- Кто ты, говоришь, по гражданской специальности был? - с нескрываемым интересом переспросил меня полковник Клоков.
- Математик.
- А и Б сидели на трубе, - снисходительно улыбнулся мой новый начальник, одарив меня добродушным взглядом. - Пифагоровы штаны во все стороны равны.
- Не совсем, - осторожно вздохнул я. - Я работал над диссертацией тема которой связана с исследованиями парадоксов, в частности парадокса Берри.
- А это что еще за хрень? - слегка нахмурился полковник.
- Понимаете, - стал я разъяснять начальнику армейского СМЕРШа удивительно интересный парадокс, - каждое целое число допускает множество различных словесных описаний. Например, число "пять", можно задать одним словом "пять", а можно определить фразой "число, следующее за четыре". И вот если рассмотреть все возможные описания, состоящие не более чем из ста букв русского алфавита, то таких описаний будет не больше, чем тридцать три в сотой степени. А отсюда следует, что существует конечное множество таких целых чисел, не превышающее число тридцать три в сотой степени. Но не это самое главное. А самое главное, что существуют еще целые числа, не задаваемые описаниями, состоящими менее чем из ста букв. Рассмотрим наименьшее число, "которое не может быть задано описанием, состоящим не более чем из ста букв русского алфавита". Такое число есть, но мы его с Вами сейчас только что описали менее чем семьюдесятью буквами. Каково?
Пока я говорил глаза полковника округлялись, и к моменту моего вопроса они округлились до того, что начальник ими даже не мог моргнуть. И вот так, не моргая, он спросил меня:
- А зачем это все надо?
- Ну, как же зачем? - всплеснул я руками, набирая в грудь воздуха, чтобы подробно объяснить руководителю армейской контрразведки, что такие парадоксы затрагивают не только классическую математику, но и логику, а, следовательно....
Однако предаться таковым объяснениям полковник мне не позволил. Он грохнул ладонью по столу и злым голосом спросил:
- А как ты на офицерские курсы СМЕРШа угодил?
- Это долгая история, - вновь принялся я за объяснения, но начальник и на это раз не дослушал меня.
- Ну, раз ты такой умный, - забарабанил он пальцами по столу, - тогда поедешь в штаб третьей дивизии, побудешь там немного техником-интендантом и завербуешь агента для работы на абвер.
- Как это? - на этот раз не совсем разобрался логике задания я.
- А вот так! - вновь "приголубил" стол ладонью Клоков. - Представишь себя немецким шпионом, войдешь в доверие и найдешь мне среди офицеров штаба, любого, кто готов стать вражеским агентом. Понял?
- Не понял.
- Не понял? - стал медленно приподниматься полковник. - У вас чего там, в университетах, все такие идиоты?
- Не все, наверное, - смутился я. - Только не пойму я, как так можно?
- Чего можно?
- Своих же товарищей вербовать для работы на абвер. Не пойму. Мы же советские люди!
- Не поймешь?
- Не пойму.
- Ну, тогда готовься навсегда забыть про всяческие там свои парадоксы имени товарища ..... Как его там?
- Берри.
- Вот именно - Бери.
- Нет, - я часто замотал головой, стараясь оградить святое для меня дело от всяческих нападок. - Я математику никогда не оставлю. В данный момент я считаю, что долг каждого гражданина в минуту смертельной опасности встать на защиту своей страны, но сразу после нашей победы я непременно вернусь к своим исследованиям. У меня уже почти созрело новое объяснение принципа "порочного круга". Я еще и с Расселом поспорю.
- Ни с кем ты больше не поспоришь, сопляк, если со мной спорить не перестанешь! - взревел полковник. - Ты знаешь, что бывает за неисполнение приказа?! Расстрел! И я тебя с удовольствием лично "шлепну"! Вот этой самой рукой и по законам военного времени, если ты моего приказа не выполнишь! Понял?! Это тебе не буковки считать! Это война! Ты понял меня, щенок?! Война!
Я хотел все-таки еще раз возразить, уже ссылаясь на моральную подоплеку подобного приказа, но начальник так грохнул кулаком по столу, что стоявшая передо мной чернильница подпрыгнула сантиметров на сорок вверх и обильно окропила мою новенькую гимнастерку крупными фиолетовыми пятнами. И чтоб не подвергать дальнейшей опасности свою амуницию, я решил покорно молчать.
Клоков быстро позвонил куда-то, и на пороге мигом объявился сутулый очкарик с фотоаппаратом. Он сфотографировал меня и убежал, чтобы через полчаса вернуться с новеньким удостоверением техника - интенданта, выписанным на мое имя да прочими нужными бумагами. Пока фотограф отсутствовал, полковник выдержал угрожающе молчаливую и непомерно долгую паузу, а потом уже на пониженных тонах еще раз пояснил мне суть своего приказа.
- Твоя задача найти того, кто способен поддаться на происки врагов, - наставлял меня товарищ Клоков. - Лучше предотвратить, чем потом расхлебывать. Понял? Как ты это сделаешь? Не знаю. Пошевели мозгой, подумай, но найти гада ты мне должен. Это твоя боевая задача. Если вдруг кто спросит, на кого работаешь, скажешь, что на полковника Бинбахера. Понял? И смотри у меня! Мы обязаны пресечь эту гниль в зародыше, а не позволять ей распространиться дальше.
