Зверь, которого ты видел, был, и нет его,

и выйдет из бездны, и уйдет в погибель;

Откровение святого Иоанна Богослова

Отчаяние - вот то чувство, которое я испытывал, когда узнал правду. Это было отчаяние самой высшей степени, надеяться было совершенно не на что, и не было никакого способа что - либо исправить. Я смотрел на зеркало сквозь толстые прутья клетки и видел отражение собачьей морды.

- Вот, молодой человек, это теперь ваше новое обличье. Как оно вам?

Человек, держащий зеркало, засмеялся тихим, довольным смехом.

Я думал, что сплю, но очень скоро понял, что это не сон. Потом мне стало казаться, что я сошел с ума. Эта мысль, как не странно, меня успокоила, но только на время - наваждение не проходило, я был огромным пятнистым сенбернаром.

- Ну, молодой человек, я понимаю, что вам не сладко. Но наука требует жертв, да - с, и никто не виноват, что этой жертвой стали вы. Я взял части вашего мозга и вживил их в мою собаку - кстати, его зовут Джек. Это величайшее научное достижение! Величайшее! Вы должны гордиться! А пока, я вас оставлю на пару часов, а вы привыкайте, привыкайте! Отчаиваться не стоит, да это и не поможет.

Человек в белом халате опять засмеялся, поставил зеркало на пол и ушел. Я остался наедине со своим отчаянием. Наедине?

Не совсем - я чувствовал, что мое сознание не одиноко, были еще какие - то чувства, которых я раньше не знал. Какие - то странные ощущения, где - то на грани сознания, на гране моего "я". Я хотел закрыть глаза, и не смог, тело было не мое, оно мне не подчинялось. Я понял, что это был Джек.

Я попытался разобраться в себе, прикоснуться к сознанию зверя, у которого отняли тело, и мне это почти удалось. От того, что было Джеком, исходило то же чувство, что испытывал и я - отчаяние. И это чувство было гораздо сильнее моего, в нем не было даже искры мысли, а только беспросветная тоска, тоска твари, которая не понимает, что происходит, и которой очень плохо. На фоне отчаяния я различил еще одно чувство, чувство обиды на того, кому зверь был привязан более всего. Хозяин сделал Джеку плохо, и Джек не мог этого понять. Его чувства были гораздо сильнее моих и я отступил, я больше не претендовал на тело, и огромный сенбернар бросился на толстую решетку, вцепившись зубами в железный прут. Это было настоящее, ничем не сдерживаемое бешенство, от которого нам обоим стало немного легче. Приступ быстро закончился, и мы отползли в угол.

Обруч безысходности, стягивающий мою душу, ослаб. Может быть, причиной тому был прошедший приступ бешенства, а может, мысль о том, что кому - то рядом еще хуже, чем мне, но разум мой просветлел.

Я начал вспоминать, что со мной произошло. Последнее, что я помнил из той жизни, был скрип тормозов и метнувшийся мне на встречу асфальт. Дальше ничего не было. Ничего, кроме отражения собачьей морды в зеркале и этого типа в белом халате. Я его про себя назвал - Айболит. Неожиданно мне стало смешно, наверное, это был признак душевного расстройства, и я попытался рассмеяться - но нет, собачья мимика этого не позволила. Моя попытка вспугнула успокоившееся было сознание Джека, наше тело опять метнулось к решетке. Я попытался воспротивиться, мы стали бороться за контроль над телом - две несчастные, лишенные привычной оболочки души дрались за лохматый набор костей и мускулов. Бешеный напор звериных эмоций столкнулся с человеческим разумом - как всегда, разум победил. Джек, еще более несчастный, чем раньше, забился в самый угол моего сознания. Я победил, стал хозяином тела, отняв его у собаки.

В песьем теле мир воспринимался по - другому. Зрение стало черно - белым, причем в той точке, куда был направлен взгляд, предметы виделись гораздо четче и контрастнее, чем по сторонам. Зато малейшее движение воспринималось мгновенно, движущийся объект был виден превосходно, он всегда находился в центре моего внимания. Я не заметил, изменился ли мой слух, но теперь я узнал мир запахов. Человек по - настоящему не знает, что такое запах, только теперь я это понял. Можно было находить предметы, людей и животных в полной темноте, только по запаху. И еще - больше не было запахов приятных и не приятных, а были полезные и бесполезные то есть съедобные и не съедобные. Я смотрел на мир с низу, будто с колен, да я и был на коленях. Снова накатилась волна отчаяния, но приход Айболита отвлек меня.

- Ну что, молодой человек, освоились немного? Вот и ладненько!

Это был прямо персонаж из фильмов, этакий душенька - доктор, довольный собой и окружающем его миром. Мне стало страшно и как - то безнадежно.

