Носитель упал ранним утром августа две тысячи семьдесят второго года от рождества Христова. Огромная пузатая ракета, доставляющая на крутящуюся в космосе станцию то, что нельзя произвести в открытом космосе. Технология полувековой давности, отлаженная автоматика, на велосипеде опасней кататься -- тем не менее ракета-носитель упала, не пролетев и десятка километров, за длинной каменистой грядой, отделявшей город от бесконечной плоскости степи.
Носитель закричал в эфир последним всплеском радиоволн и умер. Обшивка расплавилась мгновенно, но металлический скелет еще пару часов сопротивлялся жару пламени, пока не расплавился в лужу легированной стали.
Комнату заливало багровое сияние. Мальчик заворочался и проснулся. Хомяк отчаянно метался по клетке, вздымая тучу стружек. Откинув одеяло, мальчик подбежал к окну. Город не спал -- окна светились, кое-кто уже выбежал на улицу, ночную тишину нарушало далекое гудение пламени и возбужденные разговоры взрослых. Из соседней квартиры доносился детский плач.
Раздался резкий, требовательный стук в дверь. В комнату забежала мама, лохматая, со странными, темными, почти безумными глазами. Она оттолкнула мальчика от окна и прижала его к себе. По комнате плясали странные тени. Из коридора доносился чей то голос. "Эвакуация... ... всем собраться во дворе... токсичное топливо... облако может пойти сюда..." щелкнула дверь. Отец закричал из коридора - "Собирай сына, мы выходим". Мальчик схватил стоящую на столе литровую банку, использующуюся для полива цветов на подоконнике, открыл клетку и схватил хомяка. Хомяк незамедлительно впился ему в палец. Ойкнув, он выпустил животное. Хомяк незамедлительно порскнул под диван, решив переждать там панику. Мама достала из шкафа яркий свитер, который мальчик не надевал уже год, справедливо считая его детским, и начала натягивать его на сына прямо поверх пижамы.
- Мама, хомячок убежал!
- Замолчи со своим хомячком!
- Мама, нельзя бросить хомячкаааааа....
Мальчик почувствовал что сейчас расплачется, несмотря на свой солидный возраст -- уже почти 9 лет. В комнату влетел отец, уже одетый, с пачкой документов в руке.
- Жена, почему вместо сборов я наблюдаю какую-то истерику?
- Папа, я не брошу Плюха!
- Где твой хомяк?
- Под кроватью...
Буркнув матери "иди собирайся", отец одной рукой перевернул кровать набок, затем схватил попытавшегося удрать хомяка. Хомяк опять укусил за руку, но отец, не обратив на это внимания, засунул упирающегося зверька в банку. Плюх упал на толстую задницу и немедленно начал бегать кругами, царапая стены и злобно попискивая. Наклонившись к сыну, отец строго сказал
- Двухминутная готовность. Понял?
Мальчик кивнул. Что тут не понять. Это значит, что через две минуты он должен быть собран и готов выходить. Пятиминутная готовность бывает каждое утро, когда он собирается в школу. Трехминутная была лишь раз, когда они проспали автобус на лунный лайнер. Двухминутной не было до этой ночи ни разу, что означает, что дело действительно серьезное. Отец быстро вышел из комнаты. Мальчик начал лихорадочно выгребать из клетки еду и опилки, высыпая их на мечущегося в банке хомяка.
Во дворе уже стоял огромный серебристый автобус, распахнув двери. Вокруг стояли какие-то люди в камуфляже, в основном безоружные, но пара человек держала в руках автоматы. Возле автобуса шла давка, люди, толкаясь, запихивали в обширное багажное отделеине сумки и баулы, такие огромные, что мальчик удивился -- как они умудрились собрать столько вещей буквально за десять минут.
Низенький командир закричал "Отъезжаем!". Солдаты подскочили к автобусу, началаи вырывать сумки у людей и закидывать их в багажник. Что-то со звоном разбилось. Закончив погрузку, они аккуратно, но настойчиво начали заталкивать людей в автобус. Спустя минуту с шумом захлопнулись герметичные двери, и автобус неспешно выехал на шоссе, где присоединился к веренице таких же машин, покидавших город.
