Кинуль Марина Валерьевна : другие произведения.

Дети Победителей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой сосед - человек скрытный и нелюдимый. А в последнее время еще и странный. То вдруг попросит следить за новостями зарубежья, то заявляется - белее простыни - и не может объяснить, что ему нужно. Иногда он так сильно уходит в себя, что становится страшно. Временами слышно, как он разговаривает с кем-то в комнате. И мне это дико, ведь я абсолютно точно знаю - он живет один.

   Спасибо бэта-ридеру и редактору Эр_Тар за терпение и труд!
   Хомкинсу и Тотентанз за всестороннюю поддержку!

ПРОЛОГ

  
   "Мы перерыли архив сверху донизу.
   Именно так. Сегодня я точно могу сказать - поиски закончены.
   Фотографии просмотрены через микроскоп, пленки прослушаны с десятикратным замедлением, а выводы... выводы просто сделаны. Туманные неубедительные выводы.
   Конечно, в день, когда из папки К-133 выпали куски фотографии с бледным напуганным лицом, ощущение дурной бесконечности коснулось нас и больше не отпускало. Изображение обещало ответ на главный вопрос, который мучал нас много лет, и пока мы, развесив уши, копались в архиве "К", он тайком выложил на наши столы еще тысячу головоломок. Простых, как дважды два, сложных, как сама жизнь-спектакль, в котором судишь только по тому, что происходит на сцене, без права глянуть за кулисы. Я год пытался разобраться самостоятельно. Бессонными ночами, в компании изуродованных временем голосов, в компании леденящих кровь фотографий.
   Так вот, сегодня искать стало негде. Архив "К" истощился до самого основания.
   Я держу ее над кроватью. Фотографию, в смысле. Она пришпилена английскими булавками к рыжеватым обоям, блестит неуместным глянцем... все же стоило распечатывать на матовой бумаге. Под ее взором неуютно - фотография заставляет думать о лишнем, порой отвлекает от текущих дел... коллеги часто спрашивают, зачем я пялюсь на нее перед сном и по пробуждении. Что ответить? Тварь на изображении кажется мне симпатичной. Пугающей тоже, но душевности у ее напуганных глаз не отнять.
   ...истлевшая сердцевина архива "К".
   Представитель (а может, представительница?) высокой агрессивной расы, с плотными костями и естественной роговой броней. Они наполняли собой целую планету - неспокойный, застывший в гротескном страхе космический шар, жители которого регулярно омывали континенты кровью. Рожденные для постоянной войны, они глядели на свой милитаристический мир крохотными глазами, впаянными в бронированный череп.
   Они предпочитали длинные волосы, длинные когти, длинные имена. Они жили в громоздких коробках с узкими высокими окнами. Страдали равно как от холода, так и от жары, наследственных заболеваний и страхов. Хладнокровные убийцы - патологически привязывались к родным, близким и дальним знакомым. Мастерски мешая собственному счастью, погружаясь в безумие и плодя призраков. Их шкафы забиты скелетами, а память - взрывами неразорвавшихся снарядов.
   Это то, что мы поняли, прослушав скромные запасы архивов института имени Кррау.
   Иногда я представляю, как вхожу в темное помещение, где на стуле около вырубленного в стене окна сидит, сгорбившись, он. Молчаливый товарищ с фотографии над кроватью. Светлые волосы завешивают чудовищное лицо, плечи подрагивают, а ладони покоятся на коленях - чтобы не повредить никого кинжалами-когтями. За окном громыхает, словно идет сухая гроза. Я говорю ему, что однажды его история сложится иначе, даже если точка в ней поставлена тысячи лет назад. Вглядываюсь в фотографию и обещаю помочь, придумать выход, говорю убедительно. Тогда он поднимает голову, и по глазам видно - верит. Мой самый доверчивый призрак.
   - Мы ищем одного человека, - говорю ему. - И мне кажется, я его нашел.
   Он поворачивается к свету - за окном темнеет мертвый город. Он осыпается, и грохот камней многократно отражается от багрового неба".
  
   Интерлюдия 1. "О горе застежек"
  
   Шуршит, сбивается звукозапись. Голоса искажены до предела, дрожат, словно рвутся на свободу, но они намертво впечатаны в гниющую синтетику. Временами пропадают или становятся совершенно неразборчивы - посторонние шумы поглощают их целиком. Но, несмотря на это, остается возможность услышать больше, чем просто слова.
   - ...не помните, во что он был одет?
   - Прекрасно помню. Он всегда приходил в одном и том же: длинное серо-коричневое пальто, такое... строгое. С привкусом издевательства.
   - Простите, чего?
   - Издевательства. Потому и обратил внимание - подобные выдают в виде премии госслужащим. Эмблема министерства на кармане. Ткань прочная, но... знаете ли, не праздничная. И главное: фирменный стиль - гора застежек. А ведь у Кеталиниро не доставало одной руки, вы в курсе? Точнее, кисти, но ему хватило. Так что... своеобразная премия... вы бы там сказали кому-нибудь, чтобы перестали издеваться над ветеранами... (затерто)
   - ...еще детали?
   - С воротником у него какая-то беда приключилась. Я не успел вглядеться, но мне показалось, он весь в дырах.
   - А... (затерто) ...о его поведении в тот день?
   - Не вглядывался. Без него тошно было. Ну... он был немного заторможен, словно его уронили. Растерян.
   - Он рассказывал, что его тревожит?
   (отрывистый сухой смех)
   - Нет...
   - Коллеги говорили, будто бы Кеталиниро уходил с работы слегка возбужденным. Соседи же утверждают, что домой он пришел позже обычного и не совсем вменяемым, упоминал, что ему угрожали. Что-нибудь знаете об этом?
   - Нет.
   - О чем вы говорили?
   - Мы, кажется, и не говорили вовсе.
   - То есть вы не в курсе, каким образом Кеталиниро ночью оказался в кровати, полной собственной крови?.. (затерто)
   - ...нет, правда! Он был совершенно спокоен! Совсем не похож на человека, который готов порешить себя! Спросите у охраны, все видели - он вдруг что-то вспомнил и убежал, но мне не показалось это странным! Кеталиниро всегда был немного дерганым и пришибленным! Я списал его поведение на... (шум за кадром)
   - Понимаю.
   - Мало ли какие дела могут быть у человека ночью...
   - Так вы не можете назвать ни одной предпосылки к тому, что произошло далее?
   - Если честно, я не совсем еще понял, что же произошло далее...
   Шум накрывает голоса плотным ватным одеялом и больше не выпускает на поверхность. Дальше, видимо, можно не слушать.
  
   (Ввиду сложности образования имен считаю своим долгом дать некоторые пояснения относительно сокращений и ударных гласных:
   Кеталиниро - Кейтелле
   Лиенделль (сокращенный вариант неизвестен)
   прим. автора)
  
   Глава 1. КЕЙТЕЛЛЕ
  
   Тот день:
   Вечером Лиенделля насторожил посторонний шум. Соседи к тому часу разошлись по комнатам, и он остался досматривать повтор концерта в одиночестве. Общая комната не отапливалась, потому молодой врач сидел на диване, прижав колени к груди, его опутывали затертые военные шинели - домашняя униформа на зиму.
   Сосредоточенную рыжую физиономию освещала тусклая лампа телевизора, по которому транслировали черно-белые кадры военных хроник. Лиенделль не шевелился, глаза цвета ржавчины напряженно впились в видеоряд. Зритель тихо подпевал, в слова он давно не вдумывался. Песни захлестывали все глубже и глубже, втягивая в монохромную картинку, и вот сознание растворилось во времени. Взгляд Лиенделля остекленел, на лице отразилось полнейшее отсутствие, как вдруг грохот в глубине коридоров заставил очнуться и замереть вместе с сердцем, дрогнувшим от неожиданности. Через минуту напряженной тишины за спиной врача прошуршала ткань. Торопливый шаг отразился от бетона и плитки.
   - Кеталиниро, это ты? - Лиенделль развернулся, глаза сощурились в темноту, но после получасового сеанса у телевизора глубина зала представлялась бездонной космической дырой. Впрочем, в двух метрах от него действительно стоял Кейтелле - неестественная бледность выдала припозднившегося соседа. Невысокий, благообразного вида затворник с таинственным блеском в глазах. Из тех, кто по невыясненным причинам стареть даже не помышляет. Может, так только казалось: каштановые волосы были как всегда распущены, плащ застегнут через раз, сумка не застегнута вовсе - одной рукой строгости, созвучной возрасту, не наведешь. По лицу же определить года Кеталиниро еще никому не удавалось.
   Лиенделль облегченно выдохнул.
   - Вы что, ночуете в своем министерстве? Я тебя целый день жду! Тебе пришло кое-что, - врач суетливо зашарил по многочисленным карманам. Рывком достал истерзанный конверт, пострадавший в недрах шинелей, но когда поднял взгляд, обнаружил, что Кейтелле испарился - юркнул в коридор, так и не сказав ни слова. - Эй! Подожди! Да что с тобой?
   Врач перемахнул через высокую спинку дивана, забыв про сброшенные на пол тапки, поскакал следом.
   - Кто там орет?! - донеслось из ближайших комнат. Лиенделль проскользнул в коридор, по которому теперь сбегал Кейтелле. Как в дурном сне, где гонишься за старым знакомым, в которого вселился демон безумия. И этот знакомый сейчас резко завернул в свою комнату, фанерная дверь захлопнулась прямо перед веснушчатым носом. Память пронзило острое ощущение дежа вю.
   На обе головы с потолка снегом повалила штукатурка.
   - Психопаты... - услышал Лиенделль из соседней комнаты. Задребезжал замок - Кейтелле нетвердой рукой пытался запереться. Он тяжело навалился на дверь и прерывисто дышал.
   - Какая муха тебя укусила? - врач тихонько постучал по косяку тонким когтем. В рассохшемся чернеющем дереве остались крохотные следы ударов. Лиенделль все еще мял конверт в ладони. - Я могу чем-то...
   - Уйди, пожалуйста! - простонал надорванный голос.
   - Тебе письмо! - Лиенделлю было уже не до письма, но, кажется, иных способов удержать контакт с этим странным человеком не было. - Международное...
   Лязг замка, дверь резко распахнулась, когтистая лапа выхватила конверт.
   - Кеталиниро... - начал врач, но аудиенция закончилась повторным хлопком двери. - Кеталиниро, если ты сейчас же не объяснишься, я вызову своих коллег, и...
   - Мне угрожали! - прорычал Кейтелле. На миг воцарилась тишина. - Но все уже хорошо. Оставь меня. Дай успокоиться. Все хорошо. Уходи.
   - Кто угрожал?
   - Ты говорил, у тебя дежурство сегодня! Вот иди и собирайся!
   - Я и собираюсь... - Лиенделль замер перед дверью и медлил до тех пор, пока не услышал из зала грозный голос дежурного: "Кто оставил телевизор включенным?!", после чего быстро ретировался, унося с собой тревогу и сомнения.
   На Кейтелле словно положили ватное одеяло. И придавили. Не верилось, что он наконец дома и может просто упасть на кровать, ни о чем больше не думать. Но до кровати еще предстояло дойти. Вместо этого он медленно сполз по косяку на пол, собирая спиной последние хлопья зеленой краски, которая пошла трещинами еще при первых обитателях комнаты. Из ослабших пальцев вывалился конверт. Карие глаза впились в прямоугольное пятно на темном полу, взгляд рассеивался от усталости. Письмо действительно международное. Даже больше - то самое письмо, что шло к нему несколько месяцев, но вскрывать его Кейтелле не стал. Только заметил, что конверту не один десяток лет - желтый и хрустящий от старости, он наверняка валялся в закромах еще до войны.
   - Хватит с меня на сегодня событий, - бессильно сказал он темнеющим обоям, сумраку и пустоте комнаты. У горла, откликаясь на воспоминания, вспыхнуло фантомное ощущение холодного металла. Кейтелле передернуло, и ему заново пришлось убеждать себя, что все позади. Рука автоматически ощупала нагрудный карман с затертой эмблемой министерства, убедиться - вечерний стресс пережит не зря. С таким трудом добытый флакон лежал на месте.
   Кейтелле услышал свой затравленный смех и поспешил заткнуться.
   - Ну же, тряпка. Выкинь все из головы и иди спать! - он с трудом поднялся, когти со скрежетом прошлись по стене. - Завтра нужно быть в полной готовности! Завершим начатое, и можешь делать, что хочешь - впадать в кому, не спать неделями, хамить Лиенделлю...
   Когда полчаса назад ему кромсали глотку армейским ножом из хирургической стали, он делал каменное лицо, а нужные слова сами находили дорогу к языку. Спокойствием разило - до дурноты. Так где эта непроницаемая дрянь спала в нем столь долгие годы? И куда она провалилась, когда опасность миновала? Кейтелле пересек комнату, миновал облезлый стол и осторожно выглянул в узкое окно - подозрительные личности, что фантомами гнались за ним по улицам, себя не обнаруживали. Никто за ним не гнался - всего лишь буйное воображение не давало покоя. Опасность миновала, хотя... кажется, на переговорах он успел наломать дров.
   И сейчас, в безопасности и тепле, Кейтелле начал это понимать. Дрожь и тошнота вернулись как цунами.
   - Ох-х, Архарон! Неужели я так тебя подставил?
   Теплый фонарный свет пробивался через проем окна. Кейтелле боялся включать свет несмотря на то, что сам не верил в слежку, но тот и не был нужен - все изгибы маленького помещения он знал на ощупь. Одинокая кровать в углу, маленький рабочий стол с органайзером у мутного окна засыпан неразобранными бумагами. На правой стене зеркало, которое регулярно хочется выкинуть, чтобы не напоминало об увечье и не создавало иллюзий, будто бы в комнате есть посторонний. Особенно в темноте.
   Кейтелле торопливо двинул к кровати, на ходу расстегивая многочисленные застежки неловкими движениями. Он как раз подумал, что пора бы и расслабиться...
   ...но тут же уловил боковым зрением тревожные шевеления сбоку. Кеталиниро вздрогнул всем телом, чувствуя, как внутри похолодело от ужаса. Стены, вместо того чтобы поддерживать, с неслышимым треском откалывались от плинтуса и расползались по сторонам света. Кейтелле медленно повернулся к отражению: внутреннюю поверхность стекла уже измазали кровью, за красной пеленой неясно подрагивала бледная фигура. Ладони с растопыренными пальцами скользили по лбу.
   - У меня что-то с головой, Кейтелле, - болезненно простонало отражение.
   - Надо позвонить, - Кеталиниро кинулся к телефону у двери, по дороге он чуть не упал, зацепившись за стул. - Подожди немного, я позову на помощь!
   - ...что-то с головой, - зеркало покрывалось все новыми кровавыми отпечатками, а фигура за ними осторожно ощупывала пролом в черепе. Даже в темноте было видно, как по светлым волосам струится красное и капает на меховой воротник. Кеталиниро отвернулся. - Помоги мне, Кейтелле! Что ты наделал?!
   На смену панике вновь пришла сосредоточенность - Кейтелле собран и спокоен, несмотря на плавящееся от ужаса и боли нутро. Рука автоматически набрала номер второй проходной Аутерса. Сейчас на всем белом свете был только один человек, способный его успокоить.
   - Архарон на месте? - ровно произнес он, несмотря на колотящееся сердце. Толчки были такие сильные, что пряди волос, висящие перед глазами, подрагивали.
   - Куда он денется...
   На фоне скучающего голоса тень за стеклом казалась гротескной.
   - Скоро приду, пропустите меня.
   - А не поздновато, добрый сэр?
   Кеталиниро уже опустил в трубку, ощущая всем телом, как взгляд из зазеркалья прожигает спину.
   - Мне нужно идти, - сказал он призраку спокойно, застегивая все, что успел расстегнуть за короткий визит домой. - На сегодня назначена встреча. Приложи к голове лед, через час подъедет "скорая", откроешь?
   - Кейтелле?
   Тот уже бросился за дверь - решил не ждать развития разговора, торопливо запер призрака в комнате. А гость из зеркала, уловив обман, принялся жалобно кричать, жаловаться на невыносимую боль и обвинять в предательстве. Кейтелле выбежал из коридора в зал. До ушей докатился раскатистый хор.
   "...под пули зовет нас
   Вперед!
   Лишь вперед!.."
   Свет экрана выхватил из тьмы все того же Лиенделля. Он продолжал мерзнуть под военные марши, переодеваясь в рабочую одежду прямо на диване. Лиенделль собирался на дежурство.
   - Кейтелле! Ты куда?!
   - По делам!
   - Какие дела могут быть ночью?!
   Они вместе вылетели на улицу. Прямо под снег и пронзительный ветер, которые тут же загнали врача в жилой блок, но Лиенделль продолжал кричать вслед:
   - Да что у тебя сегодня происходит?!
   Ответом был прощальный взмах рукой, и одинокую фигурку поглотили ночные улицы.
   Что-то подсказывало Лиенделлю, что в следующий раз они встретятся при...
  
   (Рейнайоли - Эмолий
   Келлиарних - (сокращенный вариант неизвестен)
   Реммиллиен - (сокращенный вариант неизвестен)
   Химироланик - Химилла
   прим. автора)
  
   Осень 2236-го:
   Кейтелле отлично знал своего кровавого преследователя. И догадывался, почему зазеркалье не дает покоя, транслируя прошлое. Загадка крылась в другом: невидимый друг спал в подсознании четырнадцать лет, прежде чем начать донимать Кеталиниро регулярными визитами. Быть может, не хотел, чтобы давняя история окончательно затерлась среди накативших мирных будней. Каждый раз в минуты усиливающейся тоски или внезапного стресса Кейтелле мучился видениями, а потом надолго впадал в транс, копался в памяти и силился найти ответы на многочисленные вопросы.
   А тогда, в 2236 году, Кейтелле (по документам - Кеталиниро, 2210 года рождения, преподаватель младших классов) обнаружил себя на границе Катри, вплотную к Империи. С лопатой в руках, в прострации. Один среди незнакомых людей, потерянный и замерзший.
   Серый лес принял новобранцев с поезда в неласковые объятья. С железнодорожного полотна в сторону временного лагеря немилосердно задувал осенний ветер, все казалось промозглым и чужим. Кейтелле думал, что непременно околеет до смерти - в пути поезд встал почти на сутки, и группа молодых ребят в тесном пространстве оказалась к этому не готова. Ожидание изматывало - никто не мог объяснить причин. А когда поезд тронулся, облегчения это не принесло - вагоны продувались насквозь, вместе с одеждой, выданной на распределителе.
   Их сгрузили в незнакомой местности и сразу вручили лопаты.
   "Сейчас согреетесь!" - грубовато шутили местные. Кеталиниро так трясло, что вышибало остатки разума, он очнулся только когда заметил, как из соседнего вагона выносят два маленьких закоченевших трупа в тонких серых шинелях.
   - Не спи, - сказал кто-то за спиной. Через косую ухмылку и сквозь зубы, судя по интонации. Обладатель насмешливого голоса вывел его из распределительной очереди одним довольно резким, но беззлобным толчком. - А то проснешься с дыркой промеж глаз.
   Кеталиниро развернулся и испуганно воззрился на невысокого солдата - молодого, потрепанного. Пыль покрывала его до самой макушки так, что сложно было угадать блондина, под раскосыми глазами залегли глубокие тени. Насмешливый чудак щелкнул перед носом пальцами, и Кеталиниро послушно сконцентрировался на почерневших от земли когтях у своего лица. Те, правда, быстро исчезли, ретировавшись в теплый карман.
   - Командир наш бесноватый, не зли его.
   - Пулю в лоб пустит? - не понял Кейтелле.
   Солдат растерялся.
   - Что?.. Нет! Не настолько бесноватый. И без него хватает, кто пулю в лоб... Рейнайоли.
   Кеталиниро не сразу заметил ладонь, протянутую на этот раз для ритуала приветствия. Оказалось, солдат назвал имя, представился. Итак, пока остальные новобранцы получали лопаты, Кейтелле обзавелся чем-то вроде гида в стране смерти.
   Рейнайоли не стукнуло и семнадцати. Светлыми и тонкими волосами новый знакомый был обязан предкам из Империи, около которой лежала его община. Внешность представлялась типично крестьянской - добродушное лицо с голубыми зенками, чуть оттопыренные уши, нос кнопкой. Картину слегка портила вечная косая ухмылка. Сначала Кейтелле списал ее на грубоватый характер, но потом пригляделся и понял - никакой ухмылки в помине не было, только маленький шрам справа, дорисовывающий линию рта.
   Говорил Рейнайоли быстро и суетливо, но неграмотно, чего Кейтелле особо не замечал, сам знал катри поверхностно - все, что успел схватить на курсах дополнительного образования. В общем, Рейнайоли оказался деревенщиной, которому три месяца назад сунули в руки оружие. К сему обстоятельству последний относился философски.
   - Видишь вон того, который высокий? - Рейнайоли ткнул когтем в сторону собрания у палаток. - Келлиарних. У него еще фарш вместо лица. Ну? Видишь?
   "Фарша" Кеталиниро за дальностью не заметил.
   - К северу от нас расположился отряд Риза, - говорил Келлиарних низким голосом. - Связи нет, сигнал все время прерывается.
   - Проклятые плавучие станции! - выплюнул кто-то рядом с Кейтелле. - Зуб даю, все из-за них!
   Он не успел понять о каких станциях идет речь - командир продолжал рассказывать неприятное:
   - ...не исключено, что между нами полчища крыс. Готовьтесь к худшему.
   - Сойтись с Ризой не помешало б, - заметил Рейнайоли. - После вчерашнего нам уже ничего не поможет, кроме подкрепления.
   - Мы и есть подкрепление, - сказал Кеталиниро тихо.
   - Не шути! Какое из вас подкрепление, салаги? Ты, небось, боевого ружья в жизни не видал? Только на картинках?
   Несмотря на раздражающий снисходительный тон и диаметрально противоположные взгляды в жизни, Рейнайоли всегда оказывался рядом. Те ямы они тоже копали спина к спине. Отряд Ватана в скорбном молчании хоронил своих. Лопаты вгрызались в мерзлый грунт, солдаты тяжело дышали. По крайней мере, одно обещание сбылось - никто больше не дрожал от холода, а некоторые даже загибались от жары.
   Из последних сил отмахиваясь от реальности, Кейтелле кружил в воспоминаниях: кажется, только вчера он стоял перед классом, в тепле и уверенности - завтрашний день непременно наступит, а уж там, завтра, мы точно выгоним крыс с наших земель! И все в таком приподнятом духе.
   Одна за одной всплывали картинки: вот Реммиллиен - его наставник - посмеивается в учительской, затем резко мрачнеет и закатывает целую лекцию о предателях, которым гореть в аду, учителя молча его слушают, пьют чай и деловито кивают.
   ...наставник просит четырехлетнего сына вылезти из-под стола. А тот - ни в какую, заливается, повизгивает от удовольствия.
   ...в дверном проеме мелькают ангельские лики учеников Кеталиниро. Да, он не сильно-то с ними справляется, но они его любят и даже немножко берегут. И вообще, все его любят и берегут. Маленькие чертята хотят о чем-то спросить классного руководителя, но Реммиллиен велит зайти после собрания.
   "Корнуйен, пойди, поиграй с ребятами, сейчас тут будет очень скучно". Наставник какое-то время молчит, дожидаясь ухода сына, а дальше внезапно, с таинственной улыбкой сообщает, что решил идти добровольцем. Тогда существовал термин "доброволец".
   "Не думаю, что надолго, Кейтелле. Успокойся же, ну... У тебя еще занятия сегодня, держи себя в руках".
   Кеталиниро сам думал отправиться на фронт, но не так скоро. Не через неделю. И следующие кадры: сборы, эшелон, краткий инструктаж... незнакомый, холодный мир.
   Кейтелле, в общем, и до этого понимал, где находится. Но тут выпрямился, огляделся, посмотрел на грязную лопату в руках - в голове будто щелкнуло. Оказывается, копал могилы. До определенной секунды он рыл каменную катрийскую землю, не спрашивая особенно, кому это могло понадобиться. Для кого эти ямы? Напрасно глаза искали опору в темнеющем пространстве - хоть что-то родное, знакомое. Даже сумерки здесь незнакомые.
   Хватило бы и слабого заверения, что впереди ничего страшного не ждет. Но войну обещали долгую, а значит, будет тысяча и один шанс не вернуться домой, к своему классу и наставнику. Где он теперь, интересно? Где они все?
   - Эмолий, предатель, - серьезный детский голос вырвал Кеталиниро из воспоминаний. - Снова променял меня на свежее мясо!
   Кейтелле развернулся и чуть не столкнулся лоб в лоб с кем-то маленьким и грозным.
   "Лет не больше десяти", - прикинул Кеталиниро автоматически. Незнакомец - словно маленькая пародия на Рейнайоли: весь перемазан землей, даже в светлых волосах повисли комья, а крохотную руку оттягивала лопата с урезанным черенком. Непонятно - то ли он так усердно копал, то ли просто валялся. Их глаза встретились. Кейтелле стоял в яме, а дитя - на краю, потому они оказались на одном уровне. Реальность снова принялась отчаянно ускользать - уж слишком дико выглядел мальчик на фоне могильных раскопок. Некоторых вещей не должно происходить.
   - А! - отмахнулся Рейнайоли. Даже не обернулся.
   - А ты чаво стоишь?! - крикнул малый на Кеталиниро. - Дотемны успеть надо, эй! Келлиарних ведь и в ночь хоронять заставит! Он немного того...
   - Бесноватый?
   Ребенок внезапно засмеялся, запрокинув голову. Несколько человек, что стояли неподалеку, кинули на него косые взгляды.
   - Химилла, ты уж все, что ль? - вмешался Рейнайоли, которого детеныш назвал Эмолий.
   - Мой салага грохнулся в обморок, - буднично сообщил тот. - И мне сказали драпать к тебе. И чтоб вы оба потом помогли мне.
   - Тут двоим-то тесно, - проворчал Эмолий.
   - Ну тода я сверху буду. Крадинировать вас, - важно заметил Химилла, опираясь по-хозяйски на лопату. - Салаги.
   Говорил ребенок с ломаным акцентом, отрывисто, словно на непривычном языке, но командным голосом, совершенно не стесняясь произношения. Выходило почти забавно. "Крадинировать" ему быстро разонравилось, и Химилла спрыгнул, чтобы присоединиться к работе - выходило неудобно, но выгонять такого усердного малыша никто не стал. Кроме того, он успешно разгонял угрюмое молчание.
   - Знашь, для кого роем? - спросил он у "салаги". Ребенок дождался, пока Кеталиниро признается, что ничего не знает. - Вчера налет был. Полвзвода полегло! Вы совсем чуть не успели. Если бы не авария на западной ветке, поезд бы пришкандыбал раньше, и тогда б нам с Эмолием пришлось копать могилу и тебе.
   Кейтелле чуть не подавился от такой откровенности. Казалось, Химилла совсем не горюет об ушедших.
   - А что случилось на западной ветке? - осмелился спросить бывший учитель.
   - Имперский поезд сбил крысяцкий отряд! Размазал их по всей долине! Правда, здорово? Жаль, мы с Эмолием не видали!
   - Имперский поезд?
   Кеталиниро никогда не верил в легенду о поезде-призраке. Почти полвека прошло с тех пор, как последнего из пяти гигантов сняли с рельс и демонтировали. Думать, что один из них так и путешествует по свету, глупо - машину-замок трудно проглядеть, сложно не услышать. И вообще, должны же ее где-то чинить, заправлять! К тому же, рельсы под имперские поезда прокладывались особенные, под стать мощи и массе металлических титанов, и они тоже не обходятся без ремонта. По всем законам природы пути должны быть давно погребены под растительностью и землей.
   - А кто видел, как это случилось? - спросил Кеталиниро.
   - Не отвлекайся! - предупредил Химилла. - Никто не видал. Они просто на путях лежат, как будт по им скалой проехались. И люди, и танки, и ходунки. Весь перекресток всмятку!
   - Правда?
   - Ну точно! Не веришь? Мне Эмолий рассказывал, он врать не будет!
   Кейтелле вдруг стало легко. Так легко, что он улыбнулся, удивляясь, как странно их схлестнула судьба - разные страны, разные слои общества, разные возрасты. "Беда говорит на одном языке", - вспомнил он старую пословицу и заулыбался сам себе. Но улыбка тут же погасла - сегодня они копали могилу, а уже завтра втроем могли оказаться на ее дне.
  
   Два силуэта брезжили на краю зримого мира, готовые утонуть в тумане. Один из них - высокий и стройный, иссушенный трудом и постоянным голодом, на его плечах нелепо болтался затертый до дыр плащ со следами хищных когтей. Другой - крохотный, почти круглый. Его укутали во множество охотничьих шкур, отчего тело казалось неуклюжим - опасная иллюзия: Химилла передвигался по бурелому с фантастической скоростью. А Кеталиниро... как он ни торопился, вчерашние братья по лопате то и дело исчезали в тумане, а слова их тонули, задушенные лесом.
   - Вон, этот... бредет за нами, - раздраженно прошипел Химилла.
   - Чего бы ему не брести? Приказ же, - пожал плечами Рейнайоли, ловко переползая через сваленное дерево - ни одна ветка не решилась задержать его.
   - Нервует, - Химилла быстро оглянулся. - Он пялится на нас, Эмолий!
   - Не глазей.
   Отряд крался по лесу пятый час без остановки, и Кеталиниро давно понял разницу между городскими улицами и непролазными тропами. Он отчаянно боролся со слабостью и недоумением по поводу поведения Химиллы и Рейнайоли.
   - Знакомые места! Знакомый воздух! - тихо выдохнул Эмолий, запрокинув голову. - Мы скоро будем в Куардтере!
   Химилла поморщился, на секунду блеснули острые белые зубы.
   - Опять о своем...
   - Ну чем тебе не угодил старик учитель? - благодушно, почти с улыбкой спросил Эмолий.
   - Ешо и учитель!.. Глянь на него - как бы не пришлось нести до стоянки... Спорим, он с нами до первой крысы?!
   Последнее слово было сказано слишком громко, и Кейтелле вздрогнул.
   - Почему еще? - простодушно спросил Эмолий. Химилла окинул его быстрым взглядом.
   - Потому что малахольный! По нему пальнут все разом! Хотя... если придут крысы - не только он, все полягут. Только я один останусь.
   Старший товарищ неодобрительно фыркнул.
   - Всегда так, - добавил Химилла скорее себе, чем собеседнику. - Только я и остаюсь.
   Через час, когда Кеталиниро совсем потерял надежду не пасть в глазах сослуживцев, Келлиарних внезапно объявил привал. Они заняли заброшенную деревню на краю леса. И была она настолько забытой и покинутой, что дома почти вросли в землю. Неприметные, они сливались с окружающей средой.
   - Берегитесь колодцев, - сообщил командир, от души пнув попавшийся камушек. Тот вместо того, чтобы тихо приземлиться на мох, с грохотом покатился в скрытое под ветками подземелье. - Смотрите под ноги.
   Химилла и не думал выполнять приказ "беречься" и постарался отыскать все колодцы в округе. Он воткнул рядом с каждым из них по ветке, чтобы предостеречь остальных. Кеталиниро попытался было похвалить его за находчивость, но Химилла оборвал учителя, посоветовав заняться делом.
   - Вон, автомат смажь, господин учитель. Дольше проживешь.
   Химилла резко развернулся и побежал к маленькому строению неподалеку, его провожали два остекленевших глаза: Кейтелле, как ни измотал его поход, быстро соображал, прикидывая, что его может ожидать в этой войне. Он посмотрел на собравшихся товарищей, расположившихся под лохматой ивой. У каждого на лице было прописано то же, что только озвучил Химилла.
   - Учитель, говоришь? - грубовато уточнил сосед.
   Кейтелле нашел силы лишь на кроткий кивок.
   - Видать, совсем дело плохо.
   Кеталиниро в безмолвии сел, сверля мутным взглядом персональное оружие.
   "Я уже мертвец, - настойчиво стучало в голове. - Это не скрыть".
   Строение, к которому направился Химилла, тоже было неглубоким колодцем. Почти целым, но таким же пересохшим. Зато на дне скрючилось тело.
   - Эмолий! Ну! Ну же, айда сюда! - нетерпеливо закричал ребенок. Он склонился над разинутой земляной пастью, бледные когти впились во влажную глину, и расслоившаяся порода осыпалась прямо на желтеющие останки. - Глянь, что я нашел!
   Рейнайоли скорее подплыл, чем подошел, он блаженно улыбался и реагировал на все странно.
   - Ты как пьяный! - проворчал Химилла. - Смотреть мерзко.
   - Я почти дома. Это все равно что влюблен.
   - Все равно что дурак... внизу вон!
   - Ну труп, - пожал плечами Эмолий, быстро исследовав дно колодца.
   - Нет, не труп! Цири! - ребенок даже сжал кулаки, настаивая на своей правоте. Но Рейнайоли не стал спорить.
   - Как хочешь. Пусть цири.
   - Расскажи про него сказку!
   - Вот еще, - Эмолий развернулся и быстро зашагал прочь. - Потом, мне сейчас сказки не вспоминаются.
   - Не вспоминаются ему, - проворчал Химилла. Он остался у колодца, мрачно свесив туда руки, и обиженно замолчал. Кеталиниро, слышавший разговор, пару раз порывался встать и подойти, но робость удерживала на месте.
   - Совсем со своим домом помешался... - долетело до него. Учитель резко выдохнул и, откинув лишние мысли, поднялся. Он неслышно подошел к задумчивому ребенку и, запинаясь, спросил:
   - А где твой дом, Химилла?
   Взгляд, которым Химироланик одарил Кейтелле, можно было назвать только колючим. Рот его дернулся в какой-то презрительной гримасе на миг, но ребенок резко отвернулся.
   - Здесь мой дом. Здесь и сейчас.
   Вся его поза выражала нежелание говорить с незадачливым человеком, но теперь Кеталиниро, совершенно подавленный событиями последних дней, не мог найти в себе сил ретироваться. Он посмотрел в темный провал и тут же дернулся назад.
   - Цири, - ворчливо сообщил Химилла.
   - Кто?
   - Ты не знаешь, что ли? Учитель, тоже мне! Цири в колодцах живут и утаскивают ночью на дно непослушных детей! А этот без воды совсем усох. Так ему и надо.
   Лагерь за спиной словно затих, и будни тревожных солдат ушли на задний план, отодвинулась война вместе со всеми крысами мира. Кейтелле, мучимый сомненьями, не удержался от короткой улыбки, которую, правда, тут же погасила волна страха - она не покидала его теперь никогда. Но он все же собрался с мыслями.
   - Когда-то очень давно, - начал он, пялясь в колодец. - Еще когда башня народа ялма не рухнула под тяжестью сводов, жил в одной деревне одинокий крестьянин.
   Химилла резко вскинул голову и уставился на Кеталиниро во все глаза.
   - Был он уже стар, семьи не нажил, - продолжил Кейтелле уже бодрее. - И не было никого, кто мог бы разделить с ним его несчастья и радости. И вот однажды, в дождливую осень, крестьянин взял посох и отправился в лес за грибами.
   - Один? - не поверил Химилла.
   - Совершенно один, ведь брать ему с собой было некого.
   - А как же волки?
   - В том и дело! - Кейтелле, пренебрегая осторожностью, смело сел на край колодца. Послышался тихий шелест исчезающих во тьме осколков глины. - По дороге он услышал волчий вой и так напугался, что побежал, не разбирая дороги. Посох он потерял и сам потерялся, но понял это, когда очнулся возле незнакомой лесной избушки. Она вся покосилась, а деревянные стены грозили рассыпаться на глазах. Крестьянин решил войти внутрь, хотя слышал легенды о колдунах и волшебниках, что прячутся в чаще...
   Химилла затравленно оглянулся - он тоже слышал о колдунах и волшебниках.
   - ...из вежливости к хозяевам он не стал врываться в дом с криками о помощи, а тихо постучал. Но ему никто не ответил... а волчий вой был все ближе тем временем. Тогда он постучал громче, и вновь тишина, лишь послышался детский плач. Крестьянин растерялся, но волки были уже рядом, и он решился войти внутрь. Он дернул дверь, и та чуть не сорвалась с петель. А внутри было темно, на полу лежал слой пыли, словно по нему никто не ходил уже много дней. У окна стоял стол на пяти ножках, а на столе - корзинка с плачущим ребенком.
   Химилла странно охнул.
   - Крестьянин запер дверь и поспешил к младенцу. Лицо того было завешено серыми кудрями и паутиной, так что был виден только разинутый рот, полный острых зубов. Крестьянин подумал: "Как рано зубы прорезались!" и запел колыбельную, чтобы успокоить дитя. А сам начал аккуратно убирать волосы с лица ребенка, о чем тут же пожалел, отшатнувшись в ужасе: ведь на лице не было ни одного глаза...
   - Чудище безглазое! - воскликнул Химилла, он подпрыгнул на месте и уже собирался сказать, что знает, о ком речь пойдет в сказке, но тут в воздухе засвистело, загудело, поднялся вой, сквозь который Кейтелле едва услышал крик Химироланика, приказывавшего ложиться на землю. Все последующее слилось в неясные обрывки.
  
   ...Их прижало к стене вместе с Келлиарнихом. Тот, обезумев, хохотал и рыдал от счастья.
   - Здорово! - вопил он сквозь агонию умирающих и свист снарядов. В двух метрах от них, под огнем, на самом открытом свету месте лежало изувеченное до неузнаваемости тело. Оно извивалось, широко открывая беззубую пасть, молотя по земле обрубками - тем, что осталось от рук. К счастью, мощнейшая потеря крови успокоила его почти сразу. Кейтелле било крупной дрожью. Он ничего не соображал. А веселый командир, окончательно растеряв остатки разума, продолжал говорить сквозь хохот и слезы. Что-то совал в карманы Кейтелле. Кажется, это были ручные гранаты.
   - Давай же! Развороши крысятник! Тебя бы в лагерь на один день! Чтобы понял разницу! Тут - все! Всё в наших руках! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить!
   На мгновение отступившая муть позволила увидеть лицо Келлиарниха ближе, чем когда-либо. Оно скрывало историю, написанную глубокими шрамами - горькую, жестокую, но до сих пор - со счастливым концом.
  
   - Держи! - Химилла что-то сунул в непослушные руки. Штука вывалилась на землю.
   - Да держи же! - он повторил действие, но на этот раз уже грубо, и освободившейся рукой врезал старшему товарищу по лицу. Глаза Кеталиниро почти не прояснились, но пальцы сами обняли холодный металл. Прижали к груди.
   - Чертов идиот! Давай же! Мне роста не хватит сделать это! - Химилла, потеряв всякое терпение, дернул бывшего преподавателя за воротник. Тот встал, все так же бестолково таращась вокруг. - Смотри... смотри сюда, тебе говорят! Бери это в правую руку! В правую!!! За вот это, да. Нажимаешь... А теперь резко вверх!
   Снаряд соскользнул с держателя и полетел к маячку врага. Но тут же в нескольких метрах от них рванула очередная граната, отбросив снаряд обратно в окоп.
   - Беги! - изо всех сил закричал Химилла, и...
  
   С земли было несложно разглядеть фигуру Келлиарниха. Он стоял во весь рост на возвышении. Поливал крыс свинцом и продолжал дико смеяться. Смерть подлетела сзади, врезалась в щит на пояснице, застряла там и взорвалась, расплескивая внутренности безумного бойца. Величественная фигура с сожженным лицом и развороченным туловищем нелепо раскинулась в полете. Он упал в грязь, совсем недалеко от Кеталиниро.
   К сожалению, Кейтелле еще не дошел до той точки, когда явь можно попутать с ночным кошмаром.
  
   Эмолий рычал в бессильной злобе. Над ним свешивалось бледное крысиное лицо, с которого ручьями стекала кровь. Рейнайоли отплевывался, давился и совершенно не мог выбраться. Свободы хватало лишь на то, чтобы убедиться - прямо на них прет крысиный ходунок, под тяжестью которого хрустели кости мертвых и живых - всех, кто попадался на пути. Эмолий завопил в ярости, но услышал его только Кеталиниро. Тот все пытался найти в кружащемся аду Химиллу.
   - Рейн... - учитель подкатился к нагромождению тел.
   - Вали отсюда! - но его уже тащили за руки. - Не так, идиот!
   Тогда Кейтелле сделал единственное, до чего сумел додуматься. Он достал ручную гранату - прощальный подарок командира.
   - Мы его подорвем!
   - Идиот! Идиот! Он слишком близко! Он же и нас...
   Но снаряд уже летел к надвигающейся машине. Взрывная волна расшвыряла нагромождение.
  
   Иногда мерещился голос:
   - Ты меня только не оставляй! Ну пожалуйста! Я приведу кого-нибудь, обещаю! Ну прости, что я тебя ударил! Я найду кого-нибудь! Тут еще должен быть кто-то живой, кроме нас!
  

Интерлюдия 2. О невидимом друге

   - Он рассказывал о своих... невидимых друзьях?
   - Друге.
   - Простите?
   Шуршит звукоряд. Выбрасывает в атмосферу голос из погребенного прошлого. Может, это всего лишь театральная аудиопостановка. Но где же, в таком случае, музыка?
   На столе лежат чудом уцелевшие фотоизображения - наборы выцветших пятен. Только одно вполне читаемо глазом, и на нем, словно через призму мутной воды, смотрит из глубины веков чудовище, так жестоко похожее на человека.
   Из всех внешних несуразиц, в которых мы напрасно ищем знакомые черты, наибольший диссонанс вызывают пальцы. Волей фотографа они на переднем плане. Больше похожие на холодное оружие, они оканчиваются не ногтями, как у людей, и даже не когтями, а заостренными роговыми выростами, способными раздирать человеческую плоть и звериную шкуру одинаково легко. Оголенная наточенная кость. Рога на пальцах.
   Руки, приспособленные лишь для убийства. Способна ли созидать та цивилизация, в которой даже самое легкое прикосновение может закончиться трагедией?
   - Не друзьях - друг был один. И нет, мне он ничего не рассказывал...
  
