Захаров Владимир Иванович : другие произведения.

Состязания с кровью и без

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  

Владимир ЗАХАРОВ

0x08 graphic

  

  

0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic

   Яркое солнце отражалось в воде, когда измученная зноем лошадь, втягивала губами живительную влагу реки.
   Из-под белых от пыли ресниц блуждающе смотрели на воду её воспалённые глаза. Струйки пота текли по вискам.
   Запряжённая в телегу, стоя по брюхо в воде, она встряхивала гривой, отбиваясь от назойливых мух, и с удивлением вскидывала голову назад.
   "...Чего бы я так орала", - говорил её выразительный взгляд.
   На телеге стояла железная клетка, и заключённый в ней узник истошно орал и метался, и всё никак не хотел примириться с тою злой участью, которую уготовила ему судьба.
   Получив вместо ответа ещё более ужасающий крик, она взмахивала хвостом и снова принималась пить воду.
   Пили все вместе, - лошади, люди...
   - Не ори. Не поможет, - лениво промямлил тучный монах, привалившись к брюху и без того едва державшейся на ногах лошади. Стоя в воде прямо в одежде, он поливал из ковша себе на голову.
   В дорожной пыли барахтались взъерошенные воробьи, в небе кружил, будто, привязанный, степной хищник, обнажённые пороги тянули прохладой прозрачных струй.
   - А-а-а-а! - раскатистым эхом неслось над рекой. - А-а-а-а...
   Пленник, ещё молодой, лет 20, изо всех сил тряс железные прутья, запрокинув голову назад в неистовом крике, словно, взывая к Всевышнему. Мокрый, ободранный, обезумев от отчаянья, он метался из стороны в сторону, теряя последние силы.
   - А-а, что б тебя... - произнёс монах и зачерпнул в ковш воды.
   Небольшой эскорт, остановившийся у реки, состоял из упомянутой повозки с клеткой, пяти вооружённых монахов и подводы с провиантом.
   Монах с ковшом, по всей видимости, главный из них, подошёл к клетке.
  -- Пей, чего орёшь?.. Пей, говорю! - поднёс он свой ковш.
   Облачением своим этот огромный монах напоминал пиккардийца, а лицом и всею фигурой рассерженного льва, с которым натуральному льву, пожалуй, лучше бы сейчас не встречаться.
   - А-а!.. А-а-а!.. - не унимался пленник, оставив ковш без внимания.
   Косматый детина протянул свою лапищу, схватил за шиворот, прижал к прутьям и вставил ковш в его орущий рот. Захлёбываясь, извиваясь и кашляя, несчастный пил из последних сил. Когда он обмяк и свалился, монах выплеснул остатки ему на лицо, и сам отвалил.
   Впереди, на сколько хватал глаз, расстилалась выжженная солнцем степь. И только там, где протекала река, жизнь напоминала о себе буйной растительностью, облепившей берега. Эскорт двигался по дороге, поднимая такие клубы пыли, что задним всадникам совершенно нечем было дышать. Лица монахов были закрыты платками, и в чёрных одеждах, с мечами и копьями, они являли собой довольно грозное зрелище. Двигаться быстро было нельзя из-за пыли, поэтому двое всадников ехали по краям, а телеги с клеткой и с провиантом - посередине дороги. Замыкали процессию ещё двое всадников.
   Монах-пиккардиец, возглавлявший эту процессию, сидел на телеге с клеткой, привалившись спиною к железным прутьям. Он тяжело дышал, кашлял, обливаясь потом, и то и дело сплёвывал песок изо рта. Вся эта поездка была явно не по душе. Подгоняя вожжами кобылу, он посматривал иногда и назад, - а не помер ли пленник.
   Пленник же, вскинув нога на ногу, заложив руки под голову, возлежал на дне клетки, обвеваемой клубами пыли. Он смотрел на небо, думая о чём-то своём, являя полное безразличие ко всему, что творилось вокруг, отчего возницу почему-то всякий раз передёргивало.
   Но вот, наконец, кончилась степь, и дорога потянулась вдоль живописного берега Луары. Впереди стали виднеться очертания старинного замка.
   "Блуа" - было написано на железном щите у дороги...
   Далеко в поле, слева от дороги, два всадника, вооружённые рыцарскими доспехами, на боевых конях мирно скакали по зелёному лугу. Один красный, другой желтый плащи развевались за их спинами. После пыльной дороги по выжженной зноем степи это казалось почти сказкой. Минуя шумные пороги и тихие плёсы, в тени раскидистых вязов, река подходила одним своим берегом к крепостной стене и дальше скрывалась в холмистых лесах.
   Дорога, повернув от реки и пройдя луг полевых цветов, потянулась к замку, окружённому обводным каналом. Со стороны древних крепостных стен доносилось многоголосие огромного числа людей, их ликующий безудержный гомон. Какое-то торжество там у них, видимо, было в самом разгаре.
   Перед въездом на мост в направлении главных городских ворот дорога круто повернула и потянулась вдоль канала, заставляя проезжих огибать город по дуге и быть на глазах его жителей, как на ладони.
   Всё явственней, по мере приближения, доносились голоса ликующей толпы, расположившейся на песчаном берегу у крепостной стены. Подогретая обильным хмелем и ярким солнцем, разношерстная публика веселилась. Под навесами, шатрами и прямо на песке располагались торговые ряды, повозки с овощами и фруктами, лотки
со сладостями, жарящееся в котлах мясо, бочки с вином, и праздничное настроение витало кругом.
   С завидной лёгкостью монах-пиккардиец спрыгнул с телеги и вскочил на лошадь верхом, чтобы лучше всё видеть. Кавалькада с пленником в клетке ехала вдоль обводного канала. Им не нужно было в город, путь их шёл мимо, а поскольку дорога шла берегом, чуть ли не у самой воды, и канал не широкий, поэтому всё происходящее виделось, можно сказать, в непосредственной близости.
   Одна картина сменялась другой. Тут и дети, беспрестанно рвущиеся к воде и с визгом бултыхавшиеся в ней, а матери, уставшие отгонять их;
   палатки, повозки с товарами, и суетящийся пёстрый народ;
   здесь и бочки с вином, и громко доказывающие свою правоту торговые люди;
   старики, поющие пьяные песни;
   и хохочущие девки, прижатые бойкими молодцами;
   умывающиеся потом рыцари на конях в раскалённых от солнца доспехах; пилигримы, епископы;
   пышные трибуны гостей под широким навесом, и стражники в медных касках, охраняющие зорко;
   и, наконец, - сам Принц! В белых воздушных одеждах, - само изящество и грация! Окружённый прекрасными дамами, в обществе графов, князей, священников и поэтов, он держал свою руку вверху, кого-то приветствовал и вдруг вырвал из-под манжета платок и взмахнул!
   Толпа разом вздрогнула, заревела, заулюлюкала, дамы заголосили, как один все поднялись, шеи вытянулись, ладони ко лбу козырьком приложили, и уставились вдаль, где трава и цветы, и большое зелёное поле.
   Ехавшие эскортом монахи невольно посмотрели влево от себя, куда устремлены были взоры всех с того берега, и увидели в глубине поля несущихся друг на друга во весь опор двух всадников, тех самых, которых заметили ещё вдалеке, когда подъезжали.
   В рыцарских доспехах, в полном боевом снаряжении они неслись друг к другу навстречу с копьями наперевес. Один красный, другой жёлтый плащи развевались за их спинами. Поравнявшись, они вскинули вдруг копья вверх и вскочили на стременах во весь рост, видимо, приветствуя друг друга. Проскочив так вихрем мимо, они ускакали друг от друга где-то на полверсты и затем резко, почти одновременно, повернули в сторону канала, к дороге, навстречу трибунам.
   Доскакав до канала, они так же резко, на всём ходу, осадили коней, и, встав на дыбы, повернули их друг против друга.
   Выйдя на боевой рубеж, они, ничуть не смутившись кавалькады всадников и двух повозок, мирно ехавших по дороге посреди их пути, и ни на мгновение не останавливая коней, пустились навстречу, яростным вихрем вздымая пыль за собой.
   Вооружённые монахи явно заволновались, закрутились, завертели шеями. Они оказались как раз в самом центре между двух несущихся лоб в лоб рыцарей.
   Подбадривающий рёв толпы, звуки труб, улюлюканье и трещотки нарастали с каждым мгновеньем. Положение кавалькады стало явно ненадёжным, если не сказать критическим. Рыцари разогнали своих коней так, что остановить их уже не было никакой возможности. И когда расстояние между ними сократилось настолько, что рёв толпы явно стал напоминать вой какого-то гигантского зверя, монахи дрогнули, заорали и рванулись с лошадьми прямо с насыпи в воду. Монаха-пиккардийца, сидевшего верхом на кобыле, будто, сдуло с хребтины. Кубарем он свалился в песок и на карачках пополз в воду.
   А телега с клеткой, между тем, мирно продолжала свой путь, и на дне её всё так же спокойно возлежал наш пленник.
   С расстояния в полверсты, презрев страх и открыв забрала, с диким оскалом белоснежных зубов, раздирая хрипящие глотки, сближали жёлтый и красный своих бешеных коней в неумолимый удар.
   - Ха-а-а!!! - раскатисто грохнула разом толпа, и, прогремев, оцепенела.
   Так бывает в природе самой, - удовлетворившись неистовой жаждой, вдруг быстро всё гаснет и холодеет.
   Ещё ликовали дети, стоя около воды, визжали вполголоса возбуждённые девки, ещё кричали по инерции пьяные старики, а тишину всё больше и больше заполняла шумевшая где-то далеко на порогах Луара и звеневшие высоко в небе хлопотливые жаворонки. Всадники лежали на траве и казались бездыханны. Неестественные позы их едва прикрывали плащи, из-под которых сверкали блестящие латы. Тот, что был в жёлтом плаще, лежал без шлема, в пыли и в песке, ногами к дороге, головой у воды. Лёгкий ветерок шевелил его кудри. Стоявшая над ним здоровенная кобыла, та, что была запряжена в телегу, а на телеге клетка с пленником, мирно обнюхивала его мокрое от пота лицо. Железная клетка, которая должна была упасть на него, едва держалась на самом краю, лишь немного упёршись в кобылий зад.
   Высунув голые пятки, и упёршись в кобылью задницу, пленник едва сдерживал клетку, боясь шелохнуться. Крепко вцепившись руками в железные прутья над своей головой, он совершенно не представлял, как теперь выходить из этого положения. Лёжа так на спине, он уже не испытывал прежнего удобства, но даже и это его неудобство, было ясно, совсем ненадолго.
   Лица другого рыцаря, собственно, не было видно, - оно было залито кровью, и слипшиеся чёрные кудри лежали на разорванном красном плаще.
   Захрапели, заржали осиротевшие кони, скакавшие по полю.
   Долго и грустно ответила в тон им кобыла, глядя на поверженых.
   Подвода с провиантом оказалась далеко впереди на дороге без седока, и лошадь то и дело оборачивалась, не понимая, что, собственно, произошло и почему никто не пытается её догнать и потянуть за вожжи?
   Тишину прервал рыцарь в жёлтом. Шевельнувшись, он вздохнул как-то так и сказал тихо: "Ох..."
   - О-ох, - повторил он вдруг явственней.
   - Что - "ох"? Вы там, как, князь, вообще, живы или нет? - спросил на полной тишине Принц с другой стороны канала.
   - М-мм... - простонал в ответ рыцарь.
   Наступила какая-то неловкая пауза. Никто не знал, что делать.
   И тогда, поскольку он был ближе всех к пострадавшим, заговорил наш пленник в клетке, всё также, впрочем, лежа на спине, держась руками за прутья и упираясь пятками в кобылий зад.
   - Тут, Принц... такая история... - начал он, рассматривая свои пальцы на ногах. - Как Вам сказать? Кто жив, а кто не очень.
   - Да?
   - Ага.
   - Пить... пить... - простонал рыцарь в жёлтом.
  -- Это что он там, пить, что ли, просит? - поинтересовался Принц.
  -- Ну да, - ответил пленник.
   - Так вода-то, вроде, у его рта? Ну, пусть попьёт из ручья.

