Если смешать полугодовалый Велабурский мед со стертым в порошок ведьминым грибом, добавить не много чистотела и конопли, получится лучший дурман во всем Северном Полесье, а может, и во всем человеческом мире. Но, не смотря на простой состав ингредиентов, процедура приготовления дурмана очень сложна, главным секретом хорошего зелья является точное соотношение составляющих и правильная последовательность их добавления. Этот секрет прекрасно знали в притоне "Домовой", одном из самых печально известных притонов Велабура, в котором каждую неделю кто-нибудь умирал под действием дурмана. Горожане неоднократно пытались закрыть притон, писали обращения в городской совет, и даже несколько раз хотели штурмовать его, но кто-то в совете покровительствовал хозяевам "Домового", а может и сам был одним из них. Поэтому он продолжал работать, принося кому-то огромную прибыль.
Снаружи "Домовой" был похож на обычную корчму. Трехэтажное здание, два были над землей, подвал же превращен в подземный этаж. Но внутри, отличие было разительным. На верхнем этаже располагались отдельные комнаты, с хорошими кроватями, свечами в подсвечниках, чистые и аккуратные. В них находились обеспеченные клиенты, за которыми постоянно ухаживали. Уход в основном сводился к тому, что бы, не дать одурманенному человеку умереть от голода, ведь зелье приглушало в организме все ощущения, и люди часто умирали от сильного истощения. Хозяева "Домового" не могли позволить себе, что бы кто-то из числа их состоятельных клиентов испустил дух, по крайней мере, на территории притона. На среднем этаже отдельных комнат не было. Он представлял собой общий зал, в котором, однако, находилось не так много народа. Они лежали на отдельных кроватях, довольно чистых и ухоженных, за ними так же был постоянный присмотр. За людьми, находившимися на нижнем этаже, в бывшем подвале, не присматривал никто. Они лежали на грязных рваных подстилках вплотную друг к другу. В помещении нельзя было ступить шагу, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из лежащих. Люди под действием дурмана практически не двигались, их дыхание было поверхностным и едва заметным, поэтому отличить мертвого человека от живого можно было лишь тогда, когда появлялись явные признаки смерти, к примеру, бедняга начинал синеть. Когда прислуга замечала такого клиента, его тело просто выбрасывалось на улицу, а из его карманов, предварительно, выгребалось все ценное.
Именно на нижнем этаже между неизвестным дедом с гнилыми зубами, и каким-то молодым альгуром, которому явно уже осталось недолго наслаждаться действием дурмана, вот уже несколько дней, лежал на грязной, населенной клопами лежанке, Ариол Линдерот или попросту Ари. Юноша находился в плену грез.
Началось все с того, что он попал в очень мягкий, обволакивающий и теплый туман. Туман нежно убаюкивал его, раскачивая из стороны в сторону, Ари вспоминал, что когда-то уже испытывал такое чувство, очень давно, еще до своего рождения. Со временем туман растаял, и юноша попал в великолепный, сказочный сад. Он был полон цветов, деревьев и растений, которых Ари никогда не видел, и даже не предполагал, что они могут существовать. Над головой заливались звонкими трелями неизвестные пестрые птицы, в чаще бродили причудливые звери. Среди них не было ни одного хищника, от животных исходила только любовь и теплота. И конечно там была Она, самая прекрасная девушка из всех, что доводилось видеть Ари, и, он был свято уверен, самая прекрасная девушка из всех живущих. Дочь главы городского совета Арна Роха Мириам. Здесь, в сказочном саду она не была так надменна, как на улицах Велабура, где не удостаивала Ари даже мимолетным взглядом. Тут она была его и только его, а он был ее. Юноша был опьянен ее запахом, пленен ее взглядом и телом. Сад полнился поцелуями, объятиями, любовью. Ари казалось, что они вместе уже целую вечность, и сердце его радостно сжималось от мысли о том, что еще целая вечность для них впереди.
Да, юноша находился под действием дурмана. Он не чувствовал отвратительного дыхания древнего старика, дышавшего Ари прямо в лицо, не ощущал, ползающих по его телу насекомых, не понимал, что за несколько дней уже порядком потерял в весе, и что, если так будет продолжаться и дальше, он окажется на улице с пустыми карманами, стеклянными глазами и синим лицом.
В таком состоянии нашел парня его опекун Димир Бигл. Он, вот уже несколько дней искал своего подопечного по всему городу и его окрестностям. Забыл о своих обязанностях сержанта городской стражи, сбивался с ног, не ел и не спал, и всюду, где только мог, искал своего пасынка, которого любил как сына.
Несколько дней назад они порядком повздорили. Ари совсем потерял голову из-за этой вертихвостки Мириам. Парня можно было понять, это было первым сильным увлечением в его жизни, но то, в какой форме это выражалось, старый суровый вояка Бигл вынести не мог. Его подопечный забросил учебу и свои домашние обязанности, он все дни напролет находился подле дома Главы городского совета, тайком заглядывая в окна, в надежде увидеть ее, а когда же она выходила на улицу, он следовал за ней невидимой тенью. В конце концов ему стало этого мало, и он захотел поговорить с девчонкой. Но ее папаша приставил к ней в качестве охранника этого мордоворота Ошрая, по которому давно уже плачет яма, ну или, хотя бы, позорный столб. Бандит отделал парня так, что у него ни осталось на лице и живого места. Димир надеялся, что это выбьет дурь из головы Ари, но не тут-то было. Мальчишка сделал свои попытки штурма еще более смелыми. Закончилось это тем, что глава Рох вызвал к себе Бигла и доходчиво объяснил ему кто такие он с дочерью, и кто такие сержант стражи и его пасынок, а так же указал на место каждого из них. Бигл, не привыкший к такому обращению, был взбешен, но сорвать свою злость на главе городского совета он, естественно, не мог, поэтому объектом его гнева стал Ари. В пылу ссоры Бигл приказал пасынку выметаться из дома, что тот не преминул сделать и пропал на несколько дней. Через некоторое время Димир остыл и бросился на поиски своего подопечного.