- Меня зовут Николай Васильевич, да, вы же не разговариваете... Ну и ладненько, это к лучшему, будете больше слушать и не сможете перебивать. Итак, я сумел завладеть вашим телом - оно было после автомобильной катастрофы. Вы были сильно покалечены - многочисленные переломы, внутренние кровоизлияния, но мозг был абсолютно цел. Не спрашивайте, как мне удалось вас заполучить - это очень дорого стоило. Да - с, очень дорого, но я за все заплатил. Я ведь не бедный человек, я очень известный хирург. Мне повезло - вы приезжий, работаете в Москве без прописки и регистрации, вас не скоро хватятся. Да и кто будет вас, круглого сироту, к тому же холостяка, искать? А если все же хватятся, то все уже окончится - собственно, уже закончилось! После операции знаете сколько прошло? Нипочем не угадаете! Три месяца уже! Просто ваше сознание спало, а теперь я его разбудил. Посмотрите в зеркало - все швы уже зажили! Да - с, вы официально умерли, уж не знаю, где вас похоронили, но, если пожелаете, могу узнать. Думаете, я вас убил? Зря! Вас можно было спасти, но нужно было сделать несколько сложных и дорогостоящих операций. Причем срочно! И кто бы за это заплатил? В той больнице, куда вас привезла "скорая", из медикаментов был один анальгин - а у вас ведь даже страховки не было! Вы бы скорее всего умерли часов через шесть, так что я вас не убил - я вас спас!

Айболит довольно засмеялся. Мне очень захотелось, чтобы между мной и доктором не было клетки. Наверное, я как - то выразил свое желание и врач это заметил.

- Ну, не надо так реагировать! Относитесь к этому философски! Вас давно уже нет, а то, что находится в теле моего пса - это совсем не вы. Поэтому предлагаю сотрудничество. Взаимовыгодное, разумеется. Ну - ну, не надо волноваться! Хорошо, о сотрудничестве поговорим завтра. А сейчас я расскажу вам цель всего этого и сразу же уйду. А цель моя - чисто научная. Сейчас в теле моей псины находятся два сознания - ваше и бедного Джека. Я не претендую на роль профессора Преображенского, да и мой Джек гораздо благороднее Шарика - так вот, самое интересное, что это есть такое - зверь с человеческим разумом. Это, поверьте, вопрос вопросов. Многие думают, что человек - и есть зверь с разумом, тело здесь не причем. То есть налет цивилизации на человеке - не более, чем налет. Это тонкий слой на звериной основе. Вы в этом смысле - чистый эксперимент. Ваше сознание будет двигаться от человеческого к звериному, и мы вместе будем за этим наблюдать. Это длительный процесс, вы и сами не заметите, как станете зверем. А пока - отдыхайте, вот там, справа от вас - выход во внутренний дворик, если захочется прогуляться, пожалуйста. Ну - с, спокойной ночи! - и мы с Джеком остались одни.

Я исследовал место, куда занесла меня судьба. Клетка занимала примерно половину помещения без окон. Длина клетки была метра три, ширина - чуть меньше. Прутья были толстыми, с сантиметр, расстояние между ними позволяло просунуть туда лапу, но не морду. Задней стенки у клетки не было, там была просто каменная, неоштукатуренная стена. Справа и слева решетка закрывала выходы в соседние помещения, но справа проход был сейчас открыт - там был выход во внутренний дворик. Как потом выяснилось, решетка могла подниматься и опускаться, кнопки подъема решеток располагались на противоположной стене, метрах в двух от передней решетки. Слева был проход в лабораторию, сейчас закрытый решеткой. Под потолком тускло горела ночная лампа - я не различал цветов, но в моей памяти эта лампа осталось почему - то синей. На полу лежал мягкий, чистый коврик и стояла, тоже чистая, миска с водой. Стены комнаты были каменными, выход располагался напротив, лестница вела наверх - я подумал, что нахожусь в подвале, но ошибся. Я был на первом этаже двухэтажного особняка, просто в мое узилище было три входа - из дворика, из лаборатории и, по лестнице, со второго этажа. На потолке висела видеокамера, на которой едва видным красным светлячком горел огонек - за мной следили.

Я пошел в сад, но быстро вернулся. В темноте мое зрение стало даже хуже, чем было раньше. Луны не было, я ничего не видел, волна запахов оглушила меня, я вернулся и лег на подстилку. Я дрожал от страха и волнения - я понял, что ночные страхи были не мои, а Джека. Здесь, на коврике за железной решеткой, я провел самую ужасную ночь в своей жизни.

