Девичьи мечты - бабьи слезы.
Динмарская присказка
***
Наконец наступил момент, когда пленник потерял счет времени. В помещении, где его держали, не было окон, но сначала он еще представлял, пусть и весьма смутно, сколько дней и ночей прошло с того момента, когда его застали врасплох, схватили и привезли в темницу. Потом... потом все смешалось. Провалы в памяти. Рваные, болезненные сны. Часы долгого, мучительного бреда, которые он коротал в компании призраков с длинными белыми лицами и липкими руками.
Пленник радовался, когда приходили его истязатели. Во время пыток боль возвращала сознание в уставшее тело и прогоняла прочь тени с черными, бесстыдно раззявленными ртами.
Сквозь усталость, ненависть и страдание изредка прорывалось только одно чувство - удивление.
Зачем? Для чего он нужен похитителям?
Былое могущество - умение сплетать нити Чадры в прихотливые узоры - давно оставило пленника. Он был бесполезен и как врачеватель, и как воин. Пожалуй, это исключало из длинной цепочки его недругов старого наставника - мудрец, наблюдающий за танцем гревер, никогда не стал бы тратить свои силы на калеку.
Пленник с трудом разлепил глаза, глотнул всухую, чувствуя, как саднит горло.
Когда нельзя использовать - можно убить. Но если бы невидимый враг и правда желал отправить его в извечную Тьму-за-Чадрой, то уже нанес бы удар. Значит, младшие близнецы ни при чем: Эсайя и Ньярлана никогда бы не упустили верного шанса навеки убрать брата со своего пути.
Выкуп? Тогда почему так долго тянут? Как бы ни были сильны внутрисемейные распри, за него, старшего сына и наследника, пусть и опального, отдадут любую сумму, не поскупятся даже на чистый хрусталь. Просто потому, что нет ничего страшнее, ничего мерзостнее позора, который обрушивается на клан, пожалевший денег на сохранение своей крови.
Возможно, цель его пленителей - заточение. Кому-то из семьи потребовалось отсутствие излишне осведомленного сородича в определенном месте и в определенное время. Он ведь известен - был известен - своей коллекцией чужих секретов: имен, деяний, подслушанных признаний, полузабытых слухов. Кто знает, что задумал один из его возлюбленных родственников: убийство, альянс с враждебным семье кланом, неравный брак? Но тогда зачем пытки?
Конечно, усмехнулся про себя пленник, чувствуя на языке вкус собственной крови, самая простая и очевидная причина нынешних злоключений - мщение. Только Неспящие боги знали число его кровников, тех, кто отдал бы Тьме-за-Чадрой собственную душу в обмен на возмездие. Предательства, обманы, шантаж, ложь, клевета - в своей прежней жизни он никогда не выбирал средств для того, чтобы получить желаемое.
Что ж, если кто-то в семье и впрямь решил заплатить по счетам, тогда пытают его хоть и кроваво, но плохо. Неправильно. Без задора и выдумки, почти нехотя. Сломанные запястья и жажда? Любой юнец при Хрустальном дворе без запинки смог бы назвать по крайней мере тридцать куда более изысканных способов, с помощью которых можно причинить боль ближнему своему.
Пленник, разлепив губы, улыбнулся.
Там, где-то в глубине сознания, карабкались на поверхность воспоминания, которые он ненавидел.
- Три тысячи пятнадцать, три тысячи шестнадцать... что это, мальчик, тебе плохо? - невозмутимо спрашивает наставник, оправляя мантию. - Странно. Это не первый раз, когда ты видишь мертвые тела.
- Их так много. Слишком много.
- Ты чувствуешь недомогание, потому что рядом с тобой находятся три тысячи шестнад... ах, нет, смотри, уже три тысячи семнадцать трупов? Таким образом, причина того, что твой желудок стремится извергнуть наружу свое содержимое, не в том, что они мертвы, а в том, что их так много?
Пленник заставил себя не вспоминать.
Он вытерпит. Он умеет терпеть - в семье это знали. Два десятилетия, проведенных в опале, научили ждать, смирять амбиции и копить вражду. Пусть празднуют свою мнимую победу младшие брат с сестрой, пусть ликуют там, в просторном дворце, полном серебра и хрусталя.
