Геннадию Ивановичу Шевелёву

В августе мы с Мишкой отдыхали на даче в посёлке Снегири. Мишка только приехал ко мне в гости, как мама собралась с хозяйкой тётей Дашей в город - на целых два или три дня, как управятся. Маме нужно было ненадолго вернуться на работу - без неё там что-то никак не клеилось. А у тёти Даши, она сама объяснила, 'выстрелили семейные обстоятельства'. Нам оставили всякой еды: хлеба, варенья, большую кастрюлю гречневой каши в холодном погребе. Мама ещё дала нам денег и велела каждое утро покупать, как она сказала, 'на брата', хоть мы и не братья совсем, по литру свежего молока, плиту под чайником зажигать осторожно и вообще не спалить ненароком дом. В случае чего велели нам стучаться к соседям, но лишний раз их не беспокоить - у тёти Даши соседи вредные и не любят, что она пускает дачников.

Мы с Мишкой обрадовались, что остались одни, сбегали на речку, выкупались, как мама велела, под присмотром знакомого рыболова дяди Пети, который целыми днями, старенький, сидит на мостках, позагорали, вернулись домой, залезли в саду на старую раскидистую яблоню, а потом пошли на кухню и наелись хлеба с вареньем. Всё было, как всегда, разве что хлеба с вареньем съели больше обычного, а гречневую кашу оставили на утро - всё равно она без молока. Стали гадать, чем бы заняться таким, что при маме и тёте Даше лучше не делать.

Мишка предложил:

- Давай слазаем на чердак, а оттуда вылезем на крышу!

Я говорю:

- На чердак мы уже лазали, нам же разрешили. А крыша двускатная, домиком, чердачное окно в торце - не как у нас в городе, где выход прямо на кровлю. Как здесь вылезешь? И лестница, чтобы снаружи, коротковата. И даже если вылезешь, как акробат в цирке, то крыша крутая, сидеть на шифере неудобно, а по краю ходить, где водосточный жёлоб - ещё сломаешь его и сам свалишься. Ну её, эту крышу! Было бы можно - нам бы тётя Даша разрешила. Она же нам на крышу сарая лазать не запрещает!

И правда: на плоскую, крытую толем, крышу сарая ни тётя Даша, ни мама лазать нам не запрещали. Хочешь - по яблоне карабкайся, хочешь - лестницу приставляй. Правда, сарай пониже, чем крыша дома, но всё равно здорово.

Залезли мы на крышу сарая, ещё подумали, вытянули на крышу лестницу, прислонили её к соседней сосне, но до самого низкого сука лестница всё равно не доставала. Стали мы гадать, как бы здорово было устроить на этом суку площадку из досок, взбираться на неё по веревочной лестнице, а лестницу за собою сматывать. Мишка сказал, что проще устроить смотровую вышку поверх сарая, вроде парашютной в парке культуры и отдыха. Нужно только достать пиломатериалов. Я сказал, что парашютная вышка слишком высокая и сложная, проще построить такую, как в плавательном бассейне 'Карбоксилазник'. С нижнего яруса этой вышки мы однажды прыгали под присмотром вожатого дяди Серёжи. Зимой он работает в 'Карбоксилазнике' тренером по плаванию.

Стали мы вспоминать, какие ещё бывают вышки, и решили на следующий год непременно перестроить сарай, сколотив из досок такой же красивый второй этаж, как на шахматном павильоне в парке, а когда вернёмся с дачи - посоветоваться об этом с вожатым дядей Валерой, который в клубе 'Карбоксилазник' ведёт кружок 'Умелые руки'. Весной мы с Мишкой смастерили в кружке скворечник, и дядя Валера повесил его в парке у клуба с десятком других скворечников, трясогузочников и дуплянок.

В конце концов мы с Мишкой решили: перестраивать сарай - дело хорошее, но трудное, неизвестно, выйдет ли, зато мы на следующий год обязательно сделаем два скворечника. Мы повесим один в моём дворе на старом клёне, а другой - на сосне у тёти Даши. Мы бы сделали и третий скворечник, но в Мишкином дворе нет ни единого толстого дерева, только тоненькие берёзки. Наши скворечники будут год за годом висеть на деревьях, чтобы скворцы или синицы выводили в них птенцов, а люди будут нас помнить, а если и не вспомнят, мы сами будем знать, что уже сделали в своей жизни по скворечнику.

Тем временем солнце садилось за поросшую соснами гору. Под горою, ближе к нашим Снегирям, пустеет карьер, то есть яма, из которой что-то выгребали, но давно уже выгребли. Теперь это просто большая, как школьный двор, но неглубокая яма, понемногу зарастающая иван-чаем, дикими колосками и молодыми осинками. Если смотреть из карьера, гора становится ещё выше. А за горой стоит ещё один посёлок. Он называется Клесты.