  
   Глава 2. АЛЛИДЕРРИО
  
   (Айномеринхен - Менхен
   Аллидеррио - (сокращенный вариант неизвестен)
   прим. автора)
  
   За полгода до:
   Кеталиниро возник перед кассой ранним утром, в тот час, когда приличные люди уже погружены в работу. Его внезапное появление заставило служащего вздрогнуть и окончательно проснуться. Последний оценивающе оглядел ветерана через стекло. Решительно нахмуренные брови совершенно не подходили наивному лицу посетителя. Кейтелле продемонстрировал раскрытый конверт и положил перед молодым человеком. Взгляд служащего сделался непроницаемым.
   - Заклейте, - гипнотизирующе мягко потребовал Кейтелле в тишине пустого зала.
   - С какой стати? Это не входит в мои обя...
   Кейтелле поднял правую руку и ненавязчиво помахал пустым рукавом в воздухе.
   - Один я не справлюсь, - ухмыльнулся он.
   Глаза служащего на секунду округлились, он осторожно взял конверт и в две секунды заклеил.
   - Разрешение, пожалуйста, - будничная фраза прозвучала более чем загадочно.
   - Разрешение?
   - Это, м-м-м... это международное письмо. Чтобы отправить, нужно разрешение.
   Воцарилась пауза, за которую Кейтелле растерял напускное безразличие.
   - Откуда, зачем? - спросил он беспомощно.
   - С вашего подразделения... - служащий уставился на многочисленные застежки ветеранского пальто, словно ему стало стыдно за чужие правила. - На личную и служебную переписку за пределами страны полагаются допуски...
   - Откуда мне было знать! - Кеталиниро тихо ударил кулаком о пластиковую панель, та глухо задребезжала и чуть не отвалилась.
   - Раз вы пришли без разрешения с международным письмом, - служащий привстал, возвращая конверт, - я обязан заявить на вас в полис.
   Внутри у Кеталиниро оборвалось нечто жизненно важное. Он бездумно уставился на идеально белый кусок бумаги, грозивший столь многим.
   - Сделаем вид, что вы сюда не приходили. Берите же! Спрячьте подальше.
   Бормоча нелепые слова благодарности, Кеталиниро выхватил конверт и выскользнул из отделения почты прямо в прохладное утро под пронзительный ветер позднего лета.
   С минуту он простоял, смиряясь с тем, что проклятая записка все еще покоится во внутреннем кармане у самого сердца. Кажется, не удастся исполнить свой тайный гражданский долг - залог спокойствия совести. Обиженные не будут отомщены, а правосудие не свершится по милости совершенной бестолковости их защитника. Кеталиниро не понимал, как еще можно было переправить крохотное послание за границу так, чтобы вся страна не оказалась в курсе его дел.
   И ведь пустяковая вещица!
   Сбитый с воинственно-решительного настроя, Кейтелле поплелся на работу, с которой так опрометчиво отпросился. В светлом захламленном кабинете собралось несколько малознакомых персон. Сотрудники из соседних отделов окружили стол Айномеринхена, а тот рассказывал очередной забавный случай. Увлеченные повествованием, долго они на однорукого клерка не пялились. Кто-то произнес азартное "Продолжай!", что Айномеринхен сделал с превеликим удовольствием.
   Кейтелле грохнулся на скрипяще-шатающийся стул, щепки которого цеплялись к любой ткани и не оставляли заноз только в пластинах. Ветеран прокручивал в голове скоротечный разговор с почтовым кассиром, боевой дух медленно падал. Если бы Кеталиниро за эти годы переписывался хоть с кем-нибудь, то знал бы наверняка - каждое международное письмо под учетом! Если бы он переписывался... Наверняка всю корреспонденцию прочитывает специальная комиссия. Сидят себе в шумном темном помещении за старыми столами, а на столах - груды вскрытых конвертов, внутренности которых давно перепутали. Смеются, дымят, жгут скучное и публикуют веселое.
   Получается, заторможенно думал Кеталиниро, три недели бессонных ночей, муки совести и принятое наконец решение поступить по справедливости - коту под хвост. Сердце тихо нашептывало разуму, что, быть может, это и к лучшему... и само мироздание хранит его от рискованных шагов.
   - Ты вообще... дубина! Все неверно делаешь!
   - Меня уже сняли с задания, какая разница?
   Комната наполнялась монотонными голосами, они то стихали, то нарастали сплошной волной, взрываясь иногда хохотом - обычное дело. Айномеринхен терпеть не мог пустоты, заполнял ее шумными сотрудниками, приключениями или издевательствами над Кейтелле. Общительный и открытый Менхен активно жестикулировал, громко говорил и обзывался дубиной. Ему позволяли многое, слишком многое - за яркую внешность, рыже-медные волосы, за то, что успевал больше других и никогда не жаловался.
   - Запоминай на будущее: ты не местных допрашивай, - проникновенно говорил он. - Местным еще лежать и страдать. Какой идиот признается, что персонал хамит и подворовывает?
   - И что ты предлагаешь?
   - Не игнорировать меня, особенно когда я говорю умные вещи, - Айномеринхен самодовольно улыбнулся. - Я уже с десяток лет занимаюсь исследованиями, и знаешь, что я тебе скажу - если желаешь найти истину... кстати! А что, Кейтелле, как там твои поиски?
   Вопрос прозвучал неожиданно. Столь неожиданно, что Кеталиниро вздрогнул.
   - А?
   - Расследование твое, почтеннейший, - сидящие молодые люди обернулись на ветерана. Кеталиниро вдруг почувствовал себя необычайно уязвимым. - Узнал что-нибудь о малыше? Ты ведь за этим ходил?
   - Нет, не совсем. Я... за конвертом. А так - нет. Никаких сдвигов. Тишина на всех радарах.
   - Не отчаивайся, - улыбнулся коллега и вернулся к тому, на чем его прервала ассоциативная мысль. - Так вот, когда опрашиваешь всяких мучеников медицины...
   Хотелось закрыть глаза, лечь на стол, зарыться лицом в бумаги и больше никогда не выныривать. Локальное расследование Кеталиниро не давало результатов уже три года, и неосторожные слова Айномеринхена напомнили о череде фиаско. Узнал что-нибудь? Какой уж тут "малыш"!.. Если он и есть где-нибудь, то давно уже взрослый, с опытом, какого иные за сотни лет не наберут. Которого врагу не пожелаешь.
   - Опрашивай иногородних, дурень! А лучше - иностранцев, этим точно нечего терять, особенно если интервью идет в последний день. Желательно, чтобы гость из далеких стран сидел на чемоданах, с билетом в руках. Понимаешь? Ему никто не успеет отомстить!
   - Где я переводчика найду?
   - А сам учить не пробовал?
   Кеталиниро поднял голову.
   - Айномеринхен, когда у тебя следующий обход? - спросил он не своим голосом, чуть раньше, чем успел посоветоваться с разумом.
   - Завтра в полдень. В центральную городскую пойду, а чего?
   - Возьми меня с собой на правах стажера, - глаза Кеталиниро беспокойно скользили по настенному календарю за позапрошлый год, словно он пытался разглядеть в нем план дальнейших, понятных одному ему, действий.
   - У тебя своих дел мало?
   - Я с ума сойду в этих бумагах... ну и... премиальные.
   Слово "премиальные" успокоило коллегу. Он добродушно улыбнулся и не замедлил поставить Кеталиниро молодежи в пример. А тот нервно и бездумно мял в когтях единственный экземпляр семестрового отчета.
  
   - Конверты в следующий раз проси у меня, ладушки?
   - Кража госимущества, - произнес Кейтелле автоматически. Сознанием и телом он давненько пребывал в своем рискованном плане. Глупом, начертанном ржавыми вилами по стоячей воде. Трясло от мысли, что если кто-либо узнает о затеянном, то его уволят. В лучшем случае. О худшем думать не хотелось и вовсе.
   Около месяца назад Кейтелле проснулся и понял - он не в силах более держать в секрете то, что увидел в гнилых шахтах Некрополиса. Отвратительная жестокая правда порвет его, а призраки прошлого замучают, если он не восстановит справедливость. Единственное, чего не понимал Кейтелле - как он прожил, скрывая истину, столько лет?
   Айномеринхен, плывущий в омуте собственного обаяния, ничего не знал о планах Кеталиниро, а сам Кейтелле с трудом реагировал на безудержный треп коллеги. Тот, по своему обычаю, совершенно не интересовался, для чего Кейтелле так внезапно понадобился конверт. Да еще и утром. Бывшего врача редко волновали бытовые мелочи чужой жизни.
   - А то получается нечестно - сидим за копейки на кладбище конвертов... они через год выйдут из употребления и превратятся в гору дорогой макулатуры. ...совсем с ума посходили с этими почтовыми реформами.
   Они пересекали узкий коридор центральной городской клиники. Серо-синие стены и потрескавшаяся краска на белых дверях настойчиво требовали ремонта, лампы под потолком горели через одну в лучшем случае, что создавало в учреждении неуместный полумрак. Но и в полумраке молодые ребята в кремовых комбинезонах умудрялись издали разглядеть нашивку Минздрава на плече Айномеринхена, и натянуто улыбались навстречу. Хотя, вероятнее всего, частого гостя из Министерства просто узнавали по броской внешности - Айномеринхен цвел в любое время года, в любое время суток. И слышно его тоже было издалека.
   - Нам нужен 225-ый, - пробормотал Кейтелле, разворачивая лист со "шпаргалками". - Уроженец Катри, прибыл на обследование серд...
   - ...ведь наши клиники впереди планеты всей!
   - ...завтра отбывает. Терять ему нечего, как ты и говорил.
   - Если за ночь его не придушит главврач за излишнюю откровенность.
   - Может, не все так плохо, Менхен. Может, действительно все всем довольны и никто не ворует.
   - Я напьюсь от радости, если ты мне докажешь это.
   - Что нужно делать?
   - Ты мне сегодня не нравишься, Кейтелле.
   - Что делать?
   - Зайди к главврачу. И возьми карту... ну и не забудь спросить, в какой палате лежит наш бесценный свидетель.
   - Свидетель чего?
   - Подлого нарушения всех медицинских догматов, конечно! Я уже говорил, что ты мне сегодня не нравишься?
   Айномеринхен театрально нахмурился и подтолкнул стажера к угловому кабинету с дверью, лакированной под красное дерево, и уже через две минуты Кейтелле вышел оттуда с картой в руках, осыпанный по самые уши завуалированной лестью.
   - Согласись, облизывание освежает! - Айномеринхен выхватил карту и прочитал имя: - Аллидеррио. Типичное катрийское имя, можно даже не беспокоиться, это не подделка. Как ощущения, представитель власти? Липко, да?
   - Не этому нас в детстве учили, - нашелся Кеталиниро. - Не этому.
   - Тебе надо чаще вылезать в люди, дружок. Уж не от отвращения ли тебя трясет? - учтиво заметил Айномеринхен.
   Трясло Кейтелле по совершенно другой причине.
   - Господин врач беспокоится за свою шкуру и усыпляет бдительность. Это нормально.
   - В рабочее время трястись надо, - прищурившись, бросил коллега.
   На второй этаж, к больному за номером двести двадцать пять, их провожал медбрат. Широкоплечий высокий малый в халате, усыпанном жирными пятнами. Всю дорогу он мутно намекал на тяжелое состояние гостя из далекой страны. И было видно, как он желал оказаться полезным и одновременно остаться за чертой врачебной этики.
   Несколько секунд медбрат первоклассно отвлекал Кейтелле от грустных размышлений - занятно было представлять, как скрипит перо в голове Айномеринхена. Тот с серьезным видом слушал неловкие излияния провожатого и мысленно катал рапорт, наворачивая эпитеты и словесные обороты. Оба министерских гостя отлично знали - никогда таковой не будет воспроизведен на бумаге и отослан куда следует. Тем не менее, артель любила собраться вечерами, когда уже все сделано, а до конца смены час или больше, послушать очередной шедевральный доклад Айномеринхена. При этом публика каталась со смеху, запивая отличное настроение трофеями из кабинета непьющего начальства. Кейтелле всегда боялся, что слушатели тоже способны писать шедевры, но, увы, совсем не смешные. Менхен только отмахивался от настоятельных предупреждений коллеги.
   - Так если он тяжелый, - неприветливо бросил Айномеринхен через плечо, - то какого ладана его завтра транспортируют?
   Краем глаза Кеталиниро заметил, как стремительно побледнел оборванный на середине предложения медбрат.
   - Какого привезли, такого и сдаем! - выпалил он, позабыв, очевидно, с кем разговаривает. Холодный взгляд темно-рыжих глаз тут же поставил молодого человека на положенное место: - Я имею в виду, с головой у него... Его к нам из ихней психлечебницы...
   У Кеталиниро что-то неприятно дернулось в желудке. Айномеринхен издал неопределенный звук.
   - Ах, из психлечебницы... Кейтелле, знаешь, какие вопросы задавать? О чем говорить?
   - Даже смогу объясниться с ним на родном языке, - тихо заявил Кеталиниро.
   - Да я помню, что ты лингвист-затейник, - шутливо проворчал Айномеринхен, и тут все трое вошли в палату.
   Аллидеррио ни с кем не соседствовал. Хотя комната была двухместная, а клиника казалась переполненной, очевидно, к "шпиону" никого не рискнули подложить. Либо...
   Темные глаза распахнулись, едва уши пациента уловили нестерпимый шум посетителей. Он вроде бы и не спал, а лишь притворялся спящим, полулежал-полусидел с каменной заинтересованностью на физиономии. Комиссия обступила седеющего субъекта с таинственным выражением на лице. Кеталиниро не отрываясь изучал старые шрамы, чертящие вокруг глаз странные узоры, пересекающие нос и рот так, что лица почти не было видно. Кисти рук тоже пострадали в неведомой мясорубке. Кейтелле невольно вспомнил Келлиарниха. К счастью, перед ним сидел не погибший миллионы лет назад командир Ватаны.
   Пальцы Аллидеррио нервно теребили одеяло, пока три пары глаз рассматривали его. Но тут гости взяли стулья, медбрат сделал шаг назад, навалившись на стену, и руки сами натянули ткань до подбородка, словно больной хотел спрятаться в панцире от незнакомцев. На спокойном лице не отражалось ни страха, ни растерянности, и Кейтелле вздрогнул - так необычны были движения этого человека. Но в чем заключалась эта необычность? Может, вот так он и распугал всех тех, кто хотел лежать на соседней койке?
   Больше всего нервировал взгляд - Аллидеррио не изучал Кеталиниро, а пялился, словно знал все, что нужно и не нужно, словно видел белый конверт через ткань кармана... По спине Кеталиниро пробежал холодок. Неприятный тип.
   - Аллидеррио, тридцать восемь лет, гражданин Катри? - уточнил Кейтелле на родном для больного языке.
   Тот неожиданно отбросил посеревшее одеяло от лица и резко кивнул. "На два года младше нас с Айномеринхеном", - отметил Кеталиниро. Следовало понять, кто перед ним. Так ли он безумен?
   - Эти шрамы - вы получили их на войне?
   - С другом не сумел договориться, - туманно заговорил больной. Голос оказался вкрадчивый и энергичный, несмотря на изнуренный вид его обладателя.
   - Ух ты, - раздался сзади веселый возглас медбрата. - Соображает сегодня.
   Его строго осадили.
   - Откуда шрамы? - спросил Кейтелле у сопроводителей.
   - Он истязает себя временами, - приструненный сотрудник клиники дернул плечом в неопределенном жесте. - Во время приступов.
   - Как давно?
   - В смысле?
   - Отметинам на лице не меньше десяти лет, - вставил Айномеринхен.
   - Послушайте, я не его лечащий врач!
   Кейтелле обернулся к пациенту, решив, что тему лучше сменить. Для исследования она не нужна, для его тайной миссии - тоже, а как отреагирует обитатель психиатрического заведения - неизвестно. Потому вопрошающий подавил в себе неуместное внимание к деталям. Нужно было быть очень осторожным. Меньше всего сейчас хотелось взбесить иностранца с нестабильной психикой.
   - Несколько несложных вопросов, господин Аллидеррио. Если позволите.
   - Зовите меня Рамфоринх, - попросил тот странным голосом и широко улыбнулся.
   Гости растерянно переглянулись - эту фразу сумел перевести даже медбрат. На лице Аллидеррио засверкала диковатая улыбка, будто бы все трое воскликнули: "А-а! Тот самый Рамфоринх?!" Он уловил обрывки фраз, пожимания плечами и неосторожное заявление медбрата:
   - Если это кличка, то больше всего она смахивает на лагерную...
   Его тут же заткнули очередным гневным взглядом. Кейтелле поставил в бланке огромную точку.
   - Вы обеспокоены, - улыбка из дикой превратилась в ядовитую.
   - Кейтелле, у тебя список вопросов перед глазами, зачитывай уже, - быстро проговорил Айномеринхен за спиной.
   - У вашего коллеги ступор.
   - В карте значатся жалобы на сердце и позвоночник, - проговорил Кейтелле, уставившись в диагноз. Он вдруг понял, в каком положении оказался - если даже Рамфоринх способен исполнить маленькое опасное поручение, не взорвав гранату в пределах границы, то как ее передать теперь на глазах у двух свидетелей?
   - Что с вашим голосом? - поинтересовался Рамфоринх, посмеиваясь, но тут нездоровый взгляд упал на пустой рукав; по спине Кейтелле пробежал потусторонний озноб. Ни взгляд, ни вопрос ему не понравились.
   Рамфоринх все понял и прямо спросил, где этот нелепый человек из Министерства Вельдри потерял руку. Кеталиниро ответил коротко и рублено, несмотря на волны холода по спине - сзади стоял тот, кто останавливал кровотечение много лет назад. Айномеринхен коротко вздохнул, намекая, что раскаивается о решении взять Кейтелле с собой.
   - Легко отделались, - улыбнулся Рамфоринх.
   - Да, легко.
   - Но я за вас отомстил.
   Лицо Рамфоринха вновь озарила улыбка, когда он увидел растерянность на лице собеседника.
   - Опыты на крысах. Вы не знали? Мы тоже изводили пленных. Секрет, конечно. Большой военный секрет. Но они считают меня безумным, потому я буду говорить то, что думаю.
   На плечо Кейтелле неожиданно легла ладонь Айномеринхена и легонько тряхнула. Это помогло избавиться от оцепенения.
   - Я думал, ты пришел сюда отвлечься от своих кошмаров, а не погрузиться в чужие, - тихо процедил он сквозь зубы.
   - Тяжело идти по списку. Тяжело задавать подготовленные вопросы. Когда перед тобой человек.
   - Ты способен сделать проблему из любой ерунды...
   Договорить Айномеринхену не дало глухое предупредительное рычание:
   - Вы пришли ко мне, уважаемый, - громко сказал Аллидеррио, обращаясь к Кейтелле. - Так будьте добры говорить со мной!
   Казалось, он сейчас взорвется, выпрыгнет из кровати, и острые когти располосуют чью-то неосторожную рожу. Сердце Кеталиниро с грохотом упало куда-то под желудок, но где-то там же трепыхнулась слабая надежда.
   - Не нервируйте его, - Кейтелле подскочил и жестом предложил наблюдателям покинуть помещение. Айномеринхен вытолкнул замявшегося у двери медбрата и поспешно вышел сам. В палате остались двое. Кейтелле затравленно оглянулся на пациента - тот безумно сверкнул глазами. Он уже вылез наполовину из кровати, но так и замер на полдороге. Теперь Рамфоринх хищно улыбался, его белеющие волосы словно расползались по плечам и спине, пускали корни в больничный халат. Он напоминал колдуна из сказки.
   Как бы Кеталиниро ни хотелось выпроводить свидетелей, сейчас он понял, как опрометчиво было решение остаться наедине с пациентом психиатрической лечебницы. Но Аллидеррио предложил занять прежние места и продолжить беседу.
   - Ведь так заметно лучше, - сказал он, и Кеталиниро нехотя пришлось согласиться. Действительно лучше. Но какой толк от ненормального?
   - Тут, знаете ли, поговорить совершенно не с кем, - продолжал Рамфоринх ровным голосом.
   Быть может, лучше найти другого гостя из Катри? Пусть это сложнейшая из задач...
   - В наши дни в медицинских академиях не преподают иностранные языки. Большая часть старой школы разбежалась по министерствам - вот как ваш друг - а молодняк и двух слов не вяжет. Зато "Здравствуйте!" я слышу по сто раз в день. Надоедает до тошноты.
   Кейтелле честно вслушивался, но внимание то и дело разбредалось по отдаленным уголкам мозга: отдать письмо Рамфоринху значило бы подписать себе приговор - стоит конверту всплыть в пределах государства... Где-то глубоко под черепной коробкой на извилины давила мысль:
   "Тебе никогда не хватало смелости... тебе никогда не хватало смелости... тебе никогда не хватало смелости..."
   На что?
   "...думать и действовать самому".
   - Так вы хотели что-то сказать, господин из министерства? - с кривой усмешкой произнес Рамфоринх.
   Кейтелле решительно дернулся:
   - Могу я просить вас об услуге?
   Рамфоринх замер, один его глаз странно увеличился, словно он не поверил ушам.
   - Все что угодно, - произнес он, подобравшись. - В обмен на ответную услугу.
   Дождавшись изумления на лице Кейтелле, Аллидеррио спокойно продолжил.
   - Я ищу кое-кого. Любые сведения... родственники, город, адрес... может быть, номер могильного камня. Слышал, у вас развитая поисковая система, хотел написать, но... доехать оказалось проще.
   - Постараюсь помочь, чем смогу. Но если я найду его, то как сообщить вам?
   - Через несколько месяцев я постараюсь вернуться на повторное обследование. Симптомы позволяют.
   - Хорошо... - от возбуждения у Кеталиниро на голове зашевелились волосы. - Скажите его имя.
   - Вот в этом и проблема, - Рамфоринх забрался глубже на кровать и вновь спрятался под одеяло. - Имени не знаю, только кличку, которой его наградили в лагере. Ну и... номер.
   Кейтелле достал из кармана блокнот, при этом бланк с анкетой чуть не соскользнул с колена.
   - В последний раз его звали Кириа.
   - Так все же вы... - не удержался Кейтелле, - сидели в одном лагере?
   - Ну как сказать, - Рамфоринх странно засмеялся. - Он сидел. Я - работал. Или наоборот - это как посмотреть.
  
   Внутри отекшего мозга палила артиллерия, кричали раненые - реальность отступала под натиском забытого. Сражение вспыхнуло не только что - вялотекущие бои не оставляли поля битвы уже много лет, и Кеталиниро постоянно приходилось концентрироваться, сдерживать воспоминания кирпичной стеной.
   - Менхен?
   - Ау?
   - Нас пропустили без сменной обуви.
   - Спасибо атрибутике.
   Они стояли на леденящем предосеннем ветру и морщились от солнца. С крыльца клиники обозревался парк и оживленная в этот час улица.
   - Забираю свои слова назад. Нельзя тебе с людьми работать, - высказал соображения Айномеринхен. - Склад ума не тот. А еще ты - неудачник.
   Кейтелле проигнорировал выпад.
   - Из всех возможных тебе попался точно такой же раненый...
   - Ты не страдаешь тактом, Менхен.
   - О-о, спасибо!
   Хотелось побыстрее сбежать от заботливого мерзавца, погрузиться в мысли и внимательно обдумать перспективы. Кажется, он только что напросился на внеочередное приключение. Ну надо же! Найти крысу... по одной только кличке! Он, видите ли, "чувствует", что искать нужно в Атине! Одно слово - ненормальный.
   - Кеталиниро! - знакомый голос заставил его вздрогнуть и привести голову в боевую готовность. Черт нес им навстречу Лиенделля собственной персоной. Он быстро пересекал широкую улицу, малиновый плащ развевался на ветру, как и рыжие волосы. На веснушчатой физиономии царило неожиданное оживление.
   - Гляжу, у тебя всюду знакомые, - ухмыльнулся Айномеринхен, когда Лиенделль подбежал к ним.
   - Я его сосед! - зачем-то с гордостью уточнил рыжий. Пришлось их знакомить. Оказалось, Лиенделль работал терапевтом на третьем этаже и возвращался с обеда. Кеталиниро невольно отметил непривычную элегантность в одежде соседа - никаких мешковатостей, только тонкий облегающий плащ и спецодежда первой свежести, без пятен и дыр. Волосы аккуратно уложены по профессиональному уставу, речь четкая, даже громкая. Айномеринхен с удовольствием затянул разговор, а узнав, что у врача есть еще двадцать минут, и вовсе возликовал.
   - Скажем, что интервью затянулось, - сказал он обеспокоенному Кейтелле, от души хлопнув по плечу. К тому моменту, как Айномеринхен и Лиенделль наговорились, Кеталиниро окончательно продрог.
  
   Лиенделль приложил ухо к потемневшей от времени двери с остатками зеленой краски. Эти двери - проходы в крохотные миры жильцов блока - сидели черными воронами вдоль бетонных серых стен и мало что скрывали. В данном случае они не скрывали убийственной тишины комнаты. Лиенделль сделал шаг назад и осторожно постучал.
   - Открыто, - пригласил хозяин со стальным раздражением в голосе. Окончательно побледнев, Лиенделль приоткрыл дверь. Та отошла от косяка со скрипом, и стала видна спина Кеталиниро - сосед сгорбился над бумагами, делал вид, что работал. Развернулся, смерив пришедшего взглядом исподлобья, отметил про себя, что врач, такой аккуратный и элегантный днем, в больнице, вновь облачен в свои домашние шинели поверх старого рабочего халата, который, видимо, заменял нижнее белье. Откуда Лиенделль увел халат - загадки нет, но вот насчет шинелей Кеталиниро мучился вопросами, которые все не находилось повода задать.
   Вот и сейчас ему было не до них.
   - Чего хотел? - спросил Кеталиниро с места после непродолжительного молчания.
   - Хотел пригласить в зал, - произнес сосед, запинаясь.
   Вместо ответа Кейтелле вздрогнул всем телом, беспокойный взгляд метнулся к зеркалу и замер на гладкой поверхности стекла.
   - В зал, - осторожно напомнил о себе Лиенделль. - Интересную передачу показывают. Про нальсхи...
   - Нет, спасибо, - очнулся Кетилиниро. - Мне... у меня много работы. В следующий раз.
   Сосед молча прикрыл за собой дверь, но его окликнули.
   - Подожди! - Кеталиниро даже поднялся, озаренный очередной мыслью.
   Врач открыл дверь и чуть не пришиб подбежавшего хозяина.
   - Слушай, ты выписываешь газеты?
   - Да, конечно.
   - Если будут новости из Катри какие-нибудь... любые. Скажи мне, ладно?
   - Конечно... - растерянно кивнул Лиенделль. - Скажу.
   Кажется, это был их самый долгий разговор.
  
   Осень 2236-го:
   - Не вздумай подохнуть!
   Высокий голос, немного знакомый, немного резкий. С его подачи внутри словно щелкнул тумблер, и лампа под куполом черепной коробки перестала бестолково раскачиваться. Элементы нагреваются, озаряя пространство мутным пыльным светом. А вместе с тем спешат обнаружить свое присутствие боль и острый холод.
   Открыть глаза и застонать на всякий случай, пока не зарыли заживо.
   - Жив, родный! Ну хоть на тебя можно положиться!
   Кеталиниро слышал с потрясающей четкостью, словно бы в мире остался только звук. Но слова не оседали в голове, отскакивая, словно каучук, от стены, не оставляли даже следа в мыслях. И Кейтелле беспомощно метался в бреду, пытался понять - кто он и чего хотят окружающие.
   - А тут такая беда случилась! И мы из нее не выберемся, если ни один из вас, гадов, не встанет!
   Из общего фона хлынул гул сильнейшего ливня. Где-то далеко, за стеной или в другой стране. А еще, кажется, вспомнилось, как над Кеталиниро плакали люди. Или один человек - он не знал. И всплыло в голове первое имя по далеким ассоциациям - Химилла. Казалось диким предположение, будто бы Химилла мог лить слезы. По кому угодно и при каких угодно обстоятельствах.
   - Ты глянь на него. Убивается. А я ему говорил - плохая примета радоваться раньше времени!
   Кто убивается?
   - У Эмолия теперь тоже нету дома. Крысы сожгли деревню. Я ударил этого дурака поленом, чтобы он не побежал всех спасать. Но недостаточно сильно. Эмолий убег. К счастью, крысы ушли, а то б ему конец. Да и нам тоже.
   Сказанное теперь не отскакивало от гладкой поверхности мозга, а вяло крутилось на заднем плане заевшей звукозаписью. На третьем повторе некоторые фразы обретали смысл, слипались комками, и пространство взрывалось, трещало по швам. Кейтелле вспоминал неровную дорогу и резкий запах крови, смешанной с машинным маслом. Долгое время, похоже, его везли в тесном душном помещении. Потом - едкий дым, чьи-то надрывные крики и глухие удары, словно головой о железные стены.
   - Тут гореть больше нечему. Мы б задохнулись, если б не дождь. Эмолий - дурак. Не понимает, как нам свезло. Только ты не рассказывай, что я его дураком назвал. Я же все понимаю. Со мной то же самое было... Но я в лужах не валялся. И почти не плакал.
   Даже разлепив веки, Кеталиниро ничего не увидел. Перед ним сгущалась та же чернота, после долгого изучения оказавшаяся закоптившимся потолком. Сбоку бил грязноватый свет.
   - Что делать, Кейтелле? Надо убираться отсюда, но из нас троих идти могу только я.
   "Из нас троих..."
   Кейтелле распахнул глаза.
   - Ну наконец! Вставай же! Очухивайся! Не могу же я один вас тащить! - настойчиво залепетал рядом Химилла.
   Неужели их осталось трое?! Как?! Почему?! Последнее, что он помнил - смерть старого волка от разрывной. Кейтелле чем-то придавило, кто-то плакал над ним, звал, а дальше - сплошная темнота и скрежет механических деталей. Трое... кто? Он, Химилла и некто Эмолий.
   Да, он помнил Эмолия - субтильный пацан из деревни, скрытный и неприветливый с виду.
   Но остальные... Неужели...
   Кейтелле, кажется, лежал на спине. И лежал достаточно долго, чтобы конечности потерялись в пространстве. Он повернул голову на свет, и внутри словно взорвалась маленькая осколочная граната, осыпав болью все до самого позвоночника. Оставалось только молиться, чтобы вспышка быстрее прошла и все закончилось. Нет, вскочить, как того требует Химилла, точно не получится. Как только первая волна нестерпимого жара сошла, он ощутил слабые брызги, что летели из светового пятна, из шума. Дверной проем отделял от стены воды, хлещущей с неба. Что творилось за стеной - разглядеть пока не представлялось возможным.
   - Нам вообще сейчас надеяться не на что, - умоляющий голос Химиллы теперь сопровождался потряхиваниями. Ребенок трепал лежащего за плечо, причиняя боль и неудобство, но, к счастью, скоро понял это по гримасе на лице Кейтелле и перестал. - Мы застряли возле этого крысячьего ходунка! Представляешь, че будет, если придут наши?! Откроют огонь - даже разбираться не станут! Я знаю, так и будет. Видел уж.
   Возле ходунка?! О, нет, этого не хватало!
   На улице неподвижно лежал человек с запрокинутой к небу головой. Сначала Кеталиниро принял его за гору тряпья, но движение и едва различимый стон, донесшийся через шум воды, заставили усомниться.
   - Мы однажды так расстреляли своих. Они бежали из плена. Эти дурачки, чтоб спастись, оделись в форму крысиных солдат. Я так испугался, что выпустил в их двоих целую обойму, - голос совсем сорвался, но через несколько секунд продолжил повествование. - Меня самого потом чуть не вздернули за такую растрату... А когда мы подошли к трупам, я узнал их. С трудом, но узнал!
   Человек на улице дернулся, будто бы в предсмертной судороге. Медленно и болезненно перевернулся набок, ритмично вздрагивая, как от сильных ударов.
   - Враги их пытали, а свои просто убили! - закончил Химилла.
   Рейнайоли корчился словно в предсмертной агонии. Его била крупная дрожь, вода заливала, топила в лужах, но он продолжал лежать, где лежал.
   - Только бы снова вопить не начал! - сказал Химилла. - Всю округу же призовет, черт полосатый... это ведь если я его еще раз огрею, то он же может и не встать больше. Ох, горе!
   Явь - скользкая рыба - граничила с обмороком, то заглядывая в лицо, то удаляясь обратно в мутную воду. Картинка прояснилась внезапно:
   - Химилла, где мы? Что произошло? - язык слушался с трудом, а слова не складывались.
   - Я же рассказывал! Мы приехали к Эмолию в деревню! Представляешь? Он всю дорогу вопил, что живет недалеко. Радовался, дубина, что родственников увидит... А тут ни одного дома, кроме каменных блоков, не осталось. Все погорело до самой земли!
   - Остальные где?
   - Со всего отряда нас трое выжило, - сообщил Химилла. - сначала я его откопал среди мертвецов, а потом мы вместе тебя из-под ходунка выкопали. Ничего не помнишь?
   - Как... сюда попали? - Кейтелле проигнорировал вопрос.
   - На вражьем транспорте. Нашли рабочий, повыкидывали трупы и пошли - у него теперь горючего даже на согрев двигателя не хватит. Мы из-за него все в опасности: прям посреди площади стоит, пырится крысячьей эмблемой прямо в небо... Надо уходить.
  
   - Я специально бросился на фронт, - тихо и быстро проговорил Эмолий, - защитить дом и родителей. Братьев... Надо было оставаться в Куардтере.
   - Тебя бы убили вместе со всеми, - сказал Химилла.
   - Это не так страшно.
   Теперь они пережидали ливень вместе, сидели прямо на полу в каменном боксе. Химилла завороженно глядел на серую пелену воды, Эмолий покачивался из стороны в сторону и пугал спокойным, тихим голосом. А Кейтелле дрожал от холода и подступающей паники - обороноспособными их не назвать. Самому адекватному не стукнуло и десяти лет, другой не в себе от горя, а сам Кеталиниро воевал только три дня. Кроме того, Кейтелле боялся, что Химилла скажет что-нибудь вроде: "А может быть, они еще живы! Трупов-то в деревне нет", перебудоражит Рейнайоли... зазря.
   Живых не осталось - это точно. Пока Химилла приводил Эмолия в чувства, Кейтелле оглядел место и нашел огромную яму недалеко от леса на краю деревни. Ее заливало водой и мокрой землей. Кеталиниро надеялся, что дождь успеет полностью накрыть грязью ее содержимое. Ребенок, к счастью, ни о чем таком не заикался - видимо, пока Кейтелле лежал без сознания, Химилла тоже осмотрелся, сделал выводы.
   И наверняка нашел тело в соседней бетонной коробке.
   В общине действительно гореть было нечему. Химилла нашел им укрытие в одном из бетонных строений. Среди обугленных останков деревянных жилищ эта композиция из хаотично рассыпанных по земле коробок смотрелась фантастично. Одну из них облюбовал мертвец, самая настоящая крыса: воин Сельманты вжался в угол, голова слегка отклонена назад, а красные глаза широко распахнуты. Очевидно, приполз сюда в поисках убежища, как и они, но скончался от глубоких ран. Одну из них и зажимала холодная бледная рука. Белоснежные волосы врага и светлая солдатская форма безнадежно испачканы землей и сажей, а на лице читалось печальное изумление и боль. Очень молод - не больше четырнадцати лет от роду. Всего лишь на четыре года старше Химиллы.
   Кейтелле никому не сказал о своих кошмарных находках, но многозначительный взгляд младшего товарища, словно умоляющий молчать, поставил все на свои места - Эмолий не видел ямы на краю леса.
   - Это ладно сейчас ливень - бомбить не станут, а как закончится? - Химилла то ли пытался отвлечь, то ли действительно размышлял вслух. - Прям посреди пепла лежит, бельмо! Да и отряд Риза вроде недалече. Мы их как подкрепление ждали, гадов. Если бы они подошли, то хрен бы нас крысы разбили. А теперь от этого отряда толку чуть - только шансов выжить меньше. Либо за крыс примут, либо вздернут за позорное отступление. Даже не знаю, что хуже.
   Кейтелле не слушал, только поморщился от воспоминаний и понял, что механический скрежет в пути исходил от паучьих лап вражеской машины. Интересно, кто из этих идиотов придумал покидать зону обстрела на транспорте сельмантийской армии?
   - Так ты чего? Учитель? - дождь кончился, и Химилла принялся собираться.
   Кейтелле кивнул.
   - Предупреждаю сразу: если попробуете меня наказать - дам сдачи.
   - У меня и в мыслях не было тебя наказывать...
   - Не шути, этим промышляют все учителя. Уж я-то знаю - мне говорили. Все, хватит рассиживаться.
   Подняться одними намерениями не удалось. Эмолий, промокший насквозь, не переставал дрожать. Он бормотал, что никуда не пойдет и останется там, где должен был оставаться всегда. Химилла психовал и то называл его идиотом, то неумело обещал, что все будет хорошо. Но тот словно оглох. Казалось, ничто не сможет вывести его из угрюмого оцепенения. Разве что чудо.
   ...Чудо появилось со стороны леса.
   Сначала никто, кроме Рейнайоли, его не заметил. Кейтелле сидел спиной к выходу, а Химилла, увлеченный уговорами, не сводил глаз с дрожащего Эмолия. На краю темного леса маячило светлое пятно. Оно почти светилось за грудой обгоревших бревен, смотревших в хмурое небо.
   Эмолий сорвался с места, забыв обо всем. Химилла не успел поймать обезумевшего друга за рукав. Кейтелле не сразу понял, что происходит и куда побежали выжившие, потому потерял на старте несколько секунд. Во время бешеной скачки оба поняли, что заставило Рейнайоли подняться - на границе леса белел человек.
   Сельманта!
   Кеталиниро, понимая, куда их ведет погоня, сделал единственное возможное: в прыжке сбил с ног Химиллу и, прижав ребенка к себе, откатился вместе с ним под ближайший навес - образование из сгоревших бревен на месте дома. Хрупкая конструкция была готова рухнуть им на головы, но сейчас такая возможность не волновала. Уйти с линии огня, спасти, затаиться и выиграть время! И уже оттуда, вжавшись в землю и припав лицами к покрытой сажей древесной поверхности, они наблюдали с близкого расстояния, как безоружный и озверевший Эмолий кинулся на врага, решив, видимо, разорвать его голыми руками.
   - Кейтелле! - охнул удивленный Химилла, глядя во все глаза на пришельца. - Посмотри на него! Кто это?!
   Чужак схватил нападавшего за запястья, сделал шаг в сторону, прервав тем самым атаку. Эмолий рухнул вперед, занесенный инерцией, но прежде их глаза встретились. Бледный как смерть незнакомец призрачно улыбнулся.
   Хотя можно было обойтись и без этого - внешний вид таинственного человека приводил в замешательство решительно всех. Белые одежды, лишь издали похожие на сельмантийские, вблизи не имели с ними ни малейшего сходства, кроме цвета. Волосы, черные и прямые, резко контрастировали с бледной кожей и словно бы увеличивали без того большие глаза. Ничего подобного не видел в своей жизни никто из них, включая Кейтелле.
   - Здравствуй, Рейнайо, - проговорил человек в белых одеждах.
  

Интерлюдия 3. О долгах

   - ...Рамфоринх? Да, яркая кличка. Но рассказывать тут особо нечего. Архарон говорил, что Кеталиниро задолжал какому-то психу. Что именно - не знаю.
   - Постарайтесь вспомнить все, что слышали, это важно.
   Шуршит, сбиваясь...
   Они слишком быстро поднялись из природы и еще быстрее уничтожили друг друга. Превратили целую планету в безжизненную пустыню с мертвыми океанами. Потрясающая работоспособность, надо отметить. Даже плесень оказалась бессильна перед чем-то, что они изобрели.
   Цивилизация истинных зверей, неадекватных в потребности убивать. Однако почему вот этот конкретный персонаж с фотографии смотрит так растерянно, словно просит о чем-то совершенно человеческом? Все могут страдать, правда. Наверное, даже самые жестокие чудовища. Но обреченность в маленьких глазах не позволяет представить на этих пальцах, острых, словно кинжалы, ни единой капли крови.
   А значит, он...
   - Все остальное я знаю со слухов и из газет. Было там какое-то письмо едкого содержания, из-за которого Рамфоринх приехал... или как-то так.
   Возможно, именно это смущает больше всего. Заставляет вздрагивать от неприятного чувства, когда я вглядываюсь в лицо напуганного монстра с золотыми волосами. Боясь угадать в нем...
   - ...ну и... он же бесследно исчез из палаты. Кстати, его нашли?
  
  
   Глава 3. АРХАРОН
  
   (Архарон - (полного имени нет)
   Хассанид - Хассан
   прим. автора)
  
   За полгода до:
   На работе Кейтелле был встречен тяжелой артиллерией пристального внимания. Пугала не столько интенсивность, сколько неожиданность.
   - День ото дня мой друг все зеленее, - с лирическим трагизмом в голосе произнес Айномеринхен.
   Он почти лежал на столе поверх бумаг, подперев челюсть ладонью, и казался сосредоточением порядка в царствующем бардаке - пыли и вороха документов не было только на его бордовом кардигане. Время от времени Менхен и Кейтелле порывались закатить генеральную уборку, но каждый раз что-то мешало. В целом после сокращения уборщиков в прошлом году здание Министерства постепенно зарастало мхом и обзаводилось собственной экосистемой.
   Но даже в нее Кеталиниро не вписывался. Правда, как верно выразился Айномеринхен, последние три бессонные ночи приближали цвет лица ветерана к цвету стен, однообразно выкрашенных в зеленый под самый потолок. А тот, некогда белый и ровный, теперь шел опасными волнами, по которым ползли тени застарелых и свежих потеков. Примерно то же сейчас творилось вокруг глаз Кейтелле.
   - Ты себя в зеркало видел? Красавец... Дел невпроворот. Опаздываешь тут.
   Айномеринхен терпеливо выжидал, пока Кейтелле расстегнет тысячу и одну застежку и пальто отправится в шкаф. Дверца коротко скрипнула.
   - На сорок минут опаздываешь! Тебя искали.
   Кейтелле побелел, мысленно проклиная бессонницу, и Айномеринхену показалось, что тот сейчас упадет без сознания.
   - Шучу. Хотелось разбудить тебя, не обижайся. И вот уже во взоре мелькнула бодрость! О, как я ждал этого!
   Кейтелле шумно выдохнул, прикрыл глаза.
   - Да ладно, не кипятись. Твой сосед советовал обратить на тебя внимание. Или на твое здоровье, точно не помню. Славный малый. Знаешь, он, пожалуй, прав, выглядишь ты действительно... окоченевшим.
   Кейтелле не стал уточнять, что этот же диагноз можно было поставить как вчера, так и неделю назад.
   - Когда он успел?
   - Вот это самое забавное! Явился к парадному без пяти семь, представляешь? Мне бы таких соседей, а то солей не допросишься, а вечерами орут как резаные! Да вы не стесняйтесь, господин мой, присаживайтесь, наконец!
   Ну да, так и есть - если бы Лиенделль не накапал, Айномеринхен бы оставался в благом неведении до самой кончины. Возможно, даже своей. Кеталиниро тяжело сел на рабочее место - излишнее внимание нервировало его, но сколько лет он жил, столько же и не умел отводить огонь заботы. Правда, в случае с Айномеринхеном заботу заменял поток нескончаемых разговоров. Приходилось делать над собой усилие и что-то отвечать:
   - Лиенделль - человек старой формации, для него все люди - братья.
   - Ты так говоришь, словно это порок или вредная привычка. Нехорошо, Кейтелле! Очень показательно, между прочим!.. Кстати, Лиенделль - это полное имя?
   - Не знаю, он мне свой паспорт не показывал.
   - А чего не спросишь?
   - Зачем? - громче, чем нужно, спросил Кеталиниро.
   Айномеринхен растерялся, и беседа на какое-то время угасла, уступив место работе. На столе Кейтелле обнаружился ежедневный бланк со "срочным" списком. Сердце беспомощно екнуло, когда ветеран насчитал более десяти документов, которых сегодня ждали со всеми подписями и печатями.
   - Я тут до ночи проторчу, - пробормотал он обреченно.
   На столе, где-то среди бумаг, валялись черновики этих отчетов, но вчера он, кажется, психанул и знатно все перемешал. Минут пятнадцать пришлось искать хоть что-нибудь похожее на пример, а потом стопка на краю стола рухнула вниз, рассыпаясь по полу. Айномеринхен радостно всхлипнул, не отрываясь от бешеного печатания. Как раз в том ворохе бумаг и обнаружился самый страшный документ - мятый семестровый отчет со следами когтей. Если бы не тяжкие ранения, его вполне можно было бы уже отправлять по инстанциям... Это стало последней каплей.
   Тихий стук отвлек Айномеринхена - когда тот обернулся, то увидел Кеталиниро, уткнувшегося лбом в стол. Поверх листов вьющимся покрывалом лежали волосы. Можно было подумать, что с потолка на него упала пачка бумаг и лишила сознания, если не убила. Менхен, покосившись на коллегу, оторвал от ближайшего черновика уголок и быстро застрочил на нем.
   - Уйдешь сегодня пораньше, - сказал он. - Прикрою.
   Со стороны Кейтелле донесся неразборчивый стон. Даже если его выпнут из кабинета прямо сейчас и он тут же окажется в постели - тяжелые мысли не позволят уснуть.
   - Тут написано, куда идти и что говорить на вахте. Смотри, кладу тебе в карман, - Айномеринхен действительно уже совал желтоватый обрывок в карман пальто. - Будешь возвращаться домой поздно - осторожнее, слышал про шайку Хассана? Это уже не хулиганье, тиранят весь город... Эй, ты в курсе, что у тебя тут дыра?!
   Кейтелле оторвал тяжелую голову от столешницы. В комнате похолодало от его тяжелого взгляда.
  