Мальчик сидел в центре автобуса, рядом с мамой, крепко сжимая банку с хомяком. Плюх закопался в кучу опилок и злобно таращил оттуда глазки-бусинки. Зарево поблекло на фоне рассветных лучей, а потом и вовсе осталось далеко позади. Вереница автобусов вытянулась на древнем шоссе, изредка перемежаясь машинами. Метров в пятидесяти летела парочка ховербайков, оставляя за собой тучи пыли. С потолка эвакуационного автобуса свисал старенький тридевизор, транслирующий какую-то успокоительную чушь пополам с детскими мультиками.
Город давно скрылся позади, когда они доехали. Автобусы припарковались метрах в двадцати от палаточного лагеря. Командир попросил всех оставаться на своих местах, затем прошелся вдоль автобуса, считывая штрих коды с паспортов пассажиров и выдавая им какие-то карточки. Несколько человек забыли паспорта в городе, их попросили остаться в автобусе, в то время как остальные разобрали сумки из багажа и двинулись к лагерю. На карточках нашлись буквоциферные обозначения, обозначавшие адреса палаток. Внутри просторной палатки нашлись спальные мешки и пакеты с зубными щетками и прочими гигиеническими принадлежностями.
Родители начали раскладывать немногочисленные вещи, негромко переговариваясь. Мальчику стало скучно, и он вышел на импровизированную улицу. Усевшись у входа, он начал наблюдать за прохожими. В основном это были такие же беженцы, как и он, несколько раз он кажется даже увидел знакомые лица. Вот толстый усатый мужик, который жил за два дома от них и как то согнал мальчика с абрикосового дерева, волочет куда-то огромную сумку на колесиках, пыхтя и утирая с багрового лица капли пота. Слева трое детей намного младше мальчика бегали, визжа, вокруг растеряно улыбавшейся матери. Это стройная высокая женщина в широких штанах афгани жила на этаж ниже мальчика. Иногда неспешно проходили люди в камуфляже, поглядывая по сторонам. На перекрестке, метрах в сорока от палатки, скучал автоматчик.
Хомяк устал возится в банке и затих. Мальчик загляну в банку. Отлученный от поилки Плюх явно переживал не лучшие времена. Зверек рапластался по дну и прикрыл глазки, тяжело дыша.
Клетку накрыла тень. Мальчик поднял голову и увидел молодого солдата, приветливо улыбавшегося ему.
- Привет. - поздоровался солдат
Мальчик поднял голову. Над ним стоял мужчина и широко улыбался. На нем был пустынный камуфляж с нашивками спастельной службы.
- Здравствуйте. - Ответил мальчик.
-Солдат и заглянул в банку. - Слушай, кажется твоему зверьку плохо.
- Плюх хочет пить. - серьезно ответил мальчик. - Но у него нет поилки. А если я его достану, он убежит.
- Пойдем со мной. - предложил военный. - Сделаем твоему хомячку поилку.
Мальчик поднялся с земли и пошел вслед за военным. Хомяк проснулся от тряски и начал бегать кругами по дну банки, подслеповато щурясь.
- А у вас есть автомат? - спросил мальчик.
- Вообще есть, но сейчас в оружейной.
- А почему у некоторых есть, а у вас нет?
- Потому что я из спасательного батальона, а они из охранного.
- А кто все эти палатки рассставил?
- Мы и расставили. С утра сигнал поступил, что грузовик упал. Нас и подняли по тревоге.
- Все палатки? Их тут наверное целая тысяча!
- Три с половиной. Это еще мало. В соседнем лагере пять тысяч палаток. А мы кстати уже пришли.
В тени огромной палатки, раза в четыре больше обычной, спал, развалившись на стуле, спасатель необыкновенной ширины. Ножки стула под ним жалобно прогнулись, сквозь рубашку проглядывало пузо, но, не смотря на комичность вида, лицо под низко надвинутым козырьком кепи было серьезное и даже торжественное. Паша решительно потряс за плечо соню, на что тот испуганно взмахнул ногами и даже рефлекторно сделал какое то движение, напоминающее стойку смирно. Но, разобрав, кто перед ним, окрысился и наотрез отказался выдавать требуемые досочки и клей для постройки хомячьего домика. Солдат веско апеллировал к тому, что доски не его,а казенные, на что каптер отвечал, что "не положено" и "Папа будет недоволен". На что Паша немедленно предложил пойти и спросить у этого неведомого Папы. Каптер сразу скис и покладисто скрылся в прохладной глубине палатки. Проблуждав там, он вернулся с набором досочек, тюбиком суперклея и мотком антикомариной сетки.