Он еще посмеется - в тот самый миг, когда тела их сбросят с Погребальной башни вниз, в туман и на скалы.
Пленник оскалил зубы, напряг руки так, чтобы вновь разбудить боль, лютую и безжалостную. Злоба разъедала изнутри, тянула из него жилы.
Он вытерпит.
В нем достаточно ненависти, чтобы выжить.
На задворках разума, будто откликаясь на его мысли, заскреблись, зашевелились в своих темных дырах и зловонных норах призраки. Пленник закрыл глаза, чувствуя, как закружилась голова, и сжал зубы.
Тени, скоро выползут из-под земли, соскользнут с потолка длинные костлявые чудовища - его собственный ад, боль и наказание. Порой они молча наблюдали за ним, облизывая блестящие влажные губы, иногда пели тонкими визгливыми голосами полузабытые песни - хорошие песни, которые пленник когда-то любил, а теперь ненавидел. Бывали и совсем плохие часы, когда призраки начинали танцевать, вскидывая свои бледные худые колени.
Он потряс головой - позвоночник пронзил молниеносный, стремительный огонь. Лоб обожгло жаром, тело - холодом: лихорадка, таящаяся в сырых и темных местах, решила поцеловать свою новую жертву.
Это было неважно - пленник не собирался поддаваться ни болезням, ни ранам, ни холоду.
- Я не умру, - сказал он, разлепив спекшиеся губы. - Эсайя и Ньярлана, и отец. И моя госпожа мать. Я не умру.
В углах что-то зашуршало, и пленник заставил себя смотреть. Он - золотая кровь Поднебесного дома, и это значит, что никто - даже лобастые, узколицые химеры - не заставит его отвернуться в страхе. Он будет смотреть, и он вытерпит.
Первая из теней появилась в углу, выпросталась из камня, протянула к нему свои тонкие руки. Туман и тоска, и глаза цвета серого хрусталя, и скрюченные длинные пальцы.
Пленник со всхлипом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Ничего. Главное - цель. Главное - выжить.
***
В ее родной деревне, вспомнила Даленка, у детей была смешная забава. К узкой и короткой доске они приматывали веревку, выбирали подходящее дерево - такое, чтоб росло рядом с водой, на крутом берегу, - и натягивали на крепкую ветку получившиеся качели.
О, как это было чудесно: с веселым страхом потоптаться у обрыва, а потом лететь вниз с крутизны, цепляясь за веревку, отчаянно визжа от восторга и глотая теплый ветер.
Даленка помнила - надо было дождаться, когда качели пойдут вверх, на самой высокой точке дуги отпустить канат, со счастливым воплем ухнуть в обжигающе холодную воду и смеяться, смеяться от того, как резко поменялись местами холодное и теплое, воздух и вода, страх и счастье.
Такая это была игра, и Даленка любила в нее играть. Она, бывало, приходила к обрыву даже ночью - только чтобы еще раз рвануться вверх и вперед, к чему-то непонятному и огромному.
Девушка не думала, что вспомнит те качели, стоя на коленях на сыром полу и судорожно царапая ногтями свой ошейник.
Вверх, в восторг и предвкушение, ее швырнуло всего несколько часов назад, когда к ее помосту подошел невзрачный покупатель с быстрым, осторожным взглядом. Все случилось так быстро - она даже не успела стереть с лица приторно-скромную улыбку.
"Вот эта!" - сказал мужчина в темной куртке работорговцу, чуть приподняв руку.
Арвасар заулыбался, с поклоном поймал мешочек с монетами, побледнел, увидев их количество, и, не торгуясь, сразу выкрикнул заветное: "Продана! За сто золотых треугольников! Продана!"
В тот миг Даленке стало трудно дышать. Сотня золотых треугольников! Цена обученной куртизанки, какую может позволить себе лишь очень богатый господин! Она летела, летела, как в детстве, сквозь ветер и солнце. Не важно, что Сайна кусает губы от злости, что толпа удивленно рокочет, рассматривая с виду неприметную рабыню, за которую заплатили такие удивительные деньги. Больше ей не придется плакать в темном бараке от боли в избитой спине или стоять на помосте под оценивающими скользкими взглядами.