   Кеталиниро без чувств и соображений вывалился из парадного, даже не застегнувшись. Улица неприветливо встретила его промозглым ветром, но капризы природы остались незамеченными. Кейтелле вспомнил о Рамфоринхе и понял, что дрожит. Со дня визита прошла неделя, прежде чем до ветерана дошло, в какую ловушку он себя загнал: поиски военнопленного по кличке Кириа оказались делом не только бессмысленным, но и опасным. Куда опаснее, чем отправка незамысловатого конверта в ближнее зарубежье. Так что, выходит, он обменял осколочную гранату на полноценную бомбу, и бомба эта могла рвануть в любое время. А если ее не трогать - через несколько месяцев Аллидеррио спросит, как продвигаются поиски, и чем тогда его радовать?
   Рамфоринх не скрывал, что ждет конкретных результатов. А главное - даже если этот Кириа перекрасил волосы, когти, сменил паспорт и поселился через стенку от Кеталиниро, легче от этого не станет. О сделке с бывшим лагерным врачом не должен был знать никто, включая Менхена. Особенно его. Айномеринхен совсем недавно стал родителем.
   ...однако его авантюрную натуру сей факт не изменил.
   У Айномеринхена своеобразный метод помогать, вспомнил Кейтелле. Вспомнил и захотел провалиться сквозь землю - последний альтруистический порыв грянул недалее как прошлой зимой, оставил в психике глубокий незаживающий след. Тогда только природная изворотливость Менхена, больной вид Кеталиниро и волшебная случайность уберегли их от грязнейшего скандала. Так что таинственную записку Кейтелле изучил скорее из обреченного любопытства, чем с надеждой вытянуть положение. В идеале на обрывке должна была значиться фраза: "Кириа там-то..." и подробный адрес.
   Адрес действительно был. Он умещался в одном-единственном слове. Жестоком и холодном, как сама жизнь.
   "Аутерс".
   - Похоронить меня вздумал, - оценил Кейтелле странный юмор товарища.
   Об асфальт ударили первые капли - позднее лето намечало вечерний дождь. Кеталиниро только сейчас уловил в воздухе непогоду, непроизвольно вздрогнул от пронизывающего ветра. Усмешка сама расцвела кислятиной на лице - надо же, как грамотно подобрана атмосфера вечера к маленькой записке... Только Айномеринхен мог послать в Аутерс человека, так отчаянно нуждающегося в покое.
   О Доме на окраине Атины Кеталиниро знал немного. Пару раз видел издали, полраза заходил внутрь. Это случилось через несколько лет после возвращения с фронта, когда он только устроился на работу в Министерство. В те годы комендатура имела наглость посылать его с бандеролями по всему городу. Айномеринхен тогда не постыдился устроить в кабинете начальника сцену с разбрасыванием заграничных сувениров - это чуть не убило Кейтелле, он думал, что его не только уволят, но и попросят из страны. Но начальство не захотело ссориться с Менхеном даже из-за разбитой статуэтки "Ялма на убитом олене".
   В итоге Кеталиниро перестал шататься по городу и осел в маленьком кабинетике рядом с нежданным защитником. Скромная попытка объяснить, что ему нравилось ездить по городу с министерским проездным, не увенчалась успехом.
   Прошли годы. Аутерс не разбомбили с воздуха, не ограничили в финансировании, а его обитателей не пустили на котлеты. Исправительно-исследовательская муниципальная организация Аутерс (ИИМО Аутерс), обманчивая копия жилого блока, огорожена бетонным слепым забором, обмотана лентой Кольвериона этак в три ряда... отличное место для выправления пошатнувшегося душевного здоровья, ничего не скажешь!
   Кеталиниро скомкал бумагу и размахнулся, целясь в грязно-синюю корзину у двери, как вдруг его остановила неясная, но требовательная мысль. Аутерс - не курорт и не литературный кружок. Его обитатели уходят корнями во времена ожесточенной войны с Локри. Во времена, среди которых затерялся некий Кириа.
   Конечно, менхеновские методы больше напоминали проблему, чем решение... Кеталиниро медленно опустил руку, ловко развернул лист обратно из смятого комка.
   - А где же еще искать твои следы, если не в камерах у политических заключенных? - пробормотал Кеталиниро и тут же пропел: - Нас всех роднит дурное детство...
  
   Аутерс ветшал.
   Ненастье разошлось до полноценного ливня, и Кейтелле предстал перед КПП в виде жалком и непредставительном. Из-за грязного, мутного от царапин стекла на него уставились четыре красных укоризненных глаза. К концу смены даже забрызганная министерская форма не вызывала у охраны приступа греющего злорадства. Будка не отапливалась, и младшего охранника потряхивало, что в сумме с нездоровым румянцем выглядело совсем грустно.
   - Ну и как там, снаружи? - спросил пропускной с редеющими волосами и отекшими глазами. Он выписывал пропуск, полуглядя на документы, при этом морщился, словно выуживал мокриц из банки.
   - Заседают, - ответил Кейтелле с некоторым опозданием.
   Двор Аутерса угнетал запущенностью. К концу лета он уже был готов к зиме - серый и мокрый, лишенный всяких здоровых красок. Кеталиниро брел по разбитой, не помнящей ремонта с самой войны дороге. Она вела к площадке у парадного с импровизированной парковки. Микрокосмос заведения давил и выматывал, Кеталиниро поблагодарил небо за теплое место в Министерстве и искренне посочувствовал тем, кто работает в стенах серого чудовища - Аутерса. Наверное, подумал он, на работе их удерживает долг и ненависть к изменникам Родины. Интересно, согласился бы наставник охранять политических заключенных? Патологическая неприязнь к изменникам - с одной стороны, чувство долга - с другой. Что сильнее? И что бы сделал с Кейтелле наставник, если бы узнал...
   - Что я тут делаю? - Кейтелле вдруг понял, что говорит сам с собой, и оглянулся - не услышал ли кто?
   Свидетелем оказался лишь самобытный бурелом из шипастых розовых кустарников и молодых тополей. Мертвым королем среди них чернел дуб - такой витой и старый, что от собственной древности навалился на стену, закрыв собой несколько окон... словно решеток недостаточно. Больше всего он напоминал гигантскую черную кляксу. Или гниющего спрута.
   Дуб намекал Кейтелле, чтобы тот держался как можно дальше от Аутерса. И намек был принят к сведению. Кеталиниро затошнило от дурных предчувствий.
   "Спасибо, Менхен!"
   Когда-то, еще до войны, дерево миловали по непонятным причинам - не стали срубать, как все прочие. Тогда, если судить по фотографиям старого города, дуб ветвился зеленым красавцем в целом ряду таких же, раскидывал желуди, куда доставал.
   Аутерс в те годы был первым строением подобного типа и находился чуть ли не в центре старой части Атины. Естественно, отстраивали его как жилое здание, и обитали там обыкновенные люди, не отягощенные политическими преступлениями. К квартирам была приписана земля вокруг блока, которую, согласно еще деревенским традициям, облагораживали. Если сравнивать фотографии и реальность - тот дивный коммунальный сад погиб вместе со всем бытом почти сразу после первой бомбежки. Дуб ранило снарядом. ...по чести сказать, он спас здание, прикрыв собой. И теперь тихо сох, привалившись к стенке.
   Как бы грозно ни выглядел заброшенный сад, он был почти незаметен на фоне серого облезающего Аутерса.
   Ручки у парадной двери не обнаружилось. Точнее, не обнаружилось классической ручки, зато присутствовала конструкция из ткани, продетая в дыру над замком. По обе стороны двери тряпку удерживали узлы. Кеталиниро потянул узел на себя, и дверь впустила его в темный коридор.
   Дежурная будка располагалась в бывшем общем зале. Точно таком же, как в блоке у Кейтелле, но там, где в нормальных домах стояли несколько празднично-желтых диванов и телевизоры на каждом этаже, в Аутерсе все это заменял крохотный пропускной пункт, выкрашенный в тусклый синий цвет. Заседал в нем мрачноватый блондин. Он лежал на регистрационном столе, прижавшись ухом к приемнику. Вошедшего с лестницы дежурный заметил, но головы так и не поднял.
   - М? - он кивнул, не отрываясь от приемника - мол, чего надо?
   - Архарон, - коротко ответил Кейтелле. - Статистический учет и проверка.
   - Акая проверка? Чего? - дежурный выпрямился, на подбородке алели следы от долгого лежания.
   Кеталиниро почувствовал, как лицо его непроизвольно каменеет. Короткая записка от Айномеринхена не предполагала ни слова больше. Дежурный поднял брови, поторапливая с ответом. Положение напоминало очередную детскую игру, которую когда-то подкинул ему наставник. Смысл в том, чтобы красиво выкрутиться.
   - Я сказал достаточно, - Кейтелле сдержанно улыбнулся. - Если бы в задачи проверки входило информирование персонала Аутерса, вас бы известили по телефону.
   - Вот и я думаю... - дежурный протянул руку за пропуском и долго изучал те пять слов, что в нем значились. Потом не торопясь, словно издевался, сверил с удостоверением. Изучил фотографию, по крайней мере три раза переводя взгляд на Кейтелле.
   - Хотите, чтобы я составил вам компанию на дежурство? - уточнил Кеталиниро.
   - А?
   - Если вы не поторопитесь, то я не уверен, что успею на последний автобус. Можно было бы пройтись пешком, но в наши неспокойные времена, когда в Атине хозяйничает Хассан...
   Дежурный открыл было рот, на лице его ясно читалось: "Мое-то какое дело?".
   - Будьте уверены, что до утреннего рейса я найду, чем вас занять. Увеличим масштаб проверки, вы покажете мне подсобки, бухгалтерию, осмотрим санузлы...
   Кейтелле и сам не горел желанием наведываться в подсобки, бухгалтерию и санузлы, но молодому нагловатому дежурному хотелось этого еще меньше - у него были свои, несомненно, веские причины. Потому он быстро вернул пропуск с круглой розоватой печатью. Даже не пришлось угрожать рейдом в подвалы. В Аутерсе, говорят, подвалы - самый сок. Квинтэссенция организации.
   - Так куда мне?
   Дежурный вдавил одну из кнопок на открывающе-закрывающей панели, и дверь в правое крыло отъехала.
   - Пятая восточная, - проворчал он.
   - Ну надо же, - отметил Кейтелле, кивая на технологичную дверь. - А на парадной - ручку вкрутить не можете.
  
   Кеталиниро, думая о заключенных, представлял себе ряд металлических дверей с крохотными задвижными окошками в мелкую сетку. Но двери мало отличались от тех, что встречали его в родном блоке. Разве что металлическими полосами на ржавеющих гвоздях - когда-то их прибили, чтобы старое дерево не разваливалось. От древности принятых мер полосы скрючило, гвозди повыпадали из рассохшейся древесины. Кейтелле со вздохом отметил, что неплохо бы дома сделать так же, пока ежедневные визиты Лиенделля не превратили его собственную дверь в гору трухи.
   В углах коридора неприятно темнели разводы - кто-то честно пытался смыть черные выросты на стенах под самым потолком. Кейтелле содрогнулся. Но сейчас его больше волновало, как общаться с этим неведомым Архароном, если окошек на дверях таки нет.
   Вход в пятую комнату обрамлялся раздолбанным пластиковым косяком. На нем едва держалась темная дверь с остатками синей краски. Металлические полосы были изрядно подточены ржавчиной, в глаза бросались почерневшие шляпки гвоздей. Словно язвы, от которых по телу ползло раздражение.
   Кейтелле постучал, и дверь отворилась сама. Нет, к ней не были подведены автоматические механизмы, она просто не была заперта. И, более того, едва сидела в проеме, потому после трех легких ударов вплыла со скрипом внутрь. В эту секунду Кейтелле подумал сразу и о том, что ничего больше не отделяет самых опасных в мире людей от него, и о том, что этих людей вообще мало что от чего отделяет. Но когда два ангела воззрились на него, всякая мысль вылетела из головы Кейтелле.
   Он никогда не представлял себе политических заключенных такими молодыми. Если судить по книгам и рассказам, здесь самое место рожам в шрамах и хриплому смеху с заплеванным полом, дыму от самокруток по испещеренным ножом стенам... серый бетон и слепые окна - что угодно, но только не комната в студенческом общежитии, наполненная ангелами. Первому не больше двадцати лет, наверное. Обладатель золотых длинных волос и напуганного взгляда, он сидел на одноместной кровати у самой стены. Ухоженный, как представитель элиты - с ним здорово контрастировал угол комнаты - чернеющий разве что не на глазах.
   Второй ангел оказался угрюмым да и вообще прозаичным. Короткие, цвета темного золота волосы до плеч, резкие черты лица и слишком недоброжелательный взгляд.
   - Я от Айномеринхена, - голос у Кейтелле сделался хриплым. - К Архарону.
   Второй ангел тяжело поднялся с лежанки и демонстративно вышел из комнаты, проскользнув мимо Кейтелле. Мрачнее мрачной тучи. В коридоре послышался нездоровый кашель.
   - А у вас не так уж и строго с заключением, да? - спросил Кеталиниро оставшегося.
   Тот беспомощно развел руками. На самом деле комната оказалась светлой, но сырой, как плащ Кейтелле. С подозрительными масляными пятнами на потолке. Пространство освещали настенные звезды, одна из которых раздражающе помигивала. Кейтелле оглядел ряд осветителей под потолком - две или три отсутствовали, вместо них зияли черные провалы с оголенными контактами. Выключателей в комнате не наблюдалось. Видимо, управляли светом вне комнаты. За окном обнаружился тот самый дуб. Черные мокрые ветки при каждом порыве ветра стучали в окно вместе с угасающим дождем.
   Кеталиниро предложили сесть на один из трех стульев вокруг маленького стола. Ангел в нерешительности встал, и оказалось, что он был слегка помят, да и одежды на нем висели серые от старости. Кейтелле с трудом вспомнил, зачем пришел, и сделал каменное лицо.
   - Я Архарон... - заключенный представился, но сбился, зацепившись взглядом за жутковатый, потрепанный букетик. Тот лежал на тумбочке у входа - видимо, забыли убрать с глаз долой. Судя по ободранности, тумбочка тоже пережила многое, Кеталиниро бы не удивился, узнав, что ее притащили сюда со свалки. Но букетик!.. Было в нем что-то...
   Ржавые жеваные цветочки совершенно не шли обитателю комнаты, зато прекрасно дополняли все остальное: и пропитанные пылью обои, и потертый пол, и старые рамы с потрескавшейся краской. Что касается двух кроватей под зарешеченными узкими окнами, то об этом абсурде и вовсе говорить нечего. Они просто разваливались.
   Кейтелле чувствовал себя примерно так же, как эти кровати. Делал вид, что все в порядке, готовый в любую минуту подломиться, махнуть рукой и уйти, так и не спросив о некоем Кириа, который, вероятно, погиб еще до рождения местных ангелов. Но сейчас они вместе пялились на цветы, один - постепенно краснея, другой - просто недоумевая.
   - Уютно у вас тут, - сказал Кеталиниро. Очень хотелось узнать - неужели им разрешают выходить за пределы Аутерса или же цветы притаскивает кто-то из персонала, но спрашивать напрямую этого подозрительного красавца он не решался.
   - И хуже бывало. А с неделю назад у нас завхоз помер, до сих пор замену найти не можем.
   "Какой сплоченный коллектив, - подумал Кейтелле. - Впрочем, столик с кроватью они не за неделю расшатали и ободрали. Так что смерть завхоза тут ни при чем. А вот белье на кроватях чистое".
   - Вы себе все иначе представляли? - спросил ангел после затянувшейся паузы.
   - Да, не думал, что вам дают так свободно разгуливать, покидать камеры.
   - Комнаты. Это не камеры - комнаты, - поправил он.
   "Интересно, что бы сказал на это наставник".
   - В пределах крыла можно, - Архарон пожал плечами. - На нашем этаже буйных нет.
   - А цветы кто приносит?
   Архарон нахмурился, сощуренный взгляд скользнул к вялому букету и вновь впился в Кеталиниро.
   - Айномеринхен просил что-то передать или вы действительно по делу?
   Кажется, настало время для тактических бесед. Кейтелле не представлял, как профессионалы выманивают из людей информацию, не владел азами психологии и не страдал от гипертрофированного чутья на тонкости человеческой души. Потому всю дорогу в Аутерс он пытался продумать хоть немного внятную речь о потерянных пленных и министерских поисках. Цветы, Архарон и комнаты Аутерса напрочь вымели из памяти заученный текст. Как всегда, приходилось импровизировать наживую, так что, отвлекшись от букетов, Кейтелле все же решился произнести:
   - Я ищу одного человека, Айномеринхен посоветовал обратиться к тебе.
   - Странно, - пробормотал Архарон. - Даже неожиданно. Ко мне за такими вещами не посылают.
   - А зачем же к тебе посылают?
   - Выслушать. Если нужны какие-то сведенья... тут нет таких, мы же изолированы, несмотря на цветы...
   Ангел резко замолчал. Кеталиниро демонстративо уставился на букет, надеясь, что Архарон чего-нибудь выпалит, отвлекая внимание посетителя.
   - Разве что сосед!
   - Прости? - он вновь обернулся к Архарона.
   - Мой сосед может что-то знать! Или узнать.
   - Я могу с ним...
   - Он не станет говорить с чужаками, - ангел решительно подошел. - Но я смогу разговорить его. Раздевайтесь.
   Кейтелле поднял руку, не отрывая взгляда от Архарона - только теперь обитатель понял, что его гость неполноценен. Сказочное лицо потеряло несколько тонов - вид у него сделался обморочный.
   - Давайте помогу... - Архарон потянулся к застежкам, но тут же получил по пальцам. Это его неожиданно разозлило. - Да давайте же, ну?! Вам же неудобно с одной рукой!
   От такой прямоты Кейтелле аж вздрогнул. Вздрогнул и замер.
   - Простите дикаря. Нас этикетам не учили, - проворчал ангел, быстро вынимая пуговицы из петель. - Что вижу, то и пою.
   Плащ соскользнул с плеч Кейтелле и был брошен на соседскую кровать.
   - Он сырой, - холодно и тихо сообщил Кейтелле, промолчав о том, что так с одеждой не обращаются даже однорукие.
   Но ангел словно не услышал, он отодвинул деревянный стул, плавным жестом предлагая устраиваться на нем, но очень осторожно. Стул, как и многое в Аутерсе, держался на честном слове и паре гвоздей.
   - Если бы у меня не было руки - я бы гордился! - пожал плечами Архарон, падая на второй стул. Тот жалобно скрипнул, и, казалось, даже осел под тяжестью молодого человека.
   Это уже верх бестактности! Кейтелле медленно опустился рядом, буравя глазами Архарона. Ему очень хотелось высказаться и покинуть помещение.
   - Вы же ветеран?
   - Точнее не скажешь.
   Кейтелле крепче сжал челюсти, борясь с глазми - те решили закрыться и не видеть этой вмиг обнаглевшей рожи. Даже сверхчеловеческая красота не давала Архарону права...
   - Да не злитесь, я знаю, о чем вы думаете - враг народа, политзаключенный даже дышать не имеет права на тех, кто родину защищал. Вроде как даже от нас.
   Архарон откинулся на ненадежную спинку. Очередной скрип.
   - Интересно, что я сделал Родине? - пробормотал он в потолок.
   Как ни странно, эти слова отрезвили Кеталиниро. Сколько этому мальчишке было, когда Сельманта вербовала шпионов? Лет пять, наверное. Сложно представить человека, вставшего на путь зла в пять лет по свобственной воле. Но кто его знает?..
   - Так что за человека вы ищете?
   Кейтелле набрал в грудь побольше воздуха.
  
   (Ноксид - (есть ли полное имя - неизвестно)
   Вольвериан - (сокращенное имя неизвестно)
   прим. автора)
  
   Осень 2236-го:
   Эмолий соскользнул бы прямо в грязь, но незнакомец подхватил его. Легко, словно в танце. Кажется, он продолжал что-то говорить со спокойной улыбкой. Химилла из засады напряженно ловил всякое движение Бледного.
   - Думаешь, он нас заметил?
   Наивный вопрос, такой неожиданный от Химиллы, заставил Кейтелле нервно усмехнуться. По правде говоря, они только что световое представление не устроили, когда мчали за Эмолием. Кроме того, незнакомец казался человеком, что видит сквозь стены и за километры. Вот и сейчас он поднял голову, безошибочно угадав их местоположение. Черные провалы глаз, незнакомые черты лица - парализующее сочетание.
   Их товарищ висел тряпкой в бледных руках и признаков жизни не подавал. Но Кейтелле не успел взволноваться за его судьбу - из леса вынырнули две крикливые тени в серых камуфляжах Альянса. Они сразу подбежали к Бледому, снимая с его рук бесчувственного Эмолия. Сердце Кейтелле замерло то ли от страха, то ли от догадок.
   - Наши, - обреченно заметил Химилла. Он почти уткнулся носом в мокрое, обглоданное дождем бревно. - Лежи, не шевелись и будь готов медленно поднять руки.
   Мрак леса выпускал на пожарище все новых и новых альянситов. Незнакомец в белом кивнул в сторону укрытия, и пара солдат, вскинув стволы, зашагала к нему по мокрому пеплу.
   - Стрелять будут, - Кейтелле завозился, цепляясь за куртку Химиллы. - Надо как-то скрыться!
   - Не дергайся! - рявкнул Химилла на пределе слышимости.
   В эту же секунду Бледный окликнул солдат и, дождавшись их внимания, медленно опустил ладонь.
   - Не надо стрелять, - сказал он со странными интонациями. - Не стреляйте, там ребенок.
   Пальбу не открыли, но вылезать из укрытия пришлось с поднятыми руками. Химиллу и Кейтелле вывели под дулами, выставили посреди пожарища. Солдаты Альянса хмуро поглядывали в их сторону, но никто больше не вмешивался.
   - Кто такие? Почему одни? - солдат, обратившийся к ним, говорил с явным вельдрийским акцентом. Кеталиниро подумал, что обидно будет погибнуть от пули земляка.
   - Разрешите поговорить с вашим командиром, - открыл рот Кейтелле.
   - Заткнись! - прошипел Химилла. - Мы - выжившие из отряда Ватана. Разбили отряд Сельманты к югу отсюда. Насмерть разбили. Всех до одного.
   - Как вышло, что остальные мертвы?
   - Численный перевес. Мы не дезертиры!
   Кеталиниро подумал о брошенном ходунке, и, несмотря на холод и сырость, его прошиб жар.
   - Вы не ранены, - один из солдат тряхнул ружьем.
   - У него - сотрясение, - Химилла кивнул на Кеталиниро, - а я - знаю, как выживать в бойне.
   - Они победители, Ойра, - Бледный осторожно подошел сзади. - Их не в чем упрекнуть.
   К кому он обратился "Ойра", гадать не пришлось - солдат тут же наморщил нос и бесшумно выругался в небо.
   - Я тебе не псина, выучи, наконец, как меня зовут! - он разве что не плюнул в грязь под ноги Бледому, когда проходил мимо.
   - Сам их приведешь, - хрипло добавил второй, пожимая плечами. - И Вольвериану сам доложишь.
   - И незачем придумывать такие длинные имена, - улыбнулся Бледный Кейтелле и Химилле. - Это даже опасно. Длинные названия - всегда опасно.
   - Ты кто? - прямо спросил Химилла, скрестив руки на груди и озорно щурясь. - Цири?
   На секунду показалось, что на белоснежном лице незнакомца отразилось удивление. Но он сам был - сплошное удивление и состоял только из необычных частей: удивительно прямые волосы до пояса, удивительно черного цвета. Кейтелле пытался вспомнить, где читал подобное описание, но так и не смог. Кожа Бледного казалась прозрачной - через нее просвечивали сетки голубоватых сосудов, вблизи это сильно бросалось в глаза... кстати, о глазах - огромные, как озеро.
   - Я не цири, - он наклонился к Химилле, выставив вперед указательный палец. Черный коготь на белой руке концентрировал внимание. - Я - Ноксид.
   Короткое имя рассмешило Химиллу. Он открыл рот и захохотал. Ноксид тоже улыбнулся. Ветер лениво шевелил его странные волосы, огромные глаза смеялись. Внутри белого человека не было войны, даже намека на нее. И, кажется, он только что обеспечил им прикрытие от "дезертирства с поля боя".
   - Дикарь какой-то! - бестактно радовался Химилла.
   На хохот обернулись солдаты около леса.
   - Сам ты дикарь! - прошипел Кеталиниро и дернул Химиллу за ворот. - Не привлекай лишнего внимания.
   Ноксид разогнулся, медленно моргнул.
   - Да не обижайся! - Химилла никак не мог отсмеяться. - Меня Химироланик зовут.
   - Я знаю, - странно сказал Бледный. Он развернулся и пригласил следовать за ним.
  
   Риза быстро строила лагерь. Прямо поверх грязи и горелых руин нарастали палатки, разгорались костры, варилась еда. Половина людей обследовала местность - с ними тут же отпросился Химилла, он не дал себя даже переодеть. Другая половина обустраивала ночлег. С наступлением холодов, вдали от действующих отрядов Сельманты Риза решила не рисковать здоровьем. На вопрос Химиллы, откуда же командир знает, что вражин рядом нет, никто не ответил, только по голове потрепали. Кейтелле приставили к Рейнайоли. Если точнее, разрешили приглядеть. Эмолий лежал на спальном мешке, дыхание не сбивалось, но и сознание не приходило.
   - Приветствую Ватану, - молодой офицер с красной нашивкой на плече вышел из палатки командования. - Хотелось подойти раньше, но у нас самих ранен каждый второй. Так или иначе. Двое при смерти.
   Он сел рядом, навис над Эмолием. Кейтелле смог внимательно изучить врача - ровесник, рыжеватый шатен с убранными на затылок кудрями, с невеселым аристократическим видом и выправкой военного. От него разило спиртным и дезинфекцией. Несмотря на недавнюю стычку с крысами и долгий переход, выглядел он гладко - хоть в рекламе пограничных войск снимай. Не далее как час назад врач беседовал с Бледным. Судя по всему, каждый солдат давно привык к местному призраку, а этот малый - более всех. Кажется, он даже смеялся в присутствии Ноксида. Больше врач не смеялся ни с кем.
   - Что с ним? - спросил Кейтелле.
   - Обычное дело, - врач колдовал с проводами у горла Эмолия. - Ноксид вырубил... видимо, были причины.
   - Были, - кивнул Кейтелле. - Это опасно?
   - Жить будет, - врач расстегнул ворот пациента и ощупал рубашку. Ощупанное ему не понравилось. - Эй, идиоты, никто не додумался его переодеть?!
   Из палаток тут же откликнулось несколько человек, началась возня. Пока ребята из Ризы искали замену мокрой одежде, врач бесцеремонно ощупал плащ Кейтелле.
   - Почему твой товарищ мокрый, а ты нет? - нахмурился офицер.
   - В лужах катался, - Кейтелле кивнул в сторону деревни. - У него в каком-то из этих пепелищ дом был. Дом, семья и все прочее. Нервы сдали.
   - Обычное дело.
   Лица Кейтелле коснулась холодная ткань - над ними нависли послушные тени с кафтаном в руках.
   - Переоденьте, - тихо приказал врач и за воротник оттянул Кейтелле в сторону.
   Такая бесцеремонность осталась незамеченной. Врач умудрялся хамить так деликатно, что желания наброситься на него не возникало. Кейтелле вспомнил, что этот человек в ближайшее время будет спасать и его, и Химиллу, так что ссориться с ним казалось самоубийством. Остальные, судя по всему, думали так же. Именно по этой причине Кеталиниро затыкал себя каждый раз, когда перед глазами возникала фигура Келлиарниха, вспоротого пулей. Вопрос "Где вы, уроды, пропадали, когда Сельманта перемалывала нас?!" так и остался незаданным. Оставалось только гадать, почему Химилла еще не устроил скандал - тоже решил не рисковать или попросту забыл о прошедшей битве?
   Врач достал из внутреннего кармана флягу и приложился к ней, затем предложил Кейтелле, но тот решительно отказался, хотя напиться хотелось до безумия.
   - Айномеринхен, - представился врач и не глядя протянул руку.
   Они обменялись рукопожатиями. Суровый Айномеринхен какое-то время молчал, долго пряча флягу в узкий карман, глядел на горизонт. Потом все же надумал вопрос:
   - С вами еще пацан?..
   - Сухой, - заверил Кейтелле.
   - Какой бы ни был - ночи холодают, как бы не околел... маленький же совсем. Сколько ему?
   - Десять, где-то так, - Кейтелле пытался понять, что разглядывает вдали Айномеринхен, врач отряда Риза, но впереди были только пепелища и мелькавшие уже в закате чьи-то головы. Волосы на одной из голов не были заплетены и развевались на осеннем ветру. Внезапно Кейтелле понял, на кого смотрит.
   - Откуда у вас нальсхи?
   - Кто? А... Ноксид? Откуда знаешь, что он нальсхи?
   Кейтелле даже хохотнул, когда понял, что разгадал головоломку.
   - А кто же еще?
   - Чудовище со дна колодца, - мрачно пошутил Айномеринхен.
   Уже после, годы спустя, Кейтелле поймет, что Менхен, ко всеобщему ужасу, был недалек от истины.
  

Интерлюдия 4. О плотности стен

  
   Солнце, время и влага - вот три врага нашей конторы. Вместе с ними приходит плесень и сжирает искусственное продолжение человеческой памяти. Либо искажает до неузнаваемости. Неизвестно, что хуже.
   Кто-то когда-то подмочил снизу оригинал изображения. Быть может, в хранилище затекла вода, и бумага поплыла волнами, плотные ряды фотографий слиплись. При разделении неосторожная рука повредила половину свидетельств жизни целой цивилизации.
   Внизу на снимке лишь расплывчатые фигуры - два ряда призраков, застывших перед окошком фотокамеры... если, конечно, их снимали камерой, а не чем-то другим. Белые пятна лиц в обрамлении размытых волос, темные сливающиеся одежды. Фигуры сплавились телами, навсегда превратились в сиамцев.
   Только один стоит чуть в стороне. И кажется, его обособленность и самобытность уберегли хрупкий образ от губительной влаги - вода не попала в его угол. Он невысокий и хмурый, непривычно короткие для этой культуры волосы слабо вьются, лицо без возраста обращено куда-то вправо. Словно он вообще проходил мимо.
   С его края и над головами остальных картинка начинает проясняться. В бумаге, испещренной шумами и бликами былых приключений, проступают грубые стены с выскобленными в них узкими провалами окон. Широкая стена редких глазков - таков их мир и они сами. Плотная оболочка, крохотные глазницы, которые не пускают внутрь свет, но оберегают от летящих снарядов. За плотной оградой во тьме сложно принять, что достаточно сильный удар может обрушить на голову любую стену.
   Должно быть, сотрудники какой-то организации на юбилее или другом празднике...
   Должно быть, поздняя осень...
   Должно быть, полдень.
  
  
   Глава 4. НОКСИД
  
   За полгода до:
   Утром следующего дня Менхен устроил подлейшее представление.
   Помутневшие за бессонную ночь глаза и накопившаяся в словах Кейтелле робость не придавали внешнему виду ветерана положительных черт, которых так добивался Айномеринхен. По его-то понятиям набеги в Аутерс неизменно должны привносить в жизнь бодрость и веселость. Разочарованный результатами, он снял трубку телефона, одарив Кейтелле лучистым взглядом. Напевая бредовую песню, набрал заученный номер.
   Кеталиниро понял - сейчас ему будут мстить. Но за что?
   - Аутерс? - почти пропел Айномеринхен в трубку. - Мда, Министерство беспокоит.
   Кейтелле обхватил себя рукой и навалился на косяк. Всю ночь он думал о политических заключенных и потерянных крысах, прикидывая, что бывает, когда первые и вторые встречаются в неспокойное время. Единственное, что он понял окончательно - ко сну подобные размышления не располагают. К сожалению, просветление случилось только под утро.
   - К вам вчера... приходил, значит?
   Стоило ожидать от Менхена подобной проверки. Пожалуй, подумал Кеталиниро, если бы он вчера не нашел резона идти в Аутерс, то Менхен все равно дознался бы. И, конечно же, устроил бы штрафное наказание и все равно заставил идти.
   - ...контроль сотрудников, ничего особенного... Коне-е-ечно... а вы своих не контролируете, разве? Ох, как плохо. А, пропуск? Кеталиниро, будьте любезны, внимание на меня. У вас остался пропуск Аутерса?
   Кейтелле полез в карман за смятой бумажкой с пятью словами.
   - Он потерял, растяпа, - сказал Айномеринхен собеседнику на том конце и быстро закончил разговор.
   Пока Менхен устанавливал трубку обратно - с первого и второго раза она срывалась с помятого рычага - Кейтелле старался успокоиться. Выставить его дураком - коронный номер бывшего врача еще со времен бомбандировок. Только раньше он пакостил с мрачным рылом, а теперь - с космически-звездным. Но тем обиднее, что сегодня Кейтелле еще возвращаться в Аутерс - так они условились с Архароном. А Менхен разве что приветов не разослал на проходную от несчастного коллеги. Кеталиниро стало очень жаль себя.
   - Пойми, дубина! - Айномеринхен положил руку на плечо Кейтелле. - Тебе нужна помощь специалиста.
   - Никак не пойму связи между специалистами и Аутерсом.
   - А связь, дружочек, такая, - они зашли в кабинет. Менхен разглагольствовал, - что если ты осмелишься где-то объявиться в виде пациента...
   - Уволят.
   - ...пра-авильно, с должности тебя снимут. Без долгих разговоров, Кейтелле. Так вот, Архарон - это что-то вроде специалиста без образования.
   - Он учился сам? - спросил Кейтелле.
   - Он красиво слушает, - ответил Айномеринхен. - Ведь слушать-то там больше некого. Книги да крысы министерские, вроде нас - вот и весь досуг.
   Тут Менхена попросили зайти в отдел статистики.
   - Кстати, потом как-нибудь подари ему книгу, - сказал Айномеринхен, прикрывая дверь за собой. - Только осторожно - охране о подношениях знать необязательно.
   На протяжении дня и тот, и другой находились не в своей тарелке. Менхен рвался узнать подробности встречи и впечатления от тюрьмы для политических заключенных, но его постоянно отвлекали срочные дела. Кейтелле же, с одной стороны, ничем не хотел делиться, а с другой - томился в ожидании вечера. Можно было, конечно, подождать несколько дней, позволить поискам пустить корни, распространиться по этажам. Грозить это могло чем угодно, вплоть до разоблачения. Может статься, ничего страшного в том, что по просьбе бывшей дружественной страны Кеталиниро ищет давно потерянного человека - воина Сельманты... А может и не статься.
   Ну как ничего страшного, когда это даже звучит как континентальная гроза?!
   Кейтелле вздохнул: и Рамфоринха с Кириа, и его самого с Катри связывали старые долги, накопившиеся еще в войну. И давно отгремевшую, и закончившуюся только вчера, и продолжающуюся по сей день. И все же, те самые раны и ожоги коснулись почти каждого современника, но иногда казалось: весь мир оправился от удара, кроме него одного. Раны приходили по ночам, они занимали мысли днем, появлялись всякий раз, когда левая рука делала то, что сподручнее делать двумя. А в последнее время прошлое облюбовало зеркала.
   Как-то после госпиталя он уже лечился от непрошенных гостей. Долго и болезненно. Потом так же долго и безнадежно искал работу. К счастью, в областной клинике его увидел Айномеринхен - он как раз обходил этаж на очередном статистически-отчетном задании. Неожиданная встреча прошла бурно - оба рыдали. Возможно, от радости.
  
   - А букетик где? - поздоровался Кейтелле.
   На этот раз в комнате не оказалось ни цветов, ни соседа. Постель его была застелена и тщательно смята. На ней валялись какие-то гигиенические принадлежности вроде полироли и старых мочал, но сам хозяин улетел в неизвестном направлении. Архарон стоял спиной к двери, почти прилипнув к окну - стекло в разводах и следах от ржавеющей решетки едва позволяло оглядеть двор. Всего окон в комнате было три - на одно больше, чем у самого Кейтелле, но от этого здесь не казалось светлее - солнечные лучи почти не проникали за крохотное грязное стекло.
   Голос посетителя, тихо вопрошающий о цветочках, заставил жильца комнаты вздрогнуть - Архарон резко обернулся. На лице расцвела осторожная, но вполне искренная улыбка, от вида которой Кейтелле поглубже засунул руку в карман - предстоящая беседа будила в нем нервное возбуждение.
   То, что он ожидал услышать, однако, совсем не тянуло на беседу. Даже приблизительно. Даже чуть-чуть. Ведь фразы "я не знаю, кто такой Кириа" недостаточно и для растегивания верхней пуговицы, а ничего другого от Архарона ждать не стоило. Потому что иной ответ можно спокойно приравнять к чуду или чему-то подобному. Так что Кейтелле очень удивился, когда обнаружил себя без верхней одежды за все тем же столом. Радостный, он уже мысленно приготовился к более-менее полноценным новостям. В конце концов, рассудил Кеталиниро, Аллидеррио не просил привести к его постели Кириа за руку... просто добыть сведения. Хоть какие-нибудь. Так что если Архарон сейчас выскажет это самое что-нибудь, то тут же можно и расслабиться и спокойно поспать одну ночь. У Кейтелле и своих поисков хватает выше крыши. Без всяких крыс.
   Архарон, впрочем, не дал себя расспросить, улизнув из комнаты. Рука Кейтелле потянулась в сторону двери: куда, мол, ты? Но тот вернулся очень скоро, таинственный и напряженный. За предстоящий разговор гость готов был простить заключенному любую вчерашнюю резкость. Все раздражение, скрытое вчера, сегодня не имело значения.
   Что бы ни сделал Архарон - это в прошлом. Так что... уже неважно. Неважно.
   - Эти - самые чистые. Надеюсь...
   Два мутных поцарапанных стакана лязгнули о стол.
   - Чт...
   Не успел Архарон приземлиться на соседний стул, как дверь приоткрылась и в проеме показалось знакомое лицо - сосед застыл, и теперь его можно было немного разглядеть. Он напомнил Кеталиниро обезьянку - симпатичную, но все же обезьянку - почти без носа, глаза широко расставлены, уши смешно торчат из-за растрепанных локонов. А рот и вовсе лягушачий. Не самые изящные черты лица, тем не менее, как-то странно сочетались в породистую внешность. Чего, к примеру, нельзя было сказать об Архароне: в его лице не находилось никаких ярких деталей - слишком классическое, так что его сложно было описать еще какими-то словами кроме "красивый".
   Длинная рука соседа протянула в комнату нагревательный котелок. Из носика шел пар. Сам же сосед, видимо, заходить не собирался. Даже руку отдернул торопливо, еле дождавшись, пока Архарон заберет нагреватель. Дверь захлопнулась, и Кейтелле услышал надрывный кашель.
   - Твой сокамерник болен. Он лечится?
   - Он давно болен. Все привыкли. Он тоже привык.
   Архарон достал из-под стола банку с неприятным содержимым. Тут гость понял, что ему собираются налить что-то вроде чая. В мутной желтой воде плавало нечто, от чего волосы на голове зашевелились и встали дыбом.
   - Рафедра, - пояснил Архарон, видя, как напрягся Кейтелле. - Гриб.
   - Что ты собираешься с ним дел... - Кейтелле увидел, как Архарон подносит банку к стакану. - О, нет!
   Жидкость с плеском ринулась в стакан. Рваная медуза в банке заколыхалась.
   - Нормальной заварки нет, но эта штука полезна. Ее лет десять назад завезли с Нальсхи. Знаете? Острова такие...
   Да как же не знать!
   - К нам попал один, и мы его размножили. Тирау не знает, кто такой Кириа.
   Кеталиниро вдруг ощутил себя охотником за привидениями, на которого напали инопланетяне.
   - М, - он уже забыл про отвратительный чайный гриб, но как-то по инерции наблюдал за ловкими манипуляциями Архарона, - что?
   - Тирау - мой сосед, - пояснил ангел, раскладывая куски сахарида. - Я знаю, что в Министерстве не к такому привыкли, но вы попробуйте... в книгах это называется "экзотика".
   В Министерстве они привыкли и не к такому, но Кейтелле внезапно стало не до экзотик.
   - Зачем же я раздевался?
   Архарон поднял на него глаза, и сразу стало ясно - именно этого вопроса он ждал и опасался.
   - Я хотел вас задержать, разве не очевидно? - Архарон попытался поднять стакан с кипятком дрожащей рукой, но тут же поставил его обратно. - У нас, знаете ли, редко бывают гости. По поводу и без. И чаще всего они неприятные.
   - Поводы?
   - И поводы, и гости.
   Чтобы выгадать время, Кейтелле наклонился к стакану - аромат от неведомой дряни стоял неожиданно приятный, тонкий, неуловимый и совершенно не чайный. "Забавная здесь флора и фауна", - подумал он, вспоминая уже забытый букетик... ну лежит, ну страшный, в самом деле, почему она так запал в память?
   - Илия, - вспомнил он их название.
   Архарон замер, угрюмо выжидая продолжения.
   - Мы из них в войну обеззараживатель варили... когда совсем все кончалось.
   - Расскажете?
   - Ну знаешь, ты уже в курсе одного моего секрета, может, пора поделиться чем-нибудь в ответ?
   Архарон, судя по выражению лица, отчаянно желал проглотить язык.
   - Откуда цветы?
   - Однажды я расскажу об этом, - ангел улыбнулся через силу. - Буду тянуть интригу до последнего визита, чтобы вас приводило сюда любопытство.
   - Ты думаешь, я буду приходить сюда?
   Ахрарон плавно кивнул головой, и жест этот был полон спокойной уверенности:
   - Тирау не знает, кто такой Кириа, но он опрашивает соседей. Может... еще кого опросит - этого я не знаю.
   Тирау разболтал по Аутерсу маленькую тайну Кеталиниро. Вполне ожидаемо-оправданный ход, подумал Кейтелле. Вполне логичный ход, о котором он не думал бы даже в минуту озарения разума. Каждая рожа в Аутерсе знает его смертельно опасный секрет. Чтобы скрыть безмерный ужас, Кейтелле зажмурился и отпил из стакана. И тут же подавился. На глаза навернулись слезы.
   - Вашего имени он не разглашает, - успокоил Архарон. Он наклонился, озабоченный состоянием Кейтелле.
   - Откуда тебе знать? - кашляя, произнес тот.
   - Ну... мы лет с пяти вместе. Я о нем все знаю - осточертели уже друг другу до крайности.
   - С пяти?!
   Архарон неловко постучал кончиками когтей по спине гостя.
   - Да, вместе шатаемся по государственным учреждениям. Вроде этого...
   - По тебе не скажешь, что ты всю жизнь просидел в Аутерсе, - Кейтелле разогнулся и напряженно поглядел на Архарона.
   - Читаю много. Чем тут еще заниматься?
   - Откуда книги берешь?
   - У нас библиотека есть. Правда, я ее уже того... - Архарон помолчал. - Так вы ветеран? Расскажите мне о войне.
   Сейчас только сказок не хватало, подумал Кейтелле. Он смахнул с глаз последние слезы и оглядел собеседника. Ему вдруг очень захотелось убедиться, что Архарон действительно ангел, не способный принести вред ни словом, ни делом.
   - Не раньше, чем ты расскажешь мне, за что оказался в Аутерсе.
   - Не раньше, чем вы расскажете, как объясняете начальству визиты сюда.
   Привкус у обжигающего пойла был мягкий, незнакомый. От дна стакана к краю ползла тонкая трещина. Говорят, пить из битой посуды - плохая примета, но что она сулила, Кейтелле не помнил.
   Он приходил сюда под предлогом контроля за исследованиями, которые проводились на этом молодом представителе политического преступного мира. Контроля исследований, о которых он ничего не знал и не должен был знать. Все, что разрешалось - следить за кровяным давлением и отсутствием дурманящих веществ в плазме, плюс чтобы заключенный был цел, то есть без видимых повреждений, следов побоев и прочих признаков жестокого обращения.
   Раньше Аутерс никто не контролировал, но после того, как из подвала всплыли четыре бордовых коробки, Министерство начало регулярно наведываться к проходной. Кейтелле отлично помнил, как Айномеринхен пришел в кабинет белее смерти и сбивчиво рассказал про находку.
   "Их не успели перемолоть", - заикаясь, сообщил Менхен. Таким неуверенным Кейтелле его не помнил давно. Сам он ощущал брезгливый ужас, отвращение к аутерсовским методам, но он не помнил, чтобы его возмутило то, как администрация поступала с заключенными. Животным животная смерть, как учил наставник. Но Архарона сложно было назвать животным. За что он тут? Как давно? Что с ним делают?
   Кейтелле вздохнул - вопросы к Архарону копились со страшной скоростью. Стоило бы ради них приходить, если бы не было другой причины? Формулируя первый ход в их разговоре, Кеталиниро оглядел комнату, словно искал на стенах ответы. Взгляд остановила черная дыра в ряду лампочек - звезду, что мигала вчера, кто-то успел вырвать из гнезда. Прямо с мясом.
  
