В мое время в небольших белорусских городках к числу местной интеллигенции относили себя работники местных Советов, а также товарищи прокуроры и судьи. Рядом располагались врачи, учителя и мелкие директора какой-нибудь мелкой местной промышленности. Однообразие и скука провинциальной жизни неумолимо влекли всех их друг к другу. А потому, как никакой интеллигентности ни у кого сроду не было, то это взаимное тяготение обыкновенно сводилось к банальной выпивке с карточными играми и матерщиной.
Жил в Ивацевичах со своей семьей некто Канторович. Он приехал в сюда сразу после вхождения Западной Белоруссии в состав Советского Союза в 1939 году. Получил небольшую должность в райкоме партии и был предан делу Сталина больше, чем сам партийный секретарь. С началом войны он вместе с женой и детьми двинулся вглубь страны, убегая от наступающих фашистов. Вместе с нехитрым домашним скарбом, уместившимся в одной коляске, Канторович уносил на своей спине большой портрет Иосифа Виссарионовича в тяжелой деревянной раме. Как не упрашивала его жена бросить этот портрет или куда-нибудь его упрятать, и не подвергать в случае чего всю семью смертельной опасности, Канторович неизменно отвечал:
- Ни за что на свете! Лучше отрубите мне руку! Это самое ценное, что у меня есть!
Все же удалось как-то его уговорить вытащить полотно из рамы и свернуть его, чтобы оно не мешало эвакуации и не так заметно было со стороны. Семье удалось избежать немецкого геноцида, но вера в любимого вождя у Канторовича в результате всех военных событий была изрядно поколеблена. После войны Канторович с семьей возвратился обратно в Ивацевичи. Активно занимался разной общественной работой. В том числе и организовывал для местной интеллигенции ее традиционные застолья. Бывал здесь и Иван Иванович Ковалев, заведующий зубопротезного отделения. На нескольких столах местная элита резалась в преферанс в ожидании выпивки. Иван Иванович был большим любителем этой карточной игры. Взяв хороший прикуп и оценив свое положение, любил говаривать, что лучше хороший картежный сосед рядом, чем родной брат в Костроме. Не всем был понятен тонкий смысл этой тирады. На слуху было: знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Но слушали ее всякий раз с интересом.
Местный судья и аптечный фармацевт отличались большим пристрастием к спиртному нежели к картам. И вот однажды судья обращается к коллегам-пьянчугам.
- Что это мы все самогон глушим?! Нет бы чего другого!
- А зачем другое, если самогон дешевый и дурит хорошо? - говорит учитель средней школы.
- А для разнообразия! И аптекарь у нас для этого имеется. Слушай, ты бы спирту своего доставил чистого. Говорят, что еще лучше забирает и голову на завтра от него не ломит.
Тут все стали аптекаря упрашивать, чтобы не жмотился и принес. Все равно государственный и платить не надо. Фармацевт по душевной доброте и потому что был уже пьян, вскоре принес двухлитровую бутыль 96 градусной кристально прозрачной и без запаха жидкости. Спирт всем понравился.
А назавтра к аптекарю по закону подлости нагрянула проверка. И, конечно же, обнаружила отсутствие выпитого вчера изрядного количества спирта. Спирт проходил по статье строжайшего учета. Стали аптекаря вызывать к следователю. Дело обещали завести. Кинулся незадачливый интеллигент к забулдыге-судье. Ведь по его просьбе спирт из аптеки таскал! А у судьи сидит кто-то. Аптекарь ему знаки делает, дескать поговорить надо срочно. Судья смотрит на него и делает вид, что ничего не понимает. Не выдержал фармацевт, да как скажет - Помоги, дело шьют! Здесь судью и прорвало. Видать подумал, что за судейским столом в зале заседания выступает.
- Никому не позволю расхищать священную социалистическую собственность! Ни свату, ни брату! И по всей строгости накажу каждого, кто на нее посягнет!
Ушел аптекарь от судьи в большом недоумении, словно оплеванный. И думает, как же так? Вместе со мной спирт лакал, а теперь вон что говорит! Потащат на суд, все расскажу прокурору. В Минск за правдой поеду, а этого борова выведу на чистую воду.
Правда, дело на этом и кончилось. Судья постарался. Не в его интересах было этого аптекаря судить.
Но вскоре судьба сыграла с судьей нехорошую шутку. Приходит как-то он на вечернюю сходку в заметном подпитии. Собравшиеся в карты играют. Только мат вокруг раздается. И я здесь же, примкнул к их тесным рядам. Тоже интеллигентом заделался.
Прошелся судья несколько раз по комнате. Видит, что все заняты. На него внимания не обращают. И, что самое главное - все еще трезвые и не хотят понимать, что у него душа еще выпивки требует. Обиделся и ушел.
Через час или два его жена приходит с вопросом, не заходил ли сюда ее муж-пьяница, он же судья. Узнав, что был, забеспокоилась, так как дома он не появлялся. А на улице мороз прихватил градусов под 20. Мы тоже в раздумьях, куда человек мог деться? Не было-бы беды с ним какой? И всей гурьбой в один дом к женщине по имени Хана. В любое время у нее можно было купить водки или самогона. И она про местную интеллигенцию все знала.
- Судья заходил? - спрашиваем.
- А как же! Бутылку хотел, а я не дала. За прошлый раз не рассчитался. Просить начал. Сжалилась на стакан самогона. Он выпил, облаял меня и ушел. Еле ногами передвигал.
Бросились мы его в ближайшей окружности искать, по дворам шарить. Нигде нет судьи. И здесь Канторович уличную уборную увидал и ему срочно туда приспичило. Открывает дверь и как заорет:
- Он здесь! Он здесь!
Мы к уборной и видим. Сидит наш судья на "очке," голову на грудь свесил и крепко спит. Начали поднимать. Смотрим, а его мягкое место от "очка" не отдирается, примерзло. Кое-как вытащили мы его наружу.
Смотрит жена на своего пьяного мужа и говорит:
- Ишь, набрался. А ведь завтра на партактиве выступать!
Тут Иван Иванович от себя к месту добавил:
- Это как раз не страшно. Он всегда выступает с перепоя. И чем с большего, тем красноречивее и убедительнее звучат его речи...