Может быть, для нее наконец-то сбылась собственная сказка - добрый и справедливый господин, светлые комнаты, вкусная еда и теплая одежда. Может, у этой истории даже будет счастливый конец: любовь, свобода и - кто знает? - свадьба.
Даленка сбежала с рабского помоста, прижав руки к груди, глупо и радостно улыбаясь.
Новый хозяин взял ее за цепь, притороченную к ошейнику, потянул требовательно, но не больно, и повел прочь. Даленка почти слышала, как в ее ушах свистит теплый летний ветер - самодельные качели несли ее вперед и вверх, быстро и легко. Не сразу девушка смогла опомниться от внезапности случившегося, а когда пришла в себя, то с удивлением поняла, что хозяин уже увел ее с рабского рынка.
Мийе - таким странным именем звали его - долго петлял по городским улочкам и аллеям, подгоняя Даленку, и остановился лишь в темном, заросшем шиповнике переходе. Девушка завертела головой, не в силах справиться с любопытством, и пропустила момент, когда из тени вышли два незнакомца.
Держались они дружелюбно, да и хозяин ее поднял руку, приветствуя пришедших. Даленка опустила голову - не дело рабам вмешиваться в дела господ.
- Выбрал, - услышала она голос Мийе... господина Мийе. - Да, эта.
- Ох и невзрачна, - проворчал один из его собеседников. - Ни рожи, ни мяса, одни кости.
- Подойдет, - коротко отозвался третий.
Голоса их звучали будто бы издалека, лиц девушка разобрать не смогла - она смаргивала счастливые слезы, так некстати выступившие на ее глазах. Ее выбрали. Ее купили. Никогда уже не укусит ее злым словом Сайна, не даст пощечину Арвасар! Началась новая жизнь, в которой наверняка не будет места унижениям и побоям.
- Meilhnar холодно. Весна, - между тем с редкостным безразличием произнес один из незнакомцев. - Дай ей плащ, Мийе.
- Да зачем? - басовито хохотнуло в ответ. - Что ей с того - все равно недолго бабе осталось.
Даленка вздрогнула от неожиданности - слишком жестоко эти слова вторглись в ее мечты - и повернула голову.
Качели из ее воспоминаний достигли самой высокой точки - той самой, где время останавливается и звуки затихают, где нет даже ветра, - одна только пустота.
Из этой пустоты, сквозь которую проступали очертания серого камня, на нее смотрело круглое лицо с чуть обвисшими щеками, тяжелым подбородком и маленькими веселыми глазами. Мужчина, грузный и невысокий, с короткой шеей и широкими мускулистыми плечами, улыбался ей так, что Даленку затошнило.
"Что он сказал? - подумала она, еще без страха. - Это про меня?"
- Помолчи, meilh Варино, - прошипел кто-то справа.
Даленка, как кукла, повернула голову в другую сторону. И отшатнулась, осознав, с кем стояла рядом все это время.
Альв!
Она знала, что перед ней альв, но не могла поверить этому до конца. Никогда в своей жизни девушка не видела настоящего живого хрустальника, только слышала путаные затейливые истории про далекое поганое племя, которому подвластны бури, прозрачные твердые камни, злые силы и запретные искусства. Девушка и представляла себе людей альвэ по-сказочному - с когтями, чешуей и затянутыми белой пленкой хищными глазами.
Чудовища - вот кто они были. Во всех легендах хрустальники сражались на стороне зла, обманывали и убивали доблестных героев.
И сейчас один из этих монстров стоял перед ней! Даленка выдохнула, чувствуя, как пересохло от ужаса горло.
Альв был высоким, выше ее, и совсем чужим - настолько, что девушке непроизвольно захотелось отойти, отодвинуться подальше. Выглядел он точно так, как говорилось в историях - и в то же время совершенно по-другому. Концы его длинных пальцев заканчивались чернеными ногтями, широко расставленные, раскосые, неестественно большие глаза были похожи на отполированный мутный лед - на мгновение Даленке показалось, что она смотрит в колодец, полный тумана и шорохов. Когда альв приоткрыл рот, девушка увидела мелкие, острые зубы и длинные клыки, какие бывают у цепных псов.