Мальчик с любопытством склонился над плечом солдата. Тот смазывал концы досок клеем и сильно сжимал их, затем откладывал получившиеся прямые углы в сторону и брался за следующие. Затем из углов получились два квадрата, углы которых соединили доски. Полученную конструкцию он обмотал сеткой. Сунув руку в банку, он стряхнул впившегося в руку хомяка в клетку и вручил ее мальчику.
- Держи своего зверя. Ух и злой он у тебя.
- Плюх всегда кусается. Папа говорит, что он так компенсирует свои размеры.
- Скоро обед будут раздавать. Беги скорее, а то папа уже волнуется.
Свисавший со столба рядом с палаткой громкоговоритель захрипел сигнал об общем построении. Солдат потрепал мальчика по голове и быстрым шагом двинулся прочь. Усатый каптер опяь уселся на недовольно скрипнувший стул и задремал. В этот момент кто-то схватил мальчика за руку.
- Где ты шатаешься? - строго спросил мальчика папа.
- Мы с солдатом делали хомячку клетку.
- Каким еще солдатом? Иди быстрее, а то на обед ничего не достанется.
Обед раздавали за пределами лагеря. Несколько полевых кухонь дымили у границы лагеря, от них солдаты относили огромные чаны с едой. Столов не было, поэтому люди рассаживались кто где, на пенки или прямо на ломкие степные травы. Мальчик отстоял очередь к раздаче и взял кашу, суп и компот в пластиковых тарелках. Часть он съел, остатки смешал с компотом и дал хомяку. Тот не обратил на угощение никакого внимания, раз за разом пытаясь выбраться из клетки. Цепляясь тонкими розовыми пальцами за ячейки сетки, он, пыхтя, подтягивал грушевидное тельце вверх, чтобы упасть, не пройди и половины пути.
Полдень давно уже прошел, воздух прогрелся и дрожал от зноя. Светло-синее небо пересекала черная полоса далекого пожара. Чувствую .что его сейчас разморит, мальчик поднялся, и, захватив клетку, пошел искать свою палатку.
Лагерь начал приобретать черты цыганского табора. Кто-то полуголый загорал на солнце. Пара девушек играли в невесть как раздобытый мяч прямо посреди улицы. Спальники и ковры выносили из палаток и застилали ими душистую степную землю. Туда сюда носились дети. Ветер гонял обрывки неизбежного в таких случая мусора. В воздухе была атмосфера не то огромного фестиваля на открытом воздухе, не то странного карнавала без костюмов, когда люди вместо масок надевают необычное поведение. С хохотком передавались слухи о том, что облако уже накрыло город, и что жить все поедут в другой город, который уже начали возводить километрах в сорока отсюда. Несмотря на перспективу потерять обжитые дома, люди эти слухи передавали с улыбкой на лице и чуть ли не веселым смехом, как обсуждают предстоящий праздник.
Отец разделся до пояса и валялся возле палатки, что-то листая на планшете. Мама лежала в полутьме палатки, тихо посапывая.
- Папа, а правду говорят, что мы домой не вернемся?
- Врут -- ответил отец, не поворачивая головы. - Вернемся. Уже завтра. Или послезавтра. Не кричи тут, мама спать пытается. Пойду погуляй лучше.
Поставив хомячка в угол палатки, мальчик отправился бродить по лагерю. Бесконечный летний день медленно клонился к вечеру. Автоматчики с улиц пропали, и даже солдаты сидели возле палаток, болтая с эвакуированными. В центре площади военные собирали большой костер из цельных стволов чахлых степных саксаулов. Уже знакомый толстый каптер тащил большую канистру, сопя и чертыхаясь в усы. Неподалеку развалилась боьлшая куча съестного, которое, видимо, предполагалось пожарить на костре. Вдалеке, стараясь не привлекать излишнего внимания, разгружали легковые автомашины ящиками алкоголя в багажнике,. Видимо, успели доехать до соседнего городка и вернуться обратно, закупившись вином.
