|
|
||
Что может быть интереснее таланта?
Только его отсутствие.
К тому же отсутствие отсутствию рознь. Кроме искры божьей, существует масса других способов добывания огня, но... все ли огни – огонь? Замечу только, что оценивая и классифицируя в таких тонких «заоблачных» сферах, как словотворчество, погрешностей не избежать. Есть и так называемое «дело вкуса» (а кому-то и кобыла невеста), и личные предубеждения и глюки автора (ваш покорный слуга), возможно, не позволяющие увидеть яркое-явное. Дабы не убояться категоричности, представим смягчающее «А, может, я и не права» за каждым утверждением. Утверждению полезно, остальным приятно. А, может, я и действительно не права!..
Этот вечер в сиреневой дымке |
По глобусу |
«Два мира, две политики», была раньше такая присказка. Многочисленную пишущую братию всё же можно разделить на две (на первый взгляд, неравноценные) группы. Первую назовём «лукоморцы» – по названию арсеньевской газеты (единственной в мире, как она сама себя определяет), являющейся их официальным печатным органом (что не плохо и не хорошо само по себе, но очень показательно в плане извращения восприятия, ибо это не только печатают, но и читают).
Пришла весна,
Цветут цветы!
Ты не одна,
Со мною ты.
И вместе в облака мечты
Уносимся под свет звезды...
Уровень примерно такой, шаг влево – шаг вправо погоды не делают. Полнейшее отсутствие чувства слова, какой бы то ни было критичности, глухая слепота и наоборот. Вопрос: причина? Почему люди делают то, что смешно и нелепо? Часто – люди неглупые и неплохие, имеющие самые приятные и даже высокие намерения... Кстати, и сам автор (который ваш покорный слуга, который я) был опубликован в «Лукоморье» целый один раз, в самом конце мелким шрифтом – как в том анекдоте: железная дверь и написано «Вовочка»!.. Я вспоминаю Фанни Прайс из романа Моэма, которую мне было до слёз жаль, и не хочется быть резкой и тем более смеяться над тем, что человек пытается выразить свои чувства, пытается что-то создавать. Что человек пытается быть талантливым. В каком-то смысле это похвальные попытки – до определённого предела, конечно. Главная ошибка, самая общая, видимая и обрекающая подобные попытки на провал – неверный посыл: ПОНИМАНИЕ ИСКУССТВА КАК СПОСОБА САМОВЫРАЖЕНИЯ, ТОГДА КАК ОНО ТАКОВЫМ НИКОГДА НЕ ЯВЛЯЛОСЬ. Там, где начинается самовыражение – рождается, цветёт и пахнет самодеятельность. В более или менее симпатичном варианте. Бывает самодеятельность хорошая (это когда Ваш брат поёт под гитару или девушка Вашего друга написала стихотворение о любви) и не очень (когда этот отвратительный сосед возомнил себя художником!). Но тот и другой случаи равно далеки от искусства. Девушка старалась, да и соседа простить можно. Они хорошие (она даже красивая). НО ЗАДАЧ ОНИ НЕ РЕШАЮТ. Никому не интересно, кого мы вспоминаем или любим (или то и другое – тогда «стихотворение» длиннее), куда ходили и что при этом думали, как одиноки и чувствительны к красотам природы. Стихи не описывают и не выражают чувств или мыслей, а точнее они не делают этого в чистом виде. Первое и основное условие создания чего-то выходящего за рамки этой самой самодеятельности – выведение описаний и «тяжёлых раздумий» на какой- то другой уровень, другой этаж, туда, где они перестают быть просто описаниями и мыслями вслух. Как это делается? Каждый раз по-другому. Чем более по-другому – тем лучше. В конце концов этот «другой этаж» настолько перерождает то, что, в отрыве от контекста и можно было бы назвать описанием (погоды, любви, тоски, города), что никто уже не скажет: ЭТО ПРО... (погоду, тоску, любовь, город). Всё это возводится в некую неописуемую степень обобщения, и я думаю, что стихотворение тем дальше от альбомности и убогости, чем менее мы внятно можем сказать, про что оно. (Конечно, не имею в виду абракадабру, хотя... и полный, казалось бы, бред в принципе можно привести в эту степень. И нет ничего невозможного.) В идеале, на самом верхнем этаже, в самой высокой степени, стихи (песни, картины, фильмы) – наша возможность сказать о невозможностях, о невозможном. И каждое слово становится больше себя (хотя это невозможно!). Это почти мистика, это почти не изучено. И я не знаю, будет ли изучено и можно ли об этом говорить понятнее.
Думаю, нет необходимости приводить примеры, трепать гениев; почитаем Ахматову, почитаем Бродского, у всех есть Маяковский (как говаривала наша литераторша – у каждого свой Пушкин). А мы вернёмся к нашим баранам.
