|
|
||
Слышите?
- А ну-ка положь птицу на место! Положь, говорю... Милка, Машка... как там тебя!..
Это кричит баба Лида с третьего этажа. Как она увидела, что у меня воронёнок? А ещё говорит, что плохо видит!
Вообще-то, зовут её так: Лидия Вильгельмовна Куропаткина. Некоторые говорят, что это трудно запомнить. Не знаю, я запомнила. Это она меня не запомнила, я не Милка и не Машка.
- Надо говорить не "положь", а "положи", - задрав голову, отзываюсь я. - А... где у птицы место?
- Ах ты дрянь малолетняя!!
Баба Лида всегда ругается. Ну, или часто. Она защищает: голубей от детей и кошек, кошек от детей, собак от машин, собак от... В общем, запутаться можно. Всех от всех она защищает - а на добрую совсем и не похожа. Лицо у неё тёмное, а глаз - злой. Тот, который видно. А второй у неё всё время слезится и закрывается. Иногда она сама его рукой закрывает, а иногда даже косынкой перевязывает, - тогда она вообще на пирата похожа. Сейчас, конечно, не похожа. Сейчас она больше на кукушку похожа, - на ту, которая из часов. Высунулась из окна, так и кажется, что выпадет!
- Я не дрянь, - возражаю я. - Это моя птица, я её нашла. Не волнуйтесь, это не куропатка!
Я нарочно дразню Куропаткину. Зачем? Ну... просто. Думает, что всё-превсё на свете знает. Лезет везде... Воронёнка нашла - я. Я, сама. Она-то тут при чём? Нашла - а теперь спасаю. Он не умеет летать.
- Ах ты... голодранка! - продолжает кричать баба Лида. - Я сейчас спущусь, я тебе сейчас устрою!..
Почему "голодранка""? Фу, какое слово... Но никуда она не спустится. Не спустится, точно говорю. Сегодня она "гуляет в окне", значит, на улицу выйти не может, она сама это рассказывала - другим соседкам. Что когда ноги совсем не ходят, приходится "гулять в окне".
- Акхшш! - шипит воронёнок. Каркать он, наверно, не умеет ещё.
Он держит клюв открытым, и я вижу его смешной язык.
- Не шипеть, - спокойно говорю я. Специально так говорю - очень спокойно. Это должно успокоить воронёнка. Видите, какой я психолог! Все мамины знакомые говорят, что настоящий психолог. Я даже тесты сама составляла, два теста - по пять вопросов. "Как! - удивляются мамины знакомые. - Ведь девочке всего девять!". Ну, во-первых, мне скоро десять, а во-вторых...
- Кшшш! - угрожает воронёнок. Он не понимает, что ему помогают. Ну - это ничего. Он ведь птица, мало у него, значит, интеллекта!
Я держу его на вытянутых перед собой руках - он меня уже несколько раз ущипнул. За руку - ещё ладно, не больно вроде. А вот за шею было больно. Я после этого руки и вытянула, а сначала - как котёнка взяла, прижала к себе. А он как давай щипаться! Всё-таки немножко интеллекта ему бы не помешало.
- Не шипеть - и не щипаться, - предупреждаю я. Поднимаю глаза - и не вижу бабу Лиду! Просто так она бы не отстала. Неужели спускается? И что мне теперь делать? Убегать?
Но бежать с воронёнком на вытянутых руках - неудобно. Да и куда?
Некоторое время я размышляю. Нет, в панику не впадаю, просто думаю: домой - не получится; в подъезд - не получится; к Вере Шутько - тем более не получится, у неё кошка, она большая, рыжая и зовут её Лаки... Я думаю всё это, думаю - и смотрю прямо перед собой. А передо мной - воронёнок. Ну и ещё - забор.
И вдруг - это как-то само собой получается - я ныряю под забор! Под забор магазинного склада...