- А если не найду? - осторожно полюбопытствовал я. - Если нет таких людей в штабе третьей дивизии?
- Что?! - угрожающе стал подниматься со своего места начальник.
И только явление в тот момент очкастого фотографа уберегло меня от очередной гневной выходки товарища Клокова. А вопросов я решил больше на этот раз не задавать.
Начальник вещевой службы дивизии майор Чубарев встретил меня радушно.
- Дорогой, - обнимал он меня за плечи. - Наконец-то. Как хорошо, что ты приехал именно сейчас. У меня тут каждый день пополнение идет. Переформировка. А я один остался. Ну, хоть разорвись. Какой же ты все-таки молодец! Мигом беги в нашу канцелярию и составь мне разнарядку на восемьдесят душ, которые прибудут к нам сегодня из Омска. Мигом!
- Какую разнарядку? - решил я уточнить суть первого своего поручения в новой должности.
- Вещевую разнарядку, - прошептал майор, посмотрев на меня с нескрываемым разочарованием и легкой подозрительностью.
Чтобы на первых же минутах выполнения задания не раскрыть своего истинного лица, я решил и на этот раз с вопросами быть поосторожнее, потому ограничил свое любопытство только спросом о том, где наша канцелярия находится.
На крыльце канцелярии я сразу же познакомился с писарем Власовым. Высокий, крепкий, широколицый и с кудрявыми волосами, чуть приподнятыми ото лба, писарь мне сразу же понравился. В нем за три версты чувствовалась открытая русская душа. Это был именно тот человек, на которых, по моему мнению, держится Россия. И звали писаря, конечно же, Иваном. Иван, радушно улыбаясь, проводил меня к моему же столу и протяжно вздохнул.
- Вот здесь он и сидел, - почесав щеку, чуть слышно промолвил писарь и сдул невидимые пылинки с крашенного табурета.
- Кто сидел? - не понял я своего проводника.
- Да предшественник Ваш техник Бучило. - Царство ему небесное.
- А ты верующий, Иван? - вырвался у меня вдруг из души комсомольца недоуменный вопрос.
- Да боже упаси! - испуганно замахал руками писарь и густо покраснел. - Просто Николай Петрович человеком хорошим был, а теперь вот нет его. Вас прислали на этом табурете посидеть, товарищ техник - интендант.
- А что с ним случилось?
- Погиб.
- В бою?
- Да какой у нас бой, - махнул рукой Иван. - До фронта аж триста километров. Тыл здесь глубокий. А погиб Николай Петрович по дурости своей. Пошли они с лейтенантом Ивановым из комендантской роты да с политруком связистов Клепиковым на речку рыбу гранатой глушить, вот у Николая Петровича в руке та граната и взорвалась. Уж два дня как похоронили. А на столе у него всё так и осталось, вон даже и разнарядка вещевая от третьего дня лежит, написать написал, а оформить не успел. Только и оставалось-то у руководства подписать.
- У какого руководства? - машинально переспросил я.
- Знамо дело у какого, - развел руками писарь и посмотрел мне прямо в глаза. - У товарища майора Чубарева, не к командиру же дивизии с такой мелочью идти.
Поблагодарив Ивана за ценные сведения кивком головы, я быстро принялся за работу. Разнарядка, оставшаяся от моего предшественника, содержала полный перечень военного обмундирования для бойца стрелкового подразделенья с указанием размеров и была составлена на пятьдесят два человека. Оформить такой же документ, но на восемьдесят человек, было для меня, как говорится, делом техники. Я быстро вычислил переводные коэффициенты от пятидесяти двух к восьмидесяти, и разбивка количества обмундирования по размерам была готова.
Майор Чубарев удовлетворенно хмыкнул, подписывая бумагу, и подробно рассказал, как мне быть дальше. А дальше мне надо было только внимательно слушать пожилого шофера Семеныча, с которым мы тут же поехали на железнодорожную станцию.
При получении груза всё прошло без накладок, а вот при выдаче обмундирования новобранцам крика было, как на птичьем базаре. С размерами получилась совершенная путаница. Если со штанами да гимнастерками кое-как можно было дело уладить, то с сапогами случился полнейший кошмар. И вот не менее двадцати взволнованных новобранцев трясут перед моим носом сапогами. Неистово трясут. Окружили меня да загнали в угол, словно застигнутую по весне крысу в погребе. И только когда каблуки новеньких сапог уж очень явно стали угрожать целостности моего лица, в дело вмешался старшина команды, был он человеком бывалым и потому в течение двух минут навел порядок. Однако, при том порядке, трое новоиспеченных бойцов остались вообще без сапог. А вот уж их даже старшина к порядку не смог призвать. Но мне опять повезло. Помог майор Чубарев. Как он узнал о моих проблемах? Не знаю. Майор принес под мышкой три пары сапог, которые значительно упростили мою жизнь. Правда, майор немного поругал меня за нерасторопность и отсутствие нужного количества обмундирования, а потом опять убежал по своим делам.
Когда новобранцы уходили к месту расположения, старшина сунул мне напоследок в руку список своих бойцов с размерами их одежды.
- Лучше поздно, чем никогда, - подмигнул он мне весело и ушел.
