Вооруженные солдаты в эсэсовской форме, ворвавшиеся в зрительный зал, рассредоточились вдоль небольшого зала лицом к зрителям, и направили на нас - зрителей - дула автоматов.
Нет - это был не сон. Несколько секунд, пока сцена пустовала, я, Валька, Доктор, не сомневаюсь, что и другие зрители, безотрывно смотрели на немецких солдат с автоматами, при этом сами лица эсэсовцев были практически скрыты касками, губы плотно сжаты. Они были похожи на зомбированных автоматчиков из компьютерной игры, готовых начать пальбу по врагу незамедлительно.
Я осторожно скосила глаза в сторону Вальки, тот сидел в напряженной позе, рука напарника плотно сжимала подлокотник кресла. А вот Доктор был почти невозмутим, но хмур.
Растерянность и непонимание происходящего отражались на наших лицах и лицах зрителей, которые только что весело болтали в предвкушении театрального зрелища, теперь же все были напряжены и испуганы.
Если это был розыгрыш, то это был самый неприятный розыгрыш в моей жизни и скорее бы он закончился. Но музыка звучала все громче, а позы автоматчиков становились все агрессивнее. И тут я вспомнила слова адвоката Вени: "...говорят, что впечатление от спектакля ошеломляющее и якобы зрители выходят из театра какими-то обновленными, в общем, что-то со зрителями происходит...".
"Веня - изувер, ты на какую красную смерть нас отправил, еврейская твоя вера, ну погоди..." - подумала я, и мне стало немного легче.
Музыка внезапно оборвалась, за кулисами послышались грозные крики: "Шнель шнель", и на сцену вбежали люди: несколько человек в белых холщовых туниках с бритыми черепами. Прикладами автоматов несчастных пленных подгоняли такие же немецкие солдаты, что стояли напротив нас.
Признаться, я впервые почувствовала неловкость за свою стильную стрижку под ноль, очень похожую на тех бритоголовых, кого только что выгнали на сцену солдаты. Мне захотелось тут же набросить на голову платочек. Но платочка не было!
Эсэсовский офицер спокойным и довольно вежливым голосом начал перекличку. Каждый из актеров, или пленных, трудно сказать, что более соответствовало обстановке на сцене, делал шаг вперед и четко произносил свой лагерный номер и имя персонажа которого он должен был играть в пьесе.
Мы, то есть зрители, уже не знали куда смотреть, на сцену или на автоматчиков которые держали нас под прицелом своих автоматов.
И тут началось...
Тон офицера стремительно менялся от зловеще-вежливого к визгливому. Он, то кричал, угрожая пленным и заставляя их четко выговаривать свой текст, то вдруг переходил на страшный хриплый шёпот. При этом эсэсовец, в случае плохой, как ему видимо казалось, актерской игры, прерывал пленного и заставлял вновь и вновь повторять одну и ту же фразу их текста пьесы. Если офицеру не нравилось как "играют" пленные, он ставил их на колени, хлестал плеткой по головам, а солдаты били несчастных заключенных прикладами автоматов. Пленные рыдали, стонали, умоляли их отпустить.
Какой тут Метерлинк, я совершенно не могла понять сюжет и те реплики, что произносили пленные, поскольку судорожно следила за автоматчиками у дверей и с ужасом смотрела на сцену где происходило насилие. Сцена была так близка, что обманываться я не могла, били по настоящему, тем более, что все пленные практически были с синяками на лице, и на моих глазах их лица становились все более уродливыми от ударов.
Кто-то из зрителей в первых рядах не выдержал, крикнул:
- Что вы делаете?! Перестаньте избивать актеров!
Немецкий офицер посмотрел на автоматчика и тот молча направил дуло автомата на смелого зрителя
"Черт бы побрал этого коротышку Веню! Пусть будет проклят тот день, когда он появился в нашем агентстве...".
Один из актеров пытался броситься на металлическую ограду, однако автоматчик прикладом отшвырнул его обратно, актер упал, автоматчик вновь ударил актера прикладом, тот пополз к середине сцены и, оказавшись у ног офицера, закрыл рукой голову.
Офицер тихим, вежливым, но металлическим голосом произнес:
- Номер 6344, вы всего лишь должны хорошо играть, у вас не такая уж тяжелая роль, но благородная. Вам что, трудно сыграть пожилого человека горячо любящего мальчика Тентажиля? Зачем вы, такой молодой, ищите смерть в этой безобразной ограде с высоким электрическим напряжением.
И актер, заикаясь, стал произносить слова из пьесы.
В зале после первого шокового состояния начался ропот, но его заглушили вновь громкие звуки симфонии...
Кто-то из зрителей все-таки, несмотря на грозных автоматчиков, прорвался к входной двери. Удивительно, но автоматчики не реагировали. Оказалось, что дверь заперта! Пожилой мужчина судорожно, как будто за ним гнались стал колотить в дверь, все время со страхом оглядываясь на сцену и на автоматчиков стоявших рядом. Неожиданно представление прекратилось, музыка оборвалась, а все актеры замерли. Зрители тоже затаили дыхание. Наступила тишина.
И вдруг немецкий офицер ледяным голосом громко произнес фразу на немецком языке. Стучавший в дверь мужчина замер и стал медленно поворачивать лицо к сцене. Увидев, что все смотрят на него: офицер, солдаты, актеры, зрители - мужчина медленно, шаркающей походкой вернулся на свое место и спектакль продолжился.
Я прошептала, обращаясь к Вальке:
- Что он сказал?
- Я не знаю так хорошо немецкий, как английский, а английский я вообще не знаю - пытался пошутить Валька.
Доктор хмуро перевел: - "Не надо спать, герр зритель, необходимо испить эту чашу".
- Что?
Но Доктор молча указал мне пальцем на сцену.
"Чашу страданий что ли?" - Мелькнуло у меня в голове шальная мысль.
На сцене офицер продолжал цинично издеваться над актерами, то есть, над пленными.
Тем не менее были краткие моменты, когда некоторые реплики все-таки доходили до моего сознания. По сюжету на сцене умирал мальчик Тентажиль, но на самом деле его убивали эсэсовцы по приказу офицера. Остальные персонажи пьесы должны защищать его, жалеть и плакать. И тут к немецкому офицеру трудно было придраться. Он добился того, что плакали по-настоящему все: и пленные, и зрители.
Мне показалось, что пьеса тут ни при чем, эсэсовцу все лишь нравилось ее название - "Смерть Тентажиля", поскольку по его замыслу смерть ожидала не только Тентажиля, но и всех актеров-пленных.
Внезапно приглушенный свет в зале погас. На сцене офицер истязал Тентажиля. В полной тишине под стоны умирающего главного героя, и под проклятия его сестры, крикнувшей в бешенстве, обращаясь к офицеру: "Чудовище, чудовище!.. Я презираю тебя!.. ", солдаты в эсэсовской форме строевым шагом покинули зал и сцену. На краткое время свет погас и на сцене, и когда сцену снова осветили, на ней уже никого не было, кроме главного героя - Тентажиля, лежащего в странной позе. Сцену медленно закрывал театральный занавес.
