Мужчина, с трудом дождавшись последней остановки электропоезда, - вышел на перрон. Попутчиков было немного. Станция была конечная, казалось, просто так, без особой необходимости, никто не будет ехать так далеко. К тому же было раннее воскресное утро, и уже, по большому счету, все дачники (за счастливым исключением тех, кто жил на своих садовых участках все лето) приехали за день (а то и за два) раньше.
Игорь Арсеньевич Божов молча стоял на облучке кончавшегося асфальта платформы, быть может, и, не решаясь ступить на начинавшуюся грунтовую дорогу, ведущую (через переезд и пару небольших поворотов) к его домику.
Его никто не ждал. Его вообще никто никогда не ждал. Несмотря на возраст, приближающийся к четвертому десятку, Игорь Арсеньевич был по настоящему одинок.
Выросший в детском доме, он почти совсем не знал родителей (по молодости лет, еще пробовал, было, найти; но заведующая детдомом, с материнским порывом прижав к груди все чаще задававшего ей вопросы повзрослевшего мальчика, призналась, что лучше их совсем не искать. Уже чуть позже он узнал, что родился от одного из соседей, - какого? Никто не знал! - по коммунальной квартире, а мать, лишенная материнских прав, сначала отбывала небольшой срок за тунеядство, а потом и вовсе сгинула на просторах тогда еще Советского Союза), жены у Игоря Арсеньевича тоже никогда не было (была одна женщина, с которой он вроде как и начинал жить, но узнав, что Игорь Арсеньевич, - как оказалось, - был совсем неспособен на какие-то сексуальные отношения, - тут же сбежала от него, обозвав... впрочем, слышать обвинения в свой адрес ему было не привыкать...).
Божов все еще стоял на краю платформы. - Куда он приехал?.. Зачем?.. Начинавшие (словно сами собой) задаваться вопросы были как бы с уже привычным контекстом (заранее безответны, и даже нисколько сами собой ничто не выражали), - и, быть может, у них и вовсе была какая тайная цель (так Божову иногда казалось) внести еще большую сумятицу в его израненную сомнениями да беспокойствами душу. И тогда уже Божов, - словно по привычке, - не обращал на подобные вопросы никакого внимания.
Но вот только сейчас, по-видимому, действительно "зацепило"... А потому он (несмотря на начинавшуюся июльскую жару южной полосы России), как-то неумело запахнулся в наброшенный на плечи плащик (еще были сомнения перед выходом: "брать - не брать?!"), и словно вслед за первым движением, - решился, ступил на дорогу, и еще секунду-другую помедлив в раздумии, - медленно зашагал по направлению к своему садовому участку.
2
Нет, не сказать, чтобы Игорь Арсеньевич совсем так бы "запутался" в жизни. У него была вполне приличная (по меркам небольшого уездного городка) работа, - Божов был старший сотрудник лаборатории санэпидемнадзора, - более менее сносная внешность (позволявшая даже иногда "заглядываться" на него женщин среднего и предпенсионного возраста), - что до семьи, вернее, до ее отсутствия, - то ведь это и не было уж т а к о й большой "бедой" (по крайней мере в эксклюзивном понимании Игоря Арсеньевича); и тогда уже что и беспокоило его... Хотя, пожалуй, слово подобрано не совсем верно... О беспокойстве, вероятно, речи и не шло вовсе. Даже тревоги какой-то (критической, что ли?!) не было. Речь скорее шла о неком неосознаваемом (по крайней мере, спроси его, - и вряд ли бы ответил) процессе отождествления себя с... совсем другой личностью. Вот, как если бы это были "вы", и... совсем не "вы" вовсе... Или, например, вам как будто заранее известно, что должно произойти какое-то событие... готовитесь к нему... а на деле оказывается, что ничего такого и не должно было быть. (Хотя даже если и должно, - хотя бы теоретически почему не предположить - оно может состояться, но... как оказывается... вашего участия в этом совсем даже и не предполагается...). И уж совсем сложно (порой, необъяснимо сложно) было судить, как реагировал на это все Игорь Арсеньевич Божов. И, быть может, здесь стоило добавить, что был этот долговязый, нескладный человек еще и невероятно скрытен. Причем уже сама эта так называемая "скрытность", происходила скорее оттого, что Игорь Арсеньевич не хотел ни кому навязывать свое внимание (а нотки рождающегося было - периодически - любопытства, как говорится, гасил на корню, не давая им вырасти во что-то необъяснимо большее - чем следовало)... и вот как раз от этой его неуверенности в себе (интерпретируемой, - кем и: забитостью; и тогда уже эти, последние, готовы были усмотреть в столь нерешительном поведении Божова чуть ли не комплекс неполноценности) и вот от этой вот неуверенности в себе, - в большей мере страдал он сам. Ибо не проходило и дня, как случалось какое-нибудь событие, - заставлявшее его задуматься о безуспешности (а то, иной раз, и ненужности) бытия.
