Аннотация: Навеяно "Обитаемым островом"... Только планета на этот раз называется не Саракш, а Земля. А мой герой - не молокосос. 2003 г.
Остров Терра.
Первым делом я понял, что жив.
В последние минуты я сильно сомневался в таком исходе, но теперь уже бесспорно: мне удалось выжить. Гравипояс все же дотянул, падение задержали ветви, и хотя болело все, что только может болеть, я знал, что самое страшное позади.
Аккуратно подтянувшись, я сел, оперся спиной о сосновый ствол и принялся изучать собственное состояние и подводить неутешительные итоги.
Петрос... о нем лучше не думать. Его больше нет, но об этом я подумаю потом. Сейчас надо думать, как выбираться.
Дэлли я тоже никогда больше не увижу.
Больше всего болит правая рука. Просто невыносимо. Понятно... Перелом не открытый, но предплечье заметно выгнуто... бр-р. Сильное смещение. Но других переломов, вроде, нет. Зато ожоги. Болят они не сильно. Пока, подумал я. Как и следовало ожидать, обгорели самые незащищенные места, бедра и плечи. На груди даже кое-где броня сохранилась. А вот на бедрах и плечах кожа превратилась во что-то страшненькое, и из этого черного, жуткого торчат обугленные лохмотья, остатки бикра и тельника. Обшивка гравипояса обгорела, остались блестящие меланитовые пластины. Да и весь бикр практически сгорел. Спас меня, но сгорел.
И хуже всего - вот тут я понял, что означает выражение "прошиб холодный пот" - хуже всего то, что сгорели все внешние детали бикра, в том числе, и маяк.
Минут пять я растерянно шарил левой рукой по телу, пытаясь отыскать энергетическую колбу, антенны... ну хоть что-нибудь! Кстати, где аптечка? Боль ведь жуткая, я даже соображаю с трудом. Аптечки тоже не оказалось.
Так... Я почувствовал внезапную слабость. Так. Я не могу вызвать помощь - вот что это означает.
Со мной произошло худшее, что может случиться с человеком в Космосе - я оказался на чужой планете без возможности сообщить о себе.
А ну, заткнись, приказал я себе. Худшее! Худшее было бы, если бы ты сейчас находился на безатмосферном планетоиде, и кислорода на два часа. А так... это даже не просто обитаемая планета, это Терра. Неужели на Терре ты пропадешь?
Только вот беда в том, что на Прародине человечества нынешняя цивилизация еще не доперла до такой простой вещи, как подпространственная связь. Да и вообще...
Так, хватит ныть, надо идти. Я свалился где-то в лесу. Надо искать людей, цивилизацию... То есть я бы пожил в лесу, но не в таком же состоянии. Руку надо лечить. Да и ожоги тоже. Площадь приличная, процентов 20. И похоже, глубокие. Я попытался встать. Это мне удалось, но в глазах сразу потемнело, и я не сдержал стона. Моя бедная рука отозвалась такой болью, что на время я перестал что-либо соображать, а к горлу подкатила тошнота.
Нет, так я идти не смогу. Надо как-то зафиксировать перелом. Я огляделся вокруг и заметил подходящий по размерам ровный сук, услужливо подсунутый мне под ноги каким-то местным дедом-лесовиком. В качестве бинта послужил сохранившийся обрывок пеноленты. Я кое-как примотал сук к руке, смастерил с помощью зубов и левой руки подвязку. Вроде бы, с этим самодельным лубком (курам на смех) стало немного легче.
По крайней мере, я почувствовал, что могу идти.
Шел я довольно долго. Выбрал направление, чтобы не кружить - на солнце. И шел. В этой местности было раннее утро, когда я свалился, солнце постепенно поднималось все выше.
Я шел и думал о самых разнообразных вещах. Мир я воспринимал сквозь какой-то туман - туман этот заполнил мое внутреннее я. Это была боль, и это было какое-то бредовое, возбужденное состояние. Даже приподнятое. Мне легко было переносить боль, и мне хотелось идти, хотелось двигаться. Казалось, я и не смог бы сейчас лежать.
В то же время где-то внутри сохранялось вполне ясное, здравое сознание. И вот этим сознанием я понимал, что дело плохо. Именно из-за эйфории плохо: это ожоговый шок, и чем дольше продлится мое веселье, тем хуже будет потом. А лекарств нет.
Но что делать - все равно надо идти вперед. Добраться до людей. Может быть, они помогут...
Одновременно я думал о том, что же теперь будет. Мысль о Петросе и Дэлли я старательно загонял в подсознание. Но что будет с мамой? Для всех ведь очевидно, что я погиб, я просто не мог выжить. И хорошо, что с Нэки у нас так ничего и не вышло. Петросу гораздо хуже... во-первых, у него на Квирине двое детей и жена. Во-вторых, он погиб. (Не надо об этом, не сейчас!)
Лучше бы уж я погиб, у меня хоть нет детей.
Ладно, о маме тоже потом подумаем. Что же делать, ведь нет выхода... нет его... нет.
Надо идти. Индекс терранской цивилизации... вернее, цивилизаций - здесь много стран - от 0,25 до 6 примерно, как я помню. Не знаю, какой индекс здесь, в этой стране - как она еще называется... Но в любом случае у них нет ни гравиторов, ни подпространственных излучателей. Даже и думать нечего. Ну дойду я до людей - а дальше что? Из проволоки собрать маяк? Кружок "Оч.умелые ручки"?
Об этом - тоже после. Сейчас главное - дойти.
Еще я вспоминал, как падал... Тоже, если подумать, чудо. Не знаю, случались ли прецеденты. Катапультирование в верхних слоях атмосферы. Шибаг, конечно, ушел... повезло ему. Расколотил наш корабль и ушел. И ландер мой горел... Я спускался на планету в одном только бикре с высоты около 80 тысяч. Гравипояс вначале держал хорошо, а потом... ну не рассчитан он на прыжок с орбиты! Циллос задал слишком большую скорость, а потом в результате от жара вообще отказал. Хорошо, что я все время оставался в сознании. С одной стороны, плохо, я этот полет до конца жизни не забуду. С другой стороны, я регулировал вместо циллоса скорость падения и дотянул до земли. Только слишком быстро. Хорошо еще, ветви сосен помогли. И ведь на пару сантиметров от смерти прошел. Чуть-чуть бы дольше горел - загорелся я уже где-то в тропосфере, конечно - и сжег бы всю кожу. Чуть-чуть быстрее летел бы, чуть меньше мощности выжал из гравипояса - и долбанулся бы насмерть.
Но как страшно, Боже, как страшно!
Ничего, ско, терпи. Мы знали, на что идем.
Не знаю, сколько времени прошло. Солнце поднялось уже достаточно высоко. Я продрался через какие-то кусты, и передо мной открылся дивный вид.
Мне он показался красивее всего, что я видел когда-то в жизни. Но это, безусловно, неверная оценка. Долина Эйр на Квирине еще лучше, а на Хребте Дали попадаются не менее удивительные пейзажи. Да и на других мирах, где мне довелось побывать, есть места, способные составить этому достойную конкуренцию.
Но в тот момент я так ослаб, и только что пережил смертельную ситуацию, что красота, раскинувшаяся под моими ногами, едва не заставила меня заплакать.
Я стоял над широкой долиной, покрытой лесом, над которым парила сизоватая дымка. Вокруг живописно раскинулись невысокие горы, вблизи розово-серые, синие вдалеке. И вниз в долину сбегала широкая каменная река из белоснежных, сверкающих на солнце огромных глыб кварца...
Около минуты я стоял, не в силах двинуться. Вот ведь существо какое - человек. Умирать, но в последние, может быть, часы своей жизни полюбоваться еще раз великолепным пейзажем...
Однако созерцание это принесло мне и пользу. Внизу и по моему курсу я заметил небольшой, поднимающийся к небу дымок. И кажется, до него не так уж далеко.
