Артём после работы привычно перелистнул календарь. 21 сентября оскалилось чернотой, а не краснело выходным. "Не повезло с юбилеем", - подумал он. Впрочем, настроение было и так зеровым, захотелось поднять его на несколько градусов. И ноги сами понесли к бару "Путь воина".
Антициклон сдулся, повернув стрелку на "промозгло, зябко, гадко", и листва под ногами скользила от слёз бабьего лета. Кстати, Артёма всегда бесили женские слёзы: "Ну просто сопли в сахаре!" Семейная лодка получила критический крен в результате серьёзной пробоины, да и любовный треугольник мог в любой момент обернуться квадратом. Артем вздохнул. Потом вспомнились нестыковки на его фирме "Двери в Рай". Дела и так в последнее время шли не лучшим образом, а когда наделавший косяков соучредитель Сашка хлопнул дверью, Артёму показалось, что капризная девка-фортуна и вовсе отвернулась.
Так, ведомый автоматизмом заезженных мыслей, он вошёл в бар, поклонившись низкому проёму и брякнув бамбуковыми палочками при входе. Артём сразу же заметил завсегдатая заведения Диму.
- Коничева! - поприветствовал тот.
- Охайо! - отозвался Артём.
Приятели обменялись крепким рукопожатием. Старина Димон уже принял на грудь и поспешно произнёс тост:
-Артёмыч, чтоб тебе... с лихвою, годков до ста ещё прожить! И бабам, что моложе вдвое, всё так же голову дурить!
Артём поморщился. Рифмоплёт явно намекал на его пассию. Перспектива иметь пятидесятилетнюю любовницу напрочь отбила желание доживать до ста. Димка тактично отступил:
- Ну, ладно! Вместо одной за пятьдесят - две по двадцать пять!
- О, да мне одной хватает, - выдохнул учтиво Артём.
- Не "о-да", а Дао! - пьяно возразил Дима,- И Инь-Янь уже во мне!
Брезгливо поморщившись, Артём подметил:
- Димастый, глядя на тебя, понятно, что коктейль Инь-Янь - это сущая дрянь.
- А я стремительно превращаюсь в синь и пьянь, - срифмовал он. И тут же предложил Артёму выпить.
- Я вот что скажу тебе, Тёмыч. Все мы свободны только в выборе своей несвободы! - его заплетающийся язык начал было озвучивать пьяные умозаключения.
Артём их прервал:
- Жаль, спортклуб наш накрылся. А ты, Дим, всё тут околачиваешься. Видимо, таков путь каждого воина: от спортсмена до спирт-смена.
- Зря ты так, Тёмка! Может, душа меня в бар тянет не рюмашкой звякнуть, а в наше прошлое дверь с мелодией бамбука приоткрыть, - в словах Димы звучал остаток трезвой грусти.
"Бусидо" или "Путь воина" раньше был действительно перспективным заведением, где молодёжь дерзала познать свою душу и укрепить тело. В нём было кафе, и там продавали только соки и воды. А теперь красовался бар-ресторан, который проглотил спортклуб целиком и при этом даже не поперхнулся. Название "Путь воина" и сейчас подмигивало неоновой вывеской, но уже не для тех, кто хотел совершенствоваться.
- Артюх, а как там наш Санёк? - неожиданно спросил Дима.
- У него теперь кредо - культ тела. Увлёкся, видишь ли, культуризмом. Сейчас у нас с ним тёрки небольшие по работе, но думаю, всё рассосётся, - отмахнулся от неприятной темы Артём.
- Иных уж нет, а те далече... Ну давай, боец, опрокинем за твои пятьдесят по пятьдесят! - оживился Димон.
Приятели залпом махнули по стаканчику сакэ. Артёма напиток обжёг и охладил. Из бара он вышел нетвёрдой походкой, но в приподнятом настроении. Посмотрел на свои часы и усмехнулся: "Как раз в эту ночь Янь переходит в Инь".
После духоты ветер обдал свежим дыханием, и сами собой нахлынули воспоминания. Так же когда-то он, закончив тренировку, направлялся домой. В спортивной сумке лежало потное кимоно с протёртым до белизны чёрным поясом. Это было знаком особого усердия: когда белое переходит в чёрное, а затем вновь возвращается в белое. Когда ученик становится учителем, а учитель - учеником...