Дворник говорил, что магазин эту землю "отсобачил", и от этого я представляла, что здесь много - пять или десять! - собак. Нет, я понимаю, что это просто выражение такое, слово, но всё равно представляла. Оттуда и лай всё время слышался, не просто лай, а... перелай какой-то! Но собака - вон она, на цепи, у ворот. Вылезла из будки и потягивается. Она одна, а больше - никого...
- Ну что, птица... - заговариваю я с воронёнком.
Он уже не шипит, и клюв у него закрытый. Совсем, наверно, испугался. Я, когда под забором пролазила, поставила его на землю - на чуть-чуть, на секундочку, - а потом быстро схватила. Мне даже показалось, что в нём щёлкнуло что-то, но это так, показалось... Если бы у него что-нибудь сломалось, он бы, конечно, беспокоился. А он сидит, смотрит на меня. Моргает... Или засыпает? Его маленькие глазки то и дело закрывает серая плёночка.
- Моргуха! - щекочу я его по макушке. Но похоже, ему это не нравится. Он как будто даже хмурится, - сложно сказать, бровей-то у него нет!
Собака не лает на нас, но смотрит, смотрит. Сейчас залает...
- Гыв...
Я же говорила! Лениво так "гывкнула", потихоньку. Но если разозлится, ещё сторож какой-нибудь пришкандыбает...
Странное слово - "пришкандыбает", да? Это баба Лида так говорит, когда во двор со своего третьего этажа спускается - "Вот она я, никуда не делась, пришкандыбала!". Кому она это говорит? Соседки с ней даже не здороваются, а она им что-то рассказывает, рассказывает... Потом видит, что какой-нибудь малыш кошку схватил - и сразу про рассказы свои забывает, ругаться начинает. И все у неё почему-то "дряни" и "голодранцы". Странная она. И мамы всех маленьких детей её ужасно не любят. И не маленьких - тоже...
Я замечаю одно хорошее место. Оно между двух заколоченных киосков, там есть перевёрнутый ящик, а вот травы - почти нет. Собака, если мы туда зайдём, видеть нас не будет...
Я сажусь на ящик, сажу воронёнка к себе на колени и говорю:
- Пока ты не умеешь летать, я буду заботиться о тебе. Заботиться, понимаешь?.. И это даже хорошо, что мы тут! Тут ящик...
А ведь и правда хорошо! - думаю. Ведь из этого ящика можно сделать домик. Домик для воронёнка. Ненадолго, на время. А вечером придёт с работы мама, а с мамой у нас - уговор.
Уговор такой: если я хочу завести какое-нибудь животное, я обязательно сначала жду маму. Без мамы я никого в дом не тащу. Никогда, ни за что.
Мы с мамой недавно об этом уговорились, после того, как я принесла домой улитку. Это была очень красивая голубая улитка, мне её Марина подарила, - я эту Марину не очень хорошо знаю, видела раза два или три... Но не в этом дело. Дело в том, что улитке нужен аквариум, особенный, дорогой. Чтобы в нём была и вода - и суша. Мы такой купить не можем (можем, но не прямо сейчас, а ведь он прямо сейчас был нужен!). Если бы мама была дома, она бы сразу мне это объяснила, и я вернула бы улитку Марине. Но мамы не было, а потом уже и Марины не было, она не в нашем доме живёт. Может быть, в соседнем. И нам с мамой пришлось садить улитку в баночку и везти в зоомагазин. Просить, чтобы её посадили в магазинный аквариум. А в магазине нас ругали, говорили, что они эту улитку впервые видят, эта улитка им незнакома... Я им сказала: "Её зовут Уля". Немножко поругали, потом всё равно взяли. Но мама нервничала, и теперь у нас - уговор.
- А тебя мы как назовём? - спрашиваю я воронёнка. Он делает вид, что ему всё равно. - Назовём тебя... Ворон. Или нет... Вася! Или нет... Вдруг ты вообще девочка? Люся. Лаки... Ты будешь - Ворки! По-моему, очень даже. Ворки, эй!