Тут мы с Мишкой поняли, что будем делать, пока на даче нет старших. Мы решили выпить чаю, поесть хлеба с вареньем, а потом опять забраться на крышу сарая и смотреть, как в небе появляются острые звёзды и круглые планеты. Так мы и сделали. Небо всё темнело, мы сидели на вечернем холодке, глядели на звёзды и говорили о планетах и путешествиях. Я вспомнил, как однажды, когда ещё плохо читал, прочёл на широком книжном корешке поперечное название 'СТРАН СТИВИЯ', и решил, что это книга о путешествиях в дальние страны. Потом оказалось, что книга называется 'Странствия', но она именно об этом, и написал её один путешественник. Так что хоть я неправильно прочёл, но не ошибся. Это называется 'парадокс'. Правда, читать эту книгу трудно, потому что сочинили её давным-давно, когда люди жили интересно, а писали про приключения скучно, как в начале толстого 'Робинзона Крузо'.

Тем временем совсем стемнело. На черничном небе между соснами бледнелся месяц. Он освещал и делал жёлтой небольшую тучку, как будто таял, пуская жёлтый дым. Совсем над нами раскинулся Ковш. Так иногда называют созвездие Большой Медведицы, которое и вправду больше похоже на ковшик, чем на медведицу. Мы стали спорить, какая из звёзд Полярная. Все знают, что Полярная звезда очень яркая и находится в самой середине звёздного неба. Оказалось, что разобраться, где у звёздного неба середина, не так уж и просто. Загородное небо огромное, а ярких звёзд на нём очень много, и показывать пальцем бесполезно - всё равно другой не поймёт, про какую звезду ты говоришь. Мы с Мишкой знали, что среди неподвижных очень далёких звёзд на небосводе есть планеты, которые гораздо ближе и вместе с нашей Землёй вращаются вокруг Солнца. Но разобраться, где планеты, а где большие звёзды, мы тоже не могли. Например, говорят, что Марс - красная планета, хоть на картинках он скорее оранжевый. Но ни красной, ни оранжевой звезды всё никак не находилось. Я даже начал зевать и подумал, что пора ложиться спать, хоть никто не гонит. И тут Мишка зашептал на весь двор:

- Гляди, гляди! Марс! Он оранжевый и движется!

Так и есть, по небу плыла большая звезда. Мне она показалось жёлтой, и я сказал, что это Сатурн. Его рисуют лунно-жёлтым.

Мишка, зевая, говорит:

- Не-а! У Сатурна кольца должны быть, он же вроде шляпы!

Звезда замигала и стала оранжевой.

А я пригляделся и говорю:

- Мишка, что-то слишком быстро она движется!

Звезда и в самом деле плыла по небу очень быстро. Так ночью небосвод пересекают красные огоньки самолётов, а днём - сами серебристые самолёты, за которыми иногда остаётся белый след. Но даже ночью, если приглядеться, можно понять, что красный огонёк мигает на самолёте, а тут было видно: звезда летит сама по себе - как будто летучая фара без крыльев и всего остального. Мы следили за шаром, пока он не скрылся за дальними соснами.

Мишка говорит:

- Может, это шпионское устройство? Летит такой шар и всё снимает, словно фотоаппарат или кинокамера?

Я спрашиваю:

- Как же он летит, если у него ни крыльев, ни пропеллера?

- Так на то он и шпионский! - отвечает Мишка. - Один сплошной глаз!

Я сказал, что это ерунда, и мы пошли спать, но спалось мне плохо: было страшно и приснилось, будто бы в комнату среди бела дня залетает огромный круглый глаз.

Утром мы купили молока, разогрели гречневой каши, поели, попили чаю с вареньем и стали гадать, что ж это вчера могло быть. Мы вспомнили, что читали страшный рассказ про летавшую ночью огромную птицу, которую ребята подбили из охотничьего ружья. Птица оказалась авиамоделью с бензиновым моторчиком. Всё равно ничего не было понятно, и мы пошли на речку.

На перекрёстке улицы Шмита с улицей лейтенанта Шмидта хлопотал над заглохшим мотоциклом участковый младший лейтенант Клестов. Он хоть и младший, но уже довольно старый дядька с лысиной и седыми волосами вокруг неё. Клестов - участковый в нашем посёлке Снегири. Такое, конечно, бывает. Гораздо чуднее, что за горой, в посёлке Клесты участковым служит старший сержант Снегирёв. В наших Снегирях (и в Клестах, наверное, тоже) многие знают, что Клестов не любит Снегирёва и говорит, что он молодой и наглый. Младший лейтенант Клестов обижен на Снегирёва хотя бы за то, что старшему сержанту выделили новый автомобиль 'козёл', а у Клестова совсем разваливается старый мотоцикл с коляской. То есть он, конечно, не разваливается - так, чтобы отломилась коляска или отвинтились колёса, - но подолгу не заводится и часто глохнет. А ещё младший лейтенант Клестов называет старшего сержанта карьеристом.

