|
|
||
Памяти Грэя 2023 | ||
(памяти Грэя*)
Светом истины не по прихоти
Боже, смилуйся, Боже, высвети
Тишину
Так безмолвно Скорбящую
Окуни в глубину Боль не прошлую -
Настоящую.
Не испить до конца душу грешную,
Не пролить из свинца
Чашу полную -
Безутешную (*2)
Мы сидим вдвоём: я и Ночь. Поминаем Поэта. Ночь, его темнокожая подружка, украдкой смахивает слезу, а я читаю стихи Грэя:
"В складках коричневой шали
кистями мысли сплелись.
Полночные тени смешались,
растаяли свечи
и,
не иначе,
как лапкой кошачьей,
ходиков стрелки крадутся
по кругу.
Мой разум - в плену
слепой монотонности звука.
Вулкан убаюкан.
Все ближе к шести.
Задача простая -
не решена и горестный стих
не дописан.
Светает..." (*3)
- Он не любил меня, - бормочет Ночь, - еле терпел, но всегда говорил со мной.
- Неправда, он любил тебя, ты была ему другом, любовницей, женой.
- Скажешь тоже, - смущается Ночь.
- Да, да. Поэт верил тебе, ты одна никогда его не бросала, всегда была рядом.
- Молчи, - рыдает Ночь, - это обман, ты просто успокаиваешь меня.
Ночь зябко кутается в огромную шерстяную шаль, просит,
- Ещё читай.
Я вновь беру томик его стихов:
"Я - прах.
Я - червь.
Я - вековая грусть.
Я - шестипалый
сонм
видений алых
суть.
Я - вещий сон,
проснувшись в нем
лишь только чуть,
презревши Смерть
саму,
опять стремлюсь,
отринув страх,
в который раз,
судьбу переинАчить,
Людской юдоли
новый
Скорбный
путь
назначить.
И пусть
по неминуемым шипам,
как прежде
нам
идти
босыми -
обречены мы жить -
терять надежду,
но хранить
единожды дарованное имя.
Мы будем каяться
и вновь грешить
по-человечески упрямо,
ДО КОНЦА,
на выбранном пути
свой крест в сердцах
нести
и адский пламень..." (*4)
Соучастница боли и печальных мыслей, Ночь, кротко слушает. Её темная шаль пропитана тёплой солёной влагой.
- Зачем же так рано, - шепчет побелевшими губами хозяйка зимней темноты, зачем же без прощальных слов, вот так, по-английски, уйти?!
Я начинаю сбиваться, глаза заполняются слезами, и строчки стихов расползаются, превращаясь в чёрные разводы и замысловатые иероглифы. Голос дрожит, а потом и вовсе издаёт протяжные и ноющие звуки. Ко мне присоединяется Ночь, вдвоём у нас получается монотонное, противное бабское завывание, чтобы остановить эту душераздирающую музыку, я вновь наливаю нам вино.
- Пей, - говорю я, и Ночь послушно опустошает фужер, - как ты думаешь, он слышит нас?
- Да, - кивает моя собеседница, - и слышит и видит, Поэт и сам весь в слезах, впрочем, как всегда.
Ночь грустно улыбнулась,
- Продолжай, прошу, я постараюсь больше не плакать.
"Постарайся и за меня тоже"
Я промокаю салфеткой лицо, пытаюсь поймать влажными глазами расползающие строчки стихотворения:
"Любви весна
была красна,
и благодатны
были лета
дали.
Но, все-таки, настали
расставанья
времена -
у нас ветхозаветно
прощенья осень
просит.
Очнись
от сна,
душа моя, проснись.
Пусть
будет грусть - тоска моя сильна,
и будут так полны глаза
печалью
пришла пора сказать
слова прощальные
любимой вольной птице: -
Мне очень жаль
и очень нелегко проститься.
Лети, лети, моя печаль.
Минует пусть тебя беда
...
"Прощай.
И, если навсегда, -
то навсегда
прощай..." (*5)
- Боже мой! Кто теперь будет писать пылкие признания в любви, остроумные и нежные письма, "петраркнутые" стихи?! Ушёл последний кто любил...
- Вот только давай без истерики, - грубо обрывает меня Ночь, - не терзай его душу, хлопотное сейчас у Поэта время, ему отчёт надо готовить.
- Понимаешь, - Ночь запивает очередную успокаивающую таблетку красным, любимым вином Поэта - он боялся, что не сможет пережить твоей смерти, вот и поторопился. А вообще Грэй жил стремительно быстро, год - за три, вот и посчитай, как долго он терпел это презренный, продажный мир, потому, что любил его.
Ночь уронила голову на стол, смуглые плечи красавицы вздрагивали, а длинные смоляные волосы рассыпались и свисали по краям стола, как бахрома траурной скатерти.
- Ещё налей, - потребовала Ночь, и смешно икнула, - как там у него, у Грэя:- "Мы будем пить вино дружок.."