   - Оборона границ Катри. Тридцать шестой - тридцать седьмой. Почти вплотную к Империи, заходили в Сутори, провели несколько ночей на руинах Ялма.
   - В Некрополисе?!
   - Ты и об этом читал?
   Кеталиниро хотел выждать неделю, прежде чем снова мозолить глаза на проходной Аутреса. Но не продержался и трех дней. Комната не изменилась за это время - цветы не заняли прежнего места, лампочки оставались в прежнем количестве, а погром на кровати Тирау не расползался. Тирау, кстати, оставался верен традиции и покинул комнату, как только появился Кейтелле. Архарон усадил посетителя на тот же стул - спиной к двери - и вынул уже знакомую банку.
   - Война оставила там целую плеяду сожженных деревень и бесконечное количество неопознанных тел.
   Кейтелле обреченно наблюдал за разливом "чая". Пересказ старой истории больше не будил в нем острых воспоминаний. По крайней мере в этих стенах, где его больше волновало другое. Кейтелле подготовил беседу с многочисленными вопросами-ловушками. И он их собирался осторожно задать, но Архарон опередил. Пришлось рассказывать, где он воевал и что видел.
   Следующий вопрос обескуражил:
   - А это правда, что там... А это правда, что там живут снежные люди?
   Неприятно кольнула мысль, что вместо уважения и сострадания заключенный политического заведения задает неуместные вопросы. Кейтелле тут же подумал, что не стоит говорить о святом с классовым предателем.
   - Не видел ни одного. Но... ходили слухи...
   Собеседник замер.
   Желая отвлечь Архарона от военных лет, Кейтелле наскреб в памяти какие-то жалкие остатки разговоров у костра, когда кто-то, сверкая круглыми глазищами, эмоционально рассказывал о ви-тай, а Химилла буквально вылезал из шкуры, и то и дело переспрашивал, требовал подробностей. Прямо как Архарон сейчас - ни слова лишнего не давал вставить, умеючи переправляя все речи в нужное ему русло.
   - Так что вы говорите? Поезд? И вы прямо видели его?! Своими глазами?
   - О, нет. Нет. В тот раз мне передали информацию о нем через десятые руки. Но вот уже ближе к Сутори...
   - Нет, нет! Не так!
   - Что такое?
   - Рассказывайте по порядку, а то я запутался.
   - По порядку я уже не вспомню!
   То и дело приходилось себя одергивать - Кейтелле ощущал, как незаметно для себя расслабляется, говорит больше, чем задумывал. Но, надо признать, он первый раз просто рассказывал о войне кому-то. Не своим невидимым друзьям, не Айномеринхену, который и слышать ничего не хотел, а просто живому человеку, которому действительно интересно. Раз за разом в голове всплывали похороненные в памяти мелочи, то, что ему казалось когда-то важным, какие-то обрывки разговоров. Кейтелле с удивлением обнаруживал себя посреди комнаты нервно расхаживающим из угла в угол. Потом вдруг оказывалось, что он в комнате уже три часа и под азарт выпил весь этот грибной чай. Ужасный чай из ужасного гриба с потрясающим вкусом. Стены больше не давили, а мрачный сосед, знающий о нем больше положенного, казался далеким и вообще мифическим. Ангел из пятой восточной комнаты смотрел на него с преданностью огромной доброй собаки.
   Огромной, доброй и золотой, как полуденное солнце.
   - Как это все интересно, - сказал Ангел. - Жаль только, что я половины не понял.
   Кейтелле громом поразила мысль, что сам-то он ничего не узнал из того, что хотел узнать, а в красках распинался перед классовым врагом о самых своих потаенных чувствах... да лучше бы он разделся тут! Он даже не сразу сообразил, какой половины не понял Архарон. Уже после - по дороге домой, когда он корил себя за болтливость и думал, о чем еще стоит рассказать политическому заключенному - до него дошло, что Архарон моложе в два раза и ни жизненного опыта, ни образования, чтобы понять все, у него не хватает, несмотря на книги. Теперь Кеталиниро вспоминал каждое слово и о каждом же жалел.
   Кроме того, задержавшись на краю Атины до ночи, он был вынужден возвращаться домой пешком через весь город. За каждым углом ему мерещилась грозная тень головореза Хассана. Тень нагло ухмылялась, провожая Кейтелле до самого блока.
   Кеталиниро влетел в комнату и рухнул на кровать, в чем был. Уткнулся в подушку. Он не знал, от чего страдает больше - от облегчения после исповеди или от тяжести неприятных предчувствий. Дом на отшибе - Аутерс, легендарное заведение, почти тюрьма, только для политических заключенных, опасных психопатов и прочих военных чудовищ. Рамфоринх по сравнению с ними - цветочек. А Кейтелле язык распускает.
  
   Осень 2236-го:
   Риза остановилась у сожженной деревни на границе Катри и Империи. Община Куардтер то поливалась дождями, то покрывалась коркой льда. Шли третьи сутки, но командир Вольвериан чего-то ждал и не хотел делиться ожиданиями даже с Айномеринхеном. Тот тихо психовал и вдавался в полуфилософские рассуждения:
   - Когда-то государства не могли поделить этот клочок земли, - он по привычке жевал стебли полевой травы. Ветер принес их из хранилищ, и они были единственным, что осталось от Куардтер.
   Рядом сидел Ноксид, бледными руками неторопливо сортируя известные только ему растения. Он аккуратно складывал сухие листья и лепестки по мешочкам и чертил катрийские надписи мелом. Время от времени он поглядывал на Кейтелле и прозрачно улыбался.
   - ...вот пришла Сельманта и рассудила двухсотлетний спор, - закончил мысль Айномеринхен. Рейнайоли тяжело поднялся и, провожаемый пристальным взглядом нальсхи, уковылял к лагерю.
   - Язык бежит вперед мысли, Ано? - спросил Ноксид врача. Голос у него был высокий и тихий.
   Менхен не обиделся на короткое имя, но вот Химилла даже расхохотался от восторга. Приклад выпал из маленьких рук на траву. Пять минут назад Химироланик обещал "научить Кеталиниро всему". Тот было заверил, что их уже научили этому самому всему на пункте сбора и когда везли в вагонах к границе, но голос предательски дрогнул. Химилла понимал, что Кеталиниро вместе с тысячами таких же побросали в вагоны без лишних разговоров. А тот и сам бы рад обучиться, но при Ноксиде трогать оружие ему отчего-то казалось кощунством.
   - Это неприлично, - проронил Кейтелле, когда смешливая пауза затянулась.
   Эмолий гневно оглянулся, одарив Химиллу полным ненависти взглядом. Даже Айномеринхен отмер.
   - Деревенщина типичная, - прокомментировал он поведение ребенка.
   Смех замер в груди Химиллы, но тот быстро нашелся.
   - Я, дядя, может, и деревенщина, но стреляю получше ваших ученых учителей, - камень был, несомненно, в крохотный огород Кейтелле. - Хватит мечтать, ладно. Слушай сюда, господин преподаватель.
   Острые когти подцепили крючок на корпусе автомата, раздался звон пружины. Звон, а не скорбный писк, как когда сам Кейтелле пытался что-то сообразить с простым устройством для убийства. Уже два дня они горбатились над приборами разного калибра. Быть может, подумал Кейтелле, им хватило бы и полдня, если бы его инструктору было чуть больше лет - Химилла, освобожденный от прочего труда ввиду возраста, все время отвлекался на другие занятия, как только уставал от обучения несносного и непонятливого Кеталиниро.
   - Тебе бы прицел настроить! - ребенок с досадой хлопнул себя по колену. - Если уж и попадешь по цели, так только случайно!
   Он резко отобрал автомат из рук обучаемого.
   - Не вздумай тут палить - всех поднимешь, тебя же первого и пришьют, а меня живьем закопают, как только разберутся, кто виноват.
   Поскольку Химилла уже начал уставать от преподавательской деятельности, голубые глаза зашарили вокруг в поисках интересного. Из интересного был только Эмолий, прикорнувший у палатки в какой-то совсем уж обреченной позе.
   - Наверное, ему очень плохо, - вкрадчиво сказал Ноксид Химилле. - Тебе стоит с ним поговорить.
   Химилла скорчил недовольную мину, но, поразмыслив, встал и вздохнул. Ребенок по-отечески положил руку на плечо Кейтелле.
   - Повторяй без меня, - сказал он серьезно. - А я пойду выполнять свой товарищеский долг.
   И зашагал к лагерю, засунув руки глубоко в карманы.
   - Малыш привязан к тебе уже больше, - сказал Ноксид.
   - Что? - не понял Кейтелле. Айномеринхен без интереса обернулся к ним.
   - Он не хотел уходить. Он привязан к тебе.
   - Он к Эмолию привязан.
   Айномеринхен странно хохотнул и вернулся к разгрызанию веточки. Кеталиниро растерялся. Во-первых, он всегда терялся в присутствии нальсхи, а уж тем более тушевался, когда тот с ним заговаривал. Во-вторых, было совершенно неясно, что он пытается донести до опухшего мозга Кейтелле.
   - Мне так не показалось, - улыбнулся Ноксид.
   - Бедный Рейнайоли, - прокомментировал Айномеринхен, прерывая необычную беседу. - Мне он напоминает выздоравливающего пациента хирургического отделения.
   Кейтелле представил себе всех известных ему выздоравливающих пациентов хирургического. Пришлось согласиться - бледный, вечно взмокший Эмолий с запавшими от бессонницы глазами не был похож на здорового человека. Когда они познакомились, он был бодр, но постоянно вызывал какие-то подсознательные опасения. Резковатый, грубый и нахальный, он мог позволить себе больше, чем следовало. Теперь он так же вызывал опасения - за собственное здоровье.
   Когда Ноксид рассортировал гербарий, а Менхена позвали к Вольвериану, Кейтелле стал обдумывать слова Бледного. Он отчего-то четко представил, как по рупорам передают славную весть о победе и солдаты торопливо собирают вещи в ожидании билета домой. Все, кроме маленького Химиллы, которому некуда собираться. И вот он растерянный среди радостной суеты...
  
   Ночи были невыносимыми.
   Спали в наспех установленных палатках. Кучей, тесно прижавшись друг к другу. Намокшая за дождливый день одежда лежала в стороне, относительно сухой накрывались. Но, несмотря на все старания, согреться было почти невозможно. В ледяном аду засыпали далеко не все, лишь самые слабые и вымотанные. Даже не засыпали, а проваливались в сон, при отдаленном рассмотрении похожий на смерть.
   Первые сутки в Куардтере унесли в лучший мир нескольких раненых и одного молодого бойца, у которого и вовсе не было причин погибать. Айномеринхен время от времени выказывал озабоченность по поводу Химиллы. Он считал, что гибель ребенка лишь вопрос времени - масса крохотного тела не позволяла сохранять тепло долго. Но, видимо, его берегли пуще положенного, и он даже не заболевал. Тем не менее, Кеталиниро знал, что у врача Ризы припрятан набор ампул специально для маленького сына полка. А у Ноксида - мешок заморских трав.
   Химилле было чем заняться. Он помогал облегчать страдания раненым, наблюдал за Ноксидом и прибегал к Кейтелле - поделиться наблюдениями. По ночам, правда, плакал и спрашивал, зачем вообще и кому сдалась эта война. Он уже не скрывал, что настрелялся и навоевался - дальше некуда. Игра слишком затянулась.
   - Мы просто защищаемся, - вздыхал учитель в ответ.
   Где-то совсем рядом в промозглой темноте в напряжении лежал Рейнайоли. Кейтелле знал, что он не мигая смотрит в темноту и ловит каждое слово. В последнее время он ничем другим не занимался. Айномеринхен назвал это состояние вялотекущим шоком и велел не приставать к больному, так как и сам не знает, как лечится этот недуг. Эмолий слушал причитания Химиллы.
   - А нападать-то для чего? Им че, места мало в этой их Локре?
   - Локри, - поправил Кейтелле.
   - Уроды.
   На какое-то время, к облегчению Кейтелле, воцарилась тишина, но Химилла не мог долго сдерживаться.
   - Эти же вот сидят на своих островах и не лезут никуда. Эти... синенькие.
   - Нальсхи, - снова поправил Кеталиниро.
   "И один из них, по всей видимости, влез в нашу войну по самые гланды", - добавил он мысленно.
   Холодный и расчетливый Химилла год прожил в Ватане, и все его холодность и расчетливость пошатнулись, как только он передал оставшихся бойцов Ризе. А может, Кеталиниро так лишь казалось, а на самом деле ребенок, днем такой собранный, позволял себе слезы только при нем.
   К счастью, от тяжелых мыслей Химироланика отвлекал Ноксид. Он потряс воображение Химиллы. Кеталиниро и Айномеринхен всяких чудес успели до войны насмотреться в кино, как жители столицы развитого государства. Выходцу из имперской деревушки даже слово-то такое - "кино" - было незнакомо. Потому темноволосый человек с глазами утопленника и кожей мертвеца приравнивался к чуду.
   Настоящий нальсхи. Но сказать Химилле "настоящий нальсхи" - все равно что промолчать. Никто не рассказывал ему ни о южных животных, ни о северных народах, ни, уж тем более, об островах Нальсхи. Кеталиниро сам-то знал о них только по учебникам и запискам путешественников.
   - Послушай, Кейтелле, а нам вообще прилично с ним говорить? - спросил Химилла тихо.
   - А почему может быть неприлично?
   - У него кличка вместо имени, и он всех обзывает!..
   - Да нет. У нальсхи имена странные и больше на клички похожи. Завтра, если хочешь, я расскажу тебе что-нибудь про их обычаи. Сам я там не был, конечно, но о них очень много пишут в последнее время. У меня даже была книга островных сказок.
   Слезы на лице ребенка тут же высохли. И, очнувшись от своих нечеловеческих переживаний, он с огромным интересом посмотрел на Кеталиниро.
   - А про ви-тай у них есть сказки?
   - Про что?
   - Ви-тай! Снежные люди! Неужели не слышал?
   - Ну... это легенда, но не помню, чтобы у нальсхи была подобная. Почему тебя интересуют снежные люди?
   - А кто меня должен интересовать?
   - Цири...
   - Цири - вчерашний день! Тем более, там в колодце не настоящий цири лежал! А Ноксид говорил, что тута видели одного ви-тай! Честно! Нет, ты опять не веришь!
   - Тише, разбудишь же всех. Боюсь, на островах не мог появиться такой персонаж, как снежный человек. Это же острова.
   - Да как же персонаж, когда он тута прямо живой ходит! - от возмущения Химилла хлопнул себя по лбу.
   - И...
   - С чего б ему не приплыть на острова?
   - Раз он снежный человек, то резонно предположить, что островной климат для него жарковат. Там даже снег выпадает не каждую зиму.
   - Шутишь! - Химилла округлил глаза. - Да че же это за зима, без снега-то? Бедный Ноксид!
   - Да уж. Бедный, - согласился Кейтелле, представляя, как тяжело придется нальсхи, когда наступят заморозки.
   Честно говоря, и без них было тяжело. Укрытый в лесу лагерь отряда "Риза", опасаясь возвращения войск Сельманты на сгоревшую территорию, готов был сняться со стоянки в любую секунду. Солдаты, все еще ослабленные, страдали от голода и ран. Но крошечный огонек надежды, что движение согреет их быстрее, чем измотает, заставлял желать этого движения. Хотя в походе основным стимулом останется страх перед Сельмантой и тем, что они делали со своими пленными. Думая об этом, Кеталиниро много раз прокручивал в голове, как пустит пулю в голову Химиллы, если потребуют обстоятельства. Если тот окажется в лапах этих садистов. А сам... уж как получится.
   Среди солдат временами вспыхивали эмоциональные разговоры по поводу затянувшейся стоянки, и тогда Кейтелле начинал паниковать, хотя сам себе обещал держаться перед Химиллой молодцом до последнего. Но тут появлялись Вольвериан или Айномеринхен и громко заявляли, что с ними Ноксид, и, стало быть, беспокоиться не о чем. Солдаты тут же стихали, но для Кейтелле имя нальсхи не вязалось с гарантом спокойствия.
   Нальсхи. Загадочные и странные. Другая раса.
   Острова Нальсхи, насколько понимал Кейтелле, с начала времен были закрытыми. Может, от того, что им хватало ума понимать: в мире полно других цивилизаций и главное - держаться от них как можно дальше; а может, из-за природной неспособности контактировать с кем бы то ни было, кто нальсхи не являлся. Ноксид же умудрялся находить общий язык с иностранными солдатами.
   Интересно было наблюдать за живым примером того, о чем раньше можно было прочитать только в книжках. И все особенности, описания, легенды - все это представало перед Кейтелле в свете его личных наблюдений, в которых он видел существенные отличия от сухих заметок научных журналов.
   На континенте нальсхи частенько называли "голубыми" из-за странного цвета кожи: бледные и тонкие телесные покровы, через которые просвечивала тонкая сеть темных сосудов и вен. Едва заметный голубой оттенок, конечно, был лишь иллюзией.
   Еще в журналах упоминались особенности строения скелета - вытянутый и тонкий - хорошо заметные по Ноксиду, несмотря на широкие одежды, скрывающие тело. Нальсхи на вид казались совершенно непригодными бойцами. Роговых пластин на их теле раза в два меньше нормы, и это если не считать случаев, когда островные дети рождаются вообще без костяной защиты. "Научный вестник Катри", правда, заявляет, что общие предки нальсхи и континенталов были оснащены более тяжелыми пластинами, из чего ученые сделали вывод, что последние несколько тысяч лет человечество "разоружается". Помнится, Реммиллиен год назад сильно заинтересовался этой теорией и даже начал собирать вырезки из журналов.
   Идеально черные и прямые волосы нальсхи, не встречающиеся на континенте, и широкий разрез глаз, заглядывающих в самую душу - уже только это делало внешний вид пришельца с островов достаточно чужим, чтобы все остальные особенности можно было вообще не причислять к человеческим.
   Больше прочего пугала манера говорить: интонации, частично подстроенные под имперское наречие, странно воздействовали на слушателя. Так же, как и неясные фразы, на проверку оказывающиеся чуть ли не пророческими. Интуиция у Ноксида, как заключил Кейтелле спустя годы, либо работала на износ, либо была развита так, что казалась всем наблюдателям сверхъестественной.
  
   - Я буду воевать, пока не перебью всех крыс! - твердо заявил Химилла утром.
   Заявлял он всегда громко, вот и в этот раз его услышали все, кто был рядом. Еще день назад незатейливая фраза вызвала бы на лицах солдат улыбку, но с каждым часом напряжение в лагере нарастало. Палатка командования не выходила из-под пристального наблюдения. Кейтелле искал глазами Ноксида, но тот не появлялся ни у костров, ни у полевой кухни. Глубоко в мозгу зарождалась мысль, что гость из далеких земель не ест и в тепле не нуждается.
   - Зачем же? - спросил напуганный Кеталиниро, перед глазами которого с необъяснимой яркостью предстал труп маленького локри из каменной коробки.
   - Что за глупые вопросы? - искренне удивился ребенок. - Ты же учитель! Учитель - это самый умный человек, так что ты должен понимать такие простые вещи! Конечно же, чтобы больше не было зла!
   Кейтелле не решился утверждать, что среди локри есть хорошие люди... Сельманта, уничтожавшая целые города и деревни, фактически снося их с лица земли, полностью вывернула жизнь маленького Химиллы, убив всех его родных в собственном доме. Против такого любой аргумент - не аргумент, а жестокая насмешка.
   - Я буду мстить. За свою семью. За семью Рейнайоли. Ведь у него самого толка не хватит. Послушай, а твоя семья жива?
   - Нет, они давно умерли.
   - Крысы! - охнул Химироланик, сжимая автомат.
   - Да что ты! Крысы тут ни при чем. Мои родные погибли во время гражданской войны в Катри девять лет назад.
   - И ты рос один?
   - Ну... тогда я уже мог жить самостоятельно. Мне было семнадцать. Тем более, у меня был старший друг, мой наставник - Реммиллиен. Наставник - это кто-то вроде учителя, только учителя всей жизни, а не одного предмета. Лучший человек на земле.
   - Ты - лучший человек на земле! - с чувством выпалил Химилла, но Кейтелле почти не уловил его фразу за пеленой воспоминаний.
   - Он - образец интеллекта, честности, порядочности и особой остроты ума! Эталон для всех людей.
   - Крысы как раз таких стремятся уничтожить, - начал нагнетать Химилла. Ему показалось, что Кейтелле забыл, с кем разговаривает, и он как мог привлекал внимание.
   - Кстати, у него есть ребенок. Его зовут Корнуйен. Чуть младше тебя, года на четыре. Вы бы подружились наверняка.
   - Да я его, наверно, не увижу никогда! Чего гадать-то?
   Кеталиниро загадочно улыбнулся. И решительно ударил себя по колену.
   - Увидишь, - сказал он. - Вы будете учиться в одной школе.
   Химилла не ответил и даже не отреагировал, но на лице его застыло напряженное выражение.
   - Если совсем повезет, - мечтательно сообщил Кеталиниро, - то одним из учителей будет мой наставник. И тогда ты уж точно станешь академиком! Это я гарантирую! У Реммиллиена все становятся академиками!
   - Шумите? Праздник? - темная фигура нальсхи бесшумно выплыла откуда-то сбоку, так неожиданно, что Кейтелле и Химилла вздрогнули. Последний схватился за автомат, но вовремя признал Ноксида. Ребенок глубоко задышал, решив, очевидно, выпалить радостную новость.
   - А я в дозор, со мной хотите? - опередил его нальсхи.
   - В какой дозор? - спросил Кеталиниро, стараясь игнорировать круглые глаза Химиллы и взгляд, впившийся, в его лицо.
   - Да к лесному лагерю, - неопределенно махнул рукой Ноксид. Слова он выговаривал словно с трудом, дробя их на слога. Слабый дефект почти не отвлекал, но накладывал отпечаток незнакомого акцента.
   - К чему?
   - Лесному, Керо. Лагерю.
   - Кто его обнаружил? Чей лагерь?
   - Мы не можем идти! - Химилла подскочил и замахал руками. - Мы заняты! Сильно заняты! А ты иди!
   Вместо ответа Ноксид легко приподнял брови и удалился.
   - Непонятный какой! - отвлеченно заметил Химилла, еле дождавшись ухода Ноксида. Колени ребенка подогнулись, он неосторожно бросил на спальные мешки автомат и с размаху повис у Кейтелле на шее.
   - Действительно непонятный, - согласился Кеталиниро, обнимая Химиллу.
   И еще одна особенность была у гостя с далеких земель - время от времени отправляться на разведку и возвращаться с руками, полными добра. Или, как вышло в тот раз, зла.
  

Интерлюдия 5. О детях

   Фотодокументы словно постановочные. Пятна лиц, точки глаз - все направлено в объектив, ждет вспышки, обещающей вечность. Голос рвется с аудиозаписи, напряженный, сдерживает рыдания.
   - ...да, Кеталиниро странный тип. Додумался кого-то искать в Аутерсе. Это правда. Но я не посвящен в его поиски.
   - А я слышал обратное...(затерто)
   - ...часто. О каком-то ребенке из отряда. Или детях... их, наверное, и искал.
   - В Аутерсе?
   - Да, я тоже подумал, что это глупо.
   (молчание)
   - Что вы знаете о Кириа?
   - А это кто?
   - Интересно... вы как минимум в курсе, что это "кто", а не "что"...
   - Нет, не в курсе. Мне просто показалось, что это кличка, вроде...
   - Вроде ваших?
   (молчание)
   - Да, вроде наших. Точнее не скажешь... Так Кириа... это кто или что?
   - Скорее второе. Остальное, думаю, можно узнать лишь после смерти. Либо непосредственно перед ней. Понимаете, на что я намекаю?
   - Он узнал, да?
   Щелчок. Пленка останавливает бег.
  
  
   ГЛАВА 5. ЙЕМИ
  
   За пять месяцев до:
   Политические заключенные...
   Вот уж на кого меньше всего походил Архарон. Словно попал в Аутерс по чудовищной ошибке. Интересно, он был знаком с теми четырьмя из бордовых коробок?
   Враги народа...
   Кейтелле, сколько он себя помнил, учили закидывать метафизическими камнями тех, кого рекомендовала красная книга морали. Так учил наставник. Кто бы мог подумать, что на практике картина выглядит иначе? Настолько иначе, что можно было сойти с ума от расхождения реальности и теории.
   Очередную ночь Кейтелле не спал, размышляя о молодых обитателях исследовательских тюрем. О жестоких тварях, способных разговорить кого угодно. О животных, которым он доверил тайну Кириа. Кеталиниро зажмурился - неужели подставился? Айномеринхену - другу - не сказал о рискованном задании Рамфоринха, а какому-то проходимцу за решеткой вот так запросто выдал?
   Бессонная ночь целиком и полностью отразилась на осунувшемся лице Кейтелле. Он очень надеялся, что у Менхена хватит собственных забот, чтобы не обращать внимания на чужие лица. Но в министерское здание, как назло, нагрянули электрики. Они забурились в подвал, где (если верить слухам) вскрыли котел. Профилактическая проверка никогда не ограничивалась положенными двумя часами. Айномеринхен с недовольной гримасой предрек полный рабочий день без электричества. По этому поводу было принято решение разобрать завалы на столах и заклеить на зиму окна. Кейтелле ничего не имел против приборки, но физический труд развязывал Айномеринхену и без того длинный язык.
   - Не такого эффекта я ожидал, - сказал Менхен. Он запихивал отверткой вату в щели между рамами.
   - Что? - хрипло переспросил Кейтелле.
   - Помнится, три года назад меня послали сводить статистику Аутерса. Проволокли по всем верхним этажам - нагляделся на их быт до тошноты. Вспоминать противно. А потом попал к Архарону... случайно. Ткнул в дверь наугад и попал в десятку. Мне тогда на все плевать было, об одном думал: отпустите домой уже!
   Кейтелле сел на край стола, во все глаза разглядывая увлеченного Менхена. Тот продолжал:
   - Гляжу через полчаса - а я ему, оказывается, плету про личную жизнь, про войну... все, короче, что можно и нельзя... Как-то с тех пор повелось. Чуть настроение падает - тычу в нос удостоверением и пру в пятую комнату. Сосед у него только неприятный. Не доверяю я ему.
   Кейтелле нахмурился. Он попытался вспомнить те времена, о которых говорил Айномеринхен. Судя по всему, Менхен крепко хранил тайну о золотом ангеле Архароне, раз при всей природной болтливости не проронил ни слова. В отличие от некоторых. За ночь Кеталиниро пришел к выводу, что не сможет говорить спокойно с тем, кто сидит в стенах Аутерса. А говорить, очевидно, придется. Вот если бы знать, чем Архарон провинился перед государством...
   - А за что он сидит? - спросил Кейтелле.
   - Сосед? - не понял Менхен
   - Архарон.
   - Архарон-то? А я почем знаю? Знаю только, что давно сидит, а за что... мож, письмо за границу написал - много ли нужно?
   Сердце Кейтелле замерло.
   "Какое мне вообще дело? - холодно подумал он, глядя, как дрожит тряпка в руке. - У меня что, свои скелеты по шкафам не растолканы?"
  
   - Архарон, за что ты тут? - спросил Кейтелле словно бы между делом. Ходить вокруг да около сил не оставалось.
   Тот пожал плечами и надолго замолчал, взгляд его остекленел.
   - Нам запрещают говорить об этом. Даже с министерскими.
   Кейтелле еле сдержался, чтобы не покраснеть, он в смятении оглядел потолок - черные разводы словно наросли за время его отсутствия. Навязчивое ощущение цветущей тьмы не оставляло.
   - Плесень, - прокомментировал Архарон, резко уходя от темы.
   Кейтелле услышал треск хрустального мостика между ними.
   - Да я вижу, здесь натуральнейший рассадник грибов, - поспешно заметил Кейтелле, бросив взгляд на плавающего в банке урода.
   - И одни нейтрализуют действие других.
   - А отмыть это... вы не пробовали?
   Архарон моргнул. Поднял больные глаза.
   - Вы сами-то как думаете? Даже уксусом поливали.
   Ангел мрачнел на глазах, и Кеталиниро уже пожалел о неосторожном вопросе. Слишком в лоб, слишком сильно ударил по больному месту. Сейчас ему казалось, что положение Архарона сродни его увечью - оставалось только смириться и раз в год спрашивать: почему, за что? И тут же напоминать, что могло бы быть и хуже.
   А может, нет? Может, Архарон пошел на преступление осознанно? Стоит ли откапывать эту истину, чтобы чувствовать себя спокойно рядом с ним?
   Да и где копать?
   Глупо надеяться, что Аутерс раскроет все свои карты, даже самые младшие. Архарон же блестел козырем. Не зря у него цветы стояли, ох не зря. Впрочем, Кейтелле находится на министерском задании, не может ли это задание включать в себя и знакомство с прикрепленным специалистом? Как они их называют? Лечащие врачи...
   Он знал - каждый заключенный наблюдается у такого "врача". Это в свое время неприятно потрясло его. Еще в юности он громко возмущался и говорил, что к преступникам относятся слишком по-человечески. Айномеринхен разделял его позицию до тех пор, пока сам не связался с Аутерсом. После этого он перестал возмущаться и вообще делиться соображениями по теме исследовательской тюрьмы.
   Чуть позже Кейтелле узнал - "врач" подразумевает скорее исследователя, чем кого-то действительно лечащего. Чаще они приезжали раз в неделю и отслеживали своих подопечных. Некоторым разрешалось проверять на заключенных средства, уже опробованные на животных. Еще доходили слухи, что у некоторых заключенных откачивали кровь для больных. Об этом запрещалось распространяться, дабы никто из больных не вздумал отказаться от процедуры.
   - У тебя есть врач?
   - У кого его нет?
   - И что он лечит?
   Архарон фыркнул - очевидно, понял, в каком смысле Кейтелле употребил слово "лечит".
   - Вводят какие-то препараты.
   - Зачем?
   - Им нужен партеногенез.
   - Кто им нужен?! - не поверил Кейтелле.
   - Не спрашивайте, я сам не знаю, что это.
   Лицо Кейтелле неконтролируемо вытянулось, но опомниться ему не дали.
   - Мне много о вас рассказывали. Айномеринхен рассказывал.
   - Вот как? Интересно, - интересно Кейтелле было немного другое.
   - Подробностей желаете?
   Последовал неуверенный кивок, и Архарон наклонился ближе.
   - Он считает, что вы сумасшедший, но не виноваты в своем безумии. Он сказал, что тоже бы сошел, но решил не делать этого. До сих пор не пойму - он шутил?
   Кейтелле хотел удержаться от следующей фразы, но не смог:
   - Что еще говорил?
   - Скажу, если объясните, почему он считает вас психопатом.
   - Я видел много неприятных вещей на войне.
   - Он тоже.
   Какое-то время они пялились друг на друга крайне недружелюбно.
   - ...но... его нормальным тоже назвать тяжело, - сдался Архарон, отворачиваясь. - Его наигранная веселость меня страшно пугает. Она не настоящая.
   От точного попадания Кейтелле слегка поплохело. Архарон говорил с Менхеном всего несколько часов за всю жизнь и уже поставил диагноз, который сам Кеталиниро начал подозревать не далее, чем год назад.
   - Не боишься, что я перескажу ему наш разговор? - спросил Кеталиниро.
   - Нет, все это я сказал ему в глаза еще три года назад... А вы не находите его психопатом?
   - Разве что самую малость, но считаю, что ему можно простить и это, и многое другое.
   Интересно, что еще рассказывал Айномеринхен? Внутри неприятно похолодело.
   "Химилла..."
   - Так за что он считает вас сумасшедшим? - насел Архарон, за дверью раздался надрывный кашель - визитная карточка приближающегося соседа. Взгляд Архарона метнулся к двери как раз в ту секунду, когда она распахнулась и показался вечно мрачный Тирау.
   - Тебя зовет Найэни, - он прятал ладони в складках своей безразмерной рубашки, покачиваясь на носках. Но даже под одеждой было видно, как болезненно сокращаются ребра, сдерживая спазмы.
   - Нам пора расходиться, - сказал Архарон Кейтелле и поднялся, стул скрипнул по паркету.
   Тирау не выдержал, и, прикрывая рот, отвернулся к обшарпанной двери. Кейтелле не знал, за кем из них наблюдать - за бледным Архароном или зеленеющим Тирау. "Вероятно, - быстро сообразил он, - случая поговорить с экспериментатором не больше не представится". Внутренний голос просил не вмешиваться в чужие проблемы. Но он еще раз окинул взглядом вмиг оробевшего Архарона и, ловко перекинув пальто через локоть, возвестил о своем твердом намерении прогуляться до врача.
   - А вас пустят? - заикаясь, спросил Архарон.
   - Поглядим, - твердо заявил Кейтелле, внутренне содрогаясь от собственной уверенности.
   Грязные стены на миг показались картонными.
  
   Осень 2236-го:
   Меж стволами клубился туман. С каждым днем он густел и держался дольше, опутывая уходящие в темное небо колонны. Когда-то Кейтелле сказал бы, что это сосны, но теперь они потеряли живую древесность. Лес словно бы вымер с приходом войны. Замер, впал в спячку раньше времени. Ни крика птиц, ни шороха в листве - даже солдаты, страшась Сельманты, предпочитали быть бесшумнее камня.
   С каждым утром лес угрюмее, бесцветнее, а роса пронырливее, все упорнее рвется сквозь одежду к телу. Осенний лес на границе - ощетинившийся мертвый еж с ядом меж иголок. Он развалился поперек границы и то ли скрывает Сельманту, то ли медленно душит ее. А заодно и тех, кто вздумал преследовать врага до последнего. Мир обесцвечивается с каждым днем, а дождь больше не выбивает из земли хвойные запахи. Только какую-то гниль. Но при ближайшем рассмотрении в кудрявом мху еще можно уловить голубые оттенки, поймать приятные можжевеловые ароматы... особенно когда лежишь, уткнувшись носом в дерн. Но тут совсем не до цветов и не до запахов. Над головой топчет лес Сельманта своими черными сапогами с белыми нашивками. И запах от них дурной - гемоглобиновый.
   - Хараби, - быстро прошептал Кеталиниро, - это неупокоенные духи убитых. Они следят из зеркал за теми, кого винят в своей...
   Химилла лежал рядом, готовый рвануть с места в любую секунду. Водянистый взгляд бродил по кустам, уши напряженно следили - не подаст ли голос крыса. Где-то недалеко сдерживал порывистое дыхание Рейнайоли. Он разве что не стонал, казалось, обездвиженная поза причиняет ему боль. Кто-то рядом тихо рычал на него и просил успокоиться. Но Эмолий не мог успокоиться, физически не мог - с тех пор как Ноксид пришел из разведки с новостями.
   - Хараби приходят ночью, чтобы забрать разум, - продолжал Кеталиниро. Ритм сердца сбивался, но он продолжал рассказывать, словно заклинание, свою короткую невеселую сказку. Химилла, скорее всего, не слушал его, но это неважно.
   - Кого успокаиваешь? - подал голос Айномеринхен. Они затаились плечом к плечу - дальняя колонна: врачи, дети и те, на кого нельзя положиться на передовой. В ста метрах от них товарищи дышали в затылки крысам. А крысы переругивались, ощущая ненавистное дыхание на воротниках - их слишком мало осталось, чтобы вести себя развязно на чужой территории, как они привыкли.
   - Мы взяли их в кольцо? - пробормотал Химилла. Ему никто не ответил - "взяли в кольцо" слишком часто звучало последние полчаса. - Никто ведь из него не вырвется?
   Краем глаза Кейтелле заметил, как товарищи зажимают рот Эмолию. Того свела судорога, и он отчаянно зажмурился, руки тянули к себе автомат, но тот упорно вырывали - боялись, что в приступе чувств Рейнайоли начнет палить.
   - Откуда Ноксид знал? - спросил Химилла, глядя на возню в соседних кустах.
   - Я тебя сейчас прирежу! - сказал кто-то Эмолию, и тот притих, округлив слезящиеся ненавистью глаза.
   - Откуда он знал, а? - настаивал Химилла. - Куда идти и кто там будет...
   В глуши раздались автоматная очередь и крики. Кейтелле вжался в корни, Химилла сгруппировался.
   - Выдвигаемся! - Айномеринхен махнул рукой, и отряд стеной пошел на сельмантскую стоянку.
   Ловушка схлопнулась, сдавливая острыми краями мягкие тела растерянных зверей. Все произошло слишком быстро, и Кеталиниро успел лишь услышать предсмертные крики и увидеть пару вырвавшихся из оцепления локри, они бежали навстречу, не разбирая дороги, перемахивая через кусты - уже безоружные.
   - Трусы! - Химилла прицелился. - Я всегда знал, что они трусы!
   Одна из крыс бежала прямо на него, но Химироланик так и не успел выпустить ни единой пули - в полете врага сбила знакомая тень. Они не сразу поняли, что это Эмолий, лицо его исказилось злобой до неузнаваемости. Вместо того чтобы быстро порешить крысу и идти в наступление, он пустил в ход когти, наслаждаясь предсмертным ужасом в глазах оккупанта.
   - Мы этого не видели! - Химилла подтолкнул Кейтелле, заставил отмереть. - Мы ничего не видели.
   А потом они нашли то, что Ноксид в докладе назвал "временным лагерем".
   Действительно, кто-то оборудовал землянку под мини-лагерь - остатки сельмантского отряда, давно не видевшего подкреплений, нашли здесь темницу для жителей многострадальной общины Куардтер. Очевидно, раньше ее занимал лесной колдун, и Химилла справедливо предположил, что его тело гниет где-то неподалеку, если не скормлено пленным. Химироланик отказался спускаться в сооружение, громко заявив, что там, скорее всего, лежит то самое чудище безглазое из сказки Кейтелле.
   Крыша землянки угрожающе нависала над черной дырой, свалявшийся настил, годами копившийся сверху, готов был сорваться подгнивающим потоком прямо внутрь. Кейтелле тоже не решился зайти в ненадежную нору. А вот Рейнайоли ворвался туда первым. Долго кричал в темном помещении, кого-то о чем-то спрашивал - его было слышно и снаружи. Сорвал голос, а что толку - ему ответили скорбным молчанием.
   Половину узников землянки выносили на руках - совсем еще детей и глубоких стариков: всех, кто не мог уйти на фронт. Из темного провала на свет вытащили вконец замордованных крестьян, всего человек десять. Они еле держались на ногах. Наконец вышел и Эмолий: голова опущена, походка шаткая, словно его лишили последних сил.
   Тела белых крыс сбрасывали в одну кучу. Они громоздились серо-красным месивом, кто-то из освобожденных порывался сплясать на них... а может, еще что-то сделать, продемонстрировать ему не дали, схватили под руки и привязали к дереву.
   Врач осматривал изможденных, но каким-то чудом живых пленных, некоторые из них плакали от облегчения, большинство трясло от холода.
   - Айномеринхен! Осмотри пленника, когда закончишь, - приказал командир отряда, Вольвериан.
   - Гляди-ка! - Химилла материализовался за спиной Кейтелле и ткнул пальцем куда-то за трупную гору - на земле под вниманием конвоя шевелилось бело-серое тело. - И правда одного живьем взяли! Интересно, надолго ли?
   В голосе прозвучало плохо скрываемое злорадство.
   - Я-то осмотрю, - Айномеринхен вяло отдал честь. - Но как бы не пришлось осматривать мертвеца.
   - У нашего почетного гостя аж два охранника, - ответил Вольвериан.
   Краем уха Кейтелле ловил солдатские разговоры:
   - Тут столько раненых! Помогать крысе просто нечестно!
   - Уже всех вывели?
   - Темно, не разберешь.
   - Да, всех.
   - Похоже, история с Куардтером нескоро кончится!
   - Эй, Ноксид, как вы их нашли?
   Ноксид очень серьезно оглядывал освобожденных и не отвечал. Только спросил один раз - точно ли всех вытащили.
   Кейтелле несколько раз приходил смотреть на пленного. К сожалению, и этот крысеныш мало напоминал разбойника и наследника жестокой технократической расы. Просто напуганный молодой человек, постепенно теряющий остатки самообладания. Под дулами двух автоматов он скидывал в овраг тела недавних боевых товарищей. Крыса, и без того бледная, норовила вот-вот потерять сознание. Поглядеть на это сбежалась целая толпа.
   - Пристрелите его, пока тут все с ума не посходили, - советовал крайне пожилой представитель освобожденных.
   Рядом стоял командир. Он выдержал паузу, прежде чем коротко ответить:
   - Нам нужен переводчик.
   Родной переводчик Ризы умер в стычке на границе за пару дней до их встречи с компанией Химиллы. Тогда их отчего-то не спросили, знают ли они язык врага, ведь если бы спросили, то Кеталиниро давно бы был переводчиком, а не просто бывшим учителем на попечении десятилетнего сорвиголовы. Когда-то давно, еще в прошлой жизни он тоже мог изъясняться на локри. Он чуть не признался в этом, не сходя с места, но вовремя прикусил язык.
   Пленный уткнулся лбом в землю и старался занимать как можно меньше места в этом мире. Кейтелле удалился как можно тише - лучше сделать вид, что он не слышал разговора.
  