Я на всякий случай говорю:

- Товарищ младший лейтенант! Над посёлком вчера пролетел неизвестный светящийся шар!

Клестов ничуть не удивился и сказал:

- Да, мне об этом уже сигнализировали! Во сколько это было?

- Когда совсем стемнело, - говорит Мишка.

- Мы на часы не смотрели, - прибавил я, чтобы Клестов не решил, что мы странные и часов не понимаем. - Ходики у тёти Даши в кухне висят.

- Понятно, - кивнул Клестов - Так откуда и куда он летел, шельма такая?

Мы подумали и ответили:

- Со стороны Клестов. И улетел в сторону станции.

- А не было ли при нём какого-нибудь самолёта или дирижабля? - спросил Клестов, нахмурившись. Он, видно, тоже сильно думал и никак не мог додуматься, что ж это было.

- Ничего такого, он сам по себе летел! - замотали мы головами.

- Ну, ступайте, ребята! - сказал младший лейтенант Клестов. - Если увидите ещё что странное - сразу ко мне. Купайтесь осторожно, сами поглядывайте, чтобы за вами присмотр был. А то дядя Петя, старый, заснёт, а вы - бульк! И поминай как звали! Тётя Даша-то когда вернётся?

Мы ответили, что завтра или послезавтра, наверное, вместе с моей мамой, - и пошли на речку. Время до вечера пролетело быстро. Мы с Мишкой снова искупались и позагорали. Мы залезли на большую иву - её толстые ветки нависают над речкой. Мы прыгали с них в воду, где поглубже, и прикидывали, как бы привязать на ветку тарзанку - качели из одной верёвки и одной палки, чтобы раскачиваться над водой и, если захочется, прыгать в речку подальше. Ни дяди Пети, ни других рыболовов не было на мостках, но мы всё равно решили, что под присмотром, ведь на берегу сидела большая компания молодых людей и девушек. Некоторые из них иногда забегали в воду, но всё больше они о чём-то разговаривали, спорили и, кажется, даже читали по очереди стихи. Нам с Мишкой, конечно, тоже нравятся стихи, но мы не помним столько, чтобы читать их битый час наизусть. Я подумал, что за лето можно было бы выучить побольше стихов, но как выбрать стоящие?

Потом мы с Мишкой оделись и среди ракитника, то есть ивовых кустов, долго понарошку перестреливались, хотя у нас не было такого оружия, как на спектакле в пионерлагере. В той компании с краю сидел какой-то дядька постарше, с усиками. Он обернулся на нас и будто поморщился. Один из молодых людей громко спросил:

- Шугануть их, Эрнст?

Дядька махнул рукой. Было видно, что тело у него очень сильное, и на нём заметно было несколько шрамов. Мы всё поняли, и не стали больше им мешать.

На перекрёстке улицы Ульяновской с улицей Надежды, который в посёлке Снегири называют площадью, стоял новый автомобиль 'козёл' старшего сержанта Снегирёва, участкового из соседнего посёлка Клесты. Старший сержант Снегирёв спорил с младшим лейтенантом Клестовым о том, на чьём участке имел место полёт светящегося шара. Снегирёв был уверен, что вчерашний шар вылетел с его участка и только затем пролетел через участок Клестова. Значит, нужно дождаться этой ночи, проследить, не будут ли снова летать шары, и лишь тогда звонить во все колокола и трубить в трубы.

Снегирёв доспорил с нашим Клестовым, сел в автомобиль 'козёл' и уехал. Младший лейтенант Клестов увидал, что мы рядом и кое-что поняли, и объяснил:

- Задрал хуже медведя, карьерист! Вишь, результатов дальнейших ожидает! Все свидетели говорят, что шар летел со стороны Клестов. Значит, отвечать Снегирёву, его участок. Если он разберётся, в чём дело, значит - его честь. А на случай, если не разберётся, просит: промолчи, не сообщай наверх - мало ли какая кому ерунда привиделась! Выходит, если он выслужится, мне можно свои обязанности исполнять, а если проколется - мне же мухлевать. А ведь не разберётся: никто в Клестах никакого шара не видал.

- Ясное дело! - говорит Мишка. - Клесты-то за горой! Им оттуда не видно.

- Погоди-ка! - задумался Клестов. - И чего ж им не видно? Того, что над Снегирями? Или поля с карьером? Надо бы с утра пораньше в карьере получше посмотреть. Сержант, конечно, мимо проезжал, да он же разиня.

Я набрался смелости и спросил:

- Товарищ младший лейтенант, как вы думаете, что это было?