Я пытался заснуть, и не смог. Это так и осталось с тех пор - мое сознание всегда бодрствует. Наверное, это результат операции. Даже когда мое новое собачье тело спит, для меня не наступает период небытия. В это время я нахожусь на границе сна и яви, я ничего не вижу и не слышу, но и не сплю - та часть нашего с Джеком мозга, в котором находится мое "я", продолжает страдать. Той ночью приливы отчаяния сменялись приступами дикой злобы, которая переходила в жалость к самому себе. Затем снова наступало отчаяние. Иногда мне казалось, что все это приснилось, я открывал глаза в надежде увидеть привычную свою спаленку в квартире, которую я снимал на окраине Москвы. Но каждый раз передо мной появлялись каменные стены и толстая решетка, освещенные синим ночником. Я вспоминал слова Айболита о том, что мое сознание должно в конце концов стать сознанием зверя, и мне хотелось, чтобы это произошло как можно скорее - я полагал, что животные не испытывают таких душевных мук. Странно, но мыслей о самоубийстве не было - да и когда собаки кончали с собой? Все неприятности и беды, которые были в моей жизни, стали совершенно никчемными, несерьезными. Безденежье, проблемы на работе, бытовые неурядицы или неудачная любовь теперь казались мне мелочами, недостойными даже упоминания. Я подумал, что когда у человека нет настоящих бед и радостей, он придумывает их себе сам.

Как только рассвело, я пошел во внутренний дворик - каждой собаке нужно несколько раз в день гулять. Дворик был окружен высокой, метра четыре, каменной стеной. Во дворике был сад из десятка ухоженных деревьев. Там же было две клумбы с какими - то красивыми, нездешними, цветами. В одной из стен была, разумеется, запертая, дверь. Я попытался через замочную скважину разглядеть, что находится снаружи и понял, что особняк, в котором я жил, находится не в городе - за дверью было открытое пространство, росла трава и дальше, метрах в ста, темнел лес. К лесу от двери вела тропинка.

Вид леса произвел на меня какое - то магическое действие, что - то изменилось у меня в душе. Это лес манил, звал меня к себе и я всем своим существом захотел оказаться там. Не знаю, было ли когда - нибудь в моей жизни более сильное желание. С этого мгновения у меня появилась ясная цель - я захотел вырваться из этого дома и уйти в лес. С этой мыслью я вернулся на свой коврик, под синюю лампу.

Скоро пришел Айболит и принес мне завтрак - никакой не собачий, а нормальный, человечий - макароны по флотски.

- Доброе утро! Вот, кормить я вас буду, как человека - пока сами не захотите чего - нибудь другого. Питание - двухразовое, утром и вечером, Джек так же питался. Вы кушайте, не стесняйтесь!

Я и не стеснялся, а пока я ел, Айболит рассказывал мне, как удачно у него получился это эксперимент, в результате которого я однажды увидел собачью морду в зеркале. Оказывается, он не весь мой мозг засунул в череп Джека - весь бы не поместился. Он взял только то, что было "я", моя личность или, если угодно, моя душа. Все же органы чувств остались собачьими. Личность Джека, если можно так выразиться, никуда не девалась, но звериный мозг слабее человеческого - в прямом, не переносном, смысле. То есть электрические импульсы моего мозга забивали импульсы Джека, поэтому я так легко его подавил.

- Вы, я вижу, позавтракали! Ну, теперь перейдем к делу. Я предлагаю сотрудничество. Без вашей помощи у меня ничего не выйдет, самое главное во всем этом - ваши ощущения. Вы будете мне помогать, а за это я буду вас хорошо кормить и лечить, если вы заболеете. Поместить ваше сознание снова в тело человека, увы, невозможно, не буду лгать. Если же вы не захотите во всем этом участвовать - ну что же, прийдется мне искать другого донора, а ваш разум я, извините, усыплю. Честно скажу, мне бы очень хотелось, чтобы вы согласились - такие сложные операции не всегда удаются, да и денег жалко. Ну, что скажете? Ох, вы же не разговариваете... Кивните, если согласны.

Еще вчера вечером я бы отказался, жизнь в собачьем теле представлялась мне хуже, чем смерть. Но сегодня я увидел лес, и у меня появилась цель. В тот момент я не подумал о том, что если откажусь, то Айболит убьет еще кого - нибудь. Мне было очень плохо, что меня в какой - то мере должно извинить, и думал я только о себе. Впрочем, к чему эти оправдания, мне не у кого просить прощения. Я кивнул.

- Ну, вот и ладушки! - обрадовался Айболит, - Теперь позвольте объяснить, что вам прийдется делать. Пройдемте, пожалуйста, в лабораторию.

Врач нажал кнопку в стене, решетка слева от меня поднялась и открыла доступ в небольшое помещение, также разделенное решеткой. Здесь был яркий свет, который шел из открытого окна, а больше от ярких ламп дневного света. Стены комнаты были покрыты чистым, белым кафелем. По ту сторону решетки были какие - то приборы, на моей же стороны их было всего два. Первый был шлем, прикрепленный на уровне моего роста. Вторым прибором был компьютер с огромной клавиатурой, сделанной в расчете на собачью лапу.