Сперва я хотел этот список выбросить, но, подумав, решил его использовать для составления следующей разнарядки, благо, ждать она себя долго не заставила. Я быстро провел корреляцию размерных коэффициентов в новом документе с учетом списка веселого старшины. Путаницы опять было много, но я был уже значительно опытнее. Я по тихому совету Семеныча вписал в разнарядку три "мертвые души". Я поначалу хотел возмутиться столь порочному предложению, но тут у меня блеснула идея математического расчета и организации некоторого обменного фонда. Идея эта показалась мне весьма красивой, и я решил претворять её в жизнь. В сутки проходило по три - четыре команды новобранцев, а потому и набора необходимых данных, для вывода формулы определения вероятности обмена сапог у меня было предостаточно. Мне оставалось только записывать, анализировать, выдвигать гипотезы и тут же проверять их в трудном интендантском деле. На пятый день своей службы интендантом я смог обеспечить обмундированием команду в сто человек, прибывшую из Ивановской области, меньше чем за полчаса. Причем не просто обеспечить, а без единого замечания. Сопровождающий эту команду политрук, удивленно покачал головой, пожал мне руку и признался:
- Я такого смышленого интенданта еще нигде не встречал. Как это у тебя всё ловко получается!
Я возгордился успехами, стал развивать свои идеи дальше, и до того увлекся этим интересным делом, что совершенно забыл о порученном мне задании.
Когда я весьма довольный своими достижениями и увлеченный новой идеей расчета поправочного коэффициента зависящего от места рождения призывника рисовал графики на обрывке дивизионной газеты, в канцелярию вошел сержант с достаточно крупными ушами.
- Где у вас тут горючее можно выписать? - зычным голосом поинтересовался он прямо с порога.
- Да это не у нас, - попытался сразу же выпроводить сержанта Иван. - Тебе, браток, с другого крыльца зайти надо.
- Как это с другого? - еще громче возмутился сержант. - У меня здесь всё записано! Вот, товарищ интендант, глянь!
И гость выложил на мой стол лист бумаги, на котором химическим карандашом было написано: "привет от Клокова". Меня сразу же передернуло от неожиданности, а сержант к тому же ловко наклонился к моему уху и прошептал.
- Сердится полковник, что столько времени прошло, а результата нуль.
Результат моей работы по вербовке агента был действительно нулевой. Сперва я никак не мог решиться на неё, а потом немного увлекся новым делом и забыл. Со мною такое нередко бывало. Увлекусь чем-то интересным, так считай, про всё забываю. Бывали случаи - по три дня не ел. И не раз бывали. Так что я забыл про приказ товарища Клокова самым натуральным образом. И вот теперь получил напоминание. Ледяной душ среди ночи меня бы не так обескуражил, как шепот ушастого сержанта. Пока я решал, а что же мне ответить на справедливый упрек своего настоящего начальника, сержант исчез. Исчезнуть-то он исчез, но мне от этого не легче стало. Приказ-то надо выполнять, а то и впрямь Клоков меня расстреляет. За свою жизнь я не очень-то и боялся, но мне было никак нельзя умирать. Я чувствовал, что у меня в голове начало зреть величайшее математическое открытие. Оно должно было перевернуть многое в вопросах математической логики и в теории множеств. Я чувствовал это. Я бы, конечно, мог, отстаивая свои моральные устои, пожертвовать собой, но как в таком случае быть с математикой? Ведь если я погибну, то, вряд ли кто сможет претворить мои дерзкие, но пока еще не совсем созревшие идеи в жизнь. Мне никак нельзя умирать. Никак. Но в то же время и провокатором быть, не хотелось. Так себя обесчестить, было выше моих сил. Я оказался в тупике и никак не мог найти хотя бы щелочки, через которую можно было бы из этой западни выбраться.
И тут призрачной соломинкой явилась ко мне пока еще смутная идея.
- Быть провокатором среди честных людей - подло, - решил я, - а вывести на чистую воду подлеца, так это уж вроде бы и не провокация получается. С подлостью надо бороться всеми способами. На то она и подлость. Но не становлюсь ли я сам подлецом, подводя под наказание настоящего подлеца? Здесь ведь тоже не всё просто. Вот он, еще один парадокс из нашей жизни. А вместе с ним и повод для сомнения тут как тут. Только сомневаться, у меня сейчас никакой возможности нет. Мне подлеца надо искать. Только вот где?
Я среди офицеров штаба пока ни одного плохого человека не обнаружил. А может, Иван мне поможет? Он-то со своей природной мудростью, присущей простому народу, точно видит всех насквозь? Только вот как его спросить поинтеллигентней? Здесь особый подход нужен. Пока я думал, как мне половчее подойти к нужному вопросу, ко мне подошел Иван.
- О чем задумался Платон Николаевич? - спросил он, широко улыбаясь.
На третий день службы в штабе дивизии, а если быть точнее, то на третью ночь, писарь предложил мне выпить с ним самогона, а я не смог отказаться. Знал, что так делать нельзя, но поддался на уговор. И не жалею об этом. Я знаю, что офицер не должен пить с подчиненными ему бойцами. Но кто из нас без греха? К чему я это все? Да к тому, что с той ночи Иван меня иначе, как по имени отчеству не зовет. И пусть это не по уставу, но приятно.
- Да вот задачку одну решаю, - чуть помедлив, отозвался я ложью на искренний вопрос писаря. - Новые ремни для офицеров штаба завтра должны привезти, а на двоих ремней не хватит. Просчитались в штабе армии. Хороших людей обижать не хочется, вот и думаю, кого мне при старом ремне оставить.
