Можно было бы конечно сказать, что он заранее ошибался. Но если уж так, то подобное можно было говорить часто. И, несмотря на это, с позиции иного подхода все подобные мысли о Владимире Пушкарском будут неверны. Не слишком он был прост, чтобы стало возможно так-то уж легко делать о нем какие-то выводы. Даже, может быть, он был сложен. Иной раз - даже более чем. И при этом - старался на мир смотреть по-простому. И именно это, быть может, как раз и смущало остальных. Хотя, может быть, и не смущало. Тут уж, как говорится, смотря с какого подхода подобный вопрос рассматривать. Сам Пушкарский предлагал как минимум три варианта "восприятия себя".
По первому, ему бы хотелось, чтобы его вообще никак не воспринимали. Так, словно бы его не было вообще. Не существовало.
По второму, Владимиру понравилась бы исключительно положительная характеристика его жизни. Так, что все, что он совершал - преподносилось бы с позиции позитива.
Третий вариант предусматривал определенную долю критики его дел, но с такими коррективами, что критика эта не должна была касаться каких-либо судьбоносных решений, принятых им в жизни. Что было, в общем-то, невозможно. Это понимал и сам Владимир Пушкарский. Который к своим сорока двум годам на совершал столько ошибок, что никак не мог избавиться от чувства вины, мучавшее его. Причем, иной раз, мучившего настолько, что Пушкарскому хотелось, чтобы поскорее наступил страшный суд; и он разом за все или оправдался, или получил свое наказание, чтобы поскорей отбыть его, и зажить спокойно.
Жить в спокойствии, это, пожалуй, было чуть ли не единственным, чего он по настоящему желал. Желал, но не мог позволить. И виной тому, прежде всего, был он сам. Потому как день ото дня находил столько негатива в окружающей его жизни, что загонял себя в угол стремлением исправить этот негатив.
Не получалось. Тогда он стремился... К чему он на самом деле стремился, Владимир знал весьма условно (можно сказать только догадывался). Но уже точно было то, что подсознательно этот маленький человечек с немного излишним весом тела желал добиться в жизни какого-то результата. И учитывая, что в большинстве случаев происходящих с ним в жизни результат был отрицательный (по крайней мере, в его восприятии), он хотел результата положительного.
Что не всегда удавалось. Но ведь он стремился. И чем больше проходило времени (дней, месяцев и лет), тем более подобное стремление вызывало уважение у тех, кто наблюдал за Пушкарским. Хотя и наблюдал, конечно же, не совсем верно. Это я каким-то образом старался держать Владимира в поле зрения. Мне он был по некоторым причинам интересен, да и любопытно было проследить, чем закончится его борьба.
Что же касается других (тех, кто знал Володю Пушкарского), то наверняка им он тоже был интересен. Хотя бы в качестве человека, который решил бросить вызов судьбе, стремясь пустить ее по несколько иному направлению. Добившись успеха, который раннее был ему не свойственен.
Работал Володя в каком-то КБ, чем-то сродни чертежнику. Работа как работа, с небольшим заработком и уймой свободного времени.
Коллеги Пушкарского занимали свободное время употреблением алкоголя (круглогодично), или поездками на дачу (в весенне-летний период). Пушкарский же в свободное от работы время (ну, то есть, когда не удавалось заполучить должное количество заказов для занятости) старался остаться исключительно один.
Чем он тогда занимался, было своеобразной загадкой. Можно было предполагать все что угодно, но я знал, что Пушкарский все свободное время тратил на повышение самообразования. Читал, в общем. Много и весьма упорядоченно. Наметив для себя спектр научных интересов и литературно-художественных пристрастий. И всецело погружаясь в знания.
Но проблема в душе Володи на самом деле не исчезала. Да это даже была и не проблема. Ну, или если проблема, то уже можно было допустить, что подобной проблематикой была преисполнена вся жизнь Пушкарского. Ибо он вдруг заметил, что чем больше получает знаний, изучая книги (преимущественно научные; при чтении художественных подобного пока или не наблюдалось, или же наблюдалось в меньшей степени), тем больше в его душе начинает развиваться какая-то странная и загадочная тревожность. Загадочная, потому как не была подтверждена чем-то происходящим в реальности. Ну, то есть, какие-либо совершаемые Владимиром поступки на самом деле не имели настолько вредного для других характера, что стоило о свершенном переживать или раскаиваться. Вот ведь в чем вопрос.