Наступила тишина. Все ждали, что будет дальше.

   - Из ручья... Хм! - усмехнулся пленник.
   - Что? Что Вы? - подался вперёд в своём кресле Принц.
   - Да ничего... В том-то и суть!
   - В чём?
   - В противоречии, мой Принц, в противоречии!
   - То есть?
   - Ну, вот лежит он над ручьём, - да? И казалось бы, ведь правда, - ну, открой рот-то и попей, - да?
   - Да.
   - Ан нет! Он будет умирать от жажды над ручьём, но к воде не притронется.

Принц посмотрел на приближённых. Все переглянулись.

   - Да? - ещё больше потянулся он в кресле. - А почему, Вы думаете? Может, у Принца плохая вода в ручье ?
   - Упаси его Бог!
   - Тогда почему?
   - А он думает, что ему тут поднесут.
   - Как это, - поднесут?
   - Ну, не из ручья же?

Все с недоумением посмотрели друг на друга.

   - А-а... Ну, - да. Да?! - подбодрил его неожиданно Принц.
   - Ну, конечно. Пришил приятеля-то... Вы же видите. Ну, и лежит... героем таким. Ждёт Победного, пенного. Вроде, он очень устал, - понимаете? Трудно всё-таки... Жара, опять же. Ну и... как бы это сказать? Он ведь так же мог бы лежать тут... вместо красного... Нет, нет, Принц, не уговаривайте, он из ручья пить не будет, - надо поднести.
   - Кто это? - спросил Принц у придворных, но придворные только пожали плечами.
   В этот момент вся толпа как-то разом задвигалась, задёргалась, заволновалась, а женщины даже вскрикнули. Все увидели, как Рыцарь в жёлтом, лежавший всё это время совершенно недвижно, вдруг зашевелился, медленно приподнялся на локте, с усилием повернулся на живот, и потянулся, превозмогая боль, к копью, лежавшему в каком-нибудь метре от него.
  -- Мм-м... Оо-х... - простонал Рыцарь в жёлтом, превозмогая боль. - Что же это за хам-то здесь выискался?.. О-ох... Мм-м... Не потерплю...

Медленно, но верно Рыцарь продолжал тянуться к копью.

   - Ну? Что я Вам говорил, Принц? И ведь не к воде ползёт, заметьте, не к воде. Ему, вот как есть сейчас, или пенного подавай, или крови. А я откуда ему нацежу?
   - Кто это? - вновь обратился Принц к придворным.

Все опять только плечами пожали.

   - С пенным у меня тут... как Вы сами понимаете... сложновато. Ну, а насчёт крови, это не ко мне.
   - А к кому? - изумлённо улыбнулся Принц.
   - К Ришару.
   - К кому, к кому?
   - К Ришару. Он у меня всю кровь-то выпил.
   - К какому Ришару?
   - Ну, к этому... - поглядел по сторонам пленник, - к мордастенькому такому... полненькому... К душехранителю моему! Около клетки-то всё вертится, - ну, как же. Последние остатки крови моей в нём. Кстати, где он? Ваша Светлость, Вы не видели? Здор-ровый такой. Ришаром звать. Ришар! Риша-ар!.. Господи, кто же теперь меня повесит-то? Ри-ша-а-ар!
   - А вас должны повесить?
   - А как же? Риша-а-а-ар!!. Нет, правда, где ж мой полненький-то?

Среди публики стал раздаваться робкий хохот.

   - За что?
   - За что - за что... Риша-а-ар!!
   - Кто это?! - ещё раз спросил Принц у придворных, уже явно веселясь.
   И тут будто что-то лопнуло, что-то прорвало, - разразился такой дикий хохот, что многие в толпе даже схватились за сердце. А дамы настоятельно тут же потребовали:
   - Принц, Принц, непременно узнайте, - кто это?
   - Да, да, мы хотим знать, кто этот тип в клетке и за что его хотят повесить? Да тише же вы, тише!
  -- Тихо, тихо... - стали успокаивать друг друга в толпе.
   Наступила еле сдерживаемая тишина, тем более, что к этому моменту рыцарь уже вытянул копьё и, развернув его в сторону клетки, стал медленно переворачиваться с живота на спину.
   - Милейший, Вы кто будете? - с искренним любопытством спросил Принц.
  -- Думаю, что я не успею ответить Вам, Принц... - заговорил пленник, невольно поднимаясь в клетке. - А!! А-а-а! - заорал он в ужасе, когда Рыцарь стал заносить копьё для удара.
   Пленник метнулся в сторону. Клетка тут же накренилась и, поскольку держалась на честном слове, оторвалась от кобыльего зада, грохнулась с повозки всей своей железной тяжестью и тяжестью пленника прямо под уклон в песок, и там перевернувшись, влепилась со всего маху в богатырское брюхо рыцаря.
   -Ооо!! А-а-а!! - взревел тот, как слон.
   - А-а-а! - орал в унисон ему пленник.
   В публике все, даже самые мужественные, попадали со своих мест и поползли под скамейки, телеги и бочки.

Женщины и дети завизжали, как поросята.

   Сам Принц, упав на епископа, стоявшего рядом, чуть не свалился с трибуны.

Кругом творилось что-то невообразимое.

   Между тем, на другом берегу канала завязалась настоящая драма. Противники оказались в непосредственной близости друг к другу.
   Огромные лапищи рыцаря пытались схватить, похожего на гадкого ободранного щенка, мечущегося по клетке пленника. И только природная смекалка отвела от него неминуемую гибель.
   Шарахнувшись в очередной раз в сторону от занесённого на него копья, и упав навзничь, он почувствовал под руками песок. Зажав его в кулачках, он бросил порцию песка из одного кулачка в разъярённые глазища рыцаря, а когда тот заорал ещё пуще, высыпал песочек из другого кулачка в орущий его зев.
   Рыцарь страшно закашлялся, стал плеваться, грозить кулаками под неумолчный гогот толпы, но потом отвалил, и вскоре даже притих и обмяк, - разве что мычал так иногда и постанывал слегка. Он был мужественный человек, - этот рыцарь.
   Когда толпа немного поутихла, наблюдая эту картину, Принц снова вернулся к своему вопросу.
   - Вы нас изрядно позабавили, сеньор! - воскликнул он, воодушевляясь. - Вы сразились с одним из сильнейших рыцарей Франции. Ему явно не везёт с Вами. Ни в бою во имя своего Суверена - Короля, ни в рыцарских турнирах, он не знал ещё такого поражения, как сегодня. Вы победили моего самого лучшего рыцаря. А кто же будете Вы, милейший? Мы ждём... Да не дрожите же Вы так. Ну, же!.. Итак, Вы кто?
   - Я?.. Франсуа. Чему не рад, - сказал пленник, стоя в клетке и весь трясясь от страха. -
   Увы! Ждёт смерть злодея!
   И сколько весит этот зад...
   Узнает скоро шея.

Толпа так и грохнула разом, многие даже попадали на песок.

   - Э, да там поэт какой-то!.. - воскликнул Принц. - Ну-ка, давайте его сюда!
   Подвыпившую толпу, разгорячённую турниром, солнцем и вином уже и без того нельзя было остановить. Под общий хохот и улюлюканье многие бросились в воду прямо в одеждах и, благо, канал был небольшой, ярдов двадцать, в считанные мгновенья переплыли его.
   Облепив клетку, как муравьи, они стащили её с брюха плевавшегося песком рыцаря и поволокли в воду.
   - Э! Э, э, э! Вы что делаете, идиоты?! - в ужасе заорал пленник. - Не прика... Не прикасайтесь! Не трогайте мою клеточку! Чернь! Толпа! Э, э, э! Вы что?! Не надо. Мальчики. Ма-альчики, не надо!! А-а-а!.. Я не умею пла...О, ой! Ну, не надо же, вы что?! Ну, холодно! Помоги-ите! Помо... Не хочу... не хочу лежать в клетке на дне этой вашей вонючей канавы, которую вы называете ручьём! Убери лапы, ты! Лапы! О, о, ой! Ничего себе ручей?!. Уйди. Да, уйди же. Ну, отвали!.. Хочу в тюрьму! Хочу быть повешенным, как все порядочные во-оры-ы!..
   Народ хохотал, подбадривал и улюлюкал безумолку. Гвалт стоял такой, что Принцу всё время приходилось переспрашивать у свиты, о чём там кричит узник.
   - Да не дёргайте же вы меня, паразиты! Я бедный школяр,- это моя последняя одежда. (Пощупал штаны сзади). Нет, вы что сделали?! Вы, что...А? Там же ничего не осталось. Ну, как я теперь буду выглядеть на перекладине, сволочи?.. (Плачет.) Что ты так вцепился в мою клеточку, морда щербатая?! Чего ты гогочешь? Смотрите, ему смешно! Не надо. Не на..., мальчики, ма-а-альчи-ки!! Оай! Оай! Ой, какая холодная водичка. Ну, паразиты. О, о, ой! Ой! Вы что-о! Совсем, вообще? Вы что тут устроили?! Я - арестованный! Под охраной! Меня в тюрьму везут! Да отстань же ты!! Ну, всё, гады. Всё. Вам будет. Ой, вам бу-удет...

