Я знаю, что кожа человека состоит из трехсот миллионов живых клеток. Сейчас я чувствую боль всеми трехстами миллионами. Мне трудно и сидеть, и стоять, и лежать. А ходить просто невыносимо. Я думаю : 'Как?' Как я могла сделаться настолько слепой? Я всегда была крайне организована. Мои депрессивные припадки и глобальное отупение не могло возникнуть просто так, на пустом месте. Да, испортились отношения с Германом. Да, я чувствовала себя обманутой. И только! Только из-за этого я стала такой? Похоже на чье-то воздействие. Но, не думаю, что, будучи психологом, впрочем, что таить, очень талантливым психологом, ты могла навести на меня колдовскую порчу или проклятье. Хотя сама ты - и есть проклятье. Это не то, воздействие должно быть другим... Ты что, меня гипнотизировала? Или от твоих разъяснений и копаний в сокровенном моей души, я стала депрессивной истеричкой? Еще ты делала мне массажи... Твои пальцы были отравлены? Ты зажигала благовония, ты давала мне волшебные капли с Тибета, настойку из Лотоса для красоты... Ты давала мне яд?
Ты давала мне яд! Ты давала мне психотропное средство. Иначе я в жизни бы не стала участвовать в лесбийских связях. Иначе я не стала бы плакать из-за измены, а гордо бы вскинула голову. Я делала так всегда! Иначе я не стала бы такой невнимательной, я не пропустила бы письмо из налоговой, я не сделала бы глупые ошибки в декларации. Я всегда была умной и сильной!
Да, я полагала, что все страшные догадки уже случились со мной. Надо вставать, надо ехать к тебе. Я должна все узнать. Если ты скажешь мне, конечно.
Руки мои трясутся, глаза горят бешеным огнем. Еще одна догадка, страшная в своей простоте жжет меня. Чудовищный цинизм! Меня просто опаивали препаратами. Где-то я читала, что шизофрению можно диагностировать с точностью до девяносто процентов с помощью теста на движение глаз. Сейчас по моим глазам меня бы со сто процентной вероятностью определили бы в стопроцентные шизофренички. Я просто в бешенстве!
Я врываюсь к тебе в страшном виде, я открываю дверь ногой. Она не закрыта на замок и легко поддается моим действиям, хотя мне кажется, что я просто выбила ее. Ты выскакиваешь в прихожую мне навстречу.
- Уйди с дороги! - ору я как бешеная, и ты отскакиваешь от неожиданности. Мой путь лежит в ванную. Там ты хранишь свои секреты. Я пытаюсь открыть шкафчик, но он не поддается. Мне кажется, что он закрыт, и я начинаю сильно колотить по нему руками. Зеркало на дверце шкафа разбивается, и я вижу свое лицо, отражающееся в осколках. Оно кажется изуродованным. В одном осколке глаз, второго глаза не видно, половина носа, и искаженный от крика рот.
- Сука! - я продолжаю орать и бить по шкафчику.
- Чего ты орешь? - спокойно спрашиваешь ты. Ты быстро берешь себя в руки. Почти всегда владеешь собой. Ты открываешь мне шкафчик одним движением пальца.
- Смотри, если тебе интересно, - твой голос выдает равнодушие.
Акнотропин, - читаю я первое, что попадается на глаза. Действительно жидкое средство цвета коньяка в прозрачном флаконе. Что-то вроде 'настойки из лотоса', которой ты почивала меня для красоты, - что это?
- Лекарство для изнасилования. Обычный возбудитель. Обладает наркотическим эффектом, действует затормаживающее, вызывает сильное половое возбуждение, особенно у женщин. Удивлена? Могу поделиться, - ты вызывающе смотришь на меня, - Если ты без этого уже не можешь, конечно.
Я беру пузырек в руки, открываю крышку, нюхаю содержимое. Да, очень похоже на настойку. Как все банально... Я слышала истории про озабоченных подростков, которые, не в силах добиться от девушки секса, просто подсыпают ей в напиток возбудитель. Последствия в этих историях всегда ужасны - групповой секс, заявления в полицию. Впрочем, девушки под воздействием препаратов и сами не против переспать с толпой озабоченных парней, включая и извращенные виды полового акта. Некоторые девушки даже не помнят того, что делали. Но я помню все.