А наши бараны, не ведая про все эти метаморфозы и невозможности, добросовестно, со всем тщанием, описывают вёсны, облака, глаза и руки, задумываются над судьбами страны и языка.
Снова тебе посылаю
Грустную песню такую:
Как без тебя я скучаю,
Как без тебя я тоскую...
(Николай Иваненко)
Тебе, о русский мой язык,
Я эти строки посвящаю.
К тебе с рожденья я привык.
Тобою мысли выражаю...
(Владимир Весник)
Ну, с Владимиром всё понятно. Пока будет «выражать» – пиши пропало. А у нас ещё вторая группа стихотворцев «на подходе», случай более тяжёлый. Назвать их «серолошадниками» было бы коряво, зато по существу, поскольку объединение это неблагополучно именно по «данной группе лиц».
струнка струйка табачного дыма мороз и у печки хорошая тяга
рождество и морозы стоят отодвинут у печки плиты кругляшек
угли тлеют отверстие круглое город ночной из окна самолёта
так пишу от руки без машинки отвык уже почерка не узнаю
(Вячеслав Крыжановский)
В отличие от забавного стихоплётства «лукоморцев», творения этих авторов выглядят совсем даже неплохо. Поиски, сентенции, игры, подтексты. Нечто гораздо более сложное, – сложноустроенное, скажем так. А причина проста. Дело не в большем уме и не в большем таланте; дело в том, что они знакомы с языком. Т. е. делают они практически то же самое, но, по тем или иным причинам, хорошо владеют языковыми навыками, могут строить более сложные, более «умные» предложения, имеют представление о проигрышных вариантах (табу на «красные розы», «вечную любовь», «цветущую весну» и пр.), более свободны, часто небрежны, в размерах, рифмах, темах (что выглядит более новым, ярким). Активно пользуются модными «фишками». Не выходит из моды, например, фишка-пуговка с отсутствием знаков препинания (что само по себе и не ново). Особенно такой подход хорош для «свободных потоков», берущих начало прямо из недр подсознания, когда всё мешается, люди, кони, ожерелья, вакцины, вагонетки и торсы. Замечательная методика, слегка потрёпанная, но... Запятые потрёпаны куда больше! (Осмелюсь предположить, метода сия – дитя старого красивого мифа о божественном происхождении вдохновения. Господь Бог ниспосылает тебе вдохновение, ты хватаешь ручку и стремительно записываешь всё, что болтается в твоей поэтической голове на этот момент времени. Иногда попадаются рифмы. ВСЁ. Больше, в общем-то, ничего не надо. Ты (с Богом на пару) сделал всё, что мог.)
Причины лучшей ознакомленности со всеми этими языковыми, поэтическими «делишками», как правило, лежат на поверхности. Эти люди работают в языковой сфере, это переводчики, это журналисты, это дети филфака и это дети детей филфака (люди, выросшие в богемных семьях, впитавшие с молоком мамы-поэтессы желание и умение трудиться в этих филологических сферах); Литинститут тоже в стороне не стоит, само собой. Но молоко поэтесс частенько ядовито. Оно несёт умение работать с шаблонами, желание быть там, где, в большинстве печальных случаев, быть не надо. Непреодолимое желание.
Эти люди, наша «группа вторая», прекрасно дают определения, делают заключения, выводят парадоксы. Язык для них – ИХ территория; как рыбы в воде, они там плавают и плескаются, и всё это называют поэзией. Но никакой принципиальной разницы между ними и лукоморцами – НЕТ. ТОЧНО ТАКЖЕ ОНИ НЕ РЕШАЮТ ЗАДАЧ, ТОЧНО ТАКЖЕ ОНИ САМОВЫРАЖАЮТСЯ, ОПИСЫВАЮТ, РИФМУЮТ МЫСЛИ И ЗАПИСЫВАЮТ ЧУВСТВА. Пожалуй, они даже более опасны, чем лукоморцы, потому что части «слабослышащего» населения им удаётся внушить, что их продукция – это и есть стихи. А слух большинства людей адаптируется к фальши легко и быстро. Думаю, это некая защитная реакция, ибо тяжело и неприятно ощущать, что тебя обманывают. А бездарное творение – это обман. Ненамеренный, но от того не менее неприятный.
Боже упаси обвинять всех и каждого в беспросветной окончательной бесталанности! Все мы учимся и кто-то обязательно научится. У кого-то иногда что-то получается. Но – как важно это понимать! Но – в ужас меня привели восторженные статьи Александра Лобычева и Юрия Кабанкова. Отводить «святое место в русской поэзии» Валентине Андриуц – по меньшей мере странно, даже если её «жизнь и поэзия неразделимы», даже если она «шокирует неподготовленную благопристойную публику», даже если она «изначально живёт по своим и божеским законам». Потому что всё это, тем не менее, результатом имеет слабые, по существу никакие стихи с претензией на оригинальность – что-то подобное на определённом этапе пишет каждый уважающий себя «филфаковец»:
Я – кисточка живописца.