Я резво прибавил шагу, стискивая зубы на ходу, рука нестерпимо болела и отзывалась на все толчки. Но ничего... скоро я дойду.
И я дошел. Около часа шел, уже начал ощущать слабость, мне становилось все хуже. По пути я обдумывал свое положение. Местного языка я не знаю, конечно, вообще не знаю ни одного терранского языка, кроме латыни. А на латыни здесь, вероятно, не говорят (и вообще - живой ли это у них язык?) Насколько мне известно, на Терре о Федерации не знают ничего. И вообще о существовании других миров. Курьез, конечно - планета, так сильно повлиявшая на развитие всех космических цивилизаций - в таком странном положении. Но для меня практически это означает следующее: для местных людей я буду просто иностранцем. Гражданином чужого (возможно, враждебного) государства.
Я не был бы таким умным, если бы на Дорнризи мне уже не пришлось однажды побывать в такой переделке. Поэтому я знал не только теоретически, что на мирах этого уровня любят в диких, нехоженных лесах размещать какие-нибудь секретные заводы, зоны, полигоны... И появление здесь иностранца может показаться очень подозрительным. Примут за шпиона.
На Дорнризи меня довольно быстро выручили. А здесь... допросы в местной службе безопасности... скорее всего - тюрьма или казнь. Тогда уж точно не будет надежды выбраться. Нет, этот вариант мне не годится.
Стоянка, к которой я приблизился, выглядела успокаивающе. Не бандиты, не военные, не партизаны какие-нибудь. Даже не охотники. Просто люди собрались на природе выпить и закусить. Видно с первого взгляда. Костерок дымился и тлел, над ним на рогатинах подвешен котел. Три обшарпанные палатки. У костра сидели трое аборигенов, все их внимание занимала бутыль с прозрачной жидкостью. Они даже не заметили моего приближения. Похоже, изрядно нагрузились упомянутой водичкой.
Я кашлянул. Это не помогло. Зато из-за палаток выскочила огромная черная собака с уродливо обрезанными стоячими ушами и глухо гавкнула. Я остановился и чуть присел. Мир, дружба... Никакой агрессии, собачка. Я не враг.
Пес и не собирался нападать. Подошел ко мне, понюхал, повилял хвостом. И удалился. Ну хоть ты бы как-то на меня отреагировал! Доктор, почему меня все игнорируют? - следующий!
В одной из палаток слышалась какая-то возня, шевеление. Я хотел было постучаться, но тут прямо ко мне от ручья пошел еще один абориген, молодой парень. Я повернулся было к нему, но абориген меня даже не заметил. Прошел мимо, покачиваясь - несомненно, он тоже принял изрядную дозу местного релаксанта.
Так, что же делать? Я слегка растерялся. И тут появилось мое спасение - из палатки выползла девчонка. Симпатичная, волосы светлые, заплетены в две тугие короткие косички, личико лисье, и черные, словно вычерченные брови над серыми глазами. И похоже, совершенно трезвая. Увидев меня, она слегка приоткрыла рот, застыла на несколько секунд, а потом воскликнула что-то на своем языке. Я приподнял левую руку и показал на свои уши. Не слышу, мол.
Притвориться глухонемым - сейчас самое благоразумное. Кто знает, каков у них уровень бдительности. А к глухому претензий меньше, да и ясно, что разговаривать с ними я не могу по этой причине.
Я и правда как глухой - язык-то мне совершенно непонятен.
Девчонка, к счастью, оказалась энергичной и шустрой. Она что-то сказала, взяла меня за руку, отвела к костру и усадила. Потом привела еще одну подругу, постарше и темноволосую. Вдвоем они начали хлопотать вокруг меня - принесли мне кружку воды, одеяло, уложили, сделали на руку настоящий лубок, примотав дощечку бинтами, забинтовали и обожженные места, это было больно, я мычал и шипел сквозь зубы. Потом меня напоили горячим сладким чаем.
Через некоторое время я перестал что-либо соображать. Мне становилось все хуже. И я понимал, что происходит - ожоговый шок перешел во вторую фазу, началась интоксикация организма. Болела рука, но и боль воспринималась как сквозь туман. Мне было просто плохо. Просто... Какие-то люди ходили вокруг, что-то говорили, ругались, похоже, на повышенных тонах. Нет. Не знаю, не понимаю, что творится. И мне уже все равно. Ничего не хочу... ничего не могу. Сделайте же что-нибудь!
Вокруг темно, и вверху - звезды. Почему я не узнаю их? Где я, в каком мире? Что они там говорят? Ничего не понимаю...
Попробуй, Ант, вспомнить... давай восстановим... что было? Ужас. Я был уверен, что разобьюсь. Пламя вокруг... Это все от ожогов. Интоксикация. Если в ближайшие пару часов они не поставят мне зена-тор противошоковый, я умру. Да хоть бы обычный физраствор. Пить! Пить дайте... Нет, мне же нельзя говорить, я глухой. Но можно стонать... Да, вот девочка догадалась, что я хочу пить. Спасибо!
Я метался всю ночь, потом впал в забытье. Очнулся оттого, что меня куда-то тащили. На носилки. Впереди маячит спина, затянутая в белое. Они нашли где-то врача? Здесь, в лесу?
Как эта машина-то называется... чтоб я помнил... винтолет, что ли. Не помню. С таким здоровенным пропеллером. Неважно, главное, что она летает. И что у них здесь есть какая-то служба спасения. Это хорошо. Меня вносят вовнутрь. Машина поднимается, не очень приятно, резковато, но ничего. Тошнит сильно. Сидящий рядом врач делает варварскую операцию - затягивает жгутом левое запястье, отчего вены на руке вздуваются, и втыкает металлическую иголку прямо в вену. Я вздрагиваю. Ничего, это у них методы такие... Правильно, надо же ввести лекарство. Иначе помру. Врач присоединяет к иголке систему из прозрачных трубочек. Машина нестерпимо грохочет и трясется.
Потом меня куда-то везут по земле. Тащат на носилках. Я долго лежу в какой-то белой комнате, где мерзко пахнет стерилизацией и кровью. Уже начинаю засыпать. Тут приходит врач, другой, и втыкает мне иголку прямо под ключицу, и вводит туда катетер. Потом меня еще куда-то везут, и отдирают остатки бикра, и моют, а потом ставят укол в зад, и вскоре я засыпаю...
Кажется, пронесло.
Я опять выжил. Я лежу теперь на белых простынях на странно качающейся под моим весом койке. Рука не болит совсем, она плотно упакована в какой-то белый очень твердый материал - обожженная глина, что ли? На ожогах повязки. Под повязками сильный зуд. Это придется терпеть. От моей ключицы тянется прозрачный шнур, по нему, видимо, поступает в кровь лекарство.
Все хорошо. Медицина, конечно, примитивная, но организована неплохо - смогли они и вертолет найти (вспомнил, как это называется!), и вытащить меня, и лечат, видимо, правильно. Хоть я и не врач, но наверное, все в порядке. Рука зафиксирована, что-то капают в кровь.
Опять мне повезло. Мог бы у каких-нибудь шаманов оказаться.
Вошел врач. Потрогал прибор, висящий надо мной. Что-то сказал на своем языке. Уставился на меня выжидательно. Я показал левой рукой на ухо, улыбнулся, глядя в глаза аборигену - извини, мол, не слышу.
Конечно, есть риск, что они мне слух проверят приборами. Но есть ли у них такие приборы... и захотят ли они этим заниматься. Глухой - и глухой. Врач кивнул, еще что-то сказал, ободряюще потрепал меня по голове и вышел.
Так начался процесс моей социализации в этом мире.
Я лежал и впитывал звуки. В палате со мной лежали еще несколько человек, но я мог видеть и слышать в основном соседа. Сначала это был молодой парень, весь забинтованный. К нему приходили - видимо, родители, друзья. Потом парень исчез, на его место поступил старик. Тот пролежал недолго, вслед за ним появился совсем маленький ребенок, лет трех, с ребенком сидела мама. От них я, пожалуй, почерпнул больше всего.
