Засыпкин Игорь : другие произведения.

Глеб. Реприманд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глеб не был в родном селе более 10 лет, приехал на похороны дяди, и получил неожиданный дар.
  Комья земли, падая, глухо стучали о крышку гроба. Этот жуткий неприятный звук вывел Глеба из забытья. Зачем они так беспардонно швыряются землей? Отвратительный грохот. Он подул на посиневшие пальцы, пытаясь согреть их.
  Огляделся вокруг. Какие-то старухи, которых Глеб не знал, даже не предполагал, с какой стороны родственников они, перешептывались. Донеслось невнятное: '...зря столько места свободного в гробу, нехорошо это! Значит, еще покойник будет вскорости...'
  Глеб злобно зыркнул на старух, они заметили. Та, что ванговала про скорую смерть, скорбно поджала морковно накрашенные губы, всхлипнула, промокнув клетчатым платком сухие глаза.
  Провожающие, сделав печальные лица, не спеша обходили могилу, по очереди бросая пригоршни мокрой земли.
  Маргарита подошла неожиданно сбоку, взяла Глеба за рукав. Заглянула заплаканными глазами ему в лицо и тихо проговорила:
  - Глебушка, милый, если ты меня хоронить будешь, то только не так! Не хочу в сырой земле лежать. Лучше сожги.
  Глеб приобнял Маргариту, спросил:
  - Почему я?
  - Так ведь ты самый молодой, значит, дольше всех проживешь.
  - Рита, вот не надо так, не хочу я про это даже думать. Вот ведь как бывает, был у меня дядька - и нет.
  - Да что уж там - был у меня муж, и не стало. Вдова. Какое страшное слово, - всхлипнула Маргарита.
  Глеб хотел уже было похлопать ее по плечу, подбодрить, но она, завидев вновь прибывших родственников, направилась к ним. А какой-то мужичонка, проходя рядом с уже полузакопанной могилой, неловко поскользнувшись на мокрой глине, упал прямо в яму.
  Он торопливо вскочил на четвереньки, спешно пытаясь выкарабкаться, но то и дело вяз в жирном грунте. Хорошо, Маргарита этого не видела. Один из землекопов подал ему черенок лопаты:
  - Давай подмогну, - сказал он угрюмо-спокойно. - А то ведь закопаем.
  Другой землекоп хмуро усмехнулся и перестал ковырять отвал.
  - Хватайся! - подал он руку мужичонке.
  Пока вытаскивали неудачника, все остановились. Мужчины задымили сигаретами, женщины сбились в небольшие кучки.
  Виновато улыбаясь, мужичонка отряхивал штаны и пиджак. Весь испачкавшийся, он растерянно оглядывался по сторонам. Только черная шляпа с узкими полями не пострадала, а так весь в глине извозился.
  - Вот, а я что говорю, не хочет покойник один уходить. Верная примета... - будто холодный снежный ветер просвистел мимо.
  Глеб резко обернулся, но не увидел, кто сказал это.
  Бабки, что шептались до того, спускались узкой тропинкой к стоянке, где их ждал заказной автобус.
  С неба донеслись многочисленное карканье ворон, хлопот крыльев. Огромная воронья стая кружила над кладбищем, будто ожидая большого и сытного пира.
  - Кар-р-р! - доносилось со всех сторон.
  Кто-то негромко объявил:
  - Те, кто простился с покойным, прошу в автобус на поминальный обед. Те, кто на своих автомобилях, подъезжайте к кафе 'Трапезная' у церкви.
  Люди, пройдя вдоль могилы, направлялись к ним, выражая соболезнования, спешили сесть в автобус. Холод и пронзительный ветер буквально выдували из людей тепло и саму жизнь.
  Маргарита обнимала всех в знак благодарности за скорбь, а Глеб лишь сдержанно кивал непокрытой головой. Он совсем не чувствовал холода, разве только руки замерзли.
  Беспризорный кот, жалобно мяуча, прошел сквозь лес людских ног, вскочил на свежую могилу, замер, озираясь по сторонам.
  Люди зашептались, кто-то сфотографировал кота и могилу с памятником, кто-то попытался согнать животное. Но кот не уходил, лишь изредка жалобно мяукал, словно пел заунывную погребальную песню.
  - Чей кот, кто знает? - послышалось со стороны.
  - Местный, наверное, надо накормить его, пусть помянет тоже.
  - Может, еще и водки налить? Ну-ка пошел! Кыш, кыш!
  Глеб протянул к коту руки и уже было хотел его подхватить, как тот, выгнув спину, дико взвыл и бросился бежать прочь.
  Могильщики вовсю орудовали. Они уже установили памятник, выровняли его, обложили вокруг венками.
  Глеб поправил одну из лент и стал спускаться по узкой тропинке к автобусу.
  Маргарита осталась последней у могилы, беззвучно шевеля губами, она как будто что-то торопливо говорила, а землекопы терпеливо ждали в сторонке.
  Когда она наконец закончила и пошла к стоянке, мужики собрали лопаты, мешки и другие инструменты, устало побрели к кладбищенской сторожке. Неизвестно откуда взявшийся ледяной порыв разметал многочисленные венки, оголив металлические прутья незатейливого памятника.
  В кафе на поминальном обеде Маргарита была основательно занята. Она то и дело проходила вдоль столов, нося то пироги, то водку. Две старушки помогали, но не успевали. Народу было много. Кто с работы, а кто из соседей. Мужики налегали на водку, благо её было в достатке. Женщины скромно потребляли пироги, впрочем, и про водку не забывали.
  За дальним столом уместились уже знакомые старушки и такие же, как они, еще человек пять. Они всё больше говорили, а точнее, перешёптывались, зыркая по сторонам, умолкая только когда кто-нибудь из обслуги проходил мимо:
  - Вот я говорю, все приметы налицо. И кошка та неспроста, - вещала одна, а другие согласно кивали. - Без бесовской силы не обошлось. Да и батюшка, говорят, отпевать Фёдора отказался. Мол, нехристь он, и в церковь никогда не хаживал, и не соблюдал ни праздников, ни постов строгих.
  - Да, и детей они с Риткой не нажили за столько-то лет! - вторила другая.
  - И нелюдимый какой он был, Федька-то, бывало, по улице пройдет, ни здрасьте тебе, ни... только головой кивнёт, и всё. Никакого общения.
  Остальные молча соглашались. Да, Фёдора не очень любили в околотке. Был он молчалив и замкнут.
  - А вот Ритка всегда поздоровается и здоровья пожелает.
  Остальные согласились:
  - Да, да, Рита хорошая женщина. Общительная.
  За другим столом, видимо, уже изрядно опьянев, пытались запеть. Но их тут же остановили.
  А близкая родня уместилась за один стол. Сестра Фёдора, Прасковья, отец, уже совсем старик лет под сто, ничего не понимал, и кивал и кланялся по всем сторонам. Да два тридцатипятилетних теткиных сына, двоюродные братья Глеба. Все жили здесь с рождения, в поселке. Все молча ели. Братья водку наливали себе до краёв и пили так же молча. Мать на них шикала, но потом махнула рукой.
  Наконец и Маргарита к ним присоединилась. Она немного выпила водки, сморщилась, торопливо запила компотом и всхлипнула. Все наперебой стали её утешать, а один из братьев Глеба, кажется, Андрей, поцеловал ей руку. Это было, наверное, как высшее проявление солидарности страдания.
  Затем братья шумно поднялись из-за стола, отодвинув лавку, и пошли на улицу покурить. Глеб остался, он никогда не курил. Да и пил мало, только вот пригубил и поставил стакан обратно.
  - На девять дней тоже столовую закажем? - поинтересовалась Маргарита.
  Все одобрительно загудели, кроме сестры Фёдора, тёти Паши:
  - Да зачем, дома накроешь, да и всё, половина не придёт. Мы поможем. Опять же экономнее.
  Опять все одобрительно закивали.
  - А ты, Глеб, у Риты поживешь, у неё сейчас места много, - добавила тётя Паша, но тут же спохватилась: - Просто у нас даже кровати свободной нет.
  Глеб кивнул.
  В кафе зашел отец Онисим. Он деловито оглядел зал, увидав Маргариту, бодро направился к их столу.
  - Соболезную вашей утрате, - скромно поклонился он Маргарите, - надо бы вам помолиться за усопшего, причаститься, придёте в воскресенье в храм наш? Очень рекомендую вам, Маргарита. И очиститесь, и исцелитесь от духовных страданий. И всех вас призываю тоже.
  - Отобедайте, батюшка! Просим вас! - оживилась тётя Паша.
  Отец Онисим замотал головой:
  - Очень дел много срочных, не сейчас, благодарствую, благодарствую. Если только с собой соберёте, то помяну раба божьего Фёдора, позже.
  Он скромно подождал, пока ему соберут тормозок - пирогов, сладких и с мясом. В последний момент тётя Паша ему сунула в пакет и две бутылки водки. На что он даже возмутился:
  - Прасковья, ну это лишнее...
  Однако, взяв пакет, быстро ушёл.
  Вскоре и остальные стали разбредаться, а кого и под руки уводили. Все остались довольны поминками, и вдова, и родственники, и соседи.
  
  ***
  - Глебушка, хочу рассказать тебе, всё как было... Слышишь, Глеб? - горячо шептала Маргарита.
  - Мне то зачем? Батюшке в церкви расскажи! - отстранялся от неё Глеб.
  - Да не могу я батюшке, ведь грех какой на мне, я виновата, я! - Маргарита вцепилась в рукава племянника и, страшно выпучив глаза, продолжила:
  - Не могу я это в себе держать. Вот с ума сойду, точно. Из-за меня Федя умер, я его в могилу свела. Бил он меня, понимаешь? Страшно бил, в рёбра. И в живот. Будто хотел жизнь из меня выколотить. Мы когда только поженились, кто-то сказал ему, что я изменила. А Фёдор поверил. А я ни-ни. Да и с кем я могла... Да и в голове у меня только Федя мой и был. И с той поры он бить меня начал. Рот мне ладонью зажмёт и как вдарит в живот, я дышать забывала как. А потом мне говорит, мол, пожалуешься кому - убью совсем. Ну, так и жили. Он меня бьёт, а я его травлю.
  - Как? - выдохнул Глеб.
  - Да очень просто - землёй с кладбища! Схожу на кладбище, соберу с могил старых земли чёрной, высушу и в перец ему сыплю. Он пельмени с перцем любил очень.
  - Да ты шутишь, Рита? Какая земля, свихнулась совсем. Нельзя землёй человека отравить. Как врач тебе говорю.
  - Да я ещё и с молитвою особой. К бабке я одной ходила. Рассказала ей всё, ну она меня и надоумила. А как я решила Феденьку погубить, так и они начали приходить. Прям возле меня вьются, не отвадишь.
  - Кто?
  - Ведьмы! Черти! И не знаю, кто ещё...
  Глеб заглянул Маргарите в глаза - уж не свихнулась ли она на фоне похорон мужа?
  - Рита, какие черти? Какие ведьмы? Ты соображаешь, о чём говоришь?
  - Они чувствуют. Как только человек задумает сгубить другого человека, они тут как тут. Им душу людскую заполучить за счастье. Сами-то они ничего дурного сделать не могут. Сил в этом мире не имеют. Ну, может, напугать кого, да и то если боишься, а если в Бога веруешь, то они и связываться с тобой не будут. А вот меня в оборот взяли. Иду я из магазина или просто так гуляю, пристроятся рядом и спрашивают: 'Ну, что опять бил? Сколько это терпеть будешь, совсем ведь тебя со свету сживет твой Федька'.
  А потом почтальон начал приходить, невзрачный такой мужичонка. Постучит в окошко и ждёт, когда я выйду, говорит, вам письмо. И даёт конверт. Улыбается весь, прям от счастья светится. А на лице его ни бровей, ни ресниц нет. А как шляпу снимает, там лысина и рожки маленькие.
  'Может, правда черти, говорят, они безволосые.... Да что это я, туда же... Вон, Ритка с катушек слетела, какие черти, какие ведьмы. Двадцать первый век на дворе!'
  Но на душе было неспокойно, тревожно, как в детстве, когда Гоголя читал.
  - А письма? Рита, письма-то где? - спохватился с надеждой он.
  - А не было писем. Конверты пустые. Я их вскрывала, а там нет ничего.
  - Ну, а конверты где, может, штемпель там был или адрес обратный.
  - Да сожгла я их в печке, боялась и сожгла. А месяц назад я свечку заказала в церкви поставить, за упокой. Так и сказала: за упокой раба божьего Фёдора. А он ведь живой был! Что же я наделала, Глеб...
  Маргарита разревелась в голос, горько причитая и охая.
  Глеб подошёл к столу, налил полный стакан водки и выпил разом. Из глаз брызнули слёзы, он посмотрел, чем закусить, и наколол на вилку большой домашний пельмень. Занюхал водку, враз полегчало. Рядом с тарелкой с пельменями стояла перечница, обычная пластиковая, как в столовых.
  - Рита, в эту перечницу ты сыпала землю с кладбища?! - закричал он.
  Маргарита перестала реветь, испуганно уставилась на перечницу. Открыла безвольно рот и только кивнула, принялась опять рыдать.
  Глеб взял полиэтиленовый пакет, аккуратно завернул в него перечницу, сунул её в карман. Был у него знакомый эксперт из полиции, правда, далеко сейчас он.
  Так, что ещё? Глеб обвёл взглядом комнату. Голова начинала затуманиваться. Алкоголь навалился на Глеба тяжёлой разомлевшей тушей. Ходики на стене, только что отчаянно отсчитывавшие секунды, встали, гиря в виде чугунной еловой шишки упёрлась в пол.
  В окно постучали.
  Глеб вздрогнул от неожиданности, встал с кресла и отодвинул занавеску. Пытался разглядеть, кто же там, но, никого не увидев, спросил:
  - Кто?
  - Почтальон! - ответили за окном.
  Глеб попятился от окна, налетел на табурет, повалился на пол.
  'То ли болен, то ли пьян', - пронеслось в голове. Он замер полулёжа, отыскивая глазами Маргариту. Её нигде не было.
  Хлопнула входная дверь, на пороге стояла Маргарита, держа что-то в руках.
  - Вот, опять пустой, - пролепетала она, махая разорванным конвертом.
  - Где он? - закричал Глеб. - Почтальон ушёл?
  Он выбежал из дома и в два прыжка оказался у калитки. Но за оградой никого не было.
  Глеб бросился вдоль ограды, пробежав метров сто, остановился, внимательно вглядываясь во тьму. Никого не было. Тогда он побежал в другую сторону улицы, туда, где, шатаясь на ветру, одинокий фонарь отбрасывал по сторонам тусклый свет.
  За зоной света, там, где желтое пятно фонаря соприкасалось с неясной границей тьмы, стояло существо. Сначала Глеб не смог определить, кто же это или, может, что, но, подойдя поближе, он увидел женщину. Почти обычную, ну, может, самую малость бледноватую, кожа лица светилась в темноте неестественной белизной. Глеб приблизился к женщине, схватил её за руку, но тут же отпрянул - рука была холодной как лёд. Женщина странным образом зашипела:
  - Ты следующий!
  И Глеб в то же мгновение потерял сознание.
  