Наконец костер запалили. Собравшаяся толпа встретила это событие восторженным гулом. Пламя жадно начало поедать стволы деревьев, насыщая и без того пьяный воздух ароматом гари и праздника.
Мальчика кто-то дернул за рукав. Повернувшись, он увидел девочку, с заговорщическим видом стоящую рядом.
- Пошли быстрее! Старшаки украли ящик вина и всем дают попробовать! Там уже почти кончилось все.
Вдвоем они побежали на окраину лагеря, огиная веселящихся взрослых. На окраине лагеря обильно кучковались дети и подростки, держа в руках пластиковые стаканчики с парой капель вина на донышке. За ними до горизонта простиралась степь, с багровым заревом пожара на горизонте.
Девочке кто-то сунул почти пустую бутыль вина, прикрытую стаканчиком. Вылив часть в посуду, она протянула мальчику вино, а сама глубоко запрокинула голову и приложилась к бутылке. На фоне пожара ее силуэт казался почти черным, словно вырезанный ножницами из красного апокалиптичного неба. Мальчик выпил глоток вина и скривился -- вино было ужасно кислым. Он бросил стаканчик и пообещал себе, что больше никогда не станет пробовать алкоголь.
Его ударили в плечо. Стоящий рядом незнакомый мальчик крикнул "давай драться!" и ударил еще раз, на этот раз в нос. Он не заставил себя упрашивать, и вскоре драчуны покатились по траве, сминая и без того вытоптанную траву. Он успел подняться первым, и, схватив противника за волосы, от души заехал ему коленкой по лицу. Противник заплакал. Откуда-то появилась его мама, и, заметая степь широтой своих афгани, потащила сына в лагерь, напоследок одарив мальчика уничижительным взглядом. Из лагеря доносились крики и смех. На горизонте разливалось багровое пламя, пульсируя, словно огромное сердце великана. Так прошел самый счастливый день в его жизни.
На следующий день беженцев накормили завтраком и объявили, что пожар потушен и они могут возвращаться домой. Родители, весело переговариваясь, собирали вещи, раскиданные по всей палатке. У мальчика немного болела голова и правое колено, поэтому он был не разговорчив Усевшись на свое место, мальчик, задумавшись, опустил руку в клетку.
Хомяк тут же укусил его за палец..
Проснулся он от попискивания своего хомяка. Плюх всегда начинал пищать ровно за пять минут до того, как включался свет. Еле слышное хомячье пищание сильно раздражало в условиях полной тишины. Астероид был полон древних машин, обеспечивающих автономность, тепло, воду и свет, но работали они абсолютно беззвучно.
Солдат вспоминал тот сон, который ему снился с такой навязчивой периодичностью. Почему то весь мир бесил его после этих снов. Бесила школа, бесила учебка, бесили кретины сослуживцы и идиоты офицеры, бесили вылеты, ватная тишина корабля, вкус консервов и виды дальнего космоса. Словно самое важное в его жизни случилось именно тогда, а всю последующую жизнь он лишь удалялся от смысла своей жизни, оставляя ее позади. Он знал, что это не более чем странная особенность его организма, и это пройдет. Одноклассники и сослуживцы снова станут замечательными людьми, тишина перестанет давить на уши, а у экранов с видами чужих созвездий снова можно залипать часами. Надо просто потерпеть.
Наконец свет включился. Хомяк затих, словно только этого и ждал. Стерильно-бледную комнату залил свет. Свет и ватная тишина -- его постоянные соседи уже долгие долгие месяцы. Самое неприятное в этой тюрьме. Именно из-за нее он сходил с ума. Старая техника шумела, он видел это в фильмах. Гремела, лязгала, стрекотали старые лампы. Надо бы подать идейку, когда выпустят. Может, следующему сидельцу будет легче.