- А тут и думать нечего, всплеснул руками Иван. - У нас две сволочи в штабе: командир комендантской роты капитан Галахов и топограф лейтенант Белых. Я вот, сколько живу на белом свете, а таких подлых людей не встречал еще. Ты их Платон Николаевич со старыми ремнями оставь. Поделом им будет. Поверь мне - поделом.
Свершилось. Кандидаты на вербовку есть! Теперь дело за малым.
На следующее утро множество обстоятельств стали способствовать выполнению моей боевой задачи. Во-первых, на соседней узловой станции диверсанты подорвали железнодорожный путь, и поток новобранцев вдруг прекратился. Во-вторых, я, только проснувшись, увидел в окно, как капитан Галахов медленно пошагал к реке. Это был мой шанс. Я торопливо натянул брюки, гимнастерку, подпоясался и побежал.
Капитан сидел на берегу реки и смотрел на воду. На редкость задумчиво смотрел, а потому даже не заметил, как я подошел к нему. Чтобы как-то начать разговор с кандидатом в немецкие шпионы, я осторожно откашлялся и спросил капитана, не здороваясь.
- Товарищ капитан, а долго ли еще на узловой станции пути ремонтировать будут?
Галахов, конечно же, меня услышал, но повел он себя как-то странно. Капитан глянул на меня в упор затуманенным взором и попросил:
- Найди самогона, интендант. Очень надо.
Обстоятельства опять разворачивались лицом в мою пользу. Совместное распитие спиртного для вербовки рекомендуется многими бывалыми разведчиками. На курсах СМЕРШа наш преподаватель Максимыч прямо говорил, что лучше всего использовать при вербовке агентов три вещи: страх, женщин и алкоголь. Не имея под рукой женщин и не зная, чем можно напугать капитана, я решил начать свои действия с алкоголя. Благо добыть бутылку самогона не составляло для меня особого труда. Когда мы с Иваном разговорились во время совместной выпивки, он панибратски приобнял меня за плечи и сам предложил услуги в деле добычи самогона для нужных мне целей.
- Ты, Платон Николаевич, человек молодой, - молвил, подмигивая мне, писарь, - а у нас тут и девушки имеются. Хочешь, в банно-прачечной роте, хочешь, на узле связи или в госпитале, скажем. Тебе при твоей должности, да еще, если с умом к этому делу подойти, так нигде отказа не будет. А если тебе вдруг угостить кого надо, а значит, самогон потребуется, так приходи без стеснения. Сделаем всё в лучшем виде, потому как мы теперь вместе служим и друг другу должны всегда помогать.
Слова Иван на ветер бросал исключительно редко, а потому просьбу капитана я выполнил быстро, прихватив еще на берег реки банку тушенки и ломоть хлеба. Половину бутылки мы выпили молча, а потом вдруг капитан разговорился.
- Понимаешь, интендант, - тряс он меня за рукав, - я здесь на войне, а она спуталась там с тыловой крысой. Представляешь? Уж я ей стерве покажу! Вот как вернусь, так сразу и покажу. Я здесь под пулями, а она.... Мне сегодня утром письмо от двоюродной сестры Вальки принесли. Намекнула она мне там. Понимаешь, интендант? Намекнула! Конечно, Вальке тоже всегда верить нельзя, та еще балаболка, но дыма без огня не бывает. Мне бы теперь только вернуться.
- Да не волнуйтесь Вы так, товарищ капитан, - как-то попытался я успокоить Галахова, - даже у самых гениальнейших людей подобное случалось.
- Как так случалось? - отчего-то насторожился капитан.
- Обыкновенно. Вот у грека Сократа с женой нелады были, но он к этому всегда философски относился. Да и других титанов мысли сия горькая чаша не обошла. Через раз да кряду. У всех было. Так что вы крепитесь, товарищ капитан. Если она действительно изменила Вам, то, она не стоит Ваших волнений, а если не изменила, то и волноваться ни к чему.
Галахов протяжно вздохнул и велел налить еще по половине стакана. Выпили мы молча, потом также выпили еще и еще.
А когда мы допили всё, что было, капитан упал лицом в траву и рыдал уже без всякого стеснения. Вербовать его мне расхотелось. У человека горе, а тут я еще со своими коварными предложениями. Надо искать другого агента.
Костя же Белых вообще оказался парнем свойским. Во-первых, он был мой коллега - математик. Костя перед войной окончил учительский институт и даже успел полгода поработать в школе. Во- вторых, Костя познакомил меня с Анютой. И было это вот как. Я на следующий день после неудачной вербовки капитана Галахова решил отработать кандидатуру Белых, и утром отправился к нему, а чтоб не терять понапрасну времени на пустую беготню, сразу же прихватил и самогон. От предложения поближе познакомиться за чаркой, топограф не отказался, но предложил это сделать в обществе связисток. Я сперва был против, но Костя меня переубедил и правильно сделал. Не переубеди он меня тогда, то может, я с Анютой и не познакомился бы никогда?