И еще от женщин, ухаживающих за больными (они, видимо, не были врачами, а кем-то вроде профессиональных сиделок). Довольно скоро мне удалось вычленить несколько слов - "тихо", "пить хочешь?", да и нет, "кушать", "спать", "туалет". Еще несколько слов я выучил от соседей, но часть из них, кажется, была ругательной.
Когда мне стало немного легче, я жестами стал просить у соседей книги и газеты. Вскоре мне удалось дешифровать язык. Он был похож на латынь, хоть многие буквы и отличались. Я насчитал тридцать три буквы. И даже смог прочитать некоторые слова.
С ребенком мне особенно повезло. Одна из его книжек принесла мне неоценимую пользу. Это было что-то вроде словаря в картинках, где под каждой деталью стояла подпись. Мало того, мама читала малышу эту книгу вслух, называя слово и показывая на картинку. Я мог подсматривать краем глаза. Конечно, мне бы пригодился мнемоизлучатель, но и с банальной эдолийской психотехникой я справлялся - запоминал все, что говорила женщина. Потом брал книгу, смущенной улыбкой попросив разрешения, и сверял ее произношение с написанным. Таким образом я выучил названия около двухста предметов и действий, и заодно научился читать.
Потом я прочитал все детские, четко и коротко написанные книжки. Некоторых слов я понять не мог, выпускал их, но многое понимал из контекста. Заучивал целые фразы наизусть. Заучивал детские стишки. Перед занятием, разумеется, я проводил психотехническую подготовку, так что запоминалось с первого-второго раза.
Дальше я тренировался на газетах. Из них можно было извлечь множество информации об окружающем мире, хоть и понятных слов в них было куда меньше. Но я уже выяснил, что страна, куда я попал, называется Россия, а язык - русский. Я знал, как называются их деньги, город, куда я попал - Зеркальск, что за проезд в городском транспорте нужно платить, и множество других полезных подробностей.
Я стал понимать многое из того, что говорили медсестры (так назывались эти женщины) и врачи. Мои соседи по палате. Каждый день мой словарный запас обогащался и рос.
В основном я был занят выздоровлением. Довольно тяжелый и варварский в местных условиях процесс. Иногда мне казалось, что я выздоравливаю скорее вопреки усилиям врачей. Никто не собирался стимулировать мой иммунитет, регенерацию, не предлагал никаких поддерживающих упражнений (мне самому приходилось их изобретать). Когда сняли капельницу, медсестры два раза в день делали мне уколы в задницу (отчего упомянутое место жутко болело потом) и один раз - в вены (вся кисть левой руки была исколота). Пища в больнице была мерзкой, невкусной и вредной для здоровья. Но хуже всего мне казались перевязки. Только мысль о том, что все остальные - включая трехлетнего малыша и стариков - вынуждены терпеть такие же, и еще худшие муки, только эта мысль удерживала меня от стонов. Я стискивал зубы и терпел, за что медсестры меня очень хвалили.
Постепенно я начал вставать, выходить в коридор. Изучал плакаты на стенах. Поведение и привычки людей. Подслушивал разговоры. Впитывал в себя, как губка, язык и местные нравы.
О главном я старался не думать. Пока. Сейчас основное - выздороветь, выбраться из этой больницы. И не вляпаться в нехорошую историю.
Пока меня очень выручала мнимая глухота. И сломанная правая рука - они не могли пригласить и переводчика с языка жестов. И письменно общаться я не мог. Однако было совершенно очевидно, что рано или поздно перелом заживет, и тогда...
Тогда мной обязательно заинтересуются. Мне придется что-то объяснять. И объяснить нужно так, чтобы не вызвать никаких подозрений.
Хотя ситуация сама по себе подозрительна донельзя - глухой мужик, инвалид, идет в лес, и там где-то получает ожоги. Ладно, посмотрим...
Мои опасения оправдались. Прошло по моим подсчетам больше месяца, и вот однажды гипс с моей руки был снят.
Несколько дней я интенсивно разрабатывал руку. Наконец она практически полностью восстановила свои функции. И тут ко мне явился мой лечащий врач, Анатолий Петрович (Боже, какие длинные у них имена...) с листом бумаги и карандашом.
Он торжественно накорябал вопрос - "Как тебя зовут?" - и протянул мне бумагу.
Конечно, я предвидел эту ситуацию и подготовился заранее. Имя я лишь незначительно изменил, здесь тоже существовал аналог имени "Антониус" - просто Антон. А фамилию взял такую, чтобы наверняка не ошибиться - фамилию, указанную на обложке моего любимого детского словаря. Итак, с некоторым трепетом я написал свое имя "Антон Белов". Врач кивнул, и ободрившись первым успехом, задал мне второй письменный вопрос: "Твой год рождения".
К счастью, я уже успел разобраться в их хронологии и придумать себе год рождения, сохранив свой реальный возраст - 27 лет. Опять мой ответ порадовал врача.
"Где ты живешь?"
"Не помню".
Я решил, что для меня единственный шанс - это сымитировать амнезию. Я постучал себя по голове и улыбнулся врачу - мол, прости, с головой у меня не все в порядке. Сотрясение, ты ж понимаешь...
Придумывать какие бы то ни было истории я не мог, просто по той причине, что мало знал здешние реалии и легко мог ошибиться. Кто я? Зачем пошел в лес? Что не покажется местным людям странным?
Да и уровень знания языка еще не позволяет связные рассказы писать.
На все остальные вопросы я с легкой душой тыкал карандашом в последний ответ "не помню". Врач помучился со мной еще немного, потом махнул рукой, забрал письменные принадлежности и ушел.
На следующий день ко мне явился другой специалист в белом халате, судя по всему, невропатолог. Неприятно было, когда он проверял слух - громко хлопал у меня над ухом какой-то дрянью. Я старался не реагировать, конечно, но боюсь, все равно какие-то мышцы глазные меня выдали. Впрочем, неважно, остатки слуха могли и сохраниться. Проверил костную проводимость, на что я отреагировал положительно - пусть думает, что костная у меня есть, неважно. Потом он долго разглядывал мои зрачки, стучал молоточком по разным местам, жестами просил выполнить какие-то простенькие физические упражнения. Не знаю уж, что он выяснил... Но я слышал от нашего врача (когда в прошлом году меня задело лучом на Глостии-6), что сотрясение мозга очень легко симулировать, оно может быть практически без симптомов.
Так что проверяй сколько угодно. У меня сотрясение мозга и амнезия. Ни черта не помню.
Пришел мой лечащий врач. Они посоветовались с невропатологом. Из их разговора я, напряженно навострив уши, понял следующее: никаких причин больше, чтобы держать меня здесь, в этом отделении нет. Но и девать меня некуда. Опять же, амнезия. Поэтому они собираются меня перевести в отделение невропатологии. И подключить к поиску моих родственников, как я понял, местные органы охраны порядка.
Последнее мне не улыбалось совершенно.
Лежа ночью без сна, я обдумывал свое положение. Не хотелось мне связываться с местной полицией. Не знаю, насколько у них контролируются граждане, но скорее всего, каждый где-то зарегистрирован, и так далее. Тем более, я глухой - наверняка, есть какие-то общества инвалидов, начнут меня по ним искать... Выяснят, что я вообще свалился с Луны. Могут что-нибудь заподозрить. Начнут проверять слух инструментальными методами. Ну и так далее, по известному сценарию...
Да и мне ведь надо как-то начинать самостоятельную жизнь. Теперь я здоров, спасибо врачам, можно будет в лесу пожить... решить, что делать дальше.
К утру я ничего практически не придумал. Слишком мало информации.