Последним пунктом в его плане был "Домовой", куда сержант пришел уже отчаявшись найти и увидеть когда-нибудь парня. Какими же были его изумление, радость и, одновременно, гнев, когда хамоватый слуга, взяв за рукав, притащил Бигла на нижний этаж, и ткнул кривым пальцем в сторону, лежащего на тряпье, грязного, исхудавшего, полуживого Ари. После первых мгновений шока Бигл бросился к парню, но тут же споткнулся о какого-то беднягу и рухнул, звякнув кольчугой, на несколько лежащих тел, но не вызвал этим ничего кроме вялого шевеления, и тихого жалобного стона. Слуга, видя это, только усмехнулся и направился вверх по лестнице, потеряв интерес к Биглу. А он, тем временем, принялся с огромными осложнениями добираться до своего подопечного. На каждом шагу Бигл наступал то на чью-то руку, то на чью-то ногу, а то и голову. Пройти, не задев примерно с дюжину тел, было просто невозможно. Наконец, он добрался до цели и внимательно осмотрел Ари. От этого зрелища у старого вояки защемило сердце. Он опустился на колени рядом с юношей, подвинув альгура, и прислушался к его дыханию. Хвала Богам слабое, но оно все же прослушивалось. Бигл выдохнул с облегчением и поднял Ари на плечо. Даже исхудавший, он, все же был дюжем парнем, и у Бигла напряглись вены на шее, когда он поднялся. Сержант направился к выходу, уже, не обращая внимание, на то, куда он ступает.
Димир точно знал, что он будет делать дальше. Понесет Ари к старому травнику Ратимиру. Конечно, в Велабуре были лекари и довольно много, но ни один из них не брался выводить из забытья человека под действием дурмана, считали это ниже своего достоинства, если, конечно, пациент не был одет в шелка и не мог заплатить за услуги золотом. Те, кто такого позволить себе не мог, отправлялись в небольшую дубраву в окрестностях города, где, среди вековых дубов, приютилась одинокая хижина травника.
Бигл зашел в дом, и ему в ноздри сразу ударила смесь самых разных, и очень резких запахов. Глаза сержанта заслезились, в носу почувствовалось жжение, и он принялся чихать. Отчихавшись, наконец, получил возможность рассмотреть помещение, правда, ничего не увидел, потому, что все внутри заволокло белесоватое облако, источником которого был пузатый котел, в котором что-то неаппетитно-зеленое постоянно булькало и подпитывало, тем самым, выше упомянутое, погодное явление. Димир замахал руками, разгоняя туман, и из него выплыл маленький старичок с кривым носом и прищуренными, полуслепыми глазами.
- Чавой надо? Кого это лихо несет? - проскрипел он.
- Это Бигл - лейтенант стражи.
- Ась?
Димир наклонился и крикнул деду прямо в ухо.
- Я говорю это Димир Бигл. Принес тебе пациента! Слышь, Старый? Моего пасынка.
- А-а-а, это молодого Ари? Чавой с ним приключилось?
- Сейчас сам увидишь.
- Ась? - на это Бигл только вздохнул и вышел. Он вернулся, таща на плече Ари. Вошел, осмотрелся и положил парня на небольшую скамейку не далеко от входа. Дед проковылял к нему, наклонился. Послушал дыхание и приложил ухо к груди, при этом его глухота удивительным образом исчезла, и он прекрасно услышал чуть заметное редкое биение сердца. Затем поднял веки, присмотрелся к зрачкам, пощупал лоб, зачем-то заглянул в уши, и пристально в них вглядывался, уделив каждому не меньше минуты. Прошел к поленнице, вытащил из нее круглое бревно и положил под голову юноше. Потом обратился к Димиру.
- По мордасам ему стучал?
- Нет - покачал головой сержант.
- Ну-ка, вдарь.
- Сильно?
- Чтоб в ушах зазвенело.
Бигл стянул кожаную перчатку, размахнулся и наотмашь съездил Ари по щеке. Реакции на это не последовало никакой. Ратимир удовлетворенно крякнул и скрылся в тумане. Затем снова вынырнул, неся в руках какой-то флакончик.
- Это что у тебя?
- Это, сержант, спасение твоему пасынку. Снадобье, которое мертвых из могилы поднимает. - Пропел старичок. - Ну-ка, нос ему зажми.
Бигл зажал парню нос, а травник открыл рот и влил в него содержимое флакончика. Ари проглотил жидкость, закашлялся, открыл на секунду глаза и снова впал в беспамятство.
- Что теперь?
- Теперь неси его во двор, и кинь головушкой прям в навозную кучу.
- Куда?
- В навозную кучу. Неси, говорю! - строго сказал дед. - Он от запаху из дурмана быстро вынырнет.
Во дворе дома травника, аккурат посередине, раскинулась весьма живописная куча навоза, вокруг которой неистово жужжали мухи. Бигл подтащил к ней, держа за подмышки Ари и аккуратно положил его в самый центр блестящей жижи.
- Ну, таперича подождем. - Сказал дед, сев на скамейку, притороченную к стене хижины. Он облокотился стеной о бревна и раскурил трубку.
Димир присел рядом. Старик сделал несколько затяжек и протянул трубку ему.
- Долго ждать то?
- По-разному бывает.
Посидели, помолчали. Табак в трубке закончился, Ратимир раскурил новую. Бигл обратил внимание, что у деда не было при себе огня. Он спросил:
- Слушай, Ратимир. А от чего ты трубку раскуриваешь? Лучины у тебя в руках нет.