На полке в твоем шкафчике еще много интересного. Таблетки в блистерах, жидкости во флаконах, крема, пачка презервативов... Я молча смахиваю все содержимое шкафчика с полки. Лекарства неаккуратной кучкой осыпаются на пол твоей розовой ванной. Розовые полотенца в розовой ванной, с розовым кафелем. Розовый означает готовность к любви. Ты говорила мне ты неоднократно. Ты всегда готова к любви. Но для этого тебе нужен банальный возбудитель.
В кучке с лекарствами я обнаруживаю странное и знакомое название - Перициазин. Такое лекарство мы давали моей бабушке, но у нее была шизофрения. Я узнала этот раствор по упаковке. Я прекрасно помню, что такие лекарства можно получить только по рецептам. И где же ты взяла рецепт, если ты никакой не врач?
- Как ты смогла достать это?
- Лучше спроси зачем? - отвечаешь ты вопросом на мой вопрос.
- Зачем? - послушно спрашиваю я.
- Чтобы ты была морально подавлена. Чтобы не могла сопротивляться моему воздействию. Вот так и кормила тебя: один раз капелька для блядства, а другой - чтобы дурочкой стала. Ты и стала. Дурочкой - лесбиянкой. Ну что ты смотришь на меня глазами своими коровьими?
Ты начинаешь хохотать, хвататься руками за живот. Тебе весело. Какую забавную шутку ты сыграла со мной!
Герман
Мой лучший друг Пашка вырос со мной в одном дворе. Мы дружили с первого класса. Пашка был застенчивм ботаном. А я - маменькиным сынком. Меня дразнили во дворе и в школе: Гера-мегера, девчонка, мамкина дочка. Я плакал. За себя постоять я не мог, а Пашка меня не защищал, сил не хватало. Он был очкариком, тонким, как ветка, и сутулым. Пашка сочувствовал. Только в институте я смог более-менее справиться с людьми. Меня не обзывали, просто не замечали. И это была большая победа. Я поступил на архитектурный факультет. Так хотела моя мама. А я ничего не хотел. Я не привык хотеть. Я привык делать то, что хочет мать. Но я неплохо рисовал и путь мой был предопределен. Архитектором я не стал. Стал проектировщиком среднего звена. Дворцы я не проектировал. Зарабатывал сначала копейки, потом началось повальное строительство коттеджей, и тут я развернулся. Денег стало больше, но в это время я так и не научился хотеть. Я делал то, что хотела жена, или дети, или коллеги. Я изменял жене по мере надобности. В зрелом уже возрасте, набравшись опыта, я научился не выпрашивать секс у женщин, а награждать их встречами со мной.
А Пашка пошел в медицинский. Стал простым терапевтом, хотя надежды подавал серьезные.
Я не любил мать, не любил жену. А потом появилась Маша. Вся такая серьезная, в сером костюме, с серым хвостиком, ей очень не хватало очков. И я влюбился первый раз в жизни! И она показала мне, как нужно любить и жить! Я ушел от жены. Она отпустила. Наверное, надеялась, что я вернусь. Она так и говорила: 'Вернешься, справку из кожвендиспансера не забудь!' Меня отпустили! Свобода! И началась наша счастливая жизнь с Машей! Когда дура Анька стала мне снова названивать, я даже сначала не понял, кто это, и что она хочет. А когда понял, я испугался! Она все расскажет! Эта психопатка способна на все! А Маша - это не моя жена. Жена молча выслушивала и Аньку и ее ненормальную мамашу, молча клала трубку и шла готовить обед. Она ни разу ни словом, ни взглядом не дала мне понять, что знает о моих похождениях. Она просто меня не любила. Она меня презирала. А Маша любит. И, если узнает об Аньке, ей будет больно. И она не идиотка, она просто посчитает, когда родился Степа, и поймет. Последний секс с Анькой был у меня, когда я уже встречался с Машей. Анька шантажировала меня самоубийством, но как я мог это объяснить моей любимой? Она не поверит! Она меня бросит! По-привычке я позвонил своему другу Паше. Тем более, что это была и его проблема тоже. Так уж вышло. Мой больной сын Степа одновременно является его внуком. Так как родила его Пашина дочь. Анька с детства была ненормальной, так мне Паша объяснил. Если бы я знал, что Анька - это и есть ненормальная Пашкина дочь, я не стал бы даже смотреть на нее, а не то что спать с ней. Я сразу бы знал - проблем не оберешься. Но так сложилось. Я работал в архитектурном бюро у знакомого, бывшего своего одногруппника. В студенческие годы я половину группы познакомил с Пашей. Откуда я мог знать, что Паша обратиться к этому же знакомому, чтобы устроить свою психопатку на работу секретарем? Да, я сделал ей ребенка. Я готов был платить деньги, но не готов был рассказать об этом Маше. Я не готов принять это обстоятельство в свою новую счастливую семью. Меня мучил страх. И что я мог с этим поделать?
Это был страх номер два. Еще был страх номер один - намного хуже. Я боялся, что Машка, такая родная, такая любимая, станет мегерой. Все бабы рано или поздно начинали обращаться со мной, как с тряпкой. Мать шпыняла меня и лепила из меня труса. Жена превратилась в монстра, как только я потерял твердую почву под ногами. Я стал никем, мир перевернулся. Жена превратилась в мужика, который убивал мамонта. И стала вытирать об меня ноги. Оксана пыталась заставить меня содержать ее. Анька шантажировала самоубийством, а потом родила выродка. Все они, как только понимали, кто перед ними, становились мегерами. Как только я немного расслаблялся, моя трусливая натура прорывалась сквозь мою кожу. Они видели ее. Да, я тряпка и трус. Машка пока не поняла еще, кто я. Но, когда она поймет, она неизбежно превратиться в чудовище. И будет мной помыкать. У меня появится новая хозяйка. Я, как трус со стажем, можно сказать, опытный трус, боялся этого больше всего. Я каждый день смотрел в глаза своей любимой, прислушивался к интонациям ее голоса, и напряженно ждал. Не изменились ли? Вдруг, она уже все поняла про меня? Если она узнает про Степу, она будет на коне. Она сможет упрекать меня этими обстоятельствами днем и ночью. Даже если она и простит мне измену, у нее появится оружие против меня! Она тоже будет вытирать об меня ноги! Как все те, кто был до нее! Про Степу она знать не должна. Это точно. Я готов был уйти от Маши, лишь бы не объясняться с ней. Что угодно, только не правда. Я запутался. Я в липкой паутине обстоятельств. И не вижу выхода.
Пашка подсказал мне идею. Все можно предотвратить. Главное - организация. Нужно ее воспитать. Воспитать под себя. Она намного младше, и она влюблена. Если подвергнуть ее ряду обстоятельств, то она станет шелковая. Никогда не позволит себе авторитарность, грубость, лидерство. Это было то, что нужно. Я боялся именно лидерства. Каждая женщина, освоившись рядом со мной, делалась лидером около меня. Она диктовала условия, а я подчинялся. Я не умел ничего хотеть. Я не умел научиться хотеть. Пашка сказал, что такой подход беспрепятственно воспитает в бабе мать. Или учительницу. Или монстра. Я боялся, что моя любимая станет монстром. Смотрел каждый день в ее глаза, выжидая. Прислушивался к тону ее голоса, вдруг это уже наступило?
- Что делать? - спросил я у Паши.
- Первое, надо привить ей комплекс вины, - ответил мой друг, - самое верное средство. Если она будет перед тобой виновата, то ноги тебе будет целовать. Не посмеет даже косо посмотреть в твою сторону. Представь, она - тварь обделалась так, что и не надеется, что ты простишь ее. А ты, выждав время, прощаешь. Как она себя будет вести?
- Не знаю, благодарна будет. Паша, но мне не в чем ее упрекнуть...
- Подожди, - перебил меня мой лучший соратник, - благодарна не то слово, по гроб жизни молиться на тебя будет. Каждую подачку от тебя будет воспринимать, как милость. В рот тебе смотреть будет. А теперь скажи мне, она независимая?
- Ну, довольно самостоятельная. Она же не девочка, Паша.
- Надо эту независимость у нее отнять.
- Каким образом?
- Не так вопрос ставишь. Нужно спросить: что мне от этого будет? Независимая баба никогда перед тобой ползать не будет. А зависимой куда деваться?
- Никуда. А как это сделать?
Я загорелся этой идеей. Я воспитаю ее. Я не позволю этому страху разрушить любовь. Я не позволю больше никому и никогда неуважительно обращаться со мной! Несколько месяцев и я получу послушную женщину. Она не посмеет мне даже возразить! Я плохо представлял себе это счастье. Маша спорит со мной. По-каждому поводу!
Сначала я не верил в успех.
- Паша, что делать-то нужно?
- Ничего, просто смотри и не вмешивайся. У нас в гостях вчера Венера была. Они с Анькой пошептались на кухне. Я знаю, что они будут делать. Вернее, что будет делать Венерочка.
- Венера?
Венера была единственной красивой бабой, вызывающей у меня отвращение. Эта женщина, падчерица Паши, или любовница, не гнушалась ничем. Особенно в сексе.
- Какое количество мужиков одновременно в постели может выдержать твоя Венера?
- Не спрашивай, я не считаю. Я люблю просто смотреть. Ну, нравиться девочке, так что ж.
Он пересказал мне ее план.
- Паша, это жестоко. Моя Маша не заслужила такого.
- Гера, будь хоть раз мужиком. Прояви решительность.
И я согласился. Бонус за все Машкины страдания был слишком сладок для меня. Я мужик. И поступлю как мужик, первый раз в своей жизни. Я проявлю решительность. Решительность и жестокость.
- Паша, а Венера лишнего не натворит? - спросил я его с ужасом. Я решился, но руки мои стали липкими от страха. Нужно срочно помыть руки.
- Я буду знать каждый ее следующий шаг. Пусть делает, что хочет, мы с тобой подстроимся под обстоятельства.
Регулярно я справлялся у Паши о происходящем. Венера вела свою партию продуманно. Когда мой друг сообщил мне об отношениях, которые сложились между Машей и его падчерицей, я стал немного жалеть, что затеял эту игру. Измена это или нет? Когда твоя женщина занимается любовью с другим человеком - это измена. А если этот человек - женщина? Пашка уговаривал меня, что это часть плана. Это тоже будет играть мне на руку, в мою пользу. Она будет виноватой. Я сомневался недолго. Я мог бы предотвратить начало этих извращенных отношений, но я не стал. Решил идти до конца. В первый раз в жизни я решился! Пашка поддерживал меня, и я задумал, что не отступлю!
Когда пришло время, я вернулся к своей любимой Маше! К тому времени Маша потеряла работу, надежду, потеряла меня. Дурочка моя милая, она думала, что мы не сможем быть вместе! Но я пришел. Она никогда не узнает, что ей это нужно было пройти, просто необходимо! Теперь мы заживем! Никаких споров, никаких разногласий. Я мужчина и я прав. Точка.
Не зря я несколько месяцев снимал комнату в жуткой коммуналке на Петроградке. Соседи мои были алкоголиками, и каждую ночь боялся, что они сожгут всю квартиру.
Венера
Через несколько дней мне позвонила Голова.
- Я не поняла, где результат? Ты что, закончила с ней уже?
- Я все сделала, - самодовольно ответила я.
- Когда он придет ко мне? - истеричные нотки начали проскальзывать в ее голосе.
- Жди. Сразу не прибежит. Он от этой дуры замороженной выскочил, и побежал себя тешить и успокаивать. Пару дней попереживает, и придет к тебе. У тебя же сын.
- Точно?
- Точно, не сомневайся, - уверяла я сестру.
- Буду ждать. Слушай, мне тоже отдельная квартира нужна, как у тебя. Мать достала, - начала жаловаться Анька, - может, придумаешь что-нибудь?
- Ань, ну что я могу с этим сделать? Свою квартиру тебе отдать, что ли?
- Ну да, ну да. Гера вернется, попрошу его снять что-нибудь. Ну ты крутая! - запоздало начала восхищаться Голова, - как ты эту корову здорово укатала! Ты вообще все можешь?
- Аня, я все могу. Квартиру тоже тебе сделать смогу. Только подскажи, кто эту квартиру должен тебе подарить. Корова могла бы отписать свое имущество кому угодно, но с нее взять нечего. Она вся в кредитах. Подбирай кандидатуру. Только как Гера к этому отнесется?
- Нет, пусть Гера будет со мной. Лучше его уговорю съехать от родаков. Мать вообще с ума сошла. Шагу не дает ступить. Шапки мне покупает. У меня уже коллекция их.
