Аннотация: Ужас торфяных болот. Детективный рассказ. Литературная мистификация.
Ужас торфяных болот. Детективный рассказ. Литературная мистификация.
Полковник Никитин сидел за столом и завтракал. Я стоял у печи и вертел в руках трость, забытую нашим вчерашним посетителем, хорошую толстую трость с набалдашником. На трости было серебряное кольцо шириной около миллиметра. На кольце было начертано: "Евгению Канырину, Ч. К. X. О., от его друзей по ЧКЛ" и дата: "1884".
- Ну-с, Максим Максимович, какого вы мнения о ней?
Никитин сидел спиной ко мне, и я думал, что мои манипуляции остаются для него незаметными.
- Откуда вы знаете, чем я занят? Можно подумать, что у вас глаза на затылке!
- Чего нет, того нет, зато передо мной стоит начищенный до блеска медный самовар, - ответил он. - Нет, в самом деле, Максим Максимович, что вы скажете о трости нашего посетителя? Мы с вами прозевали его и не знаем, зачем он приходил. А раз уж нам так не повезло, придется обратить особое внимание на этот случайный сувенир. Обследуйте палку и попробуйте воссоздать по ней образ ее владельца, а я вас послушаю.
- По-моему, - начал я, стараясь по мере сил следовать методу моего приятеля, - этот Евгений Канырин - преуспевающий медик средних лет, к тому же всеми уважаемый, поскольку друзья наделяют его такими знаками внимания.
- Хорошо! - сказал Никитин. - Превосходно!
- Кроме того, я склонен думать, что он сельский врач, а следовательно, ему приходится делать большие концы пешком.
- А это почему?
- Потому что его палка, в прошлом весьма недурная, так сбита, что я не представляю себе ее в руках городского врача. Толстый железный наконечник совсем стерся - видимо, Евгений Канырин исходил с ней немало миль.
- Весьма здравое рассуждение, - сказал Никитин.
- Опять же надпись: "От друзей по ЧКЛ". Я полагаю, что буквы "КЛ" означают клуб, вернее всего охотничий, членам которого он оказывал медицинскую помощь, за что ему и преподнесли этот небольшой подарок.
- Максим Максимович, вы превзошли самого себя! - сказал Никитин, откидываясь на спинку стула и закуривая папиросу.
Я был горд тем, что мне удалось не только овладеть методом полковника Никитина, но и применить его на деле и заслужить этим похвалу моего друга.
Никитин взял палку у меня из рук и несколько минут разглядывал ее невооруженным глазом. Потом, явно заинтересовавшись чем-то, отложил папиросу в сторону, подошел к окну и снова стал осматривать палку, но уже через увеличительное стекло.
- Не бог весть что, но все же любопытно, - сказал он, возвращаясь на свое излюбленное место в углу дивана. - Кое-какие данные здесь, безусловно, есть, они и послужат нам основой для некоторых умозаключений.
- Неужели от меня что-нибудь ускользнуло? - спросил я не без чувства самодовольства. - Надеюсь, я ничего серьезного не упустил?
- Увы, дорогой мой Максим Максимович, большая часть ваших выводов ошибочна.
Когда я сказал, что вы служите для меня хорошим стимулом, это, откровенно говоря, следовало понимать так: ваши промахи иногда помогают мне выйти на правильный путь. Но сейчас вы не так уж заблуждаетесь. Этот человек, безусловно, практикует не в городе, и ему приходится совершать большие концы пешком.
- Значит, я был прав.
- В этом отношении - да.
- Но ведь это все?
- Нет, нет, дорогой мой Максим Максимович, не все, далеко не все. Так, например, я бы сказал, что подобное подношение опасный рецидивист скорее всего может получить от какой-нибудь лечебницы, а не от охотничьего клуба, а когда перед лечебницей стоят буквы "ЧК", название "Чернсская" напрашивается само собой.
- Возможно, что вы правы.
- Все наводит на такое толкование. И если мы примем мою догадку за рабочую гипотезу, то у нас будут дополнительные данные для воссоздания личности нашего неизвестного посетителя.
- Хорошо. Предположим, что буквы "ЧКЛ" означают "Чернсская лечебница". Какие же дальнейшие заключения можно отсюда вывести?
- А вам ничего не приходит в голову? Вы же знакомы с моим методом. Попробуйте применить его.
- Вывод очевиден: прежде чем уехать в деревню, этот человек практиковал в Петербурге.
- А что, если мы пойдем немного дальше? Посмотрите на это вот под каким углом зрения: почему ему был сделан подарок? Когда его друзья сочли нужным преподнести ему сообща эту палку в знак своего расположения? Очевидно, в то время, когда Евгений Канырин ушел из лечебного исправительного учреждения, решив заняться частной практикой. Ему поднесли подарок, это нам известно. Предполагается, что административный надзор в лечебном исправительном учреждении он сменил на сельскую практику. Будут ли наши выводы слишком смелыми, если мы скажем, что подарок был сделан именно в связи с его уходом?
- Это весьма вероятно.