- Есть у нас один дачник - астроном Василий Аполлинарьевич, - отвечал Клестов. - Так он думает, что это была шаровая молния. Сам он, правда, шара не видал, сидел взаперти.

Мишка насупился, что это может быть просто какая-нибудь молния, и спросил с надеждой:

- Может, это шпионский шар?

- Не знаю, будем разбираться, - нахмурился Клестов. - А вы ребята, если полуночничать вздумаете, глядите в оба - мало ли что!

Мы купили в магазине на перекрёстке молока и хлеба и оправились ужинать, ведь уже вечерело - день на речке пролетел быстро, да и встали мы поздно из-за вчерашних посиделок и страшного шара. Поужинав, мы снова залезли на крышу сарая и стали смотреть, как солнце клонится за сосны. Я вспомнил про молодёжь, читавшую друг другу стихи, и мы с Мишкой тоже начали припоминать разные стихотворения: что сами запомнили, что выучили в школе. Не стали только ворошить и, как говориться, поминать к ночи злые стихи из пионерского лагеря. Когда небо стало закатным, подул прохладный ветерок. Я подумал, что ветерок не просто прохладный, а уже сентябрьский, сказал об этом Мишке, и мы немного погрустили о том, что лето уходит и скоро придётся идти в школу. Конечно, в школе тоже много хорошего, но трудно и нет летней свободы. И в осени тоже много хорошего, как и в зиме, но нет тепла и зелени, нужно долго одеваться, не искупаешься, много хмурых дней. А ещё я подумал, но не стал уж делиться с Мишкой, что уходящее лето говорит нам о том, что всё на свете проходит и уплывает по реке времён - как в одном стихотворении, которого я не помню, хоть и слышал по радио.

Вокруг совсем стемнело, и я хотел уж Мишке сказать, что пора бы и в дом. Но в тёмном небе засияли звёзды, лучше всяких стихов. Точнее, стихи, конечно, не хуже звёзд, но звёзды появились раньше, и прежде, чем понимаешь, что стихи бывают не только весёлые или интересные, но и красивые, сначала учишься смотреть на небо - хоть я, наверное, ещё раньше, чем присмотрелся к зимнему звёздному небу, запомнил слова: 'В синем небе звёзды блещут...'.

- Гляди, гляди! - Мишка снова на весь двор зашептал, так что я чуть в сирень не свалился - было бы дело! - Гляди, летит!

По небу снова плыл оранжевый шар, а за ним из-за сосны показался другой. Я вспомнил, что вчерашний летел через небо справа от нас, а эти взяли заметно левее. И полетели они, куда быстрее вчерашнего, не в сторону станции, а гораздо левее, и скрылись за дальним гребнем, поросшим соснами. В этих местах очень много холмов, тётя Даша шутит: 'Не одну Москву построить можно было бы! Знал бы Юрий Долгорукий, насколько здесь воздух лучше, - к нам бы переехал'.

Мишка говорит:

- Звони во все колокола и бей в набат!

Я спрашиваю:

- Чего?

- Поднимаем по тревоге Клестова! - шикнул Мишка и в два счёта оказался на земле. Я за ним.

Побежали - темно, страшно, с трудом калитку открыли, зелёной лампы в соседском доме испугались. Прибегаем на перекрёсток улицы Ульяновской с улицей Надежды, где милиция. Мы знали, что искать Клестова нужно там или чуть подальше, на улице Грина, где его дом. Клестов и сам бежал к нам навстречу. Он пытался разогнать свой мотоцикл, но тот опять никак не заводился.

- Видали? - кричим.

- Видал-миндал! - по школьному ответил младший лейтенант Клестов, горько, как горький шоколад с миндалём, который я ещё не пробовал. Когда мне однажды в третьем классе дали две шоколадки, я взял себе молочную, сладкую, а горький с миндалём подарил нашей первой учительнице - старенькой Нине Дорофеевне. Взрослые почему-то любят горькое, а миндаль - это красиво. Я ещё написал, что желаю ей здоровья и всего хорошего, на открытке с белой сиренью. Я сначала хотел, чтобы сирень была сиреневой, но сделал в открытке с сиреневой ошибку.

Мы от волнения загалдели, как девчонки: что шаров было два, что полетели они левее, чем вчера, и гораздо быстрее. Тут Клестов зачем-то плюнул на палец и поднял его вверх и говорит:

- Понятно!

Он ещё подёргал - руками и сапогом - разные штуки на своём мотоцикле и печально сказал:

- Эх, там-тарарам!

Тогда Клестов, как говорится, раскочегарил рацию, которую возил в коляске мотоцикла, и стал кричать:

- Приём, приём, Снегирёв!

