Аннотация: Документальная повесть о Советской (еще) Армии, которую увидел я в восьмидесятых... Думаю,что сейчас мало что изменилось...
Я открыл дверцу антресолей и заглянул в темное пыльное чрево. Сколько здесь всего интересного! Иногда довольно полезно залезать в это скопище ненужного хлама, с которым по каким-то причинам жалко расставаться (авось, пригодится). Встречаешься с такими образчиками, о существовании которых уже давно позабыл. А это что за папочка в коробке? Елы-палы! Это же моя рукопись! Точно. "АРМЕЙСКАЯ ИСТОРИЯ". Отпечатана на пишущей машинке в 1989 году. Я тогда из армии вернулся и по горячим следам, чтобы не забыть. А был уверен - потерял.
Сажусь за кухонный стол. Закуриваю. Встреча с молодостью, как-никак. Перелистываю пожелтевшие листы с расплывшимися буквами. Немного наивно. Язык порой ребяческий. О! Эмоции перехлестывают с самого начала. Сейчас на подобные дела я смотрю проще. Время лечит.
Оп! А этот момент я уже совсем позабыл. А ведь точно, было. В памяти встают картины прошлого, вплоть до запахов и ощущений. Трогательно.
Дочитываю до конца. Что мне теперь с этим делать? Убрать назад, чтобы еще лет через десять наткнуться вновь? А ведь его читали когда-то. Кому-то нравилось, кому-то не очень, кто-то был шокирован. Но равнодушных не было. Ни один не сказал, а на фиг это нужно.
А может попробовать его опубликовать сейчас? А для кого? Времена-то изменились. И СССР больше нет. А что я знаю о нынешней Российской Армии? Конечно, наверняка есть определенные изменения и новшества. Но... Но, почему-то я уверен, что по большей части все осталось по-прежнему.
С одной стороны, кому это сейчас нужно? Слово "дедовщина" уже набила оскомину, как "Сталин", "застой", "репрессии". "Чечня" и та уже многим поднадоела. Да и что есть эти старые армейские проблемы прошлого века по сравнению с войной, где гибнут наши будущие мужики? Нет, отложу.
С другой же стороны... Включаю телевизор. Опять сбежали солдатики из части. Ищут. Почему сбежали? Наверное, дедовщина. Всем все понятно. Задумываюсь. А что собственно я узнал за прошедшее время о ней? Ровным счетом ничего. Есть такая форма неуставных отношений. Из-за нее солдаты бегут из части или стреляются. Их матери через Комитет борются с этим негативным явлением. Офицеры со здоровыми будками на экране периодически осуждают эту самую дедовщину. А призывники по всякому косят армию, чтобы остаться нормальными людьми, да еще и живыми. Причем даже не столько боятся горячих точек, сколько обычных Вооруженных Сил.
За все время эта тема практически правдиво и не освещалась, если не считать надоевших размытых фраз и редких робких намеков в ряде произведений наших творческих деятелей литературы и кино. "Сто дней до приказа" Ю. Полякова, какой-то фильм, который прошел в начале девяностых и резво был заброшен на полки... Вот и все. Тот же "ДМБ" не в счет. Все довольно мило и смешно, но снято с позиций людей моего возраста. И ситуации виденные, и шутки эти уже слышаны - переслышаны. Снимали его мужики, когда прошли годы, все плохое ушло и осталось в памяти только веселое и прикольное. Дедушки-сержанты вызывают даже некие симпатии. И сейчас я уже также смотрю на армию, не видя в ней ничего особо страшного. И рассказ про нее, родимую, написал бы только с иронией. Как мы быстро все забываем...
И все-таки, я опубликую. Может кто-то прочитает. Хотя бы для успокоения моей души - пусть будет.
Итак, уважаемый читатель, я предлагаю тебе свой вариант армейского произведения. Хирургическое вмешательство с правками решил провести очень тонко и бережно. По возможности оставлю все, как было, поскольку иначе получится совершенно другая, возможно юмористическая, вещь.
Заранее предупреждаю, что вещь эта нестандартна для меня и моей писанины. И прошу - не осуждать. Здесь будет мат. Много мата. Но так нужно. Мне, ярому противнику грязной эстетики в литературе, придется с этим смириться. Можно было бы тактично ставить многоточия. Но слишком много их получится. Колдобить будет. А это тот самый случай, когда без мата все будет наигранно и неправдоподобно. Так что заранее извините.
Многие отслужившие мужики могут с первых строчек хмыкнуть и пожать плечами. Мол. фигня, что здесь, дескать, такого? Какие-то сопли, с жалкими попытками испугать ранимые души. Но это мое. Это было со мной. Это моя правда. И охотно верю, что с другими все было иначе.
Короче, хватить разводить демагогию. Кто решился узнать больше о наших Вооруженных Силах - прошу...
АРМЕЙСКАЯ ИСТОРИЯ
Герои Гражданской, Отечественной, Афганистана...
Награжденные посмертно и прижизненно...
Но это повествование не о них,
а о тех, кто тоже совершил своего рода подвиг,
пройдя службу на благо Отечества в рядах ВС СССР,
о тех, кто смог выйти из этого живым и невредимым.
Они не получили наград, о них не говорят, хотя почти каждый заслужил почести.
Пусть эта повесть послужит правдивым напутствием тем,
кто скоро отправится за "славой" на попрание кадровыми вояками.
Она посвящается тем, кто, несмотря на все усилия со стороны
Министерства Обороны, остался человеком.
Спасибо родной армии за все!!! Ей и посвящается...