- Какая свинья этот Веня, - устало произнёс Валька.
- Может ты хотел сказать, что Веня подложил нам свинью?
- Я хотел сказать то, что я сказал, я как-то не рассчитывал на подобное театральное представление, да еще с такими загонами.
Спектакль был окончен, но аплодисментов не было. Впрочем, актеры вряд ли они на них рассчитывали, именно такую реакцию они и ожидали от спектакля в театре с таким подозрительным названием. Более того, артисты не вышли кланяться, как это принято в конце спектакля. Зрители продолжали сидеть в полной тишине. Мы тоже как приросли к креслам. Удивительно, двери зала были уже настежь открыты, но никто с места не сдвинулся. И вдруг гробовое молчание нарушил один из актеров, приоткрыв кулису, он тревожным голосом громко спросил:
- Уважаемые! Врачи в зале есть?
Я решила, что спектакль продолжается. К горлу подкатила неприятная тошнота. Однако мы с Валькой инстинктивно поглядели на Доктора, но тот уже быстрым шагом поспешил на сцену. Мы последовали за Доктором. За кулисами, на сцене, столпились все актеры: и пленные, и автоматчики, и немецкий офицер.
- Кому нужна помощь? - спросил Доктор.
Актеры расступились. На полу неподвижно в той же позе, как в завершающей сцене, полулежал, прислонившись к декорации, один из главных героев драмы. Доктор присел на корточки, пощупал пульс, приоткрыл веки Тентажиля, посмотрел снизу вверх на нас с Валькой, встал и скупо произнес:
- Он мертв.
Кто-то из актеров вскрикнул.
- Это не он, это она, - поправил Доктора немецкий офицер.
- Она?
- Да, это актриса - Катя Малявина... Она... она точно умерла? Может в глубоком обмороке?..
- Нет, актриса мертва, - подтвердил Доктор и добавил, - скорую помощь вызывайте, врач должен официально засвидетельствовать смерть.
- Никто не расходится - быстро сказал Валька, Алекс давай к этим админам, пусть вернут телефоны, и это - ментам звони срочно.
После чего, обращаясь в толпу спросил:
- Где этот ваш режиссер Лео?
- Это я, - глухо отозвался немецкий офицер.
- Никто не уходит, никто ничего не трогает, - услышала я, спускаясь со сцены, строгие указания Вальки, - лучше соберите всех в одну комнату.
"Эти неожиданно свалившееся на нас мероприятие затянется до утра - факт, - удрученно подумала я, - ну спасибо тебе, Веня, адвокатская морда, подсунул нам действительно дорогой подарок".
Глава 5
- Посыпьте мне голову пеплом, - трагическим голосом произнес Вениамин, - я виноват ребята, я вас подставил с этим неудачным театральным сюрпризом. Но мне кажется, по-еврейски рассудил Веня, что папа тоже немного виноват.
- Что ты, Веня! Каким пеплом, брат?! Пусть тебе на голову сыплется только манна небесная размером с индюшиное яйцо - не удержался от сарказма Валька.
- Не нужна мне такая манна, я таки проживу без нее, ну, простите меня, откуда я знал, что театр настолько очевидно оправдывает свое название.
- Нет, Веня, ты знал! Ты специально нас туда отправил, чтобы мы тебе очередного богатенького клиента подбросили.
- Боже мой! Валентин, креста на тебе нет! Скажите, еще, что это я смерть актрисы подстроил?
Веня защищался из последних сил.
- Нельзя быть таким злопамятным, таким э-э... когда ты уже женишься? Ты очень озлоблен, друг мой Валентин, тебе нужна женская ласка.
- Валька, хватит издеваться над адвокатом, - я не могла не заступиться за Веню, так как тот бросал в мою сторону умоляющие взгляды, - надо признать, что Веня слегка побаивался моего напарника Валентина, несмотря на то, что тот был дружески расположен к адвокату, но частенько подтрунивал над ним.
- Веня, кофе будешь с бутербродом горячим?
- Спасибо Алекс, ты так мила и добра ко мне, я знаю, что я этого недостоин, но когда мы уже с тобой породнимся? Мне очень стыдно, но я таки буду бутерброд, - сказал Веня и виновато посмотрел на Вальку. Потом вдруг вспомнил о чем-то, приободрился, и уже как обычно, по-деловому добавил, - я тоже не пустой, чтобы как-то реабилитироваться принес вам гостинцы.
Веня стал торопливо доставать из своего кожаного кейса гостинцы: бутылку дорогого коньяка, лимоны, упаковку зерен кенийского кофе, баночку икры из белых трюфелей и плитку моего любимого мятного шоколада.
- Лично я не откажусь от такого напитка - обрадовался Валентин. - Начинать день с Курвуазье моя давняя мечта!
Пришлось организовать стол. Необходимо было поддержать адвоката, на которого так некрасиво наехал Валька, к тому же я чувствовала, что Веня что-то не договаривает. Я принесла кофе и бутерброды, порезала лимон, Валька достал фужеры под коньяк.
Разливая коньяк, Валька злорадно продолжал терроризировать адвоката.
- Однако, Веня, наши мучения в театре стоят дороже, ох, значительно дороже твоих гостинцев.
- Хорошо, хорошо, - закивал удовлетворенно Веня, - назовите дату и я с удовольствием закажу столик в "Национале", но, но..., - будто бы заторопился он - дорогие мои коллеги ...
При этих словах, мы с Валькой замерли. Коллегами адвокат нас называл только в крайних случаях, когда что-то очень хотел от нас получить. А Веня просить умел, при этом он использовал весь спектр средств речевой выразительности. Венины просьбы и их окрас мы с Валькой выучили наизусть.
- Понимаете коллеги, - виноватым, и почти заискивающим, но четким голосом проговаривал свою просьбу Веня, - мне очень нужна ваша помощь, вернее не мне, а моему клиенту - Лео.
- Как опять - Лео Блюмонт?! - вскричал Валька, театрально заломив руки.- Опять в концлагерь?! Никогда!
Но увидев мой предостерегающий взгляд уже по-деловому спросил:
- А что случилось, какая еще твоему Лео нужна помощь, когда у него такой крутой адвокат?
В тот злополучный день, когда мы посетили театр жестокости, спектакль в котором закончился смертью актрисы, прибыла оперативно - следственная группа. Следователь и оперативники допрашивали всю театральную труппу вместе с режиссером и зрителями до утра. После чего сотрудники задержали Блюмонта как главного виновника смерти актрисы, случившейся прямо на сцене во время спектакля. А поскольку мы тоже были до утра и поняли, что режиссер попал в плохую историю, то предложили ему помощь адвоката. Мы передали режиссеру визитку Вениамина Фридмана, чем Блюмонт и воспользовался, а Веня, разумеется, согласился его защищать. Собственно поэтому адвокат и решил нас отблагодарить презентом.