Меня действительно решили переводить. Прежде всего, выдали другую одежду. В больнице я носил страшненькую ветхую пижаму в полосочку и шлепанцы. Мне дали старые брюки, ботинки, рубаха от пижамы, правда, осталась прежней, но поверх нее я надел черное короткое пальто. Вид, конечно, живописный...
Но это значит, что меня поведут на улицу! А там смыться все же легче. Я попрощался жестами и улыбками с соседями по палате. С дежурной медсестрой. Вышел вслед за другой во двор, где уже дожидалась меня белая машина с красным крестом.
Медсестры о чем-то заговорили между собой, пошли к кабине. Я стоял перед открытым кузовом, ожидая дальнейших указаний. И тут что-то толкнуло меня - самое время. Я осторожно огляделся - никто на меня не смотрел. Я сделал несколько шагов в сторону, очутился за углом. И здесь уже припустил во всю прыть - к забору, подпрыгнул, подтянулся, перемахнул его. Все в порядке, тело слушается.
Можно бежать.
До вечера я бродил по улицам.
Было довольно интересно. Вживался в цивилизацию, изучал ее. У меня сложилось впечатление, что тот набор коротких слов, что я слышал от забинтованного парня, здесь употребляем чаще всего. Запомним на всякий случай... Эти слова вставляли в речь просто как междометия.
Очень много рекламы. На Квирине реклама запрещена, но мне приходилось бывать - за 10 лет службы - на многих мирах. Так что все довольно знакомо. Типичный мир эта Россия. По материальному уровню - индекс примерно 3,5-4. На улицах воняет бензином и еще чем-то, но я уже принюхался. Здания все из разных вариантов обожженной глины - кирпичи, блоки. Дорожное покрытие такое я видел на Стании, пока не понял, как оно по-местному называется. Очень много машин с ДВС, часть из них сильно старые и заржавленные. Никакого воздушного транспорта, так мне показалось вначале, но потом я заметил в небе пару раз какие-то летательные реактивные аппараты, оставлявшие за собой толстый инверсионный след (летали они на нескольких тысячах метров, так что если бы не след, были бы и не видны в небе). Судя по всему, экономика должна быть основана на использовании нефти (если судить по транспорту). Бывает такой период на некоторых мирах. Где нефти много и добывать ее умеют. Правда, недолго...
Люди - тоже разные. Любопытно, что молодые одеты, как правило, хорошо, со вкусом. А вот старики - плохо и бедно. Девушки мне попадались очень красивые. Правда, какая-то печать нездоровья на лицах - и озабоченности. Но это не мешает, даже придает своеобразную страдальческую прелесть. Если лицо не злое. Мужчины почему-то довольно маленького роста и хиловатые. Не все, конечно, разные попадаются.
Либо все старики у них бедные - но это говорит об уровне общественной морали! - либо просто не принято у них следить за собой. Особенную жалость вызывали нищие и бабушки, сидящие на краю дороги и продающие какую-нибудь сельскохозяйственную мелочь - цветы, овощи... Мне так хотелось подать им или купить что-нибудь - но увы, я и сам был совершенно нищим. Особенно разрывали сердце маленькие дети, почему-то в основном, черноволосые и смуглые (у них расизм?), подбегающие к людям с протянутыми ладошками, низко кланяющиеся и целующие обувь у прохожих... Ко мне, к счастью, нищие не подходили - вид у меня самого весьма своеобразный.
Больше всего моя одежда напоминала таковую у нищих, видимо, бродяг или алкоголиков, я несколько раз видел их, то мирно спящих на травке в сквере, то сидящих под стеной ларька с бутылкой местной отравы.
Видимо, на этом социальном уровне сейчас и я нахожусь.
Под вечер я устал. Все-таки месяц провалялся на койке - упражнялся, конечно, но маловато, больше был занят языком. И вот теперь мной владела одна мысль - найти бы где-нибудь ночлег. И есть, конечно, хотелось. Но в конце концов, я завтракал, можно и потерпеть. Главное сейчас - выбрать место для сна.
Меня могут искать, конечно. Но не так уж легко найти человека, затерявшегося в огромном городе. Что делать - я пока так и не придумал. Уйти в лес? Там, наверное, даже легче выжить, но совсем нет надежды разыскать кого-нибудь из наших.
Я уже обдумал этот вопрос в больнице. Конечно, здесь нет гравитехнологий - значит, нечего думать об энергетической колбе, и конечно, они здесь понятия не имеют о генераторах Ф-волн. Из подручных средств маяк не соберешь. Но на планете наверняка есть хоть кто-нибудь с Квирина. Или вообще из Федерации. Этнографы - в жизнь не поверю, что Терру не изучают постоянно. Прародина все-таки... Наблюдатели какие-нибудь. Например, по идее, здесь должен быть хоть один наблюдатель, отслеживающий признаки сагонской инвазии. Значит, единственная моя надежда - отыскать здесь квиринцев. Быстро это, наверное, не получится. Поэтому надо попробовать как-то устроиться в здешнем обществе и найти своих...
Но даже первое сейчас стояло под вопросом. Собственно, даже вопрос простого выживания. Ну ладно, сейчас конец весны, тепло, можно переночевать где-нибудь на дереве... Если здешняя полиция не имеет обыкновения арестовывать бродяг. Попасть туда мне совершенно не улыбается.
Сумерки сгущались. Я забрел в какой-то отдаленный район. Постучаться бы в первый попавшийся дом. Да нет... даже если бы со мной в 17 лет такое произошло, когда я только начал работать в СКОНе, я вряд ли свалял бы дурака и не относился бы к людям, как только что брошенный бездомный щенок. Я не на Квирине. И не в традиционной цивилизации, где гостеприимство выше всего. Здесь уже вполне сформировавшееся посттрадиционное стихийное общество, и просто так обращаться к людям - во-первых, бесполезно, во-вторых, опасно.
И тут я услышал неподалеку дикий вопль. Женский. Инстинкт ско сразу бросил меня в нужную сторону. Не успев еще обдумать ситуацию, я вбежал в подворотню, откуда донесся уже второй, придушенный крик, и увидел вполне характерную картину - некий громила прижимает перепуганную, растрепанную девушку к стене, давя на шею обеими руками, а второй лезет ей под одежду... Мое тело сработало снова автоматически, второго бандита, поменьше, я рубанул по шее, вполне удачно, парень свалился мешком. Громила (даже меня он чуть превосходил ростом, хоть я повыше обычных терран) успел отпустить жертву и обернуться ко мне, но реакция у него оказалась не ахти, прозевав мощный удар в пах, он согнулся, я инстинктивно добавил по шее сверху. Девушки в подворотне тем временем уже не было, вдали раздавался стремительно удаляющийся цокот каблучков. Я вздохнул. Проверил пульс у своих жертв - ничего, полежат немного, отдохнут и будут жить дальше. Комедия окончена, можно продолжать поиски ночлега.
Я вышел из подворотни, прошелся по двору. А хорошо бы, вдруг представилось мне, девушка не убежала сразу, задержалась бы... Я бы ее проводил до дома. Она пригласила зайти... на чашечку чая. Пусть даже у нее родители дома. Я бы прикинулся иностранцем... или опять глухонемым. А завтра, может, родители бы уехали. Я бы пожил несколько дней у девчонки... возникла бы, может, симпатия, то да се. Я бы мог ей все рассказать. Фантазия развивалась дальше, но тут я опомнился и сурово пресек идиотские мысли.
Потом. Сейчас надо думать, что делать - уже стемнело. Короткая схватка, проведенная на адреналине, еще больше ослабила меня. Честно говоря, больше всего хотелось лечь и вздремнуть. В больнице-то этого хватало...
Или виталина принять капсулку...
В конце концов я забрел на большой пустырь. Миновал двух молчаливых мужиков, гуляющих со своими псами. И в конце этого пустыря, в окружении кустов я увидел что-то вроде походной стоянки, на кустах висели старые тряпки, и костровище здесь было, и настоящий, сплетенный из веток шалаш.