Солдат лежал и смотрел в потолок. Где-то, в десяти метров от него, лежал такой же солдат. Рядом с ним из стены торчали экраны, на которых подавалось изображение с камер. Надсмотрщика своего он видел один раз в жизни, когда его ввели в камеру, выдолбленную в астероиде много десятков лет тому назад. Два человека. Одного пола. Одного возраста. Между ними только два отличия. Один знает, что люди не одиноки во вселенной. Второй получил приказ привести в действие бомбу на пятьсот мегатонн в случае обнаружения любого корабля, не отвечающего на сигнал свой чужой. А так никакой разницы. Ни один ни второй не может отсюда выбраться. Оба едят консервы полувековой давности. Развитие тюрем дошло до того, что разница между тюремщиком и заключенным стерлась. Тут он не выдержал и заржал, громко, взахлеб, роняя слезы и стуча ладонью, по кровати. Хомяк испуганно затих. Отсмеявшись, отстегнул себя от кровати и плавно взлетел, чуть поворачиваясь вокруг своей оси, продолжая в полете хихикать и утирать слезы. Веселье не могло испортить даже три мысли, неотступно преследовавшие его последние дни. Первая -- если его не выпустят, он рано или поздно сойдет с ума. Вторая -- за стеной точно так же сходит с ума офицер безопасности. И третья -- о бомбе в центре астероида.
Тяжелые гермодвери захлопнулись за его спиной. Поверхность планеты дрожала под ногами. Из под черной, оплавленной земли доносился глухой рокот, словно оказался на поверхности огромного котенка.
Нужно было найти удобный плоский камень и поставить на него маякчок, в который вбиты личные данные солдата. Маяк завизжит, ввинчиваясь в непокорную поверхность планеты, потом отправит радиосигнал на болтающийся по орбите корабль. Пятнадцать минут до корабля, потом еще сутки до портала, а там его запеленгую, после чего планета станет официальной собственностью государства. Скафандр защитит от радиации, а форм жизни крупнее бактерии здесь быть не может. Все просто.
Поначалу он не поверил тому, что увидел. Мозг отказывался поверить, убеждая себя, что это просто камень причудливой формы. Но камень зачерпнул лужицу магмы и вылил ее на себя, словно человек ,принимающий горящую ванную Раскаленные капельки медленно сползали вниз, оставляя за собой следы ,словно расплавленный воск.
Чужой выглядел совсем не так, как рассказывали о чужих. Он был худ, непропорционально высок, и черен, чернее самой черной черноты, так что даже на фоне черной оплавленной поверхности планеты выделялся. Из узких плеч торчали острые выросты, а пальцы украшали длинные лезвия.
Солдат впервые за долгое время покинул свою комнату. Прошел через открытые двери десятисантиметровой толщины и уселся за стол, не дожидаясь приглашения. Клетку с хомяком он демонстративно водрузил прямо на стол. Кислый хомячий запах начал распространяться в стерильном ватном воздухе. Один из сидевших за столом людей в черном душной костюме поморщился, но ничего не сказал.
Тишина нарушалось только поскрипыванием стульев, да еле слышным сопением хомяка. Тот сидел на грязных пластиковых стружках, сонно помаргивая глазками. Наконец один из сотрудников службы безопасности достал диктофон и включил его на запись.
- Итак, как вы заявили ранее, после установки визуального контакта с... представителем инопланетного разума, вы не стали открывать огонь?
- Так точно.
- И почему же?
- Что могли мои 20 миллиметров сделать существу, которое в магме купается? Разве что пощекотать.
- Разумно. Что вы сделали затем?
- Вернулся на корабль.
- Существо двинулось за вами?
- Да. Я отдал приказ взлетать.
- И что было потом?
- Ничего.
- Что значит ничего? Двигатели отказали?
Понятия не имею. Знаете, все системы работали, но... гептил просто не стал окисляться.
Чужой сидел на жестком диване, привинченным рядом со столом. В клетке бегал хомяк, яростно грызя прутья. Не было никакого сомнения, что от смертной схватки с непрошеным гостем его останавливает только эти шаткие прутики из стали. Черный не обращал внимания на беснующееся животное, он продолжал сидеть, высокий, худой, сгорбившийся. Солдат подавил в себе неуместное желание предложить чужому чай.