- Так что же случилось, Веня, - спросила я, - в деле появились другие версии?
- Да, появились, - осторожно произнес Веня, - понимаете, Лео могут предъявить новое обвинение... не в доведении до смерти по не осторожности, а в убийстве, если докажут, что смерть актрисы была предумышленной; и что актрисе кто-то злонамеренно подбросил в таблетницу другую таблетку, которая привела к остановке сердца.
- То есть, ты хочешь сказать, что актрису убили? И что ей, возможно, подложили другое лекарство? А может она сама перепутала препараты?
- Алекс, дорогая, я не могу сказать уверенно, что и как именно произошло. Но выяснилось, что актриса приняла уже на сцене или возможно перед спектаклем не таблетку афобазола - именно этот препарат она носила в таблетнице - а совершенно другую, похожую видимо на афобазол, таблетку. При вскрытии, в крови обнаружены следы эндоксана, основным действующим веществом этого препарата является циклофосфамид, который при аритмии может привести к летальному исходу. Впрочем, как мне сказали эксперты, да и папа подтвердил, что и сама аритмия могла привести к смерти, и это нам с Лео, простите, на руку, - Веня устало улыбнулся, - по моему ходатайству следователем уже назначена комиссионная судебно- медицинская экспертиза, чтобы уж точно определиться с таблеткой которую глотнула бедная жертва. Самое главное, и это очень неприятная для нас с Лео новость, что эндоксан актриса по своему желанию, если только не хотела сама своей смерти, принимать не могла категорически. Видите ли, этот препарат совершенно не избавляет от панических атак, и более того, противопоказан тем, у кого аритмия. И вот тут выясняется, что возможно кто-то, зная такие последствия - мог подложить несчастной девушке таблетку, которая привела к острой сердечной недостаточности. Следствие должно доказать, кому нужен был такой мотив, и у кого он был... Под подозрение, разумеется, попадают те, у кого была причина так ненавидеть актрису и одновременно иметь возможность подложить другую, очень похожую по цвету и форме, таблетку. Лео, один из главных подозреваемых на сегодняшний момент. Однако доказать его вину будет трудно, хотя и могут обвинить в том, что он вот эту концепцию театрального действия в театре жестокости мог довести до натурализма. Но это, простите, такая глупость! Впрочем, у Лео есть аргумент, который напрочь отбрасывает такой преступный мотив. Он не мог сорвать дорогой спектакль - это первое, а второе - Лео не медик-профессионал, чтобы так методично и скрупулёзно рассчитать смерть актрисы таким образом, чтобы она совпала с окончанием спектакля, то есть, со смертью героя. Это было бы виртуозно, но это только в кино такое могут придумать! И наконец, Лео не стал бы рисковать своей репутацией, театром - его любимым детищем, и опять же - дорогими билетами. Глупо! Вот такая приблизительно у нас будет линия защиты и там еще много разных нюансов. Простите дорогие коллеги, что немного вас утомил подробностями, но это важно.
- Да. Интересное развитие темы. Я кстати обратила внимание, что на шее у актрисы висела оригинальная таблетница в виде медальона - симпатичная штучка, значит, актриса носила с собой афобазол в медальоне.
- Да, именно так, дорогая Алекс. Актриса, эта э-э Екатерина Малявина постоянно принимала таблетки афобазола от панических атак, которыми она страдала. Она знала о своих фобиях и всегда носила с собой несколько таблеток в таблетнице - медальоне на шее, и частенько принимала их или до начала спектакля или вовремя театрального действия.
- А что же Лео? Как он на все это реагирует, есть ли у него доводы своей невиновности, и веришь ли ты этим доводам?
- Поймите, милые мои друзья - я адвокат, я должен верить своему подзащитному или, по крайней мере, должен защищать его версию, вы понимаете меня? Но есть еще такое понятие, как внутренне убеждение, оно не только у судьи должно быть, но также бывает и у адвокатов. Впрочем, это уже из области нравственно-правовых аспектов... Но сейчас не об этом... Я, безусловно, поддерживаю своего подзащитного, но я также практически убежден, с учетом материалов дела и бесед с Лео, и в своей позиции, - Веня вновь виновато улыбнулся и осторожно добавил, - Лео предполагает, что его кто-то хочет э-э "скушать", как он сам выразился, то есть очернить его имя, навредить, убрать с дороги. Видите ли, его концепцию такой модели театра не все разделяют, вернее почти все не разделяют. Спектакли Блюмонта будоражат, ошеломляют своей неординарностью, вокруг театра создана большая э-э шумиха, имя Лео у всех театралов на устах. Пиар необыкновенный!И вот видимо кому-то это не нравится. Однако, как говорит Лео, театр жестокости - это не его идея, он лишь последователь. Основоположником является какой-то француз.
- Иными словами, ты хочешь сказать, - подытожила я, - что Лео подставили. Актрису кто-то очень умело подвел под смертельный сердечный приступ.
- Да. Да! Именно где-то так Лео и предполагает, я не могу не поддерживать своего клиента. Это мой э-э долг. Однако есть определенные трудности, и о них я вам уже поведал. На самом деле, Лео попал в плохую ситуацию. Поэтому было бы неплохо провести вместе с предварительным следствием параллельно детективное расследование. В общем, нужна ваша помощь. Как вы на это смотрите?
- А кто заказчик? Лео? Откуда у него такие деньги? - цинично осведомился Валька - потом он же, как я понимаю, под стражей?
- Сегодня ему изменили меру пресечения, при активном участии меценатов... и меня, разумеется, - не без самодовольства и тщеславия сказал Веня. - Это наша маленькая победа. Лео отпустили под залог. Надеюсь, у него хватит сил удержаться и не сбежать к жене в Америку. Я же почти уверен, что побороться можно. Дело достаточно перспективное, на мой взгляд, в том смысле, что его положительно можно решить в пользу Блюмонта. Не знаю почему, но я ему верю. Это со мной бывает редко, понимаете. Залог, кстати, немалый - семизначная сумма.
- Откуда у него такие деньги - хмыкнул Валька, - и чем он с нами собирается рассчитываться, когда такая сумма уже в залоге?
- У Лео достаточно сильные покровители, - продолжал Веня. Я даже сам не ожидал, что среди миллионеров есть любители постмодернистского направления в театре. И эти люди, как бы сказать деликатнее..., оказали на меня небольшое давление, чтобы я как можно быстрее помог Лео. Притом так, чтобы его не просто отпустили, но и оправдали. Поэтому, я думаю, вам коллеги не резонно отказываться от высоких гонораров.
Мы с Валькой переглянулись.
- Что же, - я решила озвучить наше решение, - у нас сейчас не так уж и много дел (на самом деле мы вообще сидели без работы), скорее, мы скажем да, чем нет. Как ты, Валентин?
- Ну, да! Надо же помочь толстосумам облегчить их кошельки. Но ты же знаешь, Веня, что если тут криминал, мы щадить не станем. В таком случае выручать будешь своего Лео в рамках уголовного дела. Но что-то мне подсказывает, что Блюмонта действительно решили подставить. А возможно может все гораздо проще, возможно случайное совпадение, и актриса сама себя погубила таблетками, перепутала и сунула не те... Да, вопросики!