Кому это принадлежит - дети играют? Или это убежище бездомных бродяг, которых я видел в городе? Такие сообщества обычно живут по законам Традиции, есть надежда, что меня не выгонят... Да и идти-то больше некуда.
Я забрался в шалаш, закутался в старое вонючее одеяло и почти мгновенно заснул.
Меня разбудил собачий лай. Крупный рыжий пес стоял перед входом в шалаш и монотонно гавкал. Это напомнило мне Дэлли... Кобель, видимо, думал, что выгоняет чужака из дома своих хозяев, а я смотрел на него с огромной любовью и чуть не плакал. Идиот...
Я вылез из шалаша, пес посторонился. Ну да, конечно. Вот и хозяева пришли. Четверо бродяг, в страшненькой (впрочем, у меня не лучше) и вонючей одежде. Они стояли полукругом, оскалившись, напоминая скорее свору собак, чем человеческую компанию.
Ночное зрение у меня развито неплохо. Я понял по выражению их лиц, что меня собираются бить. Жаль, конечно, ребят, но придется дать сдачи.
Самый высокий и сильный из бродяг бросился первым. Я просто уклонился от удара и легко достал его в солнечное сплетение. Потом я разобрался еще с двумя мужиками, один из которых почти сразу свалился в нокаут, получив в переносицу, а второго я, бросил через бедро, сшибив им, словно тряпичной куклой последнего, плюгавенького старичка. Тем временем в себя пришел первый, "богатырь", и ему пришлось добавить, на этот раз ногой в пах. После этого я подумал, что пора бы и прекратить безобразие и громко, жизнерадостно сказал.
--
Мир! Дружба! Все хорошо!
Поднял руки над головой, раскрытыми ладонями вперед. Трое оглушенных ударами уставились на меня с несказанным изумлением. Я радостно улыбнулся и повторил свою фразу.
Все. Пришелец доказал свое право быть вожаком. Стая слушается пришельца. Через несколько минут мы мирно сидели и беседовали - насколько хватало моего знания языка, разумеется. Развели костерок, повесили котелок с водой, один из мужиков стал чистить картошку. Пострадавший больше всех пришел в себя и мрачно подсел к костру, закрывая лицо руками. Я заставил его убрать руки и осмотрел ушиб - кажется, ничего не сломал. Я старался бить вполсилы. Жалко все же людей, они же не со злости...
Мы поели жиденькой овощной похлебки, мои новые товарищи распили на четверых котелок невероятно горького, возбуждающего, хотя и безалкогольного напитка, и все завалились спать.
Так я нашел свое место в терранском обществе. Люди, среди которых я жил, на местном жаргоне назывались "бомжи", это аббревиатура, означающая людей, лишенных жилища. Все четверо были хроническими алкоголиками, хотя пили чаще всего "чифир", за неимением спиртного. Каждый день они совершали минимум по нескольку правонарушений, которые могли бы привести их в тюрьму (в основном, кражи). Но менты (местные ско, как я понял) почему-то их не задерживали. Может, из жалости? Правда, позже я начал понимать, что попадание в тюрьму было бы для этих людей даже благом (особенно зимой).
Плюгавенького старичка (в чем только душа держалась) называли Хмырь. Высокого парня - Чапа. Еще были Эдя и Леша. Я не понял, клички это у них или настоящие имена. Еще при бомжах жила стайка собак, вожака - рыжего пса - называли Рыжий, а остальные собаки обходились без имен.
Бомжи оказались невредными ребятами, ко мне отнеслись очень даже хорошо. С ними я значительно улучшил разговорный русский, по крайней мере, в отношении грамматических конструкций. Несколько удивляла привычка вставлять почти через слово бессмысленные междометия, но наверное, здесь так принято. К тому же я узнал, что эти междометия означают половые органы и все, что связано с сексом. Это меня позабавило. Но вероятно, свое основное значение эти слова уже утратили, раз употреблялись в качестве связок. Я и сам научился более-менее правильно вставлять их в речь и надеялся, что говорю вполне адекватно.
Но правда, словарный запас моих новых друзей был невелик, да и желания разговаривать на отвлеченные темы не было. Поэтому мне приходилось доставать где только возможно газеты и читать их - для собственного развития. Я делал это с использованием эдолийской психотехники, и через некоторое время научился весьма сносно говорить на бытовые темы.
Наиболее развитым среди бомжей (и менее пьющим) был Эдя. Первое время я постоянно ходил с ним. Основным нашим занятием было добывание хлеба насущного - и насущной водки. Последнее ценилось моими коллегами даже больше хлеба. Вполне понятно, попытка к бегству из этого сурового мира. Я пытался пить с ними, но водка была уж очень противной, некачественной, да и настроения особого не было. Мне было интересно вживаться в эту цивилизацию, изучать ее изнутри... эх, не стал я этнографом, так вот хоть побуду им поневоле.
В первые же дни Эдя раздобыл для меня новые штаны взамен изорванных больничных - вполне приличные, крепкие, хоть и очень старые и потертые джинсы. И куртку вскоре мне нашли другую, тоже страшненькую, но уж это черное полупальто вообще ни в какие ворота не лезло. Стояла жара, но бомжи постоянно ходили в своих куртках, ватниках и пальто - как зимой, и вскоре я понял, почему: однажды сбросил свою куртку, оставил в шалаше, а вечером ее уже не стало. Видимо, точно так же и Эдя где-то "увел" ее для меня.
Ну ладно, пока лето, похожу так, без верхней одежды. Все равно в ней невыносимо жарко. Это бомжам уже, кажется, все равно. И еще бабушкам, я часто замечал, как совсем старые женщины ходили в жару в теплых ботах, платках, кофтах. Может быть, с моей стороны это было наивно, но я решил не париться. Может, к зиме что-то удастся придумать с одеждой или жильем.
Хотя с другой стороны... вот ведь эти люди ничего придумать не могут. И живут вот так - годами.
Я целыми днями наблюдал за Эдей. Способы добычи пропитания были примитивными - в основном даже не прямые кражи, а поиск того, что плохо лежит. Возле помойки с утра мы находили мешочки с заплесневевшим хлебом и другими продуктами - Эдя пояснил, что жильцы складывают их специально для нас. Хорошие люди... Город был для Эди - как лес для зверя, полон добычных мест. То мы отправлялись в какой-то сад таскать черешню. То промышляли на разных рынках. Мы, собственно, просто бродили по городу и смотрели - не обломится ли чего.
Иногда нам удавалось получить и какую-нибудь мелкую работу. Обычно что-нибудь погрузить или разгрузить машину. Платили нам чаще всего "универсальной валютой" - той же самой водкой. Но иногда доставались и деньги.
--
Лето - хорошее время, - философствовал Эдя, - лето, бля, благодать. А вот зимой, бля, зимой и загнуться недолго на х....
Он рассказывал, что раньше ему удавалось зимой лечь в психушку - лечиться от алкоголизма. Там хорошо... кормят как на убой, работаешь в мастерской себе, а так делать нечего. Психи есть прикольные, да и мужики тоже нормальные лежат. А вот в эту зиму не взяли его, там теперь какие-то правила, деньги, что ли, нужны... Так он тоже приспособился, жил в канализации, там тоже можно, и тепло, главное, бля...
Я подумал, что зимы здесь должны быть суровые - самый центр континента, все моря далеко. Это тебе не Коринта, где снег с неделю полежит - и то хорошо.
Коринту лучше не вспоминать.
По поводу того, что меня найдут, я быстро перестал беспокоиться. Бомжи - люди вне закона. Живы они или нет - никого не волнует. Никто не станет искать бомжа. Ну возможно, врачи, чувствуя ответственность, вызвали милицию, менты поискали вяло - и наверняка на этом все кончилось.