ПРОЛОГ
Они стояли, сбившись в кучу у вокзальной стены, и, как затравленные щенки, озирались по сторонам. Люди проходили мимо, и каждый относился к этому стаду по-своему: кто-то проходил молча, даже не обращая внимания, кто-то откровенно пялился, женщины сочувственно вздыхали и качали головами. Находились дюжие детины, которые вопили:"Духи, вешайтесь!" и с гоготом проплывали к выходу в город. От таких слов юноши, образующие эту кучу, одетые в самое старое и изношенное тряпье, вздрагивали и еще сильнее стискивали зубы, тоскливо взирая на кусочек видневшегося в арочном проеме города. Некоторые пытались огрызаться на задевавших их кретинов, но, встретившись со взглядом сопровождающего сержанта, умолкали и лишь виновато улыбались. И даже несколько выделявшихся, хорохорящихся еще в автобусе новобранцев, сейчас понуро глядели в асфальт.
Еще вчера каждый занимался своим делом, гулял, веселился. И вот сегодня все! С тех пор, как их загрузили в автобус, парни поняли, что началась какая-то другая жизнь. Прежняя осталась там, за стеклом, вместе со сдерживающими рыдания матерями, еще бегущими рядом с автобусом за своими детьми. Время для этих сопливых интеллигентов, безжалостно выдранных из своих институтов, остановилось на два года. Они, как и прежде, будут чувствовать, видеть, дышать, слышать, смеяться и страдать, но внутри иной цепкой оболочки, вне этого мира.
Среди призывников стоял и Женька Ветров, светловолосый, высокий парень, которому едва стукнуло восемнадцать. И прямо ко дню рождения подарок. Гордись, Евгений! Родина поручила тебе защищать свои просторы! Теперь он с другими собратьями по несчастью торчит на вокзале и слушает злые окрики сержанта: "Куда пошли, зеленые?! Стоять, кому говорят!" Лейтенант из сопровождения отправился питаться в привокзальный буфет, поэтому солдат с тремя лычками на погонах сейчас верховодил над мальчишками в одиночестве. Не евшие с раннего утра парни терпеливо ждали восьми часов вечера, чтобы сесть в поезд и уж там набить свои животы, поскольку здесь питаться не полагалось.
Хуже всего томило незнание. Что? Куда? Где? Как? На все вопросы сержант с эмблемой связиста лишь ухмылялся и загадочно басил: "Военная тайна. Знать не положено!" Даже станция назначения держалась в строгом секрете.
Наконец, вернулся сытый лейтенант, и скопище, перестроившись по четверо, двинулось к составу. Их было девяносто человек. Девяносто студентов. Бывших студентов. Вагон был один. Лейтенант с сержантом сразу выделили себе шесть плацкартных мест, то есть, своего рода, целое купе. Новобранцев же распихали по одиннадцать-двенадцать человек в закуток. Поскольку все не могли усесться, то некоторые залезли на верхние полки. Женька занял вторую полку возле туалета, где и забился с радостью.
Поезд дернулся, и платформа медленно стала уплывать вдаль. На какое-то время вагон оживился, но, после того, как город скрылся из вида, всюду повисла тишина. Лишь угрюмо стучали колеса.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
УЧЕБКА
1. МЫ ЕДЕМ, ЕДЕМ, ЕДЕМ
Женька смотрел в окно на мелькающие мимо деревья, думал о своей прожитой небольшой жизни и уже мечтал о скором возвращении домой. В самом деле, чего там, всего два года каких-то. Пролетят и оглянуться не успеешь. Он и мать свою так успокаивал.
Из размышлений в реальность Женьку вернул зычно-наглый голос сержанта: -Ну, сынки, содержимое ваших кульков к осмотру! Живенько вывернули все, вплоть до карманов, и ни с места!
Солдат стал перетряхивать вещи. Поначалу ничего из шмоток, заботливо положенных родными "на всякий случай", его не привлекало. Наконец, у пятого по счету досматриваемого из сумки выпала фляга. Сержант, усмехнувшись, отвинтил пробку и понюхал содержимое: -Это что, сукин сын, спиртное с собой потащил? ! Как звать, сволочь?
-Егоров Александр,-смущенно пробормотал долговязый парень в очках, очень напоминающий Женьке кролика из мультфильма про Винни-Пуха. - Да и не я это вовсе. Отец дал на дорогу. Я ему говорил, что нельзя, а он, видимо, все равно втихаря засунул.
-Ну вот что,-зло бросил сержант. -Мне твой лепет недосуг про папочку слушать. Я тебя пока, родной, пощажу...
-А чего щадить- то?-раздался голос из правого угла, принадлежавший невысокому парнишке крепкого телосложения. -Мы присяги не принимали, что хотим, то и делаем.
Сержант кашлянул и с угрозой процедил: -Сейчас и до тебя, умника, дойдем.
Затем он повернулся к Егорову и сообщил:-Эту дрянь я у тебя забираю, а чтоб другим неповадно было...
И сержант ткнул кулаком в Сашкину грудь. Удар был набит и точен. Егоров захватал воздух ртом и сел.
Сплюнув на пол, солдат подошел к защитнику прав:-Ну, чморина, вещи к осмотру!
С некоторым отвращением порывшись в кучке барахла, он вытащил перочинный ножик и положил его в свой карман брюк.
-Оставь! Это память!-вскочил парень.
-Как звать тебя, дитя?-нагло улыбнулся сержант.
-Игорь.
