Представь скалистый берег, серое холодное небо, волны разбиваются о скалы. Свирепый ветер свистит в ущельях. На уступе стоит человек. На нем яркий, цветастый плащ и костюм шута, исполненный в красных, оранжевых и ядовито-желтых цветах. Сапоги с загнутыми кверху носками. Вся одежда увешана колокольчиками, но, несмотря на ветер, ни один не звенит. Его волосы словно жаркий костер, огненно-рыжие и всклокоченные. Вероятно, на нем был шутовской колпак, да только его унесло ветром. На бледном лице с тонкими чертами выделяются только кривящиеся в злой усмешке кровавые губы да безумно блестящие зеленые глаза. Глаза его достойны более пристального внимания: в них то вспыхивает смех, то тенью ложится печаль и горе. Они, то словно сверкающие изумруды, в которых в самой середине, едва заметно, скользит тень, то тусклые, как смертные топи, по поверхности которых пляшут блуждающие огоньки. Глаза меняют выражение настолько быстро, что начинаешь сомневаться в нормальности юноши, и эти глаза глядят на бушующие под ними волны.
И вдруг, словно слыша что-то не доступное остальным, юный шут вздрагивает и резко оборачивается, вглядываясь в пространство. На горизонте, на границе видимости, кажется какое-то движение. Безумные глаза видно что-то рассмотрели, потому что парень вдруг расхохотался злым и радостным смехом - так смеются в предвкушении любимого зла, зла которое ты привык совершать, зла, в сотворении которого ты превзошел всех. Так же резко, как и начался, смех оборвался. Остался только оскал, показывающий неестественные зубы, слишком уж белые и острые, чтобы принадлежать человеку.
В руках рыжего шута, будто из ниоткуда, возник кинжал, и парень, едва шевеля пальцами, принялся крутить его в руках. Оружие мелькало настолько быстро, что разглядеть его было не возможно, но казалось что клинок меняется, словно язык пламени. Тут вдруг руки юноши замерли, но клинок все также мелькал вокруг ладони, словно не заметив остановки хозяина, как будто ему так понравилось вертеться и двигаться, что он вдруг ожил. Тем временем, пылевая завеса, которую видно и углядел шут, стала ближе, уже можно было разглядеть всадников в доспехах, на которых отражалось заходящее солнце, скачущих во весь опор.
- Долго же они - проворчал шут, - я тут уже соскучится успел.
И покосился на маленькую палатку стоящую неподалеку. Его глаза вспыхнули дьявольским пламенем, вслед занялась огнем и палатка.
- Дом милый дом. Мне будет тебя не хватать- тут клинок в его руках поймал отблеск огня, и пустил зайчик в глаза шуту.
Человек на скале покосился на свое пляшущее оружие. То, словно засмущавшись своей выходки, остановилось, замерло. Теперь можно было разглядеть его во всех деталях: это действительно был кинжал или даже короткий меч. Точно сказать было нельзя, ведь клинок, словно живой, то сжимался и утолщался, то вытягивался в длину, он был то прямым, то шел волнами, а то и вовсе обрастал какими-то странными крючьями и выемками. Узор на нем тоже менялся: там были изображены искаженные в агонии лица, и морды ужасных тварей, и лица нечеловечески красивых и таких же жестоких существ, и перекошенные в ужасе лица людей, и умиротворенные в просветлении, и облики иных существ, странных на столько, что описать их невозможно. Также были лица, смеющиеся страшным демоническим смехом, были оскаленные в ангельской ярости и были умиротворенные, уже принявшие свою судьбу лица. Они двигались, менялись, искажались еще больше, словно в кинжале были души убитых им и они пытались вырваться, чтобы еще хотя бы раз взглянуть на реальный мир.
Владелец этого странного творения буркнул что-то неодобрительное в адрес "железяки, чей интеллект находиться на уровни тупой дубины" и "гребаных кузнецов-нечеловеков, от которых она и не могла получить больше разума". Потом опять поднял взор на всадников.
Шут стоял, гордо вскинув голову, всадники приближались. Он стоял, а они приближались. Он все еще стоял. А они все никак не доезжали.
-Быстро капец как!! - По его губам заплясала издевательская улыбка, в глазах светились насмешливые огоньки. Наконец подъехав поближе, они стали замедлять ход, "о хаос, да когда же они доберутся!", их будто озадачило поведение шута - словно загнанный волк, по следу которого идет стая собак, вдруг остановился. Не доезжая до одинокой фигуры в цветастой одежде двадцати шагов, всадники остановились. Сначала казалось, что они хотят пропустить вперед одного из них, но тот, видимо, решил не выделятся, и строй снова задвигался в некотором замешательстве.