Старик улыбнулся.
- Лучины то нет, а пламя есть. Волшебство, сержант, волшебство.
- Так ты, стало быть, еще и колдун?
- Я, сержант, травник. Да такой травник, каких ты не видывал никогда, много чего знаю, много что умею.
- Ну ну. - Бигл снял с пояса флягу. - На вот, ты со мной табаком поделился, я тебя медом угощу.
Ратимир с чувством почмокал губами, присосался к фляге, сделал несколько больших глотков. Замер на секунду, указал пальцем на Ари.
- Смотри, очухивается.
Парень в навозной куче начал медленно ворочаться. Повернул голову, уперся руками, попытался отжаться, руки утонули в жиже. Бигл вздохнул, подошел к нему и помог встать. Ари выпрямился на нетвердых ногах, повел головой вправо, влево, уставился мутным взглядом на Димира.
- Где это я?
- Только что был в навозной куче - указал Димир - сейчас стоишь около нее.
Ари посмотрел в указанном направлении, поморщился.
- А где Мириам? - по лицу Бигла пробежала недобрая тень.
- Об этом мы с тобой потом поговорим.
Ратимир слез со скамейки, подошел к парню, притянул его голову за шею к себе.
- Рот открой! - Ари повиновался, старик заглянул ему в рот, посмотрел в глаза, затем, уже знакомым Биглу образом, осмотрел уши. - Здоров, к вечеру совсем очухается.
- Во рту горько - пожаловался Ари.
- Еще б сладко было! Полный флакончик настоя полыни ему в зев залили.
- Зачем?
- Из под действия дурмана тебя, дурня, выводили вот зачем! Накачался им в "Домовом" и валялся там овощем три дня. Я уж найти тебя не надеялся! - Бигл хотел сказать это строго и спокойно, но получилось крикливо и невнушительно.
- Помню. - Ари виновато опустил голову. - Ты прости меня, Отец. - Бигл отвернулся, проглотил комок подступивший к горлу.
- Ладно, чего уж там. Пойдем домой.
2.
- Бигл, мать твою за колено! Сержант, ядрить тебя коромыслом! - послышался из сеней густой бас командира всей городской стражи Велабура - капитана Ложа. Через секунду в горницу ввалился сам медведеподобный капитан. - Третий день тебя уже на службе не видно, это как понимать? Я уж подумал, не окочурился ли наш Бигл. Вот, лично пришел тебя навестить. Вижу, ты жив здоров, так что ж в замке не появляешься?
- Простите, капитан, пасынка искал своего, с ног сбился.
- Нашел?
- Нашел. Вы простите, что на службе не появлялся... - начал извиняться Димир.
- Ладно. Чего мне твои извинения? Их не выпьешь, ими не закусишь. Ты мне сам нужен. - Полковник помрачнел и сказал тихо - Беда случилась, сержант.
- Беда? - Бигл нахмурился и присел. В эту секунду в горницу вошел Ари. Лож кивнул ему, и начал рассказывать.
- Беда, - повторил капитан. - Прошлой ночью оборотни напали на монастырь фуракийцев. Убили всех: стражу пятьдесят человек, тридцать монахов, даже двенадцать детишек из приюта. Разорвали на куски, ни одного человека нельзя целиком в саван завернуть.
- Боги! Это точно оборотни?
- А кто ж еще? Говорю же тебе, все тела разорваны, следы от огромных клыков и когтей размером с хороший кинжал.
- Но почему?
- Жрать им отродьям захотелось, вот почему! - сердито крикнул полковник. - Я давно говорил дубням из городского совета, что от этого еретика Сезариса с его лепрозорием, жди беды. Да где ж это видано, что бы человека, оборотнем ставшего травами и молитвами лечить пытались?! Бедняге нужно как можно быстрее осиновый кол в сердце вогнать, что бы и сам не мучился и людей не мучил! А они мне твердят, мол, он помогает несчастным больным людям. И что? Эти несчастные больные, встали на четвереньки и пожрали почти сотню человек, сукины дети! Не удивлюсь, если и Сезарис тоже в их числе был.
- Насколько мне известно, мэтр Сезарис не оборотень, - вставил свое слово Ари.
- Хреново, значит тебе известно, парень! Как по мне, так он отъявленный еретик и вурдалак наверняка, потому как с вурдалаками день и ночь возиться.
Ари несогласно помотал головой. Он вспомнил мэтра Сезариса, его красивое аристократическое лицо с высоким лбом и тонко очерченными скулами, мудрыми серыми глазами. Мэтр был одним из самых образованных людей, которых Ари когда-либо встречал, казалось, нет такой области в медицине, истории, астрономии, магии и других науках, в которой он бы не разбирался. Юноша как-то проработал все лето в его лепрозории. Сезарис регулярно набирал себе помощников на некоторое время, но никто никогда не оставался в лепрозории надолго, кроме него самого и его пациентов.
Мэтр превратил в клинику свой фамильный особняк. Сделал из него крепость, вся оборонительная мощь которой, была направлена на то, чтобы не дать пациентам вырваться наружу. Стены с внутренней стороны во всю высоту и длину были усеяны стальными треугольными шипами, они были разбросаны в строгом порядке на расстоянии десяти сантиметров друг от друга. Сверху располагался ряд из самых больших шипов длинной не меньше полутора метров, так же направленный внутрь. По верхней кромке стены, проходил желоб наполненный маслом, которое мэтр в любую секунду мог зажечь из своей комнаты. В центре двора стоял прямоугольный трехэтажный особняк, с широким фасадом, и небольшой башенкой, в которой жил сам мэтр. Все три этажа занимали больные. Каждый этаж представлял собой одно большое помещение, в котором стояли одиночные койки и клетки, размером два на два метра. Почти каждое полнолуние больные заходили в них, и Сезарис лично запирал клетки своим ключом. Раз в три месяца больные не запирались. Сезарис считал, что, не получая жертвы, с каждым новым полнолунием, оборотень становиться все свирепее и свирепее, поэтому в одну полную луну из трех, мэтр покупал небольшое стадо коров или коз, выводил больных в огромную общую клетку, расположенную во дворе, впускал в нее скот, и давал ликанам возможность удовлетворить свой звериный инстинкт.