-Ну, так вот, Игорек, холодное оружие и другие колюще-режущие предметы иметь не положено.
Лениво покопавшись еще в нескольких сумках, сержант наконец-то ушел в свое купе. Все притихли. Игорь сидел у окна и сжимал кулаки: -Не понимаете вы ничего! В единстве наша сила! Сейчас все спустим с рук, потом сами пожалеем.
-Да ладно тебе к единению-то призывать,-впервые за поездку заговорил его сосед с несколько утонченными женственными манерами лица.-Тут тебе не кино, и не газета "Красная звезда". Здесь каждый за себя стоит. А на ножик плюнь. Его уже не вернешь. Давай лучше пять. Меня Борисом зовут.
-Нет, уж! Я сейчас к лейтенанту пойду!-резко встал Игорь.-Что это за беспредел?
-Стучать начинаешь?-остановил его сосед.-Если человеком хочешь быть, то самое главное - не стучи никогда! Западло это.
-Да понятно все,-тихо пробормотал Игорь, сев на свое место.-Но ведь все равно, не мешало бы лейтенанту сказать.
А лейтенант не заставил себя долго ждать. В расхристанном виде он пришел в их закуток, пошатываясь и испуская мощное самогонное амбре.
-Ничего штука, мужики!-улыбнулась его красная самодовольная физиономия. -Чей первачок?
-Мой,-еле слышно ответил Егоров.
-Ясно. Я вот чего пришел. Нужды есть какие?-болезненно морщась поинтересовался офицер.
Все молчали, посматривая на стража Родины с бреэгливой усмешкой.
-Ну и ладно. Тогда, мужики, вот вам военные билеты и по рублю вместо пайка. Завтра вечером в Тамбове будем.
Он встал и поплелся назад, держась за поручни.
-Значит, Тамбов. Ну что, закатим пир по этому случаю?-предложил Борис. -Давайте у кого что есть на стол.
-А завтра чего жрать станешь?-спросил Игорь.
-Так купим на станции какой-нибудь!
Все вытряхнули свои запасы на столик и принялись усердно набивать наголодавшиеся желудки, блистая при этом скудными познаниями о Тамбове.
Когда обсосали последнюю куриную косточку, то решили укладываться. Полок было девять, включая верхние багажные. Человек в купе - одиннадцать. После долгих споров постановили спать по двое на нижних.
-Мы педики, что ли?-возмутился Борис.
-А что ты предлагаешь?-влез в разговор Шурик.-Двоих на пол положить?
-Давайте на морского кинем, кому где спать,-предложил Игорь.
Женьке досталась третья боковая полка. С трудом он устроился наверху, подстелив куртку для мягкости. „Из-за вагонной вентиляции лежать можно было только на боку. Всю ночь парни, бродившие в тамбур или туалет, удивлялись, как Ветров не падает вниз. Ну и хорошо, что будили. Женька аккуратно садился, разминал затекший бок и переворачивался на другой.
Часа в четыре он полностью отключился. Снилось Женьке, будто не взяли его в армию. Вот он опять среди своих друзей, девчонок. Сидит за столом довольный по случаю чудесного возвращения. Мать пирожки готовит. Боевая подруга Ветрова прижалась к нему и шепчет на ухо ласковые слова...
В шесть часов утра раздался эычный голос сержанта:-П-а-а-адьем! Привыкайте, волки позорные!
Женька открыл глаза и поначалу ничего не понял. Куда все подевались из-за стола? Кто это орет? И что за грязный пластик у него перед носом? Но вот он пришел в себя и едва не завыл от тоски. Все только снилось!
А сопровождающий солдат ходил по вагону и сдергивал залежавшихся за ноги или тыкал кулаком в бок. Все недоуменно чертыхались, но вставали.
Часов в двенадцать соизволил проснуться лейтенант. Он зевнул, помассировал виски, окинул вагонный проход мутным взглядом и приказал сержанту навести порядок.
С поддержкой грозными окриками каждое купе было подметено не без явного участия новобранцев.
К моменту окончания уборочного процесса поезд надолго застрял у какого-то вокзала.
-А жрать когда пойдем покупатъ?-понеслосъ со всех сторон.
-Выпускать вас строго-настрого запрещено,-пояснил лейтенант.-Вот сержант сейчас в буфет на вокзале пойдет, так вы ему сдайте ваши пайковые рублики. Он и принесет чего-нибудь.
В карман к гонцу щедро потекли мятые карбованцы.
Через полчаса состав тронулся. Запыхавшийся снабженец положил в каждый закуток по пачке печенья и небольшой кулек конфет-леденцов.
Пришлось мужикам доставать из своих потаенных мест денежки, вшитые родными в пиджаки или брюки на черный день. Но вагон шел последним. Дверь в соседний, по распоряжению лейтенанта, оказалась наглухо закрыта. Поэтому из ресторана разносчики не заходили. Единственные снабженцы-бабушки с фруктами и горячей картошкой также не жаловали своим посещением, поскольку на остановках вагон открывали только по требованию офицера.
Правда, на одной из станций Борису с Игорем через окно удалось выменять ведро яблок на банку Кока-Колы и расплывшийся от жары кусок копченой колбасы, который уже никто из своих съесть не решался. Так вот весело и доехали.
-Ничего,-успокаивал ребят Шурик. -Я вот книжки читал, телевизор смотрел. В армии все по-другому будет. Как приедем, так это издевательство сразу же закончится. Помяните мое слово.
Борис сидел молча и только тихо бормотал:-Помянем обязательно. Трави свои байки дальше!