   Солдаты думали, Рейнайоли не выдержит и разрядит обойму в голову единственного пленного. Делали ставки и сочиняли анекдоты. Но тот лежал ничком, и никто его не трогал. Командир предложил привести Эмолия в себя с помощью "старого доброго ведра ледяной воды".
   - Я его потом не откачаю! - запротестовал Айномеринхен. - Пускай с ним Ноксид поговорит - он чудотворец!
   Химилла тут же вскочил и заверил, что сейчас же найдет "синенького". Но нальсхи пропал. Он испарился так неожиданно, что его никто не хватился в толпе организаторов стоянки.
   Хитрый Ноксид появился спустя некоторое время, он неторопливо вышел из темного земляночного подвала. Не один. Солдаты с удивлением увидели на его руках четырехлетнего малыша с красными от слез глазами. По рядам освободителей пробежался удивленный шепот - во-первых, откуда он там взялся, если всех вывели? Во-вторых, даже через слой грязи и земли можно было угадать прямые белые волосы.
   - Кейтелле! - завопил Химилла. - Это же чудище безглазое!
   Толпа охнула - легенду знали все, некоторые потянулись поближе, чтобы убедиться. Но чудище на руках у Ноксида было очень даже глазастое. И необыкновенно пугливое. Когда ребенок зарыдал от ужаса при виде солдат, нальсхи вежливо попросил любопытствующих сделать шаг назад.
   Кругом загалдели:
   - Крысеныш!
   - Да ну какой к черту крысеныш?! Что бы он забыл среди пленных?!
   - Глянь-ка, - Химилла дернул Кейтелле за рукав. - Как на Ноксида смахивает!
   Кейтелле даже прищурился. Малыш, сложив в рот темные когти, глотал слезы и прятал лицо на груди Ноксида. Выглядел он в точности как нальсхи, если бы тот внезапно поседел и помолодел.
   - Диковинная зверушка! - послышался возглас в толпе.
   - Бьюсь об заклад, Сельманта сказала так же, прежде чем взять с собой! - грубо оборвали первого оратора.
   Ноксид слегка покачивался, прижимая ребенка к груди, атмосфера в воздухе накалялась. Кейтелле не сразу понял, что со стороны освобожденных не доносится ни звука. Они напряженно пялились на странную пару перед входом в землянку, и было в их позах что-то угрожающее.
   - Ты же клялся, что останешься там!!! - наконец взвился один из молодых, но импульсивных беженцев.
   Это взорвало их, они завопили, закричали, кажется, в Ноксида полетели камни или комья земли.
   - Что происходит?! - Химилла, кажется, готов был ринуться в бой, но не видел, с кем воюют эти без того несчастные люди.
   Айномеринхен изумленно наблюдал, как беспомощные истощенные пленники свирепели и вставали с земли, готовые кинуться на того, кто делил с ними землянку. Резкая перемена пугала даже его, и Менхен отступал назад, глядя, как крестьяне сползаются к нальсхи с ребенком на руках.
   Солдаты неуверенно перехватывали автоматы. Вольвериан поднял руку, но опустить ее не успел. Оказавшийся в кольце Ноксид коротко надрывно закричал - охнув, крестьяне дернулись от него.
  
   К заходу солнца командир созвал совет.
   Пленный валялся без чувств далеко за границей костра. Вновь связанный, дрожащий в беспамятстве от холода и усталости.
   "Если кто узнает о моих языковых способностях... - с тоской подумал Кейтелле. - Просто скажу, что не знал, зачем им сдалась живая крыса!"
   Он перевел взгляд на Рейнайоли, занявшего свое место среди солдат - спасенные и спасители сели вокруг гигантского костра. Эмолий почти не шевелился, голова его была безвольно опущена, так что огненные блики плясали в волосах. Рядом с ним крутился от нетерпения Химилла.
   Вольвериан и старейшина Куардтера сели рядом, Ноксид стоял за кругом, иногда прогуливаясь туда и сюда. Очевидно, ему нужно было слышать всех. Кейтелле, подобно пленнику, расположился в стороне - потому Химилла и покинул его. Ребенку очень хотелось узнать, о чем будут говорить на совете, но за пять минут до созыва Ноксид попросил Кеталиниро приглядеть за маленьким Йеми. На странного заплаканного ребенка жители разрушенной общины реагировали слишком бурно. Кеталиниро без лишних вопросов усадил малыша на колени - очень уж хотелось разглядеть изгоя.
   Тот был бледен. Не так бледен, как Ноксид, но это все равно бросалось в глаза. Внешность и сложение тела соответствовали его возрасту и голодному времени, но вот волосы... Прямые, как у нальсхи, и светлые, как у имперца или какого другого жителя континента. Насколько он знал из курса школьной биологии - таких сочетаний не бывает.
   - Бывает, - опроверг мнение Ноксид, и добавил с едва слышимой тоской в голосе, - ...и это имеет значение.
   В его словах отчетливо слышалось что-то настолько личное, неопределенное, что Кейтелле даже не обратил внимания на новую способность Ноксида слышать несказанное.
   - Он под нашей защитой, - сказал нальсхи, улыбаясь, - теперь.
   И удалился к костру, оставив за собой очередной шлейф загадок.
   - Группа Ноксида уведет жителей к лагерям альянса, - сказал Вольвериан. - Там вас примут, дадут теплую одежду и определят, куда вести дальше.
   - Пойдут все? - спросил старейшина.
   - А что, у кого-то есть желание остаться?
   В круге костра поднялись две робкие руки.
   - Превосходно, - по голосу Вольвериана сложно было определить, действительно ли он считает это превосходным.
   - Нам бы не хотелось кое-кого с собой брать, - холодно уточнили спасенные с другого конца круга.
   Йеми вздрогнул.
   - Из-за него наши дома сожгли! - гул в рядах нарастал.
   - Первый раз вижу, - голос командира стал предупреждающе-раскатистым, - чтобы в грехах Сельманты обвиняли ребенка, да еще и своего!
   - Да какой же он свой?! - загалдели люди. - Это он призвал зло в наши земли!
   - Демон! Демон!
   Йеми закрыл лицо руками.
   - Его надо было порешить вместе с крысами! - истерично вопили люди.
   - Деревни жгут по всей стране, - рявкнул Вольвериан, и все стихли. - Так что же, может, он и в начале войны виноват?
   - А может, и виноват, - в тишине произнес старейшина. - Демоны нечасто селятся среди людей. И уж если гуляют...
   Десять человек - вот все, что осталось от общины Рейнайоли. И они не желали ни секунды более оставаться рядом с шестилетним малышом, поднимавшим в них такую толпу ненависти. Вольвериан объявил перерыв, и они вместе с Ноксидом подошли к Кейтелле.
   - Суеверные дикари! - выплюнул командир. Он внимательно посмотрел на отвернувшегося Йеми. - Приводил бы ты еще крыс в такое паническое исступление - цены бы тебе не было.
   - Его нельзя отпускать с ними, - шепнул Ноксид.
   Командир провел когтями по шее - убьют, мол?
   - Как только я отвернусь, - кивнул Ноксид. - Отпускать нельзя.
   - А оставлять?
   Кейтелле испугался, что путаные объяснения все же расшифруются маленьким ребенком как надо, он очень осторожно сделал шаг назад, потом еще один.
   - Тут холод, обстрел и постоянная угроза голода, - напомнил Вольверганд и добавил шепотом: - Кто смотреть-то будет?
   Кеталиниро зажмурился. Йеми уже давно успокоился, даже затих у него на руках, но привычно вздрагивал всякий раз, как слышал свое имя или думал, что слышал. В Ризе он долго не протянет. С суеверными крестьянами - тем более. Кейтелле прекрасно понимал, что им обязательно нужно отыграться, а жертва выбрана. Йеми словно слышал его мысли. Стоило Кейтелле представить, как озлобленные дети набрасываются на объявленного демона, как этот самый демон затрясся.
   - Химилла неплохо справляется...
   - Химилла уже не ребенок. Он давным-давно военная единица.
   - Я могу, - вдруг сказал Кейтелле и остановил свое позорное отступление. - У меня образование...
   - Можешь что? - строго спросил Вольвериан. Ноксид за его плечом лучезарно улыбался и кивал.
   - Я пригляжу за ним, - сказал Кейтелле севшим голосом. Сердце глухо билось о ребра - он понимал, что таким образом берет неизбежную смерть ребенка на себя.
   - Передвижной лагерь дошкольного образования, - командир отвернулся, поморщившись. Он посмотрел на притихших крестьян у костра. Крестьяне все это время пялились на них - даже бледный пленник их не интересовал. Вольвериан вздохнул.
   - Пусть будет так. Родителей, я так понимаю, у него не осталось?
   Собравшиеся замялись, не зная, что ответить.
   - Ну значит, нам никто ничего не предъявит, если что случится, - сказал он и двинулся к костру - сообщать отличную новость.
  

Интерлюдия 6. Лист первый

   Страницы, с которых сняли запись, давно обратились в прах. Не пережили испытание временем. Но содержание письма, переведенного и адаптированного, мелькает на тусклом экране списанного с эксплуатации монитора. Иногда чудится, будто эти строки мог писать человек.
   "...и пусть вы меня не знаете, достаточно и того, что я знаю вас. Он не успел с вами связаться, хотя очень того хотел... (затерто) ...часто говорил, как велики его долг и вина перед вами. К сожалению, болезнь, о которой я расскажу ниже, не позволила ему осуществить задуманное.
   Не знаю, что случилось в те страшные годы между вами, но он чувствовал... (затерто) ...и сильные переживания, и муки совести. Нет, определенно, я не хочу знать, что произошло тогда... (затерто) ...упоминал о каких-то катакомбах в..."
   Голова болит, но глаза продолжают вглядываться в слова, ищут зацепки и свободные концы нити, которые, вероятно, приведут нас к цели.
  
  
   ГЛАВА 6. НАЙЭНИ
  
   (Ниорионин - Найэнни
   Прим. автора)
  
   За пять месяцев до:
   Вахтеры Аутерса, все как один вялые и заспанные, маялись на постах дурью. Не стал исключением и молодой человек, прикрывающий вход в подвал. Он вопросительно приподнял брови, когда Архарон явился с сопроводителем, но это, пожалуй, единственное, что изменилось на флегматичном лице.
   - Проходите, вас ждут, - вахтер отпустил кнопку связи и махнул за спину - в сторону лестницы. Где-то в районе первой ступени заканчивались следы всякой цивилизации. Лестница вела в местный ад, пропитанный сыростью. Кейтелле вспомнил о коробках, и решительности в нем поубавилось.
   - Прямо-таки ждут? - растерянно произнес Кейтелле. Он никак не ожидал, что его пропустят так запросто. Более того - в глубине души он надеялся, что никуда его не пустят и вообще попросят удалиться из здания.
   Архарон пожал плечами и прошел вперед. Их беседа сегодня и без того не складывалась, а теперь он и вовсе замкнулся. И страшно было думать, по какой именно причине резко переменилось настроение Архарона. Подвал или назойливость Кейтелле? Или все вместе?
   - Побудешь гидом? - спросил Кеталиниро, догоняя заключенного.
   - Звучит издевательски.
   - Я хочу сказать, что твоя свобода перемещения удивительна.
   - Просто я не буйный. Администрации не хватает рук, чтобы доводить до врачей каждого заключенного.
   - Абсурд.
   - Правда? Мне сравнить не с чем. Все, что я знаю, написано в книгах нашей библиотеки. А она не сказать чтобы обширна.
   - Не знаешь, почему меня так запросто пропустили?
   Архарон остановился.
   - Догадываюсь.
   Это "догадываюсь" прозвучало как обвинение, но Кейтелле не мог понять, почему ему так кажется. С каждой ступенькой сердце сжималось все больше - покоя не давали багровые коробки. Он боялся того, что мог увидеть в подвале, особенно если это будет касаться Архарона.
   - Найэнни странный человек. Возможно, просто услышал, что у меня появился ПП.
   - ПП? Что это значит?
   - Постоянный посетитель.
   Они спустились в сырой коридор. Здесь ремонтом и не пахло. Зато пахло плесенью и сыростью, а затхлость проникала под самую кожу. Ему тут же вспомнились другие коридоры - с инеем на стенах, наполненные стонами. Болью пронзило кисть, которой не было.
   - Я его подопытная крыса, смотрите сами, - без энтузиазма продолжал Архарон. - Если бы к вашей подопытной крысе начал ходить непонятный субъект, что бы вы подумали?
   - Что я под него копаю?
   Кейтелле сощурился на редкие запыленные лампы, облепленные мухами. Дощатый пол, словно размокшая мозаика, кое-где разваливался на щепки, а о стенах, видимо, никто никогда не заботился - серые дырчатые бетонные плиты давили и наваливались на посетителей. Единственное, что их разнообразило - настоящие металлические двери и подозрительные темные потеки откуда-то из-под потолка. Вода стекалась в подвал, словно в канализацию, от нее страдал пол. Безобразную паутину, должно быть, плели еще динозавры. Еще от нее страдали чьи-то легкие. Кеталиниро вдруг понял, что задержал дыхание.
   - Я не знаю, что за интерес у вас к моему врачу, - вздохнул Архарон. - Но своих секретов он не выдаст. А по поводу ваших секретов... Советую следить за языком. Если он узнает, зачем вы сюда приходите...
   - Прохладно в вашем погребе, - Кейтелле оборвал его. - Мне кажется, тут холоднее, чем на улице. И без ветра.
   Архарон остановился у очередной двери и толкнул ее. Пружины заскрипели, и в мрачный подвал хлынул свет. Перед Кейтелле открылось светлейшее подвальное помещение из возможных. Непривычно пустое - хоть танцуй. Стены покрыты блекло-голубым кафелем, который начал крошиться еще до войны, из мебели лишь пара низких шкафов и три обглоданных временем железных стола - столешницы измяты, прожжены ржавчиной и запачканы чем-то бурым. В нос ударил резкий химический запах, словно кто-то рядом мешал коктейль из всех возможных реагентов. Кейтелле поморщился против воли.
   Архарон прикрыл за собой и Кеталиниро дверь и откашлялся, привлекая внимание врача.
   - Из Министерства? - улыбнулся тот с дальнего стула, не поднимая глаз. На единственном столе с признаками бурной деятельности стопкой аккуратных папок громоздились пожелтевшие листы. Врач что-то строчил в них. - Только не спрашивайте, кто у нас сдох.
   Он, не отрываясь от быстрого заполнения бланка, ловким движением указал на металлический шкаф в углу. Уродливое зеленое чудовище с резкими измятыми углами, больше похожее на сейф. Из-за широкой спины робко выглядывали ребра отопительной баратеи.
   - Я им говорил ставить шкаф с химикалиями подальше от тепла, но они, видно, издеваются.
   Кейтелле нервно окинул взглядом помещение: кроме подозрительных бумаг ничто здесь не выдавало пыточную или какую другую обитель зла. Самый обычный кабинет химии, только без парт и доски. И окон. Кейтелле поежился, он снова представил себе, как сильные руки санитаров в бурой спецформе сдвигают металлические столы к центру и укладывают на получившийся хирургический стол брыкающегося заключенного. Первые капли крови падают на изгаженную поверхность и тут же подсыхают, не дожидаясь, пока их сотрут задубевшей за долгое время тряпкой...
   От фантазий отвлек металлический скрежет - врач открыл ящик в столе. Папки быстро исчезли в его темных недрах. Теперь стол ничем не отличался от прочих. Архарон странно вздохнул и сделал два поспешных шага назад, в секунду оказавшись за спиной Кеталиниро.
   Врач, наконец, соизволил подняться. Он сделал шаг навстречу, и Кейтелле успел заметить, что тот намного моложе, чем следовало. Если не вглядываться, ему можно дать и семнадцать - почти детские округлые черты лица, большие глаза, отчего-то красные. Кеталиниро решил, что это из-за нездоровой химической атмосферы в воздухе. Невысокий рост и короткая стрижка тоже поддерживали иллюзию молодости, но годы выдавала желтоватая кожа, которая, не спросив хозяина, уже старилась. Обветренная, с намечающейся сеткой сосудов. Кое-где пробивались морщины.
   Врач замер на полушаге, словно вкопанный. Он нахмурился на жавшегося у двери Архарона и окинул взглядом гостя.
   - Что-то я раньше вас не видел, - хрипло сообщил свое неудовольствие врач. И неуверенно протянул руку. - Ниорионин.
   Сбитый с толку внутренними вычислениями, Кейтелле так растерялся, что протянул руку, которой не было. Ниорионин поднял брови, разглядывая повисший рукав.
   - Обойдемся без формальностей, - словно через силу проговорил он и развязно поклонился, напяливая ухмылку. Какая-то она была нехорошая. Вымученная. - Догадываюсь, зачем вы пришли. Архарон, сядь, будь добр.
   Тот, повинуясь приказу, тут же устроился на металлическом стуле около ближайшего стола. Врач закрутился рядом - его движения плавностью напоминали танцевальные. Словно в этой голове постоянно играла мелодия. Он, не сводя глаз с Кейтелле, вытащил из очередного ящика картонную коробку с врезанными сбоку тумблерами. Врач выудил из ее недр провода с присосками и поставил одну Архарону на лоб. Последнее удивило даже самого Архарона - он так и замер с широко распахнутыми глазами.
   - Молчи, - приказал Ниорионин, тонкие когти прошлись по тумблерам. - Твое сердце меня больше не интересует, буду слушать мозги.
   - Мозг можно услышать? - осторожно поинтересовался Кейтелле.
   - Сомневаюсь, - врач приложил к уху барабан на трубке. - Сложно услышать орган, которого нет.
   Архарон вмиг сощурился.
   - Нахрена ты его притащил? - Ниорионин резко дернул за провод, и присоска, щелкнув, оторвалась от идеального лба, оставив там красную круглую метку.
   - Вы сами пригласили...
   - Я приглашал тебя, а его я просто впустил! Глупо делать вид, что дома никого нет, когда враг стучит в ворота!
   Кейтелле обхватил себя рукой, челюсти непроизвольно сжались, чтобы не выпустить наружу лишних слов.
   - Не мог придержать язык и выпроводить?!
   - Тирау просто вошел и сказал, что ты зовешь!
   "Ты", - отметил Кейтелле сквозь волну негодования. Положение складывалось унизительное, но в пылу "дружеского" спора уже можно было ловить намеки на неведомые обстоятельства.
   - Воспитывай своего соседа, Архарон! Ты в курсе, что он уже всех достал?!
   - Я его с пяти лет воспитываю! Он же меня сильнее всех и достал! Была бы моя воля...
   - Вот не надо про волю! Когда ты так говоришь, у меня начинается когнитивный диссонанс!
   Врач резко развернулся и впился глазами в Кейтелле так, что тот отшатнулся. Столь наглого взгляда Кеталиниро не встречал даже пятнадцать лет назад, когда делил жизненное пространство с людьми из совершенно дремучих деревень на краю света.
   - Ох, да прекратите! - Ниорионин отмахнулся. - Рассматривать прямоходящих - моя работа! Сложно, знаете, соблюдать правила этикета, когда безвылазно сидишь со зверьем!
   - Вот это поворот, - отреагировал Кеталиниро как сумел.
   Они еще какое-то время поборолись взглядами, при этом Архарон демонстративно отвернулся, скрестив руки на груди. Его детская обида в какой-то степени успокаивала. Вот он сидит и ссорится с лечащим врачом, а не лежит, распиленный, по коробкам. Очевидно, все не так кроваво, как ожидалось... но если этот проныра узнает, зачем Кейтелле приходит сюда на самом деле... Да, Архарон же предупреждал.
   - Вы ведь сюда не по делу приходите? А?
   Столь резкого поворота не ожидал никто. Кеталиниро побелел, Архарон чуть не вскрикнул от удивления.
   - Ну я же говорил. По глазам видно, - сказал Ниорионин и, наклонившись, добавил уже шепотом: - Так зачем же вы хотели меня видеть в таком случае? - он оглянулся на Архарона. - Беспокоитесь?
   Заключенный переводил округлившиеся глаза с одного на другого и хмурился.
   - Ага, он одним своим видом заставляет беспокоиться. Подумайте, какая прелесть! Но, думаю, вы уже заметили - в моем кабинете ему ничего не грозит.
   Ниорионин сделал ударение на слове "моем". Получилось убедительно.
   - Заметил.
   Еще Кеталиниро заметил свою неподготовленность - разговор рекой утекал в неизвестном направлении, раз за разом Кейтелле пропускал ходы, уступал противнику, и личное дело Архарона безвозвратно ускользало от него. Да и не до него теперь было - проныра-врач распаковал его в два шага, даже не приложив усилий. Обезоружил одним только взглядом. Взглядом, читающим мысли:
   - Не беспокойтесь, - оскалился Ниорионин. - У нас предостаточно таких посетителей. Вы не одиноки... в этом плане. Но редко кто беспокоится настолько, чтобы рисковать и вмешиваться в подземельную жизнь Аутерса. Мне это импонирует, честно говоря.
   Кейтелле ждал вердикта с тяжелым сердцем, сейчас он чувствовал себя оглушенным солдатом под копытами крысиного ходунка - не хватало времени сосредоточиться и откатиться от нависшего удара острой лапы.
   - Я сохраню ваш маленький секрет, - великодушно сообщил Ниорионин. - Но советую больше не мелькать и на аудиенции ни к кому не проситься. Знаете, почему? У вас все на лбу написано, бесхитростный вы мой, - оскал Ниорионина сделался хищным. - И что не по приказу приходите, и что из личных побуждений.
   Облегчение было настолько сильным, что Кейтелле захотелось только одного - не усложнять. По всему стоило просто развернуться и молча уйти, как можно скорее, пока эти серые глаза не прожгли его... пока лапы застывшего ходунка не обрушились на распростертое тело.
   Надо же было столь глупо попасться! Так подставиться! Слишком опрометчиво он ринулся в святая святых Аутерса. Кейтелле взял себя в руки и оскалился в ответ. Архарон - быстрый взгляд за спину собеседника - судя по напряженной позе, не так уж и доверяет своему лечащему врачу. Врач же - хитрый взгляд, наглая ухмылка - со своей стороны, спокойно мог бы отказать в, как он выразился, аудиенции и представителю министерства, и самому министру. Но не отказал. Кеталиниро, несмотря на тяжкие увечья человеческому достоинству, быстро прикинул, что может значить такой жест.
   - Вы меня успокоили, - улыбнулся Кейтелле. - Полагаю, завтра он будет еще жив. До завтра, Архарон!
   Он салютовал заключенному и легко поклонился врачу:
   - Будьте здоровы.
   И, резко развернувшись, шагнул к выходу.
   - Постойте, - выдохнул Ниорионин.
   Голос при этом "постойте" дрогнул. Кейтелле показалось, так мог бы дрогнуть голос рыбы, заглотившей крючок. Еще секунда, и они поменяются ролями.
   - Архарон, жри свои таблетки и выметайся, - тихо и нетерпеливо приказал врач.
   Тот растерянно осмотрелся. Обшарил взглядом пустой стол, запустил руку в карман Ниорионина, от чего последний подпрыгнул на месте, наконец перестав жечь глазами Кейтелле.
   - Так давай, - неуверенно потребовал Архарон.
   - Чего давать?
   - Таблетки свои...
   Врач суетливо залез в карман халата, выудил флакон. Со словами "Они как раз не мои" отсыпал в дрожащую ладонь три синие капсулы. Архарон с хрустом прожевал их и, скрестив руки на груди, вышел, ни с кем не попрощавшись, только на пороге задержал взгляд на Кейтелле. Ниорионин дождался, когда дверь закроется, и шумно выдохнул, серые глаза теперь скользили по рукаву Кейтелле несколько виновато. Тот покорно ждал продолжения сцены. Ждал хода.
   - Я не его лечащий врач, - Ниорионин присел на край стола и обнял себя руками, спина ссутулилась. Теперь врач производил впечатление замерзшего до самых костей человека.
   - Надеюсь, мне не придется расплачиваться за эту тайну.
   - Нет никакой тайны, - врач отмахнулся. - Я не руководитель проекта. Исполнитель. Делаю, что прикажут... вы садитесь.
   Это предложение сесть украло все силы у Кейтелле, так что даже пришлось им воспользоваться - неоднозначный намек на продолжительный разговор, к которому Кеталиниро был не очень-то готов. Как и ко всем прочим событиям дня.
   - Не ведаю, что делаю.
   - Зачем вы говорите это мне?
   - Мне показалось, вы переживаете за Архарона. Я тоже, вот и весь секрет.
   Кейтелле почувствовал - где-то глубоко внутри успокаивается сердце. Так будет лучше - пусть этот неприятный странный человек думает, что в подземелья его привела тревога за заключенного. Хоть это тоже грозит осложнениями. Ниорионин одним движением собрал провода и скинул их в недра коробки. Когти подцепили что-то со дна - маленький черный кубик блеснул гранями в лакированных когтях.
   - Но вы работаете в Министерстве, а я всего лишь младший научный сотрудник при тюрьме.
   Он покрутил предмет перед глазами, рассматривая его через задумчивый прищур. "К чему бы такие речи?" - подумал Кеталиниро.
   - Вы хотите меня во что-то втравить? Добиться для Архарона амнистии? Звучит фантастично.
   Ниорионин странно затрясся и с самым брезгливым видом бросил кубик обратно в коробку. Этому человеку не шли эмоции - они уродовали его, но он, как назло, не умел скрывать чувства, а кроме того, постоянно их испытывал. Сейчас его перекосило, словно от боли; к счастью, представление закончилось столь же быстро, как и началось.
   - Я даже не знаю, за что он тут! - шепотом забросил Кейтелле удочку.
   - А вам этого никто и не скажет. У меня нет доступа к личным делам. Некоторые заключенные в курсе своих преступлений, конечно. Их и спрашивать не надо, они сами все скажут. Но не этот, как вы уже поняли.
   Мимо. Снова мимо. Из последних сил Кейтелле удерживал вздох разочарования: как расценивать туман вокруг проступка Архарона? Как что-то сверхужасное или совершенно незначительное, настолько, что сам преступник до сих пор не понял, чего же он успел натворить в столь юном возрасте? Не телеграфировал в Локри, не убивал полководцев, не предавал Родину... может, письмо отослал. Другу в Катри.
   От последней мысли по спине заструился холод. Ниорионин тем временем лепетал о том, что он, мол, уверен - врагом народа можно стать за любую мелочь. И тут же оговорился, что такие суждения только между ними. Словно издевается! Читает мысли и издевается! Простая разведка превращалась в нечто угрожающее. Кейтелле почувствовал дурноту. Если Рамфоринх обнародует письмо, вполне может статься, Кейтелле в одночасье сделается пациентом Ниорионина. На секунду почудилось, словно кафель заляпан кровью. Одурманенный видением, Кейтелле поднялся.
   - Что вы предлагаете? - спросил он чужим голосом, глядя куда-то мимо собеседника.
   - С вами все хорошо?
   - Отлично, - Кейтелле быстро прошел к двери.
   - Держать друг друга в курсе, - проговорил Ниорионин. - Что еще остается?
   - Что еще остается... - повторил Кеталиниро и замер у выхода. В тишине Кейтелле услышал, как где-то рядом капает вода. Он оглянулся, но крана в кабинете не наблюдалось. И вообще чего-либо, что могло бы протекать. Может, батарея за шкафом?
   - Вы догадываетесь, на сколько сейчас наговорили? - холодно спросил он у застывшего посреди кабинета врача.
   Ниорионин спокойно кивнул и печально улыбнулся. Что-то было в его глазах такое, что можно сопоставить по ощущениям лишь с камерой пыток.
   - И все из-за Архарона?
   - Он ангел в своем роде, разве нет? Ангелов надо оберегать. Примета, говорят, хорошая.
   Прежде чем уйти, Кейтелле согласился. Да, Архарон, скорее всего, ангел.
  
   Полосатая кошка запрыгнула на кровать и села напротив Лиенделля перед постельным столиком. Она сложила передние лапы на голубую столешницу, словно тоже желала обедать. Вид у нее при этом был самый разнесчастный. Обделенный даже.
   - Спасибо, - зачем-то сказал Лиенделль и, выловив из супа картофель, положил перед животным.
  
   Кейтелле вошел в комнату, разделся в полумраке, рука нашарила станцию и пакет соли. Когда загорелись лампочки, комната показалась подозрительно чужой. Все казалось чужим после того, как бессмысленное хождение по краю взорвалось, наконец, реальностью. Он так привык к спокойствию добропорядочного крохотного гражданина, что едва ли мог поверить, будто его махинации могут оказаться замеченными. Нет, он не знал, что делают с заключенными в подземельях Аутерса, и не был уверен, что так уж хочет знать. Но врач только что превратил его в сообщника - хранителя постыдной в своей исключительности тайны. Еще противнее было от того, что ничего сверхпреступного в ней не содержалось, но тянула она на пожизненное проживание в комнатах в соседстве с черной плесенью.
   "Сочувствие к врагу народа" - вот так называлась эта статья... может, вместо "сочувствия" было какое-то более уместное слово.
   Он сел на кровать, сжимая голову когтями.
   Глупо рисковать ради успокоения совести. Он уже доверился Архарону, высказал ему главный секрет, так стоит ли проверять его репутацию задним числом? А искать Кириа - сразу было ясно - дело безнадежное. И подставляться из-за призрачной надежды... подставляться вообще не хотелось. Но если с одной стороны его поджидал неадекватный врач тюремно-исследовательского заведения, то с другой - Рамфоринх. Психопат. Садист. Убийца. Причем ему даже необязательно убивать или увечить Кейтелле - просто сказать, что да, было письмо за границу. А там все само покатится. Только держись.
   Каким еще психам, преступникам и садистам Кейтелле не успел вверить свою судьбу?
   А все из-за этого дурацкого письма. Сейчас его отправка уже не казалась таким уж правильным шагом.
   Сквозь бред переживаний Кейтелле вдруг ощутил, как в комнате резко похолодало. Стены слегка закружились, сзади послышался морозный треск. Он развернулся к окну, ожидая увидеть ползущие по стеклу серебристые узоры, но там покоилась привычная осенняя тьма. Вместе с тем не давало покоя навязчивое ощущение чьего-то присутствия. В комнате сгущались гости. Кейтелле медленно развернулся к зеркалу, съеживаясь на кровати. Так и есть - оно запотело, несмотря на холод.
   - Я мастер усложнять себе жизнь, - пробормотал Кейтелле, обращаясь к собеседнику.
   Тот ответил тихим постукиванием, стеклянное "бом-бом" разлетелось по комнате. Волосы на затылке встали дыбом.
   - Да, ты прав! Ты прав, я должен. Должен был, ради нас всех, просто эти временные трудности...
   - Голова, - простонала фигура из зазеркалья. Она принялась за свой ритуал размазывания крови по стеклу. В этот раз ее свалила слабость, и Кейтелле пронаблюдал, как бледное тело сползает по поверхности зеркала. - Что со мной? Позови врача.
   С обратной стороны невидимую стенку резали когти, скрежет был отвратительным.
   - Потерпи, скоро придет.
   Сквозь волны тошноты проступали неясные ощущения в несуществующей ладони - мягкое и липкое скользнуло по коже. Зеркало отрезало путь к двери, встав невидимым стражем. Кейтелле оказался узником в собственной комнате.
   - У тебя столько врачей! - всхлипнул человек за стеклом. - А ты ни одного позвать не можешь!
   Кейтелле резко выдохнул и сорвался с места.
   - В самом деле! Врач! У меня есть знакомый врач! Ты не поверишь, он живет почти за стенкой!
  
   Лиенделль уснул сидя на кровати, прямо над столиком, который так и остался заставлен розовыми тарелками. Врач предпочитал мебель, подобную той, какую видел в родительском доме много лет назад. В Атине такой не найдешь, потому Лиенделль импровизировал, спилив ножки у самой широкой кровати, что можно найти в общественных магазинах - спецзаказы не позволяла зарплата штатного врача. Но он не жаловался.
   Светлая комната с тремя узкими окнами выходила на восток. Здесь всегда тепло и уютно - возможно, из-за широкой кровати, что ковром разлеглась почти на весь пол. Тут хозяин и ел, и спал, и предавался размышлениям. В стену он врезал аккуратную полку под книги и документы и очень гордится своей коллекцией. И, конечно же, хотел бы, чтобы такая красота стояла напротив двери, чтобы всяк входящий сразу понимал, с кем имеет дело. Но на противоположной от входа стене только окна, а главное - к Лиенделлю почти никогда не заходили.
   Он вздрагивал во сне, потому что даже в таком состоянии его мозг помнил - совсем скоро зазвенит будильник. Пальцы сжимались и расслаблялись вновь. Кошка дернула настороженными ушами и, зевнув, свернулась обратно в свой уютный клубок. Но ненадолго: долгий и быстрый стук в дверь заставил ее подпрыгнуть, а Лиенделля - резко раскрыть напуганные глаза. Сердце рвалось из груди, и, в общем, он не совсем понимал, где находится. Но, несмотря на настойчивость, стучали неожиданно тихо. Это мог быть только один человек.
   - Кеталиниро?
   Лиенделль, пошатываясь, доковылял до двери и распахнул ее. Посетитель был подозрительно бледен и напоминал лицом камень - и серым цветом, и застывшими мускулами. Кейтелле отстранил Лиенделля и вошел с самым потерянным видом. Его взгляд скользнул по комнате, словно гость ожидал кого-то увидеть. Увидел Кошку. Та глядела на него круглыми глазами из-за одеяльного рельефа. Темная шерсть на загривке уже немножко дыбилась, словно животное догадывалось, кого притащил с собой гость.
   - Тут только Кошка, - сказал Линедель наугад.
   Кейтелле знал, что кошку Лиенделя звали просто Кошкой. Молодому специалисту, чьи коллеги обзывали домашних питомцев органами, костями и нервами на древних языках, это казалось оригинальным.
   - Тебе нехорошо? - забеспокоился Лиенделль, когда молчание затянулось.
   Кейтелле хмурился, молчал и, откровенно говоря, мало напоминал себя. Лиенделлю вдруг пришло в голову, что его сосед спит и ходит с открытыми глазами.
   - Есть снотворное? - произнес тот.
   К сожалению, в комнате не было снотворного уже три дня. Лиенделль поморщился с досады.
   - Или что-нибудь почитать...
   - О, конечно!
   - Газеты, например. Заграничные новости, помнишь, я просил тебя?..
   Газеты Лиенделль выписывал, но использовались они после прочтения одинаково - уходили в Кошкин лоток. Иногда, по праздникам - под соленую рыбу.
   - Боюсь, нет.
   - Лиенделль! - сказал Кейтелле сурово. - Ты вообще можешь хоть как-то занять соседа на вечер?
   Вид у рыжего сделался обреченный.
   - Мне на дежурство через час. Есть будешь?
   Поразмыслив, Кейтелле решил, что за час многое может измениться.
  
   Осень 2236-го:
   - Не боишься демонов?
   - Шутишь?! - Химилла рассмеялся. - Я ничаво не боюсь! И вообще, он не демон! Демоны не такие, они прозрачные, уж поверь мне! На своем веку я повидал немало демонов.
   - Почему это прозрачные?
   - Пораскинь мозгами! Демоны колдуны, так?
   - Колдуны...
   - Так если б ты, дубина стоеросовая, мог наколдунять себе невидимость, стал б ты видимым ходить?
   - Если бы я был демоном, то повесился бы. На первом же суку.
  
   Кейтелле проснулся от того, что ему плели косы.
   Плели косы, обнимали, тискали и целовали.
   Химилла пыхтел где-то над головой, замерзшие пальцы не слушались и царапали Кеталиниро, но тот стоически терпел. Химилла то пел, то скверно ругался на имперском табуированном языке.
   - Чтобы я больше этого от тебя не слышал, - сказал Кейтелле, и Химироланик выпустил все косы из рук.
   - Если б я знал, что ты не спишь, я бы, думаешь, стал распускать язык? - резонно спросил ребенок.
   - Поспишь тут...
   - Конечно нет! Пора подниматься, лагерь собирается. Вольвериан наконец-т приказал сниматься.
   Химилла продолжил колдовство с волосами под тихое мурлыканье песни. Не самой приличной, но все ругательные слова в последнюю секунду заменялись созвучными. Получалось смешно, и Кейтелле едва сдерживался. За стенами палатки скрипел холод и дребезжали сборы - очень тихая суета сборов. Кейтелле представил, как лагерь обнимает утренний туман. Их ждала новая сеча, где-то на западе. Он боялся дня перемен, но тот неумолимо надвигался, уже нависал над его лицом. И говорил голосом Химиллы: "наконец-то".
   Рядом сопел вымотанный Йеми. Вчерашнее негаданное приобретение. Спал, а может, тоже притворялся. Его, собственно, и не было видно под кучей одеял. Пришлось пошарить в складках, чтобы убедиться, что хилое белесое чудовище никуда не сбежало за ночь. Рука нащупала тонкое холодное запястье с упорным пульсом бодрствующего и напуганного человека - нет, кошмар не растворился к утру. Кейтелле стало стыдно за эти мысли.
   Навязавшись узлов, Химилла поднялся и выполз из палатки, бормоча что-то насчет того, что интересно бы глянуть на крысу. Тегра - как называли того на катри. Поразмыслив, Кейтелле решил, что ему тоже интересно посмотреть и на Тегру, и на Рейнайоли, который со вчера сам не свой. А заодно узнать, что обо всем этом думает Ноксид.
   Крыса спала на земле недалеко от лагеря, прикрученная к дереву веревками. Всю ночь караульные следили за сохранностью пленника. Скорее всего, за последние часы он потерял половину положенного здоровья.
   - Помрет от воспаления, - сплюнул Айномеринхен, когда Кейтелле, помятый и невыспавшийся, подошел к нему. - Наверное, милосерднее было бы пристрелить его с остальными. Но они не желают быть милосердными.
   - Хараби просто обязаны замучить Сельманту до смерти, - прошипел Химилла, нависнув над оврагом с белыми телами. Кейтелле вздрогнул. - Прийти в зеркалах к каждому и вытянуть всю душу!
   - Они не желают быть милосердными... - повторил Менхен. - И их можно понять.
   В лагере разгоралась бурная деятельность. Одна группа таскала с ручья воду, передвижная кухня разжигала костры. Народу было непривычно мало.
   - Где освобожденные? - спросил Кейтелле.
   - Ноксидовская группа увела их к лагерю Альянса. Еще до рассвета - они не пожелали оставаться рядом с их персональным демоном. Так что передай своему новому детенышу, что он может больше не прятаться - солдаты Альянса не суеверны, им устав не позволяет.
   - Хорошие новости, - расстроился Кейтелле уходу Ноксида. - Вот только не думаю, что смогу заставить Йеми вылезти из укрытия.
   Солдаты Альянса действительно оказались далеки от суеверий. К палатке с демоном их все больше стягивало любопытство, так, что Айномеринхену пришлось требовать от Вольвериана покоя для Йеми. "Урод уродом, - говорил врач. - Но он мой пациент, и ему необходима тишина".
   - Жаль его, он с нами ненадолго, - сказал Менхен Кейтелле, когда любители поглазеть разбежались по делам.
   - Почему это? - Химилла уже перестал глумиться над телами врагов (его подначивало пугливое внимание Тегры, но теперь тот вырубился, и стало неинтересно). - Демоны заберут его обратно?
   - Химилла, от кого ты набрался такой ерунды?! Какие демоны? - возмутился Менхен. - У него мало шансов выжить с нами, это же ясно как белый день!
   - Я-то выжил! Протри глазы!
   - Глаза, - поправил Кейтелле.
   - Ты давно переступил порог, когда люди гибнут без причины! - ответил врач. - Как будто тут причин нет. Тебя, Химилла, кто-то бережет, мне так кажется, а вот Йеми...
   К ним подошел Вольвериан - высокий и грозный, как туча, и раздосадованный вчерашним представлением.
   - Кейтелле! Приводи-ка свой детсад в боевую готовность, через час снимаемся.
   Кейтелле салютовал от неожиданности и быстро отправился к палатке, Химилла поскакал за ним, но на полпути свернул к Рейнайоли, замаячившему черным облаком у костра. Эмолий оставался единственным человеком, кто не интересовался ни Йеми, ни его историей. Поразмыслив, Химилла вспомнил, что те были жителями одной общины и, вероятно, даже знакомы.
  