Хохот и улюлюканье не прекращались ни на минуту.

   В этот момент внимание всех привлекла довольно печальная картина. На противоположном берегу канала в мокром платьице, облепившем худенькое тело, горько плакала юная девушка, склонившаяся над телом рыцаря в красном плаще.
   Прямо против неё, на другом берегу, так же горько плакали старички, видимо, отец и мать. Стоя на коленях у самой воды, как пред алтарём, они плакали громко, без всяких слов, держась друг за друга, не спуская глаз с того берега.
   - Убийца!.. Убийца, убийца, убийца, убийца, - будто, в безумии повторяла девушка.
   Между тем, около рыцаря в жёлтом хлопотало уже много народу. Ему промывали глаза, чем-то отпаивали, осторожно поднимали с песка, и он покорно давал над собой работать.
   Девушка затихла, опустила руки, дерзко вскинула голову и поглядела с презреньем туда, где под большим балдахином, в сиянии белых одежд сидел тот, на кого бросали благодарные взоры толпы зевак, и кто был мишенью вожделенных взоров великосветских дам.
  -- Ненавижу... - прошептала она.
   Принц чуть повёл головой и к нему тут же наклонился ближайший вассал. Не сводя глаз с несчастной, Принц прошептал ему на ухо что-то, улыбнулся. Вассал ответил улыбкой, кивнул и поспешно удалился.
   Рыцаря в жёлтом к этому времени перенесли уже в лодку, и он, возлежав на ковре, жевал лепёшку с копчёной свининкой, запивал вином из серебряного кубка, а молодой оруженосец, стоя за спиной, расчёсывал волнистые кудри, слегка тронутые сединой.
   - Ой-й... - поморщился он, когда оруженосец неосторожно провёл расчёской по ушибленному месту.
   В сердцах он бросил кубок в лодку, лепёшку за борт и отвернулся лицом от толпы в сторону дальних берегов Луары.
   - Итак... Вы - бедный школяр, на Вас единственное платье, и Вас куда-то везут в клетке, чтобы повесить за порядочное воровство, - заключил Принц, когда клетку с насмешником толпа гогочущих поднесла к его ногам.
   Нетерпение и любопытство окружившего клетку народа сдерживала лишь близость, -относительная, конечно, - к его высочайшей светлости. Живость и независимость узника были так притягательны, что все буквально лезли друг на друга, стараясь ничего не пропустить из увиденного и услышанного.
   - Удовлетворите же любопытство этих милых дам и Наше, - и расскажите немного о себе, - кто же Вы всё-таки, и за что так немилостива оказалась к Вам Ваша судьба?
   - Ваше Величество... - отбивая зубами дробь, начал жалобно пленник, мокрый, как курица, с головы до ног, - Пожалуйста...не упоминайте о ней всуе, - а?.. Меня от неё так и трясёт. Это просто какая-то негодяйка...
   - Это судьба-то?
   - Она... Я, Ваша Светлость, нищий магистр изящных искусств. Учился в Сорбонне. Обучен латыни. Немного. Могу сочинять, и даже много. Песни, баллады, лэ, вирелэ и рондели.
   - Тогда почему же Вы так бедны? И на Вас единственное платье?
   - Так я родился не в палатах... Извините, конечно. А беден... беден был я с детства. Родился я на чердаке, умру на виселице... скоро. О! А вот и мой полненький. Ришар, ты где пропадал, змей? Меня тут чуть не утопили?! Познакомьтесь, Ваше Величество, - мой кровопивец. Ришаром звать. Ничего себе имечко? - обратился он к толпе.
   В толпе так и грохнули от смеха, - кто зажмурился, кто за сердце схватился, кто упал на песок.
   Действительно, - около клетки, откуда ни возьмись, стоял здоровенный монах-пиккардиец и сумрачно глядел на своего пленника, отжимая на толстых грудях своих мокрые одежды. Расталкивая толпу, к клетке протискивались и остальные монахи.
   - Это он выжимает мою кровь... уже выпитую - видите, какая прозрачная? Чтобы новой напиться, красненькой. Место освобождает... Ну, чего стоишь, как гора? Поклонись, не развалишься. Перед самим Принцем стоишь, негодяй,- перед герцогом Орлеанским!

Ришар кланяется.

Толпа плачет от смеха, забавляется.

   - Видишь, он беседует со мной.
   - Ну, поговори, поговори... - с намёком проговорил Ришар.
   - И поговорю.
   - Поговори, - поклонился Принцу Ришар, не сводя глаз со своей будущей жертвы.
   - Вы поглядите, как он на меня смотрит, Ваша Светлость, как смотрит! Нет, я не могу...
   - Не договорись только.
   - Моё дело.
   - Мне что-нибудь оставь. Наговори-ишься. На Монфоконской виселице. Ага... А то она там скучает ... без тебя.
   - Вот так, - сокрушённо качал головой пленник.
   В толпе уже не смеялись, там просто лежали друг на друге, и плакали, - смеяться было нечем, всё болело.
   - Вот так, Ваша Светлость. А Вы говорите, - судьба. Это... ну, Вы же видите... просто до смешного доходит!

Среди знати тоже почти до визга дошли.