Это было лицо страха, мерзостное и жестокое.
Даленку пробрала морозная дрожь, и она остановилась так резко, что ее покупатель, шедший позади, негромко выругался от неожиданности.
- Кто вы? Зачем купили меня? - трясущимися губами умудрилась прошептать рабыня, пятясь от альва и цепенея от своей дерзости.
- Ну-ка, ну-ка, девка, - начал толстяк. - Мы...
- Помолчи, meilh, - повторил альв.
- Да чего там, друг Ялзар, - отозвался его собеседник. - Все равно курице уж не кудахтать, так почему б не рассказать? Глядишь, пораньше отплачется, а и славно. Бабских слез не терплю, мокроту разводят, дуры!..
- Я сказал - тишина, meilh en erda! - зарычал наконец хрустальник, захрипел по-звериному, ощерив клыки.
Толстяк по имени Варино ухмыльнулся, явно радуясь тому, что сумел разозлить альва, а потом обидно толкнул Даленку в плечо. Она споткнулась, некрасиво согнулась и вцепилась в плечо хрустальника, чтобы удержать равновесие.
Альв руки не отдернул, и так девушка и выпрямилась, держась за него и постепенно понимая, что ее качели, пожалуй, раскачиваются не над чистой рекой из воспоминаний, а над бурым, полным желтой жижи болотом.
- Прирежем мы тебя, затолкай ты это себе в голову, щелка, и не рыпайся! - услышала она. - И чтоб не ревела, без зубов оставлю, на алтарь ведь можно и без зубов.
И толстяк захохотал, громко и с видимым удовольствием. За спиной Даленки шевельнулся ее хозяин, до сих пор не проронивший не слова. Она отскочила от него и, комкая в ладонях полупрозрачную ткань своей юбки, взглянула на альва. Хрустальник молчал и смотрел чуть в сторону, будто сквозь нее.
- На алтарь? - выдавила из себя Даленка.
Любимая игра ее детства повторилась - только теперь, отпустив веревку, она летела не в прохладу и радость, а в грязь. В грязь и темноту.
Застонав, девушка затрясла головой. Ошейник холодной змеей лежал на ее шее.
- Ну! - прикрикнул на нее толстяк и с размаху отвесил Даленке звонкую пощечину. - А ты чего думала, тетеря? Ишь разболталась, будто свободная!
Она попятилась, прижимая ладонь к горящей щеке, а потом, чувствуя, как сотрясается от ужаса все ее существо, дернула на себя цепь, закричала и рванулась в сторону. Ее остановили рывком - плечо пронзило резкой болью. Девушка снова взвыла, уже с отчаянием попавшего в ловушку зверя, услышала чье-то заковыристое проклятье - и упала от резкого удара по затылку.
Последнее, что Даленка увидела перед тем, как потерять сознание, - переплетение шиповниковых веток, черных и блестящих, а еще - кусочек хмурого весеннего неба. Ее качели остановились, увязли в болоте и нечистотах.
***
Очнулась она от пощечины. Шее было тяжело, и, приподняв руки, Даленка попыталась прикоснуться к горлу. Что-то холодное и тяжелое мешало, тянуло ее голову вниз. Рот был полон крови и песка, какой-то мелкой крошки, противно скрипевшей на зубах.
- Девчонку кинь к тому, другому, - раздался рядом голос. - Пока мы не подготовимся, пусть посидит там. Ровена сейчас занята.
Даленка приоткрыла глаза. Это говорил ее покупатель. Ее хозяин. Некогда обещавшее покой и сытую жизнь слово вспухло в памяти, как нарыв, и сразу же лопнуло брызгами яркого света. Голова кружилась, и девушка все не могла понять, стоит она или лежит. Над ней нависал закопченный каменный потолок, покачивалась лампа со вставленными в подсвечники восковыми свечами. Поблизости раздавались неприятные звякающие звуки, и потрескивал, пожирая сухие ветви, огонь.
