спохватилась она, сначала вроде бы направившись к буфету.
      - Вообще, это, конечно, не мистика, а настоящий самогон, но все равно... Давай выпьем за исполнение желаний, что ли? Они ведь тоже иногда мистичны, - предложил он, подняв стакан и отпив из него демонстративно и показывая ей, что все классно.
      - Первый раз пью самогон, хотя и слышала, что он похож на виски, - заметила она, тоже понюхав, но сморщившись при этом, а потом быстро выпив. - Ты знаешь, Андрюша, виски я там выпила достаточно, и... чем-то похоже, точно. Это все же мягче водки намного... И что ты загадал?
      - Словами это не скажешь, - все же сказал он, притягивая ее к себе и целуя ее губки, еще пахнущие самогоном, отчего голова еще быстрее пошла кругом, а рука сама скользнула вниз...
      - Нет, Андрюша, это уже слишком многословно, - сказала она, ускользнув из его объятий, едва рука его пробралась к ней в трусики и обняла этого пушистого, спящего котенка... - Не сердись, но мне так приятно с тобой просто поговорить, просто поцеловаться - ты так сладко целуешься... Налей лучше еще? Немного, на один палец, как те говорят... Нет, лучше на три - у меня совсем тоненькие!
      - Как раз на три пальца и вышло, - скрывая разочарование за смешком, сказал он, наливая себе чуть больше, на свои три. - Ты тоже не сердись, но мне уже трудно было думать о чем-то...
      - Странно, но о чем же ты тогда столько говорил? - удивилась Надежда, тоже с трудом вспоминая то. - Мне казалось, что ты вообще забыл про меня, как все эти киношные ученые, представляемые там обязательно дурачками. Я ведь потому только и вела тебя за руку, кстати, ну, а не потому совсем, хотя...
   - А о чем я, кстати, говорил? - потряс он головой, но все же решил еще налить, чем вспоминать все равно несостоявшееся.
   - О чем? - переспросила она, машинально беря у него свой стакан. - О мистике, вроде, или о каком-то мышлении, хотя мне показалось, что это одно и то же...
   - Как ни странно, мне тоже так иногда кажется, - кивнул он, глядя в свой стакан. - Именно не чувства - мысли...
   Эпизод 11
     
      Черт, почему это вдруг кончилось?... Так было сладко губам, так пахло цветами, так все там вспыхнуло, но вдруг погасло... Нет, я не могу так, моя рука такая холодная, это молчит теперь, словно не узнает ее... Почему этих нет, где хотя бы эльф? Мне даже кажется, что я вижу его, но он какой-то не такой... И солнце куда-то убежало, экран такой чистый, но совсем пустой, и так вдруг холодно стало, словно это Луна забирается к тебе под одеяло... Теперь солнце заглядывает в другой экран, но там нет ничего, одно синее стекло... Этот толстый и горячий солнечный луч так далеко, и хотя в нем столько сгорает крошечных звезд, но он греет теперь холодную стену, пронзая всю комнату, но мне до него не дотянуться... Если бы он упал сюда, если бы он вошел сюда, согрел это, наполнил бы и меня так же своим теплом, зажег бы здесь тоже множество звезд... Почему это не крылья? Я бы сейчас полетела к нему...
      
   Эпизод 12
     
      Какой же ты недогадливый, мой маленький глупыш... Я ведь не ей это показала, потому что это не для нее, это только для тебя, малыш мой ласковый... Зачем она вообще здесь, я бы сторонилась ее... Бог мой, но меня никто не слышит, меня никто не хочет понять, хотя я и все это давно знаю, но словно бы в пустоту, и мысли улетают в пустоту, и слова вслед за ними... Если бы вы сейчас зашли сюда, если бы ты коснулся лишь этих белоснежных сугробов, которые так и не тают с тех пор, как я их постелила для тебя... Но ты не зайдешь, ты уставился сейчас в эту черную, пустую дырку, где и нет ничего, тебе только это кажется, потому что ты должен был думать это о ней... Боже, как же это трудно, как невыносимо быть самой твоей мыслью, которая не может подумать о себе самой, понять себя, приласкать, пожалеть хотя бы... Как же она сама пуста, как холодна ее пустота, моя пустота, которую мне нечем заполнить, этот солнечный свет тоже лишь видимость, он лишь рисует вокруг призрачные картинки, такие же пустые, как и сам, стоит попытаться потрогать его... Только одно может наполнить меня, заполонить мою пустоту, растопить и ее холод... Неужели я напрасно ждала столько долго? Да, целую вечность ради этого мига... Неужели впереди еще одна? Боже, хоть бы что-то нарушило ее, хоть бы что-то отсчитывало ее бесконечные мгновения, было бы легче ждать, зная, что позади уже все больше и больше остается пустых мгновений... Нет, ничто не нарушает ее молчания, лишь слышен гул таких же пустых слов в ней...
     
     
   Эпизод 13
     
      - Ну, что, обкатал лошадку? - полюбопытствовал шеф, с понимающей улыбкой поглядывая то на него, то на Веру, подмигивая остальным сотрудницам, в окружении которых сидел, похоже, в бывшей учительской с огромным диваном, где ему все же устроили люкс. - И как она?
      - Саша, о чем ты? - отмахнулся тот, ставя на стол почти опустевшую банку и мимоходом замечая, что всем нет до этого никакого дела, потому что все сами по себе старались жить и мыслить про себя совсем иначе, чем приходилось делать вид перед ним, ехидно посмеиваясь, изображая что-либо ожидаемое, как например Вера, которой сейчас следовало бы изображать некую скрытую ревность, что ей больше всего и надоело в этих играх, заметил Андрей. - Кстати, не знаю, кого мы будем тут опрашивать, поскольку тут кто-то словно нейтронную бомбу и испытывал: самогон, огурцы есть, но пить и закусывать некому...
      - И даже под самогон ты ее не оседлал? - не унимался уже пьяный шеф, с интересом нюхая банку. - Нет, виноградный самогон все равно лучше, хотя это не Кубань, сойдет, вижу, что ты живой, совсем не усталый, зря я только для тебя старался, лучше бы Юрику отдал ее, чтоб он помучился... Томка, ты так ему и не дала ведь?
      - Александр Касьянович, как вы можете?! - возмутилась та, густо покраснев и чуть виновато взглянув на Андрея, потому что все ее тут не без оснований считали девственницей по расчету, но не обязательно девственницей. - Мы же на работе!
      - Тома, я не имею в виду, что среди улицы, при электорате, хотя тот что-то тут напоминает созвучное, а ночью, когда все кошки черные, когда наступает ваше законное время, - язвил тот дальше, к счастью, переключившись с Андрея, который уже собрался уйти. - Нет, стоп, Андрюша! Учти, через пару дней может заявиться кандидат, которому тоже невтерпеж тут со своим штабом уединиться, поэтому завтра я тебе оставляю Верочку и... Утром скажу... Нужен срочно результат, хотя бы предварительный, ну, за столом чтобы поговорить было о чем с новичком... Так, Верочка, ты сама расскажешь ему остальное? Мне с этим горе-жокеем даже и говорить скучно... Да, Верочка, вы можете тоже идти, вам тоже рано вставать... Но, вы учтите, что нам надо все быстро решить, ну, вдруг будет смысл поменять кандидата, вдруг этот совсем не катит? Да, вдруг деревня ректора захочет, а не тракториста, как я сегодня - Томочку...
      - Александр Касьянович! - возмущенно воскликнул та, выскочив тут же за дверь, но по пути все же столкнувшись с Андреем, облокотившимся о косяк.
      - Черт, неужели она сама верит, что все еще целочка? - удивился искренне тот. - Надо же, какая сила убеждения, просто незаменимая сотрудница для нас... Бросить ее, может, под кандидата?... Ладно, спать пора, девочки, скучно с вами... Так, а теперь мы с моей Верочкой сделаем разведку... Верочка, какой сон, мы тут всегда на работе, вечный бой и все такое... Одевайся...
   Эпизод 14
     
      - Томочка, ты не занята? - робко спросил ту их внутриведомственный поэт Виктор Второв, которому даже псевдонима не надо было выдумывать - только сами стихи, а они у него тоже получались, и если бы не проблемы с его Музой, то он бы наверняка стал даже самым счастливым человеком, но без нее это было немыслимо. Все остальное для этого у него было.
      - Кем занята? И ты тоже! - обиженно воскликнула та, хотя сейчас ей как раз и не хватало взаимопонимания, и он подвернулся под руку весьма вовремя. - Конечно, я не занята... А что ты хотел?
      - Я? - Виктор слегка оторопел от такого прямого вопроса, потому что даже в стихах не решался на него ответить прямо, отчего те были очень аллегоричны, в них было все: война, достижение вершин и бесконечное падение с обрыва, под которым ничего не было, кроме параллельных рельсов, нигде не пересекающихся, не имеющих вершины, но вдруг... - что весьма ценили в местном литературном клубе, но, вот, она никак не могла расшифровать их смысл, все время его спрашивая, почему он не пишет о любви. - Нет, просто там такая ночь, я и подумал, может, ты хочешь прогуляться...
      - Ты, Витенька,, всегда знаешь, что я хочу, - со вздохом согласилась она и тут же направилась к выходу, поэтому он сразу же отдал ей свою курточку, так как если бы они вернулись к ней за ее курточкой, она бы могла и передумать, посмотрев с сомнением за окно, на постель, к тому же, в коридоре им мог попасться под ноги этот проныра Ловченков. - Я бы сейчас сбежала с удовольствием отсюда куда-нибудь, где бы меня они уже не могли найти никогда, так они мне надоели, ты просто не представляешь, везде они, они, везде!
      - Нет, Томочка, я вполне это представляю, просто всегда стараюсь представлять что-нибудь другое, - сколько раз он ни проклинал себя, но всегда словно специально начинал с этого проклятого "нет", из-за чего они хоть и не спорили ни о чем, но получалось, что вроде всегда возражали. Сейчас "нет" совсем никак не вязалось с этой дивной деревенской ночью, так и подсказывающей ему это "да!" и все другие рифмы к нему. - Я тут опять сочинил...
      - Нет, Витя, давай лучше потом, сейчас ночь так хороша, что хочется просто погулять, - романтично отказала она, естественно, уже подхватив его нет, хотя оба знали и по своей работе, с чего надо начинать рекламную кампанию. - Прочтешь потом, ну, на работе? Я как представлю, что надо будет опять ходить по этим хибарам, выслушивать их глупые ответы, что мне сразу твои стихи вспоминаются - я бы лучше их слушала, слушала.
      - Да, я ведь и сам в них сбегаю от этой жизни, от всех этих нет, - все же вспомнил он, хотя само слово нет, а также рифмы к нему: сонет, букет, дуэт, кларнет, монет - и в стихах его были неизбывным лейтмотивом. - Почему-то не встречаешь полного взаимопонимания в жизни, приходится искать его там, наедине со словом.
      - Витенька, разве я тебя не понимаю? Мне кажется, что иногда я понимаю тебя так же, как и себя саму, почему мне с тобой так интересно даже на работе, - даже с некоторым укором сказала она, потому что так и думала всегда, ведь сам он казался ей таким понятным, в отличие от остальных мужчин и его стихов. - Неужели и ты меня не понимаешь?
      - Томочка, разве это возможно? Женщина..., девушка - это ведь вечная тайна для поэта, конечно, - загадочно произнес он, благодаря ее в душе за этот вопрос. - Конечно, если думать только о быте, о буднях, то там вроде все просто, ну, если и там вдруг не подумать о высоком, непостижимом, что так и не понял до конца еще ни один поэт, даже написав на эту тему столько же, сколько Петрарка о Лауре, так и оставшейся для него непознанной... тайной.
      - А если бы он познал ее сразу, то написал бы столько? - с каким-то забавным интересом спросила она вдруг, взяв его даже под руку, отчего его левой руке сразу стало холоднее, чем правой.
      - Конечно, - уверенно сказал он, потому что боялся охватить разумом весь смысл того слова, боялся вновь запутаться в подсмыслах, в полутонах, потому что сейчас он только и хотел...
      - Тебе курточку дать? Ты, наверно, совсем замерз? - спросила она его, когда он вдруг быстрым движением развернул ее к себе лицом, но держа за запястья, то есть за рукава этой проклятой курточки, которую бы он лучше сейчас ей предложил, медленно так надевая ее ей на плечи, поправляя лацканы, застегивая молнию, встав для этого перед ней на колени... - Все-все, пошли скорее в дом, иначе ты простынешь, и завтра мне придется бегать одной, без твоих стихов! Пошли, пошли! Витенька, не надо тут совсем ненужного героизма... Я тебя и так люблю... К тому же, дальше я боюсь идти, тут так страшно, когда нет людей вокруг...
      Конечно, ей сейчас и невозможно было представить, что происходило у него и в душе, какие там рифмы бушевали, теперь уже просто требуя выхода наружу, хотя она и была права, тут было жутко холодно, что создавало еще и удивительный контраст, о котором он не мог ей сказать, хотя и мысленно это так отчетливо представлял, все почти представлял, даже удивляясь про себя, как это все не передается ей по неким телепатическим каналам, потому что тогда бы она не устояла под натиском бури, ее порывами ее бы унесло в небеса, ну, не саму бурю, а ее, для чего ему сегодня не хватило самой малости, одной только курточки, такого пустяка, просто бытового ничтожества перед самой вселенной любви, которая сегодня была уже на самом краю той бездны, а он так все еще на этом краю...
      - Какой же он все же забавный, Витенька, так любит меня, но ведь мне, да и не только мне, так мало такой любви, разве этого достаточно в жизни, - думала она при этом, что он тоже никак не мог уловить по тем же каналам, - я же не смогу жить в его стихах, жить только этим, поскольку остальное он не даст, для него этого и не существует, это лишь так, некий быт, будни... Но куда я от них сбегу? Даже в его стихах нет ничего такого... Но он не понимает, что все это можно придумать, и я смогу, смогу и в других книжках прочитать, настоящих, но даже того, что есть у Юрика, и я придумать не сумею, а уж он... А ведь этим же придется жить почти целые сутки каждый день, ну, кроме сна, конечно... Да, в будни много заменяет работа, а в выходные, а в отпуске, а на пенсии? Как все сложно, хотя на самом деле очень просто, потому что простого так много как раз...
      Эти простенькие такие мысли еще сильнее подгоняли ее к интернату, несколько светящихся окон которого все же не могли осветить даже улочку перед ним, не говоря уж о всей деревне, погруженной в абсолютный мрак, откуда, как ей казалось, едва она переставала мыслить, им вдогонку кто-то язвительно посмеивался, швырял ли им вслед насмешливые взгляды, почему она и старалась изо всех сил мыслить без перерывов, слыша при этом только его учащенное дыхание рядом, которое ее все же успокаивало...
  
     
   Эпизод 15
     
      - Ну, что, Верочка? Даже жаль немного, что ты не Леночка - раздвинь коленочки, так хочется тоже чего-нибудь поэтического, как у тех придурков, - бормотал им вслед и шеф в джипе, дальше которого они не пошли, он вдруг передумал, повернул назад на полпути. - Нет, все равно раздвинь, я ведь уже снял их с тебя... Верочка, ну я не могу, мне это просто необходимо, потому что надо снять напряжение, я так устаю вами командовать, столько вам сил отдаю, а мне никто их не возвращает, меня никто не любит... Давай, давай, тебе-то ведь все равно же, ну, что с твоей сладенькой случится? Я только помассирую изнутри, я уже сколько ее массирую, а она все такая же... Вообще женщинам тут и думать не стоит об этом, они ведь даже не мутируют, не меняются, не зря большевики хотели всех доступными сделать, как материалисты прекрасно понимая, что это ничего не может физически изменить, только доставит лишнее удовольствие обоим, в котором глупо себе отказывать, раз других при них не будет, начиная с денег? Бр-р, во завернули? Может, потому и не получилось?... Но разве у тебя тут что-то изменится? Это я теряю что-то, силы отдаю, а ты только обретаешь. Ой, как хорошо, Верочка! Ой, все... Все, лапонька, можешь надеть, нет, эти, новые - я для тебя купил... Я же так люблю тебя, мою верную подружку... Мм, так и поцеловал бы их, такие они дорогие, кстати... Бр-р, ты посмотри только на эти окна, какой мрак за ними, словно там одни мертвецы... Ты пойдешь? Погулять хочешь? Ладно, только не задерживайся, я волноваться буду... Ну, я пойду, мне так тут неуютно ночью, хотя днем даже здорово, что никого нет вокруг, за этими окнами, из которых за тобой никто не подглядывает... Не знаю даже, зачем мы пошли с тобой погулять, там, на диванчике, было бы так тепло, уютно... Больше не пойдем сюда... Ну, я пошел...
     ...Боже, как же мне надоело все это, эта его мерзкая, скользкая штука, из которой в меня попадает все это, бр-р... Только бы никто не увидел... Да, тут ты прав, тут и не может ничего измениться, это лишь у тебя изменяется, потому что я только это и чувствую, только это и жду, чтобы скорее изменилось и исчезло из меня... Здесь даже нет воды - смыть это... Даже слюни приятнее... Неужели это только таким и может быть? Тогда я не понимаю их, хотя, возможно, с любимым человеком просто все приятно, даже это, раз оно необходимо хотя бы ради детей... Да, дети все могут искупить, ради них ведь и сами роды терпят, когда еще и больно... Но тогда что же вообще это такое, не могут же люди притворяться, словно жить без этого не могут? Или Витька такой дурак, как все поэты, ахая и охая, думая, что и Томка должна охать в предчувствии всего этого, потому что другого он ей и не предлагает? Ну, если только она не знает, конечно. Неужели ради этого и мать терпела даже этого... отчима, становилась какой-то сумасшедшей? Может, просто у меня нет никакой фантазии, раз я ничего не могу представить сама, хотя сами по себе чувства бывают такими приятными, даже голову кружат слегка, но стоит это вспомнить... Нет, не хочу вспоминать, нечего вспоминать... Но все равно бы хотелось спрятаться от всего этого в каком-нибудь из этих домов, чтобы отсюда уже никто не видел тебя, словно тебя и нет там... В городе негде спрятаться, хотя там везде хочется спрятаться от людей, но они всюду. Почему у нас с Павликом не получилось? С ним мне было так хорошо, так просто... А одной все же страшно, даже здесь и-то почему-то страшновато, словно здесь все же кто-то есть... Нет, не страшно даже, одной почему-то не страшно совсем, а просто... Нет, эта скотина и тут права, надо идти, там хотя бы тепло...
    
   - Верочка, куда ты? - раздался вдруг за ее спиной игривый голосок, отчего она даже застыла на месте, похолодев и даже присев от испуга, хотя это всего лишь оказался Игорь, внезапно появившийся из темноты с большой спортивной сумкой через плечо. - Это я так, спортом ходил заниматься, нельзя пропускать, но случайно вас увидел... Верочка, там есть домик один, может, мы это, продолжим?
      - Ты о чем? - холодно спросила она, приходя в себя, расправляя плечи и поднимая голову, как обычно в приемной.
      - Ну, Верочка, ты же не маленькая, все понимаешь, - игриво опять, ничуть в себе не сомневаясь, заговорил он, подходя ближе и задвинув сумку за спину. - Но только я не такой грубый, как шеф, я к тому же просто без ума от тебя... Ты такая вся, ну, просто куколка... Поверь, я-то тебе доставлю удовольствие, потому что я умею это делать, а ты же просто создана для этого, я даже немного разглядел...
      - Понятно, и ты, глядун, совсем не прочь полакомиться объедками, - совсем безучастно сказала она на это, не желая даже презирать его. - Шакалы тоже, наверное, сначала подглядывают, истекая слюной... Не думала, что есть и в любви шакалы...
      - Верочка, ну, какая любовь, это просто так, получить удовольствие, заряд здоровья, ведь тут же все этим занимаются, как я уже понял, - он словно не слышал ее, подойдя так близко, что от него донесся какой-то затхлый запах, словно он валялся в старье. - Мы на той работе этим тоже как физзарядкой занимались, здоровья для. Никто и не узнает, деревня абсолютно пуста...
      - А тебя это пугает? - насмешливо спросила она. - Все оглядываешься...
      - Что ты, меня вообще ничего не пугает, это я только о тебе думаю, - заботливо сказал он, протянув руку, но вдруг уронил сумку, в которой загремело что-то металлическое, но почти неслышно из-за дикого вопля, что пронесся в ночном воздухе над всей деревушкой, словно эхом раздаваясь изо всех невидимых окон, заглушив и его стоны. - Черт, черт, там же ноут? Ноут...
      - И даже это не пугает? - презрительно бросила она, кивнув на сумку, поскольку сама совсем не испугалась этого, словно это она и кричала, спасаясь от безумия и омерзения, даже не заметив, как тот, подхватив свою грохочущую ношу, куда-то скрылся, матерясь шепотом, будто и роняя после себя шипящие в тишине блины. Она вновь была одна. - Господи, но куда же от всего этого деться, куда спрятаться? Вы, вот, смогли куда-то, а куда мне? Неужели и вы от такого сбежали, спрятались среди этой кромешной тьмы?...
   - ...мы, мы..., - донеслось со всех сторон совсем тихое, похожее на шепот, эхо, - мы.., мы...
  