   - За что же так немилостив к Вам... Ваш Бог, сеньор?
   - Ваше Величество, не надо... Вы меня извините, конечно, но не надо.
   - Чего не надо? - вытирая платком глаза, спросил Принц.
   - Ну, не надо. Тут много народу, знаете... Дети. Не надо... Женщины.
   - Вы что-нибудь имеете против детей и женщин?
   - Нет, но о Боге при них со мной не надо. Я могу что-нибудь сказать эдак... А у нас с ним счёты. Он об этом знает. Мы не любим друг друга.
   - Вы с Богом?
   - Мы с Богом.
   В толпе опять попадали от хохота и с визгом начали колотить друг друга.
   - Ах, ты, богохульник! Ах, смерд!.. Ну, я же только что тебе - что сказал?! - Ришар был, действительно, не на шутку рассержен.
   - Что?
   - Ну, так, - всё. Поехали. Хватит! (Монахам). В дорогу!! Ничего... земле и небу недолго ещё осталось сносить это! - с этими словами он начал укладывать жердины под клетку.
   - Так что... Всё. Ваше Величество, всё. Прощайтесь. Видите меня в последний раз.
   - Да в чём дело-то?! - наслаждался их перепалкой Принц.
   - Ваше Величество, это бродяга. Безбожник! С детства такой, - не прекращая работу, начал рассказывать Ришар. - Вместе с шайкой таких же, как он, разбойников, ограбил церковь. Часовенку своего крёстного отца! Это... ну... на западной окраине Парижа, может, знаете... Тот пустил его переночевать! А этот... ночью... открыл дружкам дверь... и... и вот. Во-от. Но... видите? не удалось убежать-то! В отличие от дружков. Не удалось! А поскольку он выдать их не захотел, то ему и придётся висеть одному. В центре Парижа. На Монфоконской виселице. За всех... А? Ха-ха!
   - Ну, ты чего? - оборвал его пленник.
   - Чего?
   - Ты чего встрял? Ты что тут людям портишь праздник? А? Тебе поручили повесить? Вешай! Ты всем тут уже надоел со своей Монфоконской виселицей! Я б тебя повесил, Ришар, прямо тут же, без всякой канители.
   - Тут же?
   - Тут же. Ну, чтоб не мучиться!
   - А верно ли, что он школяр... - чуть ли не рыдая, обратился к Ришару Принц, - и может сочинять, как он про себя говорит?
   - Да это для него всё равно что... на пальцы... поплевать, - с обидой в голосе ответил Ришар.
   - Да что Вы? - с неподдельной искренностью спросил Принц. - Однако... А у нас тут тоже, знаете, сегодня сочинения намечаются. Да... Сегодня Блуа входит под моё покровительство и у нас тут, можно сказать, целый поэтический турнир по этому случаю. Сегодня здесь лучшие поэты. Состязаться будут лучшие поэты Франции. Так что у него есть случай... есть шанс...
   - Некогда, Ваше Величество, некогда. Дела!.. Он уже будет сочинять только с дьяволом, на том свете. Там ему это будет куда способней, чем обчищать часовни и красть окорока на базарах.
   - А он и окорока грабит?! - изумился Принц.
   - Ого!.. Ещё как! И делает это не хуже сочинения стихов.
   - Да что Вы?!
   - Ну, я же его давно знаю.
   - Правда? А-а...
   - Это такой хулиган, Ваше Величество, такой...
   - Нет, но окорока!.. Это же просто, ну... Ай-я-я-я-я... Ну, я не знаю...
   - Ваше Величество, не берите в голову, - вмешался в их диалог пленник. - Не слушайте Вы его. Этого наслаждения Вам всё равно никогда не понять. Вы никогда окороков на базаре не крали. Да и часовни, по правде, Вам ни к чему, - своих, поди, девать некуда. Да и ограбили бы - Вам всё равно ничего. Хотя... На Вашем месте я бы, пожалуй, попробовал. В этом что-то есть. Об этом надо подумать. Хотите - научу? (Ришару.) Что ты на меня всё машешь? Смотрите, размахался тут.
   - Ну, я только что тебе - что сказал?! - в сердцах воскликнул Ришар.
   - Что?!
   - Ну, так - поехали. Всё! Хватит. В дорогу!! - заорал на монахов Ришар.
   - Ваше Величество, - ну, это всё. Видите в последний раз. Прощайтесь.
   - Скажите, милейший... - обратился Принц к Ришару.
   - Да, нет, прощайтесь, Ваше Величество, - настаивал пленник.
   - Ну, а всё-таки... - обратился он тогда к пленнику. - Зачем Вам часовенка-то сдалась?!
   - Как, зачем? - в свою очередь изумился пленник.- А кушать?
   - Кушать?! - переспросил Принц.
   - Ну, да. Кушать. Вы кушаете? Ну, и мы кушать хотим.
   - Ну, и покушали?
   - Покушали, как видите. Кому как Бог послал... не правда ли, мой Принц?
   - Но это же нехорошо?
   - Нехорошо?!
   - Нехорошо ужасно!
   - Вы знаете... однажды к Александру Македонскому, Ваше Величество, привели одного ужасного пирата. Поймали. И на вопрос Македонского, почему он так плохо себя ведёт, тот ответил:
   "А в чём повинен я?! В насилье?
   В тяжёлом ремесле пирата?
   Будь у меня твои флотильи,
   Будь у меня твои палаты,
   Забыл бы ты про все улики,
   Не звал бы вором и пиратом,
   А стал бы я, как ты, Великий,
   И может даже, - Император."
   Наступила неловкая пауза, тишина, и в наступившей тишине все услышали вдруг красивый металл бархатного голоса.
  -- Принц, Вы не находите, что этот... шутник... начинает уже где-то терять чувство юмора?
   Все оглянулись и увидели Рыцаря в жёлтом, стоявшем недалеко от Его Величества в прекрасном светском одеянье.
   - Да? - спросил Принц, слегка обернувшись.
   - Да.
   - Ну, в общем-то, - да... где-то есть, где-то есть.
   - А при чём тут юмор? - неожиданно обернулся в клетке пленник. - Никакого юмора. Я о деле говорю, - делюсь опытом... великих. Вы просто не осознали ещё всей выгоды своего положения. Но это придёт... со временем. Когда-нибудь человечество оценит эту мою мысль.
   - Какую мысль? - поинтересовался всё-таки Принц.
   - Вы понимаете, Ваше Величество, ограбить и остаться безнаказанным, - в этом есть какое-то особенное упоение! Так он лежит у Вас дома, окорок этот, к примеру, - Вы на него и не взглянете, но у него же, у ограбленного, вкус возрастает неизмеримо! Советую попробовать. Это несказанное наслаждение.
   - Вы полагаете?
   - К тому же, безнаказанное.
   - То есть?
   - Ну, вроде, Вы его съели для нашей же пользы. И мы должны быть благодарны Вам за то, что Вы его съели. Так или не так? Что Вы молчите?
   - А-а... Ну - да.
   - Ну, так а я о чём? Преступление, которое не наказано, уже не преступление, а благо, Ваше Величество.
  -- Да?
   - Ну, конечно... И потом, - это жутко интересно! Вы представляете, Ваша Светлость, как Вы тщательно готовитесь, продумываете во всех изгибах детали операции, переодеваетесь до неузнаваемости, пробираетесь на базар, мешаетесь с толпой, наконец, искуснейше крадёте окорок с изумительнейшим, головокружительным вкусом закопчённой на медленном дыму задней части кабана. М-м-м-м... И бежите! За Вами погоня, кричат: "Держи-и!.." Кричат: "Убью-ю!..." А Вы исчезли. Улизнули! И в какой-нибудь подворотне, за стаканом какого-нибудь красного "Бургундского", а, можно даже прямо из бутылки, забыв весь мир на свете, над этой задней частью кабана несчастного, издеваетесь! Ваша Светлость, - представляете? Вы же форменным образом просто издеваетесь над ней! И в этот момент Вас хватают. Поймали! Кругом кричат, лица потные, красные, - все волнуются. Вас пинают ногами, вяжут, тащут к центру Парижа, там на площади для вящей назидательности сооружают специальную перекладину, собирают много народу, накидывают Вам на шею петлю, до Вас доходит гнусный запах мерзкого мыла на верёвке. Вы немного волнуетесь. Вас просят сказать последнее слово, с Вас снимают колпак, все опять волнуются, вглядываются в Ваши глаза, чтобы увидеть страх и отчаяние, - и вдруг! Все узнают, что это Вы... "Это Вы, Ваше Величество?!"- изумлены все. "Мы", - просто так и с правильностью в лице отвечаете Вы. И - всё. И Вам ничего. Вам - ничего, а нам всем стыдно... перед Вами. А?!! Все стоят понурясь, а Вы качаете перед нами головой и говорите!: "Ай-я-я-я-я-яя!" Нет, правда, Ваше Величество, советую, - в этом что-то есть. Этого наслаждения просто ещё не раскусили, но я уверен, что за ним или за одним из его вариантов большое будущее.