- Собственно, обязанностей у вас будет не много. Два раза в день следует снимать энцеэлектрограмму и проходить тесты. Для того, чтобы снять энцеэлектрограмму, вам надо засунуть голову в шлем и нажать вон тот красненький рычажок. Вот, попробуйте это сделать сейчас... Видите, как все просто. Это надо делать утром и вечером. Если забудете, то звонок вам напомнит. Вот так! - Айболит продемонстрировал звонок, - С тестами дело обстоит сложнее. Их тоже два, и проходить их надо сразу после предыдущей процедуры. Вам следует отвечать на вопросы компьютера, а сложность в том, что лапы ваши не очень подходят для работы с клавиатурой, даже специальной. Прийдется тренировать лапы, ничего не поделаешь! Этот же компьютер позволяет вести дневник ваших ощущений. С его же помощью я надеюсь вести с вами диалог, но сперва натренируйте лапы! Все понятно? Вот и ладушки! Да, кстати, убирать за вами и приносить еду будет лаборантка. Она, разумеется, считает вас обычным псом, и не надо выводить ее из этого заблуждения. Договорились?

Я кивнул и стал подопытным животным.

Ночи я проводил на коврике, в той самой комнате с синей, предположительно, лампой. Со временем я перестал бояться выходить ночью в сад и эти прогулки стали привычкой. Утром я также выходил в сад и долго смотрел в замочную скважину на темный лес, который все больше меня манил. Я выполнял все, о чем просил Айболит и довольно скоро научился работать на собачьей клавиатуре с приличной скоростью. Я проходил тесты, но результатов их не знал.

Хирург бывал у меня по утрам и вечерам, вид он имел довольный и говорил, что все идет так, как он и рассчитывал. Иногда он разговаривал со мной, рассказывал, как трудно ему было сделать эту чудо - операцию, результатом которой стало рождение зверя с человеческим сознанием. То, что он делал, он считал правильным и полезным для него лично и для всего человечества в целом. Он был, как я понял, принципиальным человеком, у него были свои понятия о добре и зле. Только его добро и его зло не совпадали с моими. Он об этом сожалел, но не чрезмерно - были и другие проблемы, более серьезные. По настоящему его интересовал только процесс превращения человека в зверя. Очень скоро у меня появилась и вторая цель, кроме побега в лес - я все больше хотел встретиться с Айболитом так, чтобы нас не разделяли толстые прутья решетки. Я не знал, что я сделаю, если такая ситуация сложится, но каждый день я желал этого все больше и больше.

Я теперь был совершенно один, сознание Джека исчезло, полностью растворившись в моем. Человек поглотил зверя, и теперь сам должен был постепенно в него превращаться.

Кормили меня всегда хорошо, только я не мог привыкнуть есть на людях или перед глазком телекамеры. Я брал зубами свою миску с едой и утаскивал ее в сад, поэтому у меня было две миски, и когда приносили еду, забирали пустую. Впоследствии это сыграло свою роль, но не буду забегать вперед.

Я думал, насколько стал ближе к зверю, но не находил никаких изменений в своей психике, пока не поймал себя на мысли, что пытаюсь схватить ртом надоевшую мне муху. Я стал внимательнее к себе приглядываться и заметил, что иногда мне хочется сырого мяса, что я спокойно выкусываю блох из шерсти и что с удовольствием погрыз бы кость, если таковая оказалось бы в поле моего зрения. Насчет блох - дело было поправимо, в подвальчике был душ, которым я мог всегда пользоваться, так как он и построен - то был специально для меня. Вода там была теплая и в нее что - то добавлялось - пару дней после купания эти твари меня не тревожили. Я думаю, что если бы душ не помогал от блох, я бы им вовсе не пользовался - никакой потребности мокнуть у меня не было.

Каждый день я проводил некоторое время в изучении двери, которая вела из дворика к лесу, и скоро я знал на ней каждую трещинку, но это мне не помогло - открыть дверь можно было только ключом, сломать - чем нибудь тяжелым, ломом, например, но в любом случае нужно было иметь руки. А рук у меня не было, только лапы.

Кроме двери, меня интересовал еще один предмет - выключатель, который поднимал решету моей клетки. Это был самый обычный выключатель, которым обыкновенно включается люстра в квартире. Он находился на стене, на высоте метра в полтора от пола и я бы легко мог попасть в него камнем - если бы мог этот камень бросить. Тогда решетка бы поднялась и я спокойно дождался бы прихода Айболита. Но все упиралось в то - же - у меня не было рук, чтобы бросить камень. Собачьи лапы для этого не годились.

Через некоторое время я понял, что весь налет цивилизации с меня слетел - мне совершенно не был нужен ни телевизор ни книги. Меня ничто не интересовало из того, чем обычно занимаются люди в свободное от добычи денег время - ни политика, ни спорт. С женщинами было сложнее - с одной стороны, я был пес, а с другой весь мой жизненный опыт был человеческий, потому я старался не думать на эту тему и это пока помогало. Не знаю, была ли потеря интереса к благам цивилизации следствием моей новой, звериной, сущности, либо все объяснялось сложившейся ситуацией. Возможно, в моей душе просто не было места для других предметов, кроме двери в садике и выключателя на стене напротив моего коврика ни о чем другом я не мог думать.