  ...Глеб почувствовал тошноту. Ещё даже не открыв глаза, он чувствовал и головокружение, и тошноту. Кто-то теребил его ладонь холодными тонкими пальцами. Он почувствовал некое умиротворение, как будто попал в зону абсолютной безопасности и мог расслабиться.
  Но уже через несколько секунд, как сознание к нему вернулось, он ощутил тревогу и открыл глаза.
  Над ним лицом и частью тела нависала тётка Маргарита. Она как будто разговаривала с кем то, но слова были обращены к Глебу:
  - Меня ведь предупреждали, стращали, а я как невменяемая, бесстрашная, Господи, прости, и ты, Глеб, ну как же так, чуть черепушку твою не раскрошили, а я до сих пор ничего понять не могу!
  - Рита... Что случилось, почему я здесь?
  Маргарита расцвела и поинтересовалась:
  - Как ты, Глебушка? Как голова твоя, не болит? Ты тяжёлый! Еле дотащила тебя, хорошо, у меня тележка есть. Я на ней иногда воду в баню вожу из колонки. Да, у меня и баня есть в огороде, хорошая. Мы с Фёдором её недавно построили. Хочешь, затоплю тебе? Тебе, Глеб, отдохнуть надо, расслабиться. Ты очень напряжён...
  Глеб слушал все эти слова, не понимая, куда Рита клонит. Может, показалось ему, а может, голова болит, тьфу ты!
  - Рита, ты к знахарке ходила, можешь меня познакомить, мне очень надо, спросить её кое о чём.
  Маргарита невозмутимо ответила:
  - Да, конечно, Глеб, утром позвоню ей, запишусь, у неё, знаешь ли, очередь на полгода, знатная бабка. Ведьма потомственная...
  Она зашептала отрывисто, порой только шевеля губами, невнятно проговаривая незнакомые, непонятные слова:
  - ...Избави меня, слабого и немощного, от напастей разных, в образе зверя нечистого и нежити разной... ни домовой, ни леший, ни пущевик... ни прочая не погубит ни души моей, ни тела, не смутит ни в пути, ни в помыслах, ни в начинаниях божиих... молю тебя, ангел святой, о защите от силы нечистой и прислужников его... спаси и сохрани по воле Господа Бога! Аминь.
  - А кто такой пущевик?
  - Не знаю, - Рита пожала плечами, - молитва от всех защитит. Так бабка эта говорит.
  Глеб поднялся и сел на кровати. Ощупал затылок. Волосы пропитались кровью, а рана саднила. Упал на камень? Навзничь. Как так?
  И тут он вспомнил, что когда подбежал к женщине и взял её за руку, то почувствовал удар сзади по голове. Потом тьма.
  Маргарита возилась с аптечкой, наконец она приготовила большой кусок бинта и перекись:
  - Давай, Глебушка, обработаем.
  Глеб послушно подставил затылок, а в голове метались мысли. Кто-то его ударил - зачем, из-за женщины, из-за Риты? Кто он? Почтальон? Маньяк-почтальон, который приносит пустые письма. Ненаписанные письма. Бред какой-то. Его здесь давно позабыли, десять лет прошло, как он уехал из посёлка.
  В окно постучали.
  Глеб зажмурился от страха. Почтальон? Но вскоре послышалось:
  - Рита, это я Паша, Прасковья, Глеб у тебя?
  Маргарита вышла из дома, но вскоре вернулась.
  - Вот, Паша тебе крестик принесла и образок освящённый, просила, чтобы ты надел. Волнуется за тебя.
  Глеб рассматривал образок, даже не золотой! Может, правда, зайти завтра в ларёк при церкви и купить что-то поприличнее. Он сунул подарки в карман.
  - Рита, поздно уже, устал я, стели кровать мне, отдохнуть надо.
  Когда же всё было готово, Глеб только прикоснулся к подушке и тут же провалился в глубокий чёрный сон без звуков и картин.
  Утром он проснулся только ближе к одиннадцати. За перегородкой, в кухне Маргарита, очевидно, что-то готовила. По дому разносился запах снеди. Вкусно пахнет, заметил Глеб.
  В проёме появилась Маргарита и бодро объявила:
  - Глебушка, вставай, надо завтракать и торопиться, у нас назначено на двенадцать!
  
  Дом у знахарки был старым и добротным. Толстые узловатые брёвна сруба монолитно возвышались над каменной кладкой фундамента. Чёрные потрескавшиеся резные наличники, планки и карнизы выпячивались, как острые зубы дракона. Металлические скобы и кольца, покрытые патиной времени, выглядели как музейные образцы. Непроницаемые стёкла окон вглядывались в улицу, как глубокие омуты. Дом будто застыл во времени. Только тёмный пепел двух веков равномерно покрывал дом от земли до конька.
  Хозяйка встречала их на крыльце.
  - Здравствуйте, проходите в дом.
  Сказала просто, обыденно, как старым знакомым.
  Глеб потянул за руку Маргариту, она, видимо, вначале решила остаться снаружи. Какого чёрта! Сама завела эту кашу, а теперь в сторонку?
  Нет же. Они вошли в избу. Низкие потолки давили, неясные тёмные углы нервировали, заметил Глеб. К чёрту эти все предрассудки. Разберёмся сейчас.
  - Меня зовут Глеб, я племянник Фёдора...
  - Я знаю, - сказала ведунья, поджав губы. Она приготовилась к скандалу, но тут Глеб растерялся, замолчал, собираясь с мыслями.
  Он подбирал слова, но не знал, с чего начать. Ему вообще ситуация казалась дурацкой, но что-то надо было делать!
  Хозяйка дома сама начала:
  - У Фёдора была тёмная душа, хотя о покойниках плохо не принято... Но я-то знаю, о чём говорю. Нечистые его душой завладели, вертели им как хотели. Я лишь Маргарите помочь хотела. Иначе бы она сейчас на кладбище лежала. А у неё душа светлая. Я хоть и делаю всякие вещи непотребные, да я за них и ответ держать буду перед тем, кем надо. Такова судьба моя, не жалуюсь, а изменить что-либо не в силах. Нечистые - они повсюду, как только человек слабину даёт, они тут как тут...
  - Да какие нечистые! - вскричал Глеб. - Не надо мне сказки тут для маленьких детей рассказывать.
  - А и не сказки это я рассказываю, разные есть нечистые. Какие безобидные, бруни всякие, дунди там. А каких даже я боюсь. Без надёжных оберегов не справиться.
  Глеб только хихикнул и сморщился. Он что, маленький ребёнок, чтоб ему такое рассказывали?
  - Да я и показать могу, коль не веришь. Да вон брунь у тебя в ногах сидит, он, конечно, безобидный, но это пока здесь, в избе моей. Тут и печь растоплена, и образа есть, да и накрещёно во всех углах. А если он в огороде тебя встретит, то и ноги может спутать, так что упадёшь - костей не соберёшь!
  Глеб взглянул на пол и непроизвольно подобрал ноги. То, что он считал кошкой, оказалось маленьким косматым существом, будто обезьянка с пронзительным и доверчивым взглядом. Он протянул руку, чтоб прикоснуться к голове существа, но недообезьянка хищно клацнула зубами.
  - Кто это? - опешил Глеб.
  - Это брунь, он маленький и не опасный, он может в каждом доме жить, если захочет. Энергией живых людей пользуется, но понемногу и незаметно. Но и отдаёт тоже. Я вот его держу из-за снов вещих. Он мне, когда надо, нашёптывает их. А вон там дунди в углу, я его Просто зову. Так и подзываю: Просто-просто! Молоко очень любит. А за молоко может других дунди не пускать. Какие не приручены. Они плесень разводят, а пока молоко пьют, плесенью не занимаются. У меня ведь дом деревянный, старый, приходится следить за этим.
  Глеб посветил сотовым телефоном туда, куда указывала знахарка.
  В углу, как будто старая, сточенная годами берёзовая метла, виднелся пучок из веточек. Да Глеб бы его и посчитал веником каким-то, если бы тот не повернулся боком. Внизу метлы вдруг появилось нечто вроде языка. Потом язык облизнулся сам по себе и исчез.
  - Ты видишь это, потому что я так захотела, а в обычной жизни ты бы и не узнал ничего, потому что нечисть эта живет там, за пеленой, а ты здесь, в мире нашем.
  Она подумала и продолжила:
  - Я уже старая, и мне надо преемника выбирать, чтобы дар ему вернуть. Иначе плохо будет мне, в мучениях сдохну и язык вытянет. Ты подходишь, могу тебе дар вернуть. Только скорпиону могу передать, ты - скорпион.
  - Да, а причём тут скорпион? - спросил Глеб.
  - А скорпион самый сильный знак. Другие ведьмы могут хоть кому отдать, а скорпионы только скорпионам. Так что, хочешь дар?
  Глеб отчаянно замотал головой. Он ещё был не готов верить в эту нереальность, но глаза-то не обманывают.
  - Вот что я скажу тебе, - бабка чуть придвинулась к Глебу, - сейчас нечисти охотятся за Маргаритой, за душой её, она по воле Фёдора должна быть заморочена до смерти. Но это всё пройдёт после девятого дня от похорон его. Просто душа его улетит туда, куда определят, и порча прервётся. Я вижу, что ты ей помочь можешь, но как, не знаешь просто. Не умеешь, не научен. Я могу тебя научить. Ты справишься, только жизнь твоя уже прежней не будет.
  - Я ведь не знаю ничего про этих, ну, потусторонних... - Глеб почувствовал, что против своей воли втягивается в какую-то дурацкую авантюру, но противиться не мог.
  - Тут всё просто, наш мир состоит из трёх реальностей: Правь, Явь и Навь. Правь - это то, что было, все предки твои, прошлое, одним словом, его уже изменить нельзя, а вот спросить у него можно. То, как было, ну, всякие явления и поступки. Явь - это то, что ты с детства своего чувствуешь и знаешь, это твоя и моя реальность, наш мир. Мы здесь живём и творим. А вот Навь - это параллельный нашему мир, там вся нечисть, и забавы их, и все альтернативные сценарии и будущее.
  Знахарка посмотрела на Глеба и покачала головой: как в такое поверить можно? Вот она бы не поверила.
  - На вот пока, - старуха достала с печки холщовый мешок и, не спрашивая, щепотками стала насыпать Глебу в карманы как будто бы песок.
  - Что это?
  - Это мак трёхгодовалый, от сглаза, от порчи. Пойдёт на первое время. Убережёт тебя от беды. Пока сам себя защитить не сможешь.
  - Мак? Может, чеснок лучше?
  - Мак очень сильное средство, а чеснок - это баловство. Сказки киношные. Ну как для тебя комары или мухи. Отмахнулся, и всего делов. Против вурдалака не поможет и от оборотней тоже. Ну, если хочешь, могу и чеснока тебе дать.
  Глеб судорожно сглотнул.
  - А вурдалаки существуют разве?
  Ведьма посмотрела на Глеба и ничего не ответила, полезла в тёмный угол и вынесла головку чеснока, разделила на дольки и две отдала ему.
  За разговорами он совсем позабыл о Маргарите. Она сидела рядом на лавке, странным отрешённым взглядом смотрела перед собой.
  - Это я её заворожила, ей наши разговоры слушать ни к чему, и так много чего уже навидалась, - бабка бесцеремонно толкнула Маргариту в плечо. - Рита, ступайте домой, только не напрямик, а в обход проулком дальним, глядишь, заморочим кой-кого, а я завтра к вам приду, дом посмотрю с молитвой. И почищу всё. От наветов всяких.
  Она задула свечки, стоящие на столе, давая понять, что аудиенция закончена.
  