Ближе к вечеру за окнами проплыли буквы "Т-А-М-Б-О-В". Приехали!
2. ЗДОРОВО, ДУХИ!
Ворота с огромными пятиконечными звездами, похожими на коровьи лепешки, загудели и со скрипом разъехались в стороны. Усмехающийся дежурный по КПП нагло рассматривал прибывших. Новобранцы озирались по сторонам и полушепотом обсуждали стоявшие неподалеку постройки из темно-красного кирпича. Вся часть напоминала казематы Брестской крепости до войны, и лишь посредине виднелись два современных четырехэтажных здания.
-Дополнительный набор из студентов прибыл!-доложил лейтенант подошедшему майору, передав дипломат с бумагами.
-В спортзал их,-распорядился тот.
Толпа повалила по центральной дорожке вдоль щитов со страшными однообразными лицами советского воина в представлении местных иконописцев. На газоне с вениками топтались несколько солдат.
-Из новеньких?-весело спросил один из них.
-Они самые,-почему-то с гордостью ответил сержант.
-Вешайтесь, душары!-крикнул младший сержант, сидевший рядом на скамеечке и дымивший папироской.
-А куда мы хоть попали-то?-решился спросить Борис.
-На кудыкину гору, волчок. Учебка это, душара,-сплюнул небрежно курильщик, и все сразу поняли - перед ними настоящий старослужащий Советской Армии.
В полутемном, пропахшем пылью спортзале новоприбывших вновь распотрошили, но ничего недозволенного уже не нашли. Затем на середину вышел знакомый майор и, сообщив, что Тамбовский учебный центр войск радиоэлектронной борьбы приветствует новобранцев, зачитал кто куда распределяется. Женька попал вместе с Борисом, Игорем и Шуриком в третью роту.
Покончив с распределением, всех, теперь уже поротно, стали уводить на склад за обмундированием с последующей баней в программе.
Ветров топтался шестым по счету в здоровом полукольце у вещевого склада. Мозг лихорадочно производил расчеты:"Вэять штаны на размер побольше или поменьше? А может точь в точь? Ну а с сапогами как быть? Если малы будут, говорят плохо. Велики - совсем ноги изуродуешь. А это ведь не на день, а на все два года. Выдают-то один раз на весь срок службы. Да и не в магазине, не поменяешь потом".
Все оказалось гораздо проще. Начальник склада вынес на руках кучу обмундирования и приступил к раздаче в порядке очереди, абсолютно не интересуясь ни размерами, ни ростом. Кто длинные штаны получит-урежет, а кто короткие - в сапогах не видно. На заднице же, все одно, любые будут болтаться, словно уделался. И только сапоги пытались выдавать по размерам. Правда, это доброе начинание быстро закончилось. Когда Женька попросил 43-й, то получил в руки пару 42-го, снабженную нецензурными комментариями о том, что нужный размер отсутствует и не хер ноги такие отращивать.
Наконец, с горем пополам "базарный день" закончился. Строй потопал в баню.
-Слышь, мужики!-шипел Борис на ходу. -Если бабки есть, то в рот запихивайте. Иначе, как пить дать, свистнут.
Бредущий рядом невысокий чернявый конвоир-сержант, приставленный к ним отныне в роли наставника, слегка ткнул агитатора в бок и с ласковой улыбкой сказал:-Нам ваших бумажек и даром не надо. Не боись, никто их не отымет.
Женька успокоился и больше не смел думать, что сержанты могут шманать по карманам. Это же армия, а не тюрьма. Здесь все на честности. Свои ведь. Да и сержант как-то внушал доверие. Не в пример сопроводителю в поезде.
Наспех помывшись в грязной настывшей бане, Ветров выскочил одеваться в новенькую форму, которая вскоре опостылеет до невыносимости. Но сейчас это было ново и необычно.
В предбаннике уже шли торги. Откуда-то понабежала куча старослужащих. Кто через раскрытые окна, кто непосредственно в помещении убеждал того или иного новичка отдать хорошие вещи. У отказывающихся отбирали силой, бормоча в оправдание: "На хуй теперь не нужно, а держится как за бабу свою".
Сержант-наставник новичков подпирал дверной косяк и лениво следил, чтобы ни одна вещь у новичка не пропала. А если пропадет, то не сносить растяпе головы. Каждый новобранец при выходе на улицу обязан был выложить перед сержантом все свои гражданские шмотки, вплоть до носков. Если комплект считался полным, то все барахло кидалось на пол в одну общую кучу. Если же не хватало хотя бы носка, то новичок получал порцию ударов от смотрителя в размере доукомплектации с последующим занесением в черный список.
Благо привлекательных для дедушек шмоток оказалось очень мало. Тряпье разбирали неохотно. Некоторым новоприбывшим чудом и хитростью все же удалось скрыть исчезновение джинсов, кроссовок, курток. Но только единицам. Большая же часть простаков получала за милую душу, причем основная часть вещей оказалась украденной еще во время омновения. От этого становилось еще обиднее.
Мероприятие по охране личных вещей новобранцев проводилось с одной лишь целью. С первых минут начальство хотело доказать новичкам, что никакой дедовщины в части нет, что все старослужащие порядочные, и никому здесь от молодых ничего не надо. Потом уже, когда новобранцы перемоются, облачатся в желтовато-зеленую робу и, поднимая пыль непривычной обувкой, потопают в казарму, в баню налетит рой сержантов, отпахавших поменьше дедушек. Как голодные псы они расхватают все остальное. Сжигать будет почти нечего.
У кого вещи представляли некую ценность (не было у человека рваного ватника и хлябающих ботинок), тем предложили сложить все в специальные мешки, написав на них домашний адрес, чтобы потом эту посылочку почтальоны части отправили по назначению. Некоторые так и сделали.
Через пару месяцев Женька случайно наткнется на эти мешочки в углу грязного подвала и расскажет об этом вопиющем факте сержантам. Ошибка вьшла! Забыли отправить! И оплошность быстро исправят. В хорошо замаскированной яме под трубами отопления, где уже ни одна живая душа не сыщет, "гражданка" сержантов пополнится обувью и одеждой.
Было уже около 11 часов вечера, когда наших героев завели на третий этаж одного из современных зданий в помещение третьей роты. У дверей дневальные со шваброй тоскливо наводили порядок. В качестве освещения лишь при входе одиноко мерцала тусклая лампочка. Женька впервые вдохнул запах казармы - сладковатый шмон половой мастики, перебиваемый вонью нагуталиненных сапог и грязных портянок. Запах, который навсегда остается в памяти у любого прослужившего.
-Так, быстро в сортир и спать, только тихо,-прошептал сержант, показав на свободные кровати, стоящие в одном закутке.
Ребята разделись до трусов и вверенных тапочек и на цыпочках пошли в отхожее место.
-Ха, Гусь, какого хуя, не спишь?!-удивился сержант, увидев невысокого коренастого парня с седым чубом, восседающего в одних трусах на туалетной батарее.
-Бессонница,-сплюнул на пол Гусь и зычно крикнул:-Дневальный! Убрал, блядь, живее!
В туалет вбежал солдат и, виновато улыбаясь, быстро вытер плевок.
-Вот что, Гриша,-зевая обратился Гусь к сержанту.-Построй-ка тут эту прибывшую смену.
Всех новеньких выстроили в туалете. Не вставая, Гусь хриплым голосом повел свою назидательную речь: -Я-дедушка Советской Армии! Мне, блядь, волки, домой скоро! Обращаться ко мне не иначе, как товарищ сержант. Фамилие мое-Гусев. Я, блядь, ваш второй учитель и наставник вместе с сержантом Федоровым. А вы, суки- волчки тамбовские, или волки по-нашенски! Вот и познакомились. А сейчас поебали отбиваться. Но помните, пидоры, когда опорожняться по-малому ходите, то конец встряхивать надо, чтоб трусы чистые были. Понятно, суки?!
-Понятно,-раздалось несколько нестройных, тихих голосов.
-То-то! А теперь на хуй с глаз моих!-взор сержанта затуманился.
-Урод какой-то этот Гусев,-прошептал Шурик свесившемуся со второго яруса Женьке.-Ерунду спорол и доволен. Интересно, все дедушки такие?
-А ну, спать, волки!-со всей силы пнул по ближайшей кровати подошедший Федоров.-Здесь, блядь, воины спят, которые службу тащили, когда вы еще на гражданке баб трахали. Закрыли пасти и баиньки!
3. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Гнусавый голос: "Ре-о-о-та, па-а-адъем!"-возвестил о приходе нового дня. Женька открыл глаза и сел на кровати, ничего не понимая. Со всех коек, стоявших в два яруса, буквально слетали коротко стриженые юнцы и спешно строились, на ходу одевая штаны и сапоги . Выдержав осмотр сержантами, они также строем, голые по пояс, выбегали в коридор.
Через пять минут в роте остались только новоприбывшие. Ленивой походкой к ним подошел здоровый парень в расстегнутой гимнастерке с погонами старшего сержанта и угрюмо промычал: -Кто, блядь, такие?
-Новенькие, -робко ответил за всех Женька.
-Федоров, чего с этими ублюдками сказали делать? -спросил он у подбежавшего сержанта.
-Сейчас они в туалет сбегают, а опосля я ими займусь,-ответил тот и обратился к новичкам: -Живее коечки заправили, на очко и на улицу!
-А я уже заправил,-похвастался Женька, ожидая похвалы.
-Э, пидор! -рявкнул старший сержант и скинул матрац вместе с бельем на пол.-Это ты у мамочки так заправлять будешь! А здесь тебе порядок соблюдать нужно! Чтоб как все, блядь, "кирпичиком" и отбить. Гриш, покажи этому недоумку!
Он пнул со всей силы Женьку и, виляя задом в ушитых до безобразия штанах, ушел в туалет.
-Эх, бля, духи тупые,-вздохнул Федоров.-Смотрите, волки, как здесь заправляется коечка. Показываю, на хуй, один раз. Кто не усвоит - пеняйте на себя.
Шурик справился с непокорным одеялом первым и отправился в отхожее место. На подоконнике в умывальной комнате восседал Гусь. Рядом дымил старший сержант. Егоров прошел мимо них к туалетным кабинкам, но чьи-то сильные руки схватили его за шиворот и с пинком вышвырнули в коридор.
-Ты, волк, мать твою! Запомни, блядь! Когда в туалете или в умывальнике сидит старший по званию, то нужно спрашивать разрешения войти!-прошипел старший сержант.
-Это старший сержант Пахомов,-проскрипел Гусь.-Он здеся помощник старшины! Его, блядь, слушаться надо! Повтори, волк, снова все, как положено.
Шурик вновь зашел в умывальник и пролепетал:-Можно войти?
-Подойди ко мне,-ласково попросил Пахомов.
Егоров робко приблизился. Тут же мощный удар в грудь свалил его с ног.