Мэтр помогал людям, от которых отвернулись все остальные. В любом другом месте, кроме клиники Сезариса их ждал бы костер или осиновый кол в сердце, здесь же им обеспечивали уход и заботу, призрачную надежду когда-нибудь излечиться. Человек становился ликаном, в том случае, если каким-то чудом выживал, после нападения оборотня. Тогда он оставался человеком еще всего лишь две луны, на третью же принимал облик зверя и искал свою первую жертву. Ему было суждено превращаться в монстра каждое полнолуние и нести смерть всему, что попадется у него на пути. От таких людей отворачивались семья и общество. Только некоторые понимали, что человек, заразившийся ликантропией - глубоко несчастен, что он не может контролировать себя в облике зверя и никак не может противостоять превращению. Все видели в нем только ненасытного, страшного монстра, которого следует как можно быстрее уничтожить. Поэтому человек, невероятным образом выживший после нападения оборотня, был вынужден спасаться от ненависти людей.
Лепрозорий Сезариса был уникален в своем роде, нигде в известном человеческом мире, не было другого подобного заведения. Городской совет разрешил заниматься Мэтру лечением ликан, памятуя о былых заслугах его рода. Собственно говоря, один из Сезарисов много веков назад, еще в эпоху Первого Царства людей, основал Велабур. Долгое время Сезарисы оставались безальтернативными главами городского совета, пока, наконец, другим влиятельным горожанам не надоела монополия одной семьи на власть. С тех пор должность главы городского совета стала выборной. Глава избирался голосованием горожан на один год, с возможностью повторного переизбрания лишь четыре года спустя. После этих изменений начался упадок рода Сезарисов, как и любое другое древнее семейство, он стал постепенно вырождаться. Нынешний мэтр был последним представителем этой славной фамилии, у него не было ни братьев, ни сестер, он был холост, и, судя по всему, никогда не задумывался над тем, что бы обзавестись семьей. Всю свою жизнь он посвятил уходу за больными ликантропией.
Большинство горожан не разделяли это его стремление, и мэтру было опасно показываться в городе без эскорта. В лучшем случае его могли обругать и облить помоями, а в худшем, закидать камнями или избить. Сезарис с невозмутимым достоинством переносил грубость неотесанных горожан, его поддерживала святая вера в правильность избранного им пути. Те редкие счастливцы, которое были удостоены чести знать его ближе остальных, видели в нем чуть ли не святого, не смотря на то, что все храмы и монастыри отвергли его, и не присылали своих служителей для молитв, когда он просил их об этом. Наоборот служители многих культов открыто обвиняли его в ереси и призывали сжечь на костре вместе с пациентами, они представляли собой самую агрессивную и опасную группу противников Сезариса, имевшую свое слово в городском совете. Но все же, представители городской аристократии продолжали защищать одного из своих и упорно шли наперекор общественному мнению.
- Я знаю, гарнизоном монастыря командовал... - Бигл не закончил фразу, потому как капитан глянул на него исподлобья тяжелым взглядом.
- Верно говоришь, сержант. Мой сын стражей командовал. Лежит теперь дома, со вспоротой шеей, - Лож сжал кулаки, скрипнул зубами. - Жена от него не отходит, ревет без передыху, глупая баба! - губы его задрожали.
Бигл сочувствующе посмотрел на капитана, глянул на Ари, он сам совсем недавно испытал нечто подобное.
- Что делать собираетесь, капитан?
Лож собрался, смахнул слезы с глаз, твердо ответил.
- Не понял еще? Теперь мне эти дубы из городского совета не указ, теперь преступление совершено, причем тяжелее некуда, а значит решать мне. А решил я кончать с Сезарисом и его зверинцем. Для этого и к тебе пришел, потому как мне все люди нужны.
- Облаву хотите устроить?
- Только если они разбегаться начнут, тогда забьем на месте. Нет, я их всех выродков проклятых, на костре сожгу! А пепел закопаю и прикажу серой засыпать.
- Весь гарнизон собираете?
- Почти, оставлю роту в городе, для порядка.
- Думаете, они сопротивление окажут?
- Я бы хотел, - мечтательно проговорил Лож. - Хотел бы некоторым самолично брюхо вспороть, а остальных на костер, и конечно последним этого Сезариса, что бы он видел, как я весь его зверинец спалил, прежде чем самому в угли превратиться.
- Сейчас отправляться будете?
- Нет. Скоро ночь, чего доброго они свой облик звериный примут. Пойдем завтра, при свете дня, когда эти вурдалаки точно в виде людей.
- Понятно.
- Тогда будь готов, а я пойду, - полковник снова погрустнел. - Домой. За женой смотреть надо, что бы она чего доброго... - Лож запнулся, - не сделала ничего с собой. Хотел тебе лично обо всем рассказать, сержант, завтра ты со мной пойдешь.
Бигл кивнул и поднялся.
Лож вышел в сени, ступая тяжелыми шагами, скрипнул входной дверью и ушел.
- Странно, - протянул Ари.
- Что странно?
- Да все в этой истории.
- Например?
- Ну, например, то, что оборотни напали на монастырь. Обычно они атакуют одиноких путников по ночам, но никак не укрепленные строения, да еще группой. Ликане одиночки. И вообще. Вчера была полная луна?