  Уже вечерело, сколько они пробыли у старухи, понять было невозможно. По ощущениям не более часа, а по надвигающимся сумеркам - часов шесть, не меньше. Маргарита ухватила Глеба под руку, направляла его по тропинке, то и дело обходя глубокие мутные лужи и истоптанные скотом грязные переходы. По дороге они зашли в магазин. Глеб уже давным-давно позабыл вот такие сельмаги, где на одной полке уживались и хлеб, и сахар, и водка. Маргарита купила и того, и другого. Уже когда они вышли из магазина, Глеб спросил:
  - А водку зачем купила? Я ведь не пью совсем, ну почти.
  - Так поминки скоро, лишним не будет, чтоб за раз не таскать ящиками.
  Навстречу им прошли две бабки. Они, не стесняясь, толкали друг друга локтями, громко шептали друг другу на уши.
  Полетело по деревне. Сейчас напридумывают с три короба и сами в это верить будут, отметил Глеб.
  - Рита, а ты боишься, что разговоры всякие пойдут по деревне, ведь я теперь у тебя живу?
  Маргарита непонимающе заморгала.
  - Глеб, ты ведь племянник мой, я ведь тётка твоя, какие разговоры могут быть, смешно!
  Ну как можно не замечать, что творится вокруг, подумал Глеб, это ведь невероятно!
  Уже подходя к дому, они увидели серого пса-дворнягу. Он стоял на дороге, широко расставив лапы и пригнув голову. Было ощущение, что он то ли заискивает, то ли хочет броситься на них. Но через мгновение, задрав голову к небу, пёс взвыл и кинулся прочь. Он бежал и выл не переставая, от чего у Глеба пробежал неприятный холодок по спине.
  - Бесовщина какая-то... - только и прошептал он.
  
  Когда они зашли в дом, Маргарита неожиданно призналась:
  - Сегодня во сне ко мне Фёдор приходил.
  - Ну и что? - спросил Глеб хрипло. Горло вмиг сдавило как будто крепкой рукой.
  Он закашлялся и неожиданно потянулся к бутылке водки, стоящей на столе.
  Открутив винтовую пробку и не найдя стакана, он прилично отпил из горлышка.
  Маргарита продолжала:
  - Страшный какой-то весь, чёрный, будто сажей измазанный. И всё время прощения просил. И стоит так скромно поодаль, и шепчет: прости да прости. А я так расчувствовалась, хотела даже обнять его, только шаг ступила, а его нет уже. Только шёпот: прости, прости... Да мне-то его за что прощать, за то, что бил? Так я его за то уже простила. А вот сама прощения не смогла попросить. Это ведь как будто бы признаться, да, Глеб?
  - Рита, ты меня пугаешь такими разговорами. Это всего лишь сон. И не надо вот так, с подробностями. Мне ведь и так страшно, здесь как в сказке, чем дальше, тем ужаснее. А что еще впереди ждёт?
  Он рассеянно провёл ладонью по горлу, ощущая жёсткую щетину. И на щеках тоже. Не брился дня три, кажется. Он отдёрнул тряпицу с завешенного зеркала, пытаясь рассмотреть своё давно не бритое лицо, и в ужасе отскочил. Из-за стекла на него смотрел дядя Фёдор. Был он и вправду невероятно смугл, глаза вообще превратились в две тёмные немигающие точки. Он медленно шевелил губами, но звуков не было слышно. Глеб вскрикнул и отвернулся.
  Маргарита как ни в чём не бывало задёрнула тряпицей зеркало, спросила:
  - Почудилось что? Сейчас поужинаем и ляжешь спать, отдохнёшь, видно, что устал, прям лица на тебе нет.
  - Рита, а у тебя в доме брунь есть? - Глеб осматривал углы комнаты и тут же увидел бруня.
  Маленький брунь сидел на корточках, высунув язык, деловито подшивал такие же маленькие валенки. Он только мельком взглянул на Глеба и продолжил.
  - Это домовой, что ли, хозяин? Может, и есть, а может, и нет - не видела никогда.
  Глеб похлопал ладонями по карманам, в правом что-то звякнуло. Он вытащил спутанные цепочки и надел на шею и образок, и крестик.
  Брунь, подобрав валенки и дратву для подшивы, благоразумно отодвинулся ближе к тёмному углу и продолжил орудовать шилом.
  Все эти существа кажутся безобидными, ну как кошки домашние, но всё равно, как нечистые, всячески остерегаются святых вещей - образков, крестиков и так далее. Странное дело, Глеб всего-то несколько часов назад совсем не представлял, какой мир может рядом с ним находиться, а сейчас внимательно осматривал представителя потустороннего мира и почти не удивлялся.
  Десять лет назад у него умерли родители, нелепо, как казалось, но и символично, в один день, как в доброй сказке про принца и принцессу, ну тех, что жили долго и счастливо и умерли в один день. Глеб не помнил, чтобы его мать и отец когда-либо ругались или разговаривали на повышенных тонах. Не было такого, чтобы и болели какими-то тяжёлыми недугами, но вот чтобы умереть в один день - разве такое бывает? Можно задохнуться на пожаре или попасть в автокатастрофу и скончаться в один день, соглашался Глеб, но чтобы среди белого дня, в обычных условиях умереть, сидя на стульях за чаепитием...
  Глеб помнил этот день и так же пытался его забыть. Он тогда позвал тётю Пашу и дядю Фёдора, вместе они вызвали полицию. Потом долго и нудно отвечали на их вопросы. А потом, через месяц, Глеб ушёл в армию. Уже после окончания службы он появился в посёлке, собрал кое-какие вещи и закатил хорошую пирушку для всех родственников. Пришли Маргарита с Фёдором, тётка Прасковья с сыновьями Андреем и Сергеем, дед Матвей, отец матери и Фёдора, был он таким же старым, ничего не понимал, только крутил головой и хлопал глазами. Были ещё несколько родственников, каких-то очень дальних, чьё родство Глеб с трудом просматривал. Родительский дом он продавать не стал, просто сказал родственникам, чтобы жили кто хочет или кому нужно. А потом он уехал, далеко, за тысячи километров, работал, скитался по дальним забытым богом местам, жил во Владивостоке, даже женился, но вскоре развёлся. Десять долгих лет, как будто в другой, непонятной и далёкой жизни. А потом ему позвонила Маргарита и сказала, что Фёдор умер и через три дня будут похороны. Так Глеб и оказался на своей исторической родине.
  
  Маргарита затопила печь-голландку, сославшись на то, что в доме холодно. Она ушла в свою спальню, а Глеб остался сидеть на кресле напротив печи, то и дело посматривая сквозь узкую щель дверцы на прогоравшие дрова. Когда угли в топке погасли, он привычно пошурудил кочергой и завинтил задвижку на дверке.
  Уже в кровати он опять вспомнил о родителях. В справке о смерти у обоих была одна и та же причина - остановка сердца по причине ишемической болезни. Бывает, наверное. Глеб не был кардиологом, но он был хорошим фельдшером, а потом и парамедиком, работающим на скорой помощи, и никогда не встречал парных смертей по этой причине.
  Так он незаметно для себя задремал.
  Тело его накрыла тёплая нега, сковала по рукам и ногам, не давая воли двигаться. Он представил себя, как в детстве, на берегу маленькой речки в жаркий летний день, когда, распластавшись на тёплом песке пляжа, чувствуешь только ласковые лучи солнца и осторожные всплески волн у ног. Только истинный покой и блаженство. Хотелось ещё крепче закрыть глаза и совсем отключиться.
  Глеб почувствовал, что что-то прикоснулось к его лицу, как будто бы крылом задела птица. Он осторожно открыл глаза, а вместе с этим 'включился' и звук. Наверху, там, где должен быть чердак, кто-то по-хозяйски шагал по потолку. Деревянное перекрытие буквально стонало от тяжёлой поступи. Вот как будто кто-то очень тяжёлый остановился в одном месте, и доска издала яростный скрип, потом скрип сместился ближе и замер.
  Глеб осмотрелся вокруг и увидел бруня. Тот залез под лавку и тревожно широко распахнутыми глазами поглядывал на потолок. Он был так напуган и растерян, что Глеб хотел его взять на руки и успокоить, но вовремя вспомнил про острые зубы. Хоть существо это потустороннее, чем чёрт не шутит, а могло оно цапнуть и по-настоящему.
  Тем временем кто-то на чердаке совсем распоясался, в ход пошли лязгающие звуки от металлической посуды или листов железа, стены подрагивали.
  Глеб попытался возмутиться, но не знал как. Наконец он вскочил с кровати и перекрестился. Звуки прекратились.
  - Господи, иже еси на небеси... - начал он бодро, и вокруг как будто бы отступила тьма. - Да святится имя твоё...
  К сожалению, дальше он слов не знал, но чётко почувствовал их чудодейственную силу.
  Он включил фонарик на своём смартфоне и смело шагнул в сени. Голова ещё слабо соображала, а он уже примерялся влезть на чердак. Неширокая лестница вела куда-то наверх. Он поднялся на одну ступеньку, потом на другую, на третью... Остановил его лишь висящий на широкой щеколде старинный замок, похоже, закрытый.
  Вернувшись в дом, он зажёг лампочку в большой комнате и огляделся. Страх отступил. На столе, предусмотрительно накрытое полотенцем, стояло блюдо с пирогами. Это Маргарита ещё утром готовила то ли шаньги, то ли ватрушки, разницы Глеб не знал. Он взял одну из плюшек, разломил пополам и смело протянул одну из половин бруню. Глеб даже, наверное, не смог бы объяснить, что его побудило на такой поступок. Но брунь 'клюнул'. Он выбрался из-под лавки и робко приблизился к Глебу.
  Бессильный в одиночку - нужны союзники, - всплыли в голове у Глеба уроки обществоведения, - нужны соратники и союзники, чтобы дать отпор!
  Брунь уже схватил своими цепкими пальцами шаньгу и благоговейно обнюхивал её. Глеб понял, в чём дело! Ведь брунь не мог съесть эту шаньгу, так как являлся представителем потустороннего мира, но право обладания настоящим пирогом вселило в бруня настоящий восторг. Он вытянул губы, доселе невидимые, в тонкую трубку и дунул что есть мочи, так, что его уши расправились, как два представительских посольских флажка. Послышался тихий, но пронзительный свисток. Глеб услышал его скорее внутри себя, так бывает, когда частота этого звука выше восемнадцати килогерц, что находится примерно на краю восприятия взрослого человека.
  В институте Глеб работал на экспериментальном звуковом аппарате и слышал разные звуки. Профессору кафедры функциональной диагностики нужны были лаборанты, и он набирал их среди студентов.
  