Холодная рука приподняла ее подбородок, и Даленка, морщась, увидела перед собой неподвижные глаза-миндалины. Их дымную глубину будто расколола пополам неровная трещина - темный зрачок.
- Не двигайся, meilhnar, - приказал альв, которого, как вспомнила девушка, отвратительный толстяк называл Ялзаром. Говорил хрустальник правильно, но будто бы через силу, словно постоянно напоминал себе верный порядок слов.- Тебя ударили по голове. Нельзя двигаться.
Он провел пальцами по ее лбу, и Даленка почувствовала, как боль отступает. Не уходит, нет, но... подчиняется, становится терпимой и далекой. Кожу защипало.
- Да какая ей теперь разница, - сказал Мийе - хозяин! - и скинул с плеч куртку, оставшись в темной, свободного покроя рубахе. - Не трать на нее время, Ялзар.
Альв повернул голову. Его туманные глаза без белков словно впитывали в себя слабый свет от оплывших свеч, которые мерцали в каморке, и Даленка сглотнула, почувствовав, как побежали мурашки по ее коже.
- Тебе не следовало бить это человеческое существо, - прошелестел между тем хрустальник. - Мне не нравится ваша с Варино склонность причинять больше боли, чем требуется. Любая расточительность глупа.
Мийе понюхал свои подмышки, задумчиво пожевал губу, потом пожал плечами.
- Не припомню, чтобы ты возражал против сюрпризов, которые наш палач припас для твоего соплеменника там, в карцере.
Альв с присвистом хмыкнул.
- Для своих дорогих родственников я всегда готов сделать исключение в этом вопросе, - переливчато прошипел он и растянул узкий рот в чудовищном подобии улыбки.
Даленка заметила, как вздрогнул, увидев этот оскал, ее хозяин.
- Э, - передернул он плечами, - ну да. Нелады в семье. Бывает.
- Бывает, - согласился Ялзар.
Повисла неловкая тишина. Вспыхнув, пламя лизнуло каменный бордюр очага. Даленка тихо вздохнула и мигнула, когда комната поплыла и закачалась перед ее глазами. На нее волной накатила слабость, руки стали мягкими и слабыми. "Пусть карцер, - подумала она покорно. - Только чтобы было тихо".
- Я тут о чем толкую, - через несколько долгих секунд Мийе поежился, встал и плеснул себе в кружку дымящейся жидкости из котелка, который висел над огнем.
Вел он себя так, как будто Даленка была бессловесной вещью, куклой из костей и мяса, и это пугало и одновременно успокаивало девушку: для рабов лучше, когда хозяева не присматриваются к ним слишком внимательно, не следят.
- Я насчет девчонки, - продолжил между тем мужчина, дернув головой в ее сторону. - Оставь, не возись. Ну позабавился Варино чуток, тебе-то что. Девахе все одно в могилу, а ему какое-никакое развлечение. В этой дыре нам привередничать не приходится. А то вы с ним не ладите, а дело-то у нас общее, верно?
- Нет, - качнул головой альв и наклонился чуть ближе к рабыне, всматриваясь во что-то на ее лице.
Его тонкие пальцы ощупали голову девушки, раздвинули слипшиеся от крови волосы на затылке, приподняли сначала одно веко, потом другое.
- Тихо, - скомандовал Ялзар, когда она дернулась. - Тебе не больно, meilhnar.
Даленка хотела было заплакать, но потом поняла - боль действительно исчезла. Поняла - и оцепенела. Это было колдовство! Самая настоящая ворожба, о какой рассказывали ей когда-то мама и бабушка. Альв творил свою нечестивую магию, свои черные заклинания. Теперь у нее наверняка выпадут волосы, она окривеет или... или...
Девушка замычала от ужаса и всхлипнула, когда Мийе, ее новообретенный хозяин, с размаху поставил на стол чашку с горько пахнущим напитком.
- Что, друг Ялзар, - ухмыльнулся он, - давно бабы у тебя не было? Это дело я понимаю, но и ты учти - эта девка нужна Ровене такая, как есть, непорченая. Меня не слушаешь, так, может, ее уважишь?