- Не было.
- Вот. Вот это мне и странно.
- Ты слышал капитана, раны говорят, что это были оборотни.
- Как же они смогли обратиться, если не было полнолуния?
Бигл развел руками.
- Может магия, а может зелье какое-нибудь, - сказал он. - Ты знаешь Сезариса лучше меня, может он такое зелье создать?
- Не знаю. Мэтр Сезарис имеет очень глубокие познания во многих областях, в магии и травничестве в том числе.
- Ну, вот видишь.
- А как они вырвались наружу? - не успокаивался Ари - Я видел лепрозорий, это крепость! Во внешний мир ни что не сможет просочиться! Клетки, шипы, высокие стены, горючее масло. А ворота? Да их только тяжелый чугунный таран сможет взять!
- А если Сезарис их сам выпустил, не думал ты об этом?
- Нет. - Ари поднялся, беспокойно прошелся по комнате. - Нет, я не верю! Мэтр не мог так поступить!
- Все ключи были только у него.
- Но почему? Зачем?
- Я знаю, Сезарис время от времени скармливал оборотням коров... - произнес Бигл
- Да. Раз в три месяца. Он считал, что это не даст оборотням быть особенно свирепыми.
- Так может этого недостаточно? Может мало оборотню раз в три месяца нападать на скотину? Может, ему нужна человеческая жертва? Сезарис это понял и выпустил оборотней.
- Ты сам-то веришь в это? - спросил Ари - Мэтр никогда не выпустил бы ликан наружу, и ни при каких бы условиях не стал скармливать им людей. Да он скорее бы отказался от идеи своей клиники и сжег дом вместе со всеми пациентами!
Они замолчали. Бигл поднялся, подошел к столу и налил себе из кувшина воды, он выпил его одним махом и внимательно посмотрел на Ари. Юноша перехватил этот взгляд и понял, что хочет сказать Бигл, но сержант все же высказал свои мысли.
- Он мог стать оборотнем. При всех мерах безопасности, он всегда оставался внутри во время полнолуний один, только он и его пациенты. Он мог быть оборотнем уже давно.
- Я бы заметил.
- Как? В человеческом обличии распознать оборотня невозможно. Он не боится света, у него нормальная внешность, обычные глаза, обычные движения. Шрамы, оставленные нападением, быстро зарастают. Мне приходилось сталкиваться с людьми, которые скрывали то, что больны ликантропией. Им это отлично удавалось, по крайней мере, до полнолуния. - Бигл присел рядом с пасынком. - Сезарис вполне мог быть оборотнем, Ари. Ты сам прекрасно это понимаешь. Эта клиника, его затворничество и нелюдимость, все это может быть следствием его болезни. Он годами скрывал свою болезнь, старался найти лекарство, но понял, что все тщетно. И решил не противиться своей природе. - Ари не ответил. - Думаю, завтра мы все узнаем.
3.
На следующее утро из главных городских ворот Велабура на тракт вышла большая группа вооруженных людей - настоящая маленькая армия. Лож на самом деле взял с собой почти всю городскую стражу. В Велабуре осталась лишь одна рота, а значит, у капитана под рукой было около девяти сотен человек. Когда утром Бигл и Ари встретились с капитаном, он им лишь коротко кивнул, и принялся раздавать приказы. Лож держался очень спокойно и деловито, но краснота глаз, говорила о том, что он не спал всю ночь, а когда он вытягивал, что бы, что-нибудь показать, руку вперед, было видно, как слегка дрожит его ладонь. Капитан объяснял командирам свой план.
- Вход в крепость только один, но мы подойдем с четырех сторон, что бы избежать неожиданностей. Самый большой отряд, половину всех людей, поведу я. Мы подойдем с главных ворот. Остальные люди образуют три других отряда. Из командиров при мне останется сержант Бигл. Наша цель - арест Сезариса и его пациентов, без причины никаких агрессивных действий против них предпринимать нельзя, но если кто-нибудь из выродков попробует бежать - прикончить на месте, если попробует сопротивляться - прикончить на месте, если хотя бы косой взгляд на вас кинет - прикончить на месте. Они уже трупы все давно. Умерли, когда на них напал оборотень. А через несколько дней умрут снова, на этот раз окончательно, на костре. Всем все ясно? Тогда выдвигаемся.
До лепрозория нужно было пройти несколько верст по главному тракту, потом свернуть на дорогу направо и по ней двигаться еще несколько сот метров. Подходя к крепости, капитан пронзительно свистнул, и от колонны отделились три группы. Они сошли с дороги и углубились в негустой лес, растущий по обочине, обходя крепость по бокам и сзади. Когда отряд занимал свое место, в небо устремлялась стрела, снабженная красной лентой, - условный знак.
Естественно все передвижения отрядов были прекрасно видны из башенки Сезариса, возвышавшейся над стенами. Сам мэтр не заставил себя ждать и появился, когда отряды заняли свои места. Ворота крепости открылись, и из них вышел мэтр в полном одиночестве. Он направился размеренным шагом прямо к капитану. Ари смотрел на Сезариса и видел, что тот немного изменился. Он отрастил волосы, и они спадали серебряными волнами ему на плечи. Седина с головы перешла на густую, аккуратную бороду. Взгляд серых мудрых глаз, был невозмутим и величественен. На мэтре был одет приталенный бархатный кафтан, изящный, но при этом скромный. На шее висел медальон - фамильная ценность, золотой ромб с кроваво-красным агатом по середине.
Сезарис остановился в нескольких метрах от Ложа и обратился, глядя ему в глаза.
- Доброе утро, Капитан. Чем обязан сему параду около своих стен?