  ***
  Бабка пришла около полудня. Маргарита обед готовила, а Глеб пытался дозвониться до эксперта. Тот не брал трубку, может, был за рулём. Принципы такие были у Вадика-эксперта - не торопиться с выводами, не отвечать на звонок во время езды на автомобиле и не пить с малознакомыми людьми.
  Маргарита попыталась усадить старуху за стол, но та только шикнула на неё и давай носом по углам водить. Реально как овчарка какая-то. Уставится на угол и втягивает носом воздух. Постоит с минуту - и за следующий. Тоже своего рода эксперт, только вот всяких баночек-скляночек не надо.
  Бабка так походила по дому, потом стала из сумки на стол выкладывать вещи всякие. Две свечи, завёрнутые в газетки пучки трав, спички, баночки, с маслом, видимо.
  Без скляночек, однако, не обошлось.
  Ведьма зажгла свечки, попросила противень печной у Маргариты. Смешала травы, от свечки подожгла пучок, но тут же задула огонь и бросила траву на противень.
  Глеб с интересом наблюдал за всей картиной. Интересно же, как чёртовы козни выявляют. Ха. Дальше пошла вода в блюдце, маленькое зеркальце, опять поджигание травы. Все движения быстрые, точные, можно сказать, профессиональные. Минут десять все эти действия происходили, потом бабка свечки погасила и все причиндалы в сумку убрала, уселась на стул и руки на колени сложила.
  Глеб с Маргаритой в ожидании диагноза уставились на старуху.
  - Вот что я скажу вам, милые мои, - как бы раздумывая, начала она. - Дом чист. Уж не знаю, что и предположить. Кроме местных домовят, нечистых нет, проклятий-наговоров нет, иголочек заговорённых нет, подселённых дундей и всяких других таких тоже нет. Да и местные души в хозяйке не чают. Даже не шалят. В тапки не гадят, соль не просыпают. Я же говорила: Маргарита - светлая душа. Ну и всё. Я тогда отобедаю с вами, раз уж здесь.
  Она придвинулась к столу, поправила платок и посмотрела на Маргариту.
  Глеб с Маргаритой молча стояли, застыв на месте. Потом Маргарита, всплеснув руками, поспешила на кухню греметь посудой. А Глеб осторожно спросил:
  - Так значит, опасаться нечего?
  На это ведьма ответила:
  - Есть опасность. Большой зуб кто-то на вас точит. И Маргарита тут не главная виновница. От тебя все проблемы, Глеб. Из-за тебя Маргариту хотят со свету сжить. А вот почему, не знаю, не ведаю. Ты вроде как человек неплохой, не вижу ничего такого, а угроза Маргарите по твоей причине. Больше и сказать нечего. А сейчас обедать давай, утро вечера мудренее.
  
  Ели молча. Только в конце бабка поблагодарила Маргариту, быстро собралась и ушла.
  - А как её зовут? - спросил Глеб. - А то как-то даже неудобно, она нас по имени, а мы на 'вы'.
  - Баба Серафима, - Маргарита убирала со стола, - так она представилась, когда первый раз встречались.
  Маргарита задумалась на мгновение, будто бы вспоминая что-то, продолжила:
  - У неё на доме звёздочка красная, маленькая такая прибита. Да и не красная, а малиновая скорее, вся выцветшая. Ведьма со звёздочкой, знаешь ли, как отель какой-то или поставщик товара. Я не знала, что это означает, и её не спрашивала. У соседей поинтересовалась. Я знаю их, вместе в леспромхозе работали. Так вот, мне их внучка подробно про то рассказала. Говорит, что на всех старых домах такие звёздочки есть. У них тоже такая. Из жести вырезанная и покрашена. Такая, да не такая. Если присмотреться, то у бабы Серафимы звёздочка с чёрной узенькой полоской по краям. Это означает, что из этого дома кто-то на войну ушёл и погиб. А у них звёздочка без чёрной каёмки, потому что их дед Андрей хоть без ноги, но с войны вернулся.
  - А у Серафимы кто не вернулся? - Глеб даже чай в сторону отставил, так интересно стало. - Отец?
  - Говорят, муж. Как только война началась, он в добровольцы записался. Они только поженились с Серафимой, а он на войну напросился. У него бронь даже какая-то была. Он в леспромхозе нашем работал, на тракторе.
  - И сколько ей лет тогда, если она замуж ещё до войны вышла?
  - Ой, Глеб, я не знаю, ну около ста, получается.
  - Сто лет! - Глеб аж привстал. - Бабе Серафиме сто лет? Да этого же быть не может, ну от силы лет семьдесят, да и этого много. Ты же видишь, как она выглядит!
  Маргарита только плечами пожала.
  За этими разговорами Глеб совсем позабыл о том, что ему баба Сима поведала. Он неожиданно стал собираться.
  - Рита, мне прогуляться надо, а то после твоих щей-борщей у меня бока увеличиваться стали, как бы не потолстеть. Я ведь там, у себя, в фитнес-зал ходил, два раза в неделю. Тренажёры разные, беговая дорожка, сауна.
  - Ишь ты, какой спортивный, а у нас в деревне мужики дрова колют для фитнеса, а бабы воду на коромысле таскают, чтобы постройнеть и осанку улучшить.
  
  Глеб шёл по улице, выбирая дорогу, где было меньше грязи. Он помнил - в детстве, да и позже, по всему посёлку были проложены дощатые тротуары. Ходить было удобно и чисто, особенно весной и осенью, когда улицы превращались в сплошную грязевую преграду. Где не было тротуаров, спасали сапоги, на худой конец глубокие резиновые галоши, одетые обязательно на шерстяной вязаный носок. За то время, что его не было, здесь появились телевидение, интернет, сотовая связь, в достатке товары в магазине, но напрочь пропали деревянные тротуары. Кое-где их заменили асфальтом, где-то гранитным щебнем, а где и шлаком от угольной котельной. Не помогает совсем.
  Две улицы вверх и две улицы в сторону центра посёлка. Здесь жила тётя Паша. Глеб давно у них не был, и вот сейчас, подойдя к дому, он узнал его. Он совсем не изменился, как будто бы не было этих десяти лет. Всё те же голубые наличники на трёх окнах, покосившиеся ворота на ограде и лающая на привязи собака. Собака, правда, была другая, непонятной породы двортеръер рыже-белой масти.
  Он постучал в крайнее окно, насколько он помнил, это была кухня. Пёс не доставал до него из-за короткой цепочки, но гавкал не переставая.
  Занавески дёрнулись, и долгое время ничего не происходило, Глеб даже хотел постучаться вновь, но послышался металлический лязг за дверями.
  - А я думаю, кто же это к нам днём пришёл, ведь на работе все, а гостей мы и не ждём! - Тётя Паша ойкнула, закрыв рот рукой. - Ты прости, Глеб, вырвалось случайно, да и не гость ты, родственник самый что ни на есть, заходи, Глебушка, заходи. Рада, рада, что ко мне заглянул.
  Они прошли тёмными захламлёнными сенями в дом. Под ногами прошмыгнула кошка, обгоняя их, жалобно, но настойчиво замяукала.
  Тётя Паша бесцеремонно отодвинула кошку ногой и открыла обитую дерматином дверь.
  - Заходи, заходи, сразу за стол давай, присаживайся. Я хоть чайник поставлю, прости, Глеб, не готовила ещё, пацаны только к вечеру домой придут.
  В нос ударил кислый запах деревенского дома, Глеб уже и забыл, как пахнут такие избы. Он сел на ближайшую табуретку и осмотрелся. Заваленные какими-то вещами углы, сбитые половики на полу, отсвечивающий мрачной полировкой шифоньер. Отрывной календарь, притороченный на деревянной перегородке между комнатой и кухней, указывал на третье марта прошлого года.
  Глеб уже четыре дня жил у Риты и мог сказать, что её жильё ничем не отличалось от нормальной городской квартиры. Всё прибрано, светло и чисто. Ванная комната с унитазом и душем, электрический нагреватель для горячей воды, даже роутер для раздачи интернета по дому для телефонов, ноутбука и смарт-телевизора. Единственным рудиментом Ритиного дома была круглая печка-голландка, возвышающая от пола до потолка, как колонна Большого театра.
  Здесь же всё напоминало об убогости деревенской жизни конца 70-х годов двадцатого века, по крайней мере, так Глеб и представлял это.
  Ему стало интересно, водятся ли у тёти Паши представители потустороннего мира. Грех было не воспользоваться возможностью увидеть что-то необычное, ведь не пропадать же подаренному навыку. Он оглядел комнату и, к своему сожалению, ничего и никого не увидел.
  Тем временем пришла тётка Прасковья, принесла вскипевший чайник, чашки, ещё что-то там в неглубокой вазе.
  - Тётя Паша, а Серёжка с Андреем не женились? - начал Глеб издалека.
  - Да какое там женились, работают всё время, и по выходным тоже. Опять же девки нынче такие пошли... Нет невест нормальных, я бы уж подсобила. Посваталась аль парней бы послала. Да где там!
  Она пригубила чай из стакана, спохватилась:
  - Да что это я! Не по-русски встречаю тебя!
  Вскоре на столе стояли маленькие гранёные рюмочки и бутылка какой-то красной наливки. Глеб повернул бутылку к себе этикеткой, прочитал: рябина на коньяке.
  - Да я ведь, тётя Паша, почти не пью. Не надо бутылку распечатывать.
  - Тю! Не пьёт он, а как же - в гости пришёл, отказывать нельзя хозяйке. А я вот с удовольствием, и ты давай со мной.
  Она налила по полной рюмке и медленно сквозь зубы выцедила содержимое. Глеб тоже пригубил и поставил на стол. Напиток ему не понравился, как будто бы морс разбавленный, но с градусом.
  - Я ведь и в церкву по воскресеньям хожу обязательно, может, запримечу какую хорошую девушку, так и там нет - одни замухрышки.
  Тётя Паша поплыла неожиданно быстро. Глеб уже сам налил ей полрюмочки и себе чуть добавил.
  - Тётя Паша, да кто же невест в церкви ищет, туда одни пенсионеры, наверное, ходят. Немодно. Надо в других местах каких, кафешках, ресторанах, в торговых центрах, наконец. Есть у вас торговый центр или ресторан в посёлке? Может, танцы... - улыбнулся Глеб.
  - Тю! В ресторанах! Нам таких не надо! Там всякие... такие.
  - Какие такие, людям-то ведь где-то отдыхать надо, ресторан самое хорошее место. Я вот со своей бывшей женой именно в ресторане и познакомился.
  - Вот именно, с бывшей! - Прасковья навалилась на стол и уставилась пьяным взглядом на Глеба.
  - А ты когда домой собираешься, ну, туда?
  Она невнятно махнула рукой куда-то в сторону.
  - Так вот девять дней справим, и поеду.
  - Правда?
  - Конечно, у меня ведь отпуск не резиновый.
  Он для видимости пригубил рябиновки. А Прасковья выпила опять по полной.
  - Ну вот, Глеб, видишь, как живём мы, скромно, без излишеств. Хором не имеем. И вот ещё, ну и найдут сынки мои баб себе, а куда приведут их, сюда? Тут места нет, вон ещё дед Матвей живее всех живых, да и я умирать пока не собираюсь.
  - А вот парни, говоришь, работают без выходных, куда ж они тогда деньги-то девают, в казино, что ли, ходят?
  - Да что они там зарабатывают, что получают, то и пропивают. У меня тоже пенсия маленькая, да вон ещё и деда кормить надо.
  Глеб невольно потянулся за бумажником. Положил двадцать тысяч на стол перед Прасковьей.
  - Тётя Паша, на вот, помогу вам чем могу.
  - За деньги спасибо, Глебушка, спасибо! - От денег тётка не отказалась, сунула в карман халата. - Ты вот лучше скажи, зачем к вам Симка-ведьма приходила, она ведь порчу вам какую с Риткой сделает, не обрадуешься. Та ещё тварь.
  - А мне показалось, что она приличная женщина. Вот хотела Рите помочь, ведь тяжело ей сейчас.
  - Тяжело! - Прасковья уже была довольно пьяна. - Пусть лучше в церкву сходит! Покается.
  - В чём покается, тётя Паша? - спросил Глеб, но та, уронив голову на грудь, буквально вырубилась. С чего бы это, с трёх-то рюмок?
  Он потряс её за плечо и, не рискнув перетащить тётку на диван, тихонько вышел из дома. Чтобы не наскочить на стены или ещё какое препятствие в тёмных сенях, Глеб включил фонарик на телефоне.
  Буквально в шаге от двери сидел брунь, или, если можно так сказать, 'брунья' - толстая расплывшаяся домовиха с такой же расплывшейся личиной. Она не мигая смотрела на Глеба своими глазками-бусинками, так что ему даже показалось, что она хочет что-то спросить или сказать.
  Нет уж, Глеб с такой несимпатичной нечистой силой разговаривать не будет, мало ли, цапнет еще за ногу!
  