Мы с Анютой встречались уже четвертый день. Работая в университете, я был очень занят научной деятельностью, и на девушек у меня времени не оставалось. Это я так тогда думал, а на самом деле я просто еще не встретил её. Мне теперь иногда верится в правоту древней легенды, согласно которой боги разделили людей на половинки и эти половинки всю жизнь ищут друг друга. Я, кажется, свою половинку нашел. Как тут не поверишь в судьбу? Анюта родилась в небольшом городке на Волге, а я в Москве и вот здесь мы вдруг встретились, и, причем не просто встретились, а через череду невообразимых случайностей. Разве знал я, следуя на курсы военных переводчиков - дешифровщиков, что мои документы по ошибке положили не в ту стопу, и мне, из-за чьей-то оплошности, предстояло стать оперативным работником контрразведки? Конечно же, не знал и о странном приказе товарища Клокова не знал. Однако вся эта череда событий привела меня к Анюте и я за то ей, череде этой, сейчас низко кланяюсь.
Вот уже четыре дня я разрываюсь между интересной работой и любимой девушкой. После восстановления железнодорожного пути поток новобранцев возобновился, а значит, и продолжились мои исследования. Однако работать мне теперь стало гораздо сложнее. Если раньше работа занимала всё мое время, то сейчас у меня такой роскоши нет. Улучив свободную минутку, я теперь стремлюсь к Анюте.
Вот и сегодня, оформив три команды, и побежал к связистам. Анюта ждала меня. И мы опять пошли гулять на речку. Я с удовольствием рассказывал ей обо всем, что только знаю, а она меня очень внимательно слушала. Я еще никогда не встречал таких прекрасных слушателей. Прекрасных во всех смыслах этого слова. В этот вечер я рассказывал Анюте об университете, о своих товарищах по работе. Мне было о ком рассказать. Например, Слава Кротов, превосходный специалист в теории вероятности на второй день войны, занимаюсь расчетами всю ночь, подсчитал, что вероятность нашей победы более чем в три раза выше вероятности победы фашистов.
- А что фашисты могут победить? - изумленно захлопала ресницами Анюта.
- Есть такая вероятность, - развел я руками, - небольшая, но есть. Математика наука точная.
Анюту моё утверждение весьма огорчило. И как я её не только успокаивал, но всё напрасно. Мы еще немного погуляли молча, а потом Анюта побежала на дежурство. Я же пошел поработать, но с расчетами у меня сегодня что-то не клеилось. Промучавшись около часа, я лег спать. Только и со сном не всё гладко получилось. Никак я не мог уснуть, всё мысли какие-то в голову лезли, главной из которых была о том, как мы с Анютой после победы создадим семью. То, что мы её создадим, я был уверен. А как же иначе? И завертелись у меня перед глазами, яркие картинки моего будущего семейного счастья. Вот я уже профессор, лауреат Сталинской премии, уважаемый человек. Идем мы с Анютой по Красной площади, а навстречу нам идет ректор университета. Или нет. Сам товарищ Сталин. Я уже приготовился поздороваться с вождем, но тут меня кто-то бесцеремонно дернул за ногу.
Надо мною стоял тот самый лопоухий сержант, который недавно привозил мне привет от полковника Клокова. Я опять забыл о задании. Что же теперь будет?
Сержант жестом приказал мне выйти на крыльцо. Я повиновался. Потом мы пошли по темной улице в сторону городской площади. И в одном из переулков меня за шиворот ухватил полковник Клоков. Я сразу догадался, что это был он и потому воспринял причитающуюся мне чару начальственного гнева смиренно и безропотно.
- Ты чего сюда приехал, с бабами валандаться? - ядовито шипел полковник мне в ухо. - Приказ не выполнен, а он каждый вечер под ручку с мамзель по речному бережку дефилирует. Ты что под трибунал захотел? Математик хренов! Два дня тебе сроку. Не уложишься - расстрел! Понял, щенок? Два дня!
Товарищ Клоков больно ударил меня ногой под зад и растворился в непроглядной тьме. Я же пошагал к себе сам не свой. В голове у меня была полнейшая чехарда. Как я за два дня агента завербую? И главное кого? Что будет, если я не смогу этого сделать? Где меня расстреляют и как матери о смерти моей сообщат? А как же Анюта?
И мысль об Анюте остановила меня. Что же с ней-то будет, если Клоков исполнит все свои зловещие угрозы? Остановился я как раз около школы, где в одном из бывших классов на первом этаже был оборудован дивизионный коммутатор. Я должен был увидеть Анюту. Мне необходимо посоветоваться с нею. Больше мне посоветоваться не с кем.
Я подбежал к окну нужного мне класса, глянул в него и обомлел. Моя Анюта целовалась с политруком Клепиковым. Но больше всего меня поразил не сам факт этого поцелуя, а счастливое лицо Анюты. Она была счастлива в объятьях Клепикова, а у меня от её счастья подкосились ноги.
Не помню, как я добрался до своей каморки. Ничего не помню, но кого надо вербовать для работы на абвер, я теперь знал точно. Теперь у меня по этому вопросу никаких сомнений не было.
Утром я сразу же пошел по проторенному пути и, разбудив писаря, потребовал бутылку спиртного. Иван, конечно же, требование мое удовлетворил, но вздохнул при этом весьма осуждающе. Однако мне было сейчас на всё наплевать. У меня была цель и всякие там домыслы типа, а что же про меня подумают другие, теперь были не в счет. Сейчас меня ничто не остановит.
