Константину Анатольевичу Крылову

Наступила весна. Растаяли сугробы, исчезла чёрная наледь. Быстро пробежали ручейки, а с ними весенние каникулы. С последней учебной четвертью настал хоть и солнечный, но ещё прохладный и голый апрель.

Я сидел за столом и делал уроки. Дом у нас очень старый - его построили, когда ещё был жив Маяковский. Говорят, он хотел написать особые стихи, даже целую поэму о нашем просторном доме с ванными и о том, как хорошо, что такие дома стали строить инженерам и рабочим. Правда, вместо этого он сочинил несколько стихотворений - о рабочем Хренове, въехавшем на новую квартиру, и о том, кем быть ребятам, когда вырастут - например, строителем или архитектором.

Напротив кухонного окна темнеет старый клён. Дядя Валера в весенние каникулы повесил на клёне светлый сосновый скворечник. Мы с Мишкой смастерили два скворечника в кружке "Умелые руки" у дяди Валеры. Один мы отвезли в посёлок Снегири, взяли у тёти Даши лестницу, по которой прошлым летом лазали на сарай, и повесили скворечник на сосне посреди её двора. Потом мы с Мишкой пошли гулять по весенним Снегирям, ещё заснеженным, дошли до Клестов, промочили ноги, но не заболели, потому что мы закалённые, а тётя Даша помогла нам просушиться, напоила нас чаем и давала попробовать варенье из всего, что только растёт у неё в саду.

Дядя Валера взялся нам помогать, потому что в городском дворе скворечник надо вешать повыше, и не каждый управдом позволит ребятам лазать по самой высокой малярской лестнице. Мы с Мишкой и дядей Валерой притащили длиннющую лестницу из клуба "Карбоксилазник". С её помощью в клубе и доме пионеров меняют лампочки в люстрах. Поэтому дядя Валера назвал её не малярской, а монтажной-высотной. Дядя Валера что-то долго выгадывал, бегал в подъезд, подымался по нашей каменной лестнице и выглядывал то из одного круглого окошка на лестничной площадке, то площадкой ниже. Наконец он надел на плечо смотанную кольцом бельевую верёвку, залез на монтажную-высотную лестницу, ловко, по-хулигански перебрался с неё на кленовый ствол, залез повыше и уселся на толстой ветке, будто верхом на коне. Голова коня была бы там, где продолжался ствол. Дядя Валера скинул нам верёвку и велел привязать к ней скворечник, а сам достал молоток и гвоздик и вбил в кору. Он вытянул скворечник наверх и повесил его на гвоздик, словно ходики - ведь мы, по его совету, сверху и снизу приделали к скворечнику старые дверные петли. Потом он шестью ударами - по два на гвоздик - закрепил скворечник ещё одним гвоздиком сверху, двумя снизу и сказал: "На века!" Потом он убрал молоток, словно его и не было, и ловко слез по стволу на землю. Сразу было видно, что дядя Валера не только столяр, но ещё и настоящий монтажник-высотник и вообще на все руки мастер. А скворечник он подгадал повесить так, что его видно из нашей кухни и - разом - из круглого окна на лестничной площадке.

Тем утром в скворечник заглядывал чёрный грач, а дальше я отправился в школу, а вернувшись делал уроки и не знал, решил ли грач поселиться в нашем дворе. Мой стол стоит у особого узенького окна, которое выходит на другую сторону. Из него видать высокую глухую стену соседнего дома. К ней пристроены гаражи с разноцветными железными дверьми и крышами - серой, зелёной и тёмно-красной, а в самом углу темнеет старый деревянный сарай. Хозяев автомобилей отчего-то называют автолюбителями, но они столько возятся со своими "Победами", "Москвичами", а иногда с какими-то иностранными машинами, как один из наших соседей, что трудно понять, любят ли они, как пишут в журналах, "автомобильное дело". С другой стороны, родители тоже бьются с детьми, но, конечно же, любят их. Просто машины, как и дети, часто, как говорится, отбиваются от рук. Наверное, больше всех в нашем доме любит свою длинную чёрную машину начальник цеха на папином заводе. Машина приезжает за ним из заводского гаража, и он никогда не лежит под ней во дворе и не приводит к ней знакомых механиков. Ему с ней просто и хорошо, словно с дочкой-круглой отличницей или с сыном, который поступил в какое-нибудь училище с общежитием и красивой формой и появляется во дворе изредка, нарядный и с подарками.

В апреле темнеет ещё довольно рано, а уроков нам как большим задают ого-го, к тому же после школы мы с ребятами долго играли в футбол. Пока я делал уроки, за окном начало темнеть, хотя вечер был ясный, без облачка. Я думал, как закончу, немного погулять, но на последнем задании пришлось зажечь электричество, и окно ещё потемнело, а когда я убрал учебники и тетрадки и застегнул портфель, оно было уже совсем чёрным.

Из этого окна не видно неба, только гладкая стенка. Правда, мама говорит, что стенка эта, хоть и загораживает всё на свете, неплохая. В ней нет окон, и никто не заглядывает к нам. Если встать у самого окна, то видно, что сверху на стене красивый кирпичный гребешок, вроде перил. Эта стена - боковина дома, построенного ещё раньше нашего, до революции. Если приглядеться, боковина похожа на старинный комод или ещё что-нибудь старинное, какие-нибудь "Серебряные коньки". Этой боковиной дом напоминает картинки к сказкам Андерсена. Мама говорит, что здорово было бы сломать потемневший сарай, и в углу на месте его, протянув верёвочки сквозь кирпичные перила, посадить зелёный плющ. Это будет совсем не похоже на "Снежную королеву", скорее, на "Спящую красавицу", но тоже красиво.

А ещё, если встать к окну спиною, сделать, как на физкультуре, "полумостик" и лечь на подоконник затылком и лопатками, можно увидать в окне четырёхугольное небо. Когда погода безоблачная, оно похоже на тёмно-синий или чёрный билет, пробитый звёздным компостером. Иногда в него заплывает луна, и тогда оно становится похожим на почтовую марку с луной и звёздами - сразу же снова замечаешь кирпичные перила, теперь становящиеся как маркины зубчики.

Только я сделал "полумостик" и попробовал заглянуть в весенние небеса, на которых должны были появляться звёзды, как папа заходит и говорит:

- Кто тут нарушает технику безопасности?

Я быстро встал с подоконника. Папа знает, что так из окна не упадёшь, но маме не нравится, когда я ложусь на подоконник, поэтому он тоже меня гоняет. И мама знает, что так не упадёшь, но когда я ей об этом говорю, она отвечает: "Будешь лежать на холодном камне - простудишься!" Хотя сейчас подоконник ещё нагрет батареей, и даже в макушку стекло не дышит холодом, не то, что зимой - ведь на улице уже тепло.

- Пошли ужинать! - сказал папа.

И мы пошли ужинать, а потом я сел читать книжку. Потом я попил со всеми чаю, умылся, почистил зубы и пошёл к себе, в комнату, которую называют кладовкой или конторкой. Кладовкой - потому что она маленькая, а конторкой, наверное, потому, что там стоит маленький старый-престарый письменный стол, который иначе называется конторкой. Мама жалеет, что комната маленькая, хотя там ещё помещается кровать, узкий старый шкаф и книжные полки. Сейчас мне хватает места, а дальше, когда я вырасту, я поступлю в какое-нибудь училище с общежитием и красивой формой и буду ходить в экспедиции или плавать на корабле.

На кухне много раз прокуковала кукушка и захлопнула дверцу в ходики. В доме всё стихло. Не слышно было даже, как шумит вода у соседки, вечно стирающей на ночь глядя (папа говорит, что ей ставят на вид и делают втык за втыком, да всё без толку). Я, как говорится, клевал носом, но дочитал до конца интересную книжку про восточные приключения, и мне всё-таки захотелось посмотреть на звёзды.

Я лежал и думал, что жизнь у нас, конечно, хорошая и справедливая, но в ней не хватает приключений. С одной стороны, это, конечно, хорошо, потому что приключения - это когда люди борются с опасностью и сражаются с несправедливостью. Но с другой стороны, это скучно. За приключениями надо ехать в тайгу, на север, на Тихий океан. И на подводных лодках - наши люди просто работают. А там, где работают наши люди, всё потихоньку благоустраивается. Везде открываются одинаковые магазины "Весна", кафе "Аэлита" и кинотеатры "Юность". Повсюду строятся новые белые дома, и люди днём работают, а вечером садятся за стол и пьют чай с бубликами и брынзой.

Надо мной висела большая звезда или круглая планета. Я вспоминал, как мы с Мишкой летом на даче наблюдали за светилами, и решил, что надо взять в библиотеке книжку, по которой можно выучить названия звёзд. А можно пойти в астрономический кружок. Плохо только, что в астрономическом кружке или на лекциях в планетарии вместо того, чтобы сразу научить, как разбираться в звёздах и планетах, долго и печально рассказывают, что люди раньше были глупыми и верили в чудеса, а теперь поумнели и видят, что чудес не бывает, а Земля и Солнце - просто пылинки.

Так я лежал на подоконнике, глядя на звёздные пробоины в небесном билете, и думал о вечности, словно заколдованный Снежной королевой. Вечность - жуткая штука, ведь если люди говорят о вечности, речь на самом деле идёт о том, что вечного ничего не бывает. Особенно обидно, что жизнь, которую надо прожить в приключениях и подвигах, приходится тратить на всякую ерунду. Например, на хождение в школу и домашние задания. Учиться, конечно же, нужно и довольно интересно. Но куда интереснее было бы учиться в плавании на корабле. Я подумал, что если я прославлюсь и стану человеком, который сможет давать советы правительству, нужно будет непременно сделать плавучие школы. Красивые белые корабли каждое первое сентября станут отправляться в кругосветное плавание, а ребята в обычных школах будут учиться старательнее и вести себя получше, чтоб их приняли в школу "Паллада" или "Восток". Конечно, тех, кто зазнается и не оправдает доверия, будут списывать на берег, но таких почти не окажется, разве уж совсем законченные враги - бывают же самые худшие хулиганы из отличников... Здорово, если бы кто-нибудь написал фантастическую книжку о плавучей школе на белом корабле...

У меня перед глазами поплыл такой корабль, будто бы по книжке сняли уже кино, и я понял, что нужно перебираться в кровать. Сразу встать с подоконника оказалось непросто - моя спина и ноги словно заснули раньше головы. Поэтому мне пришлось попыхтеть, побарахтаться и перевернуться, точно карандашу, лежавшему сначала золотой надписью вверх и оказавшемуся надписью вниз. Короче, я перевернулся с лопаток на грудь, а с затылка на подбородок.

И тут-то я увидал, что во дворе какие-то люди. У двери сарая стояли два человека в кепках. Один из них, похоже, отпирал висячий замок. Дверь открылась, и оба зашли вовнутрь. Даже будто затекли: стояли - и нет.

