- Пап, - голос сына прозвучал в трубке так громко, что обедавший вместе со мной Евгений удивленно взглянул на меня, - Пятерка!
Сложив мобильник, я снова взялся за ложку.
- Что случилось у Алексея? - спросил Евгений, отставляя пустую тарелку.
- Пятерку получил. За сочинение, которое мы писали вместе.
- С каких это пор ты стал помогать ему писать сочинения?
- Да тема была трудная. О смысле жизни.
- Ничего себе, - опустил вилку Евгений и пропел: "Лев Толстой в мои года не писал такого".
- Ну, Лев Толстой и позже-то толком не написал об этом.
- Кхе, кже, - чуть не поперхнулся Евгений, - А вы с Алексеем, значит, написали! И что же, если не секрет?
- Какой уж тут секрет, - ответил я, стараясь догнать его со вторым, - мы написали то, что люди знают уже многие века, только до сих пор не осмыслили. Но давай это потом, а то обед заканчивается.
- Нет уж, колись, - потребовал Евгений, хотя сам-то уже взялся за компот.
- Чего колоться -то, - ответил я, сразу отрезая почти половину котлеты, - Всякая жизнь - это эстафета. А жизнь человека - это еще и эстафета разумного, доброго, вечного. Ну, и, конечно прекрасного.
А конкретно? - выпучил на меня глаза Евгений из-за края стакана.
А конкретно, - ответил я, залпом компот опрокинув в себя и берясь за поднос, - эстафета того, что составляет основу всего разумного, доброго, вечного и прекрасного - вечной истины взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей.
Я успел произнести эту фразу до того, как мы с Евгением поставили подносы на транспортер. Дальше разговаривать было некогда, и мы быстренько разошлись по своим отделам.