Клестов говорит, что рация у него самодельная, но не хуже уставной и по ней просто можно слушать радио, например музыку, даже заграничную. У него в участке есть и телефон, но у Снегирёва телефона ещё нет. Клестов кричал, потому что надеялся: старший сержант Снегирёв начеку и едет куда-нибудь в автомобиле 'козёл', где новенькая уставная рация с особого радиозавода. Но Снегирёв не отзывался, и Клестов буркнул:

- Дрыхнет небось, карьерист! Без задних ног! Мне бы сейчас за ними вдогонку, а ему - в карьер!

Младший лейтенант Клестов ещё раз попробовал завести мотоцикл, но только стукнул с досады по рулю и чуть не заплакал. Потом он оставил мотоцикл у домика милиции и хотел отпереть было дверь, чтобы, видно, позвонить куда-нибудь, но махнул рукой и сказал:

- Эх, гори они!

Тут набежали тучи, закрыли луну и звёзды, совсем стемнело, и мы пошли по домам. Клестов оставил мотоцикл у милиции. Обычно он забирал его к себе во двор на улицу Грина. Но теперь стало ясно, что мотоцикл совсем поломался и никто не возьмёт его покататься без спросу.

Пробираться в потёмках к тёти Дашиному дому было непросто. Мы с Мишкой пожалели, что в первый же день, как приехали, лестницей разбили в кладовке лампочку, а чтобы тётя Даша не ругалась, незаметно вывернули лампочку в уличном фонаре и ввернули у нас. Наверное, во всех Снегирях именно поэтому фонарь горит лишь у милиции. Но всё-таки мы добрались и, не умываясь, уснули без задних ног.

Утром нас разбудила тётя Даша. Они вернулась из своих семейных обстоятельств, нам привезла пирогов и сказала, что быстро сварганит яичницу, а с мамой говорила только что, и часа не прошло - с вокзала позвонила ей на службу. Мама обещала ещё денёк поработать и приехать - то есть будет завтра.

Мы с Мишкой здорово позавтракали пирогами и яичницей и пошли гулять. На перекрёстке у милиции стояла машина 'козёл'. Капот и дверца были у неё немножко ободраны. Рядом стоял мотоцикл младшего лейтенанта Клестова. Вернее, не стоял, а лежал, потому что на нём отчего-то не было колёс: ни на самом мотоцикле, ни того, на котором ездит коляска, ни запасного на коляске сзади. Старший сержант Снегирёв и младший лейтенант Клестов стояли рядом и разговаривали. По тому, как они притопывали сапогами, было видно, что оба, как говорится, на нервах.

- Авиацию надо вызывать! - говорил Снегирёв. Голова у него под фуражкой была перевязана белым бинтом, как у раненого бойца.

- Ещё скажи артиллерию! - отвечал Клестов. - И по площадям, по площадям! - хотя в посёлке нет никаких площадей, только перекрёсток улицы Ульяновской и улицы Надежды. Там магазин, милиция и всё остальное.

Снегирёв заметил, что мы подошли и слушаем, и хотел нас прогнать, но Клестов сказал, что мы свидетели, и велел нам давать показания. Мы показали и рассказали, как было дело два вечера подряд. Клестов говорит:

- Поехали, ребята, разбираться, что за ерунда по нашу душу!

Он запустил нас на заднее сидение, сам уселся рядом со Снегирёвым и сказал:

- Трогай, сержант!

Машина 'козёл', хоть ободранная, поехала в сторону посёлка Клесты, а младший лейтенант Клестов рассказывал нам, что случилось ночью со Снегирёвым. Старший сержант, оказывается, не спал, а глядел в оба, молодец, и заметил, как в двадцать четвёртом часу над горою появились два оранжевых мерцающих шара и полетели в сторону Снегирей. Старший сержант Снегирёв запрыгнул в машину и погнал через гору к карьеру. И тут перед ним из карьера выплыл светящийся цилиндр, огромный, как садовая будка. Снегирёв так перепугался, что дёрнул руль в другую сторону и свернул в кювет, ободрал машину и стукнулся головой.

Мы спросили, что случилось с мотоциклом. Клестов ответил непонятно, что нашлись мазурики. Позже мы догадались, что колёса у него украли, а мазурики - это воры, а не танцоры из Польской Народной Республики.

Автомобиль 'козёл' подъехал к карьеру, и мы вчетвером пошли смотреть, нет ли там чего подозрительного. Сначала я даже думал, что Клестову и Снегирёву лучше достать пистолеты, ведь за осинками могут прятаться вооружённые шпионы. Но в карьере никого не оказалось, кроме птиц, качавшихся на кустиках, и шмелей, заползавших в жёлтые многоэтажные цветы.

Тем временем Клестов и Снегирёв продолжали спорить. Снегирёв после встречи со страшным цилиндром даже немножко заикался, и было видно, что он уже, как говорится, иного мнения, чем раньше.

