Порывистый ветер срывал осенние листья, сгонял их в стаи и воздушной волной то, уносил вверх к вершинам деревьев, то, вдруг передумав, стремительно направлял вниз, к земле. Дерева хмуро созерцали из года в год повторяющуюся картину природы, смиряясь с неизбежным обнажением. Оставшиеся на ветках листочки дрожали от осеннего ненастья, покорно ожидая своей участи.
В городе зажглись фонари, тусклый свет которых ещё более сгустил сумерки и обнажил тени. К вечеру на душе всегда становится беспричинно тревожно и зябко, видимо, от неосознанного понимания, что уходящий день прощается с нами навсегда, а значит, уходит частица прожитой жизни.
Неожиданно ветер стих. В тёмном небе я увидела две небольшие светящиеся точки, которые стремительно неслись навстречу друг другу, соединившись через краткое время, стали падать и падали до тех пор, пока не растаяли у меня на глазах. Не иначе как знак, такое бывает, заденет, и не понимаешь, что вдруг так защемило в груди, что так встревожило? Предчувствие.
Если всё это уже где-то было заранее прописано, то именно в это время и в этом месте дороги должны были пересечься - так небеса решили, так ветер нашептал, так звёзды легли. И было решено, пусть встретятся эти двое совершенно непохожие друг на друга, разной крови и разной веры. Это был взрыв эмоций, отчаянных поступков, восторженных откровений, феерическое проникновение души и тела в иное пространство. Никогда ещё я не ощущала себя такой рафинированной, освобожденной от волнений, страхов, тревог. Время Любви.
Время - особая категория, оно то является непременным сторонником созидания, то становится хладнокровным участником разрушения. Время возвращает к реальности, от столкновения с которой появляется боль. Иногда она возникает неожиданно, прямо посреди безмятежного счастья, ты ещё блаженствуешь, и глаза горят любовным светом, а в душу уже прокралась боль, внезапно нахлынувшая тоска, неуютное, неприятное предчувствие скорой потери, как напоминание, что всё в этой жизни не вечно.
"Помнишь, на железнодорожных путях стояли мы, прижавшись, друг к другу, ты специально заманил меня в тоннель между двумя мчавшимися поездами, зачем ты это сделал? Красивый, сильный, с обаятельной улыбкой, уверенный в себе, в своей любви, ты смеялся, а мне стало не себе, больно ёкнуло сердечко, в сознании мелькнуло дикое сравнение, что вот так и наши дорожки разойдутся в противоположные стороны, как эти поезда. Крепко обняв меня, ты что-то шептал, а я, прижимаясь к груди, слушала, как отчаянно стучит твоё сердце".
Это опять был знак, как и случайно выпавшее из рук зеркальце. Какая же безысходность в неотвратимости случившегося, вот только что оно было целое, и уже трещина. Если бы можно было отмотать плёнку... Но, увы, не возвратить назад время, также как не остановить поезда.
Нет, не разлука разъединила нас, а реальность - тяжелая, глупая и бессмысленная. Время вторжения дьяволизма, потока нескончаемой боли. Страшно подумать к чему приводит моральное уродство кучки людей провоцирующих толпу, которая, ослеплённая непонятной ей самой, откуда взявшейся ненавистью, готова крушить всё вокруг, не понимая, что уничтожает себя.
Боль, как неуправляемая инфекция растекалась по бывшим республикам, городам и весям, начался всеобщий озноб. Болезнь прогрессировала, но кто знал, что это надолго? И кто мы, со своей любовью, со своей болью - всего лишь два человека, две травинки, а она, боль - уже не только наша.
Возможно, не было бы этих воспоминаний, и разошлись бы мы буднично, как многие любящие, но разочаровавшиеся. Да, сколько угодно этих мелких, тривиальных причин разрушающих большие и маленькие Любови. Может именно поэтому так долго помнится, а может потому, что тяжело смотреть на мужчину, который становится другим, не то что теряет уверенность, но теряет силу, теряется..
Сколько радости от встречи, кажется, нет счастливее человека,
- Случайно, командировка, понимаешь?!
- Здорово!
Радуюсь и млею и не хочу думать, что это миг, а потом опять туда в точку, которую кто-то назвал горячей.