  
   Эпизод 16
     
      ...черт, откуда же этот шум, словно муха проснулась меж стекол в надежде, что ее кто-то ждет здесь? Не могут так звенеть звезды, хотя само слово и могло бы... Зве-зды! Нет, это слово не так звенит, это все же больше похоже на муху, даже на паута, хотя тому вообще нечего делать меж стекол... Да, скорее это так, но это мне еще больше мешает думать, вспоминать минувший день, чтобы хоть чем-то заполнить память, чтобы хоть с чем-то проснуться... Кыш, проклятая, я тебя не видел, хоть три раза и подходил к окну, заглядывал за занавеску, так и не открыв ее сегодня... Нет, с этим спешить нельзя, это, может, самая великая тайна или хотя бы последняя, отчего ее величие еще больше возрастает! Страшно даже представить, что я три раза был совсем рядом с разгадкой последней тайны... Что, если бы завтра их вообще не стало? Ну, если бы даже стало ясно и очевидно, что это точно муха или однозначно паут? Конечно, кто из них - роли никакой не играет, тут они совершенно равноценны, пусть это был бы даже некий человек, сам тоже удивляющийся - зачем он тут оказался. Странно, но человек тут даже больше подходит, потому что выбирать между мухой и паутом труднее, за стеклом они могут жужжать похоже, к тому же я ведь улавливаю какой-то смысл в тех звуках, в том шуме... Все, достаточно, больше ничего не надо вспоминать, об опрокинутой табуретке и вспоминать даже больно, и я забываю уже это... На заваленном столе и вспомнить нечего, одно только сосущее чувство пустоты где-то здесь, где раньше стучало, а больше ничего... Ничего нового, даже похожего на муху, он мне опять не напомнил, да я и подходил к нему всего раз, вообще ли просто проходил мимо, на всякий случай обронив на него взгляд, но тот опять вернулся ни с чем... Нет, сегодня он вернулся с какой-то легкостью, которую я и сейчас ощущаю в себе, почему не так просто будет лечь в кровать, погрузиться в сон, придется долго ждать прилива его сладких волн, пока глаза не захлебнутся в их сладкой соли... Но это не важно, все равно погружение в сон, а, может, даже в смерть, куда приятнее пробуждения оттуда, это можно терпеть долго, ради этого я, видимо, вообще просыпаюсь, так невыносимо страдая... Ради чего еще? Ради той последней тайны? Что ж, вполне возможно... Хуже, если то и не тайна совсем, а так - обычная муха...
  
  
     
   Эпизод 17
     
      - О, нет, это же ужас! Неужели она все это чувствует, носит в себе? Как с этим можно жить? Нет, даже я не могу рядом с этим оставаться спокойной... Неужели это я кричала? Не знаю, но я готова была так закричать, я бы кричала так на ее месте, теперь даже удивляясь немного ее силе, с какой она сдержала тот крик... Я не смогла... Конечно, у нее есть что-то, ради чего можно и смолчать, на что-то она все же надеется, думает, что это маленькое возможно, что и его будет достаточно, чтобы стерпеть то..., что совсем не важно, потому что не может быть важным та... Мерзость? Нет, милочка, это совсем ничто, хотя оно все остальное тоже делает ничтожным и пустым... Зачем тебе оно? Исторгни его из себя... Не сможешь, ты не такая сильная, я понимаю... Да, придется помочь... Боже, кто бы помог мне... Нет, я знаю, кто, но ведь это!... Нет, нет, нельзя кричать, вдруг душа моя выпорхнет и не вернется больше, не дождется последней надежды, не оплачет ее даже... Надеждам и так одиноко во мне, поэтому они очень скоро либо сбегают, либо просто умирают, но не от злости на меня, а зная, что они еще не последние, что их-то еще много... Да, и она уже появилась, эта последняя, она уже где-то рядом, поэтому нельзя ее спугнуть...
     
  
  
  
  
  
  
  
     
     
      АКТ ВТОРОЙ
      
   Эпизод 1
     
      - Ребята, простите, я не напрашивалась, - виноватым голосом оправдывалась Надя, которую утром шеф оставил в помощь Андрею с Верой, хотя они - скорее, все же она - взглядами уже пытались распланировать день. В знак примирения как бы она предложила им кофе с коньяком. - Нет, не мой, это шеф нам всем оставил, здесь же нет магазина. Я вам не стану мешать, я могу одна пойти, теоретически я представляю... Да, я пойду одна!
      - Не говори глупости! - резко оборвала ее Вера, чтобы слегка обозначить и распределение ролей. - Потом мы тебя тут не найдем просто...
      - В этой деревушке? - удивленно спросила Надя и достала из своей сумки пластмассовые стаканчики. - Может, мы просто коньку выпьем? Я шефу еще заказала, кстати, на вечер... Что-то ты так странно сказала про это, Верочка, ну, про найдем...
      - Ничего странного, тут даже табличек с улицами нет, а все они так похожи, - пыталась та замять вопрос, потому что самой было неприятно вспоминать эти слова, вдруг вырвавшиеся из нее, почти как тот вчерашний вопль за окном. - И, вообще, Надька, ты бы не отрывалась от коллектива сразу, у нас он не простой, как это при шефе может показаться, хотя коллективом нас все же он сделал, это понятно, и делает...
      - Верочка, даже в мыслях не было, это же он меня вчера послал, - с радостью подхватила та, потому что вчера ей показалось все наоборот, словно тот ее уже противопоставил всем, и с этим надо было смириться, и она почти смирилась, в бизнесе давно привыкнув быть одной в самом дружном коллективе.
      - Хорошо, что ты это понимаешь, тогда мы втроем... сработаемся, - как-то странно улыбнувшись, сказала Вера, слизывая с губ капли коньяка. - Наливай еще, все равно придется ждать, пока запах выветрится...
      - Ой, я же совсем не подумала! - спохватилась Надя, наливая полные стаканчики. - Тогда допьем все?
     
      - Чертовка! - послышалось где-то...
     
      - Что ты, Вера, сказала? - спросил Андрей, удивленно на нее взглянув, не слушая до этого их разговор.
      - Только хотела сказать, что лучше допить и пройтись просто, пока не найдем кого-нибудь, - немного удивленно взглянув на него, ответила та, вновь быстро и решительно выпив свою дозу. - Слушай, мне что-то так хорошо стало. Надька, зови меня тоже Веркой, потому что так хочется стать просто девчонкой, и, не думая, делать всякие глупости.
      - С удовольствием, потому что я пока никак не могу расслабиться, хотя тоже этого хочу, - с удовольствием согласилась Надя, разливая остатки из бутылки. - Сама пойми, новый коллектив, совершенно новая работа, обстановка - у меня тут все зашкаливает! Я всю ночь не могла заснуть...
      - Зря одна поселилась, - посочувствовала ей Вера.
      - Шеф так приказал, как я поняла, - пожав плечами, пояснила Надя, немного смутившись. - Нет, это странно, конечно, что он и здесь командует, но я же не знаю ваших правил...
      - Но всю ночь ждала, когда он придет? - с улыбкой спросила ее Вера, вновь быстро выпив.
      - А что, он мог? - оторопело спросила та, растерянно взглянув на Андрея.
      - А тебя что-то держит здесь? - доверительно спросила ее Вера, поджав понимающе губы.
      - Проще всего сказать, что нет, - ответила тихо Надя, морщась от коньяка и тоже поджав свои бантики, что получилось даже очень смешно, и они несколько раз обменялись этими ужимками, весело смеясь и хлопая друг дружку по коленкам, по плечам...
      - Андрюша, пойдем туда? Ну, переждем, и пока выветрится, - встряхнув слегка и его, попросила Вера, когда они успокоились немного. - Мне так нравится свой дом, я бы ужасно хотела стать его хозяйкой... Я только представила, что за стенами никого нет, что можно, если захочешь, почувствовать себя по настоящему одинокой, а не просто одной в муравейнике, где ты не можешь этим воспользоваться и даже не понимаешь, почему это так... Пойдем?
      - Да, Верочка, - охотно согласился тот, рассеяно улыбаясь им. - Простите, я пока даже не представляю, с чего тут начать...
   - С конца! - в один голос выкрикнули они обе и опять слишком громко рассмеялись на всю улицу, словно пытались от чего-то отгородиться хотя бы смехом...  
  
     
   Эпизод 2
     
      ...Слава Богу, звон стих, остался только приятный шелест, словно это листья звуков осыпались на пожухлые травы тишины и пытаются в них зарыться... Стоп, черт, я даже не заметил, как проснулся!... О, нет, боли все те же, все так же ломит и трещит в моем баркасе, но... я совсем этого не заметил... Неужели что-то изменилось? Черт, я же хотел вчера что-то запомнить, что-то такое важное... Нет, со звоном и это куда-то исчезло, словно здесь может быть какая-то связь... Черт, опять придется вставать, ходить, обо все спотыкаясь, пока не наткнешься снова на это или еще что-то... А ведь я подумал было, что это все... Неужели в каком-то звоне, в пустом звуке может быть какой-то важный смысл? Даже слов столько бессмысленных, которые просто так говоришь, вслушиваясь в созвучия лишь, но ничего за ними не видя, не подозревая... Самое конкретное и переполненное смыслом слово боль, его даже невозможно забыть, как бы этого ни хотелось... А что еще? Солнце? Нет, гораздо меньше, к тому же почти все отнимает, что до этого было, оставляя вокруг лишь все то, что я и с закрытыми глазами найду, что мне совсем не нужно... Даже Луна только намекает на это, напоминая лишь о некоторых гранях, за которыми нет определенности, что можно домыслить... Да, эта воровка, наоборот, даже обогащает мир вокруг чем-то значимым, хотя и совершенно непонятным, но это и главное! Кому нужна эта мертвая, незыблемая определенность и очевидность? Раньше я, кажется, мог думать иначе, но не зря же я даже не помню этого? Наверняка, это была какая-то бессмыслица, иллюзия, настолько иллюзорная, что могла показаться реальностью... Но реальность же не может быть мертвой? Это же глупо? Черт, как даже мысль такая пришла в голову... Мертвая реальность! Не боль же - ее критерий? Боль - это лишь критерий перехода из реальности в эту мертвую конкретчину, иного слова она и не достойна, потому что возвращаться сюда приходится, столько теряя, что это и не может пройти безболезненно... Да, вот и сейчас, я должен буду сдирать с себя мягкое тепло покрова, продираться сквозь тернии первых шагов, острые шипы которых будут пронзать меня с пят до головы, придется обходить, переступать через пропасти этой самой силы тяжести, готовой швырнуть тебя на пересечение путей, распять на кресте выбора одного из двух, после чего воскреснуть можно, лишь воспарив или же просто восстав на четвереньки яростного сопротивления неизбежности, а потом и на колени непримиримости и уверенности в себе, принимая от себя клятву верности уже на одном из них, пока второе наслаждается свободой отсутствия любого выбора... Да, теперь я могу только встать, вонзив пяты в плоскую голову этой беспомощной предо мной силы тяжести... Черт, знать бы еще - зачем это, ради чего это нескончаемая борьба, эти вечные поиски смысла, превращающие все в заколдованный круг бессмертия? Неужели это все - ради себя лишь самого? Как тогда мне задать этот вопрос самому себе, если он звучит ответом?
     
   Эпизод 3
     
      - Андрюша, но ты же знаешь, что тут не бывает начала? - бойко спрашивала Верочка, держась за его руку с противоположной стороны от Нади, которая тоже повеселела и была переполнена решимости. - Это совершенно не важно, даже более того, у случайной выборки и начало должно быть случайным, то есть, оно вполне может оказаться и концом...
      - Я даже больше согласна на это, просто даже настаиваю! - задорно, сжимая ему руку, поддержала тут Надя. - Я, Андрей, просто не думала, что это случайная выборка или еще что... А случайность ведь вполне могла бы и не случиться, поэтому так в конце можно и считать - да, с гораздо большей вероятностью этого могло не быть, значит, и не было...
      - В принципе, да, мне нечем возразить, - не знал тот, кому из них отвечать, потому что обе его, похоже, не слушали, поскольку были убеждены уже во всем окончательно, особенно когда они подходили вновь к тому дому.
      - К тому же, сам подумай, может ли быть два начала, ну, если нас двое? - чрезвычайно логично продолжала Вера, заходя во двор, в дом, как к себе. - Чем будет для Надьки мое, скажем, начало, или же наоборот? Я уж не говорю обо всем электорате, для которого эта невероятная дилемма просто бессмысленна, потому что для него даже названия такого нет, или мне все равно...
      - Конечно же, нет, как и его самого в широком смысле, - подхватывала Надя, заходя следом за ними и с интересом разглядывая обстановку горницы, словно ничего и не узнавая. - Вообще у этого слова странная грамматика после ста пятидесяти где-то минимум... Среди нас тогда, скорее, это ты - электорат, что, Верка, гораздо проще. Понимаешь, тогда для него есть дилемма, в отличие от нас...
      - Конечно есть, но зачем и ему она? - недоуменно спрашивала та, подводя его к знакомой уже кровати с вновь идеально застеленным покрывалом. - Понятно, он - начальник, он как бы и должен всегда думать о начале, но от остального мы может тебя избавить... Правда, Надька? Да, Андрюша, словом и делом... Надька, ты даешь слово?
      - Конечно, Верка, даю! - охотно согласилась та. - Мне, вообще, вчера было с ним до того интересно поговорить, я бы даже продолжила в этом духе, потому что слово все же было и в начале...
      - Да, Андрюша, она совершенно права, тебе придется смириться с этими фактами, - пытаясь посмотреть ему в глаза, сказала Вера, хотя в них ему смотрела и Надя, тоже замечая там дилемму...
    
    
   Эпизод 4
     
      ...Нет, нет и нет, случайности слишком легко стать невозможностью, если она всего одна, как эта Луна, чей свет так долго скользил по мне, серебрил даже это безжизненное Руно, но он был совершенно пуст, словно этот вечный сквозняк, из-за которого даже на розе ветров всегда один лишь лепесток, с которого сама роза вечно опадает на свои шипы, делая все своей противоположностью... Вселенная огненной пустоты стала ледяной пустыней плоскости, на которой не было ни одной точки определенности, а звезды были уже давно растаявшими снежинками, потому что весна - это время их слезных воспоминаний о своей смерти... Нет, я не должна надеяться на случай, пусть даже кроме него вообще ничего не останется, пусть даже он будет мне страшно необходим, как только и было до этого... Все же наполовину я считаю все возможным, то есть, хотя бы половину всего, даже себя, но это же и нужно половине, значит, это уже все... Если бы пробудилась вдруг другая половина, я бы наполовину усомнилась, но этого "если" нет... Значит, я должна...
      О, как же верно мое решение!... Но что это, я не могу больше говорить, словно хор шелестящих голосов проникает в меня через мои стонущие им в резонанс губы! Они даже будят во мне какие-то звонкие и смеющиеся всему мысли, говорящие на совсем непонятном и чужом языке, проникающем в меня нескончаемой песней, звучащей под музыку моей тысячеструнной арфы, по которой скользит он, словно золотой медиатор солнца - по веткам с птицами... Нет, мне кажется, что я пою с этими нежными губами дуэтом, подхватывая из его уст каждое слово...
      Боже, почему все смолкло? О, вновь это невыносимое блаженство... Та упругая тишина вновь ворвалась в меня, несется вглубь, разрывая струны, раздвигая перекликающиеся между собой берега всего лишь ручейка журчащей мелодии, в который с небесной горы хлынул бешеный горный поток вешних вод, словно в один миг растаяли все звезды и само небо... Боже, как же сладостна эта боль самоуничтожения, потому что это я сама уже распахиваю свои берега навстречу потоку, но чувствуя каждую его струйку, каждый всплеск и отступление его ласковых волн, содрогаясь лишь от неожиданных ударов прибоя в мои не успевшие отступить берега... Конечно, этому океану неги малы любые берега, и вот я снова превращаюсь в бездну, чувствуя только свои изнывающие от сладости края, где и соприкасаюсь с потоком... Остальное вновь заполняется звуками той, лишь на миг стихшей, мелодии, в которой я уже отчетливо различаю наши два голоса, чувствуя на своих распахнутых в бесконечность губах касания его медиатора... Все это закручивается в нескончаемый вихрь, напоминающий собой знак бесконечности, в центре овалов которого мои губы, теперь уже готовые кричать в унисон, такое нестерпимое блаженство пронзает меня в пустоте между ними... Нет, если я закричу, крики их уничтожат друг друга...
   Эпизод 5
     
      - Боже, Андрюша, что это было? Мне казалось, что я кричу там... - растеряно говорила Надя, сев мокрым, горячим лоном на его грудь и глядя изумленными глазами на него.
      - Надя, ты тоже это почувствовала? - спросила устало Вера, прислонясь к ее спине щекой и все еще судорожно сжимая его своими бедрами... - Нет, сегодня было иначе, сегодня мне казалось в конце, что мои берега уже никогда не сойдутся вместе... Черт, о чем я?
      - Девчонки, если бы сегодня было восьмое марта, я бы мог сказать, что я себе напоминал в это время, - пробормотал им на это Андрей влажными губами, слизывая с них нектар языком. - Еще бы миг, и вы бы разорвали меня напополам...
      - Нет, но я не могу понять другое, - смущенно вдруг сказала Надя, не решаясь встать с него и осторожно утирая ему щеки, - как это могло случиться... Я не помню, как все началось, чего я не хотела... Я очнулась, когда остановиться уже было невозможно...
      - Надька, не говори глупости, - вяло сказала ей Вера. - Мы с тобой всю дорогу только об этом и говорили, я уже просто истекала от желания и от твоих слов...
      - Да, ты права, эти мои губы несут какую-то чушь, - согласилась та и вдруг склонилась к нему, целуя все его лицо. - Но те ведь и сейчас тебе пытаются что-то другое сказать? Ты чувствуешь, как я тебя ими тоже целую?
      - Еще немного, и мое сердце запрыгнет к тебе в ротик, - признался он довольно, но тоже слегка смущенно, потому что Веры сейчас не видел, пытаясь ей сказать что-нибудь по другому, и она ему понимающе отвечала...
      - Нет, это все равно какое-то безумие, словно это была не я, - все же призналась Надя, хотя отступать ей было некуда, да и ужасно не хотелось - ей хотелось совсем другого, что было так непонятно...
      - Надька, не комплексуй, здесь тебе это уже не поможет, - тихо сказала ей Вера, любуясь ее спиной, талией и сгорая от желания лизнуть все это язычком, потрогать губами, особенно эти круглые подушечки, которые так нежно вжимались в живот Андрея. - При тебе я могу сказать, что у меня ничего похожего никогда не было до вчерашнего дня... Мне сейчас кажется, что все то было не со мной, а с какой-то резиновой куклой, которой я раньше считала себя, и которая вдруг лопнула, оставив меня голенькой...
      - Верка, но мы теперь даже не сможем поделить Андрюшу между собой, не лопнув его, - горестно вздохнув, заметила ей та, ко всему относясь слишком серьезно. - Мне тоже так кажется...
      - Милые мои, если бы вы знали, что казалось мне, - улыбнулся он им. - Мне даже кажется, что я еще что-то начинаю понимать, хотя даже не представляю - что!
     
     
   Эпизод 6
     
      ...Ну, ну, малыш мой, мальчик мой, думай, думай! Понятно, эти сладенькие звизденки кого угодно сведут с ума, но не тебя же! Напряги мозги, хоть тебе и хочется что-нибудь другое... Но нет, это невозможно, это слишком настоящее, раз это поняла, почувствовала Изольда, которой раньше только казалось, что она что-то чувствует, как ей казалось и все остальное... И зачем ее только так назвали? Не наше ведь это имя, не наших корней!... Боже мой, раньше бы я поняла все это лучше и быстрее других, но где это раньше, поэтому, и что я должна понять - для меня ужасная тайна... Это так невыносимо, как и тебе сейчас оторваться от них, от двух сразу, которые тоже не могут этого сделать, но придется, никуда не денутся... Ты же должен быть еще и умненьким, чтобы понять это...
  
   Эпизод 7
     
      - Да, ты прав, Андрюша, нам остается тут остаться навсегда или все же идти на задание, без чего нам нельзя возвращаться, - со вздохом сказала Вера, спрыгивая с него и помогая это сделать подружке по несчастью, случайно все же коснувшейся ее губ своими. - Мы ведь должны кого-то тут найти...
      - Конечно, - неуверенно согласился он, пытаясь что-то вспомнить и тоже вставая. - Хотя уже и четыре почти...
      - Сколько?! - изумленно спросили обе, разом взглянув за окно, освещенное и солнцем уже с другой стороны, и начали быстро одеваться. - Вот это коньяк!
     