Я обычно просыпался раньше остальных - были у меня свои резоны. Во-первых, утренние молитвы прочитать в тишине и покое. Во-вторых, сбегать на реку. Но вначале я разминался, чтобы форму не потерять - похоже, здесь она мне еще понадобится. До реки по моим прикидкам было километра два, я проходил их хорошим аллюром, там купался, набирал воду и возвращался назад. Для воды я нашел и приспособил старое ведро. Еще у меня была проблема с одеждой. Все бомжи ужасно воняли. Вскоре я понял почему - ну во-первых, они не купались, конечно, а главное - негде стирать одежду. И вот я раз в два-три дня стал выбираться на реку, вечером снимал с себя всю одежду, завязывал в рубаху, как в мешок и спускал в реку. Сам сидел часа два-три в укрытии, в трубе какой-то. За это время река более-менее отстирывала мои вещи. Я натягивал мокрое на тело и шел назад, сидел у костра, пока не высохнет.
Вскоре мне надоело ходить с Эдей. Я по натуре индивидуалист, мне даже с Петросом не всегда было легко. А потом, очень уж у нас взгляды не сходились на многое. Эдя всему предпочитал водку, и за работу стремился получить сразу бутылку, я же склонялся больше к денежному вознаграждению. Пару раз из-за Эдиной неуклюжести нас чуть не замели менты, пришлось быстро убегать...
Кстати, однажды мне действительно пришлось применить боевые навыки. Не знаю уж, с чего там началось, но у одной "точки" (торгового ларька) я заметил трех моих друзей (только Хмыря не было), теснимых довольно большой компанией могучих ребят в безрукавках и с бритыми головами. Ребят было шестеро, и половина - с хорошо накачанными мышцами. Разумеется, у меня не было уверенности, что я справлюсь, но ведь я же ско... Сколько раз случалось, что мы задерживали вдвоем на малом патрульнике боевой скультер или аффликтор с численно превосходящей командой. Короче говоря, я не раздумывая бросился в драку. От моих друзей никакой почти помощи не было... Но и из нападавших только один оказался более-менее приличным противником. Остальные, несмотря на мышцы, почти сразу выпали в осадок, надо ведь уметь быстро двигаться и точно бить. Я уже не церемонился особенно, не знаю, может, кто-то и не выжил. Одного я точно приложил под основание черепа, а это удар нехороший... Лучше не акцентировать на этом внимание - не знаю точно, как бы и не взял на душу грех. Впрочем, у меня есть оправдание - у троих было оружие, цепи и ножи. И только мне пришлось повозиться дольше. Он мне даже синяк хороший поставил и челюсть чуть не свернул. Но тут Чапа подсунул мне в руку пустую бутылку, и я смог ударить парня по голове, отчего тот вырубился. Все-таки великое дело - скорость реакции. У меня она, с детства отточенная, раза в два выше, чем у местных. Эдя с уважением посмотрел на меня и сказал.
--
Во даешь, бля! Этот, - он указал на последнего - вообще в Чечне воевал. Ну п-ц!
Мы гордо удалились. Про Чечню я уже читал в газетах, война там у них какая-то шла.
Итак, я стал ходить без Эди и, конечно, от воровства воздерживался. Заповедь все же. Поскольку я выглядел, видимо, более интеллигентно (печать алкоголизма на лицо еще не легла), мне частенько доставалась работа.
В первый день, когда я вышел на заработки один, мне довелось даже носить книги - в книжный магазин привезли новую партию. Я как раз толокся рядом, и ко мне подошла женщина из магазина.
--
Перетаскаешь нам книги? За бутылку.
Я подумал и сказал.
--
Я с удовольствием, бля, помогу вам выполнить на х... эту е...ю работу. Но, бля, я бы предпочел, вместо упомянутой вами х...ни, я имею в виду бутылку алкогольного напитка, получить в качестве е...го вознаграждения немного денег, п-ц, бля.
По тому, как вытаращилась на меня продавщица, я понял, что выразился слишком сложно. Она молчала секунд пять, а потом сказала.
--
Хоть бы при женщине не матерился, козел.
Из этих слов я сделал вывод, что далеко не в любом разговоре можно и нужно упоминать известные междометия, более того, некоторые люди, например, женщины, воспринимают их как оскорбительные.
Однажды я даже целый день таскал на стройке какие-то кирпичи и заработал целых сто рублей. Почти все мои деньги уходили на еду, но еще я умудрился прикупить себе пару книг - толковый словарь и юридический справочник. Мои друзья посмотрели на меня, как на идиота, а вечером Хмырь совершенно случайно развел моим справочником костер. На него даже ругаться бесполезно было - старик лишь мычал и мекал, будто это он был глухонемым...
Конечно, я задумывался о том, чтобы найти постоянную работу. Но Эдя объяснил мне, что это невозможно, а потом я и сам в этом убедился. Почему? Потому что для оформления на работу нужна так называемая "прописка". То есть надо где-то жить. Все жилье здесь частное. Но почему нельзя снимать квартиру? - спросил я. Хы... объяснил Эдя - а кто ж нам сдаст?! Я все же не поверил ему и позвонил по двум-трем номерам, по объявлением о сдаче жилья. Во всех случаях меня послали очень далеко, и я убедился в правоте Эди. Да и то - будь у людей хоть какая-то возможность жить в квартире, хоть зимой, уж конечно, они не жили бы на улице.
А бомжа никто на работу просто так не возьмет. То есть в принципе... бывает такое везение... но это должны особые обстоятельства сложиться.
Время шло. Новизна жизни как-то потускнела, и я стал задумываться о будущем. О главной своей задаче - найти квиринцев, и о частной - устроиться в этом обществе. Все-таки жизнь бомжа для меня - это чересчур. Можно было бы уйти в лес... но общество нужно мне, чтобы найти квиринских наблюдателей. Значит, в это общество надо интегрироваться...
Практически все время я напряженно думал над тем, как бы мне изменить свое положение в этом мире. Конечно, хотелось помочь и ребятам, но... реально пока я не мог помочь даже самому себе.
Одна моя подруга по литературному клубу, Эонис, говорила как-то, что жизнь ей представляется в виде этакого большого романа. И Бог, видимо, его автор. Так вот, если встать на точку зрения Эонис и представить свою жизнь как книгу, то дальше по сюжету должно получиться так, что я обязательно стану крутым в этом мире, выбьюсь в люди, что-то кардинально изменю в их жизни... И уж конечно не останусь простым бомжом!
Ну в самом деле - ведь я во всех отношениях, чего уж скрывать - не лучше, конечно, но лучше развит и подготовлен к жизни. Я развит физически, здоров, отлично умею драться. Для меня ничего не стоит жить на улице, в общем-то. Я владею психотехниками, а это дает мне возможность очень быстро выучить язык и ознакомиться со здешней жизнью. Вообще, скажем так, я во многом, благодаря воспитанию, превосхожу здешних. Ну так разве логично, что такой вот крутой человек, как я, живет бездомным бродяжкой? По сюжету обязательно должно что-то случиться, что резко изменит мою жизнь.
Но ведь Эонис совершенно не обязательно права. Жизнь - это жизнь, а вовсе не книга.
И можно быть семи пядей во лбу, можно быть богатырем, но тем не менее пропасть, и не найти работу, и остаться без жилья... Особенно, если у тебя нет в этом мире ни одного знакомого человека (кроме тех же бомжей). И собственно говоря, нет никаких резонов ожидать, что вдруг произойдет чудо, какая-то случайность, и моя жизнь внезапно изменится к лучшему.
С какой стати это чудо должно произойти?
Реально, чтобы изменить свою жизнь, надо что-то делать для этого - самому.
И вот я делал, что мог. Я пытался устроиться на работу - звонил и ходил по объявлениям в газетах и на столбах. Без прописки не брали нигде, а кое-где требовалось специальное образование, то есть диплом, которого не было, разумеется. Я так же пробовал снять жилье - и опять безуспешно. Может быть, уехать в какой-нибудь маленький город? Эдя не разделял эту мысль, и по-моему, вполне логично - сейчас в стране жизнь все больше концентрировалась в городах крупных, и вряд ли в маленьком будет лучше. А к тому же, и квиринские наблюдатели скорее уж окажутся в большом центре.