Ухаживала за мной лаборантка, миловидная женщина, которая боялась меня, как огня. Я ее отлично понимал, ведь раз меня держат в клетке с толстыми прутьями, значит, я опасен. Ее обязанности были - приносить еду, убирать за мной, поливать в садике и еще она должна была что - то делать с приборами в лаборатории, что именно - не знаю. Действовала она всегда по инструкции - опускала все решетки и работала только в тех помещениях, где меня не было. Затем она открывала одну решетку и кричала:

- Джек, сюда!

Я слушался и переходил в убранное помещение, она опускала решетку и шла туда, откуда я пришел. Иногда я думал, что произойдет, если я не подчинюсь, но экспериментировать мне было лень. Правда однажды, когда пошел второй месяц моего пребывания в собачьей шкуре, казус все же случился - лаборантка перепутала помещения и оказалась в саду вместе со мной. Она не сразу это заметила и некоторое время занималась своим делом - отыскивала и убирала мои кучки, которые я, впрочем, старался размещать в одном месте. Мне не хотелось истерик и вообще я не знал, что должен делать, если дамочка свалится в обморок, а потому я постарался стать как можно незаметнее и улегся в высокую траву. Этим я, наверное, только усугубил положение - лаборантка заметила меня, только подойдя совсем близко. Наши взгляды встретились и на несколько секунд воцарилась драматическая тишина. На ее лице отразилось удивление, затем испуг, но в обморок она падать явно не собиралась, а как - то по боевому перехватила совок в правую руку и, стараясь говорить спокойно, произнесла:

- Джек, отойди, мне пройти нужно, - я сообразил, что загораживаю ей дорогу к выходу, встал, отошел в сторону, и отвернулся к стене. Я слышал, как она прошла к двери на второй этаж, и крикнула прежде чем дверь закрылась:

- Джек, а ты, оказывается, классный пес!

Мне стало грустно и пусто, отчаяние опять навалилось на меня, но теперь была другая ситуация, теперь у меня была цель, даже две цели - сбежать в лес и оказаться один на один с Айболитом. Я думал, что для полного счастья мне хватит выполнения любого из этих двух желаний.

После случайной встречи в садике, отношение лаборантки ко мне изменилось. То есть, раньше никаких отношений не было вовсе, мы старались не замечать друг друга. Теперь она разговаривала со мной, иногда стала приносить конфеты и чаще, чем до того, выбивала пыль из моего коврика. Я тоже стал внимательнее присматриваться к лаборантке и заметил, что она довольно симпатичная женщина, признаков глупости не проявляет и что в бытность мою человеком я вполне мог бы попытать счастья. Еще я заметил, что она любит цветы, особенно большую, прямо огромную, розу, что росла не на клумбе, а просто на земле возле той самой заветной двери к лесу.

Часто вечером, после того, как работа бывала закончена, я выслушивал длинные истории из ее жизни, и скоро я знал о ней почти все - все, кроме ее имени. Я замечал и раньше, что люди в разговорах редко произносят свое имя, а теперь я в этом убедился окончательно. За те три месяца, что продолжались наши отношения (если это можно так назвать), я так и не узнал, как зовут лаборантку, хотя рассказывала она в основном о себе. Когда же Айболит здоровался с ней, он произносил нечто вроде "Доброе утро, э-э-э-э" - наверное, он и не помнил ее имени.

Рассказы женщины были по большей части печальными - жила она одна, с людьми сходилась плохо, все любовные истории закончились одинаково - одиночеством. Винила она во всем только себя, свою стервозность (ее слова), что бывает крайне редко - я имею в виду не стервозность, а такое критичное отношение к собственной персоне. Я не делал никаких намеков о своей настоящей сущности - свое современное положение я считал постыдным и, как любой мужчина, не терпел проявлений жалости к себе. Ее общество было мне очень приятно - я даже стал чаще мокнуть под душем, чтобы от меня не так пахло псиной. Впрочем, близко она ко мне не подходила и тем более не пыталась погладить. Я слушал и думал о том, как мало надо, чтобы сделать человека несчастным или счастливым, и что, будучи человеком, я не жил, а просто тратил свою жизнь на пустяки, мелочи и пошлости. Мне было грустно, но приступы отчаяния меня больше не одолевали - я нашел способ, как добраться до Айболита и жизнь моя была полна смысла.

Однажды, во время завтрака, я неудачно наступил на край миски и все ее содержимое - а это были пельмени - как из катапульты, отлетело метра на четыре. Я поверил в историю Ньютона с его яблоком - когда о чем - то долго думаешь, достаточно только намека. Для Ньютона намеком было свалившееся на голову яблоко, для меня - разлетающиеся во все стороны пельмени. Впрочем, завтрака я не лишился, потому что аккуратно все их нашел и съел. Я уже знал решение одной своей проблемы - для того, чтобы попасть камнем в выключатель, руки были не нужны.