Я подумал, что это очень странно. Во-первых, время позднее - наверное, четверть, а то и половина двенадцатого. А может, и первого - я запутался, сколько раз прокуковала кукушка, пока я дочитывал книгу. Тут кукушка прокуковала ещё один раз. Это значило, что уже половина двенадцатого. Или половина первого. Или час ночи, если я задремал и прослушал, когда она куковала половину. Что людям делать в сарае среди ночи? В этом сарае и днём-то делать нечего, потому что в нём когда-то прежние жильцы хранили разный хлам, утиль и скарб, но теперь никого из них не осталось. Например, весёлый инженер дядя Толя прославился, получил квартиру попросторнее в новом доме и забрал из сарая детские санки и свой велосипед. Какой-то хлам, конечно же, завалялся, но ничейный и никому не нужный. Во-вторых, удивительно, что эти люди зашли в потёмки и даже не зажгли фонарика. Вернее, в сарае точно нет электрического света, и если у них и были фонарик или свечка, то сначала они закрыли за собою дверь, как будто заходили туда не в первый раз и не боялись споткнуться.

Я так и лежал на подоконнике грудью, а носом чуть не утыкался в стекло, и всё ждал, что странные люди выйдут наружу. Но никто не вышел, а спать хотелось до упаду - хоть засыпай, как боец в амбразуре. Я улёгся, и мне показалось, что будильник затрезвонил, как только я закрыл глаза - а по правде уже настало утро, и пора была собираться в школу, как ни хотелось ещё поспать.

По дороге в школу я подбежал к сараю и проверил замок. Он висел, как всегда - только видно было, что его недавно смазали и отпирали. Тут со своего двора с портфелем вышел Мишка. Я рассказал ему о таинственных незнакомцах, то есть о странных людях.

Мишка нахмурился и спросил, точно ли я не видел, как они вышли наружу. Дело в том, что мы с Мишкой уже раза два или три слыхали истории про людей, которые заходили в какое-нибудь заброшенное место и не выходили, потому что с ними случалось что-то страшное, а что - никто не знал. Но я напомнил Мишке, что такие страшные истории разносят иностранные шпионы. Ведь одного из них мы сами разоблачили в пионерском лагере. Значит, нужно, как сказано в одном кинофильме, не быть суеверным.

Я говорю:

- Может, это диверсанты, как в истории про чекиста Данилова? Вдруг в сарае взрывчатка?

Мишка головой замотал:

- Сейчас таких врагов уже нет! Их всех давным-давно переловили. Остались иностранные шпионы или наши жулики.

Я удивился:

- А как же физрук Сан Саныч из пионерлагеря? Вон какую штуку он придумал с этими историями про чёрную комнату и стихами про маленького мальчика!

- Так его какой-то шпион подучил, как грузчика Филиппова! - сообразил Мишка. - Иначе он был бы простым жуликом.

Я не согласился:

- Сан Саныч жуликом не был, потому что и не думал ничего украсть. Если б его шпион не подучил, он так бы и жил, как все, честно.

- Если шпиона послушался и на него не пожаловался, значит и честно жить не хотел, - рассудил Мишка. - Наверное, шпион ему пообещал кучу денег и всяких ценных вещей. А не встретил бы он шпиона, сам бы стал думать, как бы работать меньше, а жить лучше. Про таких говорят, что у них преступные наклонности. Это про меня так соседка сказала, когда я давным-давно, до школы, конфету без спросу взял. Только у меня преступных наклонностей нет. Сам бы я не взял. Она мне разрешила, а я вместо одной две потихоньку вытащил...

В общем, ни до уроков, ни на переменах мы так ни до чего и не додумались. Мишка не знал, что шпионам или жуликам прятать в чужом сарае - ведь украденные документы или часы гораздо проще заначить в доме или носить в кармане. А я был сонный и несообразительный, чтоб дальше гадать. Мишка даже предположил, что всё это мне просто приснилось. И после уроков мы увидали, что замок висит, как висел, а до сарая никому и дела нет.

Я пообедал, домашнее задание выполнил как во сне, даже быстрее, чем обычно, а потом присел на диван с книжкой и заснул до вечера. Зато после ужина я читал про морские приключения и ждал, когда прокукует кукушка. Она прокуковала одиннадцать раз. Я выключил свет, подошёл к окну и долго ждал. Во дворе никого не было. Только прошёл в подъезд припозднившийся жилец - в мягкой шляпе, со второго этажа. Заглянула мама и сказала: "Ложись, не добудишься тебя!" Я умылся, лёг и задремал, но когда кукушка прокуковала двенадцать, подскочил. Во дворе, как говорится, не было ни души. Только пробежала кошка. Может быть, конечно, это был кот - разницы никакой. Я почему-то подумал, что следом пробежит ещё один кот, а следом ещё один, и я засну прямо у подоконника.

И тут опять появились двое в кепках. Они быстро и тихо отперли висячий замок, проскользнули в сарай, и дверь за ними закрылась. Я ждал. Кукушка прокуковала половину, и по двору вереницей пошли коты. Я догадался, что и вправду засыпаю, и нужно ложиться. Так я и не дождался, чтоб незнакомцы вышли наконец из сарая.

Наутро мне было вставать ещё противнее, чем накануне. Я прямо разозлился на этих жуликов или шпионов, которые занимаются неизвестно чем да ещё мешают спать - хоть бы пришли пораньше, в одиннадцать и фонарик на минутку зажгли.

Я рассказал, что было, Мишке.

Мишка насупился, почуяв, что худшие опасения подтверждаются, и говорит:

- Может, про них надо куда следует сообщить?