  ***
  Почта была неподалёку, Глеб помнил её, и теперь ничего не изменилось. Почтальонша на выдаче была молодой женщиной, довольно симпатичной. Глеб поглядывал на неё украдкой, а та делала вид, что очень занята, хотя сразу заприметила незнакомца. А вот на приёме какая-то бесцеремонная старая кошёлка заставила его купить большую коробку для посылки, хотя, наверное, можно было обойтись и полиэтиленовым пакетом с пупырками.
  Глеб заполнил карточку данными, аккуратно заклеил перечницу из Ритиного дома скотчем и положил в коробку. Места оставалось ещё ого-го. Краем глаза он заметил, как улыбнулась молодая почтальонша.
  - У вас не будет какой-нибудь бумаги посылку забить? - спросил Глеб.
  Работница на приёмке небрежно ткнула на витрину:
  - Газеты есть, с прошлой недели, по десять рублей и по пятнадцать, какие вам?
  Молодая наконец-то вступилась:
  - Любовь Андреевна, у нас же есть старая упаковка, вот целая куча лежит!
  Глеб спохватился:
  - Да я куплю, куплю, спасибо... - он вытянул шею, чтобы взглянуть на бейдж. - Марина, спасибо большое, вот, пожалуйста!
  Он положил сторублёвку на чашечку для денег.
  Любовь Андреевна скрупулёзно отсчитала газет на сотню и подала Глебу. Лицо её было безмятежно спокойным, она внимательно посмотрела на посетителя и спросила:
  - Вам посылку ценную оформлять? Тогда опись приложите, в двух экземплярах, пожалуйста!
  Тогда Глеб решил идти до конца:
  - Любовь Андреевна, будьте любезны, оформите мне самую быструю доставку посылки вот по этому адресу. Это Владивосток, сможете? Чтоб прямо раз - и за день она дошла до адреса. Я вот тут телефон добавил для курьера!
  Почтальонша полезла в компьютер, а Марина уже улыбалась, не скрывая.
  - Молодой человек, до Владивостока, к сожалению, быстрее чем за три дня не дойдёт, будете оформлять?
  - Да, буду, вот описание. - Глеб подал опись, где первым пунктом и им же последним было написано крупно: СТАРАЯ ПЕРЕЧНИЦА - ОДНА ЕДИНСТВЕННАЯ (зачёркнуто) ШТУКА.
  Но Любовь Андреевна была крепким орешком; взвесив посылку и оклеив её синим скотчем, она победно произнесла:
  - Четыре тысячи четыреста сорок четыре рубля, без сдачи, пожалуйста!
  
  ***
  Глеб до поездки этой, наверное, ни разу о нечистой силе не думал, ну, может быть, пару раз говорил о домовом или лешем. О бабе Яге. Ведь это всё выдумки. А вот интересно же, она существует? Этот вопрос ведь становится не риторическим в свете последних событий. Так можно задуматься и о другом: а есть ли Дед Мороз, а Снегурочка? Ну ладно, вопрос попроще! А есть ли ПОЧТОВИК или ПОЧТОВОЙ? Ни фига не смешно, теперь Глеб был уверен, что есть. Сидит где-нибудь в уголке и старые неотправленные письма перебирает. Или марки с них слизывает.
  А Марина ему понравилась, красивая, чего бы братьям за ней не приударить, на соседней улице ведь живут. Не замужем, это точно, ни кольца не заметил, ни этой усталости 'замужней' в глазах.
  В своё время, когда он работал на скорой, он встречался в дежурные сутки с десятками людей и для какого-то развлечения, а потом и для наработки некой статистики пытался угадать, живёт ли с кем человек или одинок. Даже на спор шёл с сослуживцами. Выигрывал с вероятностью в 99 процентов.
  Так вот, с этой же вероятностью Марина не замужем, и даже ухажёра у неё нет. Почему? А ей ведь уже явно больше тридцати. Ну да ладно, ему же лучше, может, познакомится поближе.
  Возвращаясь к Маргарите, уже в каком-то десятке шагов до дома, Глеб остановился. В голове его возник вопрос. И только баба Серафима могла ответить на него. Ну кто ещё так близко знаком с нечистой и всякой потусторонней силой? Он резко развернулся и поспешил к знахарке. Путь опять лежал мимо дома тёти Паши. Из проулка навстречу ему вышел тщедушный мужичонка. Лицо мужчины показалось Глебу знакомым. Он вспомнил, где видел этого гражданина в чёрной шляпе с узкими полями. На кладбище. Ведь это он так неловко упал в полузакопанную могилу Фёдора, что его вся бригада землекопов вытаскивала.
  Глеб хотел было поздороваться, но мужчина, отвернувшись, торопливо прошёл мимо.
  Ну и ладно. Глеб старательно обходил мутные лужи с лунками от коровьих копыт. Настоящая деревня. Со стадом, с пастухом, с запылёнными или раскисшими улицами, с петухами на заборах, с шелестящими зарослями черёмух и покосившимися оградами. С жердями поскотины в конце улицы. С пацанами, гоняющими на велосипедах. С малышами, играющими в кучах свежего опила вместо песочниц. Именно такой и помнил Глеб свою юность.
  Незаметно он подошёл к старому чёрному дому. У палисадника на лавке сидели люди. Мужчина лет пятидесяти с мятым небритым лицом, с такой же мятой кепкой на голове. Женщина необъятных размеров с рыжими волосами, в переднике, навалилась на штакетник. Она, видимо, не рисковала присесть на лавку, поэтому просто стояла.
  Бабушка, божий одуванчик, робко притулилась на краю лавки. Она скромно посмотрела на Глеба и отвела взгляд. Мужчина, наоборот, привстал, приподняв свой головной убор, поздоровался:
  - Доброго здоровьичка, я крайний буду.
  Глеб удивился, но ничего не сказал, молча протянул мужчине руку.
  Это что за аудиенция, все к бабе Симе на приём?
  Он как-то смотрел фильм про Вангу, там у её дома вечно ждали своей очереди на приём разные люди. Кто из любопытства, кто по болезни, а кто и с душевными невзгодами. Верили, что знахарка поможет им. И помогала. По крайней мере, в фильме так было. Кому советом, кому молитвой, кому старинным рецептом. А кого и на порог не пускала. Бывало и такое.
  Тут дверь отворилась, и на пороге показалась баба Сима, она молча кивнула рыжей молодухе, и та быстро, как могла, проследовала внутрь. Баба Сима кивнула Глебу:
  - Чего тебе?
  - Мне бы поговорить, спросить, вернее...
  Ведунья просветила его своим рентгеном, только и буркнула:
  - Жди.
  
  Глеб прохаживался вдоль заборчика у дома. Вскоре вышла молодуха с пунцовым румянцем; довольно улыбаясь, она поспешно ушла. Чем же Серафима её осчастливила так? Да и много ли человеку надо для счастья. Наверное, просто убедить, что всё будет хорошо.
  Потом бабушка-одуванчик пробыла в доме где-то с полчаса. Следом за ней мужик в кепке прогромыхал по деревянному настилу кирзачами и скрылся за чёрной дверью.
  С ним баба-ванга расправилась быстро. Минут десять-пятнадцать - и мужчина тоже ушёл, лишь на прощанье приподняв кепку.
  - Заходи, Глеб, - услышал он.
  Глеб уже знакомыми сенями прошёл в дом, сел на ранее предоставленное место, спросил:
  - А вот, баба Серафима, скажите, бруни и дунди, ну домовые эти, могут любые в доме жить?
  Баба Сима, не поняв вопрос, только руками развела.
  - Я про то, что вот домовой, который в доме у человека живёт, он случайный или как-то по параметрам подбирается? Не могу вопрос свой сформировать, простите. Ну вот у вас какой домовой, на вас похожий по характеру или нраву? Или ещё каким-то признакам?
  - Не пойму я тебя, Глеб, что ты хочешь узнать. Вся эта нечисть питается эмоциями нашими и тем, что в избытке у нас. Вот у Маргариты твоей брунь работящий, вошкотный, всё время чинит что-то, носит, складывает, перекладывает, это, думаешь, от чего? Правильно, это потому, что Маргарита женщина работящая и аккуратная, и в доме её всегда прибрано и всё по местам стоит. А другой бы с ней и не ужился. Гадил бы, вещи разбрасывал, и то, и сё. Понятно?
  Глеб кивнул.
  - А у меня другие бруни, такие, которые от меня что-то берут, чего у меня больше всего в избытке, понятно? Всё?
  Глеб встал, раздумывая, пошёл к выходу и уже на пороге обернулся:
  - А Прасковью, тётю Пашу мою, вы знаете?
  - Как не знаю, каждый месяц ко мне шастает, Зюзю своего приговаривает. Ну я и помогаю.
  - Не понял, Зюзю? Что делаете?
  Баба Сима вздохнула глубоко.
  - Для тётки твоей мужика присушила, что непонятно-то? Зюзя, так зову я его по старой памяти. Помню, была такая передача по телевизору - 'Кабачок тринадцать стульев', так вот персонаж там был, пан Зюзя. Ну копия нашего Зюзи! А вообще-то он Зюзин Зиновий Звонович, тоже имя то ещё! Бухгалтером работает, кстати.
  - А разве можно вот так присушить, приручить, привязать?
  - Можно, хочешь, Глеб, научу тебя? Я ведь предлагала. На полном серьёзе. Только кивни.
  Глеб попятился в сени, замотал головой:
  - Нет уж, баба Сима, спасибо, не надо! Чтобы у меня так же за дверями люди в очереди стояли? Ну уж нет!
  - Так не каждый день ведь, а только на старую луну, когда луна убывает, тогда и можно делать это.
  Глеб задержался на мгновение:
  - А почему так?
  - Про то я не ведаю, да вот только лечить-чинить людей надо на луну убывающую. И никак иначе.
  Глеб вышел из тёмного крытого двора. На улице вечерело, а на лавочке возле дома сидели мужчина и женщина, очень прилично одетые, дожидались своей очереди. Мужчина бережно взял женщину за руку, и так они чинно вошли внутрь.
  Не зарастёт сюда народная тропа, отметил Глеб.
  
  Если смотреть долго на небо, то обязательно что-нибудь увидишь. Смотреть надо долго. И когда уже надоело пялиться на скупо моргающие звёздочки, начинаешь замечать что-то. В обычной жизни люди мало смотрят на небо, днём или ночью, взглянул на минуточку - и всё, шея затекает. То ли дело лежать на спине, это удобно. Ничего не мешает, смотри да смотри, хоть всю ночь. Опять же есть проблема - глаза рано или поздно закрываются сами собой. Не успеваешь высмотреть самое интересное.
  Глеб помнил, как пацанами они отпрашивались у родителей на рыбалку на всю ночь.
  И вот когда угасает костёр, и ты лежишь под тёплым отцовским ватником на перине из пихтовых веток, начинаешь замечать и падающие метеоры, и пролетающие спутники, и то, что объяснить невозможно.
  Глеб, уже подходя к Ритиному дому, мельком взглянул на потемневший восточный горизонт. Вполне отчётливо по небу пролетела ведьма на метле, а за ней пара летучих мышей. Такого-то он раньше точно не видел. Жутковато, но интересно. Нет, не так. Жутковато-интересно! Вот так! Это правдивее.
  Вспомнил и про предложение Серафимы. Уж если она по щелчку его одарила возможностью смотреть в параллельный мир, какая же огромная сила содержит все её знания и умения! Ведь не зря же люди к ней ходят, как к мавзолею Ленина, ей-Богу.
  Глеб рукой провёл по шее ниже затылка, ощутив две капроновые нитки, на которых висели крестик с образком. Он прижал их ладонью к груди, ощутив рельеф, почувствовал себя увереннее. Завтра надо проконсультироваться у отца Онисима, может, он что посоветует. Но как-то поосторожнее. Может, он и не одобрит, но какой-никакой информацией должен обладать.
  