Издалека донёсся шум порогов Луары, такая стояла тишина.

   - Я же говорил... Я говорил... - плача, шмыгал носом Ришар. - Это такой хулиган, Ваше Величество, такой пересмешник... (У него начинает вытягиваться лицо) я уверен... (а глаза вылезать на лоб) сам Создатель даже предположить не мог, что такое может родиться... Ну, где ты, паразит, спёр этот окорок?! Где?! Когда?! Ты же не выходил из клетки? (Плачет). Ну, как его не повесить, Ваше Величество?.. Ну, ничего святого!
   Все обернулись и увидели: в самом деле, на дне клетки, на остатках соломы, возлежал наш пленник и с аппетитом уплетал чей-то недоеденный окорок, совершено не понятно, каким образом и когда оказавшийся в клетке.
   - М-да. Нехорошо, - согласился Принц.
  -- Ваше Величество, а может, пощекотать его всё-таки чем-нибудь остреньким? А? - предложил переодетый Рыцарь.
  -- Остреньким?
  -- Да? А то...
  -- Вы полагаете, будет забавно?
  -- Я полагаю.
  -- Нет, всё. Всё! Поехали!! - громче прежнего заорал на монахов Ришар.
  -- А что, уже хочется кровушки? - вмешался в их диалог пленник, заканчивая трапезу.
  -- Что Вы? - с неожиданным интересом обратился к нему Принц и даже сделал знак рукой Ришару, чтобы тот подождал.
   - Я говорю, кровушки, уже хочется?
   - Кровушки?
   - Ну, да, - её... красненькой? А? Вот... проверьте себя, Ваше Величество.
   - Да, вообще-то, уже где-то есть... - как-то уклончиво ответил Принц, не столько ему, сколько самому себе.
   - Да? - переспросил пленник. - Конечно, хочется, чего уж там, Ваше Величество... Конечно.
  -- Где-то есть, - согласился Принц. - Есть-есть. Но скажите, милейший, только откровенно... разве не хотелось бы Вам, чтобы... ничего вот этого не было? Чтобы кто-то вдруг взял и заступился за Вас, защитил, похлопотал? Нет, правда, мне интересно. Я не знаю, как князю, но... Неужели не хотелось бы Вам... бродяге... сбросить с себя эту рвань и оказаться вдруг где-то, - ну... здесь, или... вон там, в красивом платье; или нет, - вот тут, среди прекраснейших дам! Писать для них баллады, рондели... М? Вот чувствуете Вы в себе эту потребность? Проверьте себя...
   Пленник немного подумал и ответил так:
   - Мой Принц!.. Не будьте в этом слишком строги:
   Кому сума, кому тюрьма,
   Кому - роскошные чертоги.
   Но, будь, мы в ценных жемчугах иль нет, поверьте,
   Никто из нас не скроется от смерти.
   Ну, тут, конечно, наступила такая тишина, что из неё никто не знал, как и выбираться.
   В который уже раз Ришар заплакал:
   - Я же говорил... Я говорил, - тихо шептал он, не решаясь дать команду на отъезд.
   Рыцарствующий князь посмотрел на клетку с пленником, на монахов, её охраняющих, и обратился к Принцу.
   - Ваше Величество, можно я всё-таки выдерну этот дерзкий язык вот этим славным копьём? - сказал он и положил руку на оружие своего телохранителя.
   - Вы полагаете, надо?
   - Это безбожник, Ваше Величество! - воскликнул Рыцарь. - Действительно, ничего святого.
  -- Да?.. Ну, выдирайте, если хотите, - согласился с ним Принц, - если Вам не лень. Ха-ха... Копьём язык... - повернулся он к дамам. - А? Ха? Ха-ха! Это интересно. Копьём язык...Но только не здесь, ладно? Где-нибудь там, в сторонке. А то ведь он сейчас кричать начнёт, что-нибудь не эстетическое сделает, - да? А? Ха-ха! Испортит нам впечатление о себе. Правда?

Дамы тут же завопили.

  -- Нет! Нет! Принц!
  -- Да что Вы? Ужас!
  -- Не хотим! Мы не хотим, Принц!
  -- Князь, умерьте Ваш воинственный пыл! Это же пленник!
  -- Он такой смешной, такой беззащитный! Не станете же Вы убивать беззащитного!
  -- Князь, не омрачайте праздник! Он так нас позабавил!
   Принц с наслаждением смотрел на публику, кивал головой и улыбался.
  -- Да? Вы полагаете? Он позабавил нас? Вы находите? - провокаторски подзадоривал он. - Вот так, значит? Да? А? Ха-ха-ха!
   - Да!! Да!! - согласились с ним в толпе, особенно дамы.
  -- Ну, что ж, тогда, пожалуй, праздник омрачать не будем. Не будем, князь? А? - обратился к нему Принц.

Князь засмеялся, зааплодировал, покорно развёл руками и поклонился.

   - Не будем! Не будем! - поддержали в толпе.
   - Ну, и хорошо. Всё-таки, как-никак, сегодня торжество. Теперь я ваш вассал. И ваш замок теперь под моим покровительством. И если я согласился, наконец, то хочу хотя бы сегодня немного покапризничать. И чтобы вы хотя бы сегодня меня слушались. Завтра я уеду к себе в Орлеан, и вы тут как хотите, но сегодня Мой День... Ну, что ж, - раз не получился турнир рыцарский, давайте, как в добрые старые времена, - турнир поэтический! А?! А вот и награда, - кубок из чистого золота. У вас в Блуа пишет кто-нибудь стихи? Пусть присоединятся к лучшим поэтам Франции. Здесь у вас так красиво: и... ваш замок, и река, и этот ручей. У меня есть прекрасная тема. Ну, просто парадокс! На оправдание. Балладу. Кто желает?

"От жажды умираю над ручьём".

   А?! Каково?.. Ну-ка? Песочек вверх и... начнём?! Я - тоже... вместе с вами. Если кто победит из вас, - лучшей балладе мой золотой кубок. Если побеждаю я... во-от та девочка - моя.
  -- Как?! - ахнули в толпе, особенно дамы.
   С этими словами все посмотрели на противоположный берег, где юная дева, положив голову на грудь бездыханного рыцаря, всё так же безутешно плакала.
   - Судить будут дамы. Можно предположить, очень ревниво и потому честно. Приготовились? Где наши перья, пергамент, чернила? Сейчас будут пущены часы с песком.
   Вокруг творилось что-то неописуемое. Особенно усердствовали дамы. Публика буквально дышала каждым словом Принца. Крики "Браво!", смех и остроты сыпались как град с неба, пока поэты готовились к состязанию.
  -- Принц! Мы Вас засудим!
  -- Да?
  -- Да-да!.. Приготовьтесь.
  -- Но это же будет... так не...
  -- Будет непременно!
  -- Как, - непременно?
  -- Будьте уверены.
  -- Лучше заранее сдайтесь!
  -- Никогда!
  -- Мужчины, неужели вы уступите это прелестное существо такому коварному обольстителю?! Где ваши баллады?
  -- А может, она и не пойдёт к Вам Принц, даже если Вы и победите?
  -- Как не пойдёт?
  -- Так, - восстанет?!
  -- Как восстанет?
  -- Как Орлеанская Дева!!
  -- Да-да! У Вас своя Дева, Принц, - Орлеанская, а у нас своя - Дева Блуа.
  -- Свободу деве Блуа!
  -- Ха-ха-ха!..
  -- Не дадим сжечь нашу Деву!
  -- А Вы? - обратился Принц к пленнику.- Как Вы?.. Пишете?..