А я что-то засомневался - больно всё это непонятно. Со шпионами, которых мы встречали, тоже, конечно же, понятного было мало, но когда всё так непонятно, хоть голову сломай, значит, объяснение найдётся простое, нешпионское. Как в рассказе про неведомую птицу или в нашей истории со светящимися воздушными шарами. Я и говорю:

- Вдруг это просто сантехники или электрики? Они чего-нибудь чинят, пока все спят и никому не нужно умываться. А в сарае железный люк в канализацию или шкаф с надписью "НЕ ТРОЖЬ! УБЬЁТ!" Просто мы об этом не знали, потому что жильцы всё загородили хламом. Ставят же машины над люками! А люки бывают очень старые. Например, на одном написано "1914 годъ". Я и не знал, что тогда в простых домах бывал водопровод - разве только во дворцах, а все остальные, думал, мылись из рукомойника, как у тёти Даши.

Мишка не понял:

- Зачем сантехникам или электрикам приходить на работу в глухую полночь? Их и днём-то не дозовёшься.

Это Мишка правильно рассудил, не поспоришь. Ночные сантехники-электрики, должно быть, работают на заводах, когда кончается смена. А придут ремонтировать что-нибудь в жилом доме - так скажут, что жильцы перебьются, и отключат воду или свет, как самим удобнее. Я ещё говорю:

- Тогда это какие-нибудь рабочие, вроде метростроевцев, которые начинают, когда все остальные заканчивают работу.

Мишка снова не согласился:

- В метро написано, что пускают до часу ночи. А поезда катаются ещё дольше, чтобы довезти до дальних станций тех, кто позже всех работал или без дела шатался. Здорово было бы к этим мастерам подойти и спросить, кто они такие.

Мне, как говорится, не улыбалось, выбираться из квартиры в полночь. Я и говорю:

- Может, лучше им из окна крикнуть: "Вы кто?"

Мишка засомневался:

- Ночью на весь двор? Весь дом перебудишь, нагорит. Лучше потихоньку выйди и спроси.

Я подумал, что из квартиры, наверное, можно выйти на пять минут на цыпочках, и сказал:

- Хорошо, попробую. Только я один боюсь.

- Думаешь, это шпионы? - снова нахмурился Мишка. Было видно, что он всё время сомневается, как милиционеры в кино, гадающие, кто преступник, а на кого наклеветали.

Мне и вправду было боязно этого, но не только. Я решил раскрыть перед Мишкой половину правды, чтоб он сам не испугался. Говорю:

- Нет, я боюсь, не ответят. Скажут: "Не твоё дело!"

- Давай вдвоём подойдём, - предложил отважный Мишка, который всё и так понял. - Когда в нашем доме капать с потолка начинает, к управдому или технику-смотрителю всегда гуртом подходят. Говорят: "Так не отбоярится".

Я сказал:

- Давай, если они опять придут, я тебя позову! Только как же тебе сигнал подать?

Это и в самом деле непросто. В нашей квартире телефон есть, а в Мишкиной нет. Кричать ему под окном не станешь. Можно, конечно, швырнуть в окно мелким камешком, как делают иные хулиганы. Но я однажды видел, как хулиган перестарался и самым мелким камешком расколотил стекло.

Но Мишка сразу придумал:

- Я привяжу к ложке бечёвку, ложку положу в кастрюлю, а кастрюля и так стоит у меня на лоджии рядом с раскладушкой. Бечёвку, когда стемнеет, спущу с лоджии. Ты прибежишь - подёргаешь. Ложка полязгает в кастрюлю, и я спущусь с лоджии по дереву.

Это Мишка хорошо сообразил. Его раскладушка стоит на застеклённой лоджии, а под самой лоджией растёт кривое дерево неизвестной породы. Мишка давно уже навострился карабкаться по этому дереву. Ему, конечно, запрещают лазать из окна и в окно. Но, как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно.

Дома я первым делом достал фонарик, а будильник поставил на без пяти двенадцать и положил под подушку. Чтобы никто не бранился и вообще не обращал на меня внимания, свет я погасил уже в половине одиннадцатого, но потихоньку включил под одеялом фонарик и продолжил читать книгу про шпионов, которые и в будущем силятся вредить и пакостить нашей стране. Это, конечно, странная выдумка: кругом всего полно и все довольны, жуликов и хулиганов, которых можно было бы завербовать, уже не осталось, а зарубежные враги должны были бы, как говорится, давно обломать зубы. Я читал, потому что боялся, как бы будильник под подушкой не остановился, зацепившись каким-нибудь шпиньком за бельё, а будильник я всё-таки завёл, потому что боялся заснуть, хотя читаю. В конце концов, когда шпионы подорвали ледокол "Чапаев", и он утонул, я тоже как будто пошёл ко дну. Мне снились голубые города и белые корабли. Чёрные электроопоры красиво тянулись сквозь зелёную тайгу, а над нею в голубом-голубом небе плыло что-то красное. Это был то вертолёт, то самолёт, то дирижабль вроде старой ёлочной игрушки, а то красная кремлёвская звезда, тоже похожая на ёлочную. А под таёжными ёлками уже намело сугробы, и по ним на лыжах бежали спортсмены в синих костюмам, а над спортсменами по особой эстакаде проезжал особый красный поезд, похожий на ракету... Такими будущие поезда рисовали в старых журналах. Это красивое будущее ещё не настало, но непременно настанет.

Будильник всё-таки не остановился и просвербел под подушкой, так что мне на секундочку приснилось, как будто в сарае крутится механизм, который вращает кремлёвские часы, а к нему подбирается наш сосед со второго этажа, в мягкой шляпе. Он-то и есть настоящий шпион Гадюкин и пихает в шестерёнки разные посторонние предметы, как на плакатах "Берегись!". Я вскочил и подобрался к окну.