-Можно в сапог поссать, можно Машку за ляжку, можно козу на воэу, а в армии говорят "разрешите". Повторить, солдат!
Шурик отряхнулся и подошел к двери снова:-Разрешите войти?
-Подойди сюда, урюк,-все также ласково поманил его старший сержант.
От удара по почкам у Егорова потемнело в глазах. Парень присел от дикой боли.
-Волчара! А где товарищ старший сержант? Совсем страх потерял?-сурово произнес Пахомов.-Ты к кому обращаешься? К дереву, блядь, что ли? Я, блядь, что, зазря эти лычки выстрадал?
Шурик поспешил исправить свою ошибку.
-Дай, Юрик, я с ним поговорю,-сказал Гусь и изо всей силы ударил ногой Егорова в район печени.-Не понимает падла! Кто, на хуй, честь отдавать будет?! Кто, блядь, сержантам знак внимания оказывать будет?
Шурик подобрал с пола упавшую во время удара с головы пилотку, и, нервно комкая ее в одной руке, другой отдал честь, прохрипев злополучную фразу.
-Нет, я убью, на хуй, эту чморину! С гавном на очке смешаю! К пустой голове, блядь, руку не прикладывают!-разозлился Гусь и точным ударом в живот отбросил Шурика к стене.
-Да хватит с него,-смилостивился Юрик.-Убьешь ишшо, на хуй, на первом дне службы.
-У, паскуда!-пробормотал Гусев и, вцепившись рукой в лицо Егорову, вышвырнул его в коридор.-Не разрешаю войти! И Юрик не разрешит! Ползи, на хуй, к своим уебищам и доложи, блядь, как в сортир заходить нужно! Душара вонючая!
Благодаря Шурику больше подобных эксцессов не случалось. Лишь иногда впоследствии, когда кто-либо уставший, как собака, забывал об этом, то получал свою пилюлю или разбивал рот об кран, если пил в это время. Но последний вариант наказания применялся крайне редко, поскольку в таком случае могли распухнуть губы, оставив следы на лице. А вдруг все же пострадавший расколется? Кому нужны разборки с офицерами? И хотя они все одно ничем не закончатся, но к чему лишняя нервотрепка.
Поэтому все было рассчитано. Сержанты били точно, натренированно, больно и без следов. Грудь, колени, почки, печень, плечи - вот основные части тела для расправы. Наблюдавшие за казнью бойцы никогда не заступались за товарища, совершенно позабыв о хваленой солдатской солидарности из армейских телепередач и книг. Наоборот, зрители с интересом взирали на процесс, сдерживая внутри вздох облегчения:"Слава богу! Пронесло! Не меня! А ему, может, и поделом!"
После оправки всех повели в столовую. Завтрак показался Женьке, впрочем, как и любому новоприбывшему, омерзительным. Куски застывшего жирного сала с непонятной обильной щетиной, каша из сырой недоваренной крупы, чай с непонятным металлическим привкусом и растаявшие кружочки масла. К тому же вся столовая была окутана паром и пропитана насквозь отвратительным запахом, похожим на вонь отбросов.
-Хавайте, студенты,-великодушно разрешил Федоров и достал из кармана для себя кусок копченой колбасы.-Можете все сожрать. Я сегодня завтракать не буду. Мою пайку масла только оставьте.
-Нет, ну не псы же мы!-брезгливо отодвинул свою миску Борис, морщась от вида вонючей серой каши.-Такое даже собака жрать не захочет.
-Жуй, зема!-весело проговорил проходящий мимо солдат.-Мы хуже собак. Сейчас не хочешь, а время придет, это за деликатес считать будешь.
И он тысячу раз оказался прав. Спустя три дня отвращение к армейским блюдам исчезло. А еще чуть позже уже с голодными, обезумевшими глазами набрасывались и на ежевечернюю недоделанную рыбу с явным запашком. Претензии по качеству пищи не принимались, поскольку официально дежурный по части офицер навел пробу. Слизнет, да и то не всегда, пару ложек. Дрянь, конечно, но есть можно. Не подохнут солдаты. На войне еще неизвестно чем питаться придется. И пишет дежурный в столовой книге, что обед годен к употреблению. И закаляют солдаты склизкой тухлой пищей свои желудки.
Сержанты предпочитали не притрагиваться к солдатской пище, за исключением масла, съедобных кусков мяса (если таковые иногда попадались) и яиц, выдаваемых по воскресеньям. А так их кормили посылки подчиненных, да продукты из чипка.
Произошел, правда, на памяти Женьки исключительный случай. Не оказалось у Федорова ничего с собой. Сел он на свое законное место рядом с пищевыми бачками. Ждет, когда ему дежурный по столу порцию отвалит. Сержант имел право брать себе пищу в неограниченных количествах, причем первым среди всех сидящих за столом. Захочет пять яиц- пожалуйста. Половину всего масла? Ради бога! Полбачка баланды (пусть ее там не на двенадцать человек, а на четверых, как частенько случалось)? Для любимого сержанта ничего не жалко!