- Кто ты такой?
Солдат задумался. Что он мог на это ответить? Назвать свое имя? Чужому это ничего не скажет. Вряд ли он вообще знает что такое имя. Назваться человеком? Видовая принадлежность скажет еще меньше. Понятие человечности несет множество коннотаций. Человек звучит гордо, но ничто животное ему не чуждо. Десяток тысяч видов вскармливает своих детенышей молоком, десяток видов ходит на двух ногах хотя бы изредка, два занимаются любовью ради удовольствия и один убивает ради забавы. Но вряд ли стоит начинать межпланетный контакт с этой информации.
- Я убиваю людей. Когда мне прикажут.
Сказал и подумал как же глупо это звучит. Еще час назад это казалось важным и нужным делом. Оно наверное и есть такое. Надо объяснить этому черному. Патриотизм. Интересы страны. Подвиг Матросова. Расскажи об этом существу, что старше космической тьмы.
Фасеточные глаза смотрят на хомяка, деловито бегающего в колесе.
- А зачем? Тебе это нравится?
- Нет. Но кто-то должен этим заниматься. Ради защиты моего государства.
- А что твое государство ищет на этой планете?
- Уран. Делящиеся материалы.
- Разве урана так мало во вселенной?
Вопрос, при всей своей очевидности, так ни разу и не озвучивался никем, за все время несения службы. Каждый отвечал на этот вопрос сам, а большинство просто не отвечало, а молча радовались вниманию гражданских, уважению и приятной сумме, падавшей на личный счет каждый раз после вылета.
Солдат понимал, что если бы он встретил не чужого, а группу солдат другого государства, устав предписывал ему послать сигнал бедствия и занять оборону. Лежавшие под поверхностью этой планеты миллионы тонн урана всем, от генералов до последнего солдата казались важнее и нужнее человеческой крови.
- Вы смогли установить количество представителей этой расы? Хотя бы с точностью до порядка.
- Как я понял, около сотни.
- Они все живут на той планете?
- Нет.
- Откуда появилось это существо? Вы нашли его корабль?
- У них нет кораблей.
- Тогда как он там оказался?
- Он пришел.
- Как ты здесь оказался?
- Что значит оказался?
Контакт явно не клеился. Разговор напоминал известную логическую задачку
- объяснить пришельцу что такое право.
- Ну, ты же не всегда здесь был?
- Нет. Раньше я был в созвездии Стрельца. А до этого за пределами галактики.
- Так как ты сюда прилетел? Стрелец за много парсеков отсюда.
- Я здесь стал. Можно сказать что я был здесь всегда. На самом деле между этим местом и соседней галактикой нет никакой разницы. Три измерения, пространства, время, расстояния -- это не более чем галлюцинации вашего мозга, призванные объяснить вам упрощенное устройство вселенной. Она не безгранична, она вся находится в одной точке.
- То есть вы просто можете шагнуть и оказаться где угодно?
- Пойдем ,я покажу.
Поверхностность начала трепетать гораздо сильнее и рокот усилился. Это уже не котенок, это крупная собака за минуту до нападения. Надо взлетать, а то начнется землетрясение. Хотя солдат почему то не сомневался, что черный сможет успокоить проснувшийся вулкан, просто погрозив ему длинным острым пальцем.
- Видишь вон ту гряду?
Действительно, в километре отсюда невысокая скальная грядка неподалеку от лавового озера.
- Сейчас я пойду туда.
Пространство раздвинулось. До гряды протянулись долгие парсеки бесконечности. Это напоминало старый и забытый опыт с психоделическими наркотиками, когда слодат сидел, поджав ноги, на койке в общежитие и расширенными зрачками смотрел на холодильник, а под ним разверзлась бездна. Холодильник был в соседней галактике, далекий и недоступный, словно звезда, и между солдатом и ним пролегали долгие-долгие бесконечности пустоты. После того опыта он на всю жизнь завязал с экспериментами с веществами, хотя сейчас он был благодарен им -- они помогли ему не сойти с ума. Черный же не боялся открывшейся бездны, он был ее порождением, ее частью, он вышел оттуда и уйдет туда, когда последние из звезд потухнут.