Юноша с насмешливой улыбкой наблюдал за суматохой всадников, потом, внезапно оскалившись, а может просто шире улыбнувшись, произнес:
-Не может быть, Клайс! Неужели тебя все-таки чему-то научил опыт твоего учителя?! Странно, такие как ты обычно ничему не учатся - голос говорившего наполнился презрением. Звучало это донельзя странно, ведь начиналась фраза тоном дружелюбным и радостным, словно тот разговаривал со старым другом.
Тем временем преследователи, а всадники, по всей видимости, все же преследовали шута, навели на того арбалеты, что были приторочены к седлам лошадей. Из-за бронированных спин раздался голос, обладателя которого уж точно нельзя обвинить в нерешительности и трусости:
- Зная тебя, я действительно предпочел не рисковать. Выйди я вперед, ты сразу бы попытался меня зарезать, а так я могу спокойно зачитать твой приговор, который ты, проявив феноменальную невежливость, так и не удосужился выслушать. Негодяй! Ты постоянно убивал тех, кто пытался его зачитать! Неужели так трудно было сначала послушать?!" - эти слова говоривший, на удивление своих спутников, произнес с изрядной долей веселья в голосе.
Его собеседник в ответ расхохотался:
- Просто не люблю слушать всякий бред, если его сочинил не я!! А куда ты дел Клайса?
- Он умер.
- ц-ц-ц-ц. Какая жалость! А все таки, ты - скотина! Признавайся, ведь это твоих рук дело! Это ведь ты убил его! А я так хотел лично развесить его кишки по деревьям. Ну да ладно, чувствую у меня сейчас другие заботы, - с насмешкой предположил шут.
- Ага! - охотно откликнулся голос и спросил, - Так ты все-таки выслушаешь приговор или мы начнем?
Шут задумчиво закусил губу:
- Нуу...
- Пожааалуста! - протянули за спинами солдат
- Ладно, - милостиво согласился шут и строго добавил, - но только самое основное! У меня куча дел, не могу же я простоять тут весь день, выслушивая ту чушь, которую сочинил наш благословенный король!
-От скромности ты не умрешь! Почему ты думаешь, что приговор составлял король?
- Сочинял, - поправил шут
-Сочинял, - легко согласился собеседник
А шут, одобрительно кивнув, продолжил:
- Ты прав, мой дорогой палач, от скромности умереть у меня не получится. Вот уже сейчас меня хотят убить из зависти! А этот, так называемый приговор, написал король, потому, что он ужасно зол на меня, да и еще ужасно боится. А ну и конечно, только в его праве, так он думает, решать, что можно обнародовать, а что нет. Правду знает исчезающе малое количество людей, намекаю слово исчезающе намекает на то что эти люди действительно по-тихоньку исчезают.
- Ну-ну, - хмыкнул голос, - но не будем спорить. Ты прав, у нас у всех куча дел. Мне например, надо еще тебе приличные похороны организовать.
Невидимый прокашлялся и начал зачитывать приговор, его голос был пафосен, суров и мрачен. Правда впечатление портил шут, который начал делать кривлять рожи, и издавать звук "бирю-бирю", проводя пальцем по губам. Итак, в приговоре значилось:
"Именем короля! Шут Шеог, бывший глава королевской развлекательной труппы по кличке "Король безумных", приговаривается к смертной казни через повешенье, по обвинению в государственной измене, преступлении против богоизбранного короля и благословенного народа королевства Гелеасар. А так же отлучается от церкви за богохульство и обращение к еретическим верованиям. Также орден магов объявляет Шеога преступником, применяющим запрещенные практики, и дает разрешение на проведение экспериментов над вышеназванным лицом. Святой синод и королевский совет признают притязания ордена полностью законными и благословляют на их научные открытия". Дата, подпись.
-Хм, как то мало, - озадачено заметил шут.- и абсолютно ничего про оскорбление ее высочества, я удивлен.
-Ты же просил покороче, вот я и сказал самое главное! Там текста на три страницы и все такое официальное-официальное. А насчет принцессы - о ней вообще умолчали, решили не раздувать скандал. И ты представляешь, эта змея ходит так, будто ничего не случилось, жаль, что в тебе проснулась неуместная жалость, и ты не прикончил и ее. - Весело заметил читавший.