На этот раз долго ждать не пришлось. Под моим окном показались двое в кепках. Мне сразу стало понятно, что это не жулики. Они не озирались, не прятались, где темнее, не стеснялись, что их освещают лампочки над подъездами, а шли спокойно, будто на работу. Это были ночные рабочие. В самом крайнем случае, конечно, это были шпионы, но я подумал, что это рабочие и в этом нужно поскорее убедиться и спокойно спать, учиться и есть с аппетитом.

Я быстро надел рубашку, штаны и ботинки, очень медленно отпер дверь квартиры, вышел и так же медленно запер её, чтобы настоящие жулики не залезли, пока меня не будет. Я очень боялся, что скрипнет половица или лязгнет замок, но всё это были, как говорится, семечки, рядом с тем, что я услышал, когда на цыпочках вышел на лестницу. Оказалось, что ночная лестница очень гулкая и даже если идти по ней на цыпочках, слышно будет во всех квартирах. Но я догадался, что делать, залез на перила и съехал донизу тихо и ещё быстрее, чем если бы прыгал через три ступеньки.

Конечно же, я первым делом побежал за Мишкой в соседний двор. Во-первых, мой подъезд выходит на другую сторону - не туда, где моё окно и сарай. А во-вторых, хоть я и понял, что это просто рабочие, беспокоить их одному всё равно было боязно.

Не знаю, что там накрутил на лоджии Мишка, но сначала бечёвка не дёргалась, а потом я дёрнул посильнее и что-то заскрежетало. Мишка выглянул из форточки, а затем задом вылез из неё на дерево и довольно ловко спустился на землю. Я бы так побоялся, хотя этаж у него только второй.

- Это я подумал и бечёвку к раскладушке привязал, - объяснил по дороге Мишка.

Мы подбежали к сараю, и я потрогал дверную ручку. Замок висел в петле, даже дужка его была приставлена так, чтобы со стороны не было видно, что в сарае кто-то есть. Но дверь взаправду была заперта изнутри. Мишка глазом прильнул к щели между косяком и дверью, достал из кармана перочинный нож и засунул в щель. Дверь открылась. Оказывается, изнутри на дверь была приделана щеколда.

Мы зашли в сарай. Там было довольно темно, но какой-то свет пробивался. Мы поняли, что он пробивается из-за большой занавески, протянутой через весь сарай. Мишка хотел дотронуться до занавески, но тут она сама отодвинулась, и выглянул некто в кепке.

- Ого! - сказал незнакомец. - А вы что тут забыли, мелюзга?

Я кончил дрожать и вежливо сказал:

- Здравствуйте, мы хотели узнать, что здесь такое делается.

Некто в кепке почесался и говорит:

- Мы обустраиваем подземелье колдуна Брюса. Не слыхали? Оно как раз под этим сараем. Старое-престарое, допотопное, допожарное.

Мы спрашиваем:

- Зачем? Что это? Какой такой Брюс? Тот, который "и Брюс, и Боур, и Репнин"?

- Ну да, - говорит незнакомец. Сразу было видно, он молодой и, как говорится, сметливый. - Птенец гнезда Петрова. Знаменитый колдун и масон Яков Виллимович Брюс. А мы тоже масоны. Против нашей власти не бунтуем, как можно! Обустраиваем Храм Соломона. Слыхали?

Я вспомнил, что слыхал от мамы, и говорю:

- "Царь Соломон сидел под кипарисом и ел картошку с рисом".

Незнакомец меня поправил:

- Не картошку, а индюшку!

Это было правильно. Кто ж будет картошку с рисом мешать! То ли дело индюшку! Ещё я знал, что кипарис - такое южное дерево. Оно растёт в Крыму. Но всякий раз, когда я слышал слово "кипарис", я отчего-то представлял себе ракушки - мелкие такие, с ноготь, белые створки с выпуклыми полосками, которые видал когда-то в песке на детской площадке. Почему-то мне казалось, что эти ракушки похожи на слово "кипарис", хоть кипарис - это южное дерево вроде пирамидального тополя.

Я говорю:

- Про картошку - это я ошибся, извините. А что такое "масоны"?

Тут я увидал, что в сарае нет уже никакого хлама, а стены будто кирпичные. Это потому что по стенам громоздились красно-белые старые кирпичи, сложенные аккуратными штабелями в один ряд - что называется, в стену "в полкирпича". Мастера-каменщики так говорят, когда кирпичи кладутся вдоль, а если поперёк - это называется "в два кирпича", потому что длина кирпича - это две его ширины.

Из-за занавески выглянул другой человек, постарше, отчего-то уже без кепки, и спрашивает:

- Что не так? Мы честные мастера!

Молодой ему отвечает:

- Рашпиль, это пионеры в ночи шурагатятся. Я им говорю, что мы масоны и ремонтируем Брюсово логово. Так ведь по правде?

- Ну да, - сказал человек без кепки. - Мы масоны.

Мы спрашиваем:

- Извините, а Рашпиль - это фамилия такая? Рашпиль - это ж такой большой напильник!

- Нет, Рашпиль - это имя, - объяснил молодой. - Это масонское имя. Масонам имена даются по названиям разных инструментов.

- А ты Молоток! - сказал ему Рашпиль.

Молодой подтвердил:

- Знамо дело, масоны зовут меня Молоток!

Старший спрятался за занавеску работать дальше, а молодой принялся растолковывать нам, что подземелье Брюса находится под старым домом, и масоны давно мечтали его отремонтировать, чтобы в нём устроить Храм Соломона. Это будет не настоящий храм, где попы обманывают старушек, а место, где масоны будут встречаться, говорить о разных науках и погружаться в Сердце Мирового Духа.