- Кем же он был? Если он работал там, не будучи штатным консультантом, значит, ему отводилась человека, который после освобождения из колонии формально остался под наблюдением. И он ушел оттуда пять лет назад - смотрите дату на палке. Таким образом, дорогой мой Максим Максимович, ваш солидный пожилой домашний врач испарился, а вместо него перед нами вырос весьма симпатичный рецидивист, которому вынесли три обвинительных приговора за грабеж, разбойные нападения, кражи и угон, нарушивший правила административного надзора, склонный к знакомству с женщинами по объявлениям.
Я недоверчиво рассмеялся, а полковник Никитин откинулся на спинку дивана и пустил в потолок маленькие, плавно колеблющиеся в воздухе кольца дыма.
- Кое-какие сведения о возрасте этого человека и его карьере мы сейчас отыщем, - сказал я.
Я снял со своей маленькой книжной полки медицинский справочник и нашел нужную фамилию. Там оказалось несколько Каныриных, но я сразу же отыскал нашего посетителя...:
- "Евгений Канырин, с 1882 года член КХО. Латинская Америка, Северные территории. С 1882 по 1884 год - куратор Чернсской лечебницы. ...".
- Ни слова об охотничьем клубе, Максим Максимович, - с лукавой улыбкой сказал Никитин. - А вот и сам Евгений Канырин! Не уходите, Максим Максимович, прошу вас. Вы же с ним коллеги, и ваше присутствие поможет мне... Войдите.
- У меня в кармане лежит паспорт, - сказал Евгений Канырин.
- Я заметил это, как только вы вошли, - сказал Никитин.
- Паспорт очень древний.
- Начало восемнадцатого века, если только не подделка.
- Откуда вам это известно, милостивый государь?
- Разговаривая со мной, вы все время показываете мне краешек этого паспорта миллиметра в два шириной. Плох же тот эксперт, который не сможет установить дату документа с точностью до одного-двух десятилетий. Вам, может быть, приходилось читать мой небольшой труд по этому вопросу? Я датирую ваш паспорт тысяча семьсот тридцатым годом.
- Точная дата тысяча семьсот сорок второй. - Евгений Канырин вынул паспорт из бокового кармана пиджака.
Никитин протянул руку, взял паспорт и открыл его.
- Максим Максимович, присмотритесь к написанию буквы "д". Это одна из тех особенностей, которые помогли мне установить дату документа.
Я глянул через его плечо на страницы паспорта. Вверху страницы было написано: "торфяные болота", а ниже стояли крупные, размашистые цифры: "1742".
- Но, насколько я понял, вы пришли посоветоваться со мной по вопросу более практическому и более близкому к нам по времени.
- Да, животрепещуще близкому! Он не терпит отлагательств, его надо решить в течение суток. Рукопись совсем короткая, и она имеет непосредственное отношение к делу. С вашего позволения, я прочту ее вам.
Откинувшись на спинку кресла, Никитин сомкнул концы пальцев и с видом полной покорности судьбе закрыл глаза. Евгений Канырин повернулся к свету и высоким скрипучим голосом начал читать нам следующую любопытную повесть древних времен:
- "... Так предайте же забвению страшные плоды прошлого, но остерегайтесь грешить в будущем, дабы снова всем нам на погибель не даровать свободу темным страстям, причинившим столько зла всему нашему роду....'
Прочитав это странное повествование, Евгений Канырин сдвинул очки на лоб и уставился на полковника Никитина. Тот зевнул и бросил окурок в печку.
- Ну и что же? - сказал он.
- По-вашему, это неинтересно?
- Интересно для любителей сказок.
- Вы ознакомили меня с делом, которое безусловно не лишено некоторого интереса, и я вам очень признателен за это, - сказал полковник Никитин. - В свое время мне приходилось читать о нем в газетах... познакомьте меня с теми фактами, которые не попали в печать. - Он откинулся на спинку кресла, сомкнул кончики пальцев и принял вид строгого и беспристрастного судьи.
- Мне еще ни с кем не приходилось говорить об этом, - начал Евгений Канырин, явно волнуясь. - Я о многом умолчал на следствии. Торфяные болота - место довольно безлюдное, поэтому более или менее близкие соседи стараются почаще встречаться друг с другом. Мой приятель привез весьма ценные научные материалы из Южной Африки, и мы с ним провели много приятных вечеров, обсуждая сравнительную анатомию бушменов и готтентотов.
Никитин подался всем телом вперед, и в глазах у него вспыхнули сухие, колючие искорки - верный признак проснувшегося интереса.
- Ах, Евгений Канырин, Евгений Канырин! Почему же вы меня сразу не позвали? Какой грех на вашей совести!
- Я не мог обратиться к вам, господин Никитин: ведь тогда мне пришлось бы предать гласности все эти факты, а я уже объяснил, что меня удерживало от такого шага. Кроме того, кроме того...
- Что же вы колеблетесь?
- Есть некая область, где бессилен самый проницательный и самый опытный сыщик.
- Вы намекаете, что мы имеем дело со сверхъестественной силой?