- Веня, вот видишь, Валька уже приступил к работе. Получается, что вопрос решен - мы согласны, - подвела я итоги встречи, - но, Веня, я надеюсь, на твое внутреннее убеждение. Да, и еще: про жену Лео - это интересно. Веня ты узнай у Лео ее координаты, телефон, адрес. Нам, возможно, нужна будет ее помощь. Давай, Веня, на завтра приглашай к нам Блюмонта.
- Вот и ладушки, вот и спасибо друзья, что не отказали, - нервно захихикал Вениамин, - у меня прямо камень с плеч, или как там говорится? А то я боялся, что откажете... как э-э вспомните сцены их спектакля, так и того... А уж народ-то, какой просил за Лео - не поверите...
- Вот только про народ не надо, а Веня, - язвительно заметил Валька. -Давайте лучше еще по рюмочке коньячка за сделку.
- Не буду, не буду про "народ", - разливался соловьем довольный адвокат - если появятся вопросы я тоже весь в вашем распоряжении, а теперь позвольте удалиться. И вас не отрывать от дел, и своими заняться. Так значит, я сообщу Лео, что завтра утром? Про жену, конечно, могу узнать, но ведь и вы можете спросить?
Адвокат и тут осторожничал.
- Да. Пусть подъезжает к 10 утра, - определилась я со временем.
Веня с готовностью кивнул головой, пожал Вальке руку, поклонился в мою сторону и выбежал из кабинета, так и не пригубив коньяка.
Глава 6
Лео немного опоздал, о чем сообщил нам по телефону. Он внимательно оглядел наш кабинет, скептически отреагировал на картину "Черный квадрат" Малевича, висевшую над моим столом; слегка улыбнулся, после того, как видимо, прочитал-таки текст на перевернутой картине, которая висела над Валькиным столом. А текст был такой: "Валентину Кремлёву на вечную память от бандитов", и под поздравлением штук восемь подписей.
История с картиной, которую подарили Вальке, случилась при весьма забавных обстоятельствах, да и сама картина необычна... А произошло вот что: Валька - сам из рубоповцев, служил в отделе по борьбе с бандитизмом. Так получилось, что очередной день рождения Кремлёва совпал с полным отсутствием денежных средств у его сослуживцев. Ребят его отдела все в Управлении по борьбе с организованной преступностью звали бандитами, даже не столько в шутку, сколько коротко, по причастности к отделу. Так вот, не мудрствуя лукаво, сослуживцы Кремлева сняли со стены в кабинете своего начальника портрет Феликса Дзержинского и на обратной его стороне сделали поздравительную надпись. После чего они дружно подписались и вручили портрет основателя советских органов безопасности и разведки - виновнику торжества.
Мы украсили картинами наш кабинет без всякого умысла. Валька повесил портрет Ф.И. Дзержинского, как подарок, дорогую память, а чтобы пронзительный взгляд Железного Феликса не смущал клиентов, Валька периодически переворачивал картину.
Я же репродукцию Малевича "Черный квадрат" притащила в офис потому, что ей не нашлось места в моей крохотной квартире, мало того, что картина была громоздкой, она не вписывалась в мой интерьер. Но "дареному коню" сами понимаете... и вот теперь "Черный квадрат" занимал достойное место в рабочем кабинете прямо над моей головой, а Феликс Эдмундович Дзержинский - над Валькиной.
Воздействие картин на наших клиентов и посетителей мы оценили позже. Неожиданно оказалось, что мы с напарником стратегически угадали с правильным оформлением офисного кабинета. Кроме того, столы наши были расположены таким образом, что при соединении их краев принимали форму большой подковы.
Так что, подкова, две светлые головы, две стратегически важные картины - вот собственно залог нашего успешного детективного бизнеса.
Высокий, довольно худой, если не сказать - анорексичный Блюмонт, с благородной бледностью на аристократическом лице, выглядел достаточно моложавым. Однако густая шевелюра была с проседью. Внешне он нисколько не волновался, выдавала режиссера глубоко засевшая в глазах напряжённость и тревожность.
Я начала допрос. Да, да - допрос, я не оговорилась. Мы с Валькой привыкли все называть, как привыкли, потому что мы - бывшие. А у нас, у бывших силовиков, беседы с подозреваемыми, и обвиняемыми называются допросом. Лео был именно в статусе обвиняемого и уголовное дело, возбужденное по факту внезапной смерти актрисы еще никто не прекратил.
- Как к вам можно обращаться?
- Как вам удобнее. Я же предпочел бы, чтобы называли - Лео.
- Хорошо, в таком случае не будем терять время. Лео, а почему именно Метерлинк "Смерть Тентажиля" и еще в такой интерпретации?
- Вот как?! А я думал, что сразу начнете с того, кому нужна смерть актрисы, - Блюмонт удивленно посмотрел на меня и Вальку, но не получив ответа, вдруг с удовольствием стал отвечать. При этом тревожность во взгляде, как мне показалось, немного растворилась. - Понимаете, Метерлинка в России практически не знают и не ставят - это первое. Во-вторых, драма Смерть Тентажиля - это драма о Любви и Смерти, но прежде всего о Смерти. Любовь - синоним жизни, и это то, что поругано врагами, в нашем случае - фашистами, а мотив смерти в период войн приобретает зловещий оттенок. Именно поэтому особенно кощунственно, что нацистский офицер - меломан, театрал, выбрал эту пьесу. Он заставляет несчастных пленных, возможно совершенно далеких от театра, голодных, уставших, затравленных, почти потерявших человеческий облик - играть... Я выбрал Метерлинка потому, что в его произведениях всегда присутствует тема смерти, много смерти. И в данном случае то, что именно произведение Метерлинка нацист заставляет играть пленных в концлагере - особенно символично.
Неожиданно Лео замолчал, посмотрел на нас внимательно, грустно улыбнулся и безнадежно закончил:
- Впрочем, это глупо, то есть то, что я вам сейчас рассказываю. И даю пояснения. Глупо и дико. Простите, что я так безапелляционно говорю об этом, но поверьте, я не для того создал театр жестокости, чтобы в прямом смысле умертвлять своих главных героинь. Это было бы слишком примитивно. Конечно, основатель данной театральной системы Антонен Арто указывал, что такой "театр невозможен без определенного элемента жестокости, лежащего в основе спектакля". Но, слушайте, не до такой же степени! Концепция театра жестокости, которой придерживаюсь я - это создание шокового эффекта у зрителей. Эффекта катарсиса, то есть, духовного очищения через страх, через страдание и сострадание. Разумеется в идеале. Поймите, я не садист, в отличие от эсэсовского офицера. Так примитивно насаждать концепцию театра жестокости, оглушив зрителя правдоподобной смертью актера на сцене, может только больной человек. Но я не больной! И уж тем более не психически больной, чтобы получать удовольствие от предсмертных агоний своих актеров. Впрочем, был такой режиссер, который палил живых бабочек на глазах у зрителей на сцене. Бабочек кощунственно, а тут живые люди...