Володя, конечно, все равно переживал. Он вроде как и стремился как-то выправить ситуацию, да на самом деле уже вскоре мог признаться, что у него ничего не получается.
И несмотря на все его стремления к позитиву - все это было действительно так. Не удавалось и все. А то и тревожность вдруг начинала нарастать. И тогда психика Владимира Пушкарского и вовсе находилась на грани безобразия. А все попытки ситуацию изменить - оказывались бесперспективными. Неудачными, в общем.
И вроде как уже начинало казаться ему, что и нет никакого выхода. Да потом все внезапно проходило. Исчезало словно бы и само собой. А на место тревоги - приходила неописуемая радость. Патология, в общем,--понял Пушкарский, и пошел на консультацию к знакомому психотерапевту.
Тот его встретил с распростертыми объятиями. Но Володя заметил в его взгляде что-то такое, что постарался свести свой приход на желание просто увидеть давнишнего товарища. Чем весьма озадачил психотерапевта.
Впрочем, Нуриф Абасович не показал вида. Товарищи вполне любезно поговорили, после чего Володя неожиданно засобирался домой, сославшись на необходимость доделать ряд дел.
Нуриф Абасович не стал задерживать приятеля, в дверях предложив при случае обращаться за помощью, если вдруг возникнут какие-либо дискомфортные состояние.
Пушкарский тогда как-то странно на него посмотрел, и уверил товарища и психотерапевта, что как раз с ним всегда все было в порядке.
--Ну, ну,--подумал Нуриф Абасович, и крепко пожал больному руку.
--Сволочь,--подумал Пушкарский, спускаясь со ступенек психологического центра, где работал товарищ.--Да и больше он мне не товарищ,--зашла, было, на очередной виток спирали мысль Володи Пушкарского, как он вдруг неожиданно поскользнулся, и упал.
--Вот же сука,--медленно приподнимаясь и не в пример четко выговаривая слова (обычно Пушкарский немного жевал их когда говорил) произнес Володя.--А все из-за него...--неприязненно он посмотрел на окна центра (к тому времени Пушкарский как раз вышел на улицу).--Если возникнет дискомфортное состояние - приходи,--язвительно передразнил он Нурифа Абасовича.--Приходи... А вот возьму и приду,--неожиданно подумал Володя, и повернувшись, вбежал по ступенькам, рванув дверь медицинского центра (в его сознании промелькнуло, что раньше ему показалось что центр был психологический, сейчас он прочитал что медицинский),--сами не могут разобраться, пробурчал Пушкарский, и еще через несколько минут вдруг понял, что он забыл нахождение кабинета Нурифа Абасовича.
Пришлось спускаться вниз и справляться в регистратуре.
--У нас такой не работает,--нежно проворковала медсестра с отвлекавшей взгляд грудью, явно не вмешавшейся в белый халат (то ли грудь слишком большая, то ли халат не по размеру,--отчего-то зло подумал Пушкарский, не сводя глаз с явно засмущавшейся девушки).
--Простите?--очнулся Пушкарский.--Как Вы сказали?
--У нас такой не работает,--вежливо повторила медсестра.
--А вот взять бы тебя и трахнуть,--подумал Владимир.--Простите, девушка,--вместо этого сказал он.--Я практически только что вышел из кабинета Нурифа Абасовича. И мне хотелось бы в этот кабинет попасть снова,--улыбнулся Пушкарский, как ему показалось обеззаруживающей улыбкой.
--Но у нас и правда такой специалист не работает,--растерялась медсестра.--Если хотите, я скажу вам номер кабинета заведующего отделением ("на каком вы были этаже"?--посмотрела на него девушка, переводя глаза в книгу учета, и собираясь по ней определить к заведующему какого отделения направить мужчину).