- Мэтр Сезарис, Я, капитан Борок Лож, командир городской стражи Вольного Велабура, охранник правопорядка в городе и окрестностях, защитник горожан и их имущества, объявляю тебе об аресте твоем, твоей клиники, и всего и вся, что находиться в ней. Я приказываю тебе и твоим пациентам, пройти в городскую темницу, в которой вы будете ожидать справедливого суда за свои преступления.
- Какие, позволь тебя спросить преступления?
- Какие?! Ты спрашиваешь какие, проклятый еретик?! - заорал Лож, быстро потеряв самообладание. - Убийство маленьких детей, убийство мирных монахов, убийство стражников монастыря, в числе которых был мой сын! Тебе мало этого?!
- Ни что из перечисленного не совершал ни я, ни кто либо, из моих пациентов. Все те обвинения, которые ты выкрикиваешь здесь с пеной у рта, абсолютно абсурдны и нелепы.
- Нелепы?! - капитан аж побагровел. - Убийство ста человек по-твоему - нелепость?! Сто, разорванных на куски тел, по-твоему - абсурд?!
- Успокойся, Лож. А то тебя, чего доброго хватит удар, и мне придется откачивать тебя. А я очень не хотел бы тратить на твою, неприятную мне особу, бесценные эликсиры и травы.
- А знаешь что, Сезарис? К демонам темницу, к демонам суд и костер. Я убью тебя прямо здесь и сейчас, перед стенами твоей проклятой крепости.
Капитан поплевал на ладони и достал из ножен тяжелый палаш, из-за пояса высунул двусторонний боевой топор. Мэтр стоял все так же спокойно, он лишь слегка повел плечами и, внезапно, его объяло фиолетовое пламя. Капитан фыркнул, пробормотал под нос:
- Колдовство, так я и думал.
Он медленными шагами начал двигаться к мэтру. Ари, до этого стоявший спокойно, выскочил из-за плеча своего опекуна, подбежал к Ложу и схватил его за локоть.
- Капитан, не надо! Это магия, у вас не будет ни единого шанса.
- Отвали, парень. - Отдернул руку Лож.
- Не бойся, Ари, - подал голос из фиолетового пламени, Сезарис. - Я не собираюсь его калечить, лишь хочу вправить мозги.
- Ра-а-а! - Капитан завыл по медвежьему, бросил в противника топор, и сам моментально устремился за своим снарядом. Мэтр слегка отклонил левое плечо, пропуская топор мимо, пламя при этом изящно колыхнулось. Под летящий на него с невероятной силой палаш, он поставил ладонь. Обычный человек, после такой защиты, потерял бы руку навсегда, палаш Ложа рассек бы предплечье по всей длине, но вместо этого, он отлетел от ладони с протяжным звоном, как будто наткнулся на каменную преграду. Орудие капитана испытало мощнейшую вибрацию, которая передалась его руке. Он отошел на несколько шагов и слегка повертел запястьем, разминая предплечье. Затем снова ринулся в атаку. Широченные, как замахи топора дровосека, удары обрушивались на Сезариса сверху и с боков, а он подставлял под них свои ладони, сделанные, казалось, из камня, пламя при этом мигало короткими вспышками. Капитан ухал как филин с каждым новым ударом. Он был силен словно боров, но усталость, все же, начала брать свое, удары становились все медленнее и слабее, пока, наконец, после очередного, капитан не уперся руками в колени, тяжело, со свистом дыша.
- Ты успокоился, Лож?
- Будь ты проклят! - капитан вновь кинулся на противника, но на этот раз, мэтр не дал ему добраться до себя, он сделал короткое движение рукой, и пламя перелетело от него к Ложу. Тот оторвался ногами от земли, перевернулся в воздухе и рухнул брюхом прямо в дорожную пыль.
В этот момент лучники натянули тетиву своих луков. Они выдвинулись в первые ряды, сразу, как только началась схватка, а теперь готовы были выпустить стрелы в Сезариса.
- Повторяю, Лож. Твои обвинения абсурдны. Не знаю, что произошло в монастыре, но ни я, ни мои пациенты к этому не причастны.
- Сезарис, блокировать удары моего палаша у тебя получается ловко. Но как ты собираешься отразить сотню, летящих в тебя стрел, сможешь целиком превратиться в камень?
- А ты попробуй, - впервые изменив своему спокойному тону, зло сказал Сезарис. Его вновь объяло фиолетовое пламя, но на этот раз оно было гораздо больше и интенсивней.
Повисла напряженная тишина. Лож стоял с поднятой рукой, готовый отдать приказ лучникам, у тех трещала, натянутая до предела, тетива. Мэтр сквозь фиолетовые языки пристально смотрел на наконечники стрел. Ари чувствовал, как холодеют пальцы его рук и их начинает легонько покалывать. И в эту секунду раздался голос Бигла.
- Мэтр Сезарис, возможно, вы отобьете первый залп, возможно, отобьете и второй, но и у магии есть свои границы, рано или поздно вы пропустите стрелу, - Бигл говорил медленно, четко произнося слова, - или же на вас наброситься без малого пол тысячи отлично вооруженных солдат. Вряд ли у вас хватит ладоней, что бы подставить их под все мечи и топоры. Возможно, вы не дорожите своей жизнью, но подумайте о пациентах за стенами крепости, они не владеют магией, у них нет оружия. Если вы убьете кого-нибудь сейчас, вас исполосуют мечами, изрешетят стрелами, а потом, то же самое случиться с вашими пациентами. Вы утверждаете, что не совершали преступления, это ваше право. Вы утверждаете, что обвинения против вас абсурдны, возможно вы сможете доказать это в суде. Только в этом случае, только, если сейчас вы подчинитесь, у вас будет шанс. У вас и у ваших пациентов, ведь сами они себя защитить не смогут. Воспользуйтесь этим шансом, не доводите дело до насилия.