- А что в Сердце Мирового Духа? - спросил Мишка, будто бы ему всё остальное было понятно.

- Истина, - серьёзно сказал Молоток.

Мишка даже выпятил переднюю губу:

- Я думал, в нём ещё что-нибудь важное: вроде как в утке яйцо, а в яйце игла...

Тут мы с Молотком поглядели на Мишку строго, и он понял, что надо говорить по делу, а больше слушать.

Молоток нам рассказал, что есть могучая старинная сила - масонство. Масонами называют людей, которые встречаются, чтобы разговаривать о том, как устроен мир, какие тайны ещё неизвестны науке и, главное, как стать мудрее и лучше. Масонство раньше было чем-то вроде профсоюза каменщиков или союза архитекторов, но теперь в него принимают людей самых разных профессий. Мало кто понимает масонов, хоть они желают всем добра. Чтобы ни с кем не ссориться, масоны держат свои собрания в строгом секрете, но ничего плохого там не происходит.

Молоток рассказал нам, что учился на ученика мастера-каменщика, что Рашпиль - уже мастер третьего градуса, а мы, если постараемся, можем стать учениками учеников. Это уже какая-никакая масонская квалификация.

Мы с Мишкой переглянулись, Молоток угадал, о чём нам подумалось, и говорит:

- Вот что, ребята. Хотите стать масонами - приходите послезавтра в это же время. Сегодня мы ещё работаем в подвале колдуна Брюса и к завтрашней ночи тоже не управимся. А послезавтра примем вас, так и быть. Будете учениками учеников. Это уже какая-никакая масонская квалификация. Станете потом учениками, а там, глядишь, мастерами шестого градуса, как я сам, - если школу без троек окончите и не будете иметь приводов в милицию.

Мы удивились, ведь Молоток вроде бы говорил, что масоны масонят сами по себе, как говорится, невзирая на чины, а не как пионеры, у которых председателем совета отряда никогда не выберут хулигана или троечника. Но Молоток нам объяснил, что масоны должны всё время самосовершенствоваться и расти духовно, то есть хорошо учиться и не хулиганить, хоть ни один мастер не будет требовать от масонского ученика, чтоб он был круглым отличником и никогда не дрался.

- У нас нет такого, как у пионеров, - объяснял Молоток мастеровито. - Некоторые думают: раз приняли в масоны, значит, сразу же курить нельзя. Нет, мы терпимы к слабостям, но нетерпимы к порокам. Так что хорошистов мы берём, но жуликам и ворам среди нас не место.

Я говорю:

- Можно нам послезавтра придти не в двенадцать ночи, а пораньше? Если родители сейчас заметят, что нас с Мишкой дома не было, устроят головомойку и следить наперёд будут в оба.

А Мишка прибавил, что в пионеры или в масоны приниматься надо торжественно, а не впопыхах, и не боясь, что сразу после этого дадут по шее.

Молоток согласился и сказал:

- Можно и пораньше. Приходите после школы, ровно в четыре. Или вы во вторую смену учитесь?

Я ответил, что в первую, а Мишка только зевнул и замотал головой.

Тут из-за занавески вновь выглянул суровый Рашпиль и говорит:

- Вот и ладушки. Ждём послезавтра в четыре. Только раньше сюда ни ногой, поняли? Даже по утрам пускай это место за версту обходят. Посмотрим, каковы из них подмасонья выйдут.

- Железный секрет и полная тайна! - прибавил Молоток и показал, как мы должны постучаться в дверь сарая, когда придёт пора принять меня с Мишкой в масоны. - Непременно приходите, ребята! - говорил он. - Мы вам расскажем всё, насчёт чего учёные ещё сомневаются и тянут, не печатают книжки. Про Атлантиду, про Марс и про Шамбалу, милую Шамбалу.

Про Атлантиду я уже читал в журнале, и мне, конечно, захотелось узнать о ней побольше. А про Шамбалу я раньше и не слыхал.

Мы дали честное пионерское и честное благородное слово, что сделаем всё, как велено, и побежали по домам. Я страшно волновался, когда отпирал дверь в квартиру и снимал у входа ботинки, но ничего не скрипнуло и не звякнуло. Дома было темно и тихо. Я прокрался к себе, разделся и заснул, как убитый, только подумав, что надо вымыть руки.

Утром будильника я не услышал. Хорошо, что мама растолкала меня, накормила завтраком и даже не ругалась - только сказала, что книжки надо читать вовремя, что делу время - потехе час, а вечером они с папой проследят, чтобы я в одиннадцать спал.

- Без дураков! - прибавил папа. На самом деле, это значит не "без глупостей", а "честно", потому что дураками называют биллиардные шары, которые не забиты в лузу, а случайно туда закатились. Один раз команда нашего двора проиграла из-за такого мяча-дурака, потому что мы не условились играть "без дураков".

Я не стал спорить и пообещал, что вечером лягу спать пораньше. Прибегаю в школу - Мишка тоже зевает, ловит, как говорится, мух. Говорит, когда влезал по дереву на лоджию, зацепился за сучок и штаны порвал - теперь не знает, что маме сказать и как вступать в масоны в порванных штанах. Я обрадовался, что ничего мне не приснилось, и мы взаправду можем стать масонами. А Мишке я сказал, что признаться про штаны он может, немножко наврав. Зацепился в школе - и ладно, уж чего проще! Мишка насупился и ответил, что ему, раз он будет масоном, теперь совсем уж стыдно врать. Я рассудил, что врать, конечно, нехорошо, но выдавать масонскую тайну гораздо хуже, поэтому ради неё можно и соврать. Мы пошли на урок, а я, как говорится, дивился, до чего масонство повлияло на Мишку - раньше бы он приврал и не задумался.