Мир, корабль, хомяк в корабле, чужой и солдат внезапно оказались в одной точке. Бездна стянулась в сингулярность. Потом снова расправилось в привычное полотно пространства и времени, но чужой уже находился далеко, в километре отсюда, по пояс в бурлящей магме.
Чужой помахал рукой. Этот почти человеческий жест удивил солдат не меньше, чем странное поведение реальности. Солдат бы предпочел, чтобы обратно чужой дошел пешком, н овсе повторилось. Жуткий страх перед пустотой, разделяющей две любые точки во вселенной, потом исчезновение привычных трех измерений, и вот чужой снова стоит возле гора, длинный, сутулый, неуместный.
- Ты так можешь сделать на любое расстояние?
- Я же говорил. Нет никакого расстояния. И времени.
- Ты можешь ходить не только куда-то, но и когда-то?
- Я не вижу разницы между куда-то и когда-то.
- Вы узнали где находится родной мир этих существ?
- Не совсем. Как я понял, это какая то блуждающая планета.
- Планета, лишенная светила?
- Да.
- Бред. На такой планете в принципе не может возникнуть жизнь.
- Что такое жизнь?
- Вопросы здесь задаю я.
- Каков вопрос такой и ответ.
Службисты недовольно воззрились на солдата. Тот не обратил на это внимания, пустым взглядом вперившись в хомяка. Пусть злятся. Его знания ценнеее всех их жизней, вместе взятых, и они это тоже знают.
- Скажите, готовятся ли эти существа осуществить акт агрессии против нашей державы или, что шире, земли?
- Они не понимают саму идею агрессии.
- Так почему ты убиваешь? Ради удовольствия?
Черный снова сидит перед столиком. Это еще страннее теперь, когда понятно, что он с тем же успехом может стоять. Или лежать. Или зависнуть в углу, свернувшись в шар. Неудобство - это вещь необъяснимая для существа, который ходит меж звезд, как по своей комнате.
Чужой аккуратно подцепил защелку и открыл клетку. Плюх выбрался и начал деловито обнюхивать острые обсидиановые пальцы.
Черный подцепил хомяка и поднес к лицу. Сейчас упадет, подумал солдат. Все Плюхи падали с самых необычных мест, убегали ,чтобы потом упасть со шкафа за шиворот, выпрыгивали из окон и падали в унитаз. За что и носили свое прозвище, которое не менялось долгие годы. Но сейчас Плюх не упал. Сохраняя на мордочке свое фирменное недовольное выражение, хомяк вцепился пришельцу в лицо. Перед внутренним взором слодата почему-то ярко встали кишки распотрошенного хомяка, намотанные на пальцы-лезвия черного.
- Разве ты никогда не убивал? Как вы защищаете себя?
- Никак. Нам кажется проще покинуть зону опасности.
- Вы никогда не вступаете в конфликты друг с другом?
- Нам это не надо. Вселенная безгранична. Все, что нам надо, найдется в количествах, многократно перекрывающих все наши потребности. Не из-за чего драться.
- Дерутся не только из-за ресурсов.
- А зачем еще?
- Из-за любви, например. Вы знаете любовь?
- Знаем. Правда у нас она не привязана к размножению.
- А как вы размножаетесь?
- Никак. Наше число не менялось с тех пор как мы себя осознали.
- Ну хорошо. Бывает такое что один из вас испытывает любовь к другому, а другой... - Солдат замешкался. Половая принадлежность черного была непонятна. Как и наличие у него пола вообще. Хомяк, поняв, что съесть пришельца не удастся, плюхнулся обратно на стол и побежал в клетку.
- Короче любовный треугольник. Один любит другого, другой любит третьего.
- Бывает конечно.
- И? Ни разу не было что из-за этого кто-то убил?
- Если убить соперника, вряд ли это прибавит тебе популярности в глазах любимой, правда?
Простой логичный ответ. И при этом странный. Нечеловеческий. Естественно убить ради ресурсов, ради денег, ради наследства, ради женщины, на всякий случай, просто так и ради удовольствия. Для того чтобы подавить этот инстинкт были придуманы сотни организаций, в одной из которых состоял солдат. Эти организации иногда убивали друг друга за право не давать мирным жителям убивать друг друга. Убийство всегда осуждалось, и при этом было самым естественным поступком человека. Слова "ценность человеческой жизни", сказанные на полном серьезе, были верным маркером психа.
- Сумасшедшие! Точно! Кто-то из вас может сойти с ума и убить другого! Как вы поступаете в таких случаях?
- Что значит сойти с ума?
Солдат опять не нашелся с ответом. Хорошо, пойдем от противного. Быть сумасшедшим, это значит не быть здоровым. Что значит не быть здоровым? Единственный признак душевной болезни -- это консенсус большинства. Один человек не может быть сумасшедшим. Чтобы назвать человека, нужно два других человека. Назвать, прилепить бирку, скрутить и запереть. Или убить.
Вдруг черный заговорил сам.
- Вы понимаете разум как некую машину. Она может работать. Она может сломаться. Все правильно. Но мы понимаем разум как звезду. Она может светить ярко. Или тускло. Или взорваться сверхновой. Или угаснуть. Но как звезда может сломаться?
Плюх деловито попискивает в клетке.
- Знаешь, а ты мне очень напоминаешь это животное.
Кажется, он начал неприкрыто издеваться.
- Разумеется. Мы оба теплокровные, млекопитающие. Между мной и Плюхом куда больше общего чем между мной и тобой.
- Да нет. Просто... Когда я взял это существо, первое, что он сделал, попытался на меня напасть. Мы не воюем. Мы никогда не проявляем агрессию против друг друга или прочих созданий, поскольку не видим в этом смысла. При этом мы можем существовать в открытом космосе и на поверхности нейтронной звезды. А это существо... оно в бесконечное количество раз уязвимее чем я, и попыталось на меня напасть. Вас гонит в войны не нехватка ресурсов, не инстинкт размножения и не борьба против безумия. А инстинкт убийства. Вам просто нравится убивать. При этом вы крайне уязвимы и можете существовать только в чудовищно узком диапазоне тесла, зивертов и кельвинов. Было бы логично, если бы такой инстинкт был у нас, а агрессии не знали вы.
- Это плохо?
- Было бы плохо, если бы вы были бессмертными. Но вы все равно умираете. Какая разница, когда и из-за чего. А так это просто нелогично.
- Наверное ты прав. Мы хомячки. Раса космических саблезубых хомячков.
Допрос окончился. Службист аккуратно выключил диктофон и спрятал его в нагрудный карман. Двое о чем то тихо переговаривались, еще двое о чем то шептались. Потом безопасник с диктофоном встал и протянул солдату руку.
- Комиссия пришла к выводу, что вы с честью представили перед инопланетной цивилизацией звание гражданина страны и человечества, выполнили все инструкции, описывающие поведение при встрече с неземной жизнью, и можете вернуться к несению воинской службы.
Солдат не обратил никакого внимания на потянутую руку, и офицеру пришлось ее убрать, недовольно скривившись.
- Благодарю. Но я не собираюсь возвращаться на воинскую службу.
- Ваше право, конечно. Но не желаете ли объяснить почему?
- Надоело быть хомячком.
- Как пожелаете. - он быстро взял себя в руки и заулыбался так, как будто объявлял о выигрыше в лотерею. Наши вооруженные силы обязаны предоставить любому уволившемуся со службы пенсию и выходное пособие. Мы вас доставим на ближайшую обитаемую планету, на ваш счет будет перечислена сумма, достаточная, чтобы отправиться в любую точку галактики.
- Шум.
- Что?
- Тут нет шума. Мы сидим в ватной тишине. Оборудуйте тут какие нибудь вентиляторы, я не знаю. Чтобы шумели. Мне приходилось включать проигрыватель с музыкой на бесконечном рипите, чтобы не сойти с ума. Вы сюда обязательно еще кого нибудь засунете, рано или и поздно. Пожалейте парня.
- Вы правы, мы очень ценим ваше предложение. Могу я поинтересоваться, куда вы отправитесь после осво.... мммм... получения большей свободы передвижения?
- Туда, где вы меня хрен достанете.
Солдат встал, сграбастал клетку и шагнул в свое солнечное лето 2172.