   Дорога, петлявшая по краю леса, шла почти вплотную к выгоревшей деревне. Она раскинулась черным пятном на равнине, продолжая тыкать в небо черными поленьями-пальцами. В память Кеталиниро навсегда врезался Рейнайоли, маленький и дрожащий, закрывающий рот рукой. Он то и дело оглядывался на удалявшуюся деревню, сдерживая рыдания. Эмолий знал: даже если случится чудо и смерть минует его - сюда он никогда уже не вернется. Он прощался с домом.
   Йеми шагал заведенной куклой и реакциями сильно напоминал Рейнайоли. Такой же заторможенный и обреченный. Щуплый ребенок покорно делал то, что говорит ему Кейтелле, держался уродливым хвостом и отказывался от еды. Солдат он избегал, но чем-то чувствовал, что если уж кто и не станет его убивать, так вот этот непомерно взрослый человек, спокойный и тихий.
   Кейтелле же время от времени пробовал говорить с Йеми, но тот молчал, словно проглотил язык.
   На предложение в первую стоянку сходить набрать дров ребенок не отреагировал, впрочем, как и всегда. Зато отреагировал Химилла - он запрыгал рядом, заявляя, что должен непременно приглядеть за растяпой Кейтелле, который, конечно, как и в прошлый раз, приволочет нечто мокрое и неразжигаемое.
   Его пришлось осадить. Химилла надулся и утопал к Рейнайоли.
   Стоило Кейтелле шагнуть в сторону леса, как Йеми поплелся следом. Светлые брови то и дело краснели от надвигающихся слез, малыш спотыкался, но не задавал лишних вопросов и вообще не произносил ни звука. Прошло немало времени, прежде чем Йеми хоть как-то расслабился и начал помогать. Он подбирал веточки своими нелепыми перчатками, которые сшил на скорую руку Айномеринхен. Казалось, радовался своим находкам. Кейтелле старался не выдавать своего пристального внимания, и скоро на чудовищном личике отразилось непроницаемое сосредоточение. Йеми продолжал молчать.
   - А может, ты и не умеешь разговаривать? - задумчиво произнес Кейтелле. - Конечно, для четырех лет это странно...
   - Мне шесть, - прохрипел Йеми.
   - А? - Кейтелле растерялся.
   - Мне шесть лет, - покорно повторил Йеми.
   На шесть Йеми никак не тянул. Еще какое-то время они молчали. У Кейтелле было слишком много вопросов, и он безумно боялся спугнуть настрой Йеми.
   - Тебе не холодно? - спросил он чуть позже.
   - Всегда.
   На Йеми висели какие-то невразумительные серые тряпки, подбитые мехом. Риза утеплила его, как могла, но большая часть одежды не держалась на тщедушном теле, другая продувалась всеми ветрами на свете.
   - Сейчас мы вернемся, и я посажу тебя к костру. А потом мы чего-нибудь придумаем.
   Кейтелле поманил его к лагерю, и Йеми с прежней покорностью поволок веточный груз к кострам вдалеке. Хотелось узнать о родителях Йеми и жгучей ненависти, которой были пропитаны жители общины. Но Кеталиниро не стал наседать, и они просто отправились греться. В тот день учитель заметил, как Эмолия парализует в присутствии ребенка.
   - Что он смог, такой маленький, сделать целой общине? - спросил Кейтелле у Айномеринхена.
   - Ну... понимаешь...
   - Нет! Не понимаю! Я не понимаю доводов, построенных на предрассудках!
   - Его деревни больше нет, - Менхен кивнул на Эмолия. - Родных больше нет. Всего его мира. Какие еще доказательства тебе нужны?
   На следующей стоянке походы за дровами вылились в целый разговор, Йеми плелся следом и рассудительно проговаривал:
   - Я жил в детском доме. Когда мне исполнилось пять, меня отправили в Куардтер.
   - Тебе не нравилось в общине?
   - Нравилось. Мы с ребятами работали в поле. Ночевали, пока холодно не стало.
   - А потом лето кончилось?
   - А потом мне сказали, что мы будем ухаживать за коровами. Меня туда не пустили.
   - Но все было нормально?
   - Нет. Кто-то рассказал, что меня в общину сунули неттис. Что я не из детского дома, а из ада. Что они сшили меня из тел других детей и сунули. Мне сказали, что куклы неттис навлекают беду, как в сказке.
   - Как в сказке "Человек с синими глазами"? - предположил Кейтелле.
   - С красными!
   - С красными?
   - С красными! И после меня перестали пускать к ребятам. После того, как кто-то сказал. Стали писать письма в город, чтобы меня забрали назад.
   - С чего же они взяли, что ты кукла?
   - Я похож на мертвого.
   Странный цвет волос, бледность, беспомощность сделали Йеми в глазах жителей общины воплощением зла, пришедшего из самых глубин ада. Крысы же увидели в Йеми забавную уродливую игрушку. Это и спасло его от ямы.
  
   Ноксид со своей группой нагнал их через трое суток на очередной стоянке. Они подходили к горячей точке, и солдаты заметно нервничали, но история с лесной землянкой распалила в них нечто глубинное. Назревала жестокость. Рейнайоли старался держаться один, он внимательно слушал приказы, исполнял их беспрекословно и даже не смотрел в сторону Тегры. Он больше не разговаривал с Кейтелле, да и с прочими не говорил, только перебрасывался иногда с Химиллой ничего не значащими фразами. Тот старался поддержать товарища, которого, как ребенок сам выразился, "так жестоко обманула судьба столько раз подряд!". Но ему скоро надоедала молчаливая апатия, и он мчал к Кейтелле.
   - Надо было отправить Рейнайоли с беженцами, - сказал Айномеринхен.
   Он грыз ивовую ветку, сидя на неразвернутом ворохе палатки. Ноксид расположился рядом на кочке, задумчивые темные глаза изучали горизонт.
   - Не знаю, - протянул он. - Не знаю, Ано. Может, и стоило поступить так.
   Менхен даже веточку выронил. Он ответил не сразу - несколько секунд ушло на возвращение древесины в рот.
   - Этот день нужно пометить в календаре. Всеми цветами радуги! Занесу его в дневник, как особенный. Неужели ты можешь чего-то не знать?
   - Это не смешно, Ано, - Ноксид склонил голову набок. - Он бы не согласился. Ренайо бы не согласился.
   - Не сиди на земле, - сказал Менхен. - Придатки отморозишь. Или что - ты ко всему еще и бессмертный?
   Ноксид вдруг нахмурился, темный взгляд метнулся к Айномеринхену. Таким врач его никогда не видел, потому замер с дурным предчувствием. Ноксид встал, отряхнулся и удалился к кострам, где оказался в объятиях Химиллы и цепких лапах Кейтелле. Судя по выкрикам, те устроили ему целый допрос.
   - У ваших людей на острове, Ноксид... у ваших бывали такие волосы? - спросил Кейтелле чуть позже.
   Химилла легким толчком был отослан за сухпайком на полевую кухню и, ворча, удалился. Солдаты уже вызнали у Ноксида все, что желали, потому нальсхи и Кеталиниро остались наедине.
   - Ты же Йеми имеешь в виду? - спросил Ноксид настороженно, но все так же улыбаясь.
   - Да, Йеми.
   - Бывали, но только в последние годы и очень редко. С тех самых пор, как на острова прибыла Сельманта.
   - А...
   - Да-а, Керо. Его странная внешность - продукт оккупации.
   - То есть...
   - Ты правильно понял. И не будем больше об этом.
   Кейтелле не дождался Химиллу с провизией - отошел от костра пройтись, чтобы подумать. Мысли шли в голову легко и свободно, но в большинстве своем неприятные. За ним сразу увязался Йеми и призраком шел следом.
   - Где твои родители? - спросил Кейтелле.
   - Я не знаю, - совершенно искренне ответил тот, продолжая по старой привычке прятать лицо.
   Видимо, он никогда их не видел. Но неполное имя выдавало слишком многое, и даже просто посмотрев на него, уже можно было догадаться о еще большем. А уже из догадок сделать выводы. Кеталиниро не знал, как вести себя и как смотреть в глаза Йеми, поэтому много думал.
   Так много, что Химилла начинал злиться.
  
   Интерлюдия 7. Лист второй
  
   "Я - единственный его родственник, так уж вышло. Хотя и это громко сказано - всего лишь приемный ребенок. Но, как бы там ни было, кому еще исповедоваться за родителей?
   Он хотел рассказать вам лично, насколько это возможно... (затерто) ...не успел.
   К сожалению, в моем арсенале лишь смутные намеки, которыми он делился в минуты болезненной откровенности. Не больше... да и то, боюсь, утеряно за месяц беспробудного траура. Он умер ранним летом от удара, и меня чуть не постигла та же участь следом. Дальнейшие объяснения будут путаными, а может, и бесполезными, но если то, что рассказывал отец, не является фантазией, и вы были тому свидетелем, то должны припомнить.
   (затерто) ...надо отметить, что причина его смерти напрямую связана с событиями Второй Волны Нашествия крыс, участником которой он стал добровольно. Я могу доказать это. Только попросите. Мне кажется это важным.
   Как я понял, вы замяли какую-то подлость с его стороны, не предав огласке... (затерто)
   ...часто упоминал, что это, должно быть, стоило вам огромных душевных усилий, и не знал, чем вы руководствовались. Однако то, что его не отдали под трибунал, сыграло необычайно важную роль не только в его - и моей, раз уж на то пошло - жизни. Вот об этом я и хочу рассказать. И кто знает, может быть, и вам станет легче..."
   Экран резко гаснет. Гаснет свет. Мир падает в темноту. В здании ведутся электроремонтные работы - быт вгрызается в тонкую материю незнакомых воспоминаний, накрывает плотным одеялом, глушит. И только слова из письма, произносимые незнакомым голосом, беспорядочно всплывают в голове.
  
  
   Глава 7. ТЕГРА
  
   За четыре месяца до:
   С наступлением зимы работы в Министерстве прибавилось, так что визиты к Архарону временно сошли на нет.
   Кеталиниро убеждал себя, будто рад этому. Не было соблазна торчать в Аутерсе всякую свободную минуту. Показываться в исследовательской тюрьме после памятной беседы с диковатым врачом не хотелось, и Кейтелле искренне надеялся, что о его существовании давно забыли.
   Пару раз в разговорах Айномеринхен касался этой стороны Аутерса. Так Кейтелле узнал, что никакого Ниорионина в составе Аутерса раньше не наблюдалось. Видимо, новенький. Потом Айномеринхен дал понять, что не рассказывал Архарону ни о Химилле, ни о Йеми.
   - Почему?
   - Да все как-то больше про Гипери болтали. Там, знаешь, такие отморозки водились - воспоминаний до конца дней хватит. И посмеяться, и порыдать.
   Кеталиниро понимающе кивнул - он часто забывал, что его война закончилась Ризой. Айномеринхен же, пока Кейтелле лежал в госпитале, служил со штрафниками в Гипери. И служил так самоотверженно, что после войны его пристроили в Министерстве. Большего Кейтелле не знал - несмотря на тесную дружбу, они одинаково старательно избегали некоторых тем.
   После близкого знакомства с крысиной половиной Локри война для Кеталиниро закончилась. От верной гибели на трибунале его спасло отсутствие руки, от смерти на фронте уже и увечье не помогло бы, но тут появился Коршун. Тот самый Коршун, что молниеносно покончил со второй волной нашествия крыс.
   Тогда, пять лет назад, упорно распространялись слухи, будто бы мобилизуют всех зрячих и ходячих. Кейтелле знал, что калекам в окопах делать нечего, и уже мысленно простился с жизнью. Но тут появился Коршун - полководец из самых низов - и переломил ход войны. Да так резко, словно вся война с Локри - короткометражная постановка, режиссированная для его выхода. И вышел он эффектно.
   Крыс вернули в Локри. Мобилизованных с границы калек - домой. А Коршун героически погиб в последнем сражении, и о нем до сих пор слагают песни. Лиенделль, кажется, знает их все наизусть.
   На Лиенделле Кеталиниро неизменно мрачнел. Последний обещал сказать, если в областную клинику завезут некоего гражданина Катри с поэтичным именем Аллидеррио. И теперь всякий раз, когда Лиенделль попадался в коридоре блока, Кейтелле боялся услышать долгожданную весть. Порадовать Рамфоринха все еще нечем, а символом грядущих санкций сделался сосед, незадачливый и очень грустный в последнее время. Новостей из Катри, если верить тому же Лиенделлю и его газетам, не было, что уже откровенно пугало.
   Поиски Кириа замерли на целый месяц, но Кейтелле давно понял - он готов сбежать в Аутерс при любом удобном случае. Не за сведениями о пропавшей крысе, нет. Просто в гости, выпить чаю из мерзкого гриба, пожаловаться на министерские требования к оформлению документов. Пожаловаться-то всегда найдется на что.
   В один прекрасный день Айномеринхен объявил, что сегодня они уйдут в точности согласно должностной инструкции - в конце рабочего дня и ни минутой позже. Кеталиниро был обречен на вполне определенный вечерний досуг.
  
   Архарон улыбался совершенно по-идиотски, как человек, которого застигло врасплох радостное известие. Он с растерянным видом замер в углу.
   Тирау отсутствовал. Отсутствовала и еще одна лампочка. Точнее, она оставалась на месте, но была как-то подозрительно вдавлена и, конечно же, не горела.
   - Я думал, вы больше не придете, - сиял Архарон. Кейтелле хотел спросить, почему тот так решил, но подумал, что это глупо - особенно если вспомнить, как они расстались. Когда это произошло? Вчера или годы назад?
   - Тирау очень злился, - Архарон усадил гостя на законное место, добыл горячую воду и налил "гриба". - Ругал Ниорионина последними словами за то, что тот вас отвадил.
   Кейтелле несколько удивился. А Тирау-то какое дело?
   - Он хотел вас видеть. Не говорит, зачем. Может, хочет попросить что-нибудь из-за периметра.
   "Или ему есть что сказать".
   - Тирау иногда так делает. То сигареты, то ручки...
   - А если найдут при обыске?
   - О таких мелочах достаточно предупредить охрану. Но вообще некоторым заключенным разрешено иметь личные вещи, - Архарон обвел рукой бардак на кровати соседа. - В нашем коридоре есть те, кто даже свидетельства о рождении хранит.
   - Зачем?
   - Иногда это последнее доказательство, что мы - люди. Что у нас тоже были имена вместо кличек.
   - Ты помнишь свое имя?
   - О, нет. Я здесь слишком давно.
   Как бы ни хотелось Кейтелле продолжить тему, Архарон уходил от нее с мастерством опытного специалиста. Он путано рассказывал о Ниорионине, о том, что в штат его включили не больше года назад, что вначале он отличался особой гуманностью, но потом быстро вошел во вкус и нынче всех шпыняет, невзирая на статусы и звания.
   - По образованию он фельдшер. Часто наглеет, одевается не по уставу, технику безопасности игнорирует и ходит к заключенным в любое время суток.
   - Зачем ходит?
   Кейтелле с трудом сдерживался, чтобы не побежать искать Тирау. В задумчивости он не заметил, как опустошил стакан. Понял, что вообще пьет эту дрянь, только когда увесистый кусок гриба мокрой массой ударил по носу. Архарон рассмеялся.
   - В гости ходит, - прикрывая рот рукой, сказал он.
   - И его еще... не попросили?
   По лицу противно стекали капли. Кеталиниро полез в сумку за платком.
   - Не знаю, почему, но руководитель проекта не обращает внимания на выходки своего протеже.
   - Всем бы так.
   Кейтелле, как и хотел, пожаловался на Министерство, Архарон - на то, что ничего не меняется. Его личный эксперимент результатов не дает, а Ниорионин смеется над самой затеей партеногенеза. Начальник проекта - тоже, но уже сквозь слезы, ведь от результата зависит его судьба.
   - А сам-то ты что думаешь? - спросил Кейтелле осторожно. И сам же испугался своего вопроса.
   - А что я? Наше дело телячье, - Архарон улыбнулся. - Ну и... кто знает, вдруг меня помилуют за верную службу родине? Если все получится... Можете обвинить меня в наивности.
   Тирау все не появлялся. Кейтелле понимал, что если упустит возможность поговорить с ним, то заснуть этой ночью не сможет. Потому он, как мог, тянул время. К тому часу, когда разговор плавно перекинулся на родителей, городской транспорт уже не ходил. Кеталиниро вспомнил о некоем Хассане, властвующем в ночной Атине, и внутри похолодело от перспективы идти домой в одиночестве.
   Архарон беззаботно сообщил, что родителей уже совсем не помнит. Только воспитателей из детского дома. Кейтелле своих помнил, но за дымкой бытовых событий больше угадывался другой человек - его наставник Реммиллиен, заметивший Кейтелле еще пятнадцатилетним, в школе на профориентирующих лекциях. Их взгляды во многом совпадали, и Реммиллиен предложил Кеталиниро поступать на педагога и вставать на очередь в школу. "Будем работать в одном штате. Напишем исследование по языкознанию!" Юному Кеталиниро польстило такое внимание, он тут же выправил хромающую учебу и настроился на заданный курс.
   Кейтелле прервался, заявив, что все это было давно и неправда, а потому и смысла нет рассказывать дальше.
   Архарон слушал, наклонившись вперед, а после высказался в том ключе, что он-де прекрасно знает, что любой человек старается держаться ближе к другим людям. Также он знает - есть и те, кто остался у обочины один. В силу, например, дурного характера. Архарон при всех своих стараниях не мог взять в толк, как такой необычно добрый, образованный, мудрый, по его мнению, человек так и не обзавелся семьей.
   Кейтелле не сразу понял, что речь о нем.
   Да, война убила детей, осиротила, овдовила и ушла. Люди оправились, кажется - невероятная сила сплочения в такие времена работает по-особенному. Родители нашли себе новых детей, подобрав их на улице. Дети нашли себе новых родителей. Люди сходились, образовывая новые узоры поверх старых дыр в душе. И дело было не в том, что они быстро забывали любимых и бесценных - инстинкт не позволял им оставаться в одиночестве.
   - Почему вы не завели себе... - не выдержав, начал задавать вопрос Архарон, но остановился, так и не осилив последних слов, надеясь, что Кеталиниро поймет - речь не о домашних животных.
   - Когда я попытался завести семью, оказалось, что это невозможно - двухстороннее бесплодие, - просто ответил тот, хмуро рассматривая облезлый дощатый пол.
   Архарон моргнул, и взгляд его сделался непроницаемым. Невозможно было определить, на какие мысли навело его это смелое по всем меркам заявление.
   - Ну и кому я такой нужен? - Кейтелле постарался легко засмеяться.
   - А вы не пробовали... осталось так много сирот! Почему вы не взяли кого-нибудь себе? - почти выкрикнул Архарон с неожиданной обидой в голосе.
   - Я пытался, - Кейтелле закрыл лицо рукой, - оказалось, не все так просто. Во-первых, не так уж и много сирот. Стольких увела Сельманта в лагеря! Архарон, ты даже не представляешь себе этих чисел! Во-вторых, я... как видишь, слегка неполноценен. Тот еще секрет, как меня на работу взяли. И я совершенно не понимаю, почему держат до сих пор. Я неполноценен, понимаешь? И один. С утра до ночи в министерстве, дома не бываю. Кто бы смотрел за ним? Потом жилищные условия... в общем, когда я первый раз пришел в комитет по усыновлению, они завалили меня фактами. Фактами того, что я ничтожество и не смогу воспитать достойного гражданина Вельдри.
   - Это же... - произнес Архарон надломленно, - не совсем справедливо...
   - Я не знаю. Может быть, и справедливо. Может быть, в государственном учреждении им и правда лучше. Постоянно под присмотром, постоянно в тепле и...
   - Вот оно! - выкрикнул Архарон, не выдержав, обводя комнату руками. - Ваше государственное учреждение! Во всей красе!
   Прежде чем Кейтелле успел испугаться эмоционального взрыва и обдумать слова Архарона, дверь распахнулась.
   - Чего орете? - от Тирау пахло осенью и дождем, он с трудом сдерживал кашель.
   Тирау чесал сгиб локтя и привычно вздрагивал от спазмов. Все так же задыхаясь, он жестом указал на свирепствующего Архарона, а затем на дверь. Архарон покорно вышел, не сказав ни слова - видимо, знал, куда послали, но напоследок все же одарил ошарашенного Кейтелле уничижающим взглядом. Дверь хлопнула излишне громко, косяк чуть не вылетел из проема.
   Тирау даже не вздрогнул. Он дотащился до кровати, упал как подкошенный, в комнате воцарилась тишина. Кейтелле ждал, глядя, как заключенного сотрясают волны спазмов. Своего визитера тот получил, оставалось только сосредоточиться на нем.
   - Не стоит в таком состоянии выходить на улицу, - заметил Кейтелле. Ответа не последовало. - Что с тобой?
   Рука с вытянутым указательным пальцем ткнула в темное пятно на потолке.
   - Вялотекущая черная пневмония, - сказал Тирау. - Эти грибы у меня в легких проросли.
   Приступ прекратился, и Тирау сел на край кровати. Выглядел он выпотрошенным.
   - Тебя лечат?
   Кривая усмешка
   - В каком мире вы живете? Меня не станут лечить. Это противоречит цели опыта и политике Аутерса. И вообще какой-либо политике.
   Кейтелле перестал ощущать стул под собой.
   - Да, именно. Если говорить грубо, они смотрят, как быстро я сдохну. Вам еще нужны сведения о Кириа? - Тирау поймал стекленеющий взгляд. - Вам надо отучаться так бурно на все реагировать, милейший. Мне тоже кое-что нужно. Уже догадываетесь? Как видите, просто необходимо.
   Тирау откашлялся и с минуту приходил в себя.
   - Есть только один препарат, который продлит мне жизнь. И он мне очень нужен. Ингалятор.
   - Скажи название, - Кейтелле безуспешно боролся с отчаянным сердцебиением, пытался его игнорировать.
   - В аптеках его нет. Не в этой стране. Угадайте почему?
   Кейтелле не знал.
   - Аспергилл, - Тирау кивнул на потолок, - есть только в Аутерсе. В приличных заведениях его принято вытравливать. Аспергиллёз - болезнь политзаключенных. Теперь понятнее?
   - У меня нет доступа к заграничным лекарствам, - Кейтелле старался, чтобы его слова не звучали обреченными.
   - У вас нет? У служащего Минздрава? - улыбнулся Тирау. - Я ожидал этого, успокойтесь. В Атине есть человек... не самый дружелюбный, но очень предприимчивый. Думаю, если вы обратитесь к нему...
   - Что он с меня возьмет?
   - Не думаю, что много.
   - Почему бы это?
   - У него... для ветеранов-инвалидов скидка. Вот только не распространяйтесь сильно о новом полезном знакомстве. Хассанид - криминальная единица.
  
   Осень 2236-го:
   - Нам нужно скорее уничтожить всех крыс! - наставлял Химилла Йеми. Он подпрыгивал на ходу и постоянно передергивал автомат. - И тогда мы поедем домой!
   "Нам нужно скорее уничтожить крыс и скрыть происхождение Йеми от всего мира", - подумал Кейтелле, высматривая убежавших вперед детей.
   Он усмехнулся - интересно, что подумает Реммиллиен, когда увидит его выводок. Оставалось только надеяться, что война не поглотила его, как сделала это с Ватаной. Иногда Кейтелле развлекался мечтами, представляя Химиллу и Йеми в школьных формах. Размышлял, будут ли они дружить с Корнуйеном. Йеми точно будет. Детей в их возрасте больше объединяют родители, чем интересы.
   А вот Химилла... Химироланик, скорее всего, продолжит воевать и в мирной Атине, и во всей остальной жизни. Война слишком глубоко пустила корни в юный разум, и даже желание Химиллы покончить с войной вряд ли изменит ситуацию.
  
   Зима подкрадывалась, дышала утренним морозом в затылок. Трава белела по утрам и ломалась с хрустом под сапогами.
   Вольвериан известил, что уже на следующую ночь им придется обходиться без палаток - хватает и костров, чтобы привлечь лишнее внимание.
   - Мы же все погибнем! - возмутился Эмолий.
   - Крыса жива. С чего ты-то погибнешь? - флегматично спросил Айномеринхен.
   - А его ад подогревает!
   Химилла больше не общался с Рейнайоли. Со временем он научился видеть в Кейтелле и Йеми своеобразную семью, и ему очень льстило, что его брат такой странный.
   Как только Йеми перестал вздрагивать от каждого шороха, Кейтелле сдал его Химилле и вернулся к своим рядовым обязанностям. Сначала Химилла ворчал, но потом вошел во вкус - понял, что над Йеми не только командовать можно, но и играть с ним в грязи. Так что время от времени на стоянках солдаты слышали хохот и визг. За шум, конечно, доставалось и детям, и их наставнику. Зато после выволочки дети целый день притворялись ангелами и даже пытались откупиться от родителя поздними цветами - в середине осени внезапно зацвела илия.
   Еще Химилла часто думал, что Йеми - самое странное, что ему доводилось повидать. Однажды он с гордостью сказал Айномеринхену, что его брат - демон. Получил подзатыльник. На этом, собственно, демонология закончилась.
   Тем временем Риза летела к маленькой Сутори, государству на границе с Империей и Катри - та захлебывалась в крысиных полчищах и взывала о помощи к Альянсу. Ризу, как и многие отряды, стягивали к границам страны, отколовшейся когда-то от Катри. Встречать их начали задолго до того, как на горизонте пополз дым военных пожарищ. Время от времени Ноксид обнаруживал маленькие разведывательные отряды и устраивал набеги.
   - Как он их находит? - удивлялся Химилла. - Чужеземец, а следопытствует, словно всю жизнь по тутошним лесам шастал! Если Йеми вырастет таким же, то я за!
   Но он не мучился загадками долго, тоже ходил на крыс и возвращался с добычей. В одном из таких Химилла добыл ножик с ручкой из резной кости. Трофей он подарил Йеми.
   - Что-то ты совсем безоружный, - сказал Химилла.
   - Если не считать черной магии, - прошипел Рейнайоли, проходя мимо. Химилла, к счастью, не услышал.
   Кейтелле удивляло другое - все, что он знал о нальсхи, не вязалось с тем, что он видел. Хладнокровный Ноксид убивал, мародерствовал, добивал раненых и равнодушно смотрел на Тегру. Кейтелле всегда казалось, что они пацифисты с комплексом всепрощения. Но пацифист Ноксид, в очередной раз унюхав крысиный отряд к северу от их пути, доложил Вольвериану.
   - Их больше, - предупредил Ноксид тихо. - Но если подкрасться под луной со стороны ручья...
   - Откуда знаешь, что там ручей? - нахмурился командир, разглядывая единственную на весь отряд карту.
   - Услышал его.
   - Если мы подкрадемся со стороны ручья, - предложил Рейнайоли громко, косясь на Тегру, лежащего неподалеку, - то верно. Передушим их как котят. Без потерь!
   Вольвериан кивнул, одобряя риск, и Рейнайоли победно улыбнулся пленнику. Командир же, не дожидаясь одобрения свыше, доложил соображения командованию и получил прямой приказ на уничтожение сельмантийского отряда. Дух Ризы поднялся, все точили ножи и жаждали отмщения за преступления против человечества.
   Каким же сюрпризом стал для них побег Тегры! На месте привязанного пленника с утра нашлись только истертые о пластины путы. Эмолий выл белугой, проклинал все на свете.
   - Это демон освободил его! - кричал он. - Этот демон навел на нас беду! Теперь крыса предупредит своих!
   Кейтелле завел бедного Йеми за спину, лопатками ощущая близкую поножовщину. Караульные готовы были обвинить кого угодно, лишь бы не лишиться голов за разгильдяйство на посту - в конечном счете, это они проворонили Тегру. Солдаты досадовали, но еще не знали, что думать. Впрочем, Рейнайоли готов был придушить Йеми без помощи и поддержки.
   - Сам ты демон! - зарычал Химилла, выскакивая вперед. - Никого он не освобождал, я смотрел за ним!
   - Беду на нас навели твои крики, - спокойно сообщил командир.
   Эмолий замер красный, тяжелое дыхание срывалось, а глаза наливались кровью.
   - Как бы там ни было, - продолжил Вольвериан, - приказ есть, и нарушить мы его не можем.
   Солдаты застыли угрюмой серой стеной.
   - Они будут ждать нас сегодня ночью, - сказал Айномеринхен. - Со стороны ручья.
   - Они будут знать, что мы знаем, что мы предупреждены.
   - Они будут ждать нас, - сказал Ноксид. - Отовсюду и всегда. Если вдуматься, ситуация не изменилась.
  
   День выдался ясный и солнечный, но ветреный.
   Химилла пытался распорядиться Кейтелле, чтобы тот глядел за Йеми, пока сам он будет воевать. Но Кейтелле сказал, что уже получил распоряжение от Вольвериана, и Химилле пришлось подчиниться. Им с Йеми приказывалось держаться подальше от крысиной стоянки.
   Риза встретилась с крысами на развалинах маленькой деревушки. Врасплох застать не удалось и прежде, чем взять в оцепление, Риза потеряла двух человек, еще трое оказались тяжело ранены. Перестрелка рокотала на мили вокруг. Йеми вжался в ров, щурился от солнца, но упорно наблюдал за вытянувшимся Химиллой. Очень хотелось схватить его за шубу и втянуть в укрытие, но малыш боялся трогать старшего брата.
   - Жди тут, - приказал Химилла и, расправив ремень автомата, выпрыгнул изо рва. Сиганул в чащу - на выстрелы.
   Йеми выждал минуту и полез вверх - за Химиролаником.
   Крысы отстреливались редко и точно. А еще они сливались с сеном, потому Вольвериан приказал наступать, когда понял, что Риза просто под огнем снайперов. Перестрелка резко превратилась в резню. Примерно тогда к бойне подбежали Химилла и его незаметная тень - Йеми. Но если Химилла тут же залег в дрова и начал по памяти считать крыс, прикидывая стратегию, то Йеми не убили только потому, что увидевший его в полуметре противник, жалобно вскрикнув, вскинул руки и затараторил молитву на родном языке.
   В малыша градом посыпались пули, и Йеми нырнул в ближайшее прикрытие - покосившийся сарай. Строение держалось из последних архитектурных сил, привалившись к молодому тополю. Солнце лилось внутрь через пролом в крыше, через него же в помещение свешивались ветки дерева. Солома золотилась и вместо того, чтобы прыгнуть в нее, затаиться, Йеми замер в лучах света. Он проковылял к солнечному столбу, споткнулся о труп локри, скрытый сеном, рядом звякнул брошенный автомат. Дыхание сбивалось, и Йеми снова уставился на солнце, за стенами гремели выстрелы. Кажется, кто-то звал его. Йеми вытащил нож.
   Дерево над проломом раскачивалось, по лицу бежали тени и золотые блики. Красные глаза то загорались, то гасли. Зачарованный Химилла не слышал, как сзади, шурша соломой, ползет к нему, сверкая оскалом, раненый Тегра.
   Световая морзянка последний раз ударила по сетчатке красного глаза.
  
   Солдаты молчали. Даже не переглядывались. Это было и странно, и страшно, а маленькая фигурка с автоматом в руке стояла в центре композиции, нагоняя немую панику на отряд.
   - Перерасход патронов, - заметил кто-то, кто находился ближе к эпицентру, - могут выговор вклепать.
   - Заткнись, патроны не наши, - резко прокомментировали с задних рядов.
   - Всем стоять, не шевелиться. Стоять, пока я не скажу! - приказал командир. - И не пускайте никого сюда!
   Тяжелый автомат выпал из ослабевших рук на сено. К слову, и автомат, и руки, и сено были покрыты багровыми крапинками. На веснушчатом от крови лице начало появляться странное выражение, словно до Йеми постепенно доходило, что он вытворил. Брови покраснели. К дверям склада, встревоженные стрельбой, продолжали подходить новые зрители.
   - Шли бы вы отсюда. Тут стреляют.
   - У него наверняка осколочные ранения!
   - Заткнитесь же!
   - Ноксид, ты же у нас тут шаман! Сделай что-нибудь!
   - Глупости какие. Я не шаман.
   - Ребята, да что вообще происходит, а? Зачем он его так исколошматил?!
   - Тут никто ничего не понимает!
   - Да вашу ж мать, он сейчас по нам очередь пустит! Заткнитесь, твари!
   Йеми медленно приходил в себя, словно выплывая из морока или дурмана. Он стоял беспомощный перед группой взрослых вооруженных людей, почти без сил, сбитый с толку, страшно напуганный, запачканный кровью, но никто даже не думал к нему подходить, опасаясь, что ребенок все еще способен схватить брошенный автомат и изрешетить любого, кто первым подступит к нему.
   - Видали? - послышался осторожный голос сзади. - Видали? У нас даже дети крысам способны отпор дать!
   - Ага. Кто-нибудь, заберите у него оружие и отнесите труп к остальным! Нам за этот инцидент еще объясняться...
   Кейтелле подошел позже остальных и пробрался к Ноксиду. Солдаты, как и Йеми, с трудом приходили в себя - вместо того, чтобы выполнять приказ, они пялились на труп. Кое-кто заметил, что большая часть ранений не пулевые.
   - Это мой брат! - гордо заявил Химилла. - Это я ему нож подарил!
   - Ноксид, сделай что-нибудь! - попросил Кейтелле.
   Тот сделал странное движение пальцами, не отрывая взгляда от Кейтелле. Пальцы вроде бы щелкнули, и этот звук привлек внимание собравшихся. Народ стих, странно зашевелился, и вокруг Ноксида образовалось пустое пространство. Кейтелле тоже захотелось сделать несколько шагов назад, но он сдержался.
   - Проходи, - нальсхи уступил Кеталиниро дорогу, и тот быстрыми шагами направился к Йеми, за ними вприпрыжку побежал Химилла.
   - Два колдуна на один отряд многовато, - заметил Менхен сухо.
  
   Айномеринхен выглядел хуже половины своих пациентов.
   - Когда ты спал в последний раз?
   Доктор не ответил, красноречиво отмахнувшись: неважно, мол.
   - Ты же упадешь сейчас!
   - Вот именно поэтому я сяду, - сказал Айномеринхен и приземлился прямо на смятую траву, от чего предостерегал прочих. Пригласил занять место рядом. Кеталиниро сел, приготовившись слушать.
   - А смерть поджидала его в темном сарае, и была она в образе маленького ангела... - проговорил доктор, вынимая из рукава ржаные палочки, - с огромной пушкой наперевес. На, погрызи.
   Кеталиниро принял еду, но нервное напряжение давно сбило весь аппетит. Тем более, что после военных столкновений он вообще не мог есть. А тут еще Йеми...
   - Припадки у него, - отвечая на немой вопрос, сказал Айномеринхен.
   - Какие?
   - Эпилептические. Нетипичные. А ты думал - просто нервы шалят?
   - Да... Довела война, думал...
   - Ну да, в целом. Война довела. Мы не спали почти с этой переправой, все вымотались, а ему всего... Сколько ему говоришь?
   - Шесть.
   - ...шесть. Я думал, четыре.
   - Я тоже. Что за припадки?
   - Нам рассказывали о таких случаях в институте - эти больные что только не делают, когда отключаются. И силы у них на это берутся откуда-то. Думаю, если бы Йеми не удалось нашарить в темноте оружие, он разодрал бы крысеныша собственными руками. На мельчайшие куски.
   Врач откашлялся и понизил тон:
   - Осторожнее с ним надо быть. Такие приступы без жертв редко заканчиваются. Ну... главное ты уже знаешь. Будь осторожен, а остальное я тебе завтра расскажу, а то раненые меня не узнают, если я стану зеленее еще хоть на полтона.
   Он встал и, извинившись за неприятные новости, удалился к себе в медицинскую палатку, оставив Кеталиниро наедине со своими мрачными мыслями. Все-то с этим Йеми не так, как у людей!
   После истории со зверским расстрелом вражеского солдата отряд начал старательно избегать Йеми. И тот прекрасно понимал, что в промежуток времени, который выпал из его памяти, произошло нечто, что напугало даже несуеверных солдат Альянса. Ребенок старался не попадаться на глаза лишний раз и не путаться под ногами без острой необходимости.
   - Эпилепсия! Бред! - кричал Эмолий на Айномеринхена. - Когда у людей эпилепсия, они на спину заваливаются и не соображают! Что-то я не заметил, чтобы...
   - Тебе откуда знать, деревенщина?! - орал на него в ответ Айномеринхен. - Ты слово-то это пару дней назад всего услышал!
   - Он не припадочный! Он одержимый!
   - Еще одна версия, - издевательски тихо протянул Кеталиниро - он стоял чуть поодаль, но пристально следил за ходом беседы.
   Эмолий уже развернулся, чтобы высказать Кейтелле свое веское мнение, но внезапно замолчал и, побледнев, с каменным лицом покинул приятное общество. Айномеринхен и Кейтелле тоже обернулись, заранее догадываясь, что так лихо заткнуло фонтанирующего яростью Рейнайоли - из-за палатки покрасневшими глазами на них виновато смотрел Йеми.
   Кейтелле попытался было сказать что-то ободряющее, но не успел - малыш нырнул обратно в лес.
  

Интерлюдия 8. Акт о смерти

  
   - Что у тебя в руках? Дай посмотреть.
   - Ничего особенного.
   - Дай сюда, сказал! Что за ерунда?
   - Выписка из некролога.
   - Не могу прочитать...
   - Конечно, не можешь! Тут написано... вот тут: "Черепно-мозговая травма".
   - Черепно-мозговая? У кого? Кто это?
   - И кстати, мы нашли третий лист письма.
  
  
   Глава 8. ХИМИЛЛА
  
   За два месяца до:
   Много раз Кейтелле возвращался к мысли, что война продолжается. И нет никаких заживающих ран, только гремит на горизонте битва, из которой они вышли победителями лишь по чьим-то заверениям.
   У двери на второй этаж он остановился, уткнувшись взглядом в темное, почти зеркальное стекло. С каждым днем отражающие поверхности напрягали все больше. На потертой, испещренной трещинами поверхности, давно потерявшей чистоту, застыло тусклое отражение. Примерно таким себя Кейтелле и чувствовал.
   Пальцы никак не могли нащупать холодную металлическую ручку. Кейтелле внимательно следил за отражением и ожидал, когда мутный силуэт в свете тусклого фонаря, перестанет принадлежать ему. Прошла минута, прежде чем Кеталиниро понял - не хватает воли оторвать взгляд и шагнуть в темноту коридора.
  
   - Почему вы не приходили на прошлой неделе? - спросил Архарон.
   Он сжался на подоконнике, обхватив себя руками. Тирау лежал плашмя, уткнувшись лицом в подушку, так что даже возникали сомнения - жив ли он.
   - Ходил на почту, - Кейтелле скинул верхнюю одежду прямо на стул. - Пришло уведомление о персональном письме. А на месте мне сказали, что оно только отправлено. Не представляю, что за логика у них!
   Архарон смотрел на него необыкновенно напряженным взглядом - то ли ожидал продолжения, то ли чего-то еще. Сосредоточиться казалось невозможным - поиски "криминальной единицы" забрали последние силы Кеталиниро. Ветеран все чаще оглядывался, когда шел на работу, и предчувствовал дурное. Вчера на углу блока перед его носом возник некто "связной". Он коротко сообщил дату встречи с Хассаном, после чего тут же испарился в неизвестном направлении.
   Близость этой даты невообразимо пугала. Через несколько дней ему придется говорить с самим Хассанидом. Только одно поддерживало Кейтелле - он не бездействовал.
   Он не бездействовал.
   Но оглядываться приходилось все чаще. Даже Айномеринхен замечал излишнюю нервозность коллеги. Кейтелле поймал на себе настойчивый взгляд Архарона и с удивлением вспомнил, что говорили они, оказывается, о письме.
   - Обещали, что уже к двадцатым числам дойдет. Так что я на следующей неделе снова туда пойду, - Кейтелле на правах постоянного гостя сам полез за стаканами.
   - От кого?
   - Что?
   - Письмо.
   Кейтелле застыл с посудой в руке.
   - Оно идет откуда-то из Сутори. Фамилия отправителя мне незнакома.
   Кто бы знал, как ему безразлично это письмо! Еще полгода назад один только намек на заграничную весточку привел бы его в полную боевую готовность. Что и кому могло потребоваться от добропорядочного гражданина Вельдри? Теперь он не мог сосредоточиться на жалком куске бумаги из далекой страны. Страны, которой бы лучше не было в его жизни.
   "Быть может, - подумал он, - на фоне этого письма все мои приключения - детские игры".
   Взгляд его остановился на ярком пятне. Цветы в этот раз меньше напоминали веник. Они стояли в надтреснутом стакане и смотрели на Кейтелле ядовито-рыжими глазами. Казалось, чем ближе к зиме, тем свежее букеты. Илия - поздний цветок, вспомнил Кеталиниро, но не растет в наших краях. К сожалению, кроме цветов он вспомнил и двух малышей в тяжелых шубах и с винтовками через плечо.
   "Не иначе как из салона".
   Кейтелле решил, что если наведаться в этот салон, то можно вычислить дарителя.
   - Ниорионин обижается, что вы не заходите, - сказал Архарон. Ему все время приходилось выуживать собеседника из глубин мыслей. На этот раз он перестарался. Кейтелле воззрился на него излишне напряженно.
   - Ниорионин, прости, что? - протянул гость.
   - Чему вы удивляетесь? Он неплохой человек, просто немного резковат.
   - Я бы сказал иначе.
   - Психован?
   От точного попадания в термин Кейтелле расхохотался.
   - Что с вами?
   - Ну надо же! Я умудрился задолжать всем психам в округе! Подумать только!
   Тирау, громко фыркнув, поднялся и вышел из комнаты с брезгливым выражением на лице.
   - Кому-то еще? - спросил Архарон.
   - Рамфоринху, - на глазах от хохота выступили слезы. - Не важно, еще один шизофреник лечится у нас по части сердца.
   - А разве им не мозг надо лечить? - резонно уточнил Архарон.
   - Шизофреникам? - Кеталиниро успокоился. - Сердце-то у них тоже имеется. Садись, я все приготовил.
   Архарон стек с подоконника, но так и не разогнулся, прижимая руку к животу. Он тяжело зацепился за стол, Кейтелле успел заметить на халате крохотное пятно крови, словно след от осколка.
   - Архарон, что это?
   Тот брезгливо отмахнулся, когти вцепились в стакан.
   - Нормально все. В Локри и не такое видали.
   Кейтелле изумленно моргнул. До него медленно доходило, за что Архарона определили в Аутерс.
  
   В кабинете что-то изменилось. Кейтелле бегло осмотрел голые стены, голые столы и чрезвычайно одетого Ниорионина. По его виду сложно было сказать, что он скучал, зато с можно было поклясться, что сильно замерз, о чем свидетельствовало аж три крутки поверх рабочего халата с ватной подкладкой. Из-под мехового козырька шмыгал покрасневший нос.
   Стоило посочувствовать, но Кейтелле только поморщился - сил на душевные движения не находилось.
   Ниорионин вместо громких приветствий по-деловому кивнул и опустил голову - в руках поблескивал все тот же черный пластиковый кубик.
   - Мне сказали, вы обижены, - начал Кейтелле издали.
   - Кто сказал?
   - Архарон.
   Врач глухо рассмеялся.
   - Соврал. А может, нет, я уже не помню, - неаккуратным жестом он пригласил присесть. - Так или иначе, сейчас я обижен на него. Архарон - трепло редкостное.
   Из бокового кармана верхней куртки торчал угол бирюзовой бумаги. В такую заворачивают цветы в салоне.
   - Он говорил вам о партеногенезе, - то ли вопрос, то ли утверждение.
   Да, говорил. Кейтелле хотел спросить об этом еще в прошлую встречу, но тогда было не до того. Что он и сообщил врачу. Врач с досады произнес нечто нечленораздельное, но эмоциональное.
   - Приплыли. Все знают, что я делаю, кроме меня, да? Начальник проболтался Тирау, Тирау поделился с Архароном, а Архарон растрепал всем, кроме меня.
   - Не доверяет? - улыбнулся Кейтелле. Улыбка эта не укрылась от Ниорионина.
   - Не задаетесь вопросом, почему в Аутерсе проводят подобные эксперименты? - тон врача очень не понравился Кейтелле. Было в нем что-то...
   - Очевидно, больше заняться нечем.
   - Какое смелое заявление. Вы опять покорили мое сердце. Но если дадите себе труд поразмыслить - партеногенез мог бы нас спасти... на время, - он многозначительно замолчал.
   - От чего нас может спасти самооплодотворение? - Кеталиниро с трудом подавил косую ухмылку.
   - От вымирания. Вы думаете, у вас у одного такой... двусторонний диагноз?
   Волосы на затылке встали дыбом, а кровь в жилах заледенела. Кейтелле почувствовал, как выражение его лица стремительно меняется. Проклятый врач язвительно лыбился: явно попал куда метил - в самую болезненную точку. Он встал, в глубинах его одежды что-то зашуршало, Ниорионин подбросил коробку и поймал ее. Длинные когти затолкали предмет в нагрудный карман на плаще Кейтелле. Врач доброжелательно улыбнулся и вышел.
   В этот раз Кейтелле понадобилось больше пяти минут реабилитации.
  
   - Сам виноват, - прорычал Кейтелле тихо, прижимаясь к двери родной комнаты. Он чувствовал, как уши полыхают от стыда и обиды.
   Наверное, он никогда не был так прав, как сегодня - действительно, кто его тянул за язык откровенничать с узниками закрытого заведения?
   По дороге домой он думал о многом. В том числе успел оправдать архаронову болтливость сенсорным голодом. Конечно, он будет болтать со всеми и обо всем, что слышал - в таком замкнутом пространстве не остается ни единицы информации, к которой не было бы обращено максимум внимания. Так что глупо сомневаться - Аутерс давно в курсе всех его интимных проблем и достижений.
   Стоит ли винить кого-то, кроме того самого экстремала, который рассказал не самому близкому другу не самую простую тайну.
   - Сам виноват! - заорал Кейтелле, швырнув подношение Ниорионина - черный кубик. Изделие треснулось о стол и отлетело к зеркалу. Очнувшись, Кеталиниро зажал рот рукой.
   Только бы Лиенделль не прибежал на вопли! С него станется...
   Вспоминая секунду откровенности, Кейтелле подошел к зеркалу и наклонился за предметом. Он совершенно не мог объяснить, чем руководствовался и чего хотел добиться, когда рассказывал Архарону столь личные вещи. Мир казался ему картонным, а все действия он видел словно бы со стороны. Кеталиниро поднял кубик и уткнулся глазами в чьи-то незнакомые глаза в пяти сантиметрах от лица.
   В ужасе он отшатнулся назад, упал на пол - на него пялилось собственное бледное отражение. Волна холодного страха медленно покидала тело, поднимался ветеран с трудом - дрожали колени.
   Кейтелле сел за стол, резким движением сбросил бумаги на пол, оглядел коробку со всех сторон. На одной грани шаталась надтреснутая кнопка, на другой была дырка. Очевидно, если нажать на кнопку, подумал он, из дырки что-нибудь выскочит. И нажал.
   Боль пронзила руку, и Кейтелле автоматически откинул от себя подлый предмет. Из коробки, с самой неожиданной стороны, торчала игла. На пальце выступила алая капля на месте укуса.
   - Вот дрянь! - он закусил пальцы, чтобы не разораться от ярости. Когда гнев схлынул, Кеталиниро тряхнул рукой и, подхватив с пола куб, с ненавистью стукнул когтем по кнопке. Игла, вместо того, чтобы нырнуть обратно, осталась на месте, но внутри что-то тихо зажужжало. Кейтелле осторожно поднес коробку к уху и нахмурился.
  
   Зима 2237-го:
   - ...обещал, говоришь, взять тебя с собой?
   - Да! Меня и Химиллу! Как только война кончится, он сказал, возьмет нас к себе!
   - А ты поверил, маленький дурак! Чего смотришь? Это он просто так сказал тебе, чтобы ты не бесился.
   - Неправда!
   - Ну подумай! Кто согласится тебя взять? Ты же в любую секунду можешь с катушек полететь, всадить нож в спину, навредить. Конечно, он боится за себя, потому и врет! Ну и за Химиллу, если он действительно вздумал его усыновить.
   - Неправда...
   - Сам-то пораскинь мозгами. Вот победим мы, и что дальше? Тут такая неразбериха начнется, ты и заметить не успеешь, как он схватит твоего этого братишку и оставит тебя тут с нами. А вот нас ты и порешишь со злости!
  
   Снег укрывал свежие трупы, Риза уверенно двигалась вдоль границы Сутори.
   Радостный шепот не затихал в отряде даже ночью - Сельманта, поджав хвост, отползает домой! А значит - скоро конец войне! Скоро дом, семья, близкие и друзья. Скоро все снова будет хорошо. Теперь их кидало в бой не отчаяние, а лихая радость и чувство скорой неминуемой победы. Ликование выбивало дух из врага и превращало мирные дни в непрекращающийся праздник. Солдаты сами начали слагать песни в ожидании минуты, когда объявят победу. Даже Химилла выглядел немного торжественным. Никто не знал, что больше всех этого дня ждет именно он.
   - Ты что-то мастерил утром, - Кейтелле подсел к нему на привале, когда его младший товарищ проверял готовности всех своих ружей - за полгода их накопилось достаточно, чтобы не целясь завалить с десяток крыс. Химилла покраснел, рот растянулся в неуверенной улыбке.
   - Что-то очень интересное, - наседал Кейтелле.
   - Да ерунда, - отмахнулся Химироланик, стараясь не отвлекаться от занятия, - нашел корешок странной формы у ручья, промыл его, немножко подрезал - и получился слоник! Я подарил его Йеми.
   Кейтелле не нашел слов, только выдал удивленное короткое "О!". До него начало доходить, почему Йеми с утра ходил такой счастливый и загадочный, а также что он прятал под курткой. Давненько никто не видел его таким цветущим.
   - А еще в долине были интересные камни, похожие на медвежат и зайцев, но, к сожалению, я не смог их взять - они тяжелые.
   - Не расстраивайся. В нашей школе есть мастерская, где ты сможешь делать игрушки из глины. Вернее, еще нет, но я попрошу наставника, и она обязательно будет!
   Химилла снова промолчал, сдерживая эмоции - он сильнее наклонил голову вперед, чтобы никто не увидел его глупой улыбки.
   Кажется, впервые за многие месяцы выглянуло солнце. Оно позолотило весенний снег и стволы вековых сосен и пригрело замерзших воинов. Зима отступала вслед за войной, и все казалось прекрасным, хотя Кейтелле знал, что ему еще предстоит не одно сражение перед возвращением в Атину. И кто знает, чем они закончатся! Но тогда мир свернулся, словно кошка, уснувшая на теплом подоконнике.
   Кейтелле запомнил этот день в мелочах - лучше, чем хотелось бы.
   Вечером, когда они добрались до заброшенной общины Ивитта, снова похолодало. Риза расселилась в еще крепких и хорошо утепленных домах, пробраться к которым через сугробы, образовавшиеся за зиму, оказалось не так-то просто. На окраине обнаружились склады с поленьями, заготовленными, очевидно, на холодное время. Так они и стояли два года, ожидая возвращения хозяев, но те то ли затерялись, то ли погибли по дороге без еды и тепла.
   Сколько брошенных общин стоит теперь в лесах Катри? Не сосчитать.
   В честь пропавших без вести хозяев Риза зажгла поминальные костры, у которых заодно согрелся и сам отряд.
   - Почему ты такой мрачный? - спросил Кейтелле у Химиллы.
   Тот сидел рядом, голубые глаза уставились в самую гущу пляшущих языков пламени.
   - Да нет, тебе кажется, - постарался отмахнуться ребенок, но крайне неудачно, так как челюсти его на этой фразе сжались еще сильнее.
   - Не убедил.
   - Не хочу я. Некрасиво это.
   - Ты поссорился с кем-то? - Кейтелле окинул взглядом двор, заполненный уставшими, но довольными солдатами, и нашел среди них Йеми, топчущегося у ближайшего дома. Сегодня он держался в стороне, отчетливее обычного, и самопровозглашенный родитель никак не мог разговорить его. - Ты поссорился с Йеми?
   - Нет, не с ним, - заверил Химилла и попросил сменить тему.
   - Рассказать тебе сказку?
   - Расскажи про дом!
   В этой просьбе не было ничего нового или необычного. Химилла с удовольствием слушал, как все замечательно в Атине, как Вельдри похожа на Империю, в которой родился сам Химилла. Слушал о самой лучшей в мире школе - Эргарет, с самыми замечательными учителями и детьми. И о том, как всем повезло, что там работает Реммиллиен.
   - Он действительно необычный человек! Как только в новостях забили тревогу, он первый отправился в пункт набора, подав тем самым пример для всех сотрудников школы. До этого мне всегда казалось, что учитель не может быть солдатом, но именно он объяснил мне, как дела обстоят на самом деле. Что нет теперь разницы, учитель ты или солдат, ведь все мы были люди, чьему будущему грозила катастрофа. Я хотел отправиться вместе с ним, но он просил меня остаться, чтобы было кому приглядеть за его единственным ребенком, пока война не закончится и он не вернется.
   Кейтелле перевел дыхание и продолжил, не замечая, что в этот раз его рассказы о лучшей жизни, которая непременно ожидает их в будущем, не возымели эффекта. Химилла сидел хмурый и мрачнел, как надвигающаяся ночь.
   - К сожалению, это было напрасно, ведь уже меньше чем через две недели меня забрали вместе со срочными войсками. Но по крайней мере это время Корнуйен жил у меня, и потом о нем позаботились органы опеки. Так что этой судьбы ему было не избежать. Если бы я знал, что так получится, то обязательно отправился бы с добровольным отрядом Атины, в который ушел мой наставник.
   - И мы бы не встретились... - тихо проговорил Химилла.
   - Что ты говоришь? Прости, я не расслышал.
   - Добровольный отряд из Атины? - переспросил Химилла громко. - Знаю таких. Вспомнил. Их тоже к нам направили. Но они не доехали. Разгромили их состав на полном ходу. Все убиты... как раз за две недели до твоего приезда.
   Химилла поднялся с места и прошел мимо онемевшего Кейтелле.
   - Не может быть! Погоди! Этого не может быть!!! - услышал он, когда вышел из светового круга костра. Вопли Кеталиниро немного протрезвили его, и он пожалел, что распустил язык прежде, чем подумал. Да, эта новость однажды настигла бы Кейтелле, но Химилла прекрасно понимал, насколько жестоко и не вовремя прозвучали его слова. Не выдержав голоса совести в голове, он покинул приемного родителя, убеждая себя в том, что нужно принести еще дров.
   Он возвращался с добычей к кострам, и снег падал крупными хлопьями на шубу, путался в мехе, серебрился на капюшоне, из-за которого голова казалась слишком большой. Дрова привычно оттягивали руки. Раньше Химилла жаловался, мол, рожден-то он для того, чтобы оружие носить, а не провизию и деревяшки, но сегодня его голову занимали другие мысли. Воодушевленные разговоры, что приносил ветер со стороны временного лагеря, заглушались хрустом снега под ногами и злостью. Отряды Альянса расслабились, хозяева земли больше не прятались в лесах. Они шумели на всю округу, празднуя еще только предстоящую победу.
   Фигурка неловко переваливалась при ходьбе - за последние три дня снега навалило столько, что ребенок бы вконец завяз, если бы ранее солдаты не проложили дорожку к складу. Но попадать в их следы маленькому Химилле удавалось с трудом, он частенько терял равновесие. Падения сопровождались тихой руганью. Поглощенный своими неудачами, он не сразу понял, что кому-то за его спиной приходится еще туже. Химилла с трудом развернулся - плотная одежда и дрова мешали - и боковым зрением углядел барахтанья в трех метрах от него. Скудный свет костров едва долетал, но его оказалось достаточно, чтобы разглядеть преследователя, на котором было катастрофически мало одежды.
   - Ты почему раздет? - чтобы лучше видеть, Химилла бросил дрова в сугроб и стянул капюшон, обнажая голову.
   Далеко-далеко трещали костры и мелодично разливался смех будущих победителей.
   Химилла неловко переступил. Поворачиваясь, он успел заметить черный предмет в бледных руках.
  
   ...когда Кеталиниро прибежал на крики, спасать было уже некого. Химироланик, навалившись на ствол сосны, тихонько сползал вниз, глядя круглыми глазами перед собой. Вид у него был словно удивленный такому повороту событий. С этим выражением на лице он и осел на снег, завалившись вперед, словно в поклоне. И больше уже не вставал никогда.
   - На помощь! - выкрикнул очнувшийся Кейтелле и бросился к уже мертвому телу Химиллы. Вроде бы он что-то бормотал и обещал обязательно помочь, пытался убедить, что рана не страшная и незачем так его пугать. Темная жидкость, отвратительная и липкая, казалось, покрыла его полностью, пока он переворачивал Химиллу на спину и пытался зажать рану. Страшный провал в голове и свободно ходившие под ладонями фрагменты костей, пустые распахнутые глаза и обмякшее тело врезались в память вместо прощаний, которых их лишили.
   Его отвлек стон, раздавшийся совсем близко. Автоматически повернув голову в сторону звука на одну секунду, паникующий Кейтелле успел заметить Йеми, ворочающегося рядом и с окровавленным поленом в руках. Но Кеталиниро не хватило сил и ясности сознания, чтобы сделать хоть какие-то выводы. Он продолжал бормотать "все будет хорошо".
   Йеми медленно приходил в себя. В этот раз все было бесконечно хуже, когда вместо белой растерзанной крысы в сельмантской форме он увидел Кейтелле, укачивающего на руках Химиллу со страшной раной на голове.
   Он продолжал сидеть и молча смотреть на плачущего человека, который был ему почти отцом, и на разбитую голову почти брата, постепенно понимая - при любом раскладе он сам только что уничтожил свою семью. Йеми сделал неловкое движение рукой и наткнулся ею на что-то: в снегу лежал витиеватый корень с затертыми неровными глазками, нарисованными углем.
   ...потом пришли люди.
  

Интерлюдия 9. О плесени

   Стол загроможден остатками фотографий. Изображения уже не людей, а призраков смотрят в душу. Разинутые рты кричат, словно по привычке, многие годы, но ни зла, ни боли в том крике. Просто именно так вспышка застала их прототипы. Но призраки на фотографиях давно не имеют никакого отношения к реальным людям. Они самостоятельны и самобытны, как и строения в тумане за их спинами.
   Двумерный мир размывает время.
   По затертым свидетельствам можно догадаться - их цивилизация выросла плесенью на осколках нашей.
  
  
   Глава 9. МЕНХЕН
  
   За месяц до:
   - Они ведь теперь вместе? - спросил Кейтелле.
   В вопросе засквозило чем-то очень старым и напрасно упущенным.
   - Конечно, - ответил Айномеринхен. - Иначе как смириться с мыслью, что их уже нет?
   Он нависал над бумагами. Менхен уже полчаса делал вид, будто работает. И уже целые сутки делал вид, что весел как обычно. Но стоило упомянуть о детях Ризы, и веселость слетала, уступая место настоящему настроению - тоске с примесью философии. Кейтелле иногда казалось, что его коллега сам по себе всегда такой, просто маска саркастической радости приросла к его лицу слишком прочно. Некоторым даже начинало казаться, будто бы это и есть настоящее лицо.
   - Иначе как смириться... - повторил Айномеринхен.
   В юности он отличался крайней задумчивостью, отвратительной прямотой и угрюмостью. Только сейчас Кеталиниро понял, что Менхен, в сущности, таким и остался, но теперь к тяжелому букету добавилось несколько ярких ядовитых соцветий неуместной радости. Они разрушали всю композицию.
   Загнанный тоскливыми предчувствиями в угол молчания, Кейтелле уже был готов поделиться размышлениями с Менхеном. Он открыл рот, но коллега махнул рукой и быстро вышел, не желая продолжать разговор, словно почувствовал, что речь пойдет о нем.
   Кейтелле не провожал Йеми - вот что всплыло в памяти, тревожа все этажи сознания. Воспоминание подминало под себя голос разума и победно выло: да, не провожал. Кейтелле видел, как Йеми грузили в деревянную расшатанную повозку: за шкварник, словно котенка, передавая тем, кто уже сидел внутри. Запихнули в дальний угол и, кажется, забыли, так как руки у седого демона были связаны.
   Йеми не поднял головы и даже не шелохнулся.
   Отряд вздохнул с облегчением. Кейтелле сохранял холодную отстраненность. Он думал, что просто не может смотреть на него, но где-то в глубине съёжевшеся души ощущал горячее злорадство. Чуть позже он сознался себе - отправка связанного Йеми с беженцами была в первую очередь местью. И уже после - вынужденной мерой.
   Еще позже, когда Кейтелле стало интересно, как могла сложиться судьба Йеми, ему рассказали, что, скорее всего, редкий недуг определил судьбу ребенка. Йеми могли сослать в виде подопытного в экспериментальные центры в Катри.
   Кеталиниро от такой вести начал покрываться холодным потом, но исправлять что-либо спустя годы было поздно. Временами он делал попытки найти Йеми. Обращался в систему поиска, переворошил старые связи. Если бы работа позволяла, он сам бы выехал на место: судьба малыша петляла по концлагерям Альянса и обрывалась на одной из каменоломен.
   Жив ли он вообще? Связи, накопленные за пятнадцать лет, результата не дали. Кто-то из Министерства отметил странное обстоятельство, которое обрубило любые надежды найти малыша Йеми.
   - Надо туда съездить. Может, снова поймаю след, - сказал Кейтелле тогда.
   - Бесполезно, - ответили ему. - Тебя туда не пустят аж по двум причинам. Во-первых, он крыса и убийца, во-вторых, ты не знаешь, разве, что это за место?
   - Каменоломни...
   - Корелла - вот как оно называется. Быть не может, что не слышал! Ты вообще газеты читаешь? Там что-то произошло несколько лет назад. Как раз во время оккупации. Сначала локри, переполошившись, обтянули его красными лентами, а когда их выгнали, Кореллой занялось правительство Катри. В общем, это закрытая территория. Охраняется чуть ли не лучше, чем государственные палаты. Оставь-ка эту затею.
   Тогда у Кейтелле опустились руки. Быть может, думал он, чуть позже я и найду обходной маневр или еще какую хитрость, но сейчас это больше похоже на тупик для самоубийц. Тем более, Йеми, скорее всего, мертв, и торопиться уже некуда. Удивительно вообще, что с его особенностями он так долго прожил. Повезло? Нет уж, если это и везение, то самое сомнительное.
   По подсчетам Айномеринхена, он умер в возрасте пятнадцати лет, в трудовом исправительном лагере на территории Катри. В месте, называемом Кореллой.
   - Короткая и крайне неудачная жизнь, - сказал однажды Айномеринхен в годовщину победы, когда Кейтелле был у него в гостях и они набрались достаточно, чтобы откровенничать.
   После отшумевших сражений чувство вины в холодной, но спокойной почве дало росток. Он впился корнями в самое сердце, врос так глубоко, что задевал нервы чуть ли не постоянно.
   Кейтелле все время пытался вспомнить, что же он сделал не так? Когда можно было спасти их обоих?
   Айномеринхен в коридоре проверял, заперты ли соседние двери.
   - Ты слышал, что случилось в институте?! - крикнул он.
   Кейтелле с опаской глянул в зеркало - отражение смотрело на него детскими красными глазами. Кеталиниро усмехнулся.
   - Нет-нет-нет! Сегодня я не останусь один, - сказал он. - Даже не думай.
   Он прикрыл дверь, чтобы Менхен не услышал его бормотаний. Химилла отвернулся, но в голове Кейтелле прозвучал собственный голос: "Что же ты так отчаянно жалуешься, что не переносишь старину Айномеринхена?"
   - Никогда не жаловался!..
   - Чего ты говоришь? - крикнул из коридора Айномеринхен.
   "Не потому ли, что Сельманта оставила ему руку, а тебе - нет?" - издевательски спросило что-то внутри, но прежде, чем Кейтелле успел ответить, в офис ворвался одетый Айномеринхен, правой рукой выключая свет, а левой выталкивая сотрудника из темного помещения.
   - Скандал! О, я не знаю, как мы это переживем, - сокрушался он в коридоре. - Ты домой? Нет? Я провожу тебя.
   - Да, домой, - сказал Кейтелле. - К тебе домой.
   - Нет, ты подумай! Проходи, я закрою... Ты подумай! Высшее учебное заведение! - Менхен орудовал ключами так экспрессивно, что они звенели на все здание. - Потравились, как в детском саду!
   - Сколько человек? - стараясь быть участливым, спросил Кейтелле.
   Историю про утреннее отравление в мединституте он слышал еще днем, когда во время обеда отдел образования бурно обсуждал случившееся с Айномеринхеном. Кажется, коллега не заметил его тогда за соседним столиком.
   - Трое. То есть четверо. Четверо, включая преподавателя.
   - Преподавателя? А он-то?..
   - А он сам принял. И насмерть. Представляешь?! Но я бы на его месте тоже... не знаю что! Наверное, тоже...
   - Как это вообще получилось-то?! Их специально отравили?
   - Кто тебе такое сказал? Нет, не травил их никто. Сами нажрались! Идиоты. Оставили с раздаточным материалом на пять минут. И они нажрались! Представляешь?
   Они вышли через главные ворота и отправились дальше по аллее, погруженной в грязь и слякоть разлагающихся осенних листьев.
   - Этого бы не случилось, если бы чертовы фармацевтические компании согласились выпускать плацебо для учебного... чтоб его, процесса! Я вообще не понимаю! Это же дешевле! Они, видите ли, не верили, что в высшем учебном заведении найдутся такие идиоты, которые станут жрать неизвестный препарат ради эксперимента!
   Менхен почесал затылок и чуть сбавил воинственный тон.
   - "Цветные", видите ли... "на витаминки похожи"...
   Кейтелле пытался понять - действительно ли тот сокрушается по поводу произошедшего или просто нагнетает.
   - Шесть лет назад уже был случай. Только с олеинкой. Это, видимо, никого и ничему не научило, - продолжал Менхен.
   - Что за случай?
   - Да так. Студенты же вечно голодные... А олеинка сладкая такая дрянь, ну им и сказал об этом кто-то. Сожрали всю упаковку.
   - Олеинка - это что?
   - Очень мощное слабительное. На двое суток всю группу заняло. Угадай, чем.
   На этом разговор зашел в тупик.
   - Как детишка твоя? - спросил Кейтелле, испугавшись, что Менхен передумает и отправит его в пустую холодную квартиру, где уже третий вечер подряд ждет Химилла.
   - Неплохо. Лопочет уже что-то, - выплыл из глубокой задумчивости собеседник.
   - Ты прости, но я так и не понял, как вы его назвали.
   - Кромеринхен.
   Двухкомнатная квартира была захламлена сверх приличного, но Менхена никогда это не волновало. Его волновало то, что соседи за стенкой никак не давали себе труда заткнуться. В тот вечер Кейтелле отметил подозрительную тишину, и Менхен потребовал сплюнуть, трижды постучать по дереву и провести еще несколько обрядов от сглаза.
   Он провел гостя на кухню и усадил в шаткое кресло, предварительно спихнув с него стопку полотенец.
   - Как поживает сосед? - спросил Айномеринхен, вручая Кейтелле чашку с дымящимся чаем.
   - Что? Какой?
   - А что, я со всеми твоими соседями знаком? Чудак ты, человек.
   Айномеринхен так и не понял, чем смутил Кеталиниро, но даже не пытался сменить тему и настаивал на ответе.
   - Он... ну... странный, - сказал Кейтелле.
   - Уж кто бы говорил! - хохотнул Менхен. - Все пытаюсь спросить, как твои безнадежные поиски?
   Кейтелле вздрогнул снова. Он не сразу понял, о каких именно поисках идет речь.
   - Все так же.
   - Жаль.
   Снег за окном засыпал Атину, а в доме Айномеринхена разливалось тепло по кружкам, шли неспешные разговоры.
   "Домашний Менхен совсем не похож на того человека, с которым я работаю", - подумал Кейтелле.
   Кресло под ним явно создавали, чтобы люди на выматывающих должностях моментально засыпали в нем. Но Кеталиниро не давал уснуть шустрый малыш - ребенок Айномеринхена. Он притаскивал из соседней комнаты игрушки и совал их в руку гостю. Медные кудри смешно дрожали, когда Кромеринхен бегал по коридору, глаза были полны азарта, а внимание ни на чем не задерживалось дольше десяти секунд.
   Скоро Кейтелле основательно увяз в плюшевых медвежатах.
   - Откуда ты их берешь? - спросил он у Кромеринхена, но тот смущенно засмеялся и умчался за новой партией игральных сокровищ.
   На вопрос ответил гордый отец.
   - Привозят... - сообщил он неопределенно.
   Уточнять не хотелось.
   Они вновь услышали топот и обрывистое дыхание. Запыхавшийся малыш тащил тряпичную куклу-нальсхи. Айномеринхен забрал маленькую копию Ноксида и взял ребенка на руки. Кромеринхен уткнулся в рыжие волосы родителя и затих на пару минут.
   - Говорят, ты регулярно посещаешь Аутерс?
   В голосе так и сквозило: "Нарываешься на приключения, а лучшему другу так ничего и не рассказал! Кто ты после этого, Кейтелле?", но тот даже не расслышал вопрос, только кивнул рассеянно. Уж слишком сцена на кухне напоминала ему мирные времена. Еще до созыва, еще до войны...
   Он часто ходил к наставнику даже в те времена, когда родился маленький Корнуйен и всяких учеников не очень-то хотели видеть в семейном гнезде. Они - Реммиллиен и Корнуйен - помнится, так же сидели, обнявшись. Только соседи за стенкой не шумели. Наоборот - таились тише воды и внимательно подслушивали.
   - Архарон еще жив?
   Знакомое имя заставило Кеталиниро очнуться.
   - Что?
   - Архарона, говорю, в расход еще не пустили? - Менхен даже наклонился, пытаясь прочесть мысли Кейтелле.
   - А должны были?
   Такой ответ, видимо, успокоил Айномеринхена. Его улыбка перестала быть нервной. Маленький Кромм сорвался с колен и убежал за очередной игрушкой.
   - Балуем мы его, - поморщился отец. - А с другой стороны - как не баловать? Поздний ребенок, болезненный...
   - Я вижу Химиллу.
   Лицо Менхена вытянулось.
   - Опять?!
   - ...иногда я говорю с Химиролаником. Он приходит в зеркалах, - сказал Кейтелле.
   - Я знаю одного психиатра... Никто ничего не узнает.
   - Годы текут, я меняюсь, а Химилла остается таким же... Ему бы было сейчас...
   - Кейтелле, заткнись, - сказал Менхен. Кромм тоже почувствовал неладное - он затаился в комнате и больше не спешил хвастаться игрушками.
   - Он почти не участвует в беседах, чаще слушает мой монолог и наблюдает своими мертвенно-прозрачными глазами. Но для меня это все равно беседа.
   Если бы Кейтелле поднял бы сейчас глаза - если бы у него были силы смотреть - то заметил бы, что Айномеринхен растерян до самой крайней крайности. А значит, вместо того, чтобы положить вовремя руку на плечо, он будет затравленно смотреть, пока Кейтелле не унесет окончательно во внутреннем монологе.
   В шизофренический транс намного проще впасть, когда есть зритель. Менхен знал это, но оцепенение оказалось заразным, и вот уже бывший врач лишен воли вмешаться в картину на кухне.
   - Помог ли я тебе хоть чем-нибудь, мой милый друг?
   Айномеринхен вздрогнул, но вовремя понял, что обращаются к тому, кого в комнате быть не может.
   - Тебя так просто было спасти! Так просто...
  
   Судя по расчесыванию локтя, Тирау шел из процедурного кабинета, вытерпев положенную капельницу. Лицо заключенного свидетельствовало о страданиях и недобром расположении духа. Направлялся он в комнату, из которой как раз выходил Кейтелле - так они и встретились. Преимущественно глазами - вид Тирау сбивал любое желание начать беседу.
   Кеталиниро внезапно понял, что счастлив, поскольку здесь и сейчас в силах чуть-чуть исправить упадническое настроение этого несчастного подопытного кролика.
   - Я нашел его, - сказал Кейтелле, проходя мимо. Он ожидал, что Тирау остановится и уточнит, кого именно Кейтелле нашел. Но вместо этого он просто остановился. Вернее, замер, словно его выключили.
   Кеталиниро обернулся - убедиться, что тот не растворился в воздухе. В эту же секунду цепкие руки сграбастали его за воротник. Затылок приложился об стену. В глазах поплыло, но больше от неожиданности, чем от боли. Перед Кейтелле возникло искаженное злобой лицо Тирау.
   - Что тебе там колют? - сказал Кеталиниро и тут же пожалел, получив под дых.
   Дыхание перехватило, от боли согнуло пополам. Заскрипела дверь - кажется, кто-то из местных обитателей выглянул на шум. Кейтелле очень надеялся, что этому кому-то хватит смелости и благоразумия оттащить взбешенного Тирау от министерского посетителя.
   - Вы же сюда не по делу! - Тирау снова прижал голову Кейтелле к стене. Говорил он очень тихо, но от этого становилось только страшнее. - У вас нет никакого задания!
   Кажется, нечто подобное ветеран уже слышал в стенах Аутерса. Но в этот раз нападки казались необоснованными.
   - Потрепаться! Из прихоти!
   Кейтелле попытался глянуть вглубь коридора - не услышал ли кто из зрителей лишнего, но Тирау дернул воротник на себя. Гневный шепот обжег ухо:
   - Из-за вашего внимания к Архарону начальники в штаны напустили! Министерство следит за проектом "Партена", они сказали! Нужно переводить проект на приоритетный уровень, они сказали!
   - Что... что это значит?
   Дыхание вновь сбилось - Кейтелле и сам начал догадываться, что.
   - Это вам выдержка из разговора в манипуляционной, который я имел честь слышать. Вот только что! - сказал Тирау. Отпускать воротник он не собирался.
   - Что значит "приоритет"? Архароном займутся вплотную?
   - Правильно понимаете. Еще три провала - и Архарона спишут. Спишут, слышите? - он встряхнул Кейтелле.
   - Его лечащий врач этого не допустит... ему хватит наглости...
   Тирау скрипуче засмеялся.
   - Смылся ваш Нионни! Даже записки не оставил, вы не слышали? Две недели как ищут, - горького злорадства в его словах было столько, что можно было подавиться насмерть. - Но на него плевать. А вот вы... вы навлекли на Архарона гибель. Гибель, знаете такое слово?
   Он наконец выпустил воротник, в нескольких местах проколотый когтями.
   - Архарона может спасти только чудо, - спокойнее добавил Тирау, одергивая на Кейтелле одежду и застегивая пуговицы. - Наши криворукие халатоносцы на него не способны.
  
   Зима 2237-го:
   Еще пару лет назад Сельманта шла отлаженным механизмом.
   Что они хотели? Для солдат Альянса ответ был понятен и прост, хотя версии существовали разные: загрести под себя континент, захватить основной ресурс. Даже уничтожить "темные расы".
   Кейтелле где-то слышал, что до начала войны в Локри несколько лет царил страшный неурожай. Слышал, что они вознамерились захватить весь мир. Слышал, что они все больны и потому буйствуют.
   Белые воины Сельманты с красными глазами. Они напоминали лабораторных крыс, за что и получили соответствующее название, призванное и намекнуть, и оскорбить.
   Их вторжение начисто изменило жизнь континента. Как заметил Кейтелле, они послужили катализатором для одиночества, которое и без того ощущалось им с детства.
   Сейчас обстановка в мире менялась заново. Все говорили: крестьяне снова уйдут в общины, горожане в города - на фабрики, врачи - в больницы, а учителя, стало быть, - в школы. Но Кейтелле больше не верил в это. В его памяти школа Эргарет стояла среди голой равнины, пустая, с облезлыми стенами и развалившимися партами. Как ни старался, он не мог представить будущую мирную жизнь, словно кто-то лишил его права на спокойное существование.
   Возникало ощущение, будто он остановился на одном месте и в одном времени да так и стоит, не шевелясь. А тяжелые водянистые мысли лениво ворочаются в набухшей голове. Вокруг что-то происходило, жили люди, случались события... Риза шла в эпицентр.
   Риза шла в Некрополис. Но он уже не понимал, зачем.
   - Город древних, - сказал Ноксид, - держится на реставрациях единых. Главнокомандующий не понимает, что это дурное место для засады. Тем более - такой большой засады.
   Кейтелле смотрел на Ноксида безразлично и не слушал.
   - Реставраторов желали вывезти два года назад. Большинство осталось хранить святыню. Там полегли. Очень стены тонкие.
   Ноксид поймал тусклый взгляд Кейтелле. И тот отстраненно подумал, что Бледный негласно приглядывает за ним, пока Айномеринхен занят осмотром. Раньше такое внимание его бы рассердило.
   - Посмотришь на мир древних, - сказал Ноксид. - Мало кому удается туда попасть даже из тех, кто этого очень хочет. Ты должен понимать...
   Кейтелле подумал - если Некрополис действительно такое необычное место, куда не то что попасть, а просто издали посмотреть возможно, лишь защищая грудью от врага, то неплохо было бы в нем и полечь. Смертью храбрых. Глядишь, похоронят прямо под святыней.
   - Нет, - сказал Ноксид. - Переходы везде. Как хоронить?
   - А я что? Вслух это сказал? - Кейтелле, наконец, посмотрел в глаза собеседнику.
   Тот уже собирался то ли кивнуть, то ли что-то ответить, но его внимание привлек проходивший мимо Рейнайоли. Нальсхи странно улыбнулся и откланялся, оставив собеседника в недоумении.
   Зима подходила к концу, и снег проседал, серел от железнодорожной пыли и дыма с оружейно-танковых заводов. Город древних располагался вблизи от промышленного сердца Катри. Иной раз Риза не могла уснуть от кашля - ядовитые выхлопы ползли к северу плотным одеялом. Оставалось только гадать, как выживают рабочие заводов и горожане.
   Собственно, о них Айномеринхен и спросил однажды командира.
   - А в Катри народа много. Никого не жалко, - сказал Вольвериан. Сказал сквозь зубы, тихо. А затем резко развернулся и ушел.
   Кейтелле помнил, что задыхался в удушливом кашле, помнил Ноксида, мелькающего неподалеку, и пару налетов на крысиные отряды. Но затуманенно, словно его постоянно опаивали до бездумного состояния.
   Один лишь раз Кейтелле выпал из оцепенения - первые колонны загалдели, поднялась суматоха, к которой он отнесся с привычным спокойствием. Пополнение, прибывшее из Сутори, временами впадало в панику, но на этот раз шум подняли все, кто шел впереди. Ноксид взял Кейтелле под руку и потянул к остальным - Риза скучилась в кустах на холме, разглядывая что-то внизу.
   Кеталиниро не сразу понял, на что смотрит. И точно так же он не понял, что проснулся, наконец, от продолжительного сна, пока разглядывал нечто гигантских размеров.
   Врытая в землю и снег штуковина, изжёванная ржавчиной, могла быть только колесом от поезда. Гигантского - нечеловечески гигантского поезда. Солдаты переговаривались и охали, они таращили глаза, готовые поверить в любую сказку. В ви-тай, чудище безглазое и демоническую сущность Йеми.
   Колесо поезда-империи.
   Оно одно было способно пошатнуть мировоззрение здорового человека. Кейтелле подумал, какой должен быть сам поезд, чтобы носить такие колеса, и как Земля может носить на себе аж пять подобных гигантов.
   - Как Империя могла не устоять перед крысами, имея такие поезда? - говорили солдаты.
   - Из-за них и пали.
   Ноксид лежал в сугробе рядом, под ветками шиповника.
   - Длинные имена, Кето, - сказал он. - Длинные имена и гигантское все.
   После колеса Поезда-Империи Городу Древних удивить гостей было нечем.
   - Это что? Это и есть тот самый знаменитый Некрополис? Ерунда какая.
   Некрополис и правда являл необыкновенно жалкое зрелище. Руины под тающим снегом совсем не казались остатками цивилизации могущественных предков, о которых писали в энциклопедиях и учебниках. А если сравнивать с чудо-колесом, то тут и вовсе говорить было нечего.
   - Года два назад тут было на что посмотреть, - заметил Ноксид.
   - Будьте осторожны! - выкрикнул далеко впереди командир. - Тут везде разломы, ведущие в шахты! И их почти не видно! Как на болотах - все ищем шесты и прощупываем снег перед собой.
   Солдаты резко посмотрели под ноги. Центральная дорога, по которой они шли, хоть и была реконструирована и запрятана под снегом, выдавала все свои неровности: она была как скомканная и вновь расправленная фольга, с многочисленными впалыми и вылезшими вверх платформами плит. Пока никто не провалился.
   Кеталиниро вспомнил, как точно так же полгода назад командир приказал беречься колодцев, и Химилла тут же побежал их искать. В Некрополисе он бы сошел с ума от радости, подумалось Кейтелле. Сзади подошел Ноксид.
   - Переходы очень глубоко, - сказал он, - и выходят к поверхности далеко от центральных дорог. Но Вольвериан прав - нужно смотреть в оба.
   - Я знаю, - сказал Кейтелле.
   - Тогда почему стоишь? Нас ждут.
   Ризу ждали в одном из сохранных многоэтажных зданий.
   На самом деле этажей было всего четыре, но для разрушенного города это много. Даже слишком. Крепкое на вид строение стало убежищем для группы разведчиков. Те, по сообщению из северной рубки, выбрались несколько дней назад из самого центра Локри. С тех пор связь оборвалась. Вольвериан подумал грешным делом, что связных вырезали крысы, но скоро понял - сигнал кто-то глушит. Солдаты говаривали, будто бы в свинцовых тучах мелькают тонкие конструкции небесных станций - еще одно чудовищное чудо механики. Небесные корабли Локри.
   Приходилось надеяться, что разведчики добрались до Некрополиса и заняли позицию.
   Они праздновали победу...
   За этим праздником Риза и застала их.
   Четыре человека, холодные как сама зима, сидели за импровизированным столом, завалившись вперед, прямо к расставленному пиршеству. Пятый задыхался у стены, слабо барахтаясь в наметенном сугробе. Солдат, кроме Ноксида и Айномеринхена, выгнали.
   В ожидании Кейтелле с остальными расположился на первом этаже. Они отлично знали, что не позднее чем через двое суток Сельманта будет здесь. К этому времени необходимо подготовить самый теплый прием, на который они только способны.
   В западной части города, говорят, тоже обосновался отряд. Но в небе продолжала кружить станция, а значит, ни о чем достоверно говорить было нельзя.
   Когда нальсхи в сопровождении врача спустился к отряду, солдаты замолчали.
   - Умер! - сказал Айномеринхен.
   - Рейнайо, - Ноксид тут же обратился к сидевшему в самом углу Эмолию, - пройди со мной, для тебя есть дело.
   - Что происходит? - подал голос один из новобранцев, провожая взглядом нальсхи и Рейнайоли.
   - Их отравили, - сказал Менхен. - Они не успели выполнить задание, и это придется сделать нам.
  
   Перед отходом Ноксид выловил взглядом Кеталиниро и поманил рукой. Все его действия в последнее время казались до того странными, что пугали и настораживали одновременно.
   - Что бы ни случилось, не трогай Рейнайо, - сказал он, глядя прямо в глаза. Этот настойчивый взгляд отрезвлял, фокусировал внимание в одну точку и выворачивал душу наизнанку одновременно.
   - Я не собирался, - ответил Кейтелле.
   Он вдруг понял, что его подташнивает.
   - Поклянись. Поклянись, что ни при каких обстоятельствах не сделаешь.
   - Чего?
   - Чего бы то ни было во вред ему.
   - Хорошо, клянусь, - согласился Кейтелле.
   Внутри его шла борьба: почему Ноксид пришел со странной просьбой именно к нему? Вероятно, Кеталиниро действительно приобрел привычку выдавать мысли вслух и, возможно, говорить во сне.
   Неужели Ноксид догадывается, что Кейтелле не доверяет этому тщедушному молодому человеку?
   А еще эта призрачная злобная усмешка, которой на самом деле нет. Кажется, Химилла рассказывал, откуда у Эмолия шрам - еще в прошлой жизни, в мирной общине Куардтер он с друзьями на спор засовывал яблоки в рот. Целиком.
   Кейтелле иногда казалось, что Рейнайоли нельзя доверять - вернее, нельзя доверять его здравому смыслу. Вслух Кеталиниро ничего не сказал - старался быстрее покончить с осадившими его тараканами Ноксида. На том они и договорились. Напоследок Ноксид еще раз пронзил сознание собеседника пытливым взглядом и удалился.
   Кейтелле закрыл лицо руками - дурнота не сходила. Он признался себе, что предчувствия за последние полгода почти уничтожили его. Кеталиниро не хотел знать, от чего бесится желудок.
   И не зря.
  

Интерлюдия 10. О винах

  
   Снова шуршит пленка. Снова в комнате звучат незнакомые голоса. Их собрали по кусочкам, сплели, вырезали из реальности, которой, как сейчас кажется, никогда не существовало.
   - ...он жил один, если верить слухам.
   - Чем вы могли бы объяснить его тягу к одиночеству?
   - ...а была тяга? Ну не знаю. Совесть, наверное.
   - В каком смысле?
   - Я не разбираюсь в подобных тонкостях. Мне кажется, он не позволял себе быть счастливым, потому что ему не давало чувство вины. Отряд "Риза", в котором он служил... они же все погибли. Наверное, из-за этого.
   - Не по его вине. Да и не все погибли.
   На заднем плане слышен шорох старой бумаги.
   - Вот... один с позором уклонился от боя, двое взяты в плен. В дальнейшем - освобождены.
  
  
   Глава 10. ХАССАН
  
   За неделю до:
   Собственные решения давно ассоциировались у Кейтелле со вкусом крови на губах, запахом гнили и чем-то мерзло-окоченелым. Если кратко, то с холодом и болью. Прочная связь установилась в холодную зимнюю ночь, когда Айномеринхен трясущимися руками поправлял жгут на обрубке и спрашивал у иссохшей от голода толпы, нет ли у кого чем перевязать.
   Не было. Каждая тряпка на вес золота.
   - Хорошо, Йеми нет с нами, - сказал Айномеринхен. Они вжались в сырой холодный угол и старались подавать как можно меньше признаков жизни. - Ты спас его.
   - Демон везде выживет, - сказал Кейтелле. Его трясло, голос не слушался, но животный гнев заставлял его вставать и ложиться по приказу и просыпаться каждое утро на этом свете, а не на том.
   - Он не демон. Возможно, если бы Рейнайоли...
   - Не упоминай эту тварь!
   - Тише...
   Убедившись, что выкрики Кейтелле не привлекли внимание надзирателей, Менхен придвинулся ближе и с заплетающимся языком рассказал, как они с Химиллой считали провиант в окопе. Как услышали крики возмущенного и напуганного Йеми и убедительные доводы Эмолия. Они думали поговорить с Йеми, но тот убежал и, очевидно, кружил по лесам вокруг лагеря. Никто тогда не обратил внимания - последний месяц он только так и делал. Ноксид окрестил его маленьким разведчиком.
   Айномеринхен заткнулся только когда увидел, что Кейтелле замахивается для удара.
   - Вообще-то я был уверен, что никогда не заикнусь о том разговоре, - вспоминал врач на кухне, спустя четырнадцать лет. - Но в крысятнике от пережитого крыша поехала. Я не понимал, что несу.
   Очередной вечер после работы Кейтелле проводил в гостях. Призрак Химиллы все чаще выгонял его из дома, а портить репутацию и без того странному Лиенделлю не хотелось.
   Раньше он бы пошел в Аутерс, но после разговора с Тирау ночных кошмаров только прибавилось. Все его решения и действия оборачивались болью и только болью. Вот и сейчас попытка обзавестись друзьями превращалась во что-то фатальное. Чтобы окончательно уничтожить без того несчастного Архарона, достаточно просто приходить и беседовать с ним. Все, что оставалось - чувствовать себя предателем и не усложнять.
   Только одно слово описывало положение - тоскливо-обреченное "доигрался".
   Доигрался.
   Сегодня страх за Архарона перекрывало еще одно глубокое чувство - животный страх. И вызывало его бесхитростное имя - а может, и кличка - Хассан. Тот самый Хассан, который через два часа будет ждать в заброшенной школе. Который сам назначил время и место. Который знает - с министерского клерка выгоды мало.
   - Ты прости, что напомнил, - Айномеринхен подливал в чай нечто самодельно-алкогольное. - Но если бы ты не выпроводил Йеми из Ризы, тут бы ему и конец. Без преувеличений.
   - Внешний вид всегда спасал его, - Кейтелле старательно отводил глаза, хмурился.
   - Не в этой стране. Крысы, может, и считали его забавной игрушкой-уродцем. А для стран Альянса он - убийца и потомок врага.
   - Почему вы с Химиллой в тот день ничего мне не сказали? Я бы поговорил с ним. Успокоил.
   - Думаешь, он бы тебе поверил? - Айномеринхен поймал на себе рассерженный взгляд и торопливо продолжил: - Сначала не успели. Меня занял командир. А почему не сказал Химилла... боюсь, знает теперь только он, хотя... я просил его поговорить с тобой. А потом ты бы придушил Рейнайоли. Ну, или изувечил. Попал бы под трибунал - кому оно надо?
   - Как ты все здорово просчитал.
   - Конечно, я ни о чем таком не думал! Как только до меня дошло, что стряслось, я сам полез на Рейнайоли!
   Напряженный, Кейтелле слушал историю, которой они почему-то никогда раньше не касались.
   - И... Что?
   - Меня перехватил Ноксид. Он просил, умолял даже... не делать "ничего из задуманного" и "оставить прошлое прошлому".
   Ноксид! Кейтелле не сдержал горькую усмешку. Он был озадачен, уничтожен - от бессилия закрывались глаза.
   - Как я бесился тогда! Первый раз в жизни меня не забавляла его манера изъясняться загадками! - продолжал Айномеринхен.
   - Дурак! Маленький островной дурак! Вот он кто.
   - Не сказал бы, - бывший врач сделал паузу, в задумчивости разглядывая закат за окном. - Мы с ним жили бок о бок долгое время. Может, он один уникум, а может - они все такие. Мне до сих пор кажется, что нальсхи... будущее видят, что ли? Провидцы.
   Кейтелле затрясло от последнего слова. Собственный смех показался ему наигранным.
   - Как-то не вяжутся эти "провидцы" с тем, что случилось в Некрополисе.
   - Ну откуда ты знаешь, что произошло? - мягко спросил Айномеринхен, отрывая взгляд от заката.
   На улице загорелись первые фонари. Кейтелле ждали в другой части города.
  