Но вот, опять же, ни о каких страданиях (душевных... душевных...) речь как будто и не шла. По всей видимости, для этого нужно было иметь что-то иное в психике (быть может, какое отдельное подразделение... душевности?.. ну, хотя бы и так... хотя...), чего, впрочем, у Игоря Арсеньевича - даже на кажущуюся внешнюю предопределенность (предрасположенность) к несчастиям - вроде как, и не было.
...А что тогда было?..
За чередой почти бессознательного желания погружения вглубь себя (чего, по большому счету, Божов как будто и не позволял себе делать), скрывалась (вот ведь не объяснимый факт?!) какая-то внутренняя безотказность; стремление поделиться (и притом вполне искренне) иной раз и со всем уж случайными слушателями - какими своим (наболевшими?) умозаключениями...
Но вот что уже я знаю почти наверняка, если что-то подобное и происходило в глубине души Игоря Арсеньевича, то, по всей видимости, там оно и оставалось дальше. По крайней мере, ничего - даже схожего, или хоть как-то об этом напоминающего - я от него никогда не слышал. (Нет, опять же, здесь можно было добавить, что я и не достаточно хорошо его знал. Да и были мы знакомы, - как помнится, - через какого-то (моего?.. его?..) приятеля. Но уж если сейчас мы и не слыли такими уж неразлучными приятелями, то, по крайней мере, одно время общались даже слишком тесно. Был, знаете ли, какой-то у нас - и, пожалуй, уже необъяснимый сейчас, - внутренний порыв... благодаря которому если мы, иной раз, и не встречались каждый день, то уж созванивались точно по несколько раз в сутки)...
И все же, по всей видимости, для меня Игорь Арсеньевич Божов навсегда (уж вряд ли что-то способно изменить это мнение) остался человеком в чем-то более загадочным... да и непонятным...
Вернее, как (когда-то) выпускник мединститута (к тому же успевший после окончания пару-тройку лет - пока полностью не посвятил себя только литературе - поработать в психиатрическом отделении одной из клиник) я вполне, как говориться, и понимал, и предвидел последствия регрессирующих у Божова изменений в сознаний, но... знаете ли... уже, видимо, брал (внутри самого себя) больше верх литератор, - нежели психиатр... да и так хотелось не замечать чего-то схожего с предметом полученной специальности в своем ближайшем окружении (что, впрочем, не мешало попутно ставить диагнозы)... а быть может, и где-то в подсознании, я еще надеялся, что все образуется...
Не вышло...
Игорь Арсеньевич тем временем дошел до небольшого домика утопающего в зелени (кем-то) высаженных деревьев (дачу он приобрел пару лет назад, когда та последовательно переходила из отчего-то изменявших тотчас после покупки свое решение его коллег, приятелей, да, коллег приятелей, да, приятелей приятелей, - в общем, когда уже казалось, что сам черт готов был "сломать ногу" в переходящих друг к другу "правах собственности", - эта самая дача, оказалась у Игоря Арсеньевича Божова. И, что интересно, в последнюю минуту и сам Божов неожиданно готов был отказаться от покупки. Но купил. А после того как купил - вообще туда не ездил; находя, вроде как, и справедливые доводы отложить поездку до следующего раза; который, в свою очередь, все затягивался и затягивался), проверенным движением (специально тренировался, чертыхаясь и покрываясь испариной, на замке прежних хозяев, пока не выбросил его и не повесил новый) открыл калитку, потом (еще через секунду - другую ходьбы) дверь домика, и... задумался. "А зачем он вообще сюда приехал?". И, ведь, не то что б "дел было невпроворот"... (он вообще сейчас находился в отпуске)... или совсем нечего было делать... (и деревья надо было подрезать, и "колонку" раскачать - вода все время "норовила" уйти поглубже... да, и вообще вполне можно было найти множество, каких-то необходимых, дел в хозяйстве...). Да и речь-то, быть может, шла совсем и не об этом...