- Да ладно тебе. Мать переживает. Несколько дней потерпи еще.
- А ты уверена, что Гера вернется ко мне, а не побежит к другой бабе?
- Аня, я уверена.
- Ну ты крутая, - повторяла Анька восхищенно, - а ты не боишься?
- Чего мне бояться? - удивилась я.
- Ну, что тебя бандиты или секретные службы могут к себе забрать. И будешь батрачить на них всю жизнь. У тебя же такие способности! - захохотала Голова.
- Не говори глупостей, - сказала я и положила трубку.
Вечером я осталась у себя дома одна. Мне нужно отдохнуть. Я несколько месяцев была рядом с тобой, напряженно наблюдая за результатами своих трудов. я задумалась. А вдруг кому-то еще понадобятся мои способности? Да, Машку я раздавила. А вдруг люди с деньгами или криминальные узнают обо мне и задумают использовать? Что я делать буду тогда? А с другой стороны, откуда они узнают? Люди, которые ищут таких, как я, обычно их находят. Мне сделалось не по себе. Страшно. Я закашлялась. Как будто в горле у меня появилась липкая и холодная жаба. Раньше она была маленькой, и я не замечала ее. А сегодня вдруг она выросла и стала издавать свои противные лягушачьи звуки. Мне стало трудно дышать. Действительно, есть множество свидетелей моих поступков. Есть даже жертвы! Мне нужно быть осторожной. На любую силу найдутся особи, желающие использовать ее в своих целях. Еще только мафии мне не хватало!
Когда меня отчислили из института, я начала пить. Пила все, что горит. Любой алкоголь. Выдержать такое количество любовников и любовниц, сколько их было у меня и отдельно и вместе, отнюдь не просто. Мне нужен был допинг. Я хотела узнать предел своих возможностей. И я узнала. Они бесконечны. Зато я никогда не скрывала от себя самой правду. Моя мать - стерва и тварь. Отчим - жалкий педофил. Стал спать со мной, когда мне было четырнадцать! Моя сестра - избалованная истеричка. Я - ненасытная интриганка и тварь. Белая часть моей души страдала, и я вырвала ее и сожгла. Осталась только черная. Меня она устраивает, она делает меня сильнее. Я знаю правду про всех!
Откровенное пьянство мое долго не продлилось. Я слишком люблю себя, чтобы убивать. Но в один момент, когда я была сильно пьяна, ко мне заявился Паша. Не выдержал. Он знал, какую картину увидит в моей квартире, и это его не остановило. Я развлекалась с двумя жеребцами. Мы познакомились на курсах экстрасенсов. Там легче всего найти жертв для своей любимой игры. И я нашла. Начиналось все с рассуждений о высоком, о духе, о развитии и карме. И о бесконтактном тантрическом сексе. Закончилось все банальной групповухой. Тела этих мальчиков победили, души почернели. Мы совершали грех, попивая мартини. Я была королевой, а они рабами. Такая у нас была игра. Паша открыл дверь своими ключами и застыл на пороге. Мальчишки, увлеченные нашим спектаклям, не увидели его. А я увидела. Смотрела ему прямо в глаза, одновременно отвечая на ласки своих экстрасенсорных духовных соратников. Паша простоял в проеме двери до конца нашего соития. Я старалась не смотреть на его руки. Он смотрел мне прямо в глаза, а руки его совершали другие движения. Когда мальчики увидели его, Паша успел совершить свой ритуал полностью. Успел даже побывать в ванной. Мальчишки от стыда сбежали очень быстро. Паша стал обвинять меня в разврате. И это после того, что он делал на моих глазах!
- Я забираю тебя домой, - сказал он.
- Не пожалеешь? - я еще была пьяна и злобно усмехалась.
Мой отчим насильно затолкал меня в машину.
Это было последним, что я помнила. Утром я проснулась на кухне в доме моей матери. Я была одна. Мать ушла на работу, сестра тоже. На столе была записка, написанная Пашиным почерком.
'Дождись меня'. Вот, что было в той записке. Конечно, я не стала ждать. Уехала. Паша посетил меня в следующий раз только через несколько месяцев. Таких длинных размолвок у нас еще не было.
