Аннотация: Торжество науки? Или гибель мира? Рассказ с "генетико-героического" КЛФа, со всеми вытекающими... :)
Открывая ящик Пандоры
- Ха, парень! Мы расплетем твой геном, как старую пеньку! И забабахаем тебе такой прим-клон, все отпадут! - веселился Генрих, вытанцовывая сложные па по всей территории лаборатории в процессе настройки аппаратуры.
- А ты впадешь во вселенскую меланхолию, - флегматично добавил Фредер, пряча улыбку.
Хэй, все боги Земли! Они все-таки уговорили юного Франциска дать им каплю своей крови!.. Ну, не каплю, конечно, но это не важно. Ловко разливая в многочисленные пробирки маленькие порции только что добытой драгоценной алой жидкости, энергично распихивая заполненные пробирочки по разнообразным штативам с привычной абракадаброй кодов на крышках, Фредер благосклонно косился на их нынешнего жертвователя.
Франциск тихо сидел у входных дверей лаборатории, в "грязной" зоне, на белом пластиковом стульчике, хрупком и хлипком с виду. Ах, как обманчива внешность! Такой стульчик Генрих кидал однажды в пролет служебной лестницы (глубокой ночью по большой пьянке) на семь этажей, - и хоть бы что было тому стульчику... Но сидеть на этом примечательном предмете лабораторной обстановки было не особенно комфортно. Вот и сидел Франциск, как гимназистка на экзаменах: спина прямая, ноги вместе, руки на коленях. Удивляло Фредера то, что сидел себе юнец и сидел: не ерзал, не кренился на бок, не пытался сложить ногу на ногу, ссутулиться, опереться на спинку стула, - тоже, к слову сказать, чертовски неудобную...
Странный человек. Впрочем, он потому тут и сидит, что странный, на кой пес им обыкновенные? С обыкновенными они уже сделали все, что хотели. А вот Франциск... Среднего роста, изящный, как критская статуэтка, - видел, видел Фредер такие, он тоже в музеи ходит! - подвижный, как ртуть, и одновременно спокойный, как высокогорное озеро, гибкий, сильный, красивый - и пугающий. Какой материал, какое богатство возможностей! А лицо у Франциска!.. Откуда, скажите, у смуглого жгучего брюнета глубокие, сияющие серые глаза? Зачем к изящному тонкому носу испанского гранда эти высокие азиатские скулы? И женственно нежный овал лица при крепком мужском подбородке... Жесткое, пугающее лицо. Взглянул в первый раз и воскликнул: ах, какой ангел! Посмотрел во второй - и оторопел от силы твердого взгляда серых глаз, хищного очертания скул... А в третий раз отметил сардоническую чувственную линию средиземноморских губ - и подумал: какой сладкий мальчик! Да. Какое смешение рас и народов породило сие чудо совершенства сложением неправильных черт?.. А вот это мы и узнаем. Расплетем геном Франциска - и все узнаем! А ведь он к тому же еще и умница, наш Франциск... Узнаем все! Мы - сами как боги, мы все можем!
Наконец, все пробы были пристроены, куда положено, анализатор загружен и запущен, - теперь наблюдать и ждать. И через месяц будет у нас Францисков прим-клон на базовых ген-структурах. И все мы будем про это чудо чудное знать.
Фредер ободряюще улыбнулся Франциску, слабо махнул рукой, - все, мол! - и направился в тамбур из "чистой" зоны следом за Генрихом. А Франциск все так же сидел на стульчике: спина прямая, ноги вместе, руки на коленях, - и вежливо улыбался.
Вывалившись из тамбура, Генрих панибратски хлопнул поднявшегося им навстречу Франциска по плечу. Фредера передернуло, ему самому почему-то трудно было прикасаться к Франциску без достаточных на то оснований. Генрих же развернул юношу к выходу и весело объявил:
- Вот и все, дружище. А ты боялся! - Франциск лишь молча улыбался им, как хорошо воспитанная девица.
Фредер поморщился от неточности генриховой формулировки. Франциск не боялся, умница Франциск ничего не боялся. Он просто прогнозировал ситуацию и медлил соглашаться потому, что результаты сей экстраполяции его не устраивали. За такую трактовку Фредер готов был головой ответить.
Они все вместе служебным лифтом спустились в холл и наконец выбрались из экспериментального корпуса в свободу начинавшего меркнуть сияния упоительно-погожего майского дня. Шел седьмой час вечера.
Во фрикаре Генриха они добрались до юго-восточного пригорода. Генрих в качестве платы за "жертвенную кровь" пригласил Франциска в "Монплезир" - ресторан не самый роскошный, но с одной из лучших кухонь в городе. Фредер как начальник Генриха был приглашенным по определению.
Обстановку в "Монплезире" Франциск оценил на "вполне удовлетворительно": респектабельный ненавязчивый дизайн зала, уютные полукабинетики, джазовая классика в исполнении очень профессионального квартета как неназойливый фон для разговоров, кухня и коллекция вин - выше всяких похвал. Лишь одно портило Франциску настроение. В голове неотвязно кружилась отцовская фраза: "никогда не связывайся с врачами и учеными, мой мальчик, - хлопот не оберешься". Но Фредер так ему нравился! Он единственный совсем не боялся Франциска. Беспардонный толстокожий Генрих, который запросто мог треснуть промеж лопаток, и тот порой вздрагивал, нечаянно натыкаясь на взгляд серых Францисковых глаз. А Фредер не боялся. Да, он лишний раз до Франциска не дотрагивался, зато никогда не отводил взгляда и всегда был внимателен к нему, и так увлекательно рассказывал о своей работе... Ради Фредера он готов снести лишние хлопоты. Франциск вздохнул. Что ж, через месяц он узнает, что именно папенька имел в виду.