И потом, знаете ли - это слишком трудоемкое предприятие, от которого именно таким образом, можно получать подобное сладострастие...Уж если и предложить такое специфическому зрителю, то при желании это можно все сделать в студии, снять на пленку, видео, знаю, есть такие живодеры. А я...я художник, артист, режиссер. Может это звучит пафосно, но я человек искусства; и вот именно такое искусство пытался донести до зрителя. Но подобный неожиданный результат я не только не желал, но даже в самом страшном сне не пожелал бы и врагу.
Блюмонт прервал свою исповедь и посмотрел внимательно на меня и на Вальку. Этот взгляд был не то чтобы тяжелым, он не был тяжелым; в нем, кроме профессиональной усталости сквозила растерянность, горечь и безысходность. А еще мне показалось, что Блюмонт вдруг осознал, что общается с нами как с инопланетянами, которые совершенно его не понимают и не поймут никогда. Мне стало неловко, что мы с напарником так далеки от искусства, от теории театра и тем более от концепции театра жестокости. Лео видимо решил, что зря он все это объяснял нам, можно было бы и короче, и проще, но он ошибался. И когда он почти виноватым и рассеянным взглядом вновь посмотрел мне в глаза, я достойно приняла его взгляд, давая понять, что информация мне интересна и понятна. И это являлось правдой. Валька же, который тоже внимательно слушал Блюмонта, был, тем не менее, несколько сдержан в оценке услышанного, на губах его блуждала недоверчивая полуулыбка, которую я очень хорошо знала. В нашей работе он всегда и всё ставил под сомнение до последнего подтверждающего или не подтверждающего вину факта. Однако относительно концепции театра жестокости Валька все же высказался, чтобы не только не обидеть Блюмонта, но возможно даже подбодрить.
- Надо признаться, что ваша задумка с пьесой в концлагере - это сильный поддых даже для зрителей-мужчин. Вряд ли я могу вспомнить, что испытывал что-то подобное в кино или театре - это что-то типа афтершока.
- Да-да! В этом то и вся тактика, понимаете! - Вдруг энергично и эмоционально отреагировал на слова напарника Блюмонт, - Это, как бы сказать один из, быть может, запрещенных приемов, как разбудить, растолкать современного равнодушного зажравшегося человека, который ничего кроме благ и соблазнов цивилизации не желает и не хочет желать. Вот и случилась такая задумка - спектакль с приемами нетрадиционного воздействия на зрителя. Вовлечения зрителя в само действие спектакля. Создание обстановки в которой зрители не только созерцают со стороны, но и участвуют! Они, зрители, тоже немного актеры, отсюда и автоматчики, окружившие зал. Понимаю, запрещенный приём... сколько мы натерпелись жалоб и других неприятных последствий после просмотра этого спектакля. Угрозы, скандалы... однажды даже кто-то кинул в зал дымовую шашку. И все-таки народ приходит не подготовленный к такому действу. Те, кто смотрел "Смерть Тентажиля", как правило, действует по принципу - "сам увидишь", то есть заинтриговать, заинтересовать других, но не рассказывать, что все-таки происходит в зале, во время спектакля. Кстати, зрители реагируют по-разному и тут у нас, у актеров, чаще всего импровизация... но, главная задача - не напугать зрителя, а встряхнуть. Особенно буржуа...
- Ага, спасибо, встряхнули, - саркастически изрек Кремлёв, - но только не богатых и толстокожих, а тех, кто и без театра жестокости находится в постоянной встряске - это типа мы с Алекс, и нам подобные; ну еще немного мягкотелой интеллигенции и эмоциональных театралов. Тьфу, я что-то и сам заговорил по-книжному. В общем, Лео, вы заигрались в жестокость, которая должна что-то там донести и встряхнуть, да так, что сами попали в ловушку. Если оно так на самом деле...
Лео выслушал замечание Вальки довольно спокойно и даже как-то отстраненно.
- Как к вам в коллектив попала Екатерина Малявина? Молодая неопытная девушка, без театрального образования, да еще и с паническими атаками? Как вы могли взять ее на роль, притом на главную роль, в самый жестокий спектакль, где всех истязают. Как вот вас не обвинить простите, в садизме.
- Ну, положим, у нас все-таки не бьют натурально, как вы решили, хотя если вам так показалось, то цели мы достигли. Побои, истязания - это театральные трюки, Синяки конечно бывают, идеально демонстрировать избиения насилие без издержек производства не получается и не только у нас, но мы стараемся избежать косяков. А вот про панические атаки - это с вопрос сложный. Тут мне совсем нечем бить, к сожалению. Впрочем, Вениамин Леонович уверяет, что найдет аргументы... Так вот о Кате: ее привел в труппу наш художник Павел Сергеев, можно сказать, подловил ее в образе Пьеро прямо на улице. Она действительно была вылитый Пьеро: грустная, убогая, растерянная и беззащитная. Именно такой типаж нам нужен был на роль Тентажиля. Относительно же ее болезни, следует сказать, что Катя поначалу тщательно скрыла от меня и от других актеров, что страдает паническими атаками. И только после того, как я ее ввел на роль Тентажиля, выяснилась это неприятность. Катя, которая просто ожила у нас в театре, умоляла меня, что справится, и что доктор ей сказал, что-то типа, что ей именно такая роль необходима, для преодоления своих страхов и паники. Я решил, что время покажет, Катя ведь не так давно ввелась на роль, а до этого была другая актриса...
Режиссер в вдруг неожиданно замолк и какое-то время как будто находился в оцепенении.
- Вы сказали, что актриса недавно была приглашена на эту роль, а кто до этого играл роль Тентажиля?
Блюмонт растерянно улыбнулся.
- Я сейчас только понял, в какой капкан попал, как-то следователь до этого не дошел, а то бы вряд ли меня выпустили под залог.
- Предыдущая актриса лежит в психиатрической клинике, - выдохнул Бальмонт
Мы с Валькой переглянулись. Возникла затяжная пауза.
- И с каким диагнозом она попала в психиатрическую лечебницу?
- Ухудшение ее психического здоровья врачи связывают с работой в моем театре. Но понимаете, - торопливо продолжил Блюмонт, пока мы с Валькой переваривали неожиданную новость, - Ирина Савельева, так зовут актрису, бывшую актрису нашего театра, но мы все зовем ее Ирэн - очень тонкая, впечатлительная натура, и всегда была немного странной. Она прекрасная актриса, но принимала настолько все близко... Вы знаете, Ирэн скрыла от меня, что у нее слабая форма шизофрении... И если есть моя вина в том, что она попала в психиатрическую лечебницу, то лишь в том, что я использовал ее тонкую нервную организацию в своих интересах. А Ирина слишком глубоко погрузилась в материал, то есть, в свою роль. Она также играла Тентажиля и тем самым, окончательно подорвала своей психическое здоровье. Впрочем, вы можете проверить, что я вас не обманываю. Я дам вам координаты Ирэн и ее доктора. Ей уже значительно лучше, да и в больнице она больше полугода. Я это все вам говорю откровенно и начистоту, как просил Вениамин Леонович, понимаете...