      - Стоп, зайдем-ка в этот дом, - сказал им Андрей, когда они шли мимо совсем старенького домика, в окне которого словно бы колыхнулась слегка занавеска. - Мне кажется, там кто-то есть...
      - Здравствуйте, внучки, здравствуйте... Тут у меня, конечно, сплошной сориализм, но ты садись на стул, милок, садись, на нем дед восседал, а теперь он, вот, пуст, некому было уж передать его старому пердовику. Можешь занять, - отвечала на их радостные приветствия, словно причитала, огромная бабка, сидя на топчане всем своим невероятно тучным, как плодородная нива, телом, прорывающимся даже сквозь расходящиеся швы сарафана.
   Двумя мощными руками она растирала еще более огромную слоноподобную ногу, водруженную на табурет, второй же упираясь в чело Земли, которую, может, даже считала черепахой для надежности, потому что этот вертлявый волчок тут же бы заскользил в другую сторону из-под одной ее ничем не уравновешенной ножищи, для которой вряд бы подошел даже испанский сапог, да он бы и не нужен был, бесполезен, сошел бы даже за некий массажер, отвлекающий от настоящей боли.
   На полу было почти некуда ступить, так он был завален не только хламом, но и всем, что можно вспомнить из деревенского обихода, начиная с рассыпанных поленьев, кончая иконописным портретом вождя, которым была прикрыта, скорее всего, большая щель в полу, так ритмично выпячивался и опадал его лик под напором явно внешних сквозняков. Однако, на пол со стола не пало ни крошки уже, наверно, лет десять, потому что все там и осталось, возвышаясь над его круглым дисковидным краем горкой, отчего и тот смахивал на черепаху. Среди горы почти археологического мусора выделялись булка хлеба, которая уже вряд бы заплесневела, а также наполовину початая бутылка водки, боеголовка которой и торчала из мусора предупредительно, словно из шахты...
   Нет, его это совсем не удивило, он уже бывал в таких избах, убираться где имели силы одни сквозняки. Девочки же его, едва увидев это, тут же в печали ретировались, пожимая от растерянности плечиками, да им и надо было о чем-то договорить... Но они этим даже больше порадовали сердце старухи, чем присутствием.
      - С удовольствием, бабуся, - с улыбкой согласился Андрей, даже радуясь, что она, его первый здесь респондент, тоже приняла их игру, не отказала, как и во всех таких же храмах сквозняков. Игра же лишь для других участников была по-настоящему спортивной, потому что кто-то в ней побеждал, большинство оставляя ни с чем. Но лишь они с ней могли получить удовольствие от самой игры, стараясь специально поворачиваться спиной к финишной ленточке. И его радовало совсем не то, что потом скажет их кандидат, тоже по-старушечьи ахая: "Лишь бы не было, ну-у, войны!" - тут же ее и развязав, а что говорит сам народ, тоже наивно радуясь, что с ним хоть кто-то поговорил по душам, что он - не только телеслоган, притча во языцех политиканов, пачка, стопка, кучка бюллетеней, раз к нему вдруг пришли. Чуть стыдно было ему лишь за то, что пришел-то он не от своего имени, что сам он тут как бы и никто. Но народ так не думал про него и высказывал ему все так, с таким тембром, с которым он и должен был бы все это передать тем! - Извините, что отвлекаю, но мы тут проводим опрос общественного мнения по глобальным проблемам вашего района, которые вам пообещает все разрешить ваш депутат, когда вы же его собственноручно и...
     - Да, внучок, прошлого я как раз собственноручно и..., - странно ухмыльнувшись, согласилась она, ненароком напомнив Андрею и причину довыборов в этом районе, - нет-нет, из... изб..., избрала-избрала... А ты что подумал? А я думала, раз человек тоже темный, то из лаптей прямо к свету и потянется, а он, вишь ли, по черным штиблетам шастать начал, все глядя, идут они ему или не идут, куда идут и почем идут. Но, внучок, в стране ведь две и темноты есть, одна из них - это та, которую сверху якобы высший свет видит в самоослепленьи, глядя лишь в черную дырку, ну, камеры, то и видя, но есть и другая - тьма исконная, первородная, тьма чрева Земли, откуда рождается, сотворяется свет истинный, который - будь только он - был бы и сам тьмой, чтоб только той, первой, не светить...
      - Ну, и какие же у вас самые главные проблемы, бабуся, -вздрогнув и глянув на стрелки часов, перевел все же Андрей тему поближе к интересующему его предмету, - пенсия, может, маловата?
      - Миленький, а на что она тут вовсе, если и магазина нету? - простовато удивилась та.
      - То есть, главная проблема - отсутствие магазина, все еще продолжающийся в отдельно взятом районе коммунистический дефицит? - взяв на вооружение карандаш, поинтересовался Андрей.
      - Что ты, а он-то зачем тут, если пенсия такая малая, что сама к нам и не ходит еще? Носить надо, - искренне удивилась бабуся, но виду не подала, продолжая его с интересом разглядывать. - А магазин как раз бывший депутатик и закрыл, свой открыть собираясь, да это уж и не успел. Сам накрылся. С пенсией у него совсем не получилось, хоть тоже обещал, но ведь трех лет-то и не прошло. Темный он был, не к тому свету потянулся, да и не дотянулся. К какому-какому, к высшему, куда у нас спокон веков, с Авеля еще только дым и тянется. Раз низко стелет высший свет - образованья выше нет! Поэтому их с деток малых обучать надо, чтобы к истинному свету тянулись, пока в корень не ушли, на корню и засохнув, раз извлекать не умеют...
      - Может, тогда сферу услуг повернуть лицом к селу от города, ну, ателье сарафанное, ферменной спецодежды, то есть, открыть? - сменил тему Андрей, помогая и ей выбраться из каламбура уже своим, да и просто случайно взглянув на ее сарафан и сбившись с мысли.
      - Милок, это ты на прорехи что ли так смотришь или сквозь? - бабка слегка обиделась поначалу, но потом вдруг тоже покраснев. - Хотя понятно, все равно мужик. Это ж ферма и есть, как ты сказал? Так же модно сейчас, это и есть самый, что ни на есть модернизм! Они не расползлись же, а я стежком сверху украсила. Ишь, глазастый! К нам тут заезжала одна звезда, ну, та еще, когда Хмельцина в Госдым или еще куда избирали, но в дым все равно, так она, звезда, прям из своих синих штанишек вся и светилась наружу и отовсюду... По секрету скажу, у нее кто-то в районной гостинке кружевные ее спер на память, а наши магазинные с нее все спадали, ну, потому что она натуральной фотомоделью и была, ее словно с фотки и вырезали. Потому и звезда, видно. Не знаю даже, из-за чего только мой дед помер, ведь светилась она тут по всей деревне, и даже у меня с тех пор проблем не стало вдруг, хоть я и припоздала... Помер соколик мой! Вот, если бы этот модернизм к нам, но только не с фоток вырезать? С альбомов хоть... Показать, с какого лучше?
      - Верю! Сейчас там вообще просто: стринг хиа, стринг хиа, стринг, ну, то есть, здесь, - между прочим заметил небрежно Андрей, теперь уже стараясь на сарафан не глазеть, а просто показывая.
      - Сынок, где ты хиа такие стринги найдешь? Это на кораблях лишь такие швартовые бывают, это я помню, а тут таких хиев и нет, разве что вожжи, - изумила она его своим замечанием, мечтательно теребя край подола, хотя он так и не понял, чем же именно изумила. - Я, кстати, той звезденке вместо своих... потом конец бельевой веревки и отрезала в конце, ну, чтобы дед на ней не удавился... Не помогло, как видишь, старый пердовик из моих и свил себе веревку, мол, тогда уж и хие, на шее тоже... Но что скрывать, тогда уж он точно до нее и дошел весь, до ручки, я ведь ради него только, соколика моего стреноженного, ей тут переодевания, Дом моделей цельный устроила, новый половик прямо к замочной скважине постелила, по которому та и дефиляла тут своим плоскопопием. Дура, надо было поперек постелить, тогда бы живой остался. Да и на самый же пост модернизм тот выпал, сам понимаешь... Хотя, ну, и ожил бы, но ради чего, подумай сам? Так хоть насмотрелся напоследок на поп-культуру тоже... Хоть сам он и необразованный был, но к образованным его тянуло, я это по себе сразу же поняла. Он сразу спросил, мол, ты закончила уже, и я тут же призналась, что закончила, не стала, конечно, уточнять, что ЛГУ, какой фак и с какого захода, но мы все равно сразу расписались, ведь его чистое образование интересовало, каким образом все это образуется, то есть...
      - То есть, проблема Поп-культуры тут тоже на первом месте стоит? - уточнил он, делая пометку в опросном листе перед словом "культуры", и к слову "Дом" снизу приписав тоже, но только другой модальности, жанра ли, потому что обратное можно было не просто забыть походя, а счесть потом неким нонсенсом памяти, этаким экзистенциальным абсурдом, который мы, правда, еще не успели перенять у Запада всецело, потому что пока никаких поп-культурных противоречий между элитой и массами не возникало у их первого поколения "заново культурных", поскольку и сам народ, идя той навстречу, точнее, вслед, тоже обратил внимание на свои источники и составные части уже Фрейдизма, в чем Андрей еще раз убедился: "Да и откуда тут дом попа, кстати..."
      - Ну, не то, чтобы стоит, но на первом, на своем месте, - вздохнув, подтвердила та скромно, загадочно порозовев сквозь густую вуаль морщинок и капилляров на вполне королевских щеках.
      - А какой же вы фак закончили в ЛГУ? - поинтересовался все же Андрей, покраснев чуть от некой тавтологии.
      - Технический, - спокойно отвечала бабушка, кивая на стенку, - фак! Можешь почитать: "Почетная грамота" лучшей технической работнице ЛГУ... Сам проректор подписывал прямо на моей спине. Да, он тогда еще, кстати, увлекался поп-культурой, хотя это было и запрещено, тогда надо было смотреть соцреализму в глаза... Боже, конечно, я это знала, училась-то я без отрыва от производства на гумработника, по линии культпросвета, где больше дадаизмом увлекались, ясно. Увы, но там у меня при распределении возникли проблемы с кубизмом, хотя бы с черными квадратами, потому я понесла свою поп-культуру уже в далекие, самые далекие массы...
      - Что ж, огромное спасибо! У нас вполне даже круглый стол получился, - искренне благодарил ее Андрей, вставая.
      - Ох, я про стол-то и забыла! - спохватилась та. - Прости, сынок, ты бы хоть выпил чуть? Дед тогда и про это забыл, не говоря уж, что и голосовать не стал по понятной причине, хоть та звезденка его так уговаривала и так готова была уже уговорить, потому что тут больше и некого было уговаривать, но мой старый хрен подумал, что и это одни только голые обещания, не понял ничего про голосование, этимолух хренов... Если бы она за Жмириновского агитировала, дед бы поверил, ведь тот и сам готов весь народ наш туды его в качель! Еще и люльки раздавать начнет, а к ней ешшо сразу гусенки приделывать. Давай, наливай, а то сестры ждут, одеваться пора...
      - С удовольствием! Подождут, - быстро согласился Андрей и на это, найдя и два предусмотрительно перевернутых вверх дном стаканчика и налив "Столичной". - Так, и за что же мы выпьем?
      - Хорошо, что твои мокрощелки не слышат, - хитро усмехнувшись, сказала она, беря у него свой стаканчик и вдохнув давно забытый на столе аромат. - За любовь, только за любовь, родненький, потому что без нее ничего не образуется даже из твоей поп-культуры, из всех этих дадаизмов - один сориализм! Нет, про модернизм я молчу, я тебе уже сказала, ты уже пообещал привезти... Ну, за любовь?! Как раз триста но... за Изольду!
   - Да, конечно, триста, - подхватил еще быстрее Андрей, вполне оценив и этот ее каламбур, как ему показалось, - но за Изольду!
   - За нее родную, за нее, милок, - буркнула старуха сквозь тихие такие бульки, что он и не расслышал, согласно кивая, - за вас...  
   - Бабуль, я же тут один, - все же расслышал он и смутился.
   - Знаю, все знаю... Ты, милок, главное не забудь: не дом попа культуры тут, - в конце опять скаламбурила ударница технического труда ЛГУ, но он уже и не удивлялся, особенно после Столичной, - а модернизма обязательно дом, а то у нас и так уж на попе свет клином сошелся, точней, разошелся уж - стежков не хватает, да и рук...
  
   Эпизод 8
     
      - Девчонки, зря вы ушли! - искренне посочувствовал он, застав их лежащими на зеленой уже совсем полянке за поленницей и с какими-то загадочными выражениями лиц. - Бабка такая интересная оказалась, у нас с ней целый круглый стол получился...
      - Андрюша, мы и подумали, вдруг у вас еще что получилось бы, - чему-то улыбаясь, заметила интригующе Вера, - потому что ее стол как-то меня не впечатлил.
      - В этой деревне я уже ничему не удивляюсь, - тем же тоном добавила Надя, покусывая травинку.
      - Вы о чем? - изумился тот, с интересом на них посматривая. - Нет, беседа была очень интересной, плодотворной...
      - Мне твоя беседа тоже очень понравилась, - усмехнувшись и подмигнув Вере, заметила Надя. - Ты такой классный оратор оказался. - никогда бы не подумала передом, ну, перед тем...
      - Надька, он же и сам был политиком, ты разве не знаешь? - пояснила та, неохотно вставая и позевывая. - Просто Андрюша очень разносторонний спец: он и оратор, и другим рот не затыкает... Раньше мне шеф казался таким, а теперь... Фи! Но придется идти, да?
      - Да, придется... Эти уже должны приехать, - с некоторым сожалением сказал он, но все же машинально почти нырнул ей под юбку, с удивлением погрузившись во влажное лоно. - Девочки, на что мы только тратим наше драгоценное время? Надечка, и ты тоже хотела бы поговорить еще?
      - Да, но мы, правда, и так поболтали обо всем с Верунчиком, она мне столько всего рассказала в ответ, - жеманно ответила та, тоже позволив ему забраться ей туда, и даже крепко сжав его пальцы влажными губками. - Может, ограничимся братским рукопожатием?... Бог мой, что я вообще несу? Еще чуть и я микрофон потребую! Что тут происходит? Мистика? Мисс тика!..
  
  
   Эпизод 9
     
      До нее только сейчас вдруг дошло, что она не могла себя узнать... До этого же эта совершенно невообразимая якобы работа, которую трудно было отделить от своей личной, интимной ли жизни, просто не давала ей опомниться. Не то, чтобы там было что-то новое, ей неведомое, но все это было в таком немыслимом сочетании над и под-чинения, что она слегка ошалела, хотя привычно и держала себя в руках, даже сумев вполне трезво смириться с тем легким умопомрачением, списав на коньяк и все то, что они несли с Веркой по дороге, а, особенно, что из этого как-то незаметно вылилось...
      Нет, с мужем у нее лично вообще никаких проблем не было, едва ему стоило захотеть, как она тут же пускала его в себя, потому что это доставляло ей всегда такое удовольствие, что ей самой не хотелось никаких предварительных ласк, разговоров - у него он такой был большой, что это все компенсировало, и ей лишь хотелось побыстрее заполучить его в себя, зная, что и она создана точно для него, они даже дышали в такт и испускали из себя последние крики и стоны одновременно, почему она даже представить себе не могла и не хотела, чтобы кто-то вдруг посторонний попытался нарушить все это, весь этот отлаженный механизм, вклиниться в их любовный дуэт, расстроить хотя бы одну струнку, изменить хоть ноту. Все получалось всегда так просто, как в самый первый раз, что от этого одного уже было и жить легче... No problems!
   В остальном она была совершенно самостоятельна, потому что у них никогда и каких-то предварительных намеков на ревность не было, да и его жизнь среднего, конечно, бизнесмена не оставляла ему много свободного времени для всего остального, хотя он успевал при этом и для дома все сделать, и ей покупать подарки, все тоже делая очень быстро и просто. Утром - ты хочешь это? Вечером - на! Конечно, потом они сразу же начинали запросто обсуждать свои дела, проблемы, от которых тоже хотелось быстро избавиться, что им и удавалось, и последним поцелуем на прощание они с удовольствием ставили очередную точку, тут же забывая обо всем до вечера, до утра ли, просыпаясь специально на полчасика раньше, ну, хотя бы без пяти... Жизнь сейчас была такая разнообразная, интересная, что зацикливаться в ней на чем-то одном - было просто глупо. Не надо было даже ходить в кино, можно было и жить, как в этих западных фильмах, заходя в любое кафе, ресторанчик ли, чтобы быстро обсудить что-либо, переговорить за вкусной едой, даже немного потанцевав с кем-нибудь, когда разговаривать было еще приятнее, но, вовремя остановившись, чтобы потом идти еще куда-нибудь, чего было столько много. Даже дела с клиентами она - особенно после бизнес-школы - старалась решать в таких местах, сразу устанавливая лишь регламент, протокол, чтобы не возникало недоразумений...
      Тут же, конечно, суеты хватало, но тут ничего не было, кроме этого замкнутого коллективчика, да еще и в клетке этого интерната, где все сводилось просто к прямому общению с кем-то, кроме кого вокруг ничего вроде бы и не было. И собеседнику твоему бежать было некуда от тебя - только к такому же. Да, но куда-то хотелось, куда-то надо было, потому что просто разговаривать, как могут эти мужчины, уже ничего не видя вокруг, было невозможно...
   У Верки, как она поняла, это вообще было проблемой - сбежать куда-нибудь, поэтому они как-то сразу же, ни о чем не договариваясь, потянулись друг к другу, едва остались наедине, зная, конечно, что там можно найти, чему хотелось бы найтись... Но все равно ими словно что-то руководило в это время со стороны, так как обе раньше вообще о таком не думали, хотя в кино и видели, и осознавали свое гендерное превосходство, чему немало способствовали и все поэты, и художники, и скульпторы, чьими натурами были вполне реальные, даже обычные женщины, но, наоборот, какие-то совершенно нетипичные мужчины, на которых в жизни только в музеях и можно было посмотреть, как на некое каменное изваяние.
   В этом плане все эти творцы были либо мстительными сволочами, либо просто недоумками, рубящими свой же гендерный сучок. Да, были и другие, просто уписывающиеся слезами рядом со своими маленькими, "заброшенными" человечками, но вряд ли в мужской сортир искусства зайдет даже случайно нормальная женщина, которой в жизни не достает чего-то более существенного, а из маленьких ей бы хотелось лишь деток. Если бы они только знали, что ей не нужны ни те титаны, ни тем более эти гномики с кучей комплексов, а нужен просто средний мужчина, который бы мог оценить безусловное превосходство ее природной красоты и очарования, то они бы и не толкали женщину в объятья другой, в ком она может найти и саму красоту, и адекватную оценку собственной.
   Увы, на этот раз их оценщиком выступил уже этот, ну, точно, идиот Андрей, тяги к которому у нее совсем не возникало, и который словно для них и старался, оставив лишь их довольными результатами оценки. Они словно заранее и знали об этом, до конца уже там, в доме, не одевшись, забыв надеть главное, но тут сразу же вспомнив об этом, почему она просто задрала Верке юбку и прильнула к ней губами, потом и ее пустив к себе, что почти ничего не меняло, словно они тут были чем-то единым, связанным каким-то сумасшедшим удовольствием от такого как бы познания самой себя, но не просто себя, а как бы в целом самою собою же, но со стороны, не своей частью, рукой, а всею, пусть и в лице партнерши... Она даже представила тот Иль и Янь, но не на улице, понятно...
   Поэтому, когда он пришел, она просто чувствовала, что продолжает это делать сама с собою, таким реальным было то ощущение, отчего они обе и были такие несколько загадочные и ошалелые, чего он не мог понять, ясно. Увы, нехватки в нем самом она и не испытывала, какое там, хотя, как мужчина, он, возможно, и был чем-то средним. Нет, разве что в тематике их разговоров - да! Но этого, нехватки самой себя? Никакой! Ноль! Боже, но кто - ноль?...
  
   Эпизод 10
     
   ...Каждый должен нести свой крест, и вы его уже поставили друг на друге... Я даже чуть не стала с вами сама двуглавой змеей, заглатывающей саму себя, но нет, я этого, к счастью, и не могу сделать, вы это уже можете и без меня... Мне хватает ласк даже его мыслей, потому что именно он - двуглавый Змей искуситель, что делает мое воображение вдвойне богаче, хотя я еще не разобралась в предпочтениях, которых может и не быть, ведь они могут возникать из-за собственной ограниченности, которую мы навязываем окружающему... Я не хочу этого, я хочу стать богаче всем этим, я уже становлюсь богачкой, но уже не могу остановиться, потому что не зря ведь в этом слове тот корень, к которому можно только стремиться, но никогда не достигая... Нет, другого богатства я и не знаю... Но кто бы знал, как ненасытна пустота ожидания! Нет, не смирения, не исхода пустота, а сама исходная бездна ее, которую все еще никак не может насытить даже вся вселенная, наивно считающая всем только саму себя, а якобы ее падающие в пропасть камни и создают ту...
   Милая кроха, ты даже не помнишь уже, чем же было твое зернышко в сравнении с той бездной, жажда страсти которой и взорвала тебя, вынудила вывернуться наизнанку, выплеснуться в нее ее же подобием и антиподом, даже не подозревающим, что, достигнув ее мнимого края, растеряв все лепестки, шипы и стебель, ты вновь станешь ничем, лишь намеком на Все крохотного зернышка, бесплодного без моей живительной влаги небытия. А что твое семечко, любой твой атом? Тоже пустота... Мираж! Да, мистика - ты прав!
      Увы, пока что и ты падал семенем на каменистую почву, на безжизненные обочины и сами торные тропы преходящего, которым я позволила возомнить себя, вообразить лишь некогда бывшими плодородным полями, но лишь для того, чтобы миражи ваших впечатлений заставили пробудиться в этом страннике полувечности дремлющий в нем до сих пор дух оратая, божественного сеятеля, готового повторить весь путь вселенной, которая, умирая, в конце вновь оплодотворит эту живородящую и вечно ненасытную пустоту любви, вакуум ее страсти...
   Глупая старуха, эта беспросветная культпросветница, ничего не смогла сказать ему, кроме одного слова, да еще и вывернув все наизнанку. Но что мог знать их бесплодный соцреализм, отрицающий собственную смерть признанием жизни гробов, то есть, исключающий даже возможность собственного возрождения? Увы, это лишь один из миражей, фантомов, порожденных детской игрой света, который и сам может возродиться, лишь умирая.
   Но все те, кто его окружают, лишь то и считают единственной реальностью, чем пусть сполна и насладятся, но так, чтобы его вывернуло наизнанку, чтобы из него вырвало весь их пустой мир, и он стал самим собой, иначе тогда ничего не будет...
      ...Боже, но и это все слова, слова...
     
   Эпизод 11
     
      - Так, Андрюха, молчи, если есть что сказать, - грозным шепотом предупредил его шеф, встречая в коридоре интерната с полным стаканам коньяка и ломтиком лимона на вилке. - Я привез кандидата, и мы должны решить... Ты понял? Хорошо, продолжай пить, жрать, слушать, но только молчи, ну, и не трахай никого при нем, при них, понятно, а то потом его не выгонишь. Есть, что сказать? Тем более! Пей и пошли... Нет, пошли, а не пошли, хотя... Тьфу!
     - ...ребята, какой потрясающий, насколько колоритный наш народ?! - разглагольствовал в это время посреди учительской Игорь Грудометов, впервые выехавший с ними на полевые работы, но уже размахивая стаканом с коньяком на стенках. - Я десять лет почти писал про него сначала в "Знамени революции", а потом в "Знамении реминисценции", но только сегодня увидел его воочию и в целом! Ну, раньше это бы класс пролетариев у станка, крестьян - с лопатой на току, свет знания от которого впитывала и несла уже дальше прослойка интеллигенции, даже прокладка по-новому. Все было так, пока просто не выйдешь на улицу, в массы, не устремишь взоры к прилавкам сквозь них... Там я сразу просто терялся: а куда же все классы, прослойки вдруг девались - начинал искать крайнего. Вокруг же - одни мещане, склочники, пьянчуги, матершинники, хапуги и милиционеры с полной классовой неопределенностью. Конечно, я и сегодня попытался найти тут дипломированных выпускников крестьянского класса, пролетариев с пролеток, пока не наткнулся вдруг на сам народ. Нет, я не сразу понял, что это он и был на полянке под вековым дубом, и только после традиционной третьей до меня стало что-то доходить, пока я не заметил, что мои со...товарищи с интеллигентской недельной бородкой, с богемной усмешкой на устах - еще и в пролетарских синих блузах, ну, в спецовках, естественно, спецы, то есть! Ну, и что в деревне, это я уже по себе понял...
      - Александр Касьянович, и у вас все такие сотрудники? - с восхищением воскликнул какой-то мужичонка, которого Андрей сперва даже не заметил среди коллег и еще парочки явно доярок, так и постреливающих по сторонам своими голубичными глазками, за медальными бюстами которых могли спрятаться и все их конкуренты. Тот же и выделялся из окружения именно своей спецовкой, но только из настоящей джинсы. - Понимаете, это же не просто в бровь, а прямо в глаз, в челюстью, можно сказать, под дых и вообще ниже пояса... Да, пусть неделю и небритую, но... Как вы сказали? Ну, в спецовках, естественно, спецы?! Что тут еще не ясного? Да этому ректору теперь только в рекруты с его выкрутасами! Все, сливай воду! Наливай!
   - Но, Митрофаныч, - вставил осторожно Александр, это же надо еще застолбить, закрепить...
   - Так я и говорю - наливай! Самый крепкий взял! - тот даже раздался как-то вширь, размахивая руками. - Мой предшественник на обувке и споткнулся, а уж я на спецовке никак теперь! Черт, как же и забыл-то! Я ж специально и прихватил для вас тоже, показать, чему я в Техасе-то научился, чего нахватался на год вперед... Может, мы проведем напоследок демонстрацию, ну, то есть, праймериз, так сказать, примерку, то бишь?... Так, девочки, вы бы вон того молодого человека, который все равно без дела тут, переодели, ну, для демонстрации, для праймериза, так сказать, пока я дальше мысль развиваю напоследок? Да, вы же все равно пока чай пьете с лимоном?
      - Да, Андрюша, пострадай за общее дело? Возьми еще, вот, бутылку с чаем, - сунув тому бутылку, шеф поскорее выпихнул его в коридор, пока тот не раскрыл рот, уже более ласково выпроводив за дверь тех аппетитных доярушек, спецодежду для которых пришлось шить по спецзаказу, ясно, и не Зайцеву, тем более...
     
  
  
   Эпизод 12
     
      - Так, но мы вообще-то полный комплект спецодежды взяли, - озадаченно разглядывая Андрея и так вздыхая своей необъятной грудью, что из-под синей курточки выглядывал сладенький такой пупочек, сказала одна из девиц. - Вам придется полностью раздеться...
      - Фрося, ты несешь какую-то чушь! От их болтовни у меня, правда, тоже и мозги тоже пересохли, поэтому мы, может, сначала чаю выпьем? - подойдя к нему и взяв у него из руки бутылку, а освободившуюся руку для надежности засунув себе за отворот курточки, где та сразу же потерялась, вторая все быстро расставила по местам, доставая свободной рукой из кармашка складные стаканчики, поставив их уже на грудь подружки, где они даже не шелохнулись, не пролив ни капли душистого чая на новенькую униформу почти что стюардесс из экипажа самого Амура. - Итак, за примерку, ну, или праймериз по-вашему, как там эти говорили!
      - Ой, Дашка, что бы я без тебя делала? Я ведь хотела даже сказать, что мы отвернемся, - восхищенно заметила ей первая, но так осторожно это произнеся, что стаканчики опять даже не шелохнулись. - Представляешь, как будто шеф товарищу самому сказал переодеться, примериться? Вам это надо?
      - Нет, зачем, но я могу взаимно и вам помочь, - услужливо предложил Андрей, взявшись за один из стаканчиков, но все не решаясь забрать его. - Мне как-то неудобно...
      - Милый, с нами тебе не может быть неудобно, ну, ты же видишь? - сказала вторая, кивнув на его руку на своей груди, курточки и кофточки на которой уже не было, а юбка стремительно скользила вниз, отчего он даже попытался ее поймать, но лишь ухватился за пустоту, точнее, за то пушистое, что ее окружало. - Так, пьем, потому что Фросе тоже надо принять божеский вид для примерки. Так, еще по одной, и за тело... А ты, Фрось, представляй уже, что ты изо льда...
      Пока они пили вторую, и он уже начинал представлять себе, но не лед, а, наоборот, что происходит за кулисами всех этих дефиле, потому что и сам незаметно освободился от одежды, хотя обе его руки были заняты, а глаза пытались догнать взглядом мгновенно исчезающую и с задумчивой Фросеньки одежду, натыкаясь лишь на мягко колышущиеся груди с розовыми сосками, животика под которыми почти не было, он лишь ниже внезапно вновь возникал, распахиваясь молочной белизной пышных бедер, между которых ему уже улыбались розовой улыбкой совсем голенькие губки, из-за сходства которых у него появились вдруг симптомы раздвоения личности, точнее, ему невероятно захотелось раздвоиться...
      - Не переживай, малыш, у нас тут тоже не должно быть никаких проблем, но расслабиться тебе не мешает, - бодренько успокаивала его Дашенька, мягко толкая на Фросеньку, раскрывшую уже ему навстречу свою нежную улыбку, а сама прижимаясь к нему сзади своей нежно щекочущей усмешкой и растекаясь по спине сладкой мягкостью грудок. Он даже не успел ничего сообразить, как оказался во влажном омуте Фроси, куда сзади сильными толчками подталкивала Дашенька, потом уже выманивая оттуда, потому что и от нее он не мог оторваться. - Ты же видел, какой у нас босс, потому нам приходится это делать без него, хотя тут так чего-то не хватает всегда... Фросеньке. Милая, тебе же сейчас хорошо, всего хватает?
      - Дашенька, сладенькая моя сестричка, ты не представляешь, что там, внутри меня, творится сейчас, он, наш малыш, словно бы весь вошел в меня, и я даже тебя чувствую чуть, - бормотала ей та, когда отпускала его губы из своих или, наоборот, он ее отпускал... Андрей же словно пребывал в какой-то невесомости, неопределенности ли, словно Фрося была права, и он действительно весь был внутри ее, потому что со всех сторон его обнимало мятущееся облако нежной страсти. - Дашенька, тебе тоже его расслабить?
      - Да, милая моя, мне уже просто его там не хватает, - хрипло согласилась та, падая под Андрея, просто заглотив его в свою огнедышащую бездну, жар которой он уже ощущал там, где тот таким становился осязаемым, но где теперь по нему растеклась нежная мягкость гладкого Фросенькиного поцелуя, губки которой так же сильно вжимались в него, швыряя его в бездну и пытаясь его самого раздвинуть, что было для него столь новым, хотя между ними он опять с трудом ориентировался в этом урагане, пока вдруг не исторгся в эту пульсирующую жаром бездну, чувствуя, как его самого сзади заливает жаркий поток из таких осязаемых губок Фроси, словно она проникла ими в него, будто и в нем где-то возникла жаждущая пустота, заполняемая ею... Еще бы чуть, и он бы вывернулся сам в себя, и они бы, эти две богини, проникли друг в друга через него, что они обе и ощущали в это время, распластав его дикую, изнуряющую страсть между собой, раскатав его до толщины девственной плевы...
      - Девчонки, это так было, или мне казалось, что меня и не было меж вами, что я стал просто вашей любовью, которой вы занимались друг с другом? - спросил он, лежа обессиленным между ними, тоже вдруг растаявшими, хотя теперь он уже мог чувствовать по отдельности, как мягко сдавливают его между собой их пышные груди, как устало вздыхают под ним щекочущие губы Дашеньки и как мягко стекают в него гладкие, скользкие губки Фроси.
      - Да, мальчик, ты стал просто любовью, Амурчиком, его минутной стрелочкой между нами, - тихо согласилась Даша, целуя его уже нежно, хотя недавно еще готова была растерзать его губы, так дика была ее страсть, так она пыталась даже сбросить его с себя, если бы ей не мешала Фрося, вновь и вновь возвращающая его подруге. - Тебе еще надо совсем немного, чтобы просто стать ею... Прости, я больше ничего не знаю, ведь мы - всего лишь глупенькие доядырочки, которым приходится любить друг друга, когда тебя постоянно нет между нами, а больше никого и нет в деревне. Но ты не думай, что это мало, потому что ты, как наша любовь, был тем же, что и мы втроем...
      - Да, миленький, а мне лишь казалось, что я стала тобою, я даже чувствовала его вместо своих губок, словно бы я им проникаю в тебя, но... хотя в мою любимую все равно проникал ты, - шептала ему сверху Фросенька. - Но в тебе мне было так сладко, что я уже представляю теперь, как я буду в тебя проникать, любимая, как и ты это будешь делать... Ты нам столько много дал за один праймериз! Почему ты всего один и весь ее?.. Нет-нет, Даша, я молчу...
      - Мне пока трудно даже осознать, что вы мне обе дали, - уточнил Андрей, с трудом вспоминая все новые ощущения...
      - Если бы мы... Но теперь, после праймериза, мы тебя можем и одеть, мальчик наш, грудничок мой, - прижимая его к своей груди, простонала Дашенька. - Да, еще немного, и у Фроси тоже... Теперь ты будешь наш настоящий молочный братик, шурин этакий... Шустрик! После этого мы тут будем уже не нужны, хотя нам так жаль, малыш, мы бы могли залюбить тебя до смерти, но это уже невозможно, теперь мы бы только сами могли умереть, отдав тебе все... Вообще-то, считай лучше, что тебя меж нами и не было, ничего не было - просто примерка, праймериз, но без нее... Не знаю даже, жаль мне тебя или нет, но ведь все ж там изо льда...
      Он не расслышал, не понял, что она сказала в конце, потому что теперь они показывали ему в зеркале лихого такого ковбоя в одноцветном пока, под стать этому молочном окружении, с легким розоватым румянцем, конечно...
    - Что изо льда? - все же переспросил Андрей, но ответ уже спрятался под их спецовкой... 
   - Гоу, гоу, бой! - сказала лишь Даша, погоняя его к учительской, где он и впрямь скоро все это забудет, охладив и свой пыл виски со льдом, который ему то и дело подкладывали в стакан доярочки, весьма двусмысленно, то есть, одновременно улыбаясь и шепча что-то непонятное, - ну, и как тебе изо льда? Нравится изо льда?
   - Нравится, - ему все от них нравилось, хотя голова его была уже переполнена виски, а мозги и впрямь походили на куски тающего льда, вода от которого так и просилась наружу потоком слов...
  
   Эпизод 13
     
      ...Спасибо, сестренки, я даже прощаю вам за это все прошлое... Да, потому что мне так вас жутко жаль, ведь вы же созданы для самой любви, в отличие от меня, у кого вы все забрали, но никто вам ее тоже не может дать, кроме вас же самих...
   Как беден этот мир! Как это несправедливо! Если бы я это могла, я бы исправила все, но всех этих - не могу, это невозможно, это, на самом деле, какие-то прослойки, сменные прокладки, которые сразу можно выбрасывать, даже не использовав, они сразу становятся такими, рожденными плачем...
   Боже, но его теперь невозможно даже оттолкнуть от памяти, теперь мне уже самой страшно становится, потому что... Нет, я не хочу это решать за него, потому что теперь только он это сможет... Да, мои милые, я тоже чувствовала его в себе и вокруг себя таким, но...
   Нет, я пока не могу понять, чего же в этом мире не хватало, не хватает? Что же еще может быть, кроме этой всей вселенной страстной любви, заполняющей собой почти всю уже абсолютную пустоту? Вы же не оставили там ничего, не то, что те две, которые слишком поздно догадались, когда его уже не стало между ними, да и не было? Нет, даже не догадались...
   Я не могу этого понять, ведь если бы я хоть когда-нибудь видела людей вот так же, как вы, а не через стекла страха, боли и отчаяния, которые проще всего мне было представить экраном, смириться с их якобы вымышленностью, что для меня было вполне реальным, потому что те страх, боль и отчаяние - это ведь тоже только вымысел. Я лишь перестала их выдумывать, соглашаться с вымыслом, как их и не стало...
   Но что-то еще я не могу выдумать, хотя и чувствую в себе эту потребность, но не знаю - чего же?!
     
   Эпизод 14
     
      - Нет, Андрюша, я и не пытаюсь с тобой спорить, - озадаченно как-то говорил шеф, вчера, после его "праймериза", с этаким трудом, напором согласившись с тем кандидатом, что они ему больше и не нужны, могут отдыхать, получив расчет, потому что он уже победил и мог даже близняшек своих отпустить, чтобы не истекать напрасно слюной и не портить пищеварение, так как вскоре ему столько придется поглощать прежде недоступного общего пирога, что хотя бы слюнные железы стоило поберечь, - я даже позвонил ректору уже...
   - Что тогда тебя смущает? - наивно спросил Андрей, до сих пор еще не сняв ковбойский костюм, так в нем и проспав до обеда.
   - Но ведь это не просто немыслимо и чудовищно, - продолжал шеф, вспоминая его ночной рассказ, - это просто невозможно! Не тебе же объяснять, насколько эти людишки опущены, унижены, растоптаны, оплеваны пусть и за глаза нашей с тобой властью? Им уже и врать не хотят, потому что надоело метаться бисером, потому что, мол, и дерьмо проглотят, чего притворяться чем-то другим. Скажи им три слова, три буквы, покажи хоть три пальца, хоть... - проглотят, поверят, что так и надо, что иначе и не должно быть, что только этого они и достойны! Только царя, а лучше тирана-монстра, упыря, которому надо по миллиону в год жертв приносить: Йес, так точно, слушаюсь, нам только этого и подавай!
   - Брось, утрируешь, - тряс тот головой, - им просто пофиг!
   - Нет, но ведь так получается? Таких и выбирают, кого мы им подсунем? - кипятился тот. - Знают, что идиот, что врет напропалую, но раз уж замахнулся, то надо дать возможность и вдарить! Это даже не скот, ведь скот без жратвы падет, не станет пахать, умрет назло, но эти не станут умирать, сами выкарабкаются! Они же почти никогда не были свободными, раз только в Смуту и погуляли, когда Дмитрий и хотел дать им волю, но за то и стал Лже-Дмитрием, лжепророком. Чего захотел: Дуньку в Европу пустить, откуда и сам с Маринкой пришел, Рюрик этакий? Куда там! Прусак Филарет, дядька Романов у поляков одно и вымаливал: на все согласны, но только не Дуньку, не Ваньку - в вашу сраную Европу! И не просите! Не пущу! Это ж скот, раб, чье место - в стойле, в овчарне - в отечестве своем! Это ж Ванька, но Сусанин, который за сопляка Мишку, барина своего, и сам готов - башкой в трясину! Безумству ж храбрых поем мы песню? Пешек!
   - Откуда ты это взял, - пытался и Андрей из истории что-нибудь вспомнить, но даже вчерашнее не мог, - шеф?
   - Именно из Вали.., - усмехнулся тот, подняв палец, - шевского! А в эту смуту не то, разве? Гласности будто и не было, на соленых соплях и проскользнула мимо - опять туда же, в Гулаг просятся! Всех Горби отпустил, даже лопатками гнал в Европу, уже с поляков начав, но нам-то туда и не надо, мы и то предательством сочли, что и нас освободить хотел. За Борькой в трясину, в родной свинарник рванули, в Егорушкино буржуинство, но опять - Мальчишами-голышами! Но теперь там и стрелять есть кому, да нечего - бычки лишь у Плохишей Гайдарушки! Но оттуда, из их "Школы" путь-то один, опять в Гулаг! А другой и не проходили... Да, Андрюша, мы, историки - циники, все знаем, но признаем реальность с ее потребностями. А она такова!
   - И что же тебя вдруг задело за живое? - усмехнулся Андрей.
   - Ты же вдруг такое преподносишь, чему поверить невозможно, хотя, признаюсь, тебе я не верить не могу, - продолжал тот умничать, потому что больше и негде было. - Нет, что врать, я к тебе не так уж хорошо отношусь, может, и поэтому, но, если отбросить все личное, то я сам чувствую, что ты не просто не врешь и веришь людям, а что сам из них, из народа - душой что ли, какая-то она у тебя, ну, не наша. Этакая белая ворона и для Белого дома! Но верю. И что ж выходит из этого? Что ему ничего от сволочей не надо: ни пенсий, ни магазинов - образование лишь детишкам, которых тут нет, чтоб они свободными вообще стали? Ладно, это понятно, еще по инерции, но на кой хер полумертвой бабке Дом мод, а в пост - модернизм, Поп-культура, если ей жрать, хлебать лаптем нечего? Или у нашей массовой инерция такая, что и поп не перешибет? И главный парадокс в том, что это не какая-то мокрощелка заявила, а старуха, которую все восемьдесят лет с пеленок втаптывали в грязь загона, а теперь еще и попы продолжают вдалбливать ей почти то же самое в красных углах, а не уголках лишь. И откуда же это все у нее, ровесницы октября? Ни хрена не пойму. Нет, жену понимаю, почему мы на Запад и собрались. Ей тоже ничего не надо, даже меня - так проще забыть. А та в гроб намылилась, но и туда бы губы накрасила и звизденку маслом лапмпадным надушила! Удивляюсь, как тебя не соблазнила... Мистика! Абсурд!
   - Но в чем противоречие-то? - удивился наконец Андрей. - Тут - женщина, а там-то ты говорил о мужиках, приплел лишь Дуньку, как и те Еву тогда, на нее грех и свалив.
   - В тебе - противоречие! В тебе! Ты-то не там! - выпалил тот, но, вздохнув, налил им по стакану. - Потому все и поломал тут. Получили бы свое и смотались с Юриком, так нет, все по-новой... Ладно, приедет сюда и Дом мод, и супер-модели, и толпы доцентов с кандидатами, чему не нарадуюсь, блин... Пройдемся катком цивилизации по району, встряхнем мотню у стариков! Но тебе-то, дорогой, и придется тут вкалывать и теперь - одному, а те будут здесь отдыхать, попками перед твоим носом вилять, да и бабкам что-то достанется. Но я говорил уже, что все опять может измениться в последний день, что уже на твоей совести, не проспи с кем-нибудь. Ты тут теперь выигрываешь или проигрываешь выборы, если что - можешь тут и оставаться. Я твоим словом губера переубедил, тебе он поверил. Ему было тоже проще всем спецуху всучить, если в ту такие телочки будут переодевать... Нет, завтра я тебе Томку оставлю, может, ты хотя бы ей сломаешь... заблуждения. Да, Андрюха, тебе-то рисковать нечем? Подумаешь, женишься, если что, а все семьи по-своему все равно несчастны, что утешает. Лишь представишь, что все они, наоборот, одинаковые, то жуть берет, я бы сам, как Толстой, сбежал от этого к какой-нибудь толстой, мягкой, так нет же...
   Эпизод 15
     