***
Месяц спустя после памятного ужина в "Монплезире" Франциск, тщательно пряча от посторонних взглядов внутренний трепет, переступил святая святых Геном-Центра: Фредер пригласил его в "родильный" зал на вскрытие кюветы с прим-клоном. В течение этой процедуры, оказавшейся довольно продолжительной, Франциск по мере сил успокоился и привел дух и тело в состояние боевой готовности, - на всякий случай.
И вот под шипение пневматики крышка кюветы отъехала в сторону, нагая смуглая фигура неуверенно выбралась в зал, - Франциск очутился лицом к лицу с самим собой. У прим-клона и вправду оказались Францисково лицо и тело, вот только глаза пустые и мутные какие-то, как старое стекло, безмысленные. В следующее мгновение тело прим-клона потекло, изменяясь, - и это было неправильно, сам Франциск менял форму мгновенно, без видимых глазу промежуточных состояний.
Несколько секунд спустя перед ними оказался дракон - черный. Франциск тут же подобрался, вибрируя на грани смены формы, - он знал только одного черного дракона Старшего рода. Сейчас случиться могло все, что угодно.
К счастью, мыслей в башке черного бронированного чудища не оказалось. Бестолково шарахнувшись по залу, - драгоценная аппаратура достойно выдержала натиск монстра, а люди дружной воробьиной стайкой разлетелись по углам, - грациозно-неуклюжая тварь, узрела дневной свет в огромном, во всю стену зала, окне и ринулась к свободе. Бронебойное стекло разлетелось мириадами брызг и обрушилось на волю, вниз, под стены здания, а черный дракон, разворачивая громаду крыльев, рухнул тоже на волю, но - вверх, в глубину летнего неба.
За эти мгновения Франциск принял решение. Оттолкнув с дороги оторопелого Генриха, он, что было сил, рванулся к раззявленной пасти бывшего окна и дальше - в бездну июньского полдня, - и стремительно-прекрасный дракон цвета снега на горных вершинах вспорол острым крылом испуганно взвизгнувший воздух и вонзился в пронзительную небесную синь следом за драконом черным.
Замешкавшись совсем немного, люди бросились к лифтам и через мгновение пестрым горохом рассыпались, задирая головы, по зелени лужайки перед "родильным" корпусом Геном-центра. Щуря глаза от нещадного полдневного солнца, Фредер отыскал среди сияющей небесной тверди две стремительные точки. Разгадать рисунок изящной воздушной пляски оказалось несложно: драконы затеяли бой.
Магические способности у Старших драконов врожденные, но на стороне Франциска были практика и суровая отцовская наука. Он легко увертывался от мощных, но весьма посредственных по точности ударов своего клона и, скручивая в тугие жгуты энергии всех стихий, усердно и методично лупил противника. Убить Старшего дракона, оказывается, действительно очень тяжело. Даже другому Старшему дракону. Теоретически Франциск знал об этом с детства, а вот на практике... Пришлось рвать и рвать бедного черного дурака, заставлять тратить силы на восстановление тела, не давать ни минуты передышки. Когда Франциск решил было, что первым рухнет он сам, его противник вдруг прекратил атаки, на долгое мгновение недвижно завис в пустыне неба диковинным воздушным змеем - и вот уже черное бронированное тело, заламывая крылья, валится в земные хляби, валится... Да что ж это такое?! Не бывает на свете трупов Старших драконов! Почему он не рассыпается? Ведь он мертв!!
По сходящейся спирали Франциск нагнал тело несчастного клона и, собрав остатки сил, окатил его слепяще-белым драконьим огнем. Хвала Всевышнему! Черный силуэт чуть раздался, дрогнул и, наполнившись светом, стал расплываться на фоне разноцветной яркой земли. "...святится имя Твое, да приидет царствие Твое..." - Франциск сам не заметил, как начал твердить старую христианскую мантру, так велико было его облегчение. А над головами потрясенных людей развернулся несказанной красоты фейерверк - в телах Старших драконов слишком много магии, чтобы они могли доставаться земле.
Франциск оборвал спираль спуска, широко распластав усталые крылья, закружил, нарезая громадными ломтями нежную голубизну июньского полдня. Надо было решать, что делать дальше. Первая мысль была - сматываться! Но вторая - о предстоящем неизбежном разбирательстве с папенькой - заставила содрогнуться Францискову душу. Может, сначала объясниться с Фредером?..
Дело решила стайка крылатых ракет "земля-воздух", продырявившая нежную жемчужную поверхность горизонта: ближайшая станция противовоздушной обороны оперативно отреагировала на нештатную ситуацию в небесах родины. Спасибо вооруженным силам Министерства обороны, - Франциск, развернувшись на кончике крыла, обрушился в глубины небесной тверди и бежал из этого мира, на следующем повороте выпав на дорогу между пространствами и временами, открытую любому, кто примет "дорожные правила"...
А безнадежно утонувшего в земных хлябях Фредера затопили ужас и восторг. Все боги Земли! И вот эти красота и мощь тоже записаны в генах!..
А ведь ему теперь объяснительную на имя директора сочинять.. Эта мысль несколько отрезвила Фредера, он потряс головой и окинул оценивающим взглядом своих сотрудников. При виде хищного задумчивого прищура Генриха страх клубком колючей проволоки заворочался в душе Фредера - он вспомнил о контрольных пробах Францисковой крови в своей лаборатории.