Аннотация: Посвящается тем, кого нет с нами больше.
Кажется, они были еще вчера. Собирались на праздники за огромным столом, большие и шумные, пахнущие неизменно холодцом и восхитительными воздушными булочками.Умудрялись готовить так много и так вкусно, что каждый праздник ассоциировался прежде всего с их фирменными котлетами и Оливье, винегретом и домашней наливкой, густой и тягуче-вишневой. И они желанные были, эти праздники, их ждали, нетерпеливо отмечая каждый день, оставшийся До, их планировали, их предвкушали, а если и вздыхали:" Ох, опять эти хлопоты!", то, скорее притворно. Потому, что при встрече счастливо смеялись и обнимались, и радостными криками встречали каждого вошедшего, и было тесно, и под столом мы, малышня, хихикали, изображая их, но так беззлобно, что никто не обижался. Так они громко говорили, и обращались друг к другу так старомодно, раскатисто, и вместо Г говорили Х, на украинский манер, и это было так здорово , так красиво и по-доброму.Как они пели, о, это же не описать! Как они выводили протяжно про тонкую рябину и про казака, что по Дону гуляет, и , хоть и слышали сто раз уже эти песни, а все равно подпевали и плакали, так жалко было. У них были самые-самые добрые глаза, и ласковая улыбка. Они чаще всех нас ругали, но больше всех и хвалили. Они нами так гордились, что даже самое незначительное наше достижение оборачивалось восхищенными охами и ахами, и долгими разговорами со всеми знакомыми, про то, какие мы особенные, какие талантливые и гениальные. И мы и чувствовали себя талантливыми и гениальными. Потому что привыкли им верить. Они говорили нам, что подарки принес Дед Мороз, и мы, раскрыв глаза и рты, восхищенно внимали рассказам о дедушке с большой белой бородой, посохом и мешком подарков, хотя сами еще неделю назад обнаружили этот же шуршащий кулечек в шкафу, и даже успели спереть оттуда конфету. Они нам совали монетки в руки, и у них всегда в карманах обнаруживались конфетки, причем ни разу мы не видели, чтобы они сами их ели. Не было ни одного вопроса, на который они не могли бы найти ответ, пусть даже их ответы чаще походили на только что придуманные истории, в них было столько мудрости, что им верили больше, чем телевизору и ребятам во дворе. Если они говорили, что слипнется, мы так и думали, хоть и не стали есть меньше варенья и сладостей, но очень расстраивались, что слипнется. И в носу ковырять не стали меньше, оттого, что они нам сказали, что палец сломается. И это они приучили нас мыть руки перед едой. И заставляли нас надевать теплые ватные панталончики, хоть мы и очень сопротивлялись, и стеснялись . Это им мы пели песенки на утренниках, и читали стихи, и танцевали, улыбаясь, ловя их влажные восхищенные взгляды и жаркие аплодисменты и неизменный поцелуй после.Они даже умели прясть этой древней сказочной штукой, нажимали скрипящую педальку и крутилось колесо, сучили пряжу, вращали веретено, а мы завороженно внимали этому волшебству. Мы, конечно, догадывались, что они сами придумывают все эти сказки, что рассказывались нам перед сном, но от этого не становилось менее интересно. А те шерстяные носочки, что вязали нам они каждый год, казались таким архаизмом, при каждой возможности мы благополучно забывали их надеть, ах, сейчас бы эти носочки...
От нас, конечно, не скрылось, что лекарств на тумбочке у их кроватей становилось все больше. И все чаще мы видели их погрустневшими и уставшими. И ждали они нас с каждым годом все сильнее и сильнее, и, стоило нам придти к ним, так они радовались, так загорались их лица, что становилось немного стыдно. Сначала немного. Потом все сильней становилось стыдно, что забыл позвонить, забыл забежать, как обещал, а ведь она ждала. И напекла твоих любимых пирожков. И вот уже ты, а не она , готовишь на праздник угощение, а она норовит все-все проконтролировать, и ворчит, что вечно что-то не так. И все чаще , сначала шепотом, потом уже громче, звучат новые слова от других, и все такие колючие , неприятные : " маразм", " слабоумие". И, подходя к ее дому, ты видишь ее силуэт в окошке. Будто пост, и ты думаешь:" Неужели ей больше нечем заняться, кроме как сидеть и ждать меня здесь". Только потом понимаешь. Но поздно. Только потом ты готов приходить каждый день, и, здоровый бугай, залезать на стульчик, и читать самые глупые стишки, лишь бы снова Она улыбнулась, как тогда. Только потом понимаешь,что самое вкусное, что ты ел в своей жизни, было приготовлено Ее руками. Только потом тебе так оглушительно хочется, чтобы погладила твою голову перед сном ее теплая , мягкая рука, а негромкий, плюшевый голос напел протяжно про серого волчка, что укусит за бочок. И ты уже трижды согласен носить эти ватные панталончики. И тебе совершенно некому показать свой написанный ночью стих. И так горько, что больше никто, навсегда теперь уже , никто, не верит, что ты самый красивый и умный. А на праздниках больше не поют. Может, поэтому больше и не ждут этих праздников так, как раньше? Может, поэтому и пропал холодец со столов, а неравноценно сменивший его сервелат скрючивается и засыхает. Однажды ты, идя по улице, видишь знакомую сгорбленную фигурку, и так отчаянно хочется поверить, что это Она, хоть и понимаешь, что нет, невозможно. Вот так оно все и случается.
И теперь ты торопишься на утренник, потому что там будет выступать Он. И этот маленький детский праздник ты не променяешь ни на один концерт супер-Звезды. А перед Новым Годом ты спрятал подарок в шкаф, и оттуда уже пропала конфета. Может, стоит , пока не поздно, научиться вязать носочки?