Когда закончились уроки, мы поскорее пошли по домам. Весь день нам обоим очень хотелось спать, а когда Мишку вызвали к доске, он заплутал в задаче и получил тройку. Поэтому мы решили быстро сделать домашнее задание и хорошенько выспаться, чтобы на следующий день после школы придти вступать в масоны с чистой совестью и свежими, как огурцы.

Дома я пообедал, сел за уроки, а на сарай в окно старался даже и не смотреть, ведь Рашпиль велел нам обходить его до поры до времени за версту. Всё равно он стоял, как и год назад, как и два, и замок на нём висел, как ни в чём не бывало. Когда я выходил на кухню за чаем, на старом клёне с нашим скворечником сидела ворона. Я подумал: видно, правы те, кто говорит, что в городах из крупных птиц остались только вороны да сизые голуби. Есть, конечно, воробьи, попадаются синицы и трясогузки, прилетают зимой снегири, над рекой летают чайки, а на прудах рассекают кряквы - мамаши-утки и селезни, зелёноголовые, как пограничники. Да и среди сизых голубей попадаются белые и коричневые - папа говорит: "Из фон-баронов". Только ни дроздов, ни скворцов, ни зябликов отчего-то не встретишь. Даже грач, наверное, мне привиделся.

Тут приходит ко мне Мишка и с круглыми глазами говорит:

- Слушай, а вдруг это не масоны?

- А кто же? - я уже так удивился тому, как мы познакомились с масонами, что ничего другого мне и в голову не помещалось.

Мишка по сторонам огляделся, проверил, не слышит ли нас моя сестра Майка, выглянул зачем-то в окно, как будто масоны могли нас подслушивать, затаившись у сарая, и говорит:

- А вдруг это шпионы? Давай сообщим о них капитану Воронову!

Я сказал, что это нечестно и мы давали масонское слово, но Мишка был не на шутку напуган и с жаром говорил очень правильные вещи:

- Мало ли, какие бывают шпионы, и чего только они не врут! И пионервожатыми притворяются, и дрессировщиками, и учителями физики. Вон мы сколько их уже видали и в кино, и в жизни! Я бы нипочём не поверил, если бы мне кто-нибудь год назад рассказал, в какие шпионские истории мы попадём. Вдруг эти Молоток и Рашпиль врут, что они масоны? Может, в этом сарае не вход в подземелье Брюсова, а тайная шпионская база, как в фильме "Тайна двух океанов"?

Я говорю:

- Не Брюсова, а Брюса. А так ты правильно говоришь. Вдруг они готовят атомный взрыв! Но что ж нам делать? Можно и капитану Воронову куда надо записку написать, но что если они и вправду масоны?

Мишка ещё разок огляделся, шмыгнул к двери, поглядел в окно и отвечает:

- Говорят, что рыбак рыбака видит издалека. Кто такой капитан Воронов?

Я прямо руками развёл:

- Капитан Воронов - он и есть капитан Воронов!

Мишка подмигнул и объяснил:

- Капитан Воронов - это ж не наш участковый милиционер Дудкин. Воронов - это сила! Помнишь, как он разоблачил шпиона Жабина? Жабин - и сам шпион непростой, как говорится, с прицепом. Он себя нагло выдавал за капитана Воронова и спокойно ловил шпиона Гадюкина, укравшего документы из Минминпрома. Чтобы ловить шпионов с прицепом, надо быть самому капитаном первого градуса.

- Капитаны бывают не первого градуса, а первого ранга, - снова поправил я Мишку.

- Не-а! - отрезал Мишка. - Это морские капитаны, а я о другом. Капитан Воронов - тот ещё мастер. И если масоны такие секретные, но наши люди, хорошие, то кому ж быть масоном, как ни капитану Воронову!

- Дело говоришь, - согласился я. - Если масоны такие, как нам рассказали, а Рашпиль и Молоток - настоящие масоны, то капитан Воронов про них знает. В крайнем случае, постучится к ним, поздоровается, увидит, что там на самом деле масоны, а не шпионы собрались, и уйдёт. Или останется нас принимать в масоны.

- Вот-вот! - обрадовался Мишка тому, что прав. - Давай капитану Воронову быстро записку напишем.

Я спрашиваю:

- Куда ж мы её пошлём? Адреса мы его не знаем, а если узнаем, по почте письма долго идут.

Мишка головой мотнул, будто макушкой в дальний двор показал, хотя и не разберёшься, сидя в комнате, в какую сторону дальний двор. Я без слов догадался, что записку, письмо или, лучше сказать, наш пакет капитану Воронову нужно доставить в секретный дом с колоннами, а там уж разберутся. Если Воронов прошлым летом ловил шпиона Жабина, шпион Жабин ловил шпиона Гадюкина, а шпион Гадюкин украл из дома с колоннами секретные документы Минминпрома, значит, Воронов или его товарищи обязательно появлялись в этом доме и наводили порядок, и там их запомнили надолго.

Мы сели и быстро сочинили донесение капитану Воронову о том, что странные люди запираются каждую ночь в сарае и что-то мастерят, себя называют масоном третьего градуса Рашпилем и масоном шестого градуса Молотком и просят, чтобы мы хранили их масонскую тайну, а мы просим капитана Воронова разобраться, настоящие ли они масоны. Донесение мы заклеили в большой конверт и надписали: "Капитану Воронову лично в руки, срочно и совершенно секретно". Мы ещё поспорили, какие слова следует подчеркнуть одной чертой, а какие двумя. Мишка считал, что надо быть честными в масонских делах, а значит, кроме Воронова никто не должен это письмо прочесть. А я всё больше думал о том, что Воронов должен получить пакет поскорее и разобраться завтра до четырёх часов.