Пленник молчал, бледный, как смерть.

   - Некогда... некогда, - отозвался Ришар, хлопоча со своими монахами над лошадьми, стоявшими против клетки у самой воды.
   - Ну, как знаете, - с безразличием ответил Принц. - Итак? За дело! Мужчины, Вы готовы? Вы запаслись перьями?
   - Да! - ответил дружный хор голосов.
   - Тогда вперёд! Часы вверх! Турнир... начался!!

"От жажды умираю над ручьём !.."

   Наступила напряжённая тишина. Заскрипели перья, записывая первую фразу.
   Ришар и ещё трое монахов подхватили клетку и потащили к воде. На берегу их ждали остальные монахи. Водрузив клетку на спины двух лошадей, связанных брюхами вместе крепкими вожжами, они поплыли к противоположному берегу.
   - Перо... - хрипло шептал пленник всю дорогу, - перо...- повторял и повторял он, пока плыли.
   Переплыв, они спешились, поставили клетку на телегу и стали готовиться к отъезду.
  -- Потом, хоть, убей... смерти не боюсь... а сейчас... пергамент и перо... - упрямо мотал он головой, уставившись в солому на дне клетки, - пергамент и перо!... Добрый, толстый, любимый зверюга... прости... прости меня, грешника... Хочу писать. Отпусти душу. И на том свете не забуду. Если останусь жить, умру за тебя. Выиграю, - кубок твой... Ришар... А? Ришар!
   Пленник поднял голову и тоскливо посмотрел по сторонам.
   Но Ришара не было. Ришар давно уже был в воде! С виду медлительный, он сразу всё понял: метнулся к лошади, вскочил в седло и во весь дух бросился в воду. Переплыв канал и спрыгнув с лошади, он буквально обрушился на толпу, уложив на песок сразу нескольких разухабистых кавалеров.
   Хмельные мужички ещё не успели опомниться, встать с песка, а монах уже откуда-то вынырнул, держа в руках пергамент и гусиное перо. Задрав подол рясы, он вскочил на лошадь и рванул под уздцы. Когда из толпы вырвался с кулаками какой-то изящный кавалер, Ришар был уже по пояс в воде, обдавая стоявших на берегу фонтаном брызг.
   - Скорей... Скорей... - хрипел с той стороны узник, кусая в кровь пальцы своих рук.
   Всю дорогу монах яростно хлестал по шее лошади с обеих рук, держа в зубах пергамент и перо.
   Достигнув берега, он бросился к клетке, протянул пленнику трофеи, но протянув, вдруг отчаянно схватился за волосы косматой гривы и возопил во всю мощь своих лёгких:
  -- Черни-ил!.. Чернил-то нет!.. Черни-и-ил!
   - Чернил... не надо, - хрипел пленник, кусая в кровь свой палец, макая в кровь своё перо, - не надо... чернил.

Из большого пальца его левой руки текла кровь.

Обмакнув перо, он посмотрел на противоположный берег.

   - От жажды умираю над ручьём, - напомнил Принц средь мёртвой тишины.

И как одним дыханьем, единым ртом толпа азартно повторила:

"От жажды! Умираю! Над ручьём!"

  -- От жа-ажды-ы-ы!! - что есть мочи, бросил на тот берег пленник из своей клетки и начал лихорадочно писать, - умира-аю!! над ручьём!!
   Смеюсь сквозь слёзы!.. и тружусь играя!..
   Также яростно толпа повторила за ним эту строчку.
   Куда бы ни пошёл, везде мой дом...
   Чужбина мне - страна моя родная!..
   Я знаю всё, и ничего не знаю!
   Мне из людей всего понятней тот,
   Кто лебедицу...
   Передаёт Ришару пергамент и перо, подставляет кровоточащий
палец, нажимает им о прут, чтобы она не затихала.
   Кто лебедицу... - он повторил, -
   Кто лебедицу вороном зовёт!
   Я сомневаюсь в явном... верю чуду...

Ришар писал предельно собранно и точно, - он был грамотный монах.

   Нагой, как червь, пышней я всех господ!
   Я всеми принят... изгнан отовсюду!..
   Я скуп и расточителен во всём.
   Я жду и ничего не ожидаю.
   Я нищ! И я кичусь своим добром!
   Трещит мороз - я вижу розы мая,
   Долина слёз мне - радостнее рая.
   Зажгут костёр - и дрожь меня берёт...
   Некоторую значительную паузу выдержал Поэт.
   Мне сердце отогреет только лёд.
   Запомню шутку я и вдруг забуду,
   Кому презренье, а кому почёт.
   Я всеми принят... изгнан отовсюду...
   Не вижу я, кто бродит под окном,
   Но звёзды в небе ясно различаю,
   Я ночью бодр, а сплю я только днём.
   Я по земле с опаскою ступаю.
   Не вехам, а туману доверяю.
   Глухой меня услышит и поймёт.
   Я знаю, что полыни горше мёд.
   Но как понять, - где правда? где причуда?
   И сколько истин? Потерял им счёт.
   Я всеми принят... изгнан отовсюду...
   Не знаю, что длиннее - час иль год,
   Ручей иль море переходят в брод?
   И вдруг, - громко, среди полной тишины, дерзко, вызывающе.
   Из рая я уйду! В аду побуду!
   Отчаянье мне веру придаёт!
   Я всеми принят??? Изгнан отовсюду!!!
   С этими словами он упал на дно клетки и зарыдал, как ребёнок, которому давно, ещё с утра, хотелось плакать.
   Стояла волшебная тишина. И в этой тишине, не шелохнувшись, стояли все, - кавалеры, дамы, простые, богатые, дети, старики, и даже животные, почувствовавшие тревожность момента.
   - Как звать этого человека? - едва слышно произнёс Герцог Орлеанский.
   - Франсуа, - ответил Ришар с той стороны, - Франсуа.
   - Франсуа ... - прошептал Принц, как во сне. - Божественно, Франсуа, - родилось у него как-то само собой.
   - Божественно... Франсуа... - в два духа ахнула заворожённая толпа.
   У многих выступили на глазах слёзы, дамы заплакали. Люди стали подходить друг к другу и почему-то поздравлять, долго трясти, обнимать, а дамы даже целовать друг друга, повторяя и повторяя, будто, в бреду, услышанное и осознанное, вразумившее их и потрясшее их, будто, вернувшийся разум после дурного сна, и вернувшийся слух после грома с небес...
   - Франсуа ... Франсуа ... Франсуа ...
  -- Из рая я уйду... в аду побуду...
  -- Отчаянье... мне веру придаёт.
  -- Глухой... меня услышит и поймёт.
  -- И сколько истин... потерял им счёт!
  -- Смеюсь сквозь слёзы! и тружусь, играя!
  -- Долина слёз мне... радостнее мая!
  -- Но как понять, где правда, где причуда?!
  -- Я всеми принят? Изгнан отовсюду!
  -- Отчаянье мне веру придаёт!
  -- Браво! Браво, Франсуа!
   Обливаясь слезами, Герцог Орлеанский поднял высоко над головой золотой кубок и попросил налить в него до краёв вина. Когда это было сделано, он передал его лучшему рыцарю Франции, и жестом показав в сторону Франсуа, с трудом произнёс:
   - Господа, я счастлив уже от одной только мысли, что принадлежу нации, которая подарила миру этого Поэта!..
   С этими словами он упал на плечо епископа, рядом стоявшего, и зарыдал в голос, ничуть не сдерживаясь и не стыдясь своих слёз.
   И снова, в который раз, многие из толпы бросились в воду и пустились вплавь к противоположному берегу.
   Высоко над головой держа кубок с вином, знатный рыцарь лёгким аллюром скакал на своем боевом коне в окружении всадников-оруженосцев по бархатной пыли дороги вдоль канала к мосту, и далее - на ту сторону, - к победителю.