Сидит, значит, Федоров. Ждет, нетерпеливо постукивая алюминиевой ложкой по пустой миске. А раздатчик замешкался. Самый бескультурный человек начинает есть с первого блюда. Даже в армии этой традиции придерживались. А тут стоят две железные бадьи. В одной что-то плавает, и в другой вроде то же самое. Сержант нервничает. Времени на прием пищи минут десять-пятнадцать отводится, а уж со всеми построениями и молитвами за столом целых пять прошло. Наконец, с божьей помощью смекнул раздатчик, что где воды поменьше, а макарон побольше, там второе. А Федоров уже нос в котелок сует. Где, дескать, там моя хавка? Видит какая-то дрянь, а что не поймет. Белая масса, слипшаяся в один комок. Сержант хватает этот бачок и мчится к дежурному по столовой. Так, мол, и так. Что за гадость приготовили и как ее называть прикажете? А тот бачок брезгливо потряс, погонял содержимое по дну, и отвечает: "Что ты на мыло исходишь? Картошка, как картошка". Ну, тут Федорову совсем плохо стало, чуть не вырвало. И больше он на подобные эксперименты не пускался. Всю еду с собой приносил.
Как бы там ни было, но в первое армейское утро новобранцы ничего не съели, кроме масла и куска сахара.
После завтрака Федоров привел их в казарму и стал учить пришивать погоны. Женька быстро освоил эту нехитрую премудрость, хотя, и исколол все пальцы до крови. Весь день и вечер с перерывом на обед и ужин новобранцы пришивали петлички, подшивали белые воротнички к вороту гимнастерки. Отрывали и вновь пришивали. Часа три учились заправлять кровати. Воины, прибывшие на месяц раньше ребят, появляясь в казарме, смотрели на "сачков" волчьими глазами, как на сволочей и дезертиров.
Наступило время вечерней поверки. Все сто восемьдесят шесть человек, а именно столько рядовых без своих боевых наставников числилось в роте, выстроились в шеренгу по трое. У новичков ныли пальцы, отваливались ноги, сильно хотелось спать. Они уже мечтали о том, что сейчас быстренько проверятся и лягут в свои коечки. Но надежда юношей питает.
Вечерняя поверка являлась обязательным атрибутом каждой части. Цель ее - выяснить не подался ли кто в бега и все ли еще живы. В учебке же данное мероприятие обладало особым шармом.
Построенные солдаты стояли навытяжку, сверля глазами потолок. Сержанты бродили между своими подчиненными и внимательно следили за каждым. Чуть пошевелился - получи по почкам! А заместитель старшины медленно с выражением и прибаутками читал фамилии повзводно.
-Пантелеев!
-Я!
-Головка от хуя!.. Петров!
-Я!
-Конец из трусов!.. Погорельский!
-Я!
-В жопу ебельский!.. Поседко!
-Я!
-У мамки в пизде табуретка!
К огорчению Пахомова боец из второго взвода оказался его однофамильцем, поэтому на нем блеснуть остроумием не удавалось.
Каждый услышавший свою фамилию, орал "Я!" примерно так, будто будучи в положении он напоролся на нож, причем горлом, и у него от испуга начались преждевременные родовые схватки. Не дай бог, у кого-то не хватило мощности, и Пахомов не расслышал. Все начиналось заново. А времечко, отведенное на сон, шло. В итоге виновник получал по почкам, да еще позже огребал от своих сослуживцев.
Только в подобных случаях и проявлялось солдатское единение, к которому так призывают по телевизору малохольные офицеры-курсистки и здоровые дедушки-бугаи с отъевшимися ряхами. Да пусть сержант убьет солдата! Никто никогда не заступится. Но стоило только из-за этого подонка-нарушителя сделать лишний шаг, лишнюю секунду не отдохнуть, не говоря уж о другом - вот тут-то все, плечом к плечу, поднимались, чтобы плюнуть в мерзавца-сослуживца.
Наконец, поверка закончена, объявления сделаны. Отбой! Это сладкое слово! Время, когда солдату воздается за все мучения. Время, когда можно ненадолго забыться во сне. Но для этого сначала нужно попробовать лечь.
Первым пропуском в скрипучую койку является аккуратная укладка обмундирования на табуреты. Причем, укладывать вещи следует строго в обратном порядке. Утром при подъеме одеваться положено за сорок пять секунд. И, чтобы не мешкать, теряя драгоценные секунды, одежду удобно располагать именно в порядке обратном сниманию. Но вот почему необходимо при этом все вещи идеально выравнивать, для Женьки всегда оставалось загадкой. Сапоги с намотанными на них для просушки портянками должны четко стоять по одной линии со всеми остальными. Бляха ремня, лежащего в основании пирамиды, должна точно свешиваться с края табурета. Сложенный китель требуется разгладить так, чтобы ни одной морщинки было не видно. Штаны обязательно ширинкой к выходу. Не куда-нибудь, а именно чтобы сложенные галифе смотрели своей зияющей трещиной на выход. В том же направлении должна была светить звезда на завершающей все вещевое сооружение пилотке. Любая небрежность в этом деле рассматривалась сержантами, как непоправимый удар по боеспособности и престижу нашей армии.
Ко всему прочему раздевались тоже быстро.
"Нет",-думал Женька, поспешно выпрыгивая из сапог и одновременно срывая с себя китель.-"Ну ясно зачем одеваться за сорок пять секунд. Голым в бой не пойдешь. Но раздеться за минуту? Ну где еще и в какой ситуации могут пригодиться такие способности, кроме как на гражданке, когда срочно припекло переспать? Но в армии-то баб не выдают!"
Вот уже пробежали по проходам оправщики отделения. Подравняли вещи. Солдаты в трусах нервничают в напряжении возле своих лежбищ. Лечь, а точнее влететь в койку, можно лишь по счету сержанта "Раз-два-три". После этого все уже должны лежать и не шевелиться, словно мертвецы в морге. Даже если заветное место на втором ярусе, а в узком проходе между двумя кроватями еще трое застыли на старте. Если кто-то не успел, то взвод встает, одевается и отбивается вновь. До тех пор, пока все не уложатся в счет.