Даленка слушала и неловко пыталась приподняться. Прохладная ладонь альва лежала на ее лбу, удерживала на месте. Когда прозвучали последние слова, пальцы хрустальника чуть дрогнули, и девушка подняла глаза.
- Я понимаю, что сейчас ты шутил, - произнес Ялзар ласково. - Должен ли я смеяться? Или - страшусь предположить - это был совет? Мне? От тебя, meilh?
Свечи замигали, огонь в очаге внезапно зачадил, заворчал, плюясь черными искрами.
Мийе сглотнул, кадык его дернулся. Возможно, и он в этот момент вспомнил страшные сказки об альвэ, которые по ночам воруют из колыбелей младенцев, чтобы потом впиться своими острыми зубами в их мягкую нежную плоть, выгрызть сердце, выпить кровь. Даленка даже почувствовала что-то, отдаленно напоминающее злорадство.
- Что ты, Ялзар, - сказал Мийе немного более поспешно, чем следовало. - Но ты знаешь, для чего я девчонку искал. Уж не подведи.
Альв медленно кивнул, и мужчина, морщась, посмотрел ему в глаза.
- Мне тут Ровене доложиться надо, - сказал он почти заискивающе. - Отведешь рабыню к этому своему сродичу, а? Пусть познакомятся, что ли. Умирать-то им вместе придется.
Даленка слушала, стараясь дышать пореже, чтобы ничего не пропустить. И то, что она слышала, пугало ее. Что задумали ее новые хозяева, девушка пока не знала, но было ясно: планы их не сулили ей ничего хорошего. В одном Даленка была уверена - она не хотела умирать. Ни за что. Не здесь. Не сейчас.
После того, как, закрывшись за Мийе, хлопнула дверь, девушка повернулась к альву. Лицо ее пылало, сердце судорожно сжималось. Может, удастся его разжалобить? Хрустальник помог ей, вдруг... вдруг что-то в ней и правда ему нравится? Она могла бы... наверное...
Ялзар смотрел на нее своими блестящими пустыми глазами, и Даленку обдало горячей волной страха. Он - чудовище из старых сказок. Разве демоны знают жалость?
Когда альв наклонился вперед, девушка сдавленно вздохнула, но Ялзар всего-навсего взял ее за плечо и помог подняться на ноги. Даленка удивилась тому, как легко у него это вышло - хрустальник оказался куда сильнее, чем можно было предположить на первый взгляд.
- Куда...
Слова застряли у нее в горле, когда теплый и мягкий плащ лег ей на плечи.
- В темнице холодно, - сказал альв своим невыразительным, лишенным интонаций голосом и подтолкнул ее к выходу. - Идем, meilhnar.
Даленка почувствовала, как внезапно защипало в носу. В груди стало тяжело, и слезы, первые слезы за этот долгий, страшный, унизительный день хлынули по щекам. Отчего-то именно доброта, которую проявил к ней хрустальник, окончательно убедила девушку - все это всерьез. Ее купили, чтобы убить, ее не отпустят.
- Я не хочу умирать, - всхлипывала она, пока Ялзар вел ее по низкому коридору с отсыревшими грязными стенами. - Пожалуйста, пожалуйста, я не хочу умирать!.. Я все сделаю, все, что скажете, только не убивайте меня! Умоляю, не надо. Я не хочу умирать! Я не могу умереть!
Ялзар остановился, и Даленка с надеждой подняла к нему лицо. Несколько мгновений хрустальник рассматривал ее, а потом достал ключи. Заскрипела, открываясь, дверь.
- Ты должна, - коротко сказал хрустальник и толкнул ее вперед.
Даленка сделала шаг, продолжая плакать. За спиной лязгнул засов, и неприятный металлический звук задрожал в воздухе. И совсем близко в унисон с ним раздался сдавленный стон.
Девушка резко оглянулась, глотая слезы. Карцер оказался сырой и промозглой комнатой без окон. У самого входа валялся ворох тряпья, какие-то камни, стоял полусгнивший стол. Было холодно.