Миска была не круглая, а прямоугольная, пластиковая, и было их, как я уже говорил, две. Таким образом, одна миска всю ночь была в моем распоряжении - для тренировок. Стоило положить на один конец миски камень, а по другому ударить лапой - и камень летел довольно далеко. Нужно было только попасть им, этим камнем, в цель - в выключатель на стене.

Тренировался я по ночам. Мое сознание по - прежнему не спало, но телу отдых был нужен, поэтому каждую ночь я уделял стрельбе из этой своей катапульты только около четырех часов. Сначала я приметил на стене во дворе пятнышко, похожее по своим размерам и местоположению на выключатель - это была мишень. Затем в небольшой кучке щебня, которая была в самом углу садика, я нашел десяток примерно одинаковых камней - это были снаряды.

Сначала все получалось очень плохо - таскать камни зубами было неудобно, летели они куда угодно, только не по направлению к мишени, если не было луны, то сама мишень была почти неразличима в темноте. Но я не сдавался и ходил на свои стрельбы каждую ночь, если позволяла погода. После тренировки я убирал камни опять в кучу так, чтобы никому не пришло в голову о наличии собачьего тира в саду. Через два месяца я стал лучшим стрелком из собачьей миски. Правда, других стрелков из такого вида оружия, наверное, больше не было, но мои результаты меня вполне устраивали - восемь камней из десяти попадали в мишень. Теперь я был готов к встрече с Айболитом, нужно было только ждать случая.

Дело в том, что чаще всего первой приходила лаборантка и только потом заявлялся хирург. Я же хотел, чтобы врач был один - поведение лаборантки я предсказать не мог. Было несколько случаев, когда женщины не было весь день, но это было, когда мои успехи в стрельбе не позволяли надеяться на удачное попадание в выключатель. Кроме того, по ночам работала видеокамера, которую перестали включать после того, как пошел четвертый месяц моего заключения - наверное, мое поведение не вызывало больше беспокойства у Айболита.

Лето уже подходило к концу, в садике появились первые желтые листья, а воздух стал по осеннему свеж. Как всегда осенью, мою душу начала грызть тоска. Уже почти четыре месяца я был собакой и Айболит решил поделиться со мной некоторыми результатами эксперимента.

- Ну, молодой человек, все идет по - плану, хотя несколько медленнее, чем я думал. Сознание Джека полностью исчезло и теперь у этой шкуры только один хозяин - вы. Вы еще не зверь, но уже и не человек. Вот скажите, сырого мяса иногда не хочется? Ага, облизываетесь! Ну ладно, это пока рановато, стрессы нам не нужны.

В этот раз Айболит неверно понял мое облизывание - думал я о другом. У меня в свое время был знакомый, которому пришлось иметь дело с людьми, долгое время бывшими в кавказском плену. Содержали их много хуже, чем меня, и, по словам моего знакомого, на людей они были похожи только внешне. И ели они иногда нечто похуже сырого мяса. Я подумал, что доктор ничуть не лучше тех работорговцев, потом я вспомнил о своих успехах в метании камней и о том, что скоро мы с Айболитом окажемся по одну сторону решетки - именно тогда я и облизнулся. К счастью, доктор не умел читать мыслей.

- Еще пара месяцем, и можно будет вас предъявить как результат удачного эксперимента, только надо заранее подготовить общественное мнение, а то могут неверно истолковать моральную сторону. Ну, это легко поправимо, мораль - штука гибкая, надо только уметь гнуть, а не ломать, да - с!

Вечером того же дня со мной разговаривала лаборантка. Она была немножко навеселе, от нее пахло вином и праздником - назавтра был ее день рождения и кто - то ее успел угостить.

- Ах, Джек, это так грустно - день рождения! Еще один год прошел, а счастья все нет. Странный ты какой - то пес, даже не гавкнул ни разу...

Это было правдой - лаять я не любил и даже не пробовал ни разу, а вот рычать мне нравилось. Только рычал я, когда был один, просто так, ради того, чтобы слышать свой голос.

- Может, ты вообще немой? Завтра меня не будет - гости прийдут, а послезавтра я принесу тебе чего - нибудь вкусненького, что со стола останется. Нет, я тебе специально чего нибудь оставлю. Хочешь, салат из кальмаров? Я по тебе скучать буду, славный капитан Джек.

Завтра! Завтра ее не будет, а будет один Айболит! От волнения я вскочил, подошел к решетке и уставился на выключатель. Лаборантка неожиданно протянула руку сквозь прутья и почесала у меня за ухом.

- Славный, славный песик, бедненький, такой же одинокий, как и я. Над тобой тут эксперименты какие - то ставят. Тебе не больно? Ого, какие у тебя шрамы на голове. Тебе что, мозги здесь вправили?

От ее прикосновения я потерялся, не знал, как себя вести - меня никто не касался уже несколько месяцев, я замер, сжался и просто слушал.

- А хочешь, я тебя заберу отсюда, когда все кончится? Будешь жить у меня, я в доме живу, не в квартире, и садик маленький есть. Только ты не обижай мою Мурку, ладно? Я тебя еще немного поглажу, можно? Только Николай Васильевич не должен знать, он запретил к тебе близко подходить, говорит, ты укусить можешь. Только я думаю, ты меня не укусишь, ты ведь добрый, правда?