Я окунаюсь
в разноцветную грязь,
облепившую ноги времени.
Я должна перекрасить
безликого великана,
тяжёлого как туча,
злого как пёс,
на которого тяжело смотреть.
К сожалению, я «совершенно лишена поэтического слуха», поскольку не заметила «подлинной свежести стихов Алексея Денисова»:
машенька мария марья маша
когда уйдёт любовь и явится муза
когда растает снег и высохнет лужа
когда наконец приедет наташа
машенька-мария машенька-маша
когда будет солнце но не такое
когда испугаются все кто нас знает
лидочка славик и что-то такое...
Действительно, что-то такое, что я назвала бы выпендрёжем, если б меня не предупредили, что это «постмодернизм». Вообще же, Алексей действительно «звёздочка» на фоне Белых, Бурика, да той же Андриуц. На безрыбье, как говорится... Но я не назвала бы это «подлинной свежестью». Назвала бы свежестью некоторой, но, боюсь, напомнит это анекдот про осетрину...
Сказать, что стихи Вячеслава Крыжановского «разумно организованы» – это тоже из области юмора. ЧТО разумно организовано? Вот это?
и посмотришь, то ничего там нет,
разумеется. Там всё неподвижно.
В груди же... И смешно в то же время:
“Не убежать уже!” – себе говоришь.
записывать и вслух повторять. А зачем
вслух – и не объяснить. И кому, сам себе?
Или поэтому и поэзия: не объясняя
ничего каждый раз... Вот так каждый раз?
вместо таких вопросов. Например, крыши,
голуби, окна и всё такое, что видно в окно.
Когда уже не до слов ли, строк ли, событий.
И на листе их... Про что же лист?..
И буквально несколько слов о Татьяне Зиме. Которая мне скорее нравится, чем наоборот. Но тем не менее... В её стихах действительно нет книжности (наконец-то я с чем-то согласна!), но есть текстовость. И, на мой взгляд, сильно это всё смахивает на Яну Дягилеву, а в любом случае лучше смахивать в какую-нибудь другую сторону, поскольку Дягилева слишком узнаваема, и, сдаётся мне, такое впечатление не у одной меня сложится.
И ещё. Хочется сказать уважаемому Александру Лобычеву, по секрету, вот что: нет стихов, в которых «нет приёмов». НЕТ «МЕТАФОР И ОБРАЗОВ, НЕ ИМЕЮЩИХ ОТНОШЕНИЯ К ПОЭТИКЕ». И «тоже поэтики» – нет.
...Прочитывая 4-й альманах «Серой лошади», так чётко увидела три направления, по которым можно «раскидать» авторов, что упомяну и об этом. Тем более, что имеется один любопытный факт, с этим связанный.
1) АВАНГАРД-УЛЬТРА. Помесь хорька, барсука и штопора. Кучи вещей и явлений валяются, передвигаются и сами на себя натыкаются. Рифмы не приветствуются, ритмы тоже. Приветствуется свободный полёт мысли (если это можно назвать мыслью). Это Белых, Бурик, Дмитриенко (но его случай тяжёлый – отягощён неуёмной сексуальностью, что, видимо, особенно «ультра»), Кухтин, Шугуров, Валюх, Крыжановский, Чередеева, Реутов – в общем, имя им легион. И я скажу чуть позже, почему.
2) АВАНГАРД-НОРМАЛ. Вещей тоже намешано немало, но есть некое подобие сценария, попытка цельности. Как у Ермолаевой: чайник – значит чайник (хотя и лысый), а троллейбус – значит троллейбус. Или как у Зимы – образов много, но не дерутся и перерифмованы. Или как у Рекачевского: если уж я иду, то приду. Если уж «у меня что и осталось», так это «твои любимые пластинки» (а не, скажем, сигмоидный интеграл или фигнявая фуфочка).
3) ТРАДИЦИЯ. Необъятного мне не обнять (но буду стараться), но в четвёртом номере альманаха эту «группку» представляет одна Светлана Плахутина. Стихи-темы, и темы эти обыгрываются рифмами, образами, уместными именно в этих темах. Если уж бремя – тут же и время, а если уж играем, так, конечно, словами. А если уж «мне идти сквозь буран», то, как следствие, и «пальцы застыли и льдинки не тают в глазах». В общем, всё как будто ясно и всё на местах.
