Но он не слушал никого. Он не слушал протяжного завывания ветра. Не слушал, о чем ему шептал снег, стекающий по лицу холодными, тонкими ручейками; и этот же - уже растаявший снег - заползал ему в губы, словно умоляя - замолчать.
Но ведь он и так молчал!
Он давно уже молчит.
Он просто боится говорить. Боится, что его совсем не поймут. Поймут не так, как того хотелось ему. Поймут "не так".
А значит, и действительно, - совсем "не поймут".
И что ему тогда остается?
Не остается ли ему и правда - замолчать!? Замолчать окончательно?! Замолчать навсегда!? Кому нужны его слова? Кому нужна правда об этом мире, - мире который совсем не тот, за который он выдает себя...
Но все почему-то делают вид, - что ничего не происходит...
Что все вокруг "происходит" так, - как это было и десять, и сто, и двести лет назад... Лишь, быть может, изменилась с тех пор одежда людей... Да, чуть-чуть подправился, овеянный новым временем, язык... Да, изменилась архитектура... Да, появились... Впрочем, что там только не появилось...
- Но не это... не это, ведь, главное! Почему никто упорно не хочет замечать, что изменилось взаимоотношение: между людьми и окружающими предметами.
И даже совсем не то, что изменились взаимоотношения между самими людьми. Об этом ли уже не писали!
Ну, пусть важно и это... Но, ведь, совсем не об этом он сейчас...
...Его никто не понимал. Его не понимал никто уже давно. А он как будто не только чувствовал это, - но и боялся говорить об этом.
Окружающий мир словно расслаивался на его глазах (наподобие того, как "расслаивается" некогда казавшийся еще единым целым торт, когда вы его разрезаете); или как корабль неожиданно выползает на вас из тумана, а потом уже как вроде бы и превращается в нечто странное и непонятное; о чем уже и подумать страшно.
Каждый день (много раз за день) он удивлялся всему тому новому, что удавалось обнаружить ему.
- Вот бы об этом рассказать другим! - уже не раз порывался было он; да просто боялся.
И не то, что его могли не понять! В этом ли беда! (Не успев объяснить раз - можно это попытаться сделать в другой!). Хуже было то, что его могли принять за сумасшедшего!?
А вот это было бы уже поистине страшно. Ведь тогда бы - впредь уже не поверили бы ни одному его слову.
А он знал - что все, что он видел сейчас - это только начало. И это было почти совсем ничто - перед тем, что ему предстояло увидеть еще.
А потому он цеплялся заостатки уходящего сознания.
Стремясь зафиксировать все, что было возможно. Что ему казалось возможным. Что вообще - запоминалось. И он осторожно (боясь, что-либо упустить, или помешать появлению чего-нибудь), погружался в свое бессознательное.
Это было уникальное путешествие.
Наверняка, кто-то такое уже испытывал и до него. Но ведь вопрос-то в том, - что мог ли кто-то, это описать так же, как он?..
И чем больше он оказывался на той стороне собственного сознания, - тем больше ему совсем и не хотелось возвращаться.
И на какое-то мгновение он вдруг почувствовал, что упускает эту возможность - вернуться. Что он просто начинает терять эту грань между правдой и вымыслом, между иллюзией и реальностью, между свободой (еще недавней свободой, которая так радовала его), - и тем ощущением бездны, которая теперь обхватывала со всех сторон.
И совсем не было возможности что-то противопоставить ей.
И совсем не было возможности - помешать ей.
И совсем не было возможности - вернуться обратно.
...Но самое печальное было то, - что ему уже и не хотелось возвращаться.
Он словно почувствовал, что что-то именно в этом (новом для него) мире - стало ближе ему, и родней.
Стало родней настолько, что у него даже не было уже возможности сравнить это с чем-то (с чем-то теплым, родным, желанным), что было у него раньше. Что он мог бы испытывать когда-то. Да, наверное, все же и испытывал.
Но то, что было сейчас, - как будто на миг подменило собой все, что было. Как и то - чего, еще совсем не было. Но могло быть.
И он решил не испытывать судьбу.
И он решил остаться в этом - другом мире.
И ничто не могло уже помешать ему.
Как вроде бы ничто и не звало его обратно.
Так зачем было возвращаться?..
P. S. И он все больше и больше проваливался в бездну безумия, теряя остатки разума. Но самое удивительное было то, что ему в этом мире было действительно лучше.