   Угрюмое трехэтажное здание, призраком нависшее над маленьким Кейтелле, тем не менее, когда-то было школой. Ночью Эргарет превращалась из призрака в осязаемую тень, молчаливую, но с привкусом детского смеха, который так и не раздался среди облезающих коридоров.
   От нее разило тишиной, сдавливавшей барабанные перепонки. Как и много лет назад, Кеталиниро казалось, что это летящий снег проглатывал звуки или прятал их под слоем мерзлой перины. От приваренных дверей давно остались только обломки, завалившие вход напополам с гниющим мусором. Скорее всего, подвал облюбовали скитальцы, а детям уже много лет не разрешают даже глядеть в сторону покинутой школы. Война унесла из нее жизнь вместе с жизнями многих обитателей. Ступая внутрь по мягкому ковру из наметенного снега, Кейтелле старался не фантазировать и не вспоминать о первой и любимой работе в Эргарет.
   Пробираясь по темным коридорам, он вслушивался в собственное дыхание. Мимо плыли черные провалы - входы в классы, лишенные дверей и косяков, а Кейтелле мысленно ругал Хассанида - он словно специально назначил встречу там, где бывшему учителю меньше всего хотелось бы оказаться.
   Вход в классную комнату остался нетронутым. Дверь чуть-чуть отошла от петель и теперь беспомощно болталась. Фонарный свет из коридорного окна падал на раскуроченный пол. Кейтелле не заметил, как перешагнул порог, очнулся только когда споткнулся о торчащую из пола панель - влага за годы совсем скрутила ее. Он оглянулся - столы льнули к отсыревшим стенам, перекошенные и поломанные.
   Перед глазами мелькнул неясный образ довоенной учительской... Можно поклясться, что там было всегда темно! Словно не было окон, словно не было свечей и ламп. Хотя, конечно, и окна, и лампы присутствовали. Вот они. Просто кабинет, по неясным причинам, вспоминался темной комнатенкой. Сейчас Кейтелле понял, что по сравнению с его комнатой в блоке учительская - гигантское помещение.
   Призраками вставали тени педагогов. Кейтелле безошибочно определил в ряду увечных столов стол наставника. Реммиллиен терпеть не мог репродукции на столешницах и всегда разрисовывал рабочее место сам. Яркий рисунок с радугой больше не был ярким. Когти прошлись по картинке - краска сдиралась вместе с растрескавшимся лаком.
   Строгое лицо Реммиллиена отражалось в выбитом стекле. Лицо человека, который раз за разом вытягивал молодого Кеталиниро из многочисленных ям отчаянья, спасал от голода в первый год работы в школе. Оно не истерлось из памяти, как все прочие. Еще Кейтелле вспоминался крохотный ребенок, время от времени появлявшийся в учительской комнате. Светлые волосы, голубые умные глазки - малыш взбирался на родительский стул, чтобы устроить на столе представление из письменных принадлежностей, или делал вид, что пишет документы, водя пером по бумаге. Деловой и разговорчивый.
   "Кем ты будешь, когда вырастешь?"
   "Орнитологом!"
   Кеталиниро отлично помнил утро, когда Реммиллиен объявил, что отправляется на фронт.
   "Там что, без вас не управятся?!" - Кейтелле выронил что-то из рук от волнения. Что именно, он не помнил.
   "Кажется, уже не справляются. Я не хочу, чтобы они дошли сюда. Послушай, ты приглядишь за Корнуйеном? Боюсь, домашним сейчас станет совсем некогда следить за ним".
   Что он тогда ответил? Что-то вроде "конечно", но как-то пламеннее. Обещал - если что случится, он обязательно будет рядом. Что защитит, что даст совет, когда будет нужно, и что там еще в таких случаях обещают благодарные ученики?
   Обещал, обещал.
   Через пару недель прошли массовые сборы, и Кейтелле попал в первую же волну призыва. Точно? Да, так он рассказывал и Химилле. А когда вернулся...
   Кеталиниро опомнился. Гряда памяти отступила в темноту комнаты и утихла. Призраки, как бы ни бушевали, не могли бороться с тем, что наверху его ждал очень грозный человек - воплощение криминала Атины. Наверняка сложно будет ему объяснить, что визитера задержали усопшие.
   Место явки обозначалось - как они и условились - угольным рисунком. Кто-то явно старался выводить геометрический узор, но все равно вышло не очень внушительно - линия чернела на бетоне, но тут же пропадала на неосыпавшейся штукатурке, на синей облицовке уголь тоже не оставлял цвета. За дверью ждет человек, чье имя приводит в трепет любого добропорядочного гражданина. Рисунок поплыл перед глазами, но голова продолжала думать. "Если что-то пошло не так, меня там ждет полис..." - решил Кейтелле и, распахнув покоробленную дверь, шагнул в темноту.
   На доли секунды показалось, что его обманули. В классе пусто, Хассан не пришел. Но тут над ухом застрекотало и защелкало, вокруг заблестели маленькие дула в вытянутых руках. Наверное, не было ни одной точки в классе, из которой бы в него не целились.
   Кейтелле дернулся назад. Что-то очень старое всколыхнулось внутри. Он машинально поднял руки и уже потом понял, что это засада. "Конец", - подумал он, прикидывая, есть ли смысл в последнем рывке, успеет ли он преодолеть коридор до лестничного пролета раньше, чем его изрешетят? Но под коленями уже разливалась слабость.
   - Спокойно, - ровный низкий голос прозвучал в глубине комнаты, далеко за зоной видимости.
   Вооруженная комиссия по встрече тихо расступилась, пропуская в круг высокую фигуру в длинном плаще. Кейтелле уловил скрип и запах натуральной кожи. Только сейчас ветеран понял - рядом всего пять человек, а не пятьдесят, но сейчас он и не думал их разглядывать. Белое пятно лица, возникшее совсем близко, перечеркивал шнур наглазной повязки. Пышные волосы лежали на плечах, в округлых завитках что-то влажно поблескивало.
   "Только что с улицы", - сообразил Кейтелле и тут же понял, что комната отапливается.
   Хассан - а это был, несомненно, он - пристально посмотрел на Кеталиниро и перевел многозначительный взгляд на болтающийся манжет правого рукава.
   - Опустить оружие, зажечь свет, - приказал он. Мир вокруг Кейтелле вновь защелкал, в углу замигали маленькие лампочки, горой сваленные на стол вместе с проводкой. В углу же стояли новенькая белая станция и обогреватель. Судя по всему, бандиты тут иногда жили - свет выдавал полуобставленное убранство. Штаб, наверное, для малозначащих встреч. В комнате, в которой он когда-то преподавал. Кеталиниро опустил руки, как только телохранители Хассанида вышли.
   Освещение показало, что у главаря всех шаек Атины лицо полностью соответствует голосу - приятно классическое. Он был бы безликим, если бы не черная повязка на глазу, манера эпатажно одеваться и носить волосы, как вздумается. Плащ действительно оказался кожаным, но только частично. Хассана можно было бы назвать щеголем, если бы не проницательный взгляд. Да, глаз был один, но смотрел за четырех, хотя и делал это намного деликатнее того же аутерсовского врача и даже Тирау.
   Хассан был, наверное, чуть старше Лиенделля. Сейчас он изучал чудовищное государственное пальто со следами когтей на воротнике. Кейтелле ощутил жар на кончиках ушей - заштопать дыры он так и не смог. Хотя Лиенделль божился, что сможет полностью замаскировать следы "несчастного случая", Кеталиниро не дал ему ничего зашивать.
   - Мне говорили, что вы - ветеран, - Хассанид отступил вглубь и уселся на стол. - Но не говорили, что настолько.
   - Этого стола тут раньше не было, - сказал Кейтелле.
   - Этого? - Хассан улыбнулся, костяшки пальцев стукнули о столешницу. - Притащили со складов. Где вы служили?
   - Оборона границ Катри тридцать шестой - тридцать седьмой год, - отчеканил Кеталиниро, не задумываясь.
   - Руку? Там же потеряли?
   - В плену.
   Перемена в лице Хассанида заставила Кеталиниро очнуться. А может, ему только показалось - уже через секунду собеседник взял себя в руки.
   - Я отходил всю вторую волну... - сказал Хассан негромко.
   - Это заметно.
   - Забавно, Коршун сказал то же самое.
   - Вы знали Коршуна?!
   Хассан медленно и со значением кивнул. Он все делал медленно и со значением.
   - Коршун спас меня, - сообщил он и замолчал. Уточнять, от чего именно спас его легендарный Коршун, рассказчик не собирался. Кейтелле расценил, что лучше не спрашивать, и просто высказал соображения, накопленные по поводу великого полководца за последние годы:
   - Он спас всех.
   - Как вышло, что после пленения вы работаете в Министерстве? - продолжил допрос Хассан.
   - Для меня это загадка, - сказал Кейтелле. - Возможно, потому, что у меня много добрых друзей. Так вот, одному из них срочно нужна помощь.
   Хассан наклонился вперед.
  
   Кейтелле был пойман у входа в жилой блок.
   - Кеталиниро! Новости для тебя!
   Новости от Лиенделля не давали фантазии разгуляться. Настолько, что в нормальный вечер он мог бы и не продолжать. Но сегодняшний вечер нормальным не был. Кейтелле замер в растерянности, рука пыталась нашарить ручу двери, но промахивалась. Лиенделль влетел в круг фонарного цвета, под снегопад, веселый, в расстегнутом пальто. Как он углядел соседа в такой темени?
   "Хассанид не был похож на того, про кого шепчутся в Министерстве. Как такой человек мог связать свою жизнь с разбоем?"
   - Слышишь? Новости!
   - Хватит с меня новостей сегодня.
   Они вместе вошли в подъезд. Лиенделль насупился.
   - Могу и завтра рассказать.
   - Нет, рубишь, так руби, - позволил Кейтелле.
   - Твоего гостя из Катри привезут уже через неделю! Мы только что получили извещение!
   Кейтелле еле удержался от вскрика. Хассан обещал добыть ингалятор в ближайшие дни. Обстоятельства складывались удачно.
   - Я как раз в ночную смену работаю! Дежурство...
   - Я понял.
   - Почта работает как попало! - Лиенделль расслабился и заулыбался еще сильнее. - Помнишь, тебе извещение пришло? Мы тоже чуть не прохлопали ушами документы из Катри...
   Но его уже не слушали. Они миновали общий зал, где смотрели телевизор соседские дети. Под щебет Лиенделля Кеталиниро представлял себе в красках, как передает ингалятор Тирау, как Тирау передает ему сведения о Кириа, а потом...
   А потом он внезапно вспомнил, что Архарону это уже не поможет. Сердце прошила невидимая игла. Кейтелле так озаботился, что забыл все на свете, в том числе - попрощаться с соседом, и захлопнул перед ним дверь.
   - Всегда пожалуйста, - сквозь зубы сказал Лиенделль.
   Дома Кеталиниро скинул с себя одежду, в темноте нашарил кровать, но глаза отказывались закрываться. Впечатления дня толкались, вымещая друг друга из фокуса. Он вскочил. Фигура Хассанида не гасла в памяти. Он силился понять, что не отпускает его, но не мог. Словно симпатия к этому суровому человеку обязывала его к чему-то еще. Из всех угробленных войной граждан только Хассан один казался уцелевшим. Пусть ему и пришлось заплатить за это половиной зрения. На него можно было положиться. Ему можно было доверять.
   Ему хотелось доверять.
   - Он ведь неплохой человек! Неплохой, совсем нет! - бормотал Кейтелле, пересекая комнату от окна к двери и обратно. - Просто со сложной судьбой... а у кого она сейчас простая?
   Внезапное озарение - мысль показалась Кейтелле элементарной и гениальной. Настолько, что он не мог дать себе времени все обдумать. Дрожащая рука сняла трубку телефона.
   - Айномеринхен? Да... нет... ничего не случилось. Можно будет завтра взять с работы фотоаппарат на пару часов?
   - Ну и зачем так пугать? - прохрипел сонный голос в трубке. - Не судьба была завтра на работе спросить? Бери конечно, что за разговоры...
   - Прости, прости!
   Сердце возбужденно стучало, но Кейтелле уже не мог себя остановить.
   - Менхен, я ведь сдал его! - выпалил он и замолчал, ожидая как минимум удивленного восклицания.
   - Кого ты опять сдал?
   - Что значит "опять"? Рейнайоли! Рассказал о том, что он сделал.
   - Кому?!
   - Неважно. Это было сложно, но оно того стоило! Теперь его будут судить...
  
   Зима 2237-го:
   - Я чувствую... нутром чую - что-то дурное случится! - говорил Кейтелле, помогая Ноксиду проверять его поклажу.
   - Знаю, - спокойно ответил Ноксид.
   - Подохнем от голода! - сказал Рейнайоли, закрывая глаза.
   - Все будет хорошо! - сказал Ноксид. - Нам же дали провизию с собой.
   - Тогда подохнут они!
   К весне еды становилось катастрофически мало. Потому внеочередная вылазка, которой командир собирался завершить миссию разведчиков, больше напоминала самоубийство.
   Ноксид поправил рюкзак с едой, прицепил фонари к поясу, а факелы сгрузил в мешок и пристегнул под плащ.
   - Не хватит нам света надолго, - сказал он. - Но глаза должны привыкнуть, в конце концов.
   - За то время, пока они привыкают, мы и подохнем. Или сожрут нас.
   - Там никого нет, - заверил Ноксид и проверил внутренний карман.
   Кристалл, вверенный ему, лежал на месте. Нальсхи отчего-то называл его Кольверион. Так что кристалл был единственной на свете вещью, которую он называл по-человечески, полным именем. Ноксид вообще относился к нему как к человеку.
   - А ежели заблудимся? - крикнул Рейнайоли, в округленных глазах плескалась паника. Нальсхи спрыгнул в провал шахты.
   - Не заблудимся, - донеслось из темноты.
   Эмолий застонал.
   - Не помню уже, когда в последний раз ты говорил нормально вместо того, чтобы ныть, - сказал раздраженный Айномеринхен. Он и еще несколько провожающих столпились вокруг входа в катакомбы.
   - А у меня друг недавно умер! - Рейнайоли смерил сослуживцев презрительным взглядом и последовал за нальсхи в темноту провала.
   Несмотря на слова Менхена, никто не обвинял Эмолия в трусости. Никто не хотел быть на его месте. Провожающие еще немного постояли, прежде чем идти занимать позиции.
   - Кейтелле, ты знаешь, что они там несут? - спросил Айномеринхен, обнимаясь с автоматом.
   - Какую-то биотехнологическую разработку украли... Локрятскую, - ответил тот без энтузиазма.
   Кейтелле много раз задавался вопросом, что руководило Ноксидом, выбившим из него странное обещание не трогать Эмолия. А также что им руководило, когда он выбирал себе попутчика в далекую подземную дорогу.
   Ответ пришел сам, но намного позже - спустя долгие годы.
  
   - Уходим! Окружают!
   - Мне нужно забрать их!!!
   - Поздно! Они уже покойники! И ты тоже, если ты спустишься туда! Да и мы, если сейчас же не уйдем! Кейтелле!
   Кеталиниро бросился к тоннелю. Он прекрасно понимал, почему так рискует - у него не осталось больше никого. Только эти двое. И когда эти двое выберутся на свет, то окажутся в ловушке, среди белых крыс, полчища которых ринулись домой по узкому проходу между горами. Крысы, затерявшиеся в лесах на три недели, потратили достаточно сил, чтобы собраться в один небольшой, но действенный кулак, потому что знали о затаившихся в древнем городе силах, переброшенных туда волей мирового Альянса.
   И потому, когда они наплыли, ловушка, приготовленная в руинах, захлебнулась. Ризе и еще нескольким прибывшим отрядам пришлось играть в прятки с врагом, отчаянно рвущимся домой. Все это время, все эти дни две маленькие фигурки под землей прогрызали себе ход, бережно неся у сердца невиданной красоты камень, в недрах которого была прописана формула, о сути которой даже думать не имело смысла.
   К тому дню, как Ноксид с Рейнайоли должны были вернуться, крысы почти вытеснили из города своих противников. Риза в срочном порядке покидала святыню, оставляя за собой убитых и смертельно раненых.
   Кейтелле нырнул в глубину тоннеля и на несколько секунд ослеп. В темноте его не тревожили вопросы о том, что они будут делать дальше. Если прятаться в подземных переходах, то они очень скоро погибнут от голода, но на поверхности участь любого, чьи волосы не белы, как снег, могла стать еще печальнее.
   А потом пришла мысль, что, скорее всего, они решили возвращаться другим путем, и в подземелье уже много дней никого нет. У лаза, выходящего на поверхность далеко за пределами города, их должны были ждать переносчики, которые доставят кристалл в Катри и дадут им еды в дорогу. Глупо возвращаться назад той же дорогой... Но, скорее всего, их предупредили, что на поверхности все усеяно отчаянными крысами, и отправили обратно в подземелье.
   Наконец он понял, как безнадежны попытки найти друзей в бесконечной паутине коридоров. Кейтелле заблудился сам и запаниковал. Он готов был кричать и звать на помощь, но тут его внимание привлек неясный звук. На секунду показалось, слышится голос.
   - Эй! Ноксид! - закричал он в темноту и тут же вздрогнул. Если вентиляция донесет крик до поверхности, то он переполошит крысиное царство, установленное в древнем городе.
   Кто бы там ни говорил в глубине, он, очевидно, тоже счел нужным замолчать, и Кейтелле почти на ощупь стал пробираться к тому месту, где, как ему казалось, он и услышал голоса. И вот через вечность темноты и страха он запнулся обо что-то относительно мягкое. Все, что у Кеталиниро с собой было из осветительных приборов - походные спички, которые он держал до последнего нетронутыми.
   - Эмолий? Ноксид?
   Кейтелле зажег тонкую палочку, наклонившись, чтобы посмотреть, и тут же ее потушил, чтобы никогда больше этого не видеть. Очевидно, как он и думал, они выполнили задание, переправив кристалл, и двинулись обратно по тому же пути. Но провизия кончилась слишком рано.
   Потухший свет не дал желанной темноты, картинка ярко отпечаталась на глазном дне и еще долго потом сводила Кейтелле с ума. Голова закружилась, Кеталиниро навалился на неровную стенку, обитую промерзшим мхом. Кровь гудела в ушах так, что он не расслышал шума за спиной.
   Глаза полоснул луч резкого света. И в зал, в котором, как оказалось, находился Кейтелле, ворвалось около десяти крыс. Их фонари осветили не только маленькое помещение-узел, но и все то, чего он так не хотел видеть.
   На полу, глядя в потолок, лежал Ноксид. Одна рука его была обглодана, другой не было вовсе. Очевидно, обезумевший Рейнайоли забрал ее с собой. Раздетое бледное тело сломанной куклой лежало на мху, словно на ковре, зияя красными ранами. Эмолий забрал с собой все, что успел. Наиболее съедобные и ценные части тела.
   "Нальсхи проще разделывать, - зачем-то подумал Кейтелле. - На них совсем нет пластин".
   Крысы обступили его, тыча дулами винтовок и резко выкрикивая, Кеталиниро слышал, как во тьме, за многими поворотами, Рейнайоли копошится между колоннами, прячась и прижимая к себе драгоценные припасы. Кейтелле впивался взглядом в разодранное тело иноземного пришельца и думал - даже если удастся пережить плен, он не сможет восстановить справедливость, обвинив Рейнайоли в каннибализме.
  

Интерлюдия 11. Третий лист

  
   "Он говорил, вы простили ему слишком многое. Например, он вспоминал, что виновен в смерти... (затерто) ...несчастный случай, в котором, как он думает, вы до сих пор себя вините. Это правда?
   Я постоянно задаюсь вопросом - что же произошло? Что происходило с вами на протяжении этих лет, но с другой стороны... нет. Для меня он особенный человек. Трудно поверить, что отец мог совершить нечто... (затерто)
   ...ради успокоения его души.
   Так вот вы помните, наверное, событие, которое окрестили как "Подвиг павшего"? Тот неизвестный герой, что прикрыл собой Коршуна - мой отец. Он не умер тогда, как писали в газетах, хотя был близок к могиле. Но его здоровье... (затерто)...
   Тем не менее, он прожил еще много лет, и я благодарен небесам за них... (затерто)
   ...предъявили обвинение в каннибализме, убийстве союзника и уклонении от боя. Не выдержав позора, он скончался".
   Отсыревшие коридоры пронзило эхо тоскливой песни. Она многократно отразилась от луж на потрескавшемся полу и улетела прочь, на поиски дневного света. С каждым разом здесь все тяжелее находиться.
  
   Глава 11. ТИРАУ
  
   Сегодня:
   Заброшенная школа
   Вблизи повязка оказалась кожаной с замшевыми ремнями.
   - А теперь докажи, что я не должен тебя убить!
   В обычном случае Кейтелле сочинил бы множество аргументов, но холод стали у горла мешал связно думать.
   Чтобы вывести Хассана из себя, достаточно было только прийти. Остальное тот сделал сам - взвился диким зверем, пришпилил к стене. На секунду единственный глаз прошил взглядом дырявый ворот со следами когтей Тирау. Лицо Хассана озарила злорадная улыбка. И тут же пропала.
   "Методы уголовников одинаковы", - подумал Кейтелле, замирая.
   - Для кого эта дрянь? - Хассан имел в виду, без сомнения, ингалятор.
   - Для родственника, - сказал Кейтелле.
   Волнение выдавало только колотящееся сердце, но и оно стучало словно бы в чужом теле.
   Трещины на отсыревших стенах ползли неестественно. Декоративно.
   - А у тебя предатели в родственниках? Мне объяснили, где можно подцепить такую заразу.
   Кейтелле молчал. Только моргал изредка и пытался дышать ровно.
   - От тебя Аутерсом за версту несет, - припечатал Хассан.
   Его слова прозвучали как приговор. Знакомая презрительная ненависть к врагам человечества в Хассаниде отражалась стократ. Одноглазая машина тоже сходила с ума от воспоминаний.
   Все шло не так, не по плану. Все рушилось. Кейтелле пришел за ингалятором - звеном в своем шатком плане - а сейчас, кажется, получит полированную сталь в гортань. Он смотрел в ожившее лицо Хассана и думал о Тирау, которого порой выворачивало в приступах. Об Архароне, которому придется пройти мясорубку отечественной науки. А все из-за того, что один влиятельный человек считает клеймо Аутерса доказательством абсолютной вины. Да он не одноглаз. Он слеп!
   - Можешь думать все, что захочешь, - заговорил Кейтелле, лезвие сильнее впилось в кожу. - Но они всего лишь дети! Дети!
   - Видел я твоих детей!..
   - Пятнадцать лет назад Сельманта взяла Атину, ты должен это помнить! Они увели в плен всех, кого достали! А достали самых беззащитных, кого не смогли спрятать родители и родственники. Они сирот увели! Год в плену! Год пыток и голода! Вот в чем они провинились перед государством!
   Кейтелле вдруг понял, что нож куда-то делся.
   - Если бы не Коршун, ты тоже оказался бы в Аутерсе! Если бы я выбрался из плена целым... меня бы постигла их судьба! Детство у них отняли, тела подарили государственной подпольной науке... Не знаю, может, и не стоит продлевать такую жизнь, но он боится смерти.
   Взгляд Хассана прошивал насквозь, но Кейтелле продолжал повторять все, что говорил недавно самому себе.
   - После того, как армия освободила заложников, они были объявлены вне закона. Это было нелогично, глупо - Вельдри потеряла в боях слишком много людей, чтобы пускать под нож следующее поколение. Хассанид, мне кажется, они знали, что будет вторая волна. Они готовили биологическое оружие. А испытывали его на таких, как мы.
   - Ересь! - воскликнул Хассан. - Зачем испытывать оружие на своих, когда под боком целая страна красноглазых выродков?!
   - Временное перемирие. Зачем истощенной стране торопиться с войной?
   Разговор оборвался. Хассан какое-то время молчал, принимая решение.
   - Не веришь?
   - Я думаю, тебя обманули!.. Ввели в заблуждение. А ты повелся. Самым глупым образом, - Хассан сощурил глаз. - Но я продерну по своим каналам, на случай, если ты прав.
   - Нет времени продергивать! Он погибает! - соврал Кейтелле.
   - У меня нет причин верить тебе! - крикнул Хассан. Кейтелле показалось, что штукатурка со стен осыпалась. - Да я скорее...
   - Обмен!
   - Что?
   Хассанид подошел к нему, от презрительного взгляда мир вокруг покрывался пластиком и свежей краской. Синтетический запах усиливался, пока не стал приторным. Разило, казалось, от сценического костюма Хассанида. На заднем плане кто-то шевелился. Тени?
   - Я предлагаю обмен, - сказал Кейтелле.
   - Что ты можешь предложить тому, кому ничего не надо? Что ты можешь предложить самому влиятельному человеку Атины?
   Кейтелле мысленно попросил прощения у всех живых и мертвых:
   - Ангела.
   Хассанид, как ни странно, ухмыльнулся.
   - У меня с ангелами разлад после Второй Волны. Но если ты нашел последнего, то, видно, он прячется от меня. Правильно делает.
   - Скорее, его прячут.
   - Где?
   - Скажу, если дадите ингалятор.
   - Это даже не смешно.
   - Это один из тех самых сирот...
   Кейтелле не успел договорить, как его горло сжали когти.
   - Да ты издеваешься! Всучить мне одного предателя, чтобы спасти другого?!
   Кеталиниро нашарил в кармане дрожащей рукой свежую фотографию, проявленную час назад на последние деньги. И ткнул ею в лицо Хассаниду.
   Хватка ослабла, Хассан осторожно взял карточку, нахмурил брови, вглядываясь в неё. Кейтелле понимал, что снимок вышел не ахти - Архарон не хотел фотографироваться, пытался отнять камеру, потому в кадре оказалось больше когтей, чем всего остального Архарона. Да и вид у него довольно испуганный.
   Через полминуты медитации Хассан достал из кармана флакон и кинул его Кейтелле. Тот едва поймал стеклянную тару, прижав ее к себе рукой. Глава криминала уже отплыл к единственному незаколоченному окну. Он не отрывал взгляда от фотографии.
   - Убирайся, - сказал он.
   Повторять не пришлось.
  
   Двор жилого блока
   Кеталиниро думал - полежит час с закрытыми глазами, и волнение пройдет. Потом он отвезет ингалятор Тирау, а наутро отправится в областную больницу.
   Химилла сбил планы, постучав в зеркальную поверхность. Кейтелле сам не понял, как засобирался к Архарону. Знал - никто больше в целом мире не успокоит его. Особенно - на ночь глядя.
   Затравленный навалившимися событиями и прижатый к стенке, Кейтелле вылетел на улицу. Его сопровождал Лиенделль, сделав побег еще более неловким. Где-то во дворе, под фонарем Кеталиниро остановился, чтобы отдышаться. В темноте ворочались тени. Кажется, Хассан приказал за ним следить.
   Беспокойная рука нащупала в кармане мятый конверт. Кейтелле выудил его и осмотрел, пытаясь отвлечься. Несмотря на то, что оно оказалось заказным, международная почта умудрилась его потерять. Судя по датам - раза два. Но более удивительно, что они смогли его найти.
   Может, кто-то с пограничных станций желает наладить контакт? Маловероятно. Какие у него еще были связи с Сутори, кроме войны и несостоявшегося усыновления?
   "Вскрытие покажет", - подумал Кейтелле и вспорол бумажное брюхо. Глаза заскользили по аккуратным строчкам, некоторые буквы расплывались, словно бумага была закапана. Сначала Кейтелле ничего не понял. Потом ему стало дурно.
   Приемный сын Рейнайоли добыл его адрес и извинялся за деяния отца.
   Малыш Эмолий раскаивался в содеянном и страдал весь остаток жизни.
   Малыш Эмолий прикрыл Коршуна своим телом во время обстрела столицы Сутори и остался неизвестным героем.
   Малыш Эмолий умер пять месяцев назад от разрыва сердца, когда ему предъявили обвинение.
   Теперь понятно, почему в катрийских хрониках так и не известили о разоблачении - Рейнайоли осел в Сутори с приемным ребенком, но правосудие, принесенное Кейтелле, добралось до него.
   Письмо упало в снег, Кеталиниро тяжело поднялся и побрел, куда глаза глядят.
   За ним, прячась в тени зданий, шел неизвестный. Кейтелле не мог поклясться, но чувствовал, что тот криво усмехается.
  
   Аутерс
   Что-то произошло.
   Что-то такое, что Кейтелле пришел в себя. Не сразу, но он заставил себя соображать. Ведь эти машины перед КПП и люди в форме и с собаками - признак события. Очередного события за этот безумный день.
   Он сильно понадеялся, что преследователи не осмелятся сунуться в окруженный Аутерс.
   - А, это опять вы? - приветствовал молодой охранник. Он был возбужден, но точно не опечален. - А у нас Архарона украли. Как раз вашего пациента! Бывает же!
   Кейтелле кивнул, держась за стойку, чтобы не сползти на пол. Понимание приходило медленно, словно через слой плотной ваты.
   - Налетел одноглазый тип со своей шайкой, они все обшмонали, а под конец прихватили красавчика! Трофеем, представляете? Вы в курсе, что у вас на спине зеленая полоса? Вы что, об косяк терлись?
   Одноглазый просто пришел и забрал Архарона. Пришел по наводке и забрал.
   Пришел и забрал.
   Спас или убил окончательно?
   Кейтелле закрыл глаза, мотнул головой. Тени за спиной, кажется, засуетились.
   - У вас вид, как будто что-то случилось! - рядом образовался начальник проекта.
   Он радовался как дитя. Видимо, думал, что сумел обвести вокруг пальца все Министерство в лице Кейтелле. На лбу начальника крупными буквами было написано, как выгодно ему исчезновение провального проекта. Кейтелле закрыл глаза снова, чтобы не видеть довольную рожу. Теперь перед внутренним взором предстал Рейнайоли, отчаянный и безумный. Кейтелле видел, как тот закрывает собой Коршуна. Как пули врезаются в тело, и оно падает.
   - Да нет. Я получил письмо. У меня... друг за границей умер. Боевой товарищ.
   - Сочувствую, - пожал плечами начальник проекта.
   "Я приложил много усилий, чтобы убить его, но еще не расплатился".
   - Мне нужно видеть Тирау, - сказал Кейтелле, сжимая флакон в кармане.
   - Никак невозможно! - еще более радостно воскликнул собеседник, кивнув на суровых ребят. - Его допрашивают. И вас допросят! Не думаю, что наши хмурые друзья из полис позволят заключенным общаться с внешним миром до окончания следствия.
   Тирау вполне мог бы и не дожить до окончания следствия. Да и сам Кейтелле. Он передал письмо в другую страну, он общался с Хассаном на темы, за которые не прощают. Все померкло. Жаль будет так и не донести лекарство до умирающего. Каких-то жалких несколько метров.
   Но что делать? Вручить начальнику проекта с просьбой передать?
   Закинуть в окно?
   Требовать аудиенции?
   Закричать, что хочет лично плюнуть в лицо врагу народа, и незаметно сунуть в карман?
   Невеселый смех привлек внимание округи.
   - Мне нужно обыскать его комнату.
   - Что? - начальник проекта не сразу понял, что обращаются к нему.
   - Мне кажется, я кое-что оставил. Министерскую юбилейную ручку.
   - Комната обыскивалась.
   - Если я ее не найду, меня убьют.
   Начальник охраны лично довел слабеющего Кейтелле до комнаты Архарона и Тирау. Погром в ней был неописуем.
   - Этим ублюдкам все придется прибирать, - хохотнул начальник. - Так что не стесняйтесь!
   Кейтелле отвлекся от мыслей об Эмолие и Архароне. Он решил, что прибираться - несомненно хорошо. Во время приборки можно найти много полезных вещей. Кейтелле сделал вид, будто обыскивает комнату. Начальник отвлеченно глядел на него, погрузившись в собственные мысли.
   - Да помогите же! - сказал Кейтелле. - Белая ручка с логотипом! Вы видите, у меня только одна рука! Я тут до вечера провожусь, оно вам надо?
   Охранник принялся вяло переворачивать вещи в шкафу.
   - Обыск не нашел тут никаких ручек, - сказал он, пока Кейтелле с молитвой клал ингалятор под матрас.
   Конечно, думал Кейтелле, залезая в шкафчик, никто не пожелал оглашать имя того храбреца, который бросил свою жизнь ради Победы! И, в первую очередь, сам Коршун. В деле Рейнайоли значилось, что он с позором уклонился от боя во время заключительной атаки на рунах Некрополиса. Кто пожелает такого спасителя? Но кто мог подумать, что этот хилый мальчик, почти что ребенок, однажды станет героем? Мальчик, который сожрал его друга. Мальчик, который, в конце концов, убил Химиллу.
   ...и мог ли об этом догадываться Ноксид?
   От скорбных мыслей Кейтелле отвлекли бумаги - обрывки каких-то документов, поврежденных, словно их пытались рвать. По содержимому шкафчика Кейтелле легко определил, что бумажка принадлежит Тирау.
   "На нашем этаже некоторые даже свидетельства о рождении хранят. Иногда - это последнее доказательство, что мы люди. Что у нас тоже были имена вместо кличек".
   Кеталиниро замер, вчитываясь в строки.
   Гражданство: Вельдри.
   Имя: Корнуйен.
   - Корнуйен, - сказал Кейтелле.
   В ту же секунду дверь распахнулась, в сопровождении следователей в комнату вошел Тирау. На его лице темнели следы прошедшего разговора. Тирау не сразу заметил гостя, а когда заметил, то даже нашел в себе силы удивиться. Кейтелле не глядя сунул документ обратно и поднялся. Они поравнялись.
   - Где ты был эти два часа?! - вдруг выкрикнул Тирау, на лице которого во всех красках отразилась ненависть, но осекся, зажав рот рукой. Охрана подтолкнула его в комнату, тот чуть не упал.
   - Нашли, что искали? - спросил начальник проекта, заглядывая в комнату.
   - Чисто, - сказал Кейтелле.
   - Ну и что теперь делать будете?
   - Не знаю, - Кеталиниро оглядел Тирау - тот стоял на коленях перед кроватью, уткнувшись лбом в матрас. - Я вспомнил... вспомнил - мне надо идти! - сказал Кейтелле и быстрым шагом вышел из комнаты.
  
   Звонок в клинику
   - Областная клиника, врач терапевтического отделения Лиенделль на связи, - металлическая трубка холодила ухо, Лиенделль морщился, но терпел.
   С ним вежливо поздоровались и настоятельно порекомендовали идти домой. Лиенделль спросил, не шутка ли это, через несколько секунд лицо его вытянулось и побледнело.
   Он спешно покинул здание, трубка осталась болтаться на проводе.
  
   Дома
   ...От кого-то он слышал, что малыша, круглого сироту, забрали оккупанты, свезли в лагеря. Или расстреляли - мертв, одним словом.
   Кажется, уже в тот день он выкинул историю Корнуйена из головы. Хотя, конечно, правильнее было бы сказать, отвлекся на более насущные проблемы, которых было в избытке. Мог ли он знать, что малыш все эти годы жил совсем рядом?
   Мог?
   Это не было первоочередной проблемой?
   В памяти всплыло лицо Реммиллиена. Он говорил о чем-то или просил. Резкое изображение и размытый голос.
   - Учитель, после войны...
   Химилла резко ударил по стеклу. Мокрые от снега и крови волосы скрывали лицо. С наружной стороны зеркала к раме привалился Йеми. Высокий, стройный, с длинными белыми волосами.
   - Эти крысы, прежде чем мы их прогнали... Я даже не знаю... Государство могло бы о них позаботиться, но... Кому это надо?
   За дверью топталась Риза в полном составе. В затылок дышал Ноксид со следами зубов на белом теле.
   - Ты его потерял?! - спросил Реммиллиен.
   Наставник старел на глазах, то и дело скалил клыки.
   - О, нет! Наставник! Господи!
   Из-за стола влажно засмеялся Эмолий. Молодой, но отчего-то в земле, словно только что выполз из могилы. Из той самой могилы, которую они копали в день знакомства.
   - Я потерял всех своих детей!
   - Так сдохни сам! - завизжали призраки.
   - Сдохни!
   - Сдохни!
   Он подскочил, словно ошпаренный. Метнулся к тумбочке, резким движением дернул за ручку - ящик выскользнул, сорвался с рельс, и все его содержимое раскатилось, разлетелось, разбрызгалось по комнате.
   Кейтелле упал на колени, зашарив рукой по куче внезапно ненужных вещей. Над его головой бесновались и рыдали. Выли так, что вся Атина должна была сбежаться и узнать, в чем дело.
   Черный кубик закатился под кровать, пришлось лезть туда. Там же обнаружились недостающие части Ноксида. Подарок Ниорионина поблескивал в оторванной бледно-голубой руке. Кеталиниро давно понял, для чего нужен куб.
   - Если бы ты был чуть внимательнее! - кричал Химилла.
   - Если бы ты слушал, что я говорю! - кричал Ноксид.
   - Ты обещал мне! - заходился в ярости Реммиллиен.
   Кейтелле со стоном забрался на кровать, пристроил дрожащей рукой аппарат к сгибу локтя и нажал на кнопку - в руку без кисти впилась игла. Еще один нажим - внутри зажужжал моторчик и из широкого отверстия с другой стороны хлынула кровь.
   Сотрясаясь, Кейтелле откинулся на подушки. Слабость и тошнота настигли одновременно. Адреналин приливал и откатывал вновь. Призраки сбились в кучу, их истерика оборачивалась в туманную рябь.
   Кейтелле не услышал за всем этим, как кто-то бежит по коридору, но услышал стук в дверь.
   - Кейтелле! - знакомый встревоженный голос. - Кейтелле, ты там? Открой сейчас же.
   Мир леденел, постель окрасилась красным. Скоро он утопнет в липкой луже, это должно было произойти давно, но...
   - Кейтелле!
   Руки стали неподъемными, голова и веки - все налилось свинцом. Холодным, как небо. Призраки умолкли, наблюдая. Удары по двери сотрясали комнату, перерастали в землетрясение и грозились обрушить потолок.
   Прежде, чем свет померк, Кейтелле увидел, как дверь с треском влетает в комнату.
  

ЭПИЛОГИ

  
   Эпилог 1. О доверии
   Фотодокументы словно постановочные. Пятна лиц, точки глаз - все направлено в объектив, ждет вспышки в вечность. Размеренно льется голос с аудиозаписи, напряженный, без грамма веселости. Иногда кажется, что он сдерживает рыдания.
   - ...да, Кеталиниро странный тип. Додумался кого-то искать в Аутерсе. Это правда. Но я не посвящен в его поиски.
   - А я слышал обратное. Вы обещали передать ему какую-то информацию о том, кого он искал.
   - Ну... знаете. Жить захочешь - не то пообещаешь. Я очень боялся, что в свой последний визит он спросит, мол, Тирау, так что же ты хотел мне сообщить?
   - И что же?
   - Да ничего. У меня ничего не было. А этот загадочный тип поверил на слово.
  
   Эпилог 2. О станции
   "Особое внимание обратить на сообщения о небесных станциях. Кажется, мы знаем, кто летал над Некрополисом зимой 37-го".
  
   Эпилог 3. О поезде
   "...Не пойму, что мне так не нравится. Там что-то произошло. Что-то очень хреновое..."
  
   Эпилог 4. О сказках
   "Касательно Чудища Безглазого. Если не ошибаюсь, у нас где-то лежала фотография его останков
   Ты дурак. Это просто сказка!".
  
   Эпилог 5. О поиске
   "Мы подошли близко, ближе некуда, но увы. Человек, которого мы ищем - не Архарон. Это..."
  
   Его разбудил скрип несмазанных петель.
   В узком проеме двери, ослепительно ярком прямоугольнике света, возникла фигура. Тонкая и зыбкая, словно призрак чужого прошлого. О больничный паркет ударили капли - вот и весь шум от посетителя.
   Он проплыл в палату, покачиваясь. Если бы Аллидеррио мог видеть в темноте, то заметил бы на грустном лице следы недосмытого грима, красноту вокруг глаз и на бровях. Словно утопленник - белое лицо почти светилось. Влажная одежда облепила тонкое тело, лишенное природной защиты.
   - Ты утоп или принимал душ? - спросил Рамфоринх.
   Химические кудри на коротко остриженной голове распались, русая краска разводами плыла по халату. Вода обнажила белоснежные прямые волосы.
   - Я слышал, ты искал моего отца? - сказал посетитель.
   Рамфоринх напрягся, натянул одеяло до подбородка.
   - Немного странно искать тех, кого сам же и убил.
   Гость присел на край больничной койки. Ни одна пружина не скрипнула.
   - Я нашел его все же.
   Лампа в коридоре перегрелась, свет замигал. Посетитель оглянулся, и Рамфоринх увидел, как того затрясло крупной дрожью. Через секунду лампа вспыхнула и осыпала бетонные плиты осколками.
   Комната погрузилась во тьму.
  
   09.2011-04.2013 гг.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"