--Мне не нужен заведующий отделением,--вежливо произнес Пушкарский (у него вновь получилось четко проговорить все слова, что он не без радости отметил про себя).--Я хотел бы попасть только к Нурифу Абасовичу Магомедову.
--А, так вы к Магомедову?--изумленно посмотрела на него медсестра.--Так он уже ушел.
Пушкарский как-то странно посмотрел на нее.
--Простите?--на всякий случай переспросил он.
--Ушел, ушел,--кивнула медсестра.--Прямо перед вами и ушел.
--Куда ушел?--не понял Володя.--Если я зашел обратно как только вышел, и его не встретил, то как же он мог уйти?--проговорив вслух определенную мыслительную работу Владимир Пушкарский, подозрительно посмотрев на девушку из регистратуры (взгляд Владимира вновь скользнул по ее объемной груди, и он подумал, что все-таки было бы неплохо ее...)
--...Я говорю его уже не будет,--услышал Пушкарский доносившиеся до него слова девушки.--Приходите завтра.
--Да не хочу я завтра,--произнес Владимир, но, заметив, что за ним уже образовалась небольшая очередь, извинился перед девушкой, и направился к выходу.
Выйдя из медицинского центра (Пушкарский различил, что на входе было написано медицинский центр), Владимир Петрович задумался. Ему вдруг очень захотелось обхватить необъятные груди той девушки из регистратуры. Хотя он понимал, что делать этого, в общем-то, не стоило. В общении с девушками Владимир вообще чувствовал некоторый дискомфорт. С одной стороны,-- ему их всегда хотелось. А с другой,-- он как-то стеснялся в этом признаться. И ему оставалось лишь мечтать, что когда-нибудь он попадет в такие условия, когда появится возможность не скрывать своих желаний. Признаться в них. Явно угадывая ответное желание у какой-нибудь девушки.
В последующие несколько дней ничего не изменилось.
Владимир все так же ходил на работу, уходил с работы, дома занимался самообразованием (жил он один), и практически все так же мечтал о какой-нибудь девушке, с которой мог бы предаться тем фантазиям, которые нет-нет да и подступали к нему из подсознания (дальше он обычно их старался не выпускать).
А потом к нему неожиданно пришел Нуриф Абасович. С девушкой из регистратуры. Как-то довольно просто обосновав свой приход желанием помочь давнишнему товарищу.
И, получается, подумал Владимир, каким-то образом угадав его желания.
На самом деле, как понял Владимир, девушка из регистратуры рассказала Нурифу Абасовичу о разыскивающем его товарище. А тот каким-то образом догадался (выслушав ее эмоционально насыщенный несуществующими подробностями рассказ), о чувствах девушки из регистратуры к Владимиру Пушкарскому (угадав в ее описании образ Пушкарского).
Через время, попив чая с водкой и наговорившись вдосталь, Магомедов ушел; а девушка осталась.
А еще позже, она собрала вещи, и перебралась к Владимиру. Жить. И заниматься с ним теми делами, о которых до этого он был вынужден лишь тайно мечтать.
--Все тайное когда-то становится явным,--подумал Владимир Петрович, и на какое-то время успокоился. Тревога и сомнения его больше не беспокоили.
Отпустив хотя бы на время, пока не закончатся деньги, которые заплатил Нуриф Абасович девушке из регистратуры (наказав строго-настрого молчать о том Пушкарскому). Да и, если честно, она и не хотела брать эти деньги. Да уже настоял Нуриф Абасович. Ведь он хотел своему товарищу только счастья (пусть и счастье обеспечивалось в рамках задуманного им эксперимента). И знал, что счастье гораздо прочнее и надежнее, если оно подкрепляется еще и финансовым подспорьем. По крайней мере, так оно действительно надежнее,--решил Нуриф Абасович Магомедов. А Владимир Пушкарский, так тот и вообще радовался чему-то своему, предпочитая не упоминать вслух причины радости, словно опасаясь, что та может исчезнуть.
--Ну а будущее покажет,--улыбался в это время Нуриф Абасович, переводя очередной транш на счет девушки из регистратуры. Хотя какая там регистратура. Там она уже не работала...