И вот однажды - хотел сказать, мои старания увенчались успехом - но скорее уж, просто мне повезло. Словом, не знаю. Часть времени я все же проводил в поисках временных приработков, ведь что-то надо было есть. Как-то я толокся около рынка, надеясь, что кто-нибудь попросит что-то разгрузить - иногда подъезжали грузовики, привозили товар. И вот я услышал очень резкий и мощный женский голос.
--
Да где этот Костя, бля! Пусть только появится, сволочь! - и тут же этот голос оказался рядом со мной, и я увидел его обладательницу, невысокую, крепенькую женщину лет пятидесяти, с туго завитыми темными волосами и в пестром платье, и она позвала меня - Эй! Иди сюда.
Я подошел ближе. Памятуя неприятный случай с продавщицей из книжного магазина, я давно уже перестал употреблять матерные слова в разговорах с работодателями, тем более - с женщинами. Но и выражения, почерпнутые из книг и газет, здесь не годились. Поэтому я старался говорить короче и проще.
Женщина скользнула взглядом по моей фигуре и сказала.
--
Вон там видишь, машина, а в ней бидоны? Перетаскаешь их во-он туда? За водку.
--
Хорошо, я согласен, но пожалуйста, заплатите мне деньгами, хоть немного, - попросил я. Женщина кивнула.
--
Ладно, договоримся.
Бидоны оказались тяжеловаты. Я их от пола-то с трудом отрывал. Но все же кое-как, напрягаясь, перетащил их к месту торговли. Повернулся к подошедшей хозяйке - она смотрела на меня с некоторым удивлением. Я не понял, почему.
--
Слушай, парень... тебя как зовут-то?
--
Антон.
--
Антон, не поможешь мне тут? А то разливать сейчас надо будет, а они тяжелые. Костя, сволочь, ушел...
Конечно, я согласился. Правда, не знал, сколько мне заплатят. Один раз уже нарвался - часа два грузил ящики, а мне вообще ничего не заплатили, когда же я попытался возмутиться, хозяин заехал мне по скуле и сказал, что я должен быть благодарен, что меня вообще не покоцали. Конечно, можно было с ними разобраться, их всего двое было... Но я почему-то решил вспомнить евангельскую заповедь и просто ушел. И как ни странно, этот случай ничему меня не научил, я так и не стал требовать деньги вперед... Просто работал, веря, что мне все-таки заплатят.
Хозяйка торговала молоком и молокопродуктами. Я помогал ей разливать - из бидонов в банки и бутылки. Работали мы дружно, слаженно, по-моему, женщина была вполне довольна. Через пару часов она послала меня за бутылками, объяснив, где их купить, и я справился с заданием вполне успешно.
Словом, я рассчитывал на приличное вознаграждение, и уже думал, что куплю себе нормальную рубашку... Но вечером, когда я отнес пустые бидоны в фургон, женщина неожиданно подошла ко мне и сказала.
--
Послушай, Антон... ты, как я понимаю, нигде не живешь?
--
Да.
--
У меня к тебе такое предложение. У нас с мужем ферма. Я могу тебя взять - будешь у меня жить и работать, за жилье и еду. Ты парень, я вижу, деловой, честный... сильный. Несколько человек у меня уже работают, все довольны.
Я подумал. Ну что ж... пора уже и заканчивать с этой бродячей жизнью. Ведь я давно мечтал найти нормальную работу и жилье.
--
Я согласен.
--
Вот и хорошо, - улыбнулась хозяйка, - меня зовут Вера Петровна.
Она велела мне садиться в машину, рядом с ней. Пустые бидоны грохотали в маленьком кузове. Вера Петровна вставила ключ зажигания, повернула его, завела мотор... Я наблюдал за ее действиями. Опустила ручной тормоз, сдвинула рычаг передач.
--
Ты машину умеешь водить? - спросила она. Я пожал плечами.
--
Наверное, справился бы. Обычный ДВС, ничего сложного.
--
Я спрашиваю - права у тебя есть?
--
Права... нет.
--
Ясно.
Мы поехали.
На душе было как-то нехорошо. Надо было проститься с ребятами. Взять их с собой я не могу... понятное дело, Вера Петровна не каждого возьмет на работу, видимо, я понравился ей. Ну что ж, ведь видно, что я не алкоголик, одежда только у меня характерная, а так... приличный человек. К сожалению, ребята не могут похвастаться таким видом. Я уже все это понимал, настолько я в здешней жизни ориентировался. И вот я ехал в фургоне навстречу новой счастливой жизни - сытной и регулярной кормежке, добротной одежде, жилью - ехал и думал о том, что Хмырь точно не переживет следующую зиму, что если мои парни снова наткнутся на десантника из Чечни, их и защитить-то будет некому. В этот момент я вдруг впервые четко и страшно осознал суть общества, в которое попал - мир волчьих законов, жесткой конкуренции. Не хватает у тебя - таланта, характера, подлости, силы - и ты летишь в пропасть, и никто не задержит твое падение. Это может показаться даже справедливым на первый взгляд... Если это только не касается людей, к которым ты уже успел привязаться. Ведь они же вовсе не плохие по сути люди. Не хуже всех тех, кто смотрит на них свысока. Их лечить надо от алкоголизма. Лечить, спасать, вытаскивать. Заставлять работать. Но кто будет этим заниматься?
И я чувствовал какую-то неправоту свою, вину - в том, что поднялся на ступеньку выше, что получил какие-то блага, которых Эдя, и Леха, и Чапа, и Хмырь достойны ничуть не меньше.
Но что же я мог сделать?
Вот уже несколько дней я жил на ферме Веры Петровны.
Работа была несложной, справлялся я с ней легко. Утром мы доили и выгоняли коров. Пасли их по очереди. Вечером загоняли, опять же доили. Работы по огороду, дому, строительство нового коровника, поездки с Верой Петровной в город - обычно молоком и разными продуктами торговала продавщица, тот случай был исключением. Словом, заняты мы были с раннего утра до позднего вечера, но работа разнообразная, интересная и даже где-то приятная. Особенно, конечно, мне нравилось пасти коров. Были на ферме и собаки, но о них - немного позже.
У Веры Петровны работали, кроме меня, еще три человека. Ну еще был ее муж, Иван Афанасьевич. Но трудно было даже поверить, что столь крепкая, деловая, хозяйственная женщина может выйти замуж за этакое чудо... Иван Афанасьевич сильно напоминал мне Хмыря. Жена прятала от него спиртное, но он умудрялся быть почти всегда в подпитии, а иной раз уходил в крутой запой. Здоровье его явно было подорвано, а его голоса я вообще никогда не слышал. Пользы от него в хозяйстве не было заметно ни малейшей.
А вот коллеги мне понравились. Все они попали сюда примерно так же, как я, все были бомжами. Но выглядели и вели себя на порядок лучше, чем мои прежние знакомые. Пили они достаточно редко, и все-таки не такую дрянь. Больше других симпатии во мне вызывал Дима, замкнутый и очень интеллигентный на вид, примерно моего возраста. Он редко участвовал в разговорах, вообще не откровенничал, все больше слушал, но я ощущал в нем некую внутреннюю силу и недюжинный интеллект, хоть трудно было сказать, в чем это выражается. Славик был моложе, горяч и резок в суждениях и делах, симпатичный кудрявый парень. И еще был Николай Иванович, невысокий сухонький человек лет пятидесяти, бывший рабочий Тракторного завода. Пожалуй, я понимал выбор Веры Петровны - обычно ее называли просто тетей Верой - на всех этих людей можно было положиться. Они действительно выполняли работу добросовестно.