Ворки ничего не отвечает, только смотрит. Но я думаю, ему нравится... Всё-таки мне кажется, это мальчик!
Теперь он наклоняет голову и смотрит вниз, на землю.
- Хочешь спрыгнуть?
Трава тут коротенькая. Мусора нет. Но почему-то аж три старых грязных блюдца.
Я складываю их в пирамидку и аккуратно ставлю на эту пирамидку Ворки. Он стоит себе и стоит. Вообще никуда не собирается! А я смотрю на него и соображаю... Получается, мой Ворки - он совсем не убегучий! Если надо, он меня подождёт.
Я хочу сходить домой и принести всё, что нужно. До вечера целых четыре часа! Принесу поролонку - это будет пол в Воркином домике. Принесу хлеб...
- Ворки, хлеб - будешь?
Ворки слез с пирамидки и стоит теперь просто на земле. Одно крыло он опустил ниже другого, почти до земли. Мне это не нравится - вдруг оно сломано?
Я, очень осторожно, поднимаю крыло - повыше, чтобы оно не висело, чтобы оно было как второе. И в этот момент Ворки прыгает мне на руку! Представляете? Он совсем ручной!
Я бы взяла его с собой, но ведь я обязательно встречу эту сумасшедшую бабу Лиду. Или кого-нибудь ещё - Коркину, Козлова, Тихомирова (а у него только фамилия такая - тихая и мирная, а так он - псих!). А здесь - здесь Ворки безопасно.
Посажу его под ящик. Сбегаю домой - и быстро вернусь. Я ему так и говорю, сажу под ящик - и говорю:
- Ворки, я скоро вернусь. ОЧЕНЬ скоро.
.........................................................................................
Но получилось так, что я не вернулась. Вы, конечно, спросите: куда же ты делась?
В том-то и дело, что никуда. И всё со мной в порядке, и мне уже не девять лет. Не девять - а тридцать девять. Сейчас вам, конечно, кажется, что столько не бывает. Мне тоже так казалось, но год за годом, год за годом - и вот, я добралась до этой цифры. Это были разные годы, тяжёлые, лёгкие. Многое за эти разные годы происходило, что-то я успевала, а что-то - нет. Это очень важно - успеваешь или нет. К Ворки я тогда - не успела. Вернулась - но не к Ворки. А для него ведь это всё равно что не вернулась.
Воронёнка нигде не было.
Ящик был перевёрнут. Мою пирамидку кто-то разобрал, из блюдца жадно ели две полосатые кошки.
Они ели какую-то кашу. А где же мой Ворки? Съели?
Я оббежала вокруг киосков, пробежала по всему двору, заглядывала в щели, ямы, коробки... Вернулась к кошкам. Съели?..
Я кинула кусок поролона прямо на кошек, они даже не отскочили. Поролон закрыл им половину каши, но они продолжали есть - вторую половину...
Возле подъезда стояла Лидия Вильгельмовна. В руке у неё был пакетик с крупой, а у ног толпились голуби.
- Где птица? - спросила она, прищурившись своим слезящимся глазом. Здоровый её глаз смотрел на меня с необыкновенной ясностью.
Я пожала плечами.
- Ах ты... - начала она, но вдруг замолчала. Я протянула ей кусок хлеба, который несла для Ворки.
- Я же тебе говорила!.. - махнула она рукой, не обращая на мой хлеб никакого внимания. Уронила свой пакетик, крупа рассыпалась, и голуби, курлыча, стали перебегать в эту новую "столовую".
Очень скоро Лидия Вильгельмовна умерла. Когда я вспоминаю об этом, так и слышу: "А ну-ка положь птицу на место!" - и "Я же тебе говорила!..". Вот уже тридцать лет, получается, вспоминаю. Ворки - и Лидию Вильгельмовну.
|