Слова Бигла подействовали, мэтр погасил пламя, лучники опустили луки.
- В кандалы его!
- Капитан, я думаю это лишнее, - сказал Бигл.
- Я сказал в кандалы, - прошипел Лож.
Из-за спин лучников вышел солдат, несший, кандалы. Сезарис, не сопротивляясь, дал себя заковать.
- Вытащить всех из дома! - скомандовал капитан. - Их, то же заковать, всех!
Солдаты кинулись к дверям. Через пару минут они начали выводить из-за ворот испуганно озирающихся, сутулившихся, закованных людей. Ари удивился, глядя на них, тому, каким беззащитными они выглядят. Он помнил свои месяцы работы в лепрозории, помнил, что перестал бояться пациентов уже после первой недели. Но сейчас, закованные в кандалы, дрожащие от страха, они выглядели не опаснее маленького ребенка.
- Посмотри, Лож. Смотри! Могли ли они совершить все те зверства, о которых ты говоришь? - укоризненно произнес Мэтр.
- Я не дам себя обмануть видом беззащитной овечки! Я знаю, что это за создания, и что скрывается под их испуганным видом. Я уже не первый год живу на свете, Сезарис, и повидал многое. Некоторые увидят в глазах твоих выродков испуг, кротость, я же вижу в них отчаяние, безумную надежду, загнанного в угол зверя, который во сто крат опаснее любого другого!
- Ты слеп, Лож. Тебе глаза застилает твое горе. Но не заставляй других страдать из-за горькой участи твоего сына. Это была его судьба, его рок, зачем приносить в жертву Эфоту невинных людей? Он был великодушным юношей, и не хотел бы этого.
- Заткнись! Молчи, Колдун! Не смей говорить о моем сыне. Ты, нечестивец, не достоин этого!
- Я слышу твое горе, капитан. Оно отзывается в моем сердце гулким эхо. И я... разделяю его. Я знал твоего сына, он приходил ко мне, втайне от тебя. Я учил его...
- Не продолжай! Если тебе дорога твоя жизнь и жизнь твоих людей, не продолжай! Потому что, если продолжишь, клянусь всеми Богами, я прикончу тебя! Изрублю своим палашом, втопчу в землю. Ты не знал моего сына! Его кровь на твоей совести, и, если ты не замолчишь, клянусь богами, я вырежу его имя на твоей груди! - он махнул рукой солдатам. - Увидите его с глаз моих, пока он не вынудил меня на убийство!
- Иди! - стражник ткнул Сезариса в спину, и он поплелся, гремя кандалами вслед за колонной арестованных.
По дороге к ним подошел Ари.
- Я присмотрю за ним, - обратился он к стражнику.
Стражник пожал плечами и пошел поодаль. Ари взял из рук Сезариса цепь, скрепляющую ручную и ножную части кандалов. Ее необходимо было нести в руках, чтобы она не тащилась по земле во время ходьбы, и не путалась в ногах. Мэтр посмотрел на юношу и улыбнулся ему.
- Я не успел поздороваться с тобой, Ари. Ты решил стать городским стражником, как твой отчим?
- Пока нет. Мэтр... - Обратился юноша.
- Что Ари?
- Это ваши оборотни напали на монастырь?
- Не думал, что ты спросишь меня об этом, - Сезарис нахмурился. - Ты же работал у меня. Знаешь и мои методы, и моих пациентов, неужели все увиденное, не убедило тебя в их безопасности?
- Убедить убедило, но...
- Что, но?
- Но в округе нет другой, такой же большой группы оборотней.
Мэтр вздохнул.
- Это правда, именно поэтому я сейчас закован в кандалы, а ты ведешь меня в темницу.
Ари поморщился.
- В темницу вас ведет Лож. А я хочу разобраться в том, что здесь происходит. И я не верил в вашу виновность. Я пришел сегодня со стражей, что бы увидеть все собственными глазами, что бы увериться в вашей невиновности.
- Но, видимо, не уверился?
- Зачем вы дрались с Ложем?
- Он сам напал нам меня!
- Вы его спровоцировали.
- Это было несложно.
- Зачем вы сделали это? - повторил Ари.
- Поверь мне, я не хотел с ним драться. Я противник насилия, ты же знаешь. Но, черт возьми, у меня тоже есть гордость! Я, в конце концов, принадлежу к древнему, знатному роду и не могу спокойно вынести такого отношения с собой!
- То есть, это просто аристократическая спесь?
- Да, пожалуй ты прав, - согласился Сезарис. -Это просто аристократическая спесь, совершенно недостойная, кстати сказать, человека моего положения и моих знаний.
- Ну а что же монастырь?
- А что монастырь? Видимо на него действительно напали, видимо это на самом деле были оборотни, но ни я, ни мои пациенты к этому не причастны. Это же очевидно.
- Не для всех, Мэтр. Не для всех.
- Ты прав.
Они прошли какое-то время в молчании. Ари очень хотел спросить Сезариса еще об одной вещи, но никак не решался. Очень важный вопрос следовало задать ему. Важный для того, что бы понять- что же за человек мэтр Сезарис. Ари решил, что сейчас, пока он ведет его, возможно, есть единственный шанс узнать правду. Потом, его бросят в темницу, и может быть, сожгут на костре, и он так и не узнает.
- Мэтр Сезарис, вы... Ликан?
Сезарис ответил не сразу, но когда начал говорить, рассказ его не прервался ни разу.