По дороге к школе, где квартировал коварный политрук, у меня созрел четкий план действий. Для начала я решил подтолкнуть Клепикова к должностному преступлению, потом развить атаку алкоголем и чем-нибудь (чем, я пока еще не успел решить) победно завершить свою боевую задачу.
Политрука я нашел спящим в чулане, где был на скорую руку оборудован политический кабинет роты связи. Разбудил я Клепикова прямым вопросом в лоб:
- Скажи, товарищ политрук, где я могу достать два телефонных аппарата и метров тридцать медной проволоки?
Клепиков, сразу же проснулся, но вразумительно на мой вопрос не ответил. Он широко зевал, почесывался, хлопал глазами да пытался дрожащей рукой налить в стакан воду. Наливать воду у него получалось плохо, и я решил помочь ему. Когда я уже почти налил стакан до краев, у меня из кармана брюк выпала бутылка, но выпала удачно, на кровать. Увидев её, Клепиков оживился, мигом достал из-под стола всё, что полагается, и скоро мы уже спокойно начали разговаривать.
- Вчера с девчонками день рожденья справляли, - как бы извиняясь, докладывал он мне, закусывая круто посоленной луковицей. - До рассвета гуляли. Лишка немножко хватил. А что? Здесь можно. Мы же на отдыхе. На передовой я ни-ни. Ты чего меня спросить-то хотел?
Я еще раз повторил свою просьбу. Политрук перестал жевать, разлил, чуть покачал головой, а потом решительно осушил свою кружку.
- Так я не просто так спрашиваю, я ведь за всё это новую шинель офицерскую дам, две пары сапог и портупею из свиной кожи. Только мне самые новые аппараты нужны.
- А зачем тебе аппараты-то? - громогласно икнув и неимоверно сморщившись, стал уточнять интересующие его вопросы Клепиков.
- Да, я - промямлил я в ответ, мысленно да нещадно ругая себя, за то, что не предусмотрел такого простого вопроса и ответил совершенную глупость. - Хочу с узловой железнодорожной станцией прямую связь наладить. Я ведь сейчас обмундирование как на складах получаю? По опыту да наитию, а так мне со станции по телефону сообщат нужные размеры и всё.
- Хе, - погрозил мне пальцем политрук, налил себе еще полкружки и меня, конечно же, не забыл, - сразу видно, что ты в связи ничего не петришь, интендантская твоя душа. Кто тебе позволит такой ерундой линию связи загружать? Дурацкая у тебя затея. Выбрось её из головы.
- А я бы еще ко всему прочему два ящика тушенки приложил, - продолжал я, отчаянно фантазируя, гнуть свою линию и разливая при том остатки самогона. - Да еще спирта медицинского литров десять бы добавил.
- Десять? - зачесал шею Клепиков и выразительно глянул на нашу опустевшую бутылку.
Власов еще одну бутылку не хотел давать. Пришлось власть употребить да ногой топнуть. Когда я вернулся после победной схватки с писарем в апартаменты связиста. На измятой постели политрука лежали два телефонных аппарата.
Когда мы выпили еще, Клепиков настойчиво спросил о портупее и спирте, а я же в ответ потребовал моток медного провода и для чего-то предложил еще для оплаты двадцать червонцев царской чеканки. Политрук опять хотел погрозить мне пальцем, но я тот палец поймал и решил его укусить. Клепиков вырвался и кинул в меня грязную портянку, после чего мы сели к столу да еще выпили по чуть-чуть. В голове уже давно шумело, но тут зашумело так, что я даже зажмурился. Когда я открыл глаза, вместо Клепикова передо мной сидел пожилой майор, которому я тут же поведал мысли философа Рассела "о порочном круге" и предложил работать на разведку за деньги. Правда, на какую разведку надо работать, я майору не сказал. Майор тоже попытался погрозить мне пальцем, а я же опять промахнулся, больно ударившись головой об угол стола. После исчезновения майора опять появился политрук с мотком медного провода. Я же от провода отмахнулся, а стал, отчаянно шантажируя, склонять связиста к сотрудничеству с абвером, обещая уже тысячу царских червонцев сверху того, что было обещано ранее. А вот ответа от Клепикова я не дождался, провалившись в черную бездонную яму.
Очнулся я на бетонном полу. Было темно, жестко и холодно. Я попытался встать, но меня сильно мотнуло, и пришлось упасть куда-то во тьму головой вперед.
- А ну тихо там, фашист проклятый! - вдруг глухо рявкнул кто-то из тьмы.
Где это я? И при чем здесь фашист? Из-за сильного головокружения на ногах стоять я не мог и потому размышлял всё больше лежа, то и дело прогоняя от себя страшную догадку о месте, где я сейчас нахожусь. Однако, как я её не прогонял, а она очень скоро подтвердилась. За мной пришли двое с автоматами и отвели меня к начальнику дивизионного СМЕРШа подполковнику Ионову.
- Здравствуй голубь! - улыбнулся мне подполковник, весело шевеля бровями. - Долетался, значит? Ты что думал, мы тебя не раскусим? Ты еще дня в нашем штабе отслужить не успел, а мы уж поняли, что ты за птица.
Ионов, не торопясь, развязал тесемочки на бумажной папке синего цвета, достал оттуда исписанные листы и стал читать.