Это было прекрасное зрелище!

   Ликующая толпа простых людей, к тому времени уже переплывших на другой берег, подхватила клетку, и высоко на руках несла ему навстречу того, кому она отдала свою любовь и кому вознесла славу, - славу, коей не знал ещё доселе ни один поэт в мире.
   - Да... Франсуа пишет лучше, - с мягкой улыбкой произнёс Принц, просматривая свою рукопись и рукописи знатных вельмож.
   Ему поднесли переданный с того берега пергамент, исписанный кровью поэта, и он склонился над ним, покачивая головой из стороны в сторону.
   - Нет, вы только послушайте, господа!.. "Я сомневаюсь в явном, верю чуду. Нагой, как червь, пышней я всех господ!.." (Развёл руками). Прекрасно... Прекрасно! (И вдруг лицо его изменилось). А это что такое? Я тут что-то не очень понимаю: "Чужбина мне страна моя родная"... Это как так? Разве такое может быть?.. Страна родная и чужбина... Слово какое-то тяжёлое, не эстетичное, - как вы находите, господа-поэты? А?.. "Чужбина". Это он о Франции, что ли так?.. Что вы молчите? Ну, что вы там мнётесь?
   Поэт, к которому обратился Принц, так растерялся, так побледнел, что и не знал, как тут ответить-то правильно.
   - Ну, это... вроде... аллего...
   - Что-что?
   - Ну... а... аллегория, вроде такая, Ваше Величество... как бы... но... вообще-то, - да.
  -- Что, - да?.. Вы у меня смотрите! Аллегории... - строго посмотрел Принц и снова углубился в чтение. - Сто лет страну лихорадит от бесконечных войн. Только-только избавились, наконец, от английского сапога. Ещё прах Жанны! - оторвался он вдруг от текста, - не развеялся от костра на площади Руана! В центре Парижа среди ночи бегают волки, пожирая упавших от войны и болезней, а вы?! - "Чужбина мне страна моя родная"?! За что же это вы так Францию-то?..
   Не дождавшись ответа, Принц снова углубился в чтение самым внимательным образом.
   Кубок пенного из руки Рыцаря перешёл в руку Франсуа. Их глаза встретились, и они улыбнулись слегка.
   Вслед за Принцем над пергаментом осторожно склонились знатные дамы, вельможи и духовные чины.
  -- Франсуа! Франсуа! Франсуа! - скандировала неумолимо толпа на противоположном берегу, пока он пил из золотого кубка.
   Допив чашу до дна, он шумно вобрал в себя воздух, взметнул руку вверх над железными прутьями и бросил золотую чашу через головы ликующей толпы к ногам своего тюремщика.
   Звякнув о придорожный камень, металл сверкнул на солнце и упал в двух шагах от Ришара, который скромно стоял в стороне в окружении горстки монахов. Последняя капля красного вина скатилась в песок, не оставив даже следа на золотом дне.
   Принц Орлеанский, между тем, уже садился в карету, стоявшую в оцеплении вооружённой охраны.
   А Ришар, полными слёз и тоски глазами, неотрывно смотрел на Франсуа, не обращая внимания на приличное состояние, лежавшее у ног. Он знал Франсуа очень давно. С тех ещё пор, когда тот бегал подростком по церковному двору и дразнил молодых монахов насмешливыми стишками. Попадало порой очень крепко. Сговорившись, они выслеживали и отлавливали его где-нибудь в бурьяне, на пустыре, где молодой богохульник укрывался и сочинял свои гадкие пасквили. Отодрав все уши, измазав грязью одежду, лицо, они забивали в штаны ему свежую крапиву, туда же засовывали мерзкие стишки, и трамбовали ногами его, извивавшегося в дорожной пыли "гадкого змеёныша", до тех пор, пока Ришар, заслышав крики, не прибегал на помощь. Однако Франсуа и после этого не унимался. Оправившись от побоев, он слал им ещё более ядовитые стрелы, после которых едва ни визжали монашки и помирали от смеха мальчишки.
   - Франсуа!.. Франсуа!..- скандировала толпа, поднимая клетку с ним вверх-вниз, вверх-вниз...
   Стоявший неподалёку от Ришара монах-оруженосец не поленился поднять кубок и, скрестив ему руки, аккуратно положил на них золото, подтерев рукавом сверкающий на солнце металл.
   За шумом и ликованием никто не заметил, как к девушке, оплакивавшей поверженного молодого рыцаря в красном плаще, подъехала карета, оттуда вышли двое приятно одетых молодых кавалера, и под неумолчный гам толпы затащили её, бившуюся изо всех сил, в карету и укатили в сторону моста, оставив за собой дорожную пыль.
   А на другом берегу, когда карета Принца в сопровождении вооружённой охраны уехала, можно было увидеть в рассеивающейся пыли попрежнему стоявших на коленях, как пред алтарём, двух старичков, державшихся руками друг за друга. Они ничего не говорили. Они молча плакали. Глядя вслед удалявшейся пыли, они плакали, навсегда прощаясь с тем, что ещё оставалось у них в этой жизни.
   - Франсуа!.. Франсуа!.. - скандировала толпа, поднимая клетку вверх-вниз, вверх-вниз...
  
  
  

КОНЕЦ

  
  
  

г. МОСКВА - 2000 г.

ЗАХАРОВ Владимир Иванович, г. Москва 103009, ул. Тверская 27, кв.81,

тел. 299-97-22 и 736-63-52

ipushkin@informind.ru

  
   65
  
  
   22
  
  
  
  

Стихи Франсуа ВИЙОНА

в переводе Ильи ЭРЕНБУРГА

  

КИНОСЦЕНАРИЙ

  
  
   г. Москва 2ООО г.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"