Я несколько разочаровался, когда узнал, что никакой платы за труд нам не положено. Собственно, тетя Вера сказала мне об этом сразу, но я не понял по наивности. Мы работали за еду и кров. Денег нам не давали. А я-то надеялся откладывать и скопить что-нибудь... может, даже на квартиру (ха-ха, какая наивность!) Одежду нам тетя Вера доставала сама - подержанную, но крепкую, и выдавала.
--
А что же будет зимой, ведь зимой меньше работы с коровами? - спросил я. Но меня тут же успокоили.
--
Зимой у нас столярная мастерская. Столярничать умеешь? Ничего, научишься.
Если хорошо подумать, у тети Веры мы жили на положении рабов. Ну как на какой-нибудь Глостии-17. Но разница все же была, и огромная. Во-первых, мы всегда вольны уйти, и никто не станет нас ловить и вешать вверх ногами в назидание остальным. Во-вторых, тетя Вера сама работала не меньше нас, и о нас заботилась, к примеру, возила Николая Ивановича в город лечить зубы. Фактически она обладала такой же полной властью над нашей жизнью и смертью, как рабовладелец - мы вне закона, никого не волнует наше существование. Но об этом никто как-то не задумывался, а она к нам относилась - по-человечески.
Так что это только в теории все просто...
По вечерам после дойки мы разжигали костерок, пекли картошку. Иногда Славик доставал чего-нибудь горячительного, но удавалось это редко, тетя Вера ненавидела пьянство. Неудивительно - при таком муже.
Как напоминало мне все это вот такие же вечера на Квирине! Когда после патруля, стосковавшись по лесу и свежему воздуху, с компанией друзей отправишься в лес, и вот так же сидишь у костра, смотришь на звезды. Еще песни можно петь, здесь это было не принято. Но мы разговаривали. В первый вечер Славик сказал мне:
--
Ну, тебя она, значит, вместо Кости взяла. Туда и дорога. М-к он был. Без бутылки жить не мог, ну вот и допился.
Я вспомнил, что тетя Вера действительно упоминала какого-то сбежавшего Костю. И мне стало неудобно перед ним - вот я занял его законное место, сбросив его вниз по социальной лестнице. Может быть, к гибели. Но что я мог сделать?
Постепенно я узнал истории жизни моих друзей. Как они стали бомжами. Этот вопрос меня интересовал - ведь явно же они знавали лучшие времена. Даже и те, с кем я жил раньше, родились точно не на улице.
Я уже немного начал разбираться в истории России. Без этого трудно было понять ситуацию. До меня дошло, что раньше это было сильное, крепкое государство, а в последние 10 лет путем информационной и экономической войны его довели до плачевного состояния. В той области, что касается жилья (наиболее животрепещущей для меня), дело обстояло так: ранее все жилье было государственным. Но практически жилища выдавались людям пожизненно, и плата бралась чисто символическая. Никто не имел права выгнать человека с закрепленной за ним жилплощади. Во время "перестройки", как здесь называли гибельные реформы, проведенные под информационным давлением извне, все жилье превратили в частное, и начались разные перипетии, связанные с продажей, перекупкой и дарением жилья. Часть людей, пострадав от этих перипетий, оказалась на улице.
Но все же практически я не мог понять - как? Ведь здесь сильны семейные связи. У каждого есть хоть какие-то родственники, и что - все они бросили, выгнали человека? И вот я узнал три истории одичания.
У Димы все было достаточно сложно. Он жил в общежитии, попал в серьезную аварию - разбился, год пролежал в больнице, когда вышел, из техникума его уже почему-то исключили, места в общежитии не дали. Он поехал к матери в деревню, но оказалось, что мать умерла, а дом прибрали к рукам жулики. Дима попытался устроиться в городе, но фактически перешел в разряд бомжей, и тетя Вера встретилась на его жизненном пути как раз вовремя.
Славик учился в институте. Правда, потом бросил его - решил заняться бизнесом. В то время очень многие начинали заниматься бизнесом. У Славика появились свои торговые точки, люди возили для него вещи из-за границы, продавали... словом, бизнес шел успешно. Но однажды его попросту кинули, подробностей Славик не рассказывал. Словом, попал он, как здесь говорят, на большие бабки. Продал квартиру, машину, все свое имущество. С трудом ему удалось убедить бандитов простить ему остаток долга. В результате - остался совершенно нищим и без жилья. С родителями у него были крайне плохие отношения, да и жили родители втроем (с сестрой) в однокомнатной квартире, возвращаться - нереально. Все друзья сразу отвернулись. Полгода он маялся на улице, приобрел совершенно бомжевский вид и повадки...
История Николая Ивановича особенно поразила меня. Он всю жизнь проработал на тракторном заводе, был очень квалифицированным токарем. И вот во время реформ завод закрылся (как и многие заводы в стране). Николай Иванович потерял работу, и в то время ему невозможно было где-либо найти работу по специальности. Торговать он не умел. Жена, с которой прожили 30 лет и вырастили сына, стала нервничать, требовать от него невозможного. И тут сына убили в бандитской разборке. Николай Иванович не выдержал - запил. Жена приняла решение о разводе. Однажды Николай Иванович во время запоя ушел из дома (потому что иначе жена била его кухонной утварью по голове). А когда вернулся, в квартиру его уже не пустили - жена продала ее (обманным путем, заплатив взятку) и уехала в другой город, купив там себе другое жилье.
Сейчас Николай Иванович вообще не пил. Даже не брал спиртного в рот. Видимо, эта история его многому научила. Он был мастером на все руки, его обычно тетя Вера просила починить что-либо, а починить он мог все, от машины до магнитофона. Он же руководил строительством коровника. Обладал он удивительным каким-то смирением перед судьбой, наверное, хлебнул лиха в своей уличной жизни. Очень любил рыбачить, иногда к нему и другие присоединялись. Не загадывал на будущее, в отличие от Славика и Димы, иногда строивших какие-то планы. Был доволен тем, что есть. Словом, к этому человеку я относился с глубоким уважением.
Жили мы в небольшом сарае, спали на деревянных топчанах с матрацами - довольно неплохо. Даже для зимнего отопления здесь стояла небольшая печка. Еда была однообразной: утром каша, в обед - суп с куском хлеба (мясо в супе бывало лишь изредка), вечером остатки супа и опять каша. Все это варила сама тетя Вера, и хотя на продуктах она явно сильно экономила, получалось вполне съедобно.
И еще у нас были собаки. Пастушьи, в количестве четырех штук. Три из них были беспородными, а один пес, вожак стаи и самый толковый пастух - породы немецкая овчарка. На вид эти собаки напоминают слегка наших полицейских квиринок (Дэлли!), только крупнее, тяжелее и чепрачной масти. Джек был приземистым, тяжелым, толстолапым, с черной спиной и бледно-желтоватым подпалом и грудью.
Я люблю собак, держал с детства, и в полиции - СКОНе - сразу взял рабочую, генетически модифицированную собаку. Дэлли был моим вторым псом, первый тоже погиб. Джек, конечно, мало напоминал наших овчарок, да и не был изменен генетически, но все же понравился мне, славный пес. Мы быстро подружились. Собственно, и другие собаки любили меня, но Джека я решил научить разным вещам - просто от нечего делать. Оказалось, что он знает несколько команд, видимо, кто-то когда-то учил его. Сидеть, лежать, стоять, подходить к хозяину, приносить предметы - все это он умел, хотя и вспоминал не сразу, постепенно. Еще я научил его забавным фокусам - прыгать через ногу, сидеть на задних лапах, подавать голос, делать "змейку"... Ребята посмеивались и удивлялись открывшимся талантам Джека. Конечно, учить его следовой работе или задержанию было бессмысленно и не нужно. Можно было бы обучить курьерской, но для этого мне нужен был партнер, а никто из коллег не проявлял особого рвения к дрессировке собаки.
Джек счел меня своим хозяином. Он уходил без меня пасти стадо, но вечером снова меня отыскивал и бродил за мной по пятам. И мне стало как-то легче жить - все же хоть одна любящая, родная душа появилась рядом.