- Надо п-привлекать к-компетентные органы, - говорил Снегирёв, дёргая глазом, ёжась и топая каблуком. - И силы п-противо-в-воздушной об-бороны п-поднять по трев-воге. Не сев-водня, так завт-тра т-тревогу без нас п-поднимут, а нам наг-горит фитиль за с-сокрытие.

Сразу было понятно, что Снегирёв не столько стукнулся, сколько испугался ночного цилиндра и будущего фитиля. Иначе бы Клестов не позволил ему садиться за руль - ведь сейчас не сражение, чтобы машины водить контуженным, раненым и ушибленным.

- Сначала своими силами надо меры принять, - ответил суровый Клестов. - Рассказать, как ты в ночное поехал - компетентные органы со смеху помрут, а наше начальство - со стыда.

Ночное - это когда лошадей выводят на ночь в поле пастись, а сами сидят у костра и караулят или скачут под луной. Клестов намекал, что из Снегирёва наездник на 'козле' не очень.

Мы с Мишкой тоже продолжили гадать.

Я говорю:

- Может, это и вправду шпионские подглядывательные приборы?

Теперь уже Мишка засомневался:

- А как они летают, если у их ни крыльев, ни пропеллеров?

- Шпионская тайна, - ответил я, даже не думая, потому что очень много непонятного и вправду можно объяснить шпионской тайной.

Тут Мишка, в общем, правильно рассудил:

- Если бы такие штуки можно было построить, наши инженеры давно бы их построили. Наши бы шары не шпионили по ночам, а летали бы днём и выполняли какую-нибудь полезную работу.

Но у меня была ещё одна мысль, из-за которой мне две ночи снилась всякая ерунда, и было жутковато оставаться одному - например, заходить куда-нибудь без Мишки. Я говорю:

- Вдруг на этих штуках на Землю прилетели марсиане или жители какой-нибудь ещё планеты? Марсиане могут изобрести такое, до чего ни наши, ни вражеские инженеры до сих пор не додумались.

- С чего это они умнее нас окажутся?! - прищурился Мишка.

- Может, они старше нас и думать раньше начали! В одной книжке так и сказано. Она про то, как марсиане напали на Землю и завоевали Англию.

- Мы б её тоже завоевали, если б не были за мир! Нам чужого не нужно! - верно ответил Мишка. Как говорится, срезал. Он хитрее меня, но наш человек, хороший. - А марсиане, - говорит, - против нас даже с такими штуками много не навоюют.

Клестов и Снегирёв тем временем разглядывали песчаное дно карьера, словно что-то искали. Найти там что-нибудь важное было непросто, потому что в карьере чуть ли не каждый день гуляли ребята из ближних Клестов и дальних Снегирей, дождя не было с неделю и следы не смывало.

Но Клестов пригляделся, присел на корточки и сказал:

- Очень интересно расположены эти свежие следы. Будто человек нарочно посередине топтался. Следы-то небольшие. Я думаю, сорок первый с половиной.

Мишка толкает меня в бок и говорит:

- Это шпион!

Я его толкаю в ответ:

- А вдруг это марсианин?

- Одно другому не мешает! - сурово сказал Снегирёв.

А Клестов нагнулся и поднял затоптанную в песок полупрозрачную бумажку. В такие сначала заворачивают шоколадные конфеты - а потому уже в серебряную фольгу и яркие фантики.

- Первая улика, - прицокнул Клестов. - Папиросная бумага!

- Это японский шпион! - воскликнул Снегирёв. - Я слыхал, что в Японии всё из папиросной бумаги. У него и нога небольшая. Точно, японец.

- А вот и другие следы, - показал сапогом Клестов. - Наверное, сорок третьего размера. Или даже сорок четвёртого.

- Башмаки-то пижонские, остроносые! - Снегирёв обрадовался, будто у него начала получаться трудная задача. - Значит, местный сообщник из числа морально неустойчивых.

Я говорю:

- Наверное, шпион какого местного хулигана обманул!

Клестов головой покачал:

- Бери выше! Такие башмаки мне известны. Провалиться мне на месте, но это Васька из медицинского! Всякие про него сигналы поступали. Он к Геньке на дачу приехал. Сейчас, небось, на пляже околачивается.

- Остроносые, - говорит старший сержант Снегирёв. - Это похлеще, чем на манной каше!

Мы с Мишкой ничего и не поняли. Решили, что это вроде как 'ерунда на постном масле', только хуже.

Младший лейтенант Клестов подобрал с песка несколько обгорелых спичек, положил их в газетный кулёк, вроде как для семечек, и припрятал кулёк в карман. А нам говорит:

- Поехали назад! Это из наших Снегирей озоруют!