      - Странно, но почему-то ночью я передумал, - как-то совсем неуверенно сказал ему шеф утром, растирая помятое и сероватое, словно от бессонницы, лицо. - Оставлю я тебе сегодня Верку, но другую, свою, хотя я без нее, как без ног... Нет, не важно, что она - моя личная секретутка и прочее, она - просто безоткатный человечек... - и только. Как эти безотказные людишки не понимают, что ими легко, конечно, управлять, но надоедает, скука берет? Ну, хотя бы повыпендривались чуть, хотя бы побастовали когда ради приличия, на тот же Первомай, свой пролетарский праздник - нет, попыхтят, попыхтят за ширмой, но крестик опять в нужной клеточке поставят и бегом на кухню, там уже пыхтеть, пахтать! В крови уже! Честно, назло даже хотелось подсунуть им того дуболома в спецухе, чтобы они, морщась, матюгаясь, все равно за него голосовали, раз так власть велит! Но толку-то? Ничему и это их не научит, хоть он и совсем им не нужен со своими ковбойскими спецовками тут, но они словно сами себе назло голосуют, нам как будто мстят тоже: ах, вы нам за этого велели, ну, так и получайте его, вот вам, вот вам ваша гумажка растуды ее в щель, в урну, в урну! Ну, какой интерес править таким народом, трахать это бесчувственное бревно, которое тебя при этом тихонько, про себя еще и ненавидит снизу, от того лишь и получая удовольствие, что душонкой-то ты его не овладел, что никакого от него удовлетворения никто не получил, словно ты с резиновым народцем спал?
   - Знаешь, ты, наверно, просто судишь о нем по нашим цифрам, по статистике, по пересказам, сам-то не бегая, как я понял, и с самого начала, - заметил Андрей с каким-то сожалением даже. - А это же мертвые цифры, точно как резиновые - куда хочешь тяни...
   - Избавил бог, уберег даже! Я бы, наверно, убил первого же респондента, может, из сочувствия! - усмехнулся тот злорадно. - Как, скажи, такой народ не презирать, тоже им не править ему назло, на словах его якобы любя, любя во всех смыслах этого словца, а втихую делая ему одни пакости, прекрасно зная, что он и не ждет от тебя ничего хорошего, что то хорошее он и не оценит с непривычки, как чуждое ему? Если что и оценит, та только то, что ты уже в открытую будешь его насиловать, нагло и жестоко, как садист, только тогда он и получит глубокое удовлетворение, но от того опять, что он в тебе не ошибся, что именно таким подлецом и садистом он тебя и представлял, выбирал такого, а ты даже чуть превзошел его ожидания, ты не только его ограбил, раздел донага, отдрючил, но еще и врешь ему нагло в глаза, что это и есть любовь! А знает ли он другую? Нет! Откуда, если даже наши богоискатели-философы из князей, понятно, милостиво так тварью и величали, ну, якобы в другом смысле? То-то!... Конечно, власть, мы - не лучше! Но сам подумай, если не получать от такой власти, от такого обладания им материальных дивидендов, физического удовлетворения, то править-то таким народишком - это же гольный мазохизм, наслаждение тем, как тебя ненавидят. Да, это я не только об электорате сказал... Нет, не надейся, и не о себе, я-то знаю, что я хочу получить и что получу, я просто философствую согласно своего кандидатского диплома, презирая всех тварей божьих сверху донизу. Я теперь ведь прекрасно понимаю и своего батю, еще в те годы начинавшего работать, ну, да, и с теми богоискателями на карачках, и с их тварями, но уже на верхах, а то и на божничке. Раньше не понимал, общаясь со своими как бы, с элитой якобы, к нашему времени уже приосанившейся. Не понимал - просто брезговал самой этой темы, но теперь... Все, народолюбец ты наш, народоебец ли, бери Верку, бери, как и куда хочешь, и вперед, но только сам потом не разочаруйся в женщинах. Как я...
  
  
     
   Эпизод 16
     
      - Так, Верочка, пойдем-ка, зайдем в этот дом, - сказал Андрей, когда они протопали полдеревни, не проронив ни слова, потому что та, не отставая ни на шаг, покорно шла следом, потупив глазки, и так, чтобы он ее не видел даже...
      - Но он же, мне кажется, пустой?... Нет-нет, я ничего, как вы скажете, Андрей Семенович, - она вначале вроде удивилась, но тут же спешно согласилась, старясь не смотреть на него, а только крепче вцепившись в свой блокнот и сжав ручку так, что даже пальчики побелели. - Шеф ведь сказал, что я в вашем полном распоряжении?
      - Верочка, мне он и это тоже сказал, но это не имеет никакого значения, его здесь нет, - сдержано усмехнувшись, сказал ей на это Андрей, взяв за руку и притянув ближе, но чтобы встала рядом. - Да, но в доме, как мне кажется, кто-то есть все же, потому что у него жилой вид, как и у остальных домов, если смотреть на них живым взглядом... Ты никогда, видно, не жила в своем доме - только в тех братских могилах?
      - Нет, у меня бабушка жила в таком, но когда она умерла, все изменилось, - робко поделилась было она воспоминаниями, но не стала продолжать. - Да, теперь я тоже, кажется, заметила... Но тут вряд ли бабушка живет, это я точно знаю...
    - Проходите, будьте гостями, - скрипучим, чуть булькающим где-то в глубине, голосом приветствовал их жутко древний старик с кровати, с которой он словно бы никогда и не вставал, даже лицо его было уже под цвет лет сто назад белой подушки, а все в горнице было покрыто таким толстым слоем пыли, что даже давным-давно околевшие мухи тонули в ней, как и несколько корок хлеба на столе - среди горы мусора... Под стенами лежало множество засохших бабочек, крылья которых едва колыхало живительным сквозняком, а некоторые из них так и присохли к стенам. Только светло-голубые глаза старика теплились тут жизнью, и где-то в глубине их даже поблескивал приветливый огонек, хотя старик давно разучился радоваться нежданным гостям. - Поставь, внучок, табуретки нормально, рядом... Не ждал гостей, чего скрывать...
      Андрей поставил обе табуретки рядом с железной кроватью, и Верочка тут же, не раздумывая, мягко плюхнулась на ближайшую, буквально впившись глазами в старика...
      - Может, вы чего-нибудь хотите, дедушка? - спросила она заботливым, трудно узнаваемым голоском.
      - Эх, внученька, то, чего я хочу, мне уже и не нужно как бы, - ласково улыбнувшись синеватыми ниточками губ, тут же покрывшихся лучиками морщин, отвечал он, тоже не отрывая взгляда от ее глаз, таких же голубых, в которых она внесла в избу тепло утреннего солнца. - Но я много чего еще хочу, потому что все свои желания за всю жизнь не успел насытить, не стал и забывать поэтому. Хочу, вот, чтобы ты такой счастливой и доброй всегда и была, чтобы сама жизнь тебе тоже в ответ так улыбалась, пусть даже другим кажется, что она на тебя сердится при этом. Но это же твоя жизнь, при чем тут другие? Им бы со своей разобраться... А знаешь, как она, твоя жизнь называется? Не знаешь, вижу, я имя у нее такое простое, что его вроде бы все и знают, но само это знание ничего не дает, тут даже незнание бывает более зрячим, если смотрит оно сердцем... Да, внученька, имя это Любовь, как и у моей старухи было, да и сейчас есть, потому что у вас другой жизни и не бывает, а другая - это и не жизнь совсем. Нет, не спорь, ты не о том спорить хотела, ты еще не знаешь, о чем бы ты стала спорить, но не станешь. Ты же не скажешь, что моя жизнь - это вот эта железная могила, к которой я прикован, этот вот мой костяной гроб? Нет, мою жизнь ты видишь в моих глазах, это я сразу заметил, ну, потому что другого зеркала у меня в избе и нет больше. Да, внучка, даже сердце мое уже лишь для этого живет пока, чтобы глаза мои все видели и все понимали, потому что не зря ж они столько... смотрели на жизнь. Собственную жизнь моего сердца старуха моя унесла с собой, детки и внуки мои разнесли ее по свету, а мне самому этого и не надо... Вот, последнюю, может, капельку я отдал тебе, если ты почувствовала. Да, чувствуешь же?... Вот, и хорошо! Теперь мне еще больше все стало понятным, хотя предела этому тоже нет... Ладно, с чем пришли, внуки мои?
      - В принципе, дедусь, вы уже почти все сказали, - задумчиво ответил Андрей, сам уже чувствуя ненужность всего того, что никакого отношения к этой деревне не имеет. - Мы здесь по выборам, хотели знать все же ваше мнение, хотя бы знать, потому что мне, например, очень многое как раз не понятно...
      - Знаю, ты правильно мыслишь, просто эти выборы - не мои, внучок, моих проблем тут не решить никому, - все еще глядя в глаза Веры, сказал на это старик. - Вся моя жизнь - не здесь, не под одеялом сегодняшнего, она - или там, в веках былого, или же идет ногами внуков по свету в будущее. Сегодня у меня проблем нет, о сегодняшних тебе расскажут другие, рассказали уже, хотя и те проблемы вечные... За моими проблемами ты придешь ко мне потом, хотя и тогда только за тем, чтобы узнать их, потому что все равно никто их кроме меня самого не решит, да и не станет решать, тоже решая лишь свои, не понимая даже, что и они - тоже мои в целом, что без меня они ничего не смогут... Но они, как вы, вот, с внучкой, не зайдут сюда, ко мне, они вас пошлют, поэтому у них самих ничего не получится. Но вы заходите, потому что само знание - это великая сила, я только им и живу. Они ведь считают, что деревня эта пуста, что тут ничего и никого нет, ну, потому что само знание - это же ничто для них, они его ждут от вас, так как вы уже для них есть, хотя кто вы - вы и сами не знаете... Но сегодня ты, внучок, по другой тут причине, они тут ни при чем, никто тут ни при чем, хотя внучка уже это знает... Простите старика, что говорю все загадками, но жизнь твоя - это и есть их постоянное разгадывание, потому что сами ответы - это уже не для тебя...
      - Все равно, я уберусь у вас, - вдруг решительно сказала Верочка, резко встав, чтобы никто не стал ее отговаривать, и направилась в сени. - Андрей Семенович, вы бы шли, ну, потому что...
      - Да, иди, внучок, дай нам побыть вдвоем с хозяйкой, - хитро улыбнувшись ему, пошутил старик...
     
     
   Эпизод 17
     
      - Уф, мне показалось, что там целый век никто не убирался! - устало сказала она, найдя его рядом с какой-то калиткой, в которую он словно бы не решался войти, машинально поправляя покосившиеся штакетины в заборе, окружавшем небольшой домик.
      - Эй, не трогай лицо, ты сейчас все только размажешь! - остановил он ее, поймав руку на лету. - Теперь вся эта пыль вековая - на тебе... Так, пойдем в тот дом, там есть умывальник вроде...
      Она не стала отнимать у него руку, а с готовностью направилась с ним в тот самый дом, куда он пошел тоже совершенно машинально, но теперь идя с ним рядом и не пряча от него глаз, взгляд которых был доволен сделанным...
      - Так, Верочка, как бы нам тебя умыть? Ты, видно, хорошей помощницей была у мамы, раз сумела так перепачкаться, - озадаченно разглядывал он ее грязное личико, шею, вырез кофточки, не говоря уж о руках...
      - Можно, я сниму это, а вы мне польете? - неожиданно для самой себя предложила она, уже снимая с себя курточку, кофточку, и не пряча от него взгляда своих ясных глаз, веки вокруг которых тоже слегка поблескивали от пылинок.
      - Да, конечно, - немного нерешительно согласился он, беря в руки ковш из ведра, полного почему-то вполне теплой воды, что им даже не показалось странным...
      - Тогда я сниму это? - все же сильно порозовев при этом, сказала она и сняла с себя и бюстгальтер, из-за чего он чуть не выронил ковш, потому что грудки ее взглянули на него таким невинным взглядом, что думать о чем-то было уже очень трудно... Вторая его рука сама помогала ей намыливать спину, где она не доставала, потом смывать пену... - Смойте вы это все... с меня?
      - Да, милая, конечно, - он уже и сам не мог сдержаться и начал ласково омывать свой рукой ее плечи, ее руки, ее грудки, едва сдерживаясь, чтобы не сжать их... Конечно, если бы он что-то понимал, то удивился бы все равно, почему он ничего не может сделать с собой, так как он совсем до этого и не думал ни о какой близости... - Ой, Верочка, извини, и туда пролилось...
      Предательская струйка воды скользнула по ложбинке ее спины и исчезла в ямочке под юбкой...
      - Тогда я сниму это, - тоже ни о чем не раздумывая, сняла она с себя быстро юбку, трусики, швырнув те куда-то, и встала в таз, повернувшись к нему лицом. - Смойте с меня все это! Я хочу это...
      Подрагивающей рукой он омывал ее талию, бедра, ноги и золотистые волосики, скрывавшие перламутровые губки ее увлажненного от ожидания лона, не поцеловать которые он уже не мог, чувствуя, как они раскрываются ему навстречу, орошая его губы сладким нектаром, как ее руки, погрузившись пальцами в его волосы, прижимаю его голову к себе, а потом повелевают ему встать на ноги, найти ее другие губы, утонуть взглядом в бездонной голубизне ее распахнутых глаз, словно впервые увидевших этот мир вокруг себя и его в нем... Ее руки помогали и ему освободиться от пут, крепко прижав его к своей груди, из которой наружу рвался крик и боли, и наслаждения, когда он, преодолевая незримые, упругие барьеры входил в ее... девственное лоно, роняющее красные слезы счастья на мягкое как облако покрывало... Нет, кроме той легкости и нежности освобождения, они почти ничего не почувствовали, страсть их совсем не была нестерпимой, безумной, они лишь оба были переполнены блаженством ласки и томной неги, приливные волны которых словно бы боялись выплеснуться из берегов горячего моря наслаждения...
      - Милая, я лишил тебя этого, - тихо прошептал он, уже прижимая ее голову к своей вздымающейся груди.
      - Нет, ты мне вернул это, - прошептала она в ответ, ласкаясь к его руке, гладящей ее волосы, спину...
     - Андрюша, ты только не думай, пожалуйста ничего, ничего не нужно придумывать, если этого нет, и прости, но я должна это сказать, мне надо это сказать, - тихо, покусывая припухшую и сладко ноющую губку, сказала она, когда они уже шли обратно. - Ты даже не можешь представить, что ты мне вернул... Да, то, о чем говорил старик, но во что я не могла поверить... Я из-за того... это уже просто ненавидела, я сама почти себя презирала за то, что я женщина, что у меня есть это, что с ним можно делать такое... Но я словно бы сразу почувствовала, что если ты умоешь меня, то ты смоешь все то, я даже не сомневалась в этом... Не представляешь, что я почувствовала, когда мне вдруг стало больно, какой же сладкой была эта боль!... Нет, милый, я понимаю, что это не любовь, что любовь такой не бывает, но... я теперь представляю, какой она может быть... Прости, у меня есть парень, но из-за этого... Понимаешь, наверное, мой страх, испуг ли и даже нечто большее его останавливали, он у меня слишком мягкий и нерешительный, слишком заботится обо мне, чтобы самому сделать первый шаг, а я... Я не могла даже с ним представить это... Прости, но я... теперь тоже попрошу его, чтобы он меня умыл просто... Ты не сердишься, Андрюша? Он смоет и это...
      - Милая, за что? Мне с тобой было так необычно, но... мне словно бы и казалось, что это не я был, что это была только твоя нежность, которой я лишь чуть касался, словно облака, - поцеловав ее в последний раз, признался и он... Нет, он не мог признаться лишь в том, что ему вновь показалось, что это была не она совсем, как казалось и до этого...
     
   Эпизод 18
     
      ...Бог мой, но неужели это, действительно, возможно? Нет, я не отдала тебя, она это сразу поняла, она - милочка, я теперь так рада за нее... Она ведь, умничка, поняла, что это не Любовь? Да, она поняла это... Но ты ведь смог сжалиться над ней, хоть и совсем не любил ее, хотя тебя даже отталкивало слегка от нее что-то в самом начале? Не знаю, что, но ты ведь это чувствовал..., словно ты не ее видел перед собой, словно в ней до этого было что-то такое... Неужели и сострадание тоже может быть таким? Нет, я не знаю даже, что думаю, почему-то не хочется так думать, хотя на что же еще я могу надеяться?! Это вроде бы должно было убедить меня в возможности этого, но... теперь я вдруг перестала вообще верить во что-то и даже просто надеяться... Но все равно я тебя больше никому не отдам, я лучше..., нет, я лучше сама...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   АКТ ТРЕТИЙ
     
   Эпизод 1
     
      - Ты что сделал с моей секретаршей? - недовольно буркнул шеф только утром, поскольку он приехал уже слишком поздно, и они не виделись. - Я надеялся, что ты ее расшевелишь, разогреешь чуть, раскочегаришь, а она вообще сделала удивленные глазки, словно и слова все такие забыла!
      - Извини, я тут ни при чем, - отмахнулся Андрей, рассказав вкратце, но своими словами о встрече со стариком. - Это он ее разбудил, так сказать, в целом нам напомнив кое-что и о себе.
      - Ну, я и сам давно понял, кто мы тут в своей роли избирал, - пробурчал тот, полоская рот коньяком, потом с удовольствием проглотив тот, словно и закусив им попутно. - Извините, это мы вчера с новым кандидатом обсуждали планы, а от некоторых невысказанных слов оскомина бывает похлеще, чем от сказанных и услышанных... Я же не первый год этой херней занимаюсь, прекрасно знаю, что мы тут великие и ужасные для всех только до дня выборов, когда мы еще можем повлиять на электорат, побудить его отдать свой голос за того, за кого, может, сами бы никогда не стали голосовать, ну, хотя бы потому, что сразу после выборов он или вмиг забудет нас, чтобы мы не надеялись на дополнительную благодарность, на вечные дивиденды, если вообще не начнет презирать нас за наши методы обработки его электората, поскольку он-то к ним никакого отношения не имеет, он-то победил бы и так, чисто и честно, только по ошибке с нами связавшись! Дерьмо!
   - Что с тобой? У тебя тут климакс что ли начался? - усмехнулся Андрей, в последнее время не узнавая шефа, до этого бывшего таким оптимистом, особенно после шашлыков...
   - Точно! Именно климакс! Политический! - рассмеялся тот, но не весело, а зло. - Не те люди прут во власть, не те... Я же вижу, как ему не хочется уже сейчас унижаться перед нами знакомством, а он это считает унижением, поскольку уже нас считает сволочами и прочим, но пока должен, поэтому ему еще противнее. Странно ведь, да, он избирается, те его избирают якобы сами, а мы тут вроде и никто, избирал, вроде, и нет, раз не должно быть? Они даже не врубаются, что не будь нас, не будь этой системы, то их бы там и близко не было, народец бы наш совсем других туда избирал! Но есть наша власть, понимающая, что ее-то за ее делишки никто бы никогда не выбрал по новой, поэтому у нее и есть мы, кто помогает и ей выбирать под себя ей подобных, поэтому чего бы уж выкобениваться-то! Шутка, конечно, меня это абсолютно не трогает, потому что я о них еще хуже думаю, но просто как человек не совсем глупый, я все и это понимаю, мозги-то никуда не денешь, не пропьешь, это ж не совесть... Черт, бросил бы эту поганую, рабскую работу, да только моя профессия никому нынче не нужна, и таких бабок за нее платить никто не станет. А эта нужна, потому что без нее эти выборы были бы невозможны, без нее вообще бы, может, все было иначе... Черт, чем бы тебе досадить, так ты меня расстроил?.. Возьмешь сегодня Томку, мне даже Юрке не хочется ее целкой отдавать, ему и просто стервы хватит за глаза! Честное слово, я бы даже нашему Витьку такой свиньи не подложил, хоть он, идиот, готов со своим пером броситься и на эту смертоносную амбразуру, думая, что пульки ее взглядов - это самое страшное, что можно ждать оттуда, из этой смотровой щелки, куда войдет все, но будет мало, мало! Конечно, Юрка тоже ей мало что даст, но уж родство душ тут стопроцентное! Уродство, то есть. Миленькая, а чего мы сегодня с тобой не купили: пиздифлюшечки или говнотопочки? Нет, миленький, я сегодня мечтала не купить пропиздохушки с мандарюшечками. Все, иди, расслабься и попытайся получить удовольствие, это тебе даже не моя Вера-Венера...
     