Я посмотрел на видеокамеру - она была выключена. Лаборантка проследила за моим взглядом, убрала руки и отошла от решетки. Вся она была сейчас одним большим недоумением.

- Ты что, понимаешь меня? Знаешь, что такое камера? Да кто ты, Джек? Наверное, я пьяная... Ладно, через день я прийду и разберусь с профессором. Давно хотела спросить, что это за эксперимент такой и как это пес может на компьютере работать. А ты пока не скучай, хорошо?

Когда я остался один, то не сразу справиться с волнением. Я долго ждал этого момента, а когда он наступил, растерялся. Впрочем, скоро я взял себя в руки и стал приводить свой план в действие.

Я дождался темноты и, когда она настала, пошел в сад, к куче моих камней. Я загрузил их в миску и провел еще одну, последнюю, тренировку. Было не очень темно и я был в ударе - я тридцать раз метал камни и не промахнулся ни разу. После тренировки я, поверивший в свои силы, перетащил мою катапульту к решетке. Здесь план дал небольшую трещину - в саду миска стояла на мягкой земле, здесь же пол был деревянный, я мог промахнуться. Затруднение это я преодолел тем, что подтащил к решетке свой коврик и на него поставил миску - теперь условия были привычные, я не мог промахнуться.

Некоторое время я сидел и смотрел на выключатель. У меня было десять камней, десять попыток. Я должен был обязательно попасть - ведь если утром Айболит заметит валяющиеся у выключателя камни, от обо всем догадается и больше не даст мне шансов. Я зарычал, чтобы успокоиться, и принялся за дело.

Все оказалось очень просто - я попал с первого раза, выключатель сработал и решетка, урча моторчиком, медленно поднялась. Я сразу побежал к лестнице и поднялся по ней. Лестница была в десять ступенек, и посредине имела площадку. Здесь она меняла направление, сворачивая направо. На том конце лестнице была еще одна площадка и дверь.

Замок от двери был с той стороны, с этой же была только замочная скважина английского замка, и я не смог рассмотреть, что за этой дверью находится. Из за того, что лестница имела поворот, решетка от двери видна не была. За дверью было достаточно места для меня, и я решил ждать Айболита именно здесь. Но сначала я уничтожил все следы камнеметания - сами камни я отнес туда, где их взял, а миску положил на место. После этого я лег на свое привычное место на коврике ждать утра - была еще только ночь.

План мой заключался в том, чтобы оказаться между Айболитом и дверью. Если он чувствовал за собой вину, то должен был меня испугаться и попытаться удрать. В таком случае он мог бежать только в сад, через мою спальню - решетку я не опустил. Из сада было два выхода - в дом, по лестнице и к лесу, через ту самую дверь, возле замочной скважины которой я проводил так много времени. Дверь в дом не открывалась из сада, а только изнутри и ею хирург воспользоваться не мог. Дверь к лесу открывалась ключом, но я думал, что Айболит вряд ли носит этот ключ с собой. Поэтому во внутреннем дворике врач оказывался в ловушке. Тогда я не знал, что буду с ним делать и даже не хотел об этом думать. Я допускал мысль, что у него может быть какое - нибудь оружие, но в спальне было так тесно, что он вряд ли смог бы им воспользоваться - просто не успел бы, а в саду были деревья, за которыми я мог спрятаться и из за которых мог бы напасть. Я чувствовал за собой такое моральное, духовное превосходство, что был абсолютно уверен в своей победе в случае схватки.

Когда ждешь, время течет медленно, как будто стоит на месте. Я лежал и думал о том, что будет завтра, и чем я буду жить, когда добьюсь своего. И еще я думал о том, что как было бы прекрасно, чтобы у Айболита оказался ключ от двери к лесу - тогда я убил бы сразу двух зайцев. Кроме того, были мысли о лаборантке, о том, что я и правда буду без нее скучать - я надеялся, что смогу выбраться через дверь, в которую Айболит войдет в мою спальню. Потом пришла мысль, что все же было бы лучше, чтобы я уснул, а утром проснулся опять человеком - я думал, что теперь знаю, как и для чего жить и как это здорово - быть человеком. По крайней мере, люди так не страдают от блох, которые меня снова начали одолевать. Я сходил в душ, блохи отстали и теперь все мои мысли были о том, успеет ли моя шерсть высохнуть до прихода Айболита или нет - мокрым я не мог бы выглядеть грозно. Шерсть моя, кстати, была не в лучшем состоянии - меня ведь не расчесывали несколько месяцев, но это меня не беспокоило. А ночь все тянулась и тянулась, и мне стало казаться, что время остановилось и что теперь так всегда и будет - тусклая лампа над головой, мокрый коврик и бесконечное ожидание рассвета.