Блюмонт замолчал и неожиданно горько добавил:
- Получается, что и тут я против самого себя высказался. Да! Видимо необходимо сказать, что Ирэн очень дружна была с Катей и та, часто навещала больную в больнице.
Мы опять переглянулись с напарником.
- А с кем еще дружна была Екатерина Савельева?
Лео о чем-то глубоко задумался, и мне пришлось повторить вопрос, который задал Валька.
- Ах! Простите, я задумался. Катя? Она была очень близка с Тамарой Свиридзе, актрисой моего театра. Тома играла в "Смерти Тентажиля" сестру Игрен. Помните?
Еще Валентин спросил у Лео, кто мог так тихо ненавидеть актрису, чтобы желать ее смерти или, по крайней мере, пытаться ее "выдавить" из театра. У Кати были завистники? Ведь у нее главная роль?
- Что вы! Конкуренции у нас никакой! Все роли главные в этом спектакле. Вместо Кати вряд ли кто мог сыграть Тентажиля, так как на эту роль нужна чрезвычайно субтильная девушка, или юноша, именно с лицом э-э ...несчастным, меланхоличным. А таких, кроме Кати, у нас в труппе нет. Так что, вряд ли кто-то пытался убрать ее именно с этой целью.
- А другие цели? Возможно, отбила кавалера у кого-нибудь в вашем коллективе?
Блюмонт поморщился. Его видимо раздражали вопросы, которые не касались творчества.
- Простите, я вообще не замечал, чтобы Катя с кем-то из мужчин крутила интрижки. Вроде, если не ошибаюсь, у нее появился парень, какой-то студент; и она одно время даже как-то повеселела, преобразилась и даже атаки вроде прекратились; но потом что-то с этим парнем выяснилось не то... Вы спросите у Томы, думаю, она вам более толково расскажет о Катиных друзьях. Они часто шушукались, я даже на них рыкнул однажды. Рассердился.
- Лео, а кто мог лично вам "насолить" таким изуверским образом?
- Воот! Вот и Вениамин Леонович меня терзает этими же вопросами! Не знаю! Если кто-то именно такое задумал, то эта игра хитроумная. На свою команду я не могу грешить. Всех перебрал. Нет у меня врагов в своей труппе, если только кого-то подкупили - и тот, или та, вложили в таблетницу убийственное лекарство. Боже мой! Какая мерзость! Такая возможность была у каждого. Понимаете, в гримерную актеров у нас вход свободный и это все знали. И про медальон, то есть, таблетницу тоже все знали. Катя часто снимала его с шеи, когда переодевалась к спектаклю. Костюмы у нас, вы сами видели, специфические.
Беседа длилась еще около часа. Мы видели, что режиссер очень устал, измотан вопросами и неприятностями, и решили, что пора заканчивать. Напоследок договорились о том, что Блюмонт предупредит Тамару Сверидзе о том, что мы ждем ее в агентстве, чтобы задать несколько вопросов. О встрече и о времени можем договориться по телефону.
Проводив Блюмонта, я спросила Вальку:
- Как тебе Лео? Похож на маньяка-режиссера, который получает удовольствие от натуральности сцены со смертельным исходом, или на режиссера-садиста, которому доставляет удовольствие издеваться над своими актерами, избивая их плоть до смертельного исхода?
Валька задумчиво покачал головой.
- Не знаю. Трудно представить, но ведь мы знаем, что есть такие маньяки и садисты. А кроме того, мы сами стали очевидцами именно такого садистского спектакля. Признаться, Блюмонт действительно похож на тихого безумца, одержимого параноидальными идеями. Но это я о его режиссерских задумках, а вот на преступника он как-то не очень тянет
- А ты не одержимым был, когда жуликов ловил?
Напарник посмотрел на меня с обидой.
- А что же я сейчас другой?
- Вот именно, сам и ответил.
- А вдруг Лео именно такой и есть - тихий безумец, прикрывающий свои садистские наклонности размышлениями о морали, любви, нравственности. А нам красиво голову морочит? Он ведь не только режиссер, но и актер; и, кстати, играл очень убедительно. Я как вспомню тон его голоса, обращенный к несчастному зрителю, брр...
Я и сама, если честно, не могла себе позволить вот так сразу освободить режиссера от подозрений, несмотря на симпатию, которую несомненно испытывала к этому эпатажному режиссеру. А с другой стороны есть факт смерти на сцене, во время гнусных издевательств и подсознание мне выстукивало морзянкой: - "Сомневайся, ибо сомнение - есть корень познания". Да причем тут сомнение?! Я очнулась от раздумий и начала злиться на себя. Сомнения? Сомнения необходимо нивелировать неопровержимыми фактами, доказательствами!
- Да, тяжело нам видимо будет, может зря мы связались с этим Лео и его театром?
Вопрос повис в воздухе. Я тяжело вздохнула, понимая, что придется информацию рыть во всех местах, оперативной обработкой актеров театра тут не обойтись, а у нас как назло из внештатников только Доктор, а другие два - Бешеный и Деточка - в отпуске.
Деточка, он же - Иван Набоков, старший оперуполномоченный по особо важным делам, служит в Управлении по борьбе с экономическими преступлениями. Это малоразговорчивый, угрюмый, чрезвычайно флегматичный и не менее, чрезвычайно профессиональный оперативник. Иван получил блестящее финансовое образование и мог бы с успехом возглавлять крупную финансовую компанию, но предпочел бороться с экономическими преступлениями. Деточкой его прозвали потому, что он был чуть меньше двух метров роста и весил чуть больше ста килограмм. Глядя на Ивана, многие говорили: "Ну, ты и детина!". А потом, с легкой руки кого-то из его же друзей перешли на уменьшительно-ласкательное прозвище - "Деточка".
Прозвище "Бешеный" приклеилась к другому профессиональному оперуполномоченному - Виктору Павлову - сразу же, как только он пришел работать в уголовный розыск. У него был собачий нюх на след преступника, и как только он унюхивал этот след, остановить его было невозможно. Павлов имел классическое образование, он с трудом, но все-таки окончил высшую школу милиции, и то, благодаря своим родичам. Витька был потомственным оперуполномоченным, как его отец и дед.
Следовательно, помочь в расследовании сможет Доктор, который только вышел из отпуска, и будем надеяться, его не отправят в командировку в ближайшее время. Имеются, правда, в наличии подсобные рабочие: тетя Оря, и Димитрий Церзийский, которого мы зовем на русский манер - Митей. Он только что вернулся из командировки, но может и обратно туда же исчезнуть. Нас с Валькой явно недостаточно для такого запутанного дела, а то, что случай тяжелый - было ясно, несомненно.