   Эпизод 2
     
      ...Нет, все же весна, и это все же муха, которые тоже оживают, тут уж никуда не деться, Ему-то виднее, для чего и они нужны... Да, можно было вынуть вторую раму, прихлопнуть ее, потому что какая там от нее вроде бы польза... Но, с другой стороны, а какой и вред от нее там, в этой стеклянной клетке, стен которой она не замечает, отчего и беснуется так, злится на кого-то...
   Ну, и пусть себе злится, может, кто посмотрит на нее, да сам устыдится быть ей подобным, до этого считая себя и паутом, но грозным, который и загрызть может... Нет, пусть живет себе... И он быстрее одумается, поймет все это, где он и сам пока находится, в какой клетке, по какую же сторону окон... Вспомнит и волю, может, где не было этих мух... Согласен, ради того и вставать мне даже не стоит, да и сам я здесь не для того вообще, чтобы с мухами разбираться...
      Да и страшно ли так ее, живущей в клетке, брюзжание о народе якобы, о людишках как бы, живущих по другую сторону их клети? Ничуть! Есть, конечно, много горькой правды в ее желчи, которая так и сочится из нее, но все это не о народе, все это о тех, кто и сам перебрался по другую сторону, кто с утра не видит в этих окнах ничего, кроме черноты ночи и золотого миража, только это и считая своей реальностью...
   О них она жужжит, их она только и знает, к ним она только и рвется, тоже чувствуя что-то, тоже повинуясь общему закону, но и только... Но не стоит ее подозревать в каких-то иных чувствах, даже упоминать по ее поводу само то слово, потому что к этому оно не имеет никакого отношения...
   Все то - лишь мираж: закрыл глаза, и нет ничего, одно жужжание...  
     
   Эпизод 3
       
      - Андрей Семенович, а куда мы конкретно идем? - все же спросила, наконец, Томочка, до этого бодро вышагивая рядом в неизменно строгом брючном костюмчике, под свободными брючками которого плавок и нельзя было заметить, с блокнотом и с ручкой наперевес в руках, строго поджав немного тонковатые губки и только глазами посматривая по сторонам из-за больших, словно с бронированными стеклами, очков. Вкуса - никакого...
      - Понимаешь, Томочка, тут можно с равным успехом идти куда-то конкретно и вообще никуда не идти, - равнодушно заметил Андрей, так до сих пор и не придумав, что бы ей такое сказать, потому что не хотелось ничего говорить, словно мысли сами по себе были чем-то заняты, забыв и про него. - Видишь ли, мне кажется, что эта деревня такая же странная, как и наша страна. Никто не задумывается, какая она огромная и пустая вроде бы, просто ли пустая, ну, потому что никто не берет в расчет саму пустоту, всех интересует в ней что-то конкретное: столица, свой город, дом, квартира, работа, знакомые... - огромная куча мелочей, которую можно запросто не заметить, если идти не по дороге, не по тропам даже, которые кто-то другой проложил для всех, для себя ли в своей книжке... Когда-то я много ходил по таким местам, искал там что-то неведомое другим, но смысл видел в том, чтобы и это сделать всем известным, внести свою лепту, наследить... Нетрудно представить, как все это ничтожно в сравнении с тем, чему миллионы и больше лет неизведанности, что не стареет, не теряет ценности, как бы кто про него ни думал, а просто меняется, горы становятся холмами, ручьи - ущельями... Конечно, там может показаться, что ты вообще не обретаешь и не имеешь ничего, а тут хотя бы мелочей - столько, что... так просто ощутить себя абсолютно нищим и ничтожным.
   - Но это ведь только деревня? - все же заметила Томочка, показав пальцем вдаль. - Там, вон, город наш, где есть все, жизнь... В сравнении с ним и мой город детства кажется деревней.
   - Конечно, - кивнул он, скрыв зевок и с какой-то легкостью перестав вдруг следить за своими словами, - хотя и тут тоже можно жить, если забывать все сразу, думая, что каждый раз это что-то новое, чего не было до нас, с нами. Это я про себя лишь говорю, пойми... Меня убивает вся эта конкретика, переполняясь ею, сам становишься пустым, потому что для тебя самого места не остается... Там же вроде бы пустота вокруг тебя, нельзя ни на чем остановить взгляд, все это - только вне тебя, но там ты сам полон собой, каким-то необъятным и непознаваемым смыслом, стремясь стать больше, охватить и все то, и тебе никто в том не мешает, не теснит, не рычит грозно, что это не твое... Не знаю, почему, но эта деревня похожа на то чем-то... Ну, как и в стране, мы тут ходим, строим свои планы, составляем о ней представления, но это к ней не имеет никакого отношения, здесь что-то совсем другое, а что, я, к счастью, не знаю... Я ищу здесь как раз нечто совершенно неконкретное...
      - Да, но ведь выборы совершенно конкретны, там несколько кандидатов, из которых должен быть избран кто-то один, даже полтора нельзя, хотя, может, всем хотелось бы и трех, пятерых, и тем этого же хотелось бы, - чересчур уверенно рассуждала она об этих выборах, словно решала нечто подобное уже и для себя. - Но и эти несколько - это тоже вполне нечто конкретное, просто несколько конкретных кандидатов, да и только. Нет-нет, это я просто рассуждаю о нашей как бы задаче, которую мы тут решаем, а не о чем-то другом, не подумайте! Просто, как решать ту задачу, если искать тут нечто неконкретное? Разве такое возможно?
      - Томочка, я не решаю тут никакой задачи, а просто ищу само решение... Понимаешь, в этой жизни, ну, в настоящей, нет никаких задач. Она вся состоит из множества решений, под которые можно придумать и сколько угодно задачек, примеров, даже арифметических, если постараться, - с трудом пытался он понять себя самого, тоже в последние дни не узнаваемого по утрам. - Нет, мы-то не можем без задач, потому что нам их нечем заменить, мы даже здесь пытаемся решать свои как бы, подсовывая их тут всем... Это то же самое, что я говорил выше... Но и в этом случае я все равно пытаюсь просто искать сами по себе решения, а потом подстраивать, перестраивать под них наши задачи, которые все равно не жалко, ведь это ничто, мираж, обман внутреннего зрения. И если эти решения здесь есть, то мимо них трудно пройти, если ты их ищешь...
      Конечно, он бы не стал говорить ей прямо, что точно знает ее главную, точней, единственную задачу - выйти замуж удачно и навсегда по возможности, ну, и все прочее, почему выбор ее был куда сложнее, чем у электората, статистика тут ей уже не могла помочь, так как была ныне удручающей, а самим избранникам она не могла этого доверить...
   Но это ему было не интересно, поэтому он и молчал вначале. Он знал, что сейчас она и его просчитывает в своей головке, может, даже решая, а не отдаться ли ему сегодня и даже сей час в качестве единицы перед последующими нулями раз. Хотя вряд ли, завтра ей надо было бы это сравнить с другими вариантами, пока не останется вдруг совсем один, неизбежный, а то и вовсе никакого!
   Вначале он в ней слегка даже заблуждался, пока не заметил вдруг пару ее трезвых, расчетливых взглядов, какими смотрят на вещь в комиссионном магазине, где все доступно по цене, но... Хотя он вполне понимал, что вернее жены может и не быть, что она, потратив все, будет носить эту вещь до самого конца, что ее легко можно сделать счастливой, если тоже думать и сдерживать себя вовремя...
   Нет, он ее и саму не хотел, даже как вещь, хотя и вполне неплохую внешне... Сегодня он и об этом не думал, ему уже было почему-то все равно, кого шеф ему подсунет - он просто не знал, о чем он вообще думал все эти дни, особенно, сегодня, когда думать было и не о ком!
   Эпизод 4
     
      Он знал лишь, что и шел к этому небольшому домику напротив того, в который с усмешкой даже подумал опять зайти и...
   Но нет, сделав вдруг спутнице предупредительный жест, он свернул резко налево, прошел сквозь знакомо распахнутую калитку, открытые двери сеней, переступил порог небольшой, но светлой горницы и сразу наткнулся на этот бездонный небесный взгляд, когда, например, глядя в полупрозрачную льдинку, можно утонуть в ней взглядом, хотя и знаешь даже, что краешек ее совсем рядом...
   Но это были две небесные льдинки, полные такого внутреннего света и печали, которые невольно хотелось растопить своим взглядом, даже не подозревая при этом, что из их бездны уже никогда самому не выбраться, если растопить ее... Ему сразу показалось немного странным, что он разглядел ее глаза уже издали, словно бы при этом совсем низко склонился над ней, заглядывая в их глубину.
   Нет, отсюда он еще мог рассмотреть и ее худое бледное лицо с тонкими чертами, чувственный рот, губам которого лишь чуть не доставало жизненных красок. На высокую подушку и на ее худые плечики, на грудь волнами ниспадали длинные и пышные белокурые волосы, смягчающие ее болезненную бледность.
   Тонкий материал легкого платья тоже не скрывал ее худобы, словно в насмешку подчеркивая округлости грудок с острыми, просвечивающими сосками, так же бросающимися в глаза. Длинная тонкая талия терялась под неподвижным покровом толстого одеяла, белизной напоминавшего снежное поле, по которому были рассыпаны ягоды рябины, слезы ли зорь. Тонкие, длинные пальцы ее перебирали складки простыни, словно не решались в нее вцепиться, а в уголках губ пряталась неуверенная улыбка, словно она немного удивлялась, что он не узнает ее, но не хотела напоминать об этом... Рядом с кроватью у самого окна, на которой она и лежала, стояла только табуретка с графином воды и вечно не плесневеющим кусочком хлеба, а больше в горнице ничего и не было, потому что было и не нужным... Он пытался это разглядеть, потому что было невыносимым неотрывно смотреть ей в глаза и замечать ее улыбку, но его взгляду больше и не на что было смотреть...
      - Здравствуй, Синеглазка, - неожиданно для себя произнес он и слегка закашлялся, словно только что обнаружил свое горло, медленно подходя поближе.
      - Здравствуй, эльф..., - ответила она так тихо, что он не расслышал, как она назвала его.
      - Почему ты совсем одна? - не мог не спросить он сразу же, осторожно садясь на край кровати и взяв ее холодную руку в свою, сразу почувствовав, как та затрепетала.
      - Нет, у меня есть... две сестры, бабушка, дедушка, - быстро перечислила она всех, потому что боялась, что он может остаться с ней наедине и.., - у меня теперь столько всего есть... Почему ты совсем один?
      - Я? - удивился он такому вопросу и даже чуть смешался. - Нет, я здесь не один... Трудный вопрос, если честно...
      - Да, очень, - согласилась она, изо всех стараясь не закрыть глаза, так быстро в нее перетекало его тепло через руку, что у нее сильно кружилась голова. - У тебя такая горячая рука...
      - А у тебя, - хотел он было сказать, но вдруг почувствовал, что почти не различает уже, где его рука, а где ее - так они стали похожи, - у тебя такие нежные пальчики, они словно растаяли вдруг... Дай мне вторую руку?
      - Она уже тоже немного согрелась, - с улыбкой призналась она, подняв свою руку навстречу его мягкой ладони, замкнувшей некий круг, по которому по их телам понесся едва уловимый поток тепла и еще чего-то... Ей так хотелось, чтобы он согрел ей и сердце, потому что поток тепла еще не касался его, но даже подумать об этом ей было страшно. - Просто солнце совсем холодное там, на экране той жизни...
      - Как это точно, - удивился он, чувствуя явно, как и в него втекает тепло из ее рук. - Только я почти никогда не смотрел за окно... Нет, я смотрю иногда на окна, но с другой стороны, с улицы, и мне они тоже кажутся чем-то подобным экранам, словно за ними не настоящая жизнь..., но я лишь не задумывался над этим...
      - Я тоже не задумывалась, просто я уже не помню, что там, - почти счастливо улыбаясь, говорила она, хотя понять это было не так просто. - Я так давно там не была, а тогда это было совсем другим...
      - И ты хочешь туда? - спросил он, что-то пытаясь решить, даже жалея, что не умел этого, а просто искал те решения и находил.
      - Я не знаю, Андрюша, - тихо ответила она, тут же прикусив губку, но опять улыбнувшись, чтобы он и этого не заметил, но его это почему-то не удивило. - Я не знаю, что я хочу...
      - Тебе легче в этом признаться, чем мне, - улыбнулся он ей в ответ. - Хотя, наверно, от выбора это никак не зависит... Я никогда не знал этого, даже когда бывал там, где бы хотел вновь оказаться... Недавно хотел... Понимаешь, Синеглазка, это что-то такое, что даже не знаешь, хочешь ли ты вообще... Чувствуешь какую-то пустоту, но она так огромна, что и фантазии не хватит...
      - Да, я знаю, что это такое, - мягко сказала она, сведя их руки вместе, образовав этим тот самый знак бесконечности, о котором он и говорил сейчас, не догадываясь совсем. - Даже когда кажется, что надо совсем мало, совсем капельку, но она потом вдруг оказывается больше всего остального... Ну, я почти все уже придумала себе, что вообще возможно, но поняла... вдруг, что это почти ничто... То придумать было так легко, а я так радовалась...
      - Я понимаю, за себя решать почти невозможно, - сказал он, сжимая ее пальчики чуть крепче. - Давай, Синеглазка, я попробую за тебя решить? Нет, просто, ты должна будешь хотя бы больше увидеть, может, это и подскажет тебе что-то... Конечно, наши слова, символы ли не так уж зависят от их содержания, они и сами полны его, но все же... Ты меня подождешь до завтра?
      - Конечно..., - она хотела еще что-то добавить, но поняла, что это и ни к чему сейчас. - Мне теперь так тепло тебя ждать, Андрюша...
      - Не знаю, а мне так не хочется уходить, но мне что-то надо сделать для этого, - растерянно признался он, потому что это было уже такой очевидной правдой, что скрывать ее было бессмысленно. - Я скоро вернусь, не скучай... Я пойду...
      Он все же решился и поцеловал ее осторожно в губы, после чего ему уже пришлось сбежать, потому что он боялся взглянуть в ее глаза и не напрасно - огонь бы их спалил его, хотя небесный лед в них еще не весь растаял...
      - Боже, какая же я глупая, все то совсем не имеет никакого смысла, - с улыбкой сказала она себе, но уклончиво, боясь прямо признаться, чем показался ей этот его поцелуй, от которого так защемило ее все еще холодное сердце, из которого по телу все же побежали тоненькие весенние ручейки, которые всегда самые звонкие и радостные, одно появление которых делает уже бессмысленным и насупившиеся сугробы, и целые снежные поля, и, может быть, даже огромные ледниковые покровы...
     
      Томочку он застал на улице в том же самом месте, где остановил ее жестом руки, совсем какой-то заторможенной, удрученной, особенно чем-то увиденным в его глазах, хотя теперь ему было совершенно некогда, он знал теперь, что ему надо было делать, без чего он уже не мог, что гнало его вперед, заставляя думать, что-то рассчитывать, не просто искать решения, а решать все самому...
     
  
  
  
  
   Эпизод 5
     
      ... Боже, любимый, может, ты бы все же попробовал ее полюбить, она ведь тоже сейчас такая несчастная, куда более несчастная, чем я, ведь она не просто не знает и боится любви, как Вера, а вообще не умеет любить, она убежденно принимает за Любовь совсем другое?... Я не хотела тебя отдавать ей, никому уже, но ведь меня полюбить ты все равно не сможешь, особенно, после всего того, что я с тобой сделала...
   Нет, даже это ни при чем... Я уже чувствую, конечно, как ничтожно мало надо мне просто твоей ласки, чтобы во мне столько вдруг возникло, чтобы столько вдруг пробудилось к настоящей, а не той, придуманной жизни... Мои руки, мои плечи, мой живот просто пылают жаром... Я даже не могу говорить губами о том, что происходит с ними, с моим лицом, даже с моими глазами, в которые ты смотрелся...
   Но, любимый, я тебе взамен ничего не смогу дать, я это прекрасно знаю уже... Я увидела, как глубок твой взгляд, и я ничем не смогу его заполнить, даже если буду любить тебя целую вечность, как люблю уже сейчас... Но этого так мало, если ты сам меня не полюбишь, потому что и тебе это важно, я это поняла... Но как ты полюбишь меня, если меня даже нет, а есть только эта прикованная к самой себе половинка...
   Там все мертво, как ни пыталась я обмануть себя теми фантазиями, давно научившись жить ими, даже чужими, но при чем здесь я... Как я смогу обречь тебя даже в мыслях на вечную жалость, которую лишь и можно ко мне испытывать, пусть даже я заслуживаю самой великой жалости? Нет, и она такой заслуживает, может, даже больше... Она, может, заслуживает и любви, просто никто в иней самой не пробудил ее собственной, не взял в свои горячие руки ее ледышку сердца не растопил ее...
   Но ее можно полюбить по настоящему, а меня и просто нельзя... Я же представляю, как я сама мучилась с собой, сколько я пыталась себя обманывать, но ничего все равно не получилось - это просто наваждение безысходности...
   Как же ты сможешь обмануть себя, даже если захотел бы от жалости ко мне? Неужели ты бы смог умом заставить свои чувства...? Да, но как бы ты смог обмануть сам свой ум?...
      ...Бог мой, но зачем я вообще об этом думаю? Зачем я опять терзаю себя фантазиями? Почему мне бы просто не напиться до безумия его такой сладкой и горячей жалости, что уже было бы для меня величайшим счастьем, которое, может, далеко не каждой женщине выпадало, ведь я же чувствую, как многие из них несчастны? Да, я не сделаю тебя счастливым, но, может, жалость ко мне пробудит в тебе другую любовь, которой я бы тоже была рада...
   Нет, не обманывай себя, не была бы, потому что больше всего я бы хотела сделать тебя счастливым сама...
   Но это невозможно, и это даже не жертва, если я просто упьюсь напоследок твоей жалостью, которую мне уже не с чем будет сравнить, потому что все мои фантазии уже оказались такими смешными и глупыми...
      Да, любимый, пожалей меня, мне и этого в жизни не выпало...
   И прости, я даже за это тебе ничего не смогу дать, потому что моя Любовь - это...
     