Мы сели в автомобиль 'козёл', и Снегирёв повёз нас обратно. Мы подъехали к высокой красивой даче, зелёной с белым, с большой верандой, за невысоким зелёным забором. В кино такие дачи населяют разные учёные. Они сидят во дворе за дощатым столом или на веранде и продолжают что-то писать, будто не видят лета. Правда, как сказала тётя Даша, вокруг учёных в тех же фильмах вечно крутится несознательная молодёжь, отчего случаются разные истории.

Но тут за дощатым столом сидели именно молодые люди, один в клетчатой рубашке, а другой - в красной. Тот, который в клетчатой рубашке, не подымая головы, что-то писал в тетрадке. Другой глядел на стол, будто бездельничал. Перед ним стояли разные бумажные фигурки: и кубик, и цилиндр, и не поймёшь, как называется.

Младший лейтенант Клестов вышел из автомобиля 'козёл' и постучал в калитку. Молодые люди поднялись. Тот, в клетчатой рубашке, встал первым. Он оказался высоким и широкоплечим. Другой был пониже и как будто сутулился. Даже через забор было видно, что высокий сразу нахмурился. Другой прямо с места громко, но вежливо сказал:

- Здравствуйте, открыто! Заходите, пожалуйста!

Клестов повернулся к нам и негромко говорит:

- Тут ещё Андрюшка из архитектурного!

Клестов по-хозяйски зашёл во двор, а мы следом.

Тот, который в красной рубашке, вышел навстречу и спросил, что случилось. Он был совсем не толстый, но весь какой-то кругленький и вежливый.

- Сигнал поступил! - сказал Клестов. - Шары летают. Ваша работа?

И поглядел на клетчатого. Тот вышел из-за стола, и мы увидали, что ботинки у него и вправду остроносые, и это Васька из медицинского. А Клестов ещё посмотрел на ноги другого, Андрюшки из архитектурного. Размер ботинок у того и вправду был для взрослого не очень большой.

- Это моя работа! - твёрдо сказал Андрюшка. Оказалось, он может быть очень твёрдым и не бояться даже рассерженного Клестова.

- Что ж это за шары? - хмуро спросил Клестов.

- Шары они и есть шары. Воздушные, - ответил Андрюшка и показал на стол с фигурами, склеёнными из обёрточной и писчей бумаги. - Они летают сквозь миры... - прибавил он рассеянно. - Непослушные...

- Чем же вы их надуваете и с какой целью? - высунулся злой Снегирёв.

- Моя цель - художественный эксперимент, - с пылом ответил Андрюшка.

- Ничем мы их не надуваем, - прибавил Васька, видя, что с Клестовым и Снегирёвым надо быть поосторожнее. - Клеим из папиросной бумаги. Снизу проволочное кольцо с поперечиной, а на нём - свечной огарок.

- Тоненький, от церковной свечи! - пояснил Андрюшка.

- Это нас китайские студенты научили, - сказал, подбоченясь, Васька и прибавил: - Из Китайской Народной Республики.

Тут из дома вышло много молодёжи - как на танцах. Они стали разбираться, в чём делом.

- Тунеядцы! - говорит Снегирёв.

- Стыдно слушать ваши безосновательные обвинения! - ответил ему один, худенький, небольшого роста и длиннолицый. - Это я вам как правовед говорю.

- Правильно, Валечка! - поддержала его черноволосенькая девушка.

- Я из-за вас, остроносых, ночью в кювет уехал! - напыжился Снегирёв. - Новый автомобиль 'козёл' поцарапал и головой ударился. На кого из вас дело открывать будем?

Снегирёв уставился на Андрюшку из архитектурного. Тот, хоть и храбрый, было сник, но его с двух сторон подпёрли клетчатый Васька и самый долговязый, вправду остроносый, которого черноволосенькая девушка назвала Женей.

Клестов говорит Снегирёву:

- Как старший по званию попрошу отставить! - и стал расспрашивать Андрюшку, а тот притащил нам шар из папиросной бумаги, размером со школьный глобус.

- Каркас из тонкой дранки, - объяснял Андрюшка. - Двух полосок достаточно. Сгибаем, мочим. Как высохнет - обтягиваем бумагой. Я пытался большой шар из газеты склеить - где ж нам столько папиросной бумаги достать! Он приподнялся над карьером, покачался, загорелся и упал. Чтобы поднять его тяжёлую газетную оболочку, нужно сильное и жаркое пламя. Я составил три огарка вместе, но они закоптили. Так что мы обошлись цилиндром - у него каркас легче и площадь оболочки меньше.

Клестов посмотрел, послушал и говорит:

- Обращаю ваше внимание, граждане, что ваши летающие шутихи при неблагоприятной посадке могут что-нибудь подпалить. Случится пожар - всем не поздоровится.

- Они садятся, когда свечка погаснет, - ответил клетчатый Васька.