Наконец мы целиком подчеркнули надпись на конверте красным карандашом и побежали к дому с колоннами, а там постучались в большие двери и спросили у выглянувшего военного, где здесь почтовый ящик. Военный сначала растерялся, потом сказал, чтобы мы шли, как говорится, лесом, но мы ответили, что принесли очень срочное донесение самому капитану Воронову, который прошлым летом расследовал хищение документов из этого учреждения. Тогда военный позвал другого, тот забрал у нас конверт и сказал:

- Там разберутся!

- Только побыстрее! - взмолились мы с Мишкой. - Вдруг опять шпионы!

Потом мы пошли по домам, я кое-как доделал уроки и лёг пораньше спать, потому что глаза слипались, а завтра нам предстояло стать масонами или разоблачить очередных шпионов. Родители были очень довольны, что я не колоброжу до полуночи и не читаю книжек в ущерб растущему организму.

Погода утром стояла совсем чудесная. Меня разбудили птицы. Я сразу догадался, что проснулся раньше времени и надо бы повернуться на другой бок и ещё поспать. Но что-то меня насторожило. Обычно в такой ранний час во дворе не слышно шуршания шин и фырчания двигателей. Наши автолюбители иногда приезжают поздно, зато не выезжают слишком рано. Длинная чёрная машина за начальником цеха тоже приезжает не с петухами и не с воробьями.

Мне стало интересно, и я, хоть и неохота была вставать, и зябко, всё-таки поднялся и выглянул в окно. Около сарая стояла милицейская машина с полосой и другая, длинная и чёрная. Дверь сарая отворилась, и вышел наш участковый Дудкин. Следом два милиционера вывели Рашпиля с Молотком. Мне показалось, что масоны держались за руки, но просто у Рашпиля левая рука была цепочкой пристёгнута к правой руке Молотка, чтоб им труднее было сбежать. Последними вышли капитан Воронов и ещё какой-то человек, очень на него похожий, в сером костюме.

Я поскорее надел рубашку, брюки, ботинки и побежал во двор. Милицейская машина уже уехала. Дудкин, Воронов и человек, похожий на Воронова, курили около сарая. На двери сарая и на косяке стояли две печати из красного пластилина, с верёвочкой, протянутой между ними.

- Ну, здравствуй! - сказал капитан Воронов. - Очень правильный сигнал вы с другом подали.

- Эти жулики ночью проломили стену в подвал комиссионного магазина, - объяснил участковый Дудкин. - Хитрые! Заодно прошибли стенку в магазин "Овощи - фрукты". Смекнули, что из дверей комиссионного вещи выносить опасно, а машину во дворе жилого дома тоже засекут. Удумали загружать машину из люка, через который в магазин картошку сваливают. Стоит себе грузовик около "Овощей и фруктов" - и ладно. Может, капусту завезли. А жульё тем временем шевиотовые костюмы и рижские радиолы грузило. И ведь шоферюга бы ушёл с вещами, если бы не товарищ Воронов!

Оказывается, пока милиционеры ловили Рашпиля с Молотком в подземелье Брюса и комиссионном магазине, наш капитан Воронов разгадал их замысел и задержал ещё одного жулика. Тот выносил награбленное через магазин "Овощи - фрукты" и чуть не уехал на грузовике с радиолами и костюмами. Самое удивительное, что в нашем районе оба магазина "Овощи - фрукты" - и ближний, и дальний - связаны теперь со славными делами капитана Воронова и с нами немножко. Ведь в дальнем магазине мы с Вороновым чуть не взяли прошлым летом шпиона Гадюкина. Правда, тот Воронов и сам оказался шпионом Жабиным, но настоящий Воронов был с нами рядом и виду до поры не подавал.

Капитан Воронов пожал мне руку, сел с другим человеком в сером костюме в длинную чёрную машину и уехал. Во двор тут же въехала бежевая "Победа", вышли строгие люди в серых костюмах и стали разбираться, что да как, но сразу было видно, что это простые милиционеры, пускай высокого разряда.

Я побрёл себе завтракать, а потом собрался в школу, встретил Мишку и рассказал ему, что он был прав, и в масоны нас никто не примет. Когда мы проходили мимо старого клёна, я увидал, что у нашего с дядей Валерой скворечника сидит настоящий скворец.

На 1 мая в нашем дворе сломали старый сарай. Открылись два пыльных, давно некрашеных квадрата на кирпичных стенах и квадрат незаасфальтированной земли. Лаз, проделанный жуликами, уже был наглухо замурован. Заплатку сначала можно было узнать по белому силикатному кирпичу, но жильцы покрасили стенки. Папа договорился с управдомами, и вдвоём с дядей Валерой они поднялись на крышу соседнего дома, где магазины "Комиссионный" и "Овощи - фрукты". С крыши они пропустили сквозь кирпичную корону верёвочки и спустили их до земли. Мы с Мишкой привязали верёвочки к загнутым гвоздикам, вбитым в стенку, а мама посадила на земляном квадрате плющ и цветочную рассаду. Теперь на месте сарая палисадник. Мы с Мишкой так и не поняли, есть ли под соседним домом подземелье Брюса или сразу там подвал комиссионного, а дальше - "Овощей и фруктов". Да это и не важно. Зачем нам прятаться от кого-то в подвале? Мы же не масоны.