     
   Эпизод 6
     
      - Ну? - выжидающе спросил шеф и, удовлетворившись ответом, довольно кивнул на шикарные автобусы, табором окружившие здания интерната и сельсовета, между которыми словно по подиуму важно проносили свои тела роскошные будущие супер-модели, привычно уже переодеваясь при любой возможности. Тут же мелькали и явные доценты в очках, с растрепанными волосами, но с блеском в глазах общей на всех мысли, размерено суетились рабочие, разбирая детали походного подиума.
   - Надо же, да тут у тебя почти все готово! - улыбнулся довольно Андрей, но тут же спрятал улыбку подальше.
   - Еще бы! - встрепенулся вдруг тот по былому, хотя меньше всего ждал комплиментов от него. - Завтра уже проведем тут репетицию, а сегодня ты можешь поделиться с ними опытом, их так много, что я уже просто растерялся, даже поражаюсь себе... Мне теперь даже бабы наши кажутся такими старухами, ведь тут одни студентки, но для которых все их прелести и были проходным балом на этот фак, буквально фак, только обучающий красоту еще и преподносить себя...
   - Ты потому и виагры прихватил? - усмехнулся Андрей, кивнув на руку того, хотя шеф и не спешил ее прятать
   - Приманка! Они, брат, все соображают, - продемонстрировал ему тот пару пачек, но все же спрятал в карман. - Только бы жена не приехала случайно! Нет, она у меня не просто красавица, но еще и слишком умная, чтобы сейчас меня выгнать, пока меня с этой работы не турнули, да я и не так уж плох собой, поэтому она ни слова не скажет... Она же знает, что я тут всех трахаю, для этого и набираю таких... Но если я останусь без штанов, то выкинет, не раздумывая, в этом я тоже не сомневаюсь, почему и боюсь с ней загранку ехать, где таких, как я... Холодная красота, снежная королева, в которой до того момента можно быть уверенным на все сто, но зато потом не останется ни шанса, ну, потому что я их уже все выбрал, оставил еще на эти выборы, правда. Но тебе-то, Андрюха, тут можно будет и помереть, за всю жизнь столько красоток не перепробуешь, да еще и холостой, перспективный и в этом плане для студенточек! Одна беда, что тут выбрать, остановиться на ком-то будет просто невозможно, ты бы только на них посмотрел! Я только за руку со всеми поздоровался, у меня уже и там голова кругом пошла! А ведь они еще не в боевой раскраске даже! Я просто поражаюсь, откуда у нас вдруг появилось столько красавиц в стране среди молодых, конечно! Меня, хоть мне уже не совсем сорок, это в такой транс вгоняет, ведь для них я уже почти старик, лет через пять я уже буду только слюной истекать, а все это кому-то другому достанется. Честно, только поэтому я и оценил всю эту перестройку, демократию, ну, и свободу, свободную любовь, точнее, но которая мигом обесценила лишь мои годы, самые лучшие из которых были отданы сухому застою, ну, и этой пустой, слезливой гласности... Ладно, что мечтать, иди, общайся, знакомься ближе со всей агитбригадой, вся ночь ведь впереди...
      - Дай мне машину на ночь, мне надо кое-что достать? - попросил его Андрей.
      - Не можешь завтра? Терять такую ночь?! Или ты с собой ту молоденькую берешь, с кем говорил сейчас? Нет?... Что ж, тогда это важно, я понимаю, - с интересом посмотрел он на него, даже не оглянувшегося на этих богинь. - Естественно, что и Томку ты не трахнул... Мало что потерял, я теперь уверен. Они теперь жалеют - ты глянь на них только... Сучки!
         - Андрей Семенович, а нас ты не возьмешь с собой? И куда же это вы от всего этого уезжаете? - как-то потеряно спросили его две подружки, действительно, неуютно чувствуя себя в таком окружении, отчего ему их даже стало жаль, но он уже не мог об этом думать.
      - Девчонки, извините, не могу, - только и сказал он им, мельком заметив и пристальный, мстительный даже взгляд Томочки, но извиняясь больше перед водилой шефа, который уже продырявил глазами стекла в джипе, истекая слюной.
      - Ладно, а-то тут повернуться можно на нервной почве, - разумно согласился тот, трезво оценив свои шансы. - И куда?
      - В райцентр, а там - куда успеем до утра, - решительно вздохнув, ответил Андрей...
     
     Эпизод 7
     
      ...Да, все равно она непреодолима, эта сила... Конечно, и без нее моя тяга к земле была невероятно сильной... Но теперь я уже для нее бесполезен, теперь я для нее - ничто, нам только одно с ней осталось, но от этого и так не убежишь... О, да, это очень забавное дело, словно бы я уже навеки, уже безвозвратно и целиком проникаю в ее плодородное лоно, что не может быть не сладким, не похожим на все то, но ушедшее... Как же сладко, наверное, было и любому семечку, которое я погружал в ее сочные недра, если все они и сами так стремятся в него? Сколько они готовы претерпеть ради этого, ради собственной как бы смерти, погибели? Разве и я не так? Да, я уже представляю себе эту узкую щель чем-то совсем иным, таким соблазнительно знакомым... Да, любимая Землица, я и любил тебя так же сильно, да и сейчас не дождусь этих последних объятий, хотя теперь от меня только одно это и дождешься, но какова же тут твоя любовь, если ты с такой любовью нас берешь в себя? Неужели мы все этого достойны?
      Да, но сейчас, любимая моя, я о другом... Я о той силе твоей, которая и живых от себя не отпускает, даже птицам не дает взлететь выше неба... О твоей силе притяжения... Неужели она затем лишь, чтобы удержать нас у своей груди то того последнего мига? Или есть еще что-то? Может, и для того, чтобы мы и не искали легких путей, потому что они не самые верные? Да, более простые, короткие быстрые..., но в этом ли смысл их, в этом ли цель? Может смысл в самих них, которые мы должны пройти и познать сполна, наши земные пути? Да, хотя бы вот так, всю жизнь любя тебя, а теперь с радостью дожидаясь этого последнего акта любви нашей? А если бы я шел легкими путями, не испытывая тяги к тебе, радовался бы я сейчас так же нашей предстоящей встрече? Был бы я счастлив в ожидании нашей с тобой вечности? Наверное, нет, любимая...
   Нелегко мне эта любовь давалась, но зато таким было счастье от ее плодов, что птицам такое неведомо, они ведь сразу, словно души наши, парят себе в небесах... Но, может, они и есть наши души. Мне кажется, я что-то понял, любимая... Любовь это не просто сам миг счастья, который тут же и забываешь... Любовь - это вся жизнь в поле ее притяжения, только такая любовь и принесет вечное счастье, хотя и там, я надеюсь, она тоже могла быть такой...
      ...Ты права, Землица, не надо им искать легких путей, пусть они в самом нем и найдут это счастье, а другие не найдут их по той же причине...
  
     
   Эпизод 8
     
      - Игорь, извини, пожалуйста, но ты бы не мог мне помочь? - попросила ласковым голоском Томочка, едва выманив того из спортзала до сих пор еще с трудом воспринимающим что-то, хотя глазки его вдруг заблестели уже в тон звукам, издаваемым ее губами. - Понимаешь, Витька на такое просто не способен, ну, он не настоящий мужчина в этом плане, он лишь поэт...
      - Томочка, тут ты во мне можешь не сомневаться! - охотно уже согласился он, поскольку его все же сильно расстраивал слишком высокий для него рост всех этих манекенщиц. - Я - не поэт! И для тебя я сделаю что угодно на любых условиях...
      - У тебя есть зажигалка или спички? - покусывая губки в нерешительности после его слов, спросила она, направляясь в темноту, что его еще больше вдохновило.
      - Да. Ты хочешь покурить? - заботливо спросил он, радуясь такой дешевой цене и осторожно взяв ее под руку, ну, чтобы она не споткнулась случайно.
      - Нет, не совсем, - нерешительно ответила она, все еще терзаясь в сомнениях. - Знаешь, я что угодно сделаю, ну, если ты ничего никому не скажешь...
      - Томочка, птичка моя, я буду молчать, как вареная даже рыба! - почти поклялся он, уже зная это что угодно...
      - Мне надо поджечь один дом, ну... Он все равно пустой, они тут все пустые, все только вид делают, - путано пыталась она объяснить ему...
      - Я сам знаю, что пустые, я уже ходил... ночью, - тоном он дал ей понять, что ему не нужны объяснения, осторожно взяв ее за талию, потому что было уже совсем темно, и чувствуя, как она вся напряглась под его рукой, но не оттолкнула все же, поэтому он опустил руку чуть ниже, но в пределах дозволенного, не дойдя еще до резиночки, потому что они еще не дошли до места. Другой рукой он щелкал зажигалкой, и свет огонька придавал и ей решимости.
      - Как же мне его только узнать? - внимательно вглядывалась она в дома вроде бы той самой улицы, хотя помнила только ставни и само окно, в которое все же заглянула, не удержалась..., отчего и перевернулось в ней что-то...
      - Ищете чего? - голос старухи испугал даже его, и он чуть не выронил зажигалку, так внезапно та возникла из тьмы перед ними.
      - Нет, просто, так, дом один... с синими такими ставнями, - лепетала Томочка, чуть успокоясь, но все же крепче прижимаясь к нему от страха.
      - А, с синими? - понимающе произнесла старуха, поблескивая глазами, словно там звезды отражались. - Ладно, провожу вас, а то вы тут до утра не выберетесь... Идите за мной... Дом с синими ставнями - это у нас особый дом... Это дом сладких слез, дом пылающего льда... Да, поднести лишь спичку, и лишь свет и останется... Там живет моя вечная соперница, молодость, поэтому тебе я путь укажу, ты все правильно решила... Вы все правильно сделаете, потому что и мосты надо сжигать, пусть они даже впереди - вдруг потом не успеешь, забудешь! А у тебя спичка что надо, вьюноша... Не теряйся! Зажигай!
      - Нет, бабушка, мы просто так! - пыталась ее разубедить Томочка, хотя сил у нее повернуть назад уже не было, хоть она уже и страшно хотела этого, потому что даже не старуху боялась, а его, так горяча была его рука на ягодицах, так крепко он иногда сжимал пальцы, когда она оступалась, что ее даже передергивало всю. Как только она ни ругала себя сейчас за то, что не позвала Витеньку, который бы тоже все сделал, но просто, хотя ему она бы, может, была большим обязана...
      - Ничего, все правильно, всему конец есть... Вон, там, прямо за калиткой, тот дом, хоть в темноте его и не видно, - махнула она на знакомую вроде калитку и куда-то исчезла так же внезапно, как появилась...
      - Но здесь нет никакого дома? - совсем потеряно сказала Томочка, когда они прошли весь двор и вернулись назад, а он уже держал ее двумя руками. - Игорь, вернемся скорее назад, раз ничего не получилось... Давай, в следующий раз, прямо завтра?
      - Томочка, а вдруг и в следующий раз не получится? Мне нужен аванс, ведь там, как бабка сказала, чья-то соперница живет, то есть, он не пустой, - вкрадчивым голосом говорил он, а рука его уже расстегивала пуговички на ее брючках и залезала ей... - Миленькая, да у тебя тут даже трусиков нет, ты такая предусмотрительная...
      - Игорек, миленький, мне нельзя, я хочу сохранить это для мужа, - почти плача бормотала она, но не могла его даже оттолкнуть, силы совсем оставили его.
      - Ну, Томочка, тебе все равно мужа обманывать, как шеф сказал, поэтому успокойся, я потом тебя даже научу, - уже сбивчиво, тяжело дыша, бормотал он, повалив ее на землю, на свою куртку, правда, хотя и сам уже едва стоял на ногах, так его тянуло упасть вниз, но при этом он уже деловито пытался руками раздвинуть ее сжатые от страха ноги, вдруг так глубоко проникнув куда-то пальцем, что она вскрикнула и ослабла. В следующий миг он уже был сверху и впихивал в нее что-то твердое и горячее, отчего ей стало дико больно, словно он раздирал ее на части, и она даже была ему немного благодарна, когда он облепил ей рот своими мокрыми губами, не дав ей еще и крикнуть... А эта штука то и дело то выходила из нее, то опять резко туда проникала, доставляя ей боль и еще что-то, чего она так и не могла уловить, сосредоточиться на этом, потому что он так все делал резко, словно хотел проткнуть ее, ударяясь о ее бедра и своим ремнем, и еще чем-то в кармане. Потом он так сильно стал дышать прямо ей в лицо, начал стонать, словно и ему было больно, а в нее там что-то выплеснулось горячее и скользкое, отчего стало не так больно, но он уже навалился на нее и перестал двигаться, хотя она бы сейчас даже хотела этого, потому что там появилась какая-то нетерпеливая ноющая истома, которую она только начала чувствовать, но он уже вытащил это из нее и встал. - Все, Томочка, видишь, как все просто? А ты боялась... Также крепко сожмешься и он ничего не поймет, а сама себе бедрышко чуть порежешь, вот и кровка тебе... Но прости, я не думал, что ты..., я шефу поверил... Ты что не встаешь? Пойдем, а то простынешь? На платок, вытри там... Нет, выброси, он же в крови...
      - Боже, что же я наделала? - кляла она себя, молча плетясь рядом с ним, хотя теперь он уже не взял ее даже под руку, что-то насвистывая под нос, да и Луна вдруг выглянула, осветив дорогу, хотя теперь ей это уже было совсем не нужным, что она тоже понимала, даже удивляясь тому своему безумному порыву... Самое противное было то, что там все так и не перестало ныть, все было мокрым, липким, и она еще представляла его в себе, отчего ей правда было и противно, потому что это он был, а даже не этот трус Витька, а уж тем более... Но тот даже не взглянул на нее, хотя она так ждала этого тогда, с утра ждала, нет, даже два дня целых, и если бы не та... - Все, дура, успокойся, сама виновата...
      А Игорек слегка сдрейфил, потому что и правда поверил шефу, что Томочка просто ломаться любит, что у нее каждый раз первый раз, и сдрейфил почти сразу, как почувствовал, что он там наделал, вовремя не сумев остановиться, потому что давно мечтал о таком, но и удовольствия того все же не получив из-за этого, хотя всегда так мечтал это сделать, но не попадались ему такие, такие обходили своими чистыми ножками стороной скользкие взгляды его глаз, словно лужи с грязной и не водой даже... Но, будучи тоже крайне расчетливым - шансы-то он свои знал - в конце клятвенно пообещал ей, что теперь он - могила, что ничего и не было, за что она ему даже осталась благодарна, потому что теперь ей было уже все ясно, что делать дальше, теперь выбора не было... Было просто погано на душе и тоскливо, почему она пошла к Витьке, но по дороге передумала, встретив в коридоре как раз сильно подвыпившего Юрика, давно уже терпеливо дожидавшегося ее в паутине своих конкретных и реальных преимуществ...
     
     
   Эпизод 9
     
      ...Вот и все, больше тебе тут нечего делать, не на что и надеяться, дура старая... Нет, не дура, конечно, ведь и не смогла бы я ей не услужить напоследок, так сладка она была тогда, давным-давно, а я же ей ничем так и не оплатила за то счастье, слишком уж жадной была до нее, и до сих пор жажда не утихала... Нет, теперь уже все, уже нет той, теперь только душа просит... Но что виниться, каяться, если даже эта холодная селедка на такое решилась, даже свихнулась неожиданно из-за нее, хоть уж такой расчетливой была, да и осталась до конца? Не поверила бы никогда, если бы сама не знала, что это такое, отчего и до сих пор даже сквозняком крышу сносит, почему и вышла навстречу, так как точно бы запалила, стерва, потом лишь опомнившись! Нет, тут, в нашей деревне, она бессильна, да и почему стерва? Не стерва, чего уж врать-то, а просто баба, которая еще не поняла, не распробовала, а уже в сердце засвербело, чужая любовь и свою чуть не пробудила... Ведь сразу же разглядела! Черт, так и хотелось мне этого поганца тут где-нибудь похоронить, за его же сучок и подвесить, да нельзя деревню поганить, это ее святое место, тут на всех находит, тут она просто так не отпустит, все должны принести ей жертву, пусть даже стишками... Нет, тем соплячкам еще рано, тут у того сучка номер не пройдет, снежная красавица его не зря уже приехала, а та красота не для него, это ее будущее... Они сюда к ней приехали, на ее праздник, как я и заказала ему... Вот, а я, значит, в праздник, в совершенной радости и ухожу к своему старику, хоть он и подлец, конечно... Но тот еще подлец... Кто еще из-за звизденки какой удавится?
      ...Все, ухожу, больше не стану тебе мешать, милая моя соперница... Жаль, что ты и того не узнаешь, что это я ему подсказала, но гордиться мне этим совсем не хочется, ему лишь хотела помочь, потому что не настоль уж я..., чтоб не понять, что это уже твое время, что мне-то уже пора и честь снова знать, а не отдавать, да и нечего... Одна радость, что я представляю, я просто сама даже чувствую сейчас, как же тебе больно будет!... Счастливо!
     
     
   Эпизод 10
     
      - О, любимый..., Андрюша, то есть, что с тобой? - испуганно воскликнула она, увидев его на пороге горницы слегка потрепанного, в разодранной местами, еще мокрой чуть одежде, виновато ей улыбающимся.
      - Прости, Синеглазка, машина сломалась на полпути, просто вдруг отказалась двигаться с места, - растерянно разводил он руками, подойдя к ее кровати. - Поэтому я пошел обратно пешком, а ночь совсем безлунная, ну, я кое-где и..., даже в речку какую-то свалился, видишь, весь мокрый... Я решил идти напрямик...
      - Боже, но зачем же ты поехал? - не могла она успокоиться и уже машинально, забыв обо всем, гладя его колючую от репьев голову, спрашивала его, ставшего перед ней на колени и устало склонившего голову к ней.
      - Понимаешь, Синеглазка, я хотел достать для тебя коляску, чтобы завтра, сегодня, то есть, поехать посмотреть там репетицию..., - рассказал он ей подробнее о своих планах. - Знаешь, случившееся словно бы подсказывало мне, что я тут ошибался, что я неправильно решил... Всю дорогу мне что-то подсказывало совсем другое, но я не знаю, как тебе это сказать...
      - Андрюша..., милый, я все знаю, это я тебе и подсказывала, наверняка, - прижав его голову к себе, чтобы он не видел ее глаз, давно умеющих плакать лишь безмолвно, заговорила она так быстро, чтобы не успела сама перебить себя, потому что все это было невыносимое вранье. - Милый мой, ты просто пожалей меня, так как вчера пожалел, отчего и мои руки, и мои плечи, мой живот, к которым только прикоснулись твои руки, не просто пробудились к жизни, но ты чувствуешь, как они горячи... Даже мое сердце почти оттаяло, когда ты поцеловал меня в губы... Пожалей меня всю, и это будет для меня таким счастьем, о котором я и мечтать не смела все эти годы, которые провела здесь одна в ожидании тебя... Да, милый, я большего и не достойна, я это понимаю, но в тебе я заметила столько жалости ко мне, что ты бы мог мне дать ее хотя бы раз... Поцелуй, приласкай меня, и мне больше... ничего уже не нужно будет... И прости, я не должна была просить тебя даже об этом...
      - Нет, Синеглазка, - вдруг сказал он, подняв голову и утирая слезы с ее лица горячей ладонью, но почувствовав только влагу, так ее лицо пылало...
      - О, прости, прости! - закричала она, не дослушав его и отворачиваясь к окну.
      - Нет, милая, нет, я не то хотел сказать, это ты прости меня, - даже испугался он, встав с колен и ласково повернув к себе ее испуганное лицо, покрывая его поцелуями. - Я не то слышал, совсем не то, я это хотел сказать... Любимая моя, иди ко мне, дай я тебя обниму, как ты испугалась... Я тебе и вчера хотел сказать что-то похожее, но я не мог самому себе поверить, пока тот голос не убедил меня, что я прав... Открой глазки, тебе нечего бояться, это я боюсь... Пойми меня, я и боялся, что ты все это воспримешь как жалость, а я бы сам не смог такое принять... Но я не знал, как тебе это объяснить, потому что не находил слов, просто ничего не мог даже сам понять, что со мной произошло, едва я увидел твои глаза... Ты мне не поверишь, но я узнал твой взгляд, я узнал и твою улыбку... Нет, не это я хочу сказать, хотя это тоже правда... Прости, мне даже казалось, что ты просто рассмеешься надо мной, если я скажу это тебе... Я никогда этого не говорил так, ну, как это говорит само сердце, поэтому я бы не выдержал... Я не знаю, конечно, может, я слишком громко говорю о своих чувствах, потому что мне просто это незнакомо, может я... Я люблю тебя, любимая... Прости, еще бы миг, и я бы не смог этого сказать...
      - О нет, любимый! Нет, не подумай... - она быстро притянула к себе его голову, обхватив ее крепко своими ручками. - Я не потому смеюсь, совсем не потому! Я первый раз в жизни смеюсь, потому что я не знаю, как мне еще выразить мою радость, это счастье, которое я не могу сдержать в себе, оно просто рвется из меня... Ты не знаешь, что я тебе хотела сказать, совсем не это говорило и мое сердце, просто я не смела надеяться, я и сейчас боюсь, но твои слова... Я тебя люблю, люблю просто так невыносимо, что я вчера даже решила попросить тебя хотя бы о жалости... Боже, все так путается в голове, она так кружится... Любимый, как же я тебя люблю, ты просто не представляешь! Да, едва я только увидела тебя в окно, я полюбила тебя, поняла, что это тебя я и ждала всю жизнь, терпя ради этого все... Я уже столько за это время напридумывала, но понимала, что это не то, что главное совсем другое, что я поняла, лишь когда ты вошел, хотя тогда это было еще таким горем, но сейчас... Ты не представляешь, как сладок этот смех счастья... Но слаще твоих поцелуев нет ничего... Только твои слова... Нет, я не знаю... Ты сам... Твоя любовь... Боже, оно сейчас разорвется!... Теперь у меня словно бы два сердца и оба они любят тебя... Да, любимый, бери, бери меня всю, не обращай...
      Крик замер в ее груди, не находя выхода, замер от страха перед неожиданной радостью, изумлением, от той невероятной боли, которой не могло быть, не должно было быть, но которая пронзила все ее тело насквозь, когда он, уже забыв обо всем, уже став самой любовью, какой она его и сделала сама, устремился в нее навстречу вешним потокам пробуждающихся в ней соков жизни, переполняющих ее раскрывшийся от его жара бутон, молчавшие всю зиму лепестки которого затрепетали от нежности, подчиняясь силе его любви, пронзившей их насквозь не знающим жалости шипом Любви, без которого таких цветов и не бывает...
   Она так ясно почувствовала то, что в нем нет никакой жалости, которой страшилась больше всего!...
   Больше она уже ничего не помнила, ураган страсти носил ее вместе с ним по просторам вечности, где не было ничего, никаких чувств, слов ли, кроме одного, которое уже ничем нельзя ни описать, ни передать...
      Это была просто сама Любовь...
    