И вдруг этот разговор вроде бы странный, вроде бы.. Он ещё улыбался, как всегда, но уже реже, вперемешку с еле уловимой тревогой. И говорил, говорил,
- Мы на перевале стоим, нередко возникают схваточки, случаются обстрелы и трудно понять, кто нападает. Два посёлка рядом, между ними перевал, два посёлка, два народа. Приходят с одной стороны крестьяне, вздыхают тяжело и говорят: "Ну зачем они так с нами а? Ведь это же наша земля?" Мы соглашаемся, да конечно, ваша. Вздыхают, угощают фруктами, овощами и уходят, качая головой: "Вах, зачем так с нами, а?" А потом приходят крестьяне с другой стороны, приносят лепёшки, овощи, фрукты, вздыхают тяжело и говорят: "Э, зачем они так с нами а, ведь это же наша земля, зачем так всё плохо, а?" И мы опять соглашаемся. У каждого своя правда. Ну, почему так всё сложно, зачем делить Землю, ведь всё условно в этом мире, разве проблема в разделе земли? Проблема не в разделе территории или в её захвате, проблема в людской глупости, алчности, равнодушии и цинизме.
Думал ли ты, когда с горечью говорил о противоборстве двух маленьких народов, что это коснётся твоего народа и тебя лично. Вот так с улыбкой на лице и с тревогой в глазах ты пропал на годы...
Десять лет разлуки, десять лет потерянных в войне. Десять лет в ненависти, горестях, отчаянии и надеждах. Десять лет воспоминаний. И вот долгожданная встреча, была ли она реальной? Между нами огромное расстояние, заполненное жизненной суетой, проблемами, войнами, победами и падениями, страхами и тревогами.
Как можно замолчать боль, когда она переполняет тело и душу?!
И ты опять говорил, вернее не говорил, а почти бредил:
- Первая, там все было более-менее понятно, хотя теперь уже трудно представить, что значит понятно? Бомбёжка в городе, а я неожиданно в центре, с родственниками - мужчиной и тремя детьми. Вот где впервые появилась растерянность и бессилие - вывозить на машине детей, а вокруг взрывы и рушатся дома, избегать обвалов, избегать бывших своих и своих по крови, не понимая, кто более опасен. Успокаивать перепуганных детей и их растерянного отца, выбегать из машины, прятаться в руинах, подбадривать дрожащих от страха детей. Молиться и одновременно ругать всех богов, а потом, стиснув зубы от злости, унижения и отчаяния, снова прятаться в полуразвалившихся от снарядов домах, и вновь перебежками возвращаться к уцелевшей на удивление машине. Гнать ее, выжимая последние лошадиные силы, и уже не понимать, что происходит с миром, почему мы убегаем, от кого, ведь это же наша земля? А потом это превратится в кровавую кашу, где все живые будут бояться, ненавидеть, проклинать и жалеть друг друга. Зло порождает зло. И это уже не война, а грязная отвратительная игра, страшная и порочная, и только одна её цель - нажива. Не ведаем, что творим. Скажи, к кому обращаться за спасением к Богу или к Аллаху?
Ты бредил, я плакала, а когда переставала плакать, прислушивалась к твоему сердцу, которое уже не отчаянно стучало, а билось чуть слышно, как будто не могло больше реагировать на боль.
- Мать, во время приступов сумасшествия смотрела на меня с удивлением: "Разве ещё не всех похоронила? Почему живой, разве ещё не все покинули меня?! Но как только приходила в себя, шептала то ли с ужасом, то ли с презрением: "Ну зачем же маленькие, невидимые, зачем же так много этих жутких бусинок? Этих страшных, коварных горошин, которые закатываются за земельные бугорки, под листья, под строения, под деревья. Прячутся, чтобы потом неожиданно напасть, изуродовать животных, птицу, покалечить детей и стариков. А кого же ещё?! Лучше уж одну большую бомбу и кончились бы наши мучения..."
Ты говорил, а сердце еле успевало за твоими словами. Больное, разбитое болью, горечью сердце - опустошенное, нищее. Ты говорил, я думала, где тот сильный, весёлый, уверенный, волевой парень? Его уничтожила боль. Не ненависть, а боль. Вот как ломают стержень, вот так кромсают душу.
"Но разве, - думала я, - это не есть сила - выжить в отчаянии, помогать матери хоронить детей, раз за разом восстанавливать от бомбёжек старый, но когда-то крепкий дом, где однажды в детстве они были все вместе, всей семьёй счастливы. И, может быть, болезненное воспоминание есть нечто больше чем сила?"
Десять лет одиночества, десять лет терзаний, тревог и слёз. Никогда мы не будем вместе, нас разъединило время - хладнокровный участник разрушения. Как сложно иногда понять почему, ну, почему не быть двум любящим вместе, ведь всё так очевидно? Но, увы,видимо в лабиринте человеческих судеб слишком много закрытых ходов, и редко кому может выпасть счастье вновь оказаться на одной дорожке.
Да, нас разъединило время, но нас объединяют и роднят горячие точки соприкосновения - общая память и общая боль.