  Утро выдалось холодным, обычно Глеб умывался в огороде, но сегодня вода в умывальнике замёрзла. Он сделал некоторые движения, так сказать, физкультурный минимум. Прошёл до бани, там вода была. Уже с порога он увидел БАННИКА, это такой банный брунь. Откуда Глеб знал это, понять было невозможно. Он шутливо плеснул из ладоней на бруня, но тот даже не шелохнулся. Только моргал своими чёрными глазками. Вообще, если бы не эти чёрные глазки, можно было бы принять его за обычный берёзовый веник.
  Маргариты не было, у неё работа хоть и не каждодневная, но надо время от времени в конторе появляться. Даже главному бухгалтеру. Глеб позавтракал тем, что Маргарита ему приготовила. Яичница, пара бутербродов, чай. Всё как обычно, Глеб и у себя во Владике так же завтракал. Когда было время, он себе и кашу варил.
  В храме он спросил про отца Онисима. Старушка в церковной лавке удивлённо ответила, что батюшка на службе, как-никак третий час пробил, но минут через двадцать должен освободиться. Оно и к лучшему, Глеб приценился к образкам, всё больше серебряным, по ценам вполне доступным. Он спросил у старушки, какой самый сильный образок или, может, крест, но она пустилась в такие долгие объяснения, что Глеб решил обождать с покупкой, может, отец Онисим чем-то поможет.
  К половине десятого тот освободился, по-хозяйски обходя помещения храма, он давал короткие указания по хозяйству и вскоре появился и в лавке.
  Глеба он узнал, подошёл, поздоровался, поинтересовался, какая нужда того привела в храм, и смиренно сложил руки.
  - Батюшка, наверное, тяжело по три часа службу проводить?
  - Кто это вам сказал, молодой человек, что я три часа службу служу?
  Глеб только молча кивнул на старушку в лавке.
  Отец Онисим улыбнулся и ответил:
  - Это, Глеб, ослышался ты, не три часа служба, а третьего часа служба - сошествие Святого Духа на апостолов. Так зачем пришли ко мне, молодой человек?
  Глеб не знал, как начать, но спросил как есть:
  - Батюшка, а как вы относитесь к силам потусторонним, домовым, лешим?..
  - Бесовство это всё, Глеб, и отношусь я к таким проявлениям насторожённо. Всё от лукавого и от слуг его. Вам бы исповедаться, Глеб, очень рекомендую.
  Глеб попытался сгладить такое неудачное начало:
  - Мне бы, батюшка, такой образок или крест какой, или ещё что, но чтобы сила в нём была большая, чтобы защитить могла и оградить от сил потусторонних. Можете посоветовать что-то?
  - В лавке можете выбрать себе, что по нраву вам, всё освящено, но главное не в этом. Главное - если веруешь, то оградит и поможет в трудную минуту. А ежели не веруешь, то всё бесполезно будет.
  - А ещё хотел спросить, батюшка, есть ли всё же сила нечистая, существует?
  Отец Онисим внимательно посмотрел на Глеба, покачал головой и отвечал:
  - Есть, Глебушка, есть, и главное устремление сил тех - завладеть бессмертной душой человека. Обратись к вере, Глеб, чтобы спасти себя и душу свою.
  Он трижды перекрестился и посоветовал почаще заглядывать в храм, а ещё лучше приходить на службы дневные, а особенно по субботам и воскресеньям.
  
  Ничего не купил Глеб в лавке. Старушка, что за прилавком, скорбно поджала губы, когда тот направился к выходу. Да и зачем. Отец Онисим ведь ясно сказал - если веруешь... А тут вопрос не совсем ясный. Верую. Тут без разговоров, но кто ответы даст на все вопросы? Отец Онисим про своё. Баба Сима про своё. Она тоже верует. И молитвы читает. И с бесами водится.
  
  На выходе из ограды Глеб столкнулся с Мариной, работницей почты.
  - Марина, добрый день! Как хорошо, что я вас встретил!
  Марина скептически взглянула на него:
  - С утра в церковь - нагрешили?
  Глеб остолбенел от неожиданности, а она увидела его растерянность, расхохоталась.
  - Простите, простите! Я ведь пошутить хотела и совсем не желала вас обижать. Что в голову пришло первое, то и сказала. Дурацкая привычка, от того и страдаю частенько. Не обижаетесь?
  Она взяла его за рукав, заглянула в глаза.
  Глеб потерялся. Он смотрел на Марину и тонул. Буквально, тонул в её глазах.
  Неожиданно всё вокруг расцвело, солнце брызнуло лучами, голубое небо стало высоким и бездонным. Воздух наполнился запахами свежего хлеба, снега, утра, корицы, восковых свечей и ветра. Дышалось легко и радостно.
  - Мне каяться не в чем! - Глеб стал оправдываться, но спохватился. - К отцу Онисиму по делам заходил! У меня родственник умер на днях, так вот, вопросы всякие улаживал.
  - Соболезную вам... простите, имени вашего не знаю, мы ведь не знакомились, так?
  - Я ведь карточку на почте заполнял, а, и простите меня тоже. Лучше так - Староверов Глеб Александрович!
  Он шутливо щёлкнул каблуками, подкрутил воображаемые усы и предложил левый локоть для поддержки.
  Марина включилась в игру, присела в неглубоком книксене, слегка наклонив голову:
  - Лапина Марина Михайловна, очень рада знакомству!
  - А куда дама направляется и нельзя ли их сопроводить? - Глеб искрился как январский снег. - Ну как охрана, разумеется!
  - А мне охрана ни к чему, опасаться мне нечего и некого, но вот если вам в администрацию, то можете меня и проводить.
  Они болтали без умолку, как старые знакомые, ну разве так бывает?
  Марина то и дело поскальзывалась на льду вчерашних луж, но крепко держалась за руку Глеба.
  - Я на почте работаю и про Староверовых ни разу не слышала, а я почти всех здесь знаю.
  - Так у дяди моего Фёдора фамилия Барышев, и вся моя родня здесь - Барышевы!
  Марина остановилась.
  - Барышевы? - растерянно протянула она. - Понятно. Я уже пришла, спасибо, что проводили.
  Марина поспешно перешла дорогу, поднялась по ступеням крыльца и скрылась за дверями администрации посёлка.
  Глеб не успел ей ничего сказать, так быстро она ушла.
  Зазвонил телефон - Маргарита. Глеб разулыбался:
  - Да! Да, спасибо, позавтракал, мой организм шлёт вам телефонограммы благодарностей и лучи добра! Я уже в центре, дела все закончил, да, поворачиваю лыжи в сторону дома. До встречи.
  
  - Рита, а вот говорят ли тебе что-то такие имена, как Зюзин Зиновий и Лапина Марина? - Глеб отхлебнул из кружки, чай был великолепен. - А?
  - Маринку Лапину знаю, она на почте работает, разведёнка, кстати, ребёнок у неё, сын, кажется, наверное, уже в школу пошёл. Мужик у неё в полиции работал, а потом уехал куда-то, не знаю. А Зюзина знаю только, что есть такой, не видела ни разу. Мне про него Маринка как раз и рассказывала, она в школе с его дочерью училась. А почему про них спрашиваешь?
  - Да вот, на почту зашёл...
  - Маринка красавица! Что, понравилась? Я тебе скажу, Глеб, это же самая приличная баба во всём околотке. Как говорится, не пьёт, не курит, в оргиях замечена не была! - Маргарита хохотнула.
  - Тоже скажешь, в оргиях не участвовала - это же пятно на всей репутации, - включился Глеб. - А вот Зюзин как выглядит?
  - Я же те говорю, не видела ни разу, даже не знаю, какой он, старый-молодой, ну, судя по дочери, лет под шестьдесят, а что?
  - Да вот баба Серафима говорит, что присушила она этого Зюзю к нашей тёте Паше.
  Маргарита прыснула чаем:
  - Да чтоб тебя, Глеб, разве так можно шутить, сейчас от смеха описаюсь! Прасковье-то это зачем, ей и одной, кажется, неплохо.
  Раздался телефонный звонок. Глеб ждал этого звонка, нетерпеливо ответил:
  - Привет, чем порадуешь?
  Голос на той стороне был невозмутим:
  - Это ведь смотря что ты называешь радостью, Глеб. Если коротко, то в твоём веществе каких-либо ядовитых компонентов не обнаружено. А если подробнее...
  - Давай поподробнее!
  - Ну как хочешь! Экспертиза проведена методом хромато-масс-спектрометрии и ионной хроматографии... продолжать? Про яды я ответил... а, вот! Наркотических средств и психотропных веществ в исходном материале - отсутствует... Глеб, это что вообще такое, там содержание пеперина, дипентена, фелландрена и сесквитерпена кариофиллена зашкаливает, я бы вообще сказал, что это вещество растительного содержания. Чёрный перец, скорее всего, и есть. Может, пояснишь, а то я теряю интерес ко всему этому.
  - Потом как-нибудь, Огромная благодарность тебе за твой гигантский труд, а можешь мне заключение на телефон сбросить? Ну и традиционное - я твой должник, проси чего хочешь!
  - Ты ведь, Глеб, ни банкир, ни олигарх, а то я бы попросил чего-нибудь такого эдакого! Может, остров в океане, может, гектар в Приморье...
  - Гектар в Приморье ты и сам можешь получить от правительства, бесплатно, я уже получил. Хотел коней разводить, да, видимо, не срастётся уже. Ну всё, бывай здоров!
  Глеб нажал отбой и обернулся к Маргарите.
  - Рита, пришла экспертиза по твоей перечнице, однозначный ответ такой - вредных веществ не обнаружено. Так что не наговаривай на себя лишнего.
  Маргарита стала серьёзной:
  - Ну я-то, Глеб, знаю! Я всем сердцем его убить хотела, а вот как умер он, я даже плакала. И не столько по нему, а по нам. По нашей семье. Не так я всё представляла. Думала, будем жить, деток воспитывать. А оно вон как оказалось. Грустная история. А второй раз не прожить уже...
  Она отдёрнула занавеску и поглядела на дорогу.
  - Глеб, что-то случилось, люди бегут. Может, авария?
  Они вышли из дома. Со стороны магазина поднимался столб чёрного дыма. Послышался вой пожарных сирен. Не сговариваясь, они побежали в ту сторону. Это был не магазин. Со всех сторон по проулкам бежали люди, кто с ведром, кто налегке. Горело где-то дальше, может, через улицу, может, через две. Когда они приблизились, то уже сомнений не было - горит дом бабы Симы. Глеб побежал уже во всю силу, Маргарита безнадёжно отстала.
  Когда Глеб выскочил из-за угла, то увидел такую картину: человек около сотни толпились возле дома Серафимы, пожарные уже развернули рукава и приступили к тушению. Горело сильно. Ветер заворачивал клубы чёрного дыма в угрожающего вида воронку. Трещало и сыпало искрами во все стороны. Толпа синхронно приходила в движение от каждого хлопка и грохота.
  Глеб бросился к дому, но вовремя остановился. В глубине строения раздался взрыв, похоже на газовый баллон. Толпа ахнула, загудела, отпрянула. Тонкий голос какой-то бабы вещал:
  - Сгорело логово сатанинское!
  Толпа неодобрительно загудела.
  - Гори-гори ярче! - не унималась она.
  - Зинка, тварь, что же ты такое говоришь? Ну разве не помогала тебе Серафима, креста на тебе нет... Может, ты запалила?!
  - Она это, тварь неблагодарная!
  Зинку как ветром сдуло, была и нет.
  У палисадника Глеб увидел бабу Симу, она привалилась к забору, закрыла лицо руками. Но, словно почувствовав его, открылась, поманила к себе. Глеб приблизился, и толпа, что окружала Серафиму, расступилась. Он почувствовал себя в своей среде, как-никак отработал на скорой не один год:
  - Отодвиньтесь, больше воздуха надо, дайте что-нибудь из одежды!
  Со всех сторон протягивали тёплые вещи, кто телогрейку, кто платок.
  Глеб уложил бабу Симу, прикрыв ноги пуховой шалью:
  - Баба Сима, как чувствуете себя?
  - Постой, Глеб, погоди, - прошептала она. - Повторяй за мной, повторяй!
  Глеб склонился к ней, подставил ухо, чтобы лучше слышать.
  - Когда ты отдашь, а я возьму, всё твоё моим станет, повторяй, Глеб...
  Он повторил.
  Она попыталась привстать на локтях, взяла его за руку, продолжала:
  - Во имя отца и сына и святаго духа, аминь... Прости, Глеб, обманула я тебя, испугалась, что умру сейчас и не успею передать знания и силу свою. Не успела найти преемника другого, а ты скорпион, тебе можно, я другого не нашла. Теперь ты можешь делать всё, что и я. Там тетради, разберёшься. - Она показала на свёрток у забора палисада.
  Серафима прикрыла глаза, закашлялась, но, будто вспомнив что-то, опять привстала:
  - Я знаю, кто Риту... и тебя, знаю, - ей было тяжело говорить, и, уже теряя последние силы, она беззвучно широко открыла рот, пытаясь произнести слово. - За... за...
  Серафима махнула рукой куда-то в сторону и обмякла. Глеб нащупал пульс, сердце работало. Каким-то шестым чувством он почувствовал подмогу. Сквозь толпу зевак пробиралась бригада скорой помощи.
  Фельдшер приблизился, наклонился над бабой Симой:
  - Так, ну что тут у нас? - начал он обыденно.
  Глеб благоразумно отодвинулся, прихватил свёрток и стал пробираться сквозь толпу, глазами выискивая Маргариту. Теперь можно успокоиться - бригада приехала и сделает всё, что необходимо.
  - Она жива? - спросила Маргарита.
  - Жива вроде, сознание потеряла.
  Рита всхлипнула и расквасилась, прикрывая рот ладошками. Народ прибывал. Уже все ближайшие проулки были заполнены людьми. Вокруг горевшего дома орудовали пожарные - что не сгорит, то утонет в пене и воде.
  Глеб осмотрелся вокруг. Рядом приуныла уже знакомая парочка - бруня и дунди Просто. Они только поочерёдно хлопали глазами и с надеждой посматривали на Глеба.
  - Ну куда вас девать, адовы дети, пошли!
  Глеб приобнял Риту за плечи и повёл её домой.
  - Рита, тебе надо повышать стрессоустойчивость.
  Она без всякой надежды только махнула рукой.
  
