Но если подойти к подобному вопросу беспристрастно (да еще с долей вымысла), то тогда все оказывалось не так печально. Хотя бы потому, что Скворцов искренне верил в свою мечту.
У него была даже не одна мечта. И долгими одинокими вечерами рассматривая ее, Алексей верил, что когда-нибудь все произойдет наяву. Случиться, так сказать.
Причем его немного в меньшей степени интересовал сам факт воплощения подобного. И он скорей всего рассматривал исполнение данного желания как итог некого существования. Ну, или другими словами - как претворение какого-то своего особого желания в жизнь.
И надо заметить, у Алексея Скворцова были все шансы, чтобы нечто подобное действительно состоялось. Претворилось, так сказать, в действительность. Причем уже словно бы и оказывалось неважным, что все, о чем мечталось Скворцову - было из разряда ну не то чтобы не исполнимого (никто не знает до конца, что с ним произойдет завтра), но словно бы какого-то отдаленного. Того, о чем хотелось как раз мечтать.
Скворцов мечтал, и со временем находил он, что его мечта вполне имеет право на существование. Пусть даже не сразу, но то, что когда-нибудь это случится, в это Алексей вдруг удивительным образом поверил. А поверив - удивился себе. Но и даже это удивление уже не способно было отвратить его от начала претворения мечты в реальность. Ведь так выходило, что он вдруг решил, что его мечта должна действительно претвориться в реальность. Причем не в какое-то недостижимо-абстрактное время, а, что называется, - во время самое ближайшее.
И это уже был повод задуматься.
Но и задумавшись, Алексей не находил способов как-то воспрепятствовать претворению мечты в реальность. Более того. Рассматривая вопрос собственных чудачеств (он это иногда называл так), Алексей нисколько не был уверен, что у него что-то не получится. Не верил и все. Он вообще мало во что, в последнее время, верил. Словно оставляя веру для своей мечты. Мечты, в реализации которой вдруг стал испытывать столь сильное желание, что действительно рассчитывал, что все у него получится.
--Ну а разве возможно иначе,--бывало, рассуждал Скворцов, и находил, что, по сути, иначе никак и не возможно.
И уже следующим шагом было его непременное желание во что бы то ни стало реализовать свои фантазии. Ведь мечта Алексея была фантазия. Некая иллюзия того, что вряд ли могло совершиться, но мечтать о которой весьма и весьма хотелось. Причем со временем самому Алексею уже становилось понятно, что ему никогда толком не удастся сформулировать мечту, но даже после такого осознания, он продолжал ясно видеть смысловую сущность мечты, и ее фееристичную притягательность. И даже если еще немного подумать...
Но думать об этом Алексей не хотел. Он знал, что подобное размышление приведет к заострению мысли на проблеме. А потом окажется, что никакой мечты нет. В том смысле, что она есть, конечно, она останется, но вот уйдет ее смысловая притягательность.
И такая мечта будет ему уже не нужна.
Скворцов ревностно относился к подобному. Он понимал, что именно мечта до сих пор помогала ему как-то идти по жизни. К чему-то стремиться. Может быть даже чего-то достичь, хотя младший научный сотрудник Алексей Митрофанович Скворцов пока не знал, действительно ли его должность тот потолок, к которому он всю жизнь стремился. Причем Скворцову было уже 47, и какие-либо перспективы роста в его представлении были весьма сомнительны, хотя и возможны. Ведь Алексей верил в мечту. И пусть мечта эта пока не была точно сформулирована,-- ее излучение расходилось, проецируясь на все остальное. В том числе и подтягивая за собой другие мечты. Ведь мечта, как сейчас понял Скворцов, не есть нечто совсем уж абстрактное. Она наверняка несла в себе, как догадывался Скворцов, какую-то определенную смысловую нагрузку. И это все помимо того, что все же главная мечта была у него одна. В то время как наличие этой главной мечты нисколько не исключало существование и других мечтательных иллюзий. И быть может как раз это помогало Алексею Скворцову не только до конца не избавиться от своей мечты (попытки такие вроде как были), но и стремиться добиться ее чуть ли не вечного существования.
И так было необходимо еще и потому, что Скворцов знал: как только его мечта воплотиться, она исчезнет. А если исчезнет, Скворцову станет очень и очень грустно.
И потому он лелеял собственную мечту. И потому он стремился, чтобы она не прекращала своего существования. Не прекращала никогда. А он...
--А он уж подстроиться под ее существование,--сказал себе Скворцов, и был, в общем-то, доволен происходящим. Да и как он мог быть не доволен. Ведь у него была мечта, и это на сегодняшний момент для него было самое главное.