Погружённый в приятные воспоминания Артём дошёл до перекрёстка и шагнул на освещённую фарами зебру. Скрежет и визг тормозов не остановили его. Вдруг полосы ожили: подпрыгнули, свернулись в запятые, затем начали бешено вращаться и слились в две светящиеся точки. Посмотрев вслед автомобилю, он подумал: "Что-то меня действительно иньянит. Нужно заканчивать пить, вернее, заканчивать путь". Тут что-то заставило Артёма обернуться, и он заметил распластанное на дороге тело. Полный обзор загораживал странный старик в белом одеянии и сланцах. Его седая борода развевалась на холодном ветру. Он смотрел на Артёма в упор - от этого пронзительного взгляда стало не по себе. Лицо старца было до боли знакомо. Промелькнула мысль о дедушке, но тот давно умер от "трофейного" осколка, приобретённого на войне.
Артём находился посреди дороги и боковым зрением видел, как на них, завывая и сверкая мигалками, мчится скорая. Старик продолжал стоять как сэнсэй. Артём тоже замер. Карета скорой помощи резко тормознула перед лежащим человеком. Санитары быстро подобрали безжизненное тело. Сделав Артёму знак в сторону машины скорой, старец стал отсчитывать секунды: "Ичь, ни, сан, си..." Не раздумывая, Артём вскочил туда и при счёте "...ку-дзю" плюхнулся на боковое сиденье. Двери захлопнулись.
Взгляд сразу упал на разбитые часы потерпевшего. Стрелки замерли на двенадцати, а в голове Артёма закрутился осколок назойливой мысли: "Время и стекло... Истекло время... Время - стекло..." Вдруг он понял, что это его часы. Их инкрустировала на заказ Катя и подарила ему со словами: "Пусть они отмеряют наше с тобой счастливое время!" Пристально оглядев мужчину, Артём в нём узнал себя и провалился в какую-то бездну...
Время перестало существовать. Страх наваливался на грудь тяжестью асфальтоукладчика, уплотнялся, сдавливая каждую клеточку тела. Артём взревел от нестерпимой физической боли: "Я больше так не могу! Мне страшно!" В тот же миг послышался голос, который звучал отовсюду и ниоткуда: "Страшен только сам страх!" Вдруг всё, растворившись в ярком сиянии, исчезло, и на него снизошло удивительное блаженное успокоение. Стало так хорошо, как если бы исполнились все его желания. Свет и тепло вливались и разливались одновременно. Тут он понял саму суть бытия, сам став этой сутью. Больше в жизни ничего не хотелось, потому что всё лучшее уже свершилось. Было только одно последнее желание - никогда не покидать это место!
У изголовья мужа среди стерильной белизны сидела женщина. Система пыталась через вену по капле втолкнуть в мужчину жизнь. Артём спокойно наблюдал за всем со стороны. Сознание оказалось вне его телесной оболочки. Всё разом обострилось и усилилось. Жена безучастно смотрела в пустоту. Мыслей у неё не было, только в висках стучало: "Ах! Тёмка, Тёмка!" Она держала его руку, но Артём не чувствовал этого. Рядом с ней приткнулся ссутулившийся подросток, который изредка бросал взгляд на родителей. В голове сына словно сбилась важная программа. Увы, теперь Артём не мог, приблизившись к нему, сказать что-то утешительное. Только грустно созерцал своего Андрейку, который из крепыша незаметно превратился в долговязого нескладного тинэйджера. Сын теперь был похож на гусёнка с прорастающими сквозь пушок пёрышками, смешной кадык предательски выдавал сглатываемые слёзы. Андрейка ломающимся голосом прошептал: "Мам, ну иди уже хотя бы чаю попей, а я тут посижу".
Артём глянул на жену и как будто увидел Полину впервые: тонкий светлый профиль, морщинки-сеточки у глаз ... Ему захотелось положить руку на её плечо, но ладонь прошла сквозь Полину, как будто той не существовало вовсе. Он изумился. Странные волны отделяли его сущность от окружающего мира материи. Теперь он - фантом, а его настоящее тело неподвижно лежало в объятиях приборов.
Ужас охватил Артёма от мысли, что он никогда не вернётся к жене. За совместную жизнь их души и тела стали едиными. Это гораздо больше, чем быть родными! Все системы - кровеносная, нервная, дыхательная - стали одной общей. Да и система ценностей образовалась одна. Артём осознал это только сейчас. Как же он был глуп, когда рассуждал про квадрат, в который мог перерасти любовный треугольник. Стало стыдно за двойную ложь. Он врал и супруге, и себе. Ведь делал это для того, чтобы оправдать свои же неблаговидные поступки. Его Полина никогда бы так не поступила. Ошибка жены была лишь в том, что, веря в его исключительную порядочность, она не замечала наличия у него второй жизни. И вот сейчас Артём чётко понял, что во всём виноват только он. Не бес его попутал вовсе, а другой "бес-": бессовестный, бессердечный бесхребетник! Да, он сам всё разрушил.
Екатерина пришла на фирму бухгалтером и по совместительству секретарём. Артёму это казалось удачной находкой - "три в одном". Ему льстило внимание молоденькой девицы и поднимало самооценку. Даже грядущий юбилей не так страшил его увесистой цифрой. Правда, запретная связь со временем стала тяготить Артёма, но он надеялся, что всё как-нибудь рассосётся, само собой разрешится. И вот разрешилось... Они теперь в разных измерениях, в параллельных мирах и не могут пересечься при всём желании. Артём был здесь и сейчас, а его близкие - там, за невидимой непреодолимой чертой. Ничего уже не исправишь, ничего не объяснишь. Нет больше прошлого, и будущего тоже нет.
Его сущность сжалась. Он оттолкнулся от болевой точки и оказался рядом с Катей. Она сидела в напряжённой позе на мягком диване. Артём вздрогнул. Её фигурка, шелковистые волосы, молодая кожа теперь почему-то не привлекали его. Возможно, из-за отсутствия собственного тела. Странно, что и душевной близости он не почувствовал. Да и была ли она? Сейчас он испытывал некую жалость, а вернее сожаление - его не тянуло к ней.
Мысли в голове Кати пульсировали, выли сиреной внутренней борьбы. "Артик, Артик..."- твердила она. Артём по привычке окликнул нежно: "Котёнок!" Но она его не услышала.
- Котёнок! - донеслось вдруг из кухни. Артём быстро переместился туда и, увидев Сашку, который колдовал над кофе, был приятно удивлён, что в трудную минуту друг поддерживает его любовницу. Она была на втором месяце нежданной и нежеланной беременности, что, пожалуй, послужило толчком выбора в её пользу.
Сашка всегда оставался настоящим другом. Он никогда не лез в душу с расспросами, точно так же поступал, когда завязывались серьёзные отношения с Полиной, хотя она была очень симпатична и ему. Однако, из мужской солидарности он продолжал помогать, и Артём однажды даже подбодрил его:
- Санёк, будет и на твоей улице праздник!
- За меня не волнуйся. Я умею ждать! - отшутился Александр.
Правда, на днях он заговорил о треугольнике, намекнув другу на его нерешительность:
- Знаешь, Арти, ты бы определился, что ли?! А то взял себе за правило: сам не ам и другому не дам.
Александр всегда любил и умел варить кофе.
- Я в него добавляю частицу своей души, - шутил он в ответ на просьбу поделиться секретом. Артём всегда наслаждался ароматным напитком, приготовленным приятелем, но впервые вообще не почувствовал его запаха, когда Саша вошёл в комнату с кофе и сладкой парочкой эклеров.
- Хорошо хоть, что мы заранее подстраховались, - начала Катя разговор.
- Да, пожалуй. Но это всё благодаря твоей двойной бухгалтерии, Котёнок, - благодушно заметил Александр, погладив её стройную ножку.
Тут до Артёма дошло, что двойной была не только бухгалтерия, и с другом они делили не только бизнес...
- Не преувеличивай! Без твоего левака я была бы бессильна, - кокетливо возразила Катя, изящно помешивая кофе.
- Надо же, с Артюхой всё произошло именно тогда, когда мы чуть не спалились, - задумчиво произнёс Саша.
Катя молчала, погрузившись в созерцание крутящейся кофейной пенки.
- Он уже может и не выкарабкаться. Ему сейчас всё равно, а вот жену его жаль! - сочувственно вздохнул Сашка.
- Жаль? Наоборот, лучше быть порядочной вдовой, чем брошенкой-женой! По-моему, всё складывается наилучшим образом. Конечно, Артёма жаль! Но от судьбы не уйдёшь, - промолвила Катя.
- Может ты и права, - со вздохом ответил Александр, почёсывая затылок.
- Ну да ладно! Нам сейчас нужно думать о нашем малыше и будущей семье! - в голосе молодой женщины зазвучала излишняя решительность.
Артём вздрогнул, вернее, содрогнулся всей душой.
- О нашем? - с холодной иронией усмехнулся Саша.
- И не сомневайся! - бросила Катя с вызовом.
Александр замолчал, отставив чашку.
Вдруг Артём услышал обращённые к нему мысли.
- Прости меня, Артик! Ты был неплохим шефом и отличным любовником. Но живым- живое. Да и живём мы только раз!
- Не живём, а умираем только раз! - хотел выкрикнуть Артём.
Её рассуждения текли своим руслом:
- Ты и сам учил меня не сдаваться, "искать не выход, а вход". Уж прости, я должна позаботится о себе...