Как настырно будильник стрекочет-стучит,
Он затеял игру в поддавки с тишиной.
Кто-то маленький жалобно плачет в ночи:
Совесть или больное дитя за стеной?
То ль без счёту грехов, то ль замешкалась мать,
Но всё туже петля – безысходности нить.
То ли уши руками покрепче зажать,
То ли, встав на колени, прощенья просить.
Кто спасёт? Кто укажет мне истинный путь?
Механический бисер пускается вскачь.
Мрак всё туже, плотней – и не встать, не вдохнуть,
И всё громче и громче безудержный плач.
И когда вдруг покажется – выхода нет,
Мягким мячиком время покатится вспять.
Вдох спасением станет, родится рассвет,
И утешит дитя милосердная мать.
(Светлана Плахутина)
Уважаемая Светлана! Если бы будильник затеял игру в поддавки с тишиной, вероятно он бы поддался, т. е. слышно бы его не было. Но если он всё-таки так настырно стрекочет и стучит, то вряд ли возможно было бы услышать, как кто-то жалобно плачет, тем более за стеной. А если бы время покатилось вспять, то рассвета мы бы никак не достигли, а как раз наоборот. Не хочется никого обижать, но все эти несуразности – оттого, что слова нанизаны беспорядочно, что автор сам не очень представляет, о чём он пишет. И не странно ли сопоставлять плач своей совести с плачем чужого дитя (ещё и больного)?
Лет этак пятнадцать назад написала я довольно паршивое стихотворение с такими строчками: «Это очень легко – повернуть время вспять, Повернуть время вспять, ночь позвать и гадать...». И стала думать, отчего же оно такое гаденькое получилось. Пока не осенило: зачем же ты врёшь-то, Леночка?! Разве это легко – повернуть время вспять? Разве б ты стала «звать» ночь? Нехорошо обманывать. Вранье – стихами никогда не станет, Леночка (Светочка, Наташечка...).
Уже слышу громкие протесты: нельзя, ах нельзя таким порядком стихи разбирать. Да их никто и не разбирал. Они сами рассыпаются. Настоящие стихи и не дадут себя разобрать. Тоже какая-то мистика, но я пробовала. Не получается. Видимо, как рукописи, которые не горят...
А теперь о любопытном факте. Почему в «традиции» одна Плахутина? Вот именно поэтому. Попробуй я разобрать таким образом произведения Марии Бондаренко с её «сердцем раненным в ногу», получила бы в ответ разъяснения о «постмодернизмах», «оптиках» и новом искусстве. Оно конечно. В «традиции» неуютно. А в новом искусстве хорошо и привольно. Но эта привольность – кажущаяся...
Теперь о главном (главный на подходе :)). Ни в коей мере не имею целью опорочить-обругать «Серую лошадь» (да бедное животное и ни при чём!), сильное и интересное литературное объединение, честно выполняющее, как минимум, две функции:
1) Публикация МНОЖЕСТВА РАЗНЫХ творений нелукоморского уровня. Публиковать, наверное, надо. Авторам приятно, кому-то интересно. К тому же, повторюсь, когда все так активно тренируются, у кого-нибудь да получится. Я не против публикаций, я за адекватное к ним отношение. Говорить о «поэзии в чистом виде», «священном предназначении», «проклятии талантом», цитируя то, что Вы, уважаемый Юрий Кабанков, цитировали...
2) А эта функция – ещё более приятная. Общение, сотрудничество людей, пытающихся что-то сказать. (Вероятно, это очень здорово и даже полезно; не пробовала.)
Обычно их и называют поэтами, и это удобно, хотя и неверно. Называем же мы врачами тех, кто нас лечит и учителями тех, кто нас учит (прекрасно понимая, насколько это не отвечает положению вещей). Наверное, всё-таки такие «поэты» нужны. И хотя, с одной стороны, дурят они народ и себя, но могут служить (и служат, и всегда так было) почвой, на которой вырастет то странное деревце, рядом с которым весь этот гербарий покажется милым и даже... неопасным. Из этого гула мы можем услышать ГОЛОС. Гул за такую возможность нельзя не благодарить. Голос ждём. А остальным... Нелепы советы, но Лао-Цзы меня простит. Включите критичность. Выпутайтесь из ложного представления о себе как о поэте (да ещё и «неплохом», как похвалили в какой-то из статей Елену Васильеву; поэт не бывает плохим или неплохим, как не бывает всё той же осетрины второй свежести).
Может, это будет первым шагом к тому, чтобы НАУЧИТЬСЯ?..
P.S. Ещё раз повторю, что не хотела никого обидеть. Делаю только то, чего не могу не делать. Возможно, как и «лукоморцы». Возможно, как и «серолошадники». Все мы не волшебники, а только учимся.
|