- Ты это, - тоскливо сказал Валька, видимо думая о том, что и я, - давай активизируй свои способности - разбросай карты и без снов вещих на работу не приходи.
- Ага, - я разозлилась, - давай на мои хрупкие женские плечи все взвалим, да? Нет, брат, так не пойдет! Ты тоже напряги свое серое вещество и разбросай его не только по театру и актерам, но и за периметр театральной территории. А завтра с утра предложи свое видение этой загадочной истории - как и где будем копать. Ясно?
- Алекс, прошу, не превышай свои должностные полномочия, не забывай у нас равноправие. В общем, так: ты смотришь внимательно сны, и гадаешь на картах - где нам искать истину. Я же представлю тебе завтра утром план военно-полевых действий. Хорошо, что у нас еще есть Доктор! Надеюсь, его после отпуска не очень загрузят работой. Впрочем, именно так у него все и будет, так как лето - время отпусков, а преступность отдыхать, сама знаешь, не любит.
- Доктору позвони, или лучше даже надо бы вам встретиться. Скажи ему, что он в деле. Думаю, что ему мы отдадим театральную массовку театра жестокости, актеров вторых и третьих ролей, рабочих сцены, может, кто что знает, видел, слышал и так далее. В общем, введи его в курс дела, поведай все, что нам известно уже на сегодняшний момент.
Доктор смог появиться во второй половине дня и, уже втроём, мы засели за разбор нашего специфического случая, распределили обязанности, наметили стратегию и тактику нашего детективного расследования.
Глава 7
Легко говорить Вальке, мол, давай, смотри сны. Во-первых, я то их смотрю (к слову сказать, сны действительно мне сняться и практически всегда - вещие), но их, сны, надо еще восстановить в памяти, проанализировать и как-то применить к ситуации, которая меня волнует. А также - и это самое важное - правильно истолковать. Грамотная разгадка снов работа весьма кропотливая, требующая сосредоточенности, аналитического мышления и природной смекалки. Главное в этом занятии - распознать смысл, не ошибиться, не уйти по ложному следу. С картами проще - они всегда под рукой. Карты редко меня "подводят" или "врут", в том смысле, что раскладываются чаще всего складно, последовательно, без заковырок.
Я решила разбросить карты, но тут позвонил в дверь Церзийский.
- Ты что так поздно?
- Приветствую! Я только приехал, мне позвонил Валька и сказал, что ты хотела бы меня видеть.
Я усмехнулась. Валька - хитрец. Решил, хотя бы таким образом начать отрабатывать хлеб.
- Давай забегай. Еще немного и ты бы мне помешал. Я собралась поработать с картами.
- Ну, извини, я бы не помешал.
Димитрий Церзийский, он же Митя - один из так называемых подсобных рабочих в нашем Агентстве "Время Че". Но, прежде всего, он наш с Валькой друг и мой сосед по лестничной площадке. Собственно так мы и познакомились. У Мити двойное гражданство: Болгарии и Австрии. Однако по национальности он македонец. Церзийский - молодой, ушлый, не бесталанный аккредитованный журналист, имеющий постоянную визу, проживающий вот уже несколько лет в Москве. Митя представляет австрийские СМИ. Пишет статьи на общественно политические, культурные и криминальные темы, сотрудничает с рядом журналов в России, Австрии, Болгарии. Постоянное его место проживания в столице - в Вене. Митя - католик, кровей в нем намешано немало, в том числе и австрийской по материнской линии, и чуть не в третьем или четвертом поколении были русские (думаю, Митя привирает, чтобы так сказать не совсем выглядеть иностранцем в России). Часть родственников вместе с матерью проживают в Америке, часть в Болгарии, но большинство в Австрии. Церзийкий из титулованной и достаточно обеспеченной семьи, но почему-то этого стесняется и говорит о своем статусе скупо. Романтический и авантюрный характер привел его в Россию, которую он, несомненно, очень любит. Он часто выполняет наши поручения но, прежде всего, роль кучера-извозчика и моего личного помощника.
Журналист с удовольствием нам помогает, причем делает это бескорыстно и подобострастно. Во-первых, его интересует русский криминал, он даже собрался писать об этом книгу. Во-вторых, авантюрная натура Церзийского требует экстрима, а у нас в детективном агентстве "Время Че" расследования иногда случаются нешуточные, с подслушивания, подглядыванием, погонями и даже стрельбой. Митя всегда счастлив, когда мы привлекаем его к сложным делам еще и потому, что мы бывшие борцы с организованной преступностью, а к профессионалам Церзийский относится весьма уважительно.
- Ты в ближайшее время будешь в Москве?
- В самое ближайшее время - да, но ожидается небольшая командировка в Америку.
- Понятно. Пока ты в Москве, придется тебе поработать на нас, нарисовалось дело и оно - паршивенькое. А то, что ты в Америку собираешься - тоже очень даже нам на руку, там жена нашего клиента проживает, надо бы с ней побеседовать, правда, не знаю, в каком штате она обитает, но это потом решим.
- Валька мне немного обрисовал обстановку, так что, я готов хоть сейчас.
- Сейчас не надо, но будь начеку, главная помощь от тебя - это машина и твое свободное время. Валька до сих пор свою машину не может отремонтировать. Что это у тебя?
- Десерт к чаю.
И мы пошли пить чай на кухню, где я более подробно рассказала своему гостю о нашем очередном детективном расследовании, начиная со злосчастного спектакля в театре жестокости.
Церзийский все-таки напросился присутствовать при раскладе карт. Я редко позволяла ему наблюдать за этим таинством, так как карты, на мой взгляд, не любят зрителей. Журналисту нравился процесс гадания и мои бормочущие комментарии относительно всевозможных комбинаций расклада карт. Особенно он восхищался и одновременно пугался, тем совпадениям, которые случались в событиях нашего расследования, после гадания на картах. Карты действительно способны конкретно указать на действия, которые могут произойти и предупреждать о тех или иных поступках персонажей, на которых совершается расклад.
Я разбросала карты на ближайшее время. Этот вариант расклада мой любимый, не люблю вторгаться в дальнее будущее. Хотя иногда возникает необходимость, и порой, срочная. Если взять наши детективные расследования, то в гадании на дальнее расстояние получается приблизительная, то есть, пунктирная картинка, достаточно нечеткая, не откровенная. Все нужно домысливать, додумывать. Так можно сбиться с правильного пути, и даже пойти по ложному следу. Это самая неприятная ситуация в гадании. Пунктирно, то есть, предположительно, это означает, что кто-то из персонажей, которые непременно имеют отношение к нашему детективному расследованию, пока еще не появились на горизонте. Эти, пока еще неизвестные нам персоны, не появились так близко, чтобы можно было их рассмотреть. К примеру, определить - мужчина это или женщина; чтобы можно было понять - это вообще человек, или обыкновенные хлопоты; и даже чтобы можно было понять - "черный", мутный, подозрительный персонаж, или это статус его семейного или социального положения.