-Ты не совсем понимаешь сложившуюся ситуацию - в тон ему ответил шут
- Ну да, конечно! Послушай Ши, она предала тебя, предала так, как сделали это остальные. И если ты думаешь, что ее просто заставили замолчать, то ты глубоко ошибаешься! Она никогда не понимала тебя, мой дорогой безумный друг. Ты ведь всегда отличался своим неповторимым веселым цинизмом, так почему сейчас продолжаешь верить во всякую чушь!
- Не стоит считать меня глупее, чем я есть! Я все это прекрасно знаю, но как ты справедливо заметил, я полный псих. А полному психу надо какая-нибудь абсолютно безумная мысль, желательно навязчивая. Так что не мешай мне быть клиническим влюбленным идиотом! Тем более это весело. - спокойно пояснил приговоренный.
-А мне кажется, что тебе хватает и без того безумных манечек! Иш ты! Взял себе моду притворятся человеком с нормальными эмоциями! Ты что-то чувствуешь только в трех случаях: когда убиваешь, когда безумствуешь с друзьями и когда выступаешь. И не спорь, уж я то знаю тебя лучше чем ты сам!
В ответ шут вновь расхохотался: его смех был настолько наполнен безумным весельем, радостью и предвкушением, что всадники вздрогнули. А еще больше они испугались, когда близнец этого смеха раздался за их спинами. Но этот смех быстро оборвался, и голос отрывисто произнес приказ: - пли!!!
Солдаты разрядили арбалеты в смеющегося шута, но тот немыслимым пируэтом ушел в сторону, и тут же метнулся к стрелкам. Миг, и он уже среди них. Первому он рассекает череп, алая кровь еще не успела брызнуть, а он уже одним движением перечеркивает двух других всадников. Четвертому он пронзает сердце и застывает, те трое валяться на землю, забрызгивая все вокруг кровью. Первая жертва падает, и в полете одна половинка головы отлетает и катится, будто колесо под ноги лошади мертвеца.
Кони пятятся, а люди застывают, не в силах осознать происходящее. Шут внимательно смотрит в глаза солдата, которого пронзил: в них плещется паника и потихоньку угасает жизнь.
Тут шут широко улыбается и вновь исчезает, чтобы через мгновение вновь оказаться в центре толпы, превращаясь в кровавый смерч. Страшно, жутко и самое худшее, что это чудовище не перестает смеяться и смех совсем не тот, что раньше, нет, в нем нет демонических ноток или горького привкуса отчаянья, нет, это чистый искрений смех ребенка, что веселится в светлом и прекрасном мире.
Вот уже почти шут разорвал линию напополам и тут один из солдат, словно вспыхивает каким то неестественным светом: белым, режущим взор, особенно ярко горят глазницы, словно в них вставили магические светильники, по телу бегут пылающие цепочки рунных татуировок. Его движения приобретают нечеловеческую грацию, гибкость и скорость. Он тоже словно размывается в воздухе, кидаясь навстречу безумному смерчу смерти и веселья. Другой солдат покрывается другими татуировками, ужасно ассиметричными и в тоже время странно правильными. Третий вдруг изменяется, по телу бегут короткие судороги, суставы на руках удлиняются, вырастают когти лицо становится звериной мордой. Он еще не зверь, но уже и не человек, перейдя в промежуточную стадию. Изменения охватывают все больше солдат. Они бросаются на шута, грамотно окружая его, но он рвет строй, убивая и калеча изменённых воинов. Вокруг него дрожит кажется густеет воздух, словно пытаясь сдержать его молниеносные движения. Из-за спин отряда вырывается огненный шар, но не долетая нескольких метров, сворачивается в точку и исчезает. Шут разрывает дистанцию, оставляя валяться мертвыми нескольких измененных. Он делает несколько фляков, уходя обратно на край уступа, сплевывает кровь и как то по детски недоуменно и обиженно рассматривает разорванный рукав. На руке его крови нет. Зато чужая заляпала весь остальной наряд, так что не разглядеть первоначальный цвет, лицо тоже залито кровью придавая шуту еще более безумный вид. При виде таких увечий нанесенных одежде, он скорбно качает головой, а потом произносит:
- Ну вот, костюм порвал. И заляпал, вовек теперь не отстирать. Не ожидал, что ты приведешь стольких изменённых бойцов, да и еще таких разнообразных путей.
Измененные бойцы снова выстраиваются полукругом напротив шута. За их спинами начинают плясать маленькие молнии, проскальзывали разноцветные искры.
Тот, кого назвали Шеогом, восклицает:
- И вас, магистры, я не ожидал встретить. Надеетесь, что после моей смерти вам удаться по изучать тело, верно?