Я подхватываю:
"Мы будем пить вино, дружок.
Отметим твой отъезд, наш общий вздор,
Мое непостоянство.
Составим верный договор:
Что впредь не предаваться пьянству.
Из пробки вырежем кружок
Печати, а за сим...
Растопим снег последних зим.
Срединной осени убранство
Нам будет голову кружить,
Как лето в позднем декадансе.
Вино рубиновым романсом
Научит опьяненьем дорожить
В обыденном евклидовом пространстве.
Ну что, дружок, взгрустнулось малость?
Тебе еще чуть-чуть налить?
Что лишь на донышке и до утра осталось" (*6)
Собутыльница моя , подружка Ночь продолжает обливаться слезами скорби.
"Тоже не пьянеет, - усмехаюсь я, - что ж, тогда добавим".
Вино притупляет разум, но сбивает и без того нарушенный ритм сердца.
- Смотри, у тебя кровь на груди.
- Это вино, - отвечаю я, - а может и кровь, рана то - сердечная. Вот слушай ещё:
"На трезвой грани
боль терплю.
Уже почти затих
и стон и стих
Не пью,
но слезы
все же
льются.
Как Змей линяю
Я
и, обжигаясь
страстью,
сотни раз
в ночИ
меняю
позу.
Боюсь не вынести страданий,
и утром ранним -
не проснуться,
и не ощутить
заветной дрожи
прикасанья
к новой коже...
И, коли
боль
унять,
и выбор твой принять
мне не дано
покорно,
когда с тобой
самой судьбой
нам все же
суждено
проститься -
то, верно, никогда мне не узнать:
в какую из сторон
порой
нежданно улетают птицы ?
Куда обоих нас вертИт
судьбы веретено..." (*7)
Молча, мы смотрим на январское небо. Немолодая, довольно упитанная Луна, подсвечивая желтовато-фиолетовым фонарём, сочувственно глядит на нас, и понимающе кивает, своим, далеко не безупречным, овалом. Затем, обращаясь ко мне, прерывает наше молчание,
- И всё-таки я не перестаю удивляться вам - многочисленному людскому племени, которое мучается и страдает на этой земле, долго рыдает, провожая своего близкого в последний путь, вместо того, чтобы радоваться за него.
- Ну, тебе-то легко рассуждать, ты - вечная, - беззлобно отвечаю я толстушке.
"Надо же какая женская собралась компания: я, Ночь, Луна и бессонница! А ведь это время Поэта, время писать стихи. Но он ушел. Навсегда..."
- Послушай, - Луна, немного смущается, - прочти про отравленный печалью стих, а?
Как я могу отказать любимым подружкам Грэя..
"Сударыня, от Вас не скрою -
бездонною
печалью
мой стих отравлен
изначально.
В нём так моя любовь
странна
и так порой
беспечна,
что даже вечность -
быстротечна.
В просроченных
её отчетах
течет
река тоски,
дрожат мостки
наивных
рифм
и торжествует грешность снов
отчаянно-призывных.
На грани нежности
стиха
строкой
суровой
срывается покров,
и круто в небеса
взмывает
стая
слов
нежданно-лихоманных.
Но, незаслуженных обид
презлую
данность
исполна излив,
стихает гнев и благотворен стыд,
являя в ликах -
непоказную
покаянность
простоты
великой..." (*8)
Ночь, икая и шатаясь, уходит, волоча за собой мокрые одежды.
На прощание она устало произносит,
- Пока.
"Как совсем "пока"??! - часто грустно шутил Поэт.
Светало..
***
- Лёль, извини, что так поздно, то есть, рано. Я тут стих "боксонутый" написал, прочитать?
- Слушаю.
- Слушай!
Давно нет никаких известий
от Магомета, Будды
и Христа
А есть
судьба, но, правда, та -
известная паскуда.
Едва
поддашься жалости,
уступишь страху,
или
слегка расправишь крылья,
лишь
на мгновенье
отрешившись от забот,
как тут она коротким
апперкотом
по выступам лица
так вдохновенно
жахнет
и, если посчастливится,
ну, то есть, очень повезет, -
то выверенным хуком слева
уж окончательно добьет, (*9)
...........
и, если посчастливится..
и, если посчастливится..
и, если посчастливится.. -
больно стучит в висках.
Сергей Заморин - поэт, публиковал свои стихи на литературной странице Литсовета под ником (псевдонимом) < Грэй
В июле 2006 г. к 50-летию поэта, в подарок от друзей, вышел сборник стихов Грэя (издательство ООО "РЕКЛАМПОЛИГРАФ" Москва, 2006)
(*2) Боль
(*3) Предрассветный этюд
(*4) Via dolorosa (Скорбный путь)
(*5) "Farewell, and if forever, still forever farewell..."
(*6) Мы будем пить вино, дружок
(*7) На трезвой грани боль терплю
(*8) ... бездонною печалью мой стих отравлен
(*9) Если посчастливится...