- "Очень наш новый техник-интендант подозрительный. Всё чего-то записывает, никому выпить за знакомство не предлагает, про баб не интересуется, не хвастает во хмелю и какие-то странные рисунки на газете малюет. Не иначе шпион". Это вот о тебе сволочи боец Власов пишет. Дальше слушай. У нас тут на тебя много добра набралось. "А этот интендант к тому же порочил честь гениального мыслителя товарища Сталина, сравнивая его с каким-то греком, и уверяя, что жена нашего вождя и гения мысли - изменщица". Это от капитана Галахова сообщение. Прокололся ты здесь, гад. Нет у товарища Сталина жены. Плохо вас в немецкой разведшколе учили. Очень плохо. Или вот еще сообщение от бойца Денисенко "Уверял он меня, что фашисты могут нас запросто победить и дело это точное". Еще один прокол.
- Какой еще Денисенко? - не выдержал я подлых инсинуаций.
- Вот как! - хлопнул себя по галифе подполковник. - Лезть к женщине с грязными намерениями - это мы завсегда, а фамилию спросить, так это уже не в наших правилах! Вот она - подлая фашистская сущность. Это донесение Анна Денисенко написала - боец отдельной роты связи.
- Анюта?! - вырвалось у меня.
- Кому Анюта, а гадам фашистским - Анна Петровна! И о подельнике твоем Кротове уже в Москву сообщено. Ищут его там. Мне дальше продолжать? Вы думаете там, что мы здесь лаптем деланы? Мы тебя в момент вычислили, только подольше последить хотели, но ты уж обнаглел слишком. И не стыдно было тебе, харя, честных советских людей в открытую уговаривать, чтобы они за царские деньги на врагов работали? А на кого ты сам работаешь, тварь?!
И тут подполковник неожиданно бросился ко мне и стал нещадно лупить меня ногами и руками. Было очень больно. А когда, прекратив избиения, он поставил к моему виску дуло пистолета, я решил, что надо что-то делать. Мне надо было выиграть время, и потому на очередной вопрос Ионова "На кого работаешь, гад?", я прохрипел:
- На полковника Бинбахера.
- На кого? - переспросил меня проворно выбежавший из-за шкафа незнакомец.
- На Бинбахера, - повторил я, медленно поднимаясь с пола.
- Вот так удача! - засуетился незнакомец, лично пододвигая мне табурет. - Агент самого Бинбахера! Это же штучный товар! Вот удача-то!
Потом незнакомец стал с усердием спрашивать о целях моей заброски в расположение третьей дивизии. Я же твердо ответил ему, что буду говорить только с начальником контрразведки армии и ни с кем более.
- Вот как! - засмеялся незнакомец. - С заместителем начальника разведки фронта, с генералом мы не хотим говорить, нам полковника подавай. Капризный, подлец. Кстати, Ионов, а Клокову сообщили?
Подполковник вдруг как-то странно замялся, покраснел, потом подошел к генералу, и что-то шепнул ему на ухо.
- Когда? - нахмурился генерал - Где?
Ионов неопределенно пожал плечами, генерал стал ругаться, а меня увели в камеру.
Сколько я просидел взаперти? Не знаю. Наверное, долго, потому как даже от моей головной боли уже не осталось и следа. Я даже попытался заснуть и вроде уже забылся, но тут тихо отворилась дверь, и меня подхватили чьи-то сильные руки. Я от изумления и вскрикнуть не успел, как оказался в густом кустарнике. На улице была темная ночь. Двое моих провожатых быстро тащили меня куда-то по узенькой, заросшей травой дорожке. Я сразу же догадался, что случилось со мною в этот раз. Не иначе полковник Клоков решил меня таким образом вывести из игры. Такие дерзкие операции как раз в его репертуаре. Я шел, ожидая, что в любой миг меня может схватить за шиворот крепкая полковничья рука. Долго шел я в таком напряжении, сопровождаемый молчаливыми спутниками. Так долго, что ждать явления полковника Клокова немного устал, но всё равно мысленно готовил к этой встрече доклад. Докладывать я хотел кратко и по самой сути, но докладывать полковнику в ту ночь ничего не пришлось. Вместо товарища Клокова из тьмы на тропинку вышел высокий человек в странной камуфляжной форме. И самое удивительное было то, что заговорил тот человек со мной по-немецки.
- С освобождением Вас, господин Адонис, - глухим голосом поздравил меня незнакомец, протянул для рукопожатия крепкую ладонь и представился. - Лейтенант Шмидт, командир диверсионной группы "Дельта".
На рукопожатие я ответил, но вступить в разговорный контакт с диверсантом не решился, несмотря на свои прекрасные (по словам преподавателей нашего университета) познания в немецком языке.
Лейтенант воспринял моё замешательство как-то по-своему. Он вежливым жестом пригласил меня следовать за собой, и тут же стал, вроде бы как, извиняться.
- Простите, - тихо промолвил он, - но мне очень приятно встретиться в этих глухих русских лесах такого аса разведки как Вы. Простите, что я назвал Вас по имени. Я полностью признаю свою оплошность. Это произошло только от радости. Полковник Бинбахер был очень огорчен, когда Вы не вышли на связь даже в резервное время, а тут вдруг нам информация из штаба русских поступила, что их контрразведка задержала агента из подразделения полковника Бинбахера. Я сразу посчитал своим долгом сообщить такую важную новость в центр. И спустя всего два часа мне пришел приказ вызволить Вас любой ценой из большевистских застенков. Аналитики абвера сразу просчитали, кто попал в лапы русских. Завтра ночью за Вами прибудет самолет, и полковник Бинбахер лично будет встречать Вас на аэродроме, а это великая честь для каждого.
Услышав о столь великой чести, выпавшей на мою голову, я решился бежать, хотя время для побега было уже немного упущено. Уже светало. Но бежать мне надо было непременно. И вот я высмотрел еле заметную звериную тропу, чтоб стремительно рвануться туда, вырываясь вражеских лап, но осуществить своих благих намерений у меня не получилось. Мы все вместе свернули на эту тропу и скоро подошли к укрытым хвоей землянкам.
Меня сразу же отвели в отдельную землянку, дали сухую одежду, накормили и всё это молча без какого-либо намека на разговор. Отведав сытной немецкой тушенки, я вдруг смертельно захотел спать и прилег на низенькую лежанку.
- Вставайте, господин Адонис, - нежно трепала моё плечо чья-то заботливая рука. - Пора. Нам надо выдвигаться к месту посадки самолета.
На улице было уже темно. Проспал я, по всей видимости, часов шестнадцать кряду и может и подолее того. Теперь, на светлую голову, я решил бежать при первой же возможности. Лететь на встречу с полковником Бинбахером мне никак не хотелось. Я решил после выхода из лагеря отсчитать тысячу шагов и рвануть с тропы в лес. Когда я раздумывал, в какую сторону мне бежать: вправо или влево, ко мне подошел командир диверсантов.
- Сегодня господин Бинбахер будет доволен вдвойне, - улыбнулся мне лейтенант, показывая на что-то за моей спиной. - Мы ему вместе с Вами очень ценный подарок посылаем. Посмотрите каков.
Я обернулся и обомлел. За моей спиной стоял связанный товарищ Клоков.
- Этот русский полковник идиот вздумал ночью без охраны покататься по лесной дороге, - засмеялся диверсант и дал команду к началу похода.
Теперь дело с побегом было весьма проблематичным. Во-первых, я не мог оставить командира в беде, а во-вторых, мне теперь бежать некуда. Ведь только товарищ Клоков знал истинную подоплеку моих действий в штабе третьей дивизии. Для остальных - я фашистский шпион.
Вели нас диверсанты быстро. Я несколько раз хотел приблизиться к товарищу Клокову, но узкая тропа и четкие действия его конвоиров сделать это мне не позволили. А вот уже и оборудованная диверсантами площадка для посадки самолета. На широкой лесной поляне горели костры. Лейтенант дал команду остановиться, и все мы услышали в предрассветной тишине слабенький стрекот самолета. Диверсанты, все как один, облегченно вздохнули. Не знаю, что сделал товарищ Клоков, а я после их вздоха крепко сжал кулаки. А самолет между тем уже появился над крайним костром. До его посадки оставались считанные секунды. И вот тут провидение дало мне шанс. Диверсанты, во главе с командиром, скорым шагом двинулись в сторону костров, а товарищ полковник с охранником оказались метрах в десяти позади их. Там же постарался оказаться и я. И тут еще одна удача. Диверсант, охранявший товарища Клокова, дружески мне улыбнулся и, чуть ли не задевая меня локтем, вздумал перекинуть ремень автомата с плеча на шею. Да только сделать ему этого я не позволил. Во мне вдруг что-то будто взорвалось. Еще сам не понимая, что делаю, я вырвал у диверсанта автомат, резко ударил дулом фашиста в висок, оттолкнул товарища полковника в кусты, передернул затвор и открыл огонь по врагам. Получилось у меня всё на удивление быстро и ловко. Диверсанты мигом пали в сырую траву. А летчик, почти уже приземлившегося самолета, узрев на земле бой, хотел пойти на попятную и попытался снова взлететь. Однако скорости ему явно не хватало и самолет, ломая у меня над головой ветки сосны, как-то странно там завизжал. Я вскинул голову, и тут малиновая вспышка разорвала передо мною небо.
Когда я очнулся, передо мною сидел товарищ Клоков. На плечи его был накинут белый халат.
- Ну, как ты, герой? - по отчески улыбнулся мне полковник.
Я хотел тоже улыбнуться в ответ, но сильная боль пронзила мою голову.
- Ты, лежи, лежи, - ласково погладил меня по плечу товарищ Клоков. - Тебе выздоравливать надо. Математик. А я ведь поверил тебе. Подумал, что рохлю мне прислали. А ты молодец. Семерых диверсантов да за две секунды. Ловко. Ты мне сперва не понравился, а теперь вижу - ошибся. Ты уж извини, что я тебя на такое дело послал. Хотел бдительность в штабе дивизии проверить, а оно вон как вышло. Я ведь знал, что тебя Ионов мигом раскусит. На то он там и сидит. Пусть, думаю, помурыжат тебя чуточку, чтоб спесь сбить. Извини. Важное ведь ты дело сделал. Крот в штабе третьей дивизии, оказывается, сидит. Кто-то же сообщил диверсантам о тебе. Хотел бдительность проверить, а сам на шпиона нарвался. Вот какой порочный круг получается. Трясем сейчас там всех. Молодец!
Полковник дружески помахал мне рукой и ушел.
- А хорошо б, чтоб этим гадом политрук Клепиков оказался, - подумал я, тяжело вздыхая, и вновь впал в забытье.