  
    
  
     
   Эпизод 11
     
      - Любимая, ты что-нибудь помнишь? - напряженно вспоминая, спросил он, лежа без сил на ее подушке, прижимая ее хрупкое, нежное тело, ее упругие грудки, ее сияющее личико к себе, укрытому покрывалом ее мягких волос.
      - Абсолютно ничего, - чуть виновато призналась она, хотя ни о чем не могла сожалеть, потому что это было... Просто она не знала, как сказать. - Ну, понимаешь, что можно вспомнить обо всем?... Я только помню дикую боль, которая разорвала меня, невероятно обрадовала и распылила в миллион искр, и вмиг обратила в пустоту, куда устремлялся ты, все собой переполняя...
      - Да, это похоже, - просто говорил и он, но в голове в это время столько проносилось смыслов, целых стай символов, которые даже нельзя было разглядеть, но они и так их понимали, словно видели все это одновременно, а так оно и было. - Ты только не обижайся, но за эти дни в твоей деревне со мной что-то происходило странное, ну, с другими женщинами, словно я постепенно приближался к тому, что произошло у нас с тобой, любимая, но там это были просто чувства, там не было самого этого слова, там не было любви, потому что когда все кончалось, все просто кончалось, а в памяти оставалось что-то совсем другое... Сейчас там нет ничего и никого, кроме тебя... Но сейчас я люблю тебя еще больше, чем в начале, чем тогда...
      - Ты тоже не сердись на меня, я тоже должна тебе признаться, любимый, - виновато говорила она, целуя его грудь, словно заговаривая сердце не обижаться. - Понимаешь, я не могла тебя сама любить, мне так казалось, точнее, я ничего не чувствовала, поэтому... это я тебя любила, а не они, даже не мои сестренки... Представляешь, каково мне было потом, когда я поняла, что все то - это ничто по сравнению с одним твоим поцелуем, взглядом? Я не знаю, как то получилось, но я просто так этого хотела сильно, что они мне подчинялись словно, хоть я и сама это не сразу поняла, что я делаю, я просто видела тебя везде и не могла остановиться... Но если бы я вчера знала, чего же мне будет не хватать, что я сегодня с тобой познала, я бы просто умерла... Я бы не смогла этого перенести... без тебя!
      - Я тебя понимаю, потому что я испытал нечто подобное, когда шел сквозь ночь к тебе, думая, что если вдруг что случится, то так будет даже легче, чем..., нет, я не хочу даже вспоминать то, потому что забыл, - говорил он, улыбаясь, слыша прекрасно, что она шепчет его сердцу. - Но я поэтому тебя и узнал, наверное, как только увидел, хотя не мог ничего понять... Ты не поверишь, но я прекрасно представлял и то, что ты прятала от меня под одеялом, и я так хотел в этом тут же убедиться, что и придумал все это, чтобы сбежать, потому что все было так невероятно, потому что я знал уже... Это ведь ты и была, ну, не совсем еще ты, потому что тебя ничто не может заменить, никакое воображение... Представляешь, если бы ты мне не поверила?
      - Да, я это так представляю, хотя почти уже забыла, - улыбалась она его сердцу, щекоча его грудь своими ресницами. - Мне кажется, что уже прошло полвечности, как мы с тобой... Интересно даже, где сейчас солнце... Я посмотрю?... Милый мой?!
      - Что с тобой, любимая?
      - Ущипни меня! Скорее! Я же... Я же стою на коленках... Я их чувствую... Так больно! Я не поверила просто, когда ты касался меня, думала, что снова просто кажется... Нет, я не могу стоять... Подождем немного?...
      - Нет, любимая, у нас нет времени ждать, осталось всего полвечности..., - говорил он опять без той ужасной жалости в голосе, полном совсем иных интонаций. - Иди ко мне? Встань осторожно... Да, конечно это непросто, но я тебя держу... Ты чувствуешь Землю?
      - Я чувствую тяжесть ног, она меня словно притягивает... Но там словно сотни иголок вонзаются в ноги, в подошвы... Они же никогда не стояли на Земле... Нет, если ты меня отпустишь, я упаду...
      - Тебе некуда падать... Там Земля, а тут везде моя любовь... Понимаешь, мне это и подсказывал тот голос, а остальное я и сам знал, просто так трудно было в этом признаваться...
      - Неужели я стою?
      - Да, и сейчас мы с тобой пойдем туда... Нет, не бойся, туда я тебя отнесу, но ты должна будешь это увидеть, потому что ты - женщина...
      - Как я пойду туда в этом, если там то, что ты говорил?
      - Как раз поэтому...
     
     
   Эпизод 12
     
   Репетиция только начиналась, юные манекенщицы вольной походкой, не напрягаясь, зная, что все равно сводят с ума зрителей, прохаживались по подиуму в свете фонарей, когда он внес ее на руках в спортзал интерната и опустил осторожно на ноги неподалеку, чтобы она могла все видеть... Что она это увидела, он понял сразу, едва заметил, как засверкали ее глаза в свете фонарей, едва она заметила их... Он только старался незаметно поддерживать ее, чувствуя, как дрожат от слабости ее ноги... Он даже не заметил, как его куртка сползла с ее плеч и соскользнула к ногам...
      - Ой, девочки, посмотрите, какая фигура! - услышали все восхищенный вскрик одной из манекенщиц, которая, не сводя с нее глаз, дошла до конца помоста и, спрыгнув с него, подошла к ним... Разодетые девчонки уже тоже бежали следом за ней... - Миленькая, ты болела? А, это ерунда... Бог мой, но красота неизлечима! Андрей, да? Мы пойдемте к нам, в примерочную? Мы сейчас тебя, богиня, оденем... Для тебя как раз там есть такое обалденное платье... Ну, у нас Ленка не приехала, а оно только на нее... Я думаю, будет как раз... Пошли скорей!
      У Андрея самого подрагивали ноги, так ему передавалось ее нетерпение, волнение и восхищенное ожидание, пока он нес ее в окружении этих красавиц в небольшую примерочную, где девчонки, мигом забыв про него, тут же стащили с нее ее платье, надели на нее кружевные трусики и начали торжественно, уже без спешки надевать платье, которое само соскользнуло с ее плеч и, пробежав по телу волной, замерло, словно всегда и было на нем...
      - Девочки, я словно на нее шила! - восхищенно воскликнула их преподавательница-модельерша. - Андрей, вы сможете проводить нашу королеву в зал? Ну, осторожно, я понимаю, но разве от этого можно отказаться... Нет, девочка, у тебя без туфель ножки длинные, не стоит...
      Те двадцать шагов они шли тоже почти вечность, потому что ему самому хотелось, чтобы его руки не мешали ей, поэтому он помогал ей сделать шаг и чуть отпускал, а она и сама не могла не устоять... Обратно он все же нес ее на руках под дружные аплодисменты небольшой аудитории... победителей...
      - Нет, милочка, это теперь твое платье... - гладя ее дрожащие плечи, сказала модельерша. - Ты придешь в нем к нам? Ну, когда силы восстановишь... Да, Андрей?
      - Еще бы! - остальные даже не сомневались...
      - Я сейчас умру, - тихо призналась она ему, но он уже нес ее... - Любимый, это для меня слишком много... Мне кроме тебя ничего не нужно... Полюби меня скорее... Унеси меня отсюда...
     
  
  
  
     
   Эпизод 13
     
      - Я все поняла, это те все подстроили, - снисходительно посмеиваясь, шептала Томочка на ухо Юрику, сжимая нервно его бицепс. - Да, это они сюда заслали всех... этих, ну, чтобы убедить нас поменять кандидата... И эту заслали, которая сразу же ему мозги запудрила, он ведь и так легкомысленный! Подумаешь, фигура! Тут все проще, не надо и фигуры, надо лишь не иметь чести совсем, надо лишь... Если она способна на такое, то какова цена?..
      - Ты думаешь, Томочка, что они такие умные? - довольно усомнился тот, прижимая к себе ее ручку. - Томочка, они же спецы в другом деле... Нет, я с тобой согласен, что тут что-то не так, но... Это им скорее шеф подсказал, он ведь у нас, знаешь сама... Я уверен, что это он, любвеобильный наш, хоть и обломилось ему... Ну, я про то, какая бы бабка вдруг вспомнила это..., тут и фантазии не хватит, тут надо свое дело знать...
      - Да, Юрик, я с тобой полностью согласна, - с восхищением шептала она, стараясь не смотреть на подиум, на Андрея, уносящего ту... в этом... платье на руках куда-то, - все это могут придумать только такие спецы, как ты. Я даже тебя немного подозреваю, но, нет, ты не признавайся... Не надо, пусть он не знает, кто ему это подсунул, так ему и надо. Ты лучше придумай что-нибудь и для меня?
      - Томочка, я давно это придумал, я только об этом и думаю, - взволновано шептал он, доставая из кармана колечко, про которое вчера не успел вспомнить, а утром долго разглядывая окровавленную простынь, то есть, платок, даже удивляясь следам побоища...
      - Ой, Юрик, так вот ты зачем спрашивал мой размер? - догадливо прошептала она, разглядывая кольцо на пальце со всех сторон, особенно, с той, где со своей женой сидел как на иголках шеф, пытаясь делать равнодушный, лишь оценивающий вид начальника, хотя смысл этого колечка сразу же понял и даже повеселел. Ей же не поэтому совсем хотелось показать им кольцо, а потому лишь, что ее Юрик был тоже тут хоть каким-то, но начальником, а могла ли еще о чем-то подобном мечтать простая девчушка из провинциального городка, и приехавшая сюда устроиться в жизни, а совсем не искать любовных приключений, которые могли быть только платой за что-то важное. Конечно, им легко было ее судить, они же не знали, что она там бросила, от чего уже отказалась, в сравнении с чем все это было такой мелочью, как и сама беспросветная жизнь в том городишке - с этой, открывающей наконец перед ней все двери этим золотым ключиком... - Я бы никогда не догадалась... Теперь я просто убеждена, кто все это придумал...
      - Тогда мы, может?.. - неуверенно хотел он что-то предложить.
      - Да, конечно, милый, вчера ведь все равно это случилось, я не смогла устоять перед тобой, потому что ты и здесь, я тебе замечу, такой искуситель оказался, что я даже опомниться не успела. Нет, я шучу, милый, потому что я так ждала от тебя этого, но не могла лишь показать даже виду, - тут же согласилась она, потому что вчера ей это даже понравилось, Юрик ее долюбил совсем по-другому, и она была уже совершенно счастлива..., даже немного благодарна Игорю, что он лишил ее... выбора, а также и за платочек, который тоже пригодился...
     
     
    Эпизод 14
     
      ...Что ж, бросьте в нее камень, если поднимется рука. У меня бы не поднялась даже на то, чтобы не позволить ей это... Я ведь понимаю, против чего это был протест, против себя же самой, оставившей ради всего этого, может быть, самое драгоценное, что ей уже подарила... жизнь, но что она еще не смогла оценить, хотя уже и начала понимать что-то, но слишком поздно... Но кто их учит жить, кто их учит любить не в мечтах, а в жизни?
   Никому и они не нужны, а уж тем более любовь их... Горько мне за нее, негодницу, хоть и хотела она поднять руку на мою доченьку... Нет, не по глупости, она ведь увидела вдруг, что потеряла сама, и только совсем уж недалекий... будет подозревать ее в чем-то другом... Но что с кого-то требовать, если и я никогда бы не смог разгадать все тайны их сердец, хоть и считаю себя в чем-то мудрым... Это невозможно, это тайна самой природы, самой Любви, на которой все держится, поэтому кроме самой Любви у нее и нет иной разгадки... И пусть ее сама Любовь и судит! Но кто знает, что такое Любовь?...
      ...И как же тяжело мне было все это переживать за них за всех, со сколькими их жертвами, потерями, глупостями, преступлениями пришлось смириться, простить их, сколько их отчаяния, скорби и страданий мне пришлось пережить вместе с ними...
   Но вряд ли кто и из них мог бы представить, сколько же я пережил из-за нее, но понимая и осознавая всю реальность, пытаясь все же оградить ее саму от этого понимания...
      ...Да, вряд ли моя дочка так же все это испытывала, как я... Она еще, к счастью, не смирилась, не научилась страдать, умея просто забывать о боли, потому что не разучилась думать о любви, просто ли любить, что, как оказалось, одно и то же... Конечно, это не моя заслуга, это заслуга Любви...
   Другое дело, что я еще и за других должен был мучиться, за них проживать все, потому что кто бы еще стал это делать, кто вообще подозревает, что они все тут, по эту сторону окон, но просто совершенно не нужны никому, пока вдруг не вспомнят про их голоса, что так легко делать, а еще проще - забыть потом...
      Нет, он тоже не прав, совсем не пустая деревня, совсем не пустая страна, хоть и огромная, понятно, но кто может и мои пределы, границы измерить, если сам я каждое долгое утро свое с трудом могу это сделать? Меня ведь не миллионами пар обуви, шапок и прочим меряют? Нет, скорее уж силой духа, которая, ишь, какая может быть только у одной девчушки, моей внучки!
   У целой армии нет такой, а сейчас и у всей страны! Нет, не надо лишь ахать, изумляться, как же это она выжила вообще! - я уже сколько выживаю, и ничего, так вот за счет каждого, каждой и выживаю, а они - уже за счет меня, хоть меня вроде и нет за окнами...
   Ну, где он сейчас, вроде ваш народец? Да, кроме вашей болтовни... Нет его, вашего... А я есть, был всегда и буду, останься я даже в одном ее хрупком тельце, в сердечке доченьки моей любимой, и вот уже под ним забилось другое сердечко, а рядом проснулось к жизни и еще одно, вот их уже трое, и мы тут с бабками и не нужны, можно спокойно...
   Ладно, об этом и не стоит распространяться, это наши с ней дела, к тому же мне еще до этого полвечности осталось... Нет, не выдержи она, не дождись его, не приди он сам - я бы все ж отправился туда, потому что ради остальных тут уже не стоило оставаться...
   Но сейчас придется, Землица моя меня никуда от себя не отпустит, ни в космос, ни в забытье, потому что без меня и ей одиноко будет, любимой моей, не зря ж и она меня долго любви учила исподволь, проведя через столько испытаний, тягот и невзгод, как последние хотя бы...
   Нет, ну, а что поделать, если мы в этом плане лишь потом уже быстро соображаем, все понимаем, а до того..., а до того несладко нашим красавицам приходится, есть за что даже тут любить их больше жизни... Или и тех я не любил? Я их всех люблю, а там уж пусть сами думают, что им больше надо, тут тоже сердцу не прикажешь, у меня ни одного одинакового нет, хотя большей частью это и не мои, а ее все же...
      ...Да, так я и не раскрыл занавески, так и не попытался разгадать ту тайну... А зачем, если она здесь, по эту сторону? Зачем, если они вдвоем и так ее разгадали? А другим и не надо знать...
     
     
     
   Эпизод 15
     
      - Понимаешь, любимая, я сейчас просто разрываюсь в своих мыслях, хотя чувства мне опять говорят все совершенно определенное, - сказал он, сидя на кровати и держа ее в своих объятиях на коленях, просто млея от того, каким же невесомым было ее тело, источавшее в него столько нежности. - Понимаешь, сам бы я, не раздумывая, вообще бы остался здесь навсегда, потому что мне все там не просто надоело, а там и не за что ухватиться, ничего там не привлекает... Да, было у меня раньше место в жизни, занятие, но от этого - мне единственная радость, что, пытаясь убежать от себя, я нашел вдруг тебя, благодаря ему все же... Ничего там не произошло, на что мы надеялись, о чем, получается, только мечтали... Но одно все же произошло и уже по независящим ни от кого причинам... Красота, хоть порою и тяжкую, иногда ужасную, но все же обрела свободу. Ты видела счастливые лица этих юных манекенщиц, которые из всего окружающего пока замечают только восхищенные взгляды, а все остальное, даже саму жизнь, кто-то мастерски прячет во тьме от них. Я увидел и это, стоя там с тобой рядом, я понял, что твоей красотой невозможно не восхищаться, и что это и есть здесь какой-то свой особый мир красоты, который она, видимо, сама и создала, но только не в музеях, не в галереях, а среди самой жизни, которой из-за этого можно простить и все остальное. Вспышки любви ведь тоже кратки, но ради нее люди сносят и то, что само по себе не имеет смысла. Так же и здесь, потому что я не знаю, какова их остальная жизнь, но, видимо, ради этих мгновений счастья они готовы терпеть многое... Нет, дело тут и не в деньгах, и не в хитростях модельеров, умеющих преподносить свой товар, все это сотворила сама красота, заставляя даже зачахших в злате нуворишей поклоняться себе, платить миллионы за картины нищих художников. Наверно это и потому, что ныне просто ничего больше в мире и не осталось ценного, кроме красоты, поэтому вы так и обворожительны, женщины, оттого и ты так прекрасна, моя любимая, хоть ты даже и не подозревала об этом, смотрясь только в пустое окно. Да, милая, даже нынешнее искусство стало не столь изящным, потому что его сильно потеснило кино, естественная красота актрис, женщин. Ей богу, современные женщины несравнимо прекраснее, чем и образцы классической красоты, я не побоюсь этого сказать, да и на старых фотографиях я такой красоты не замечал, прошлые красавицы - это некая обыденность сегодня, и надо быть лишь искусствоведом, чтобы доказывать иное... Но я это все и к тому говорю, что я не просто бы не хотел и тебя лишить того мира красоты, восхищения, но и мир сам не хотел бы лишать твоей прелести, ну, словно эгоист, как тот ли коллекционер, кто прячет свое сокровище от всех... Ты ведь не знала всего этого, вообще не знала жизни, поэтому лишь я сомневался. Только поэтому...
      - Спасибо тебе, любимый, за эти слова, потому что слышать их, видеть это в твоих глазах я никогда и не надеялась, - пряча от него свою счастливую улыбку, отвечала она на это. - Даже в окно то я не смотрела, раздвинув шторы, лишь когда появился ты... Но, любимый, я буду счастлива, если все это будет твое, мне хватит восхищения твоего взгляда... Мне самой нужно совсем другое и только это одно... Да, мне нужна только наша Любовь, мгновений которой я не хочу терять, не хочу менять их ни на что более, а там, ты видел, они уже забрали меня из твоих рук, там мной - я заметила, да - любовались другие, но мне это совсем не нужно, их взгляды совсем не были похожи на твой, в них не было твоей любви... Нет, я совсем не боюсь сравнения с другими... Видишь ли, любимый, мне кажется, я даже уверена, что наша любовь вечна, а вечность нельзя делить на части, откладывать на завтра, на потом - тогда это уже не вечность... Если ты готов остаться здесь со мной, то я больше ни о чем не хочу даже мечтать... Нет, если ты вдруг заскучаешь по чему-нибудь, мы сможем с тобой пойти куда угодно, я пойду за тобой, не сомневаясь, хоть куда... Но если ты хочешь здесь остаться, то и я только этого хочу, и ты увидишь, как расцветет наш сад, в какой храм любви превратится наш дом...
      - Но этого не может быть! - воскликнул он, но она на этот раз не вздрогнула из-за его неверия, потому что знала, что он вдруг увидел за окном, где все деревья внезапно покрылись вешним цветом, отчего можно было не заметить, как на глазах начала преображаться и небольшая их горница, превращаясь в светлицу терема, как простые беленые стены вдруг становились мраморными, а крашеный пол покрылся цветным паркетом, в котором отражался возносящийся к небесам на крыльях ангелов почти воздушный потолок, свод храма...
   Он пока этого не замечал, поскольку смотрел, как переливаются в небесах ее глаз отсветы цветущего сада, из которого сквозь щебет птиц до него доносились трели веселого и счастливого смеха, каким и он сам смеялся в далеком детстве, уже забыв про это...
   Он даже не заметил, как весь тот прошлый мир за окном вдруг куда-то исчез бесследно, а вместо него до самого горизонта плескалось море вешнего цвета... Но разве можно было что-то заметить кроме самой Любви, сияющей в глазах твоей любимой, цвета уже другого неба самой вечности, в которые ты незаметно для себя вдруг воспаряешь вместе с нею и откуда уже вряд ли когда захочется возвращаться на ту Землю, хоть и она была тоже цвета, его уже глаз, если смотреть на нее с тех небес...
     
     
   Владивосток, Алтай
   2008-13
     
     
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"