Прошло много лет с тех пор, но сегодня мне привычно захотелось выпить. Васильевский остров - слишком духовное, даже сакральное место. Моя черная душа корчится, визжит и плавится, когда я оказываюсь там. Я отравлена чистым воздухом острова, отравлена твоим чистым доверием. Черт! Мне жалко тебя! Я не ожидала, что мои поступки вызовут такой эффект! Я сожалею?! Я не хотела так! Презрение и жалость к тебе рвут меня на части! Вся правда обо мне встала передо мной. Мама, ничтожная жалкая, как ты. Сестра. Я сама. Отчим. Я привыкла быть сексуальным подростком, недоразвитым, недочеловеком.
И даже сейчас, в свои тридцать, я имею фигуру девочки. Поэтому он и приезжает ко мне постоянно. А когда не может, то закрывается с моей фотографией в ванной. Наслаждается мной без моего присутствия. Больной старый развратник! Я снова напилась. Первый раз за несколько лет. И позвонила Паше.
Он молча затолкал меня в машину и отвез к матери. Мать поджала губы, увидев, в каком я состоянии. Голова уже спала в обнимку со своим выродком. Мать демонстративно отвернулась и стала мыть посуду. И это привело меня в бешенство. Я подскочила к ней, и спотыкаясь от плохой координации движений, схватила ее за плечо со всей силы. Развернула ее к себе.
- Посмотри на меня! Посмотри мне в глаза! Ты с четырнадцати лет не смотришь на меня!
- Я не считаю возможным разговаривать с пьяным человеком. Тем более пьяной девушкой! - безапелляционным тоном заявила мне моя родная мать. Собранные в вечный кукуль волосы на ее голове возмущенно вздрогнули. Презрение в ее взгляде обожгло меня.
- Девушкой?! - орала я.
- Я давно уже не девушка, благодаря тебе! Тварь! Ты прекрасно знала, что происходит у нас в доме! Я спала с твоим мужем! И на вашей кровати, и на кухне, и в ванной! Везде, дура ты дремучая! Признайся, наконец-то, что сама подложила меня под своего толстого вонючего мужика! Ты хуже сутенера! Ты хуже всех! Ненавижу тебя!
Мать сильно вздрогнула, и стала медленно опускаться на пол.
- Доченька...- тихо произнесла она.
Но меня несло так, что даже вечный надежный отчим не мог меня уже остановить.
- Тебе показать что ли, как мы трахались, в каких позициях, чтобы ты поняла? Твоя дочь ноги раздвигала, чтобы в семье мир и спокойствие были. Ты не защищала меня! Я заслужила защиту п... своей, вот до чего ты меня довела! Я больше ничего не умею!
- Как ты можешь матери такое говорить? - маман уже опомнилась, и стала применять оборону.
- Да какая ты мне мать! Если могла бы, то под бомжа бы меня подложила, чтобы тебе, сука, легче жить было. Тургеневская блядь!
Я выскочила из квартиры, хлопнув дверью. Упала. Поднялась. Я поймала машину уже ночью. Таксист, напротив моих ожиданий, не приставал ко мне. Я поднялась в свою маленькую студию. Обвела ненавидящим взглядом весь свой чертовский антураж - белый ковер, розовые стены, кушетка... Зачем мне все это? Разве это все мое? Разве это мне нужно? Я непонимающе оглядываюсь, как будто попала в чужую квартиру. Кто я? Мой новый домашний питомец, жаба в моем горле, затрепыхалась в агонии. Я чувствовала ее лапы, скользящие внутри моего горла. Верхние лапы норовили попасть в рот, а нижние дотягивались до щитовидки. Голая правда, которую я с таким удовольствием пихала другим людям в глаза, ворвалась в мою жизнь. Не та правда, которую я считала истиной, а другая. Реальная. Глаза защипало. Я не хочу больше жить так! Я не хочу больше! Не знаю, откуда взялись во мне силы, ведь я была очень пьяна. Но я стала крушить все вокруг. Сдирать обои, ведь розовый цвет стал казаться мне тошнотворным. Смахнула с комода все баночки и скляночки. Масла, лекарства, лубриканты, все свои адские зелья. Бить по зеркалам. Ведь там отражалось мое лицо!
Утром мне позвонили. У матери случался инсульт в ту ночь. Я достигла совершенства в своих манипуляциях и черных делах. Теперь я убийца.