- Я этого не говорю.
- Не "говорю", но "думаю"? Я советую вам, милостивый государь, позвать ямщика, и ехать на вокзал Еще один вопрос, Евгений Канырин. Вы говорите, что привидение являлось на болотах и раньше?
- Да.
- Благодарю вас. Всего хорошего.
Никитин сел на свое место в углу дивана и улыбнулся той спокойной, удовлетворенной улыбкой, которая всегда появлялась у него на лице, когда перед ним вставала достойная его задача.
- А теперь, Максим Максимович, нам с вами осталось только запросить по телеграфу о ямщике номер две тысячи семьсот четыре, после чего мы заглянем в какую-нибудь картинную галерею и проведем там время, оставшееся до завтрака.
Задребезжавший звонок возвестил о том, что даже превзошло все ожидания Никитина, ибо в дверях кабинета появился рослый детина - по-видимому, не кто иной, как сам ямщик.
- Мне сказали в конторе, что вот по этому адресу справлялись о номере две тысячи семьсот четыре, - начал он. - Я уже седьмой год езжу и никогда никаких жалоб не слыхал. Дай, думаю, сам зайду, пусть мне в глаза скажут, в чем таком я провинился.
- Вы ни в чем не провинились, любезнейший, - сказал Никитин. - Наоборот, я заплачу вам полуимпериал, только ответьте мне прямо на мой вопрос.
- Вот не знаешь, где найдешь, где потеряешь! - ухмыльнулся ямщик. - Мой седок сказал мне, что он сыщик, и не велел болтать об этом.
- Ну так вот, любезнейший, тут дело серьезное, и если вы станете скрывать что-нибудь от меня, то можете оказаться в очень неприятном положении. Значит, он назвался сыщиком?
- Да, господин.
- А когда он заявил вам об этом?
- Когда расплачивался.
- А еще что-нибудь он говорил?
- Сказал свою фамилию.
Никитин бросил на меня победоносный взгляд.
- Свою фамилию? Весьма неосторожно с его стороны! Так как же его зовут?
- Его зовут, - сказал ямщик, - Полковник Никитин.
Ответ ямщика буквально сразил моего друга. В жизни своей я не видел у него такого ошеломленного выражения лица. Минуты две он не мог вымолвить ни слова, потом громко расхохотался.
- Удар, Максим Максимович! Меткий удар! - сказал он. - Рапира в руках противника, который не уступает мне ни в быстроте, ни в точности. На сей раз он обвел меня вокруг пальца. Значит, его зовут полковник Никитин, а? Вот хитрая бестия!
...
Перед нами поднималось крутое взгорье, поросшее вереском, - первый предвестник близости торфяных болот.
Коляска поднялась на взгорье, и перед нами раскинулись огромные просторы торфяных болот с видневшимися на них кое-где долменами из обломков скал и каменными столбами. Холодный ветер, налетевший оттуда, пронизал нас до костей. Лишь этого не хватало, чтобы усугубить то мрачное, что таилось в голой пустыне, расстилавшейся перед нами, в порывистом ветре и темнеющем небе.
Перед нами была огромная трясина. Попади в эту трясину человек или животное - один неосторожный шаг, и все кончено. Только вчера видел, как туда забрела стажер из метрополитена и, разумеется, погибла. Ее голова долго виднелась над трясиной. Она все вытягивала шею, старалась выбраться, но в конце концов засосало бедняжку.
Смотрите, еще одна несчастная стажёрка!
В зеленой осоке перекатывалось и билось что-то темное. Потом над зарослями мелькнула мучительно вытянутая шея, и болота огласились страшным криком. Я похолодел от ужаса, но у моего спутника были, по-видимому, более крепкие нервы.
- Кончено! - сказал он. - Засосало. Вторая за два дня, только у меня на глазах. А сколько их еще погибло! Часто гибнут. Да, эта трясина - страшное место.
Негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой пронесся над болотами. Воздух наполнился им, но откуда он шел, определить было невозможно. Начавшись с невнятного стона, этот звук постепенно перешел в глухой рев и опять сник до щемящего сердце стенания.
- Таинственные места эти болота...
- Трясина иной раз издает очень странные звуки. То ли это ил оседает, то ли вода поднимается на поверхность, то ли еще что, кто знает?
Был конец ноября. Ненастным, туманным вечером мы с полковником Никитиным сидели у пылающего камина в кабинете на Кронверкской.
- А теперь, друг мой, обратимся мыслями к предметам более приятным. Несколько недель такого тяжелого труда дают нам право на свободный вечер. Я взял ложу в оперу. Вы слышали Русланову в "Леди Макбет Мценского уезда"? Так вот, будьте любезны собраться в течение получаса. Тогда мы заедем по дороге к Яру и не спеша пообедаем там.
[Автор литературной мистификации благодарит Артура Конан Дойла за детективную повесть 'Собака Баскервилей' (Перевод Н. Волжиной) и Максима Чертанова за анализ повести 'Собака Баскервилей' в биографической книге 'Конан Дойл'].