Гадание же на ближнюю дистанцию - это гадание на то окружение, которое нам уже знакомо. И в таком гадании можно почти достоверно получить ответ: кто есть кто в нашем гадании, с точки зрения идентификации карты; с учетом, что такая карта, то есть фигура легла в определенном месте расклада, с определенным персонажем - с другой фигурой - которую мы уже знаем, или которую видели. И, включая логику и умозаключение, можно отнести такую фигуру к определенному статусу людей в нашем расследовании. Также карты, в гадании на ближайшее время могут указывать на такую фигуру, которую мы еще не видели, но нам о ней уже что-то известно из расследования. На самом деле сложно излагать суть классификации гадания на картах. Еще сложнее рассказывать об этом иностранцу. Поскольку после моего краткого введения в смысл разных вариантов и способов гадания, Митя всего-то и произнес:
- Алекс, я так понял что ты совсем, совсем, многое в гадании держишь в секрете. И ты специално (так Церзийский говорит это слово и частенько именно в случаях, когда подозревает, что его кто-то пытается надуть) меня кружишь, кружишь с повязкой на глазах. Кружишь, кружишь, чтобы ты поняла - это рефрен. Это такое немножко образное выражение. Ты, Алекс, меня специално тормошишь, трясешь, чтобы специално запутать.
- Ага, очень мне надо тебя путать! Я что секретную информацию от тебя скрываю? Глупый ты иностранец, Церзийский! Лично я поняла, что ты из моего рассказа о классификации карточного расклада так ничего и не понял. Но пытаешься при этом сохранить лицо - это, кстати, тоже образное выражение. Так что не умничай. Все! Молчи! Карты не любят болтливых. Сиди и это... попытайся мне помочь, а именно, мысленно притянуть нашу историю с мертвой девушкой к картам. То есть, вот что уже тебе от нас с Валькой известно, то и держи в уме на самом верху мозговых извилин и, таким образом, ты сможешь активно участвовать в гадании и мне помочь разобраться в карточных связках. Знаешь, карты они читают мысли человека, и даже с этими мыслями беседуют.
Я перетасовала и разложила карты. Расклад вышел до того путанный, а такое бывает редко, что я разозлилась на саму себя, да так что стал дергаться глаз. Зачем, спрашивается, я оставила в наблюдателях этого любопытного австрияку-македонца! А тот сидел неуклюже в кресле, глубоко закатив глаза вверх к потолку. Смотреть на это зрелище было и страшно, и невыносимо смешно что, разумеется, мешало мне сосредоточиться на картах. Наконец я не выдержала и на второй заход короткого гадания решила выгнать журналиста.
- Так! Ты что мне тут изображаешь умирающего австрийского суслика?! Давай иди домой, ты не справился с заданием!
Церзийский испуганно вернул глаза обратно и с непониманием уставился на меня, разведя ладони в стороны:
- Зачем прочь гнать? Что я сделал, Алекс?! Я молчал и думал о вашей работе, мысли двигал в сторону карт... Не пойду!
Ситуация случилась трагикомичная. Церзийский обиделся как ребенок, которого незаслуженно наказывают, а карты ждать не будут - остынут!
- Ладно, давай вот что: сядь в позу мыслителя, только обеими ладонями обхвати голову и немного склони ее к картам, глаза оставь в покое, можешь просто их прикрыть и не двигайся.
Второй расклад был более ровным. Последовательным. Хаоса уже не было. Карты легли крупные и против каждой фигуры - пики. В общем, я стала бормотать, сканируя в голове карточные связки, и уж совсем забыла про своего гостя, то есть, ушла в гадание.
- Вот значит как, - комментировала я вслух второй заход, - значит, дама со злым умыслом все-таки в истории имеет место быть. Так, так... А это что за король? Это может быть сам Лео? Скорее всего. И весь в хлопотах, что тоже понятно. Рядом еще король, а вот тут надо подумать это может быть адвокат. Да, рядом с Лео куча королей на самом деле, но этот тоже с хлопотами. Скорее все-таки это Веня. А что так хитро настроен? Пики мелкие - одни гадости вокруг этой дамы, и сама дама с дурными намерениями? Интересно, что за дама? Верно - коварная! А вот тут опять король и нарисовался рядом с дамой притом! Валеты вокруг королей, а короли вокруг дамы. И все в хлопотах. Но это как раз понятно. А вот тут поздняя дорога, притом хлопотная выпадает королю с дамой. Ага! А вот еще одна дама с королем и тоже с дорогой. Так, так...
Остался последний заход карточного гадания. Третий этап - завершающий и очень важный. Я собрала карты и стала их тщательно тасовать. При этом совершенно забыла про журналиста, и только его тяжелое пыхтение привлекло мое внимание. Перетасовав колоду карт, я положила их под пятую точку и скептически осмотрела журналиста.
Тот сидел в позе, которую я ему предложила, но вот-вот мог уже свалиться на пол. Скрючился так, что почти посинел и задыхался. Глаза были закрыты, а ладони с такой силой сжимали голову, что я испугалась, как-бы не произошла ее деформация.
- Церзийский! Ау! Отомри! Немедленно оставь голову в покое. Тебя вообще ни о чем просить нельзя. Ты слишком старательный, прямо противно! Сядь, сиди спокойно и дыши ровно. Карты все от тебя получили, легли более-менее складно, вроде процесс пошел. Остался последний расклад.
- Алекс, можно я попью воды?
- Давай, вперед на кухню. Можешь не возвращаться, чтобы не мешать мне. Приготовь кофе, зерна в морозильнике. Все, замолкаем оба!
Митя глубоко выдохнул и с нескрываемым удовольствием удалился на кухню. Видимо неподвижная поза мыслителя отбила у него все желание присутствовать при гадании. Похвала от меня ему понравилась, это отражалось в его походке и в выражении лица. А последнее мое задание пришлось журналисту особенно по вкусу - Церзийский любил варить кофе и делал это превосходно.
Третий, заключительный, расклад лег самым волшебным образом, и карты читались легко. Опять же, что значит легко? В том смысле, что из трех последовательно тождественных раскладов на одно и то же событие карты настойчиво указывали на двух фигур - короля и даму. Карты сигнализировали, что есть какая-то связь между двумя людьми. Это пиковый король - солидный господин, чиновник, военный, или дурной человек - враг? Возможно, то и другое вместе. Рядом с ним: пиковая дама в связке с валетами треф и пик...вот уж точно ожидать ничего хорошего не следует. И такой расклад неоднократно повторился. Следовательно, на такие знаки в картах, необходимо обратить внимание. Я задумалась, кто мог быть такой парой в нашем детективном расследовании, с учетов тех персон, которые проходят по делу? И если есть сигнал о том, что два человека чем-то связаны, то необходимо выяснить, что их связывает? И кто эти мужчина и женщина? Информация для размышления у меня появилась.
Вполне удовлетворенная гаданием, я пошла на кухню, откуда доносился волшебный запах кофе, над которым колдовал вдохновенный Церзийский.