- И крыши кругом добротные, железные, - прибавил Роберт с родинкой. Сразу было видно, ему приятно, что кругом такие крыши и вообще хорошая жизнь.

Клестов на это цокнул языком и прищурился, как мастер, который слышит ерунду:

- Загорится шар целиком, упадёт в солому стриженную, солнцем за день прогретую - разом всё поле займётся. От копеечной свечи, сами знаете, Москва сгорела.

- Мать тьма! - воскликнул Андрюшка. - Мы об этом и не подумали!

- А проволоки, которые вы в шары вставляете - это ж натуральные силки, зверю на погибель! - сурово прибавил Клестов.

- Вы же видите, мы проволоки только в самый низ вставляем, - ответил Андрюшка. - Из-под шампанского. А каркас недолговечный, из дранки. И всего мы три шара запустили и цилиндр.

- Ладно, - говорит младший лейтенант Клестов. - На первый раз я вас прощаю. Если вам так уж охота разными художествами заниматься, ограничивайтесь пределами участка, но без создания пожароопасной обстановки и без лишнего беспокойства для бдительных граждан. У нас в деревне тоже один художник был: дом и сарай расписал - заглядишься. А потом сам цигарку не затушил - всё и погорело, одна вертушка жестяная осталась. Так-то! Добрым молодцам урок!

- Спасибо, товарищ младший лейтенант! - сказал длиннолицый вежливый Валечка ещё скорее, чем растерянный Андрюшка.

И все девушки загалдели:

- Спасибо! Спасибо!

Младший лейтенант Клестов поправил портупею, отдал честь и пошёл к автомобилю 'козёл'. Старшему сержанту Снегирёву ничего не оставалось, как тоже отдать честь и пойти за Клестовым, как будто он, Снегирёв, не сам по себе участковый, уехавший с перепугу в кювет, а помощник самого Клестова.

А мы с Мишкой на секундочку задержались, чтобы в последний раз посмотреть на бумажный шар, который Андрюшка держал в руках.

- Мировой мильтон, - сказал Андрюшка.

- Европейского уровня, - прибавил Васька.

Мне стало жалко, что им запретили запускать шары и это шар пропадёт без неба, и я говорю:

- Вы его запустите вечером в саду, но только на верёвочке. И смотрите, чтоб не улетел!

- Беллочке дадим! - сразу начал придумывать Андрюшка. - Она будет девушкой под шаром! А если шар сделать в форме куба...

Когда мы уселись в автомобиль 'козёл', Мишка тоже здорово придумал и говорит Клестову:

- Товарищ младший лейтенант! Продаётся ли в посёлке Клесты мороженое?

- Слышь, сержант! - обратился Клестов к Снегирёву. - Ведь у тебя в Клесты мороженое завозят? А к нам не завозят. Так что будь любезен, поехали к тебе, а потом назад подбросишь.

Снегирёв насупился, но отвёз нас мимо карьера и через гору, в Клесты, к магазину на перекрёстке. Клесты - посёлок большой, там есть кирпичные двухэтажные дома с подъездами и балконами, как в городе, а около магазина стоит ларёк с мороженым и газированной водой.

Мы с Мишкой по дороге считали деньги, оставшиеся после покупки молока, чтобы вышло на два эскимо. Но Клестов без разговоров купил нам три эскимо, каждому на брата. Автомобиль 'козёл' развернулся и поехал в Снегири. Мы с Мишкой ели мороженое и радовались, что едем, как генералы - только жаль, без погон со звёздочками, как у Клестова, или хотя бы с лычками, как у Снегирёва. Когда мы приехали домой и попрощались с Клестовым и Снегирёвым, оказалось, что моя мама уже вернулась и больше нас не оставит.

Через несколько дней в газете 'Районное знамя' появилась заметка 'Аэрохулиганы задержаны'. Мы с Мишкой ходили за ирисками и сахарным песком и увидали заголовок в газете, наклеенной на деревянный щит возле магазина. Мы сразу испугались за Ваську, Андрюшку и всех остальных и обиделись на Клестова, который, выходит, нас обманул. Подбегаем, стали читать - а заметка оказалась о курсантах училища гражданской авиации Владиславе Н. и Арнольде Ш., которые без спросу залезли на самолёт-кукурузник, взлетели и чуть не убились, да ещё при посадке помяли высокую кукурузу, важную для народного хозяйства. Виновные, сказано было в заметке, задержаны возмущёнными колхозниками и будут призваны к ответу.

Мишка вздохнул и говорит:

- Хорошо бы их призвали к младшему лейтенанту Клестову. Он их обязательно простит, отпустит и в училище не нажалуется.

Я согласился:

- Старший сержант Снегирёв может и наябедничать в училище, он вредный. А Клестов - мировой мильтон европейского уровня.