Ему отвечает тот, кто читал приговор:
- Сдайся, Ши. Мне все равно, что ты там натворил, но обещаю быструю смерть и кремацию тела.
Шут выпрямляет спину и всматривается в даль поля, по которому прибыли всадники. Он качает головой и тихо произносит:
- Ты же знаешь, что том то и дело, что в этот раз я ничего не натворил.
Но еще раз вглядывается в горизонт, будто надеясь увидеть кого-то. Потом усмехается, вновь качает головой, словно коря себя за глупость, широко улыбается преследователям.
Перед ними сразу вспыхивает несколько пленок магической защиты, а бойцы подбираются в ожидании нападения.
Шут хохочет, и говорит сквозь смех:
- И теперь у меня один лишь только путь, - разворачивается и, разбегаясь, прыгает со скалы в море.
Ему вдогонку летят магические стрелы, но, недолетая до него, искажаются и пропадают. Только уже на середине полета, беглеца настегает огромный разноцветный шар, ревущий, словно тысяча драконов. Шар взрывается, разнося скалу и даже испаряя воду возле берега, обнажая на мгновение скалистое морское дно.
Пространство искажается, словно его мнет какое-то сверхъестественное существо. Уступ обрушивается.
Уже после того, как уляжется пыль от взрыва, к новообразовавшемуся обрыву подойдут четверо. Двое в нарядах магистров боевой магии - кожаные костюмы с заклепками, выполненными в виде рун, короткие мечи у пояса, свитки с заклинаниями поверх одежды. Один в серой и невзрачной расе священника, явно принадлежавший к таинственному ордену отмеченных небом, и один в дорогом костюме аристократа высшей ступени власти, с длинной шпагой на плече.
Маги и священник только молча посмотрят вниз, на бушующее море, кивнут чему-то своему и уйдут, а аристократ задержится, чтобы снять свою широкую шляпу, почти поднести к груди в знак скорби, но потом весело помахать ею, отвесить шутовской поклон и что-то сказать, смеясь. Вот только его слова унесет холодный морской ветер.
Яркое солнце освещает песчаный берег. Миллионы песчинок сверкают словно драгоценные камни. Чуть дальше зеленеет роща. Весь пейзаж наполнен спокойствием и радостью. Лишь одно нарушало гармонию, тело в пестрой одежде, что лежало на берегу. Легкие волны лизали подошвы сапогов. Рыжие волосы, жесткие как проволока от морской воды, взъерошены и абсолютно сухи. Сквозь дыры в одежде можно разглядеть многочисленные порезы и синяки. В плече белеет осколок сломанной кости, левая половина лица содрана и кажется, что шут ухмыляется в лицо смерти. Глаз на этой стороне вытек, и сейчас пустая глазница пялиться в пустоту. По незатронутой половине вдруг пробегает судорога. Кажется, что под кожей шевелится что-то живое. Такая же мерзкая волна проходит и по остальному телу. Шута вдруг изгибает в приступе, кость в плече втягивается обратно, повреждения на коже затягиваются. Костяной оскал перечеркивается линиями мускул, словно щупальца тянутся к друг другу. В глазнице вспыхивает бело-зеленое пламя, оно полыхает несколько секунд, а потом неохотно сворачивается в новый глаз. Шут вновь падает на песок, его пальцы судорожно сжимаются, разжимаются, и человек открывает глаза.
- ни фига себе я повеселился.
Он вспоминает: бушующее море, волны вздымаются выше неба, вода такая темная, что кажется будто ты плывешь в океане орочьей крови. Он пытается прийти в себя после того телепорта, а тут еще и огромные морские чудовища. Он не может полностью их разглядеть, единственное, что можно с уверенностью сказать, это что она огромные, у них куча щупальцев и когтей, и они охуенно злые. Слава хаосу он слишком мелкий для них. И тут на него налетает корабль. Он словно поднялся со дна морского, так неожиданно он появился да и выглядел он соответственно: весь в кораллах да полипах, с него свисали скелеты рыб и разные подводные твари. Все это шут успел разглядеть в те несколько секунд, пока нос корабля не врезался в него. В голове вспыхнули звезды, его начало утягивать на дно. Темные волны захлестнулись над головой. Но тут же с силой потащило обратно, на корабль. Он стукнулся обо что-то еще раз, и окончательно потерял сознание.
- о-о-ох! - застонал шут схватившись за голову. Дальнейшие воспоминания тонули в серой хмари боли.