- Это случилось много лет назад, когда я был не старше тебя. Мы с отцом отправились на охоту в окрестные леса. Долгое время бродили, не замечая ни единого следа, и вдруг, наткнулись на огромного лося самца, с рогами ветвистыми, как столетний дуб. Отец выстрелил в него, но лось был невероятно быстр, он ушел от стрелы и кинулся в чащу. Мы бросились за ним. Лошади несли нас в бешеном галопе, по лицу хлестали ветки, кони ржали, боясь оступиться и упасть. Но мы не обращали на это никакого внимания. Мы видели только рога, маячившие перед нами, между деревьев. Отец крикнул мне, что если мы не догоним этого лося, мы не достойны, называться Сезарисами. Я был с ним согласен, первый и последний раз в жизни я испытывал невероятный азарт, впал в какое-то дикое исступление. Скачка продолжалась долго, очень долго. Кони взмылились, стали замедляться, тяжело дышать, но лось уставал еще быстрее. Наконец, мне удалось подобраться достаточно близко, и я метнул в него свое копье. Оно вонзилось в круп животного, в этот момент подлетел мой отец и рубанул, на всем скаку по шее лося своим топором. Кровь хлынула ручьем. Лось захрипел, опустился на передние ноги, ткнулся носом в землю, упал. Отец подошел, и вонзил ему кинжал в сердце.
Зверь умер, а мы остыли и огляделись. И поняли, что места, в которых находимся, нам совершенно неизвестны. Понятно, что это все еще был тот же лес, но мы никогда не заходили так далеко вглубь. Отец лишь смутно представлял, как нам двигаться обратно. Он сказал, что придется заночевать здесь. "Ночь уже близко, а лошади устали, им нужно дать отдохнуть. Разобьем лагерь, заодно и освежуем тушу". Так и сделали. Лось оказался на удивление жестким, все-таки был слишком стар, но зато рога, были выше всяких похвал. Мы решили, что ради них, стоило проскакать в бешеном галопе, несколько километров, и заблудиться в дремучей чаще.
Как же горько мы в этом раскаялись!
Вначале он напал на лошадей. Посреди ночи нас разбудило дикое ржание. Я помню огромную черную тень, стоящую на боку моей поваленной на землю лошади. Молниеносный укус, и одно ржание прервалось. Конь отца пятился и рвался, мотая в разные стороны головой, натягивая веревку, которой был привязан к дереву. Веревка была слишком крепкой. Оборотень поднялся на задние лапы, он был невероятно высок, лошадиный круп был на метр ниже его головы. Он подошел к кобыле, два раза ударил лапами, голова почти отвалилась.
Пока оборотень разделывался с лошадьми, отец успел схватить свой топор, я взял копье. Отец кинулся на зверя, надеясь застать его врасплох, напасть со спины, но оборотень резко развернулся, сбил мордой моего отца с ног. Он уже готов был вонзить в него свои клыки. Но тут, я закричал. Я вложил в этот крик, всю силу, на которую был способен. Оборотень ринулся в мою сторону. Отец успел крикнуть мне: "Упри копье в землю!" я так и сделал.
Очнулся я на спине отца. Светило солнце, он тащил меня. Правое плечо, шея, болели безумно, рукой я не мог пошевелить. Отец услышал мой стон и остановился, он положил меня на землю, посмотрел в глаза. "Что случилось?" - спросил я его. "Ты ранен" - ответил он. Я потерял сознание.
Пришел в себя уже дома. Весь перевязанный, лежал на кровати, рядом была вся семья: Отец, Мать, младшая сестра. Все были встревожены. Врач, который лечил меня, сказал, что на третью луну я стану оборотнем, что мне нужно, как можно быстрее всадить кол в сердце. Ему заплатили немалые деньги, чтобы он держал язык за зубами. Стоит отдать ему должное он так никому и не сказал об этом, до конца своих дней.
На первую ночь моего превращения, меня заперли в подвале. Наивная глупость! Я разнес дверь в щепки и вырвался наружу. Мной двигали лишь жажда убийства и голод, невероятный, непередаваемый словами голод. В ту ночь погибло несколько слуг и... моя сестра. Больше отец подобной ошибки не совершал.
Та башенка - мое жилище, раньше ее не было. Она была построена, чтобы сдерживать меня. Ты никогда не был внутри. Не видел, насколько крепка дверь, какой толщены ставни, не видел ты и клетки посреди комнаты, точно такой же, как и у моих пациентов. Этой башенкой, двумя ее комнатушками был ограничен мой мир долгие годы. Я мог выходить наружу, но не хотел. Я боялся взглянуть в глаза своим родителям, боялся увидеть в них не родительскую любовь, а страх перед чудовищем, как после той, ужасной первой ночи превращения.
В отшельничестве я читал книги, времени у меня было предостаточно. Я открыл в себе способности к магии и сам стал обучаться ей. В конце концов, много лет спустя, после долгих лет практики, я научился более-менее контролировать превращения, и сдерживаться во время полнолуния, но это получалось у меня далеко не всегда. Да и сейчас иногда, многочисленные заклинания и амулеты, которые я наложил на себя, не до конца справляются.
Я подумал, что если, у меня получается хоть в какой-то мере, контролировать свою болезнь, получиться и чужую. И тогда, я основал клинику. Родители к тому моменту уже умерли, мое отшельничество было прервано. Несколько лет я самозабвенно занимался лечением бедолаг, приходивших ко мне, пытался найти лекарство, но понял, что это тщетно. Если у человека нет склонности к магии, помочь ему, хоть немного облегчить болезнь, невозможно. И тогда, я стал просто оставлять их у себя, пытался дать им защиту, и хоть сколько-то нормальную жизнь. Но, видимо, мои усилия тщетны. Все-таки в свирепости своей человек превосходит кого угодно, даже оборотня.
Мэтр заканчивал свой рассказ, когда они уже шли по улицам города, последние слова были сказаны под смех и оскорбительные выкрики горожан, узнавших Сезариса и его ликан. Когда они подходили к темнице, стражник, шедший рядом, забрал цепь кандалов из рук Ари, и сам повел мэтра внутрь.