Однако все, что имеет начало, имеет и конец, пришел конец и этой ночи. Из сада потянуло утренней прохладой, скоро черный цвет ночи сменился серым, а затем и наступил долгожданный рассвет. Я, как всегда, погулял по садику. Лес в замочной скважине показался мне ближе, чем был всегда, и я несколько дольше обычного на него любовался. Потом я занял свою позицию за дверью и снова стал ждать, но на этот раз недолго.

Скоро за дверью раздались шаги, я услышал, как щелкнул замок, и дверь открылась, чуть не стукнув меня по носу. Потом дверь захлопнулась - этот выход был для меня отрезан - и я увидел спину спускающегося по лестнице человека в белом халате - это был Айболит. Я пошел за ним.

Мы свернули за угол - между нами было всего три шага, но он меня пока не замечал. Подойдя к решетке, Айболит остановился и некоторое время смотрел на нее - она была поднята, и он, наверное, не сразу понял, что происходит. Затем он поставил миску, которую до того держал в руке, на пол, прямо там, где стоял и обернулся. И тут он увидел меня.

Я был от него в двух шагах - огромный сенбернар, со свалявшейся и немного сырой шерстью, я стоял между ним и выходом и скалил зубы, что, по моему, должно было означать улыбку. Глаза Айболита расширились, он развернулся, нырнул под решетку, пулей пронесся по моей спальне, наступив на коврик, и выскочил в сад. Такое поведение означало для меня одно - он чувствовал за собой вину, и я пошел за ним. Увидев след ботинка на коврике, я зарычал - мне это очень не понравилось.

Когда я вышел во двор, Айболит пытался открыть дверь в дом - он просто дергал за ручку, хотя не хуже меня знал, что если она закрыта на ключ, то открыть ее можно только изнутри. Увидев меня, врач бросил свои попытки и побежал к другой двери, той, что вела к лесу. Прилив счастья накатился на меня неудержимой волной - моя охота удалась, я поймал врага, и теперь он был в моей власти - как раньше я был в его. Я повалился на траву и начал по ней кататься - это был единственный способ выразить свои чувства, ведь смеяться я не мог. Это длилось очень недолго, я встал и направился к Айболиту. Даже и сейчас я не знал, что собираюсь сделать. Я только заметил, что непроизвольно оскалил зубы и что шерсть на мне встала дыбом, а хвост поджат и прилип к брюху снизу.

Айболит между тем достиг двери, сунул руку в какую - то щель над нею и достал оттуда ключ. Ну, конечно, это же был черный ход и ключ должен был быть где - то рядом! Я остановился за спиной человека и ждал, когда он откроет дверь. Я сдерживал свое желание зарычать - хирург от волнения и так не мог попасть в замочную скважину, потом все же попал, повернул ключ и стал изо всех сил толкать дверь от себя. От страха он, наверное, плохо соображал - дверь открывалась вовнутрь, я изучил эту дверь до последний трещинки. Мне очень хотелось, чтобы дверь открылась и я зарычал. Айболит обернулся.

Сенбернар - порода собак - горноспасателей. Мы должны вытаскивать людей из под снежных лавин, а люди при этом могут хватать нас за разные части тела, что необходимо терпеть. Агрессивные черты характера собак этой породы подавлялись столетиями, поэтому мало кто видел сенбернара во гневе. Айболит увидел. Глаза его, казалось, сейчас выскочат из орбит, он побледнел, по цвету став таким же, как стена возле двери. Потом черты лица разгладились, он каким - то по - детски чистым, беззащитным голосом прошептал:

- Мамочка, мама-а-а, - и повалился рядом с дверью, примяв розу, на которую любила смотреть лаборантка. Ключ выпал из двери, а сама дверь плавно и без скрипа отворилась.

Я подошел к Айболиту. Мое звериное чутье сообщило, что передо мной труп. Его убил страх, он боялся расплаты и сам за себя заплатил.

Я вернулся в свою спальню, прошел под решетку и съел свой завтрак прямо там - в сад идти не хотелось. Потом я утащил миску на то место, где она всегда была, вернулся к выключателю и ударил по нему лапой. Пока решетка медленно опускалась, я прошел под ней и снова вышел в сад. Теперь никто не догадается, что решетка была поднята, когда сюда вошел Айболит. И никто не обвинит лаборантку в забывчивости.

Я подошел к двери и лапой вытолкнул ключ наружу - стало похоже, что врач вошел снаружи. Мне не хотелось смотреть на мертвеца, но я все же обернулся, потом вцепился зубами в розу, которую примял Айболит. Мне было больно, у цветка были длинные и острые шипы, но стебель я перекусил. Розу я отнес в спальню и положил на коврик - у лаборантки был сегодня день рождения. Я уходил - и пусть теперь думает, что хочет. Наверное, я все - таки буду по ней скучать.

Я пробежал через сад, выскочил наружу и побежал к лесу уже не оглядываясь. Все мои мечты сбылись, сегодня был самый счастливый день в моей жизни. И этот день еще только начинался!