Все дело в том, что Игорь Арсеньевич не чувствовал у себя в мозгу осознания необходимости существования... И оттого какие-то собственно дела, - (кажущиеся как будто лишь одним из множества, опять же, лишь следствий - и не иначе - оправданности жизненных механизмов), - разом и вдруг потеряли для него всю значимость... Даже оказались вроде как неуместны... Нет, они вполне могли быть, эти самые "дела"... Но вот если бы их не было - совсем ничто бы и не изменилось...
В общем, еще минуту - другую и Божов готов был запутать сам себя. И тогда уже, видимо, как нечто спасительное и неожиданное, - прозвучал сначала гром.., - а потом и вовсе (почти тотчас же) полил самый настоящий дождь. Дождь, который еще какое-то время находясь в соседстве с удивленным солнцем вроде как и не решался показать всю свою мощь, но потом видимо что-то изменилось - и тогда уже полил он, не обращая ни на что внимание, включая самые максимальные свои обороты... И началась буря...
Но почти одновременно с этим, такая же "буря" началась в голове Игоря Арсеньевича...
Мысли уже не ходили даже, - как еще быть случалось до того..., - в каком-то подобии порядка, а уже яростно и с каким-то остервенением принялись наскакивать друг на друга... Так что в какое-то мгновение и перемешалось все... а у самого Божова как-то быстро затуманилось сознание... Стало быть может вообще ни до чего... А в какой-то момент ему показалось что их - мыслей - и вовсе не стало... Ну как будто их и вовсе никогда не было... И вот тогда уже в этой самой пустоте, - начинало казаться и самому Божову, что он невероятным образом растворяется во всем этом... И, быть может, он еще и хотел уцепиться хоть за какой обрывок мысли... Но уже перестал понимать - чья она была?... Была ли она как-то связана с сознанием?... Или принадлежала исключительно бессознательному?... Божов не мог это понять... А быть может, и боялся... Ведь случись какой другой ответ (хотя невероятно сложно было угадать какой на самом деле ответ нужен), - и куда-то безвозвратно исчезнет то, что его еще недавно окружало... То, что давало силы жить... И выживать... И выживать...
И тогда уже, более чем сознательно (или бессознательно...), Божов стал ожидать провала в пустоту... Что вскоре и произошло... И тогда он (где-то краем сознания) ухватил остаток последнего момента своего земного существования, и внезапно ощутил окружающий мир, как бы в ином ракурсе изображения... под каким-то, до сего момента не видимым углом изображения... А, быть может, это уже и нельзя было назвать собственно, каким-то изображением... Ибо происходило все в каком-то ином формате восприятия... А быть может (и такая версия, в какой-то момент пронеслась перед ним) ничего похожего и не было... Не было вовсе... Ибо так или иначе, но мы и видим, и чувствуем, и даже предполагаем, - что хоть как-то (в идеале) способны оценить и почувствовать... И тогда уже, - основываясь на какие-то привычные рамки изучаемых позиций (исследования?), - мы начинаем внезапно осознавать (особенно если это происходит не в первый раз, хотя второго, вероятно, и не бывает), что в такой вот суматошной спешке перемещаемых предметов - способно было запутаться воображение, подсознательно проецируемое на мозг Игоря Арсеньевича, затуманенный, да распалившийся от навалившихся на него странностей и лабиринтных загадок - и уже сам Божов, видимо не выдержав подобного напряжения, - как-то неестественно распрямился, словно пытаясь ухватить что-то далекое и неосязаемое, а уже в последующее мгновение - свалился он замертво подле порожка своего дачного домика. Сознание ушло, а бессознательное, в затаенном восторге уже готовое было возрадоваться - враз как-то сникло, и уже в последующее мгновение - оно отправилось в бесконечное путешествие по неподвластным далям непознанного и непонятного... Непонятного, конечно же, для нас, смертных, но никак не для него...