  - Рита, мне Серафима сказала, что она знает, кто нас сглазил, заказал, так сказать, по-современному.
  - Кто? - Маргарита перестала считать капли настойки валерианы. - Как это 'заказал'? Глеб, ты понимаешь, что я в этом не желаю участвовать? Я готова денег дать, если надо! Сколько они хотят?
  Глеб критически покачал головой, глядя на Риту. Похоже, объяснить ей будет трудно. Но надо попробовать. Тем временем Маргарита, окончательно сбившись на числе капель, выпила рюмку настойки. Села напротив на диван и приготовилась слушать. Уже хорошо.
  - Дело в том, что Серафима сказала, что знает, кто стоит за всем этим, но не сказала кто. Вернее, не успела.
  Маргарита была готова опять заплакать.
  - Стоп, Рита! Но она успела сказать: 'З...', ну и всё, потеряла сознание.
  - Может, Зинка? - с надеждой спросила Маргарита. - Она ведь Симу ненавидит...
  - Рита, подумай, при чём здесь Серафима, весь негатив же на нас с тобой направлен.
  - Может, Зюзин? Но я ведь его не знаю даже. К чему ему желать мне что-то плохое? А может, знахарь?
  - Какой такой знахарь, Рита?
  Маргарита пожала плечами.
  - Ну не знаю, это тоже слово на букву 'З'. Зебра, знамя, заря, зять, зомби...
  - Подожди, Рита, ещё есть одно обстоятельство.
  - Какое ещё обстоятельство? - вполне равнодушно спросила она, наверное, валерьянка подействовала.
  - Серафима мне свои способности передала, сказала, что могу колдовать, как она.
  - А ты что-нибудь ощущаешь?
  - Да нет вроде бы. Странное чувство, ничего не ощущаю, ну в плане способностей каких-то, но как будто бы уверенней стал. Как будто сила за мной такая, что сможет нас с тобой защитить однозначно.
  Маргарита внимательно осмотрела Глеба. Руки, грудь, кончики пальцев, макушку головы.
  - Ты чего, Рита, ищешь?
  - Отметину ищу.
  - Какую ещё отметину?
  - Ну, отметину дьявола, метку такую особую.
  Глеб вскипел:
  - Ты серьёзно? Какую такую отметину дьявола, я что, душу продал? Или как там у них полагается.
  - Ну, говорят же, что те, кто может колдовать, общаются с нечистой силой, а дьявол - нечистая сила! - спокойно ответила Маргарита.
  - Прошу, посерьёзнее, что-то она мне передала. Да я не понял, что, может, это вообще так не работает. Про розыгрыш молчу, не то состояние было у Серафимы.
  - Вот и голову отпустило...
  - Подожди, Рита, ты ведь говорила, что Марина Лапина, почтальонша, училась с дочерью этого Зюзина. Так давай её и спросим. Может, мне она не скажет, а тебя она знает. Надо с ней встречаться. Рита, ты готова? Надо ведь начинать с чего-то. Пошли. Может, всё прояснится.
  - Я сначала кофе сварю, на тебя делать? - Маргарита заглянула в турку, сполоснула её под краном, налила воды и поставила на плиту. Очень спокойно и уверенно.
  'Может, тоже валерьянки жахнуть?' - подумал Глеб, завидуя такой уверенности.
  Он вспомнил про свёрток. Надо хоть взглянуть, что за артефакты. Заглянул в него, достал первое, что подвернулось под руку. Обычная тетрадь в клетку на сто почти листов, дерматиновая обложка местами обсыпалась до картонки. Видно, что часто использовалась.
  На первой странице крупным почерком выведено: 'Остановить кровь, лечить раны от порезов и прочая'.
  Дальше что-то типа стихотворной простой формы, белого стиха: '...там в поле чистом стоит Илия-пророк, а за ним алатырь-камень, а под ним ключ от дома того, раба Божего спаси, кровь останови... Аминь'.
  Глеб прочитал всё на два раза, как и было указано внизу в приписке. Что это? Так и колдуется? Это было трудно понять. Где инструкция, может, свечку зажечь, может, рану перевязать сначала?
  Дальше он смотреть не стал. Маргарита уже кофе попила и стояла одетая у двери.
  - Пошли, Глеб, пока я не передумала.
  Глеб подорвался, стал торопливо надевать куртку:
  - Это почему же?
  - Да так. Может, ты к девчонке подкатить решил, а я как сваха, - захохотала Маргарита.
  - Об этом, Рита, не беспокойся, я уже не маленький - надо будет подкатить, подкачу, без помощи третьих лиц.
  
  ***
  При подходе к Марининому дому Глеб заволновался. А вдруг её дома нет, вдруг не будет разговаривать с ними? Дело-то было в другом. Он очень хотел увидеть Марину и волновался именно по этому поводу.
  - Хозяйка! Гостей пустишь? - стучала в окно Маргарита.
  Дверь на высоком крыльце открылась:
  - Рита, какими судьбами, заходи, конечно, такую гостью пущу...
  Увидев Глеба, она замолчала, даже показалось, что смутилась. Но быстро совладала с собой:
  - Добрый день, Глеб, проходите.
  - Я вижу, что вы уже знакомы. Как говорится, наш пострел везде успел! - хохмила Маргарита, проходя в просторную комнату и усаживаясь на стул. - Ну тогда сразу к делу?
  - Какому делу? - замерла Марина, вытирая руки о передник. - Может, чаю сначала?
  Маргарита улыбалась:
  - Можно и чаю, да, Глеб?
  Глеб, смущаясь, стоял возле порога, не решаясь: 'Вот что у неё в голове, никогда не видел Риту в таком приподнятом настроении. Обычно - меланхолична'.
  Вдруг откуда-то в голове проявилось: ревность! Да ладно!
  Рита ревновала его к Марине, теперь всё становилось на свои места. И этот тон, и намёки, и подколы.
  - Я с удовольствием, чай чёрный, две ложки сахара! - доложил он по-военному.
  Пошарил глазами по жилищу. Где тут домовой обитает? Глебу очень хотелось посмотреть на местного хозяина, ведь, как правило, брунь характеризует хозяйку.
  Из-под дивана выкатился маленький пушистый комочек. Как котёнок. Захотелось взять его на руки, согреть, потискать. Это, что ль, хозяин? Забавно!
  Глеб подмигнул пушистому бруню. Брунь замер посреди комнаты, моргнул глазками-бусинками и неторопливо покатился по своим делам.
  Если все способности, которые он получил от бабы Симы, только в том, чтобы видеть домовых, то и это уже неплохо.
  А на столе появились булочки, пышные, с сахарной присыпкой, румяной корочкой. Заварной чайник, варенье в блюдце, мёд.
  Марина налила всем чай, не забыла положить сахар в кружку для Глеба, придвинула ему ближе, подала ложку.
  - Спасибо, - Глебу стало спокойно и уютно.
  Хозяйка смиренно ждала вопросы от гостей:
  - Ну так какие дела у вас ко мне?
  - Да мы хотели узнать...
  - Да, Мариночка, - перебила его Маргарита. - Ты ведь Зюзину знаешь, одноклассницу, так вот нас интересует её отец. Знаешь его?
  Марина пожала плечами.
  - В общих чертах, вдовец, дочка Нинка, в театральном училась, в городе. Сейчас там и живёт. Иногда приезжает. Дом у них на третьей линии, а что?
  - Даже не знаю, Марин, что и спросить, а у тебя фотка его есть? А то я ведь даже не знаю, как он выглядит.
  - Есть. - ответила Марина, вышла из комнаты и вскоре принесла фотографию. Протянула её Маргарите.
  Маргарита только взглянула - и неожиданно соскочила со стула:
  - Это Зюзин?!
  - Рита, да что там? - заволновался Глеб, он только мельком взглянул на Риту, поняв по её бледному лицу - что-то неладное творится. - Ну-ка, дай посмотрю.
  - Почтальон... - прошептала Маргарита, прислонившись к стене с намерением, видимо, грохнуться в обморок.
  Глеб Зюзина тоже узнал. Это оказался тот мужичонка с кладбища, что грохнулся в могилу и что не так давно встретился на улице, но отвернулся, не желая здороваться. Ну дела!
  - Да что творится-то? - встревожилась Марина. - Объясните!
  - У тебя валерьянка есть? - съехала Маргарита на знакомую тему.
  - А корвалол подойдёт? Ну, ещё коньяк есть.
  - Не люблю корвалол, давай, Марина, лучше коньяк!
  
  Они пили чай с коньяком, Маргарита постепенно успокоилась. Стала как обычно - меланхолична. Это у Глеба стало шуткой такой. А Марина рассказывала:
  - Ну, как-то Нинка приходит ко мне и говорит, мол, надо ей почтовые конверты проштамповать, только дату поставить другую. Я её спрашиваю, зачем ей это, какую дату, а она мне говорит, что по приколу разыграть какого-то знакомого.
  Говорит, надо, чтобы на штемпеле число 666 было, ну и написано что-нибудь зловещее, типа 'смерть', 'могила' и тому подобное. Я возмутилась, что какие-то приколы у неё не прикольные, да и вариантов таких на штемпеле нет, в общем, поставила ей на парочке конвертов каких-то символов, не помню уже.
  А недавно она опять заходила. Поболтали о том, о сём. А потом она у меня в косметичке всю пудру забрала и лак для волос - спрей белый. Я её спрашиваю, зачем, а она мне отвечает: да чудика одного разыграть. Нинка в своём репертуаре, она со школы театралит.
  - А фотография Нины у тебя есть? - опомнился Глеб.
  - Да, конечно, целый альбом, мы же со школы дружим.
  Марина принесла два альбома.
  - Это детский, а это после.
  Глеб стал листать альбом, тот, что 'после', и сразу наткнулся на фото Нины.
  - Она?
  Марина кивнула.
  'Ну тогда всё понятно', отметил про себя Глеб.
  - А это что за красивая девушка рядом? - подмигнул он.
  - А это я, - расхохоталась Марина.
  - Глеб, нам пора, - расшевелилась ревность Маргариты, - время уже много, может, у Марины дела какие, а мы тут расселись с тобой.
  - Да нет у меня дел никаких, выходной у меня сегодня, разве что Дениска должен со школы приехать.
  - Тем более, - Маргарита уже толкала Глеба к выходу, - ребёнок придёт, домашку делать надо, покормить, умыть, давай-давай, шуруй!
  
  ***
  В районной больнице на втором этаже было что-то вроде некого отделения реанимации. Ну, может, и не реанимации в полном смысле, а такого спокойного тихого места, где находились сложные или тяжёлые пациенты. Здесь же была операционная, даже две. Пара процедурных кабинетов. Магнитно-резонансной томографии, конечно же, не было - плоды творения Пола Лотербура и Питера Мэнсфилда сюда ещё не добрались, но в конце коридора, за отдельной стеклянной перегородкой, находилась флюорография. Местный главный врач очень гордился таким активом. Ещё он одним из первых в области среди районных больниц стал делать операции на аппендицит. Глеб знал его ещё с детства. Отец дружил с главврачом и частенько захаживал к нему. Ну и Глеб был с ним не раз.
  Пациенты были разные. Кто отлёживался после операции, кто с высокой температурой, кто лежал под капельницей, под воздействием препаратов.
  Глеба и Маргариту заставили надеть бахилы, халаты и маски. Дежурная медсестра проследила, чтобы они всё сделали как надо:
  - И пуговички на халате застегните, пожалуйста.
  Порядок есть порядок, Глеб был не против.
  - А Иван Палыч ещё работает?
  - А вы знаете Ивана Павловича? - вскинула ресницы медсестричка. - Он ведь уже на пенсии, но регулярно к нам захаживает. О, он у нас легенда! Самый лучший хирург района. Он ведь операции на ап...
  -Я знаю! Ещё с детства знаком с ним, - перебил её Глеб. - А вас как зовут?
  Медсестра смутилась, достала бейдж из кармана и прикрепила его на груди.
  - Галя, - сказала она, указывая на табличку.
  Глеб прочитал: 'Галина Мезенцева, медсестра'. Они немного прошли по коридору.
  - Вот эта палата, - она открыла дверь, ненадолго заглянула внутрь и предупредила: - Десять минут!
  Они зашли, Глеб приспустил маску, чтобы было видно лицо.
  Серафима, необычно бледная, узнала их.
  - Вот и хорошо. Хорошо, что пришли. Здравствуйте. Глеб, я буду говорить, а ты постарайся запомнить, - говорила она слабо.
  Глеб машинально включил диктофон на сотовом. Была у него такая привычка ещё с работы на скорой.
  - Мне немного осталось, поэтому слушай. Там в тетрадях всё написано. В конце каждой - как обезопасить себя, если молитвы сильные. Ты, Глеб, меня прости, что так вышло, но сейчас уже и не изменить ничего. Обязательно всё прочитай, особенно в конце. Даже если не пригодится тебе, всё равно ты это знать должен.
  - Баба Сима, как вы себя чувствуете? - воспользовалась паузой Маргарита. Она не знала, как себя вести, и оттого немного нервничала.
  - Так умираю я, отмучилась. Спасибо вам. И тебе, Рита, и тебе, Глеб. Ухожу с лёгким сердцем. Пожила я вволю. Устала.
  - Баба Серафима, а вы мне там, на пожаре, хотели сказать про что-то. Помните?
  - Помню, как не помнить. Зависть. Зависть к вам неуёмная, от родственника твоего, Глеб. Берегись. Да ты справишься, я знаю...
  Дверь в палату открылась, и вошла женщина. Она села на стул у дверей. Глеб взглянул на неё мельком, и женщина ему коротко кивнула, будто поздоровалась.
  - Ну всё, Глеб, пора мне. Идите. - Серафима устало прикрыла глаза, вздохнула глубоко и улыбнулась.
  Они вышли в коридор. Дошли до поста. Галина заполняла что-то в журнале.
  - Галя, а там женщина пришла, это родственница какая-то?
  Медсестра пожала плечами, встала и пошла в палату.
  - Какая женщина? - испуганно спросила Маргарита.
  - Да обыкновенная, в халате, кажется, в платке. У дверей сидела.
  - Глеб, да ведь не было никакой женщины, ты не пугай меня, Глебушка, - тревожно трясла его за рукав Рита.
  Подошла медсестра Галина, взглянула на часы.
  - Одиннадцать двадцать. Умерла ваша Серафима Ивановна, мои соболезнования. Халатики снимаем.
  Маргарита ойкнула, и глаза её вмиг покраснели.
  Глеб помог ей освободиться от халата и сам снял, отдал Гале.
  - До свидания, - попрощалась она.
  Глеб только коротко кивнул и вывел Риту из отделения.
  
  ***
  Если кто думает, что чёрные кошки служат тёмным потусторонним силам, то он ошибается. Чёрные кошки, как и самые обычные, какой-нибудь другой масти, например, белые или рыжие, сами по себе. Они ходят, где им вздумается и когда хотят. Ещё кошки любят, когда о них заботятся. Не то чтобы они не могли добыть себе пищу сами, но ведь приятно и даже полезно, когда кто-то, лучше всего какой-нибудь добрый и щедрый человек, добывал для кошки еду. Кошка не против. Она даже промурлыкает для пользы дела и даже потрётся ему о ноги.
  Но есть одно обстоятельство и даже проблема для кошки - она очень любит тепло и не терпит сырость. Поэтому кошки давным-давно вошли в некий симбиоз с человеком. Он давал им тепло и крышу над головой, кормил, ну а кошки украшали жизнь человека. Пусть даже нехотя.
  Ну и ещё: они ловили мышей (какая гадость!), мурлыкали свои незатейливые песенки и жмурились на свет костра, освещавшего жилище хозяина. О, нет! Не хозяина - добровольного покровителя. Того, кто согласился по собственной воле заботиться о такой прелести, как кошка, ну или кот (кому ведь как повезло).
  
  - Рита, а ты веришь в то, что говорят про чёрных кошек? - Глеб пытался отвлечь её от мрачных мыслей.
  - В каком смысле? - Рита и сама была рада поговорить. - Это про невезение, ну если чёрная кошка дорогу перебежит? Верю, однозначно верю. Проверено жизненным опытом!
  - А... - Глеб уже был готов продолжить эту мысль, была у него маленькая заготовочка, но неожиданно откуда-то из кустов наперерез им выскочила чёрная кошка. Ни единого пятнышка, даже нос чёрный.
  Мало того, кошка, чтобы привлечь их внимание, истошно мяукала, можно даже сказать, вопила. Она нарезала круги вокруг людей и настойчиво подавала голос. Потом она направилась в проулок, но остановилась через десяток шагов, обернулась и мяукнула вновь. А чтобы её уже поняли однозначно, еще промяукала раза три и только после этого продолжила движение.
  Рита восприняла это выступление так:
  - Да она зовёт нас куда-то! Пошли, Глеб.
  Тем временем кошка прибавила ходу, при этом не забывала подавать голос через пару десятков своих шагов.
  Они прошли один проулок, второй. Кошка уверенно их вела по своему маршруту. Теперь уже несложно было понять, что они приближаются к дому бабы Симы. Вернее, к тому месту, где стоял её дом. Как и следовало ожидать, от дома осталось немного - сруб, пять зияющих дыр от окон в нём, разбросанные вокруг обугленные доски кровли. Кошка упорно звала их туда.
  - Подожди, Рита! Там гвозди везде, проколешь ногу, я тебя до больницы не донесу, - попытался он пошутить. - Стой здесь, я посмотрю.
  Он стал осторожно пробираться мимо обугленных стен, дальше, в огород, туда, где слышно было настойчивое мяуканье. Наконец он позвал:
  - Рита, иди сюда, только осторожно, смотри под ноги.
  Маргарита пробралась в огород.
  Под развесистым кустом смородины стояла коробка, обычная картонная, почти такая же, какую Глеб несколько дней назад купил на почте. Они подняли крышку и увидели несколько маленьких пушистых повизгивающих комочков. Котята.
  Кошка, как бы ставя точку в своей программе, промяукала дольше обычного.
  - Какая прелесть, - расплылась Маргарита, - давай их возьмём себе, у меня никогда не было кошек, Фёдор не разрешал.
  Словно одобряя её решение, кошка мяукнула. Она ходила вокруг людей и старательно мурлыкала, казалось, что из пасти её сейчас начнут высыпаться маленькие горошинки-мурлыки, мурлы, мурлы.
  Котята были трёх цветов - белый, серый с белой грудкой и полосато-рыжий.
  - Ну и нагуляла ты детишек, ночка, - пошутил Глеб.
  - А почему Ночка? - обернулась Маргарита.
  - Да ты посмотри, на ней же ни пятнышка, чёрная как безлунная ночь.
  
  На поминки пришли немногие. Прошло девять дней, а человека уже забыли.
  Дед Матвей. Тётя Паша. Глебовы двоюродные братья Андрей и Сергей. Отец Онисим, как ни странно, тоже пришёл.
  Маргарита налила водку в стаканы. Братья выпили, отец Онисим мотнул головой, отказался, принялся за пирог. Прасковья легонько пригубила и поставила стакан на стол. Боялась, наверное, расклеиться. Глеб пододвинул стул, сел напротив тёти Паши, молча выпил, занюхал пирогом. Хорошо же Ритка готовит. Уже за одно это можно было Фёдору жить не тужить да радоваться.
  Отец Онисим поел, перекрестился истово, встал из-за стола, подошёл к Маргарите.
  - Соболезную, Маргарита, смерть мужа любимого - это и себя самой потеря. Держись, дочка, в самые эти сложные дни. Жаль, Фёдор в церковь не хаживал, может, и уберегла бы вера наша православная его от смерти преждевременной. Молись, дочка, и мы помолимся. Пусть Господь встречает раба божиего Фёдора! Соболезную, соболезную.
  Он быстро вышел из дома. На улице его дожидалась машина.
  Глеб выпил ещё, в голове зашумело, мысли перестали метаться, потекли неспешным потоком куда-то вдаль. Вспомнил он и мать, и отца, как сидели они когда-то в этом доме за столом. Вспомнил он и такие же поминки много лет назад, когда хоронили его родителей.
  - Тётя Паша, а что ты своего почтальона не пригласила?
  - Какого почтальона? - встрепенулась тётка.
  - Как какого, обыкновенного, Зюзю своего присушенного, да и дочурку Нинку его. Вижу, многих ещё здесь не хватает, кто руку приложил к этим поминкам. Старух своих богомольных надо было позвать, пусть бы нашёптывали скверны свои. Может, ещё кого забыл, а, тётя Паша?
  - Да что ты говоришь такое, Глебушка?
  - Насквозь тебя вижу, тётя Паша, и зависть твою, и злобу твою, и сущность твою чёрную. - Глеб достал из кармана и бросил на стол перед Прасковьей крестик и ладанку на нитках. - И крадники обманные твои на меня не действуют, забери их обратно. Только вопрос у меня остался один. Ну ладно, Фёдора ты со свету сжила, это ваши дела были прошлые, а родителей моих зачем отравила? Мускарином? Тоже из-за дома, дом себе хотела прихватить, да я ведь и не держался за него? Сразу сказал - живите кто хотите. А Риту за что сгубить хотела, тоже жилищный вопрос? А Серафима, ну она-то при чём?
  Лицо Прасковьи перекосилось. Оно вмиг осунулось, стало хищным и злобным. Она отскочила от стола, перевернув стул, зашипела:
  - Откуда знать тебе, Глебка, как жить мне приходится! Когда душит здесь всё в груди, когда челюсти сводит от ярости внутренней. Когда ненавидишь весь свет белый. Как понять тебе меня такую, когда всё у тебя хорошо, когда любят тебя все, уважают! Что ты спрашиваешь меня о том, чего не понимаешь и не понять тебе никогда?
  Она выскочила из дома, широко растворив дверь, так что она стукнулась о стенку.
  - Ненавижу вас, всех вас ненавижу! - донеслось со двора.
  За столом стояла гробовая тишина. Люди боялись пошевелиться.
  - Вот такие дела, - сказал Глеб. - Вижу на всех вас порчу Прасковьину, всем она раздала подарки свои - крадники, которые крадут у вас счастье и здоровье. И дела не делаются, и жизнь не налаживается. Если хотите, могу всё убрать с вас, приходите после девятого числа на старую луну. Прогоню порчу с вас.
  Андрей с Сергеем саданули по стакану на посошок, засобирались. Дед Матвей, ничего не понимая, увидел, что внуки уходят, тоже последовал за ними. Маргарита стояла, уткнувшись в передник и закрыв лицо руками.
  - Рита, тебе надо повышать стрессо...
  - А я спокойна, Глеб, - убрала руки от лица Маргарита, - просто в какой-то момент я подумала, что сейчас нас Пашка заколдует всех, превратит в камень или глыбы ледяные - и всё, жизнь закончится. А мне ещё пожить немного хотелось. Мне ведь завтра сорок пять лет исполнится, как говорится: ягодка опять!
  - О, Рита! Я тебя не поздравляю заранее, но обещаю: подарок с меня!
  - А что там у Пашки с Фёдором приключилось? - Маргарита рассматривала свой маникюр.
  - Как сказать-то, даже не знаю...
  - Говори как есть, - твёрдо проговорила Маргарита. - Теперь уже всё равно.
  - У Фёдора, оказывается, есть двое сыновей. Взрослые уже. На три года старше меня...
  
  Маргарита стала убирать со стола, а Глеб вышел на улицу - продышаться.
  Привалившись к ограде, он наслаждался свежим ноябрьским воздухом. Проходивший мимо мужчина снял шапку, кивнул в знак приветствия:
  - Доброго здоровьичка, Глеб Александрович! Можно спрошу?
  - Пожалуйста! Какой у вас вопрос?
  - Да сынок мой на живот жалуется, грыжа, может, а может, ещё что, не посмотрите?
  Глеб оторопел:
  - А почему я, в больницу ступайте, у вас хорошая поликлиника в районе, современная.
  Мужчина переминался с ноги на ногу, мотнул головой:
  - Да мы как-то по старинке привыкли, всё к бабе Симе ходили, а теперь, стало быть, к Вам.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"