А после слова "Отбой"-мертвая тишина! Три раза под кем-то скрипнула кровать - уже поднимается дружно рота дружно. И опять все по новой. Будто и не ложились.
Если же подобные просчеты повторяются за вечер не один-два раза, то случаются более запоминающиеся наказания. Допустим, кто-то не успел на счет "три" запрыгнуть в койку. То ли сержант быстро считал, то ли виновник сам замешкался. А потом кто-то неудачно улегся боком на железный остов кровати и, борясь с невыносимым дискомфортом, разбудил только того и ждущие пружины. Виновный взвод после повторной отбивки роты остается заниматься физкультурой. Или, например, солдаты встают вокруг комнатного термометра и дуют с трех метров на него, пока температура в казарме не поднимется градусов на пять.
Наконец, все закончилось. Угомонились.
-Волки! Пожелайте своим сержантам спокойной ночи!-скрипит Гусев.
-День прошел, спокойной ночи! Дембель стал на день короче!-уныло отвечает ему хор из ста восьмидесяти шести кроватей.
-Вяло,-сплевывает Гусь.-Завтра, на хуй, поупражняемся. Спокойной ночи, духи!
Постепенно казарму наполняют сонные звуки: храп, посвистывание, почмокивание. Женьке не спится. Он с тоской смотрит в окно, где невдалеке горят огни в жилых домах. Это близко, всего лишь за стеной части. Но в то же время так далеко. Да, там живут обычные люди. У них свои дела, радости, печали... И Женька жил также еще совсем недавно. Но теперь за той стеной другая жизнь, уже чуждая Ветрову. Такая манящая и такая недоступная целых два года. Близок локоть, да не укусишь. И главное за что? Никакого даже малейшего преступления он не совершал. А свобода машет своими вожделенными крылами из-за колючей проволоки, украшающей забор части. Женька не замечает, как глаза его слипаются, и он засыпает. Отбой!
4. ВМЕСТО ПРИМЕЧАНИЯ
Помимо нашего великого русского языка, существуют различные жаргоны. Например, воровской. Не обошло это и армию. Кроме мата и спецтерминов существуют еще особые понятия. Некоторые приведены здесь для расширения кругозора и для большего понимания повествования. Итак:
-"дух"("душара")-только что призванный на службу;
-"молодой"("боец")-отслуживший полгода и пользующийся кое-какими правами. Например, можно издеваться над "духами";
-"черпак"-год службы позади;
-"дедушка"-еще полгода и домой;
-"дембель"-скоро будет дома;
-"службу тащить"-служить в рядах Советской Армии;
-"чипок"-солдатское кафе, буфет, магазин с продуктами;
-"хавка"("жрачка")-пища или то, что по мнению офицеров можно есть солдату;
-"подшива"-материал для подворотничка;
-"каптерка"-комната-хранилище обмундирования, снаряжения и прочей хозяйственной утвари первой необходимости;
-"фотография"-сильный удар в грудь, чтобы пуговица от кителя непременно отпечаталась на коже. Примерно то же, что и "грудь к осмотру", с той лишь разницей, что в последнем случае китель предварительно расстегивается, и удар идет в обнаженную грудь без участия пуговицы;
-"парадка"-парадная форма одежды, включающая настоящие брюки, пиджак, фуражку и ботинки с носками. Выдается после принятия присяги и используется при увольнениях в город и патрулировании (в последнем случае используется белый ремень), чтобы не позорить грязными мешкообразными гимнастерками Вооруженные Силы в глазах праздношатающихся гражданских;
-"гражданка"-двойной смысл:
1. Все, что находится за стенами части.
2. Гражданская одежда;
-"мандавошка"-маленькая железная мушка с обозначением рода войск в петлицах;
-"увал"-увольнение;
-"самоход"-увольнение исключительно по собственному желанию солдата на свой страх и риск. Карается уже по желанию офицеров: от пидорашения очек до губы.
-"губа" - невеселое место, куда отправляются проштрафившиеся по разным причинам солдаты на небольшой срок. Действуют исключительно тюремные законы. После нескольких дней на губе любая часть с дедовщиной кажется раем.
-"очко"-дырка в туалете;
-"тумбочка"-двойной смысл:
1. Место у входных в роту дверей, где мается дневальный.
2. Тумбочка у кровати, где хранятся не лишние вещи;
-"отбить кровать"-довести одеяло до такого состояния, чтобы оно напоминало по форме кирпич. Для придания дополнительной брусковости используется стенка от разборного ящика в тумбочке;
-"чмо"-пренебрежительное ругательство (самое обидное) сродни "петуху" или "машке" на зоне;
-"зачморить"-довести человека до такого состояния или до таких низменных инстинктов,чтобы его можно было с брезгливостью назвать "Чмо!"
-"шакал"-офицер (в учебках еще и сержант);
-"зема ("земеля")-земляк, но так обращаются к любому незнакомому солдату;
-"теща"-здоровая чугунная железка в форме швабры для натирания полов мастикой;
-"шуршать"-качественно и быстро работать. Применительно для первого года службы, где труд делает из человека обезьяну. На втором году уже не "шуршат", но обратный процесс обычно не происходит;
-"пидорасить"-что-либо чистить, мыть или натирать до блеска;
-"пидораска"-шерстяная тряпочка для натирания бляхи. Самая ценная - из старой шинели;