- Прощаю! - мысленно ответил Артём.
Тут его отпустило. Стало безразлично то, что раньше отравляло существование. Масштабные трудности сжались и улетучились. Появилась невероятная лёгкость. Он взмыл и оказался перед надписью, которая светилась энергией безличных волокон: "Двери в Рай". Многомерное белёсое пространство имело множество дверей, отличавшихся друг от друга по структуре и форме. Только одна из них была, как квадрат Малевича, чёрной и пугала своим фатальным проёмом. Артём приблизился к двустворчатой кипельно-белой двери с изящной ручкой и, резко толкнув её, вывалился через порог. Пролетая сквозь облака, он испытал небывалый восторг, несравнимо больший, чем во время прыжка с парашютом. Теперешний полёт быстро закончился мягкой посадкой прямо в одном из залов аэропорта. Артём сразу увидел свою дочь Ксюшу и понял, что оказался в Америке. Она разговаривала с мужем у паспортного контроля:
- Хорошо, что в порядке документы на катану. Всё же боевое оружие как-никак. Теперь не опоздать бы на юбилей...
- Успеем, только не волнуйся, - успокаивал её муж. - Скорее всего, отец отмечать в будни не станет, соберёт всех в выходные дни. А мы своим внезапным появлением устроим ему настоящий сюрприз.
- Папа будет на седьмом небе от счастья, когда узнает о нашем малыше, - мечтательно сказала Ксения.
- Представляешь, - с улыбкой произнёс зять, - как он обрадуется, что его внук родится дома, в России.
Артём ликовал: "Их Ксюшка ждёт ребёнка. Наконец-то!" Но затем он вновь пришёл в ужас от мысли, что не сможет увидеть свою семью, и плохие новости могут стать губительными для новой жизни.
Тем временем зять и дочь прошли регистрацию и скрылись за дверью.
Артём поспешил за ними, но опять оказался в том же месте откуда уже выбирался. Вновь перед ним стояла зловещая чёрная дверь. Не задумываясь, он бросился к дверце цвета топлёного молока и, потянув небольшую ручку на себя, мгновенно оказался в детской комнате. Все было видно чётко и ясно, даже каждая ворсинка на ковре. Артёмка смотрел снизу вверх на своих молодых родителей. Они, как всегда, начали ссориться, и мальчику захотелось, закрыв глаза и зажав уши, быстро убежать от всего на самый край света, с разбега прыгнуть оттуда.
Внезапно стало очень больно. Отпрянув назад в дверной проём, Артём опять вернулся к выбору выхода. Мрачная дверь вызывающе располагалась на том же месте.
Неожиданно всплыла в памяти старая притча о короле, рассказанная ещё дедом. Король позволял всем осуждённым сделать последний выбор: Смерть или Чёрная Дверь. Боясь полной неизвестности, несчастные были готовы принять смерть. Артём безрезультатно пытался вспомнить, что же в притче говорилось про другой выбор? Ум заходил за разум из-за нестерпимой душевной боли. Он заставил себя приблизился к роковой двери и, схватившись за ручку, потянул её на себя. "Лучше ужасный конец, чем ужас без конца!"- решил он. Но дверь не поддалась. Тогда Артём из последних сил навалился на неё со словами: "Ну, уж нет... Я узнаю, что за ней! Сделаю что должен - будь что будет!"
Чёрная дверь в белёсом обрамлении растворилась во времени и пространстве. Неведомая сила выдавила его ... в собственное тело. Оно дрогнуло несколько раз, и Артём почувствовал своё дыхание. Глаза открылись, и он прошептал: "А что же там? Что за дверью?"
- А за дверью я! - прозвучало в ответ.
Перед ним стоял доктор и улыбался. Затем врач обратился к оторопевшей Полине:
- Я же говорил, что такое состояние свойственно пациентам с черепно-мозговой травмой. Всё зависит от резерва организма и ещё от многих факторов. Ваш муж - боец, победивший самого себя.
Артём хотел протянуть руку Полине, но понял, что ему заново нужно привыкать к своему телу. Она нежно взяла его ладонь. В этот момент в палату вбежал сын и ошалевшим взглядом посмотрел на родителей.
- Андрюш, как там Ксюха долетела? - поинтересовался Артём, обращаясь к сыну.
- С ней всё хорошо, пап. Они уже приземлились в Шереметьево.
- Тём, а откуда ты про это знаешь? - спросила Полинка срывающимся от волнения голосом.
- Я это увидел за дверью...- Артем запнулся и замолчал.
Он неожиданно вспомнил, что говорил дед. За Черной Дверью была Свобода. Но её никто не хотел выбирать...
