'Я абсолютно убежден, читатель, что все мы играем выбранные нами роли'
Э. Лимонов
Глава 1
--Он сказал чтобы ты ни о чем не думал,--потушив сигарету в пепельнице, Андрей внимательно посмотрел на Дмитрия.-И я думаю он прав,--добавил он.
--Да прав-то прав,--вздохнул Дмитрий Васильевич Соболев, сорокапятилетний лысоватый мужчина среднего роста и слегка округлого телосложения.-Вот только правда-то его... однобокая, что ли...
--Это почему?-не понял Андрей.
--Ну как же?-удивился Дмитрий Васильевич.
На удивление Андрея он уже ничего не сказал. Пытался. Но не получалось. 'Видимо в голову ему лезет откровенная ерунда',--подумал Андрей про своего старшего товарища. Они знали друг друга давно. Познакомились на заводе. Дмитрия Васильевича тогда повысили, и он стал начальником отдела. А Андрей Фугов пришел на должность молодого специалиста. Друг другу они приглянулись сразу. Поэтому, проработав три года бок о бок, ушли сразу после начала Перестройки сначала в кооператив, а после разорения того - в коммерческую фирму. Которая тоже вскоре развалилась. И после этого успевшие к тому времени сдружиться мужчины друг друга не видели.
Встретились они недавно. Андрей (Андрею было тридцать семь) работал редактором журнала. На должность ответственного секретаря и был принят Соболев. Прежний ответственный секретарь спился. Соболев не пил. Быть может это и решило выбор Минина, главного редактора, который рассудил, что такого специалиста (судя по грамотам и аттестатам предоставленным Дмитрием Васильевичем) найти необычайно сложно, и положил новичку сразу двойной оклад. Расщедрился.
Через две недели Минин понял, что Соболев зануда. Еще через неделю он вынужден был признать, что Соболев все же пьет. А еще через неделю и к концу месяца работы Карл Абрамович Минин принял решение Соболева уволить. Причем порывался с позором.
--Иди к нему,--умоляющими глазами посмотрел на Соболева Фугов.-Уговаривай, расскажи, придумай что-нибудь. Он должен отказаться от своего решения.
--Ну, не знаю,--с сомнением покачал головой Соболев.-Думаешь, на что-то еще можно надеяться?
--Ну, а почему нет?-убежденно произнес Фугов.-Ведь не зверь же Минин...
Андрей знал, что Минин как раз зверь. Год он работал под его началом, и за этот год Минин уволил в общей сложности человек двадцать. Притом что семь человек выгнал с работы сразу, как только пришел. Еще пять - в течении первого месяца. Нет, зверем он не был. Он был хуже. Он был параноик. И через время ему начинало казаться, что против него готовится заговор. И он убирал ('вынужденно убирал',--как убеждал себя) возможных зачинщиков.
На самом деле бредом это было полнейшим. Газета была не только частная, но и Карл Абрамович был единственным акционером. У него был даже не контрольный пакет акций. Все было его. Он сам узнал о том, что некогда одна из крупнейших газет Питера разоряется. И спас ее своими финансовыми вливаниями. И как ни странно, действительно спас. И даже она стала приносить прибыль.
Можно было поражаться деловой хватке Минина. До пятидесяти трех лет он работал в федеральном агентстве по коммуникациям. А потом неожиданно ушел с, в общем-то, нелепой должности государственного чиновника, и стал владельцем собственного органа печати. Чему, в принципе, можно только радоваться. Если не знать о климате, который царил в коллективе. Все ходили буквально на цыпочках. И терпели. Терпели, потому что платил Минин им достаточно много. Больше чем в большинстве российских изданий. И это притом, что на самом деле финансовое положение издания было совсем не такое, чтобы платить подобные оклады. Деньги Минина снимал с нефтедолларов. Его тесть был нефтяной магнат. И считал своим долгом ежегодно перечислять на счет зятя сто тысяч долларов. Помимо небольшого количества акций, которые подарил ему после свадьбы на его дочери.
Минин нефтедоллары старался не тратить. Он сразу купил себе все необходимое (квартиру, машину, и прочее), и все остальные полагающиеся ему деньги просто откладывал. На черный день.
Периодически он оттуда все же снимал какие-то суммы. Супруга считала - на забавы. Газету мужа она считала забавой. Сам Минин полагал, что вполне имеет право на увлечение. Сейчас этим увлечением была газета.
Минин знал, что через какое-то время он откажется от газеты. Продаст. Но пока наличие собственного издания в какой-то мере ему шло на пользу. Он не только тешил собственные амбиции, отсеивая тот или иной материал, и пропуская другой в номер, но и управляя многочисленным коллективом -- реализовывал свои амбиции. Властные желания.
Причем не только командовал подчиненными, но и действовал порой жестоко. Выговаривая за мельчайшую провинность, увольняя с работы, и вообще со стороны казался настоящим монстром. Или еще вернее сказать - князьком. Этаким удельным князьком.
Маленького роста, пухленький, с взъерошенными волосами Минин и на самом деле казался себе князем.
--Гад он,--тяжело вздохнул Соболев. Он уже понял, что ему придется идти к Карлу Абрамовичу и упрашивать (вероятнее всего придется именно упрашивать) его отменить собственное решение. Ну, или хотя бы отсрочить его. На месяц. За месяц Соболев надеялся, что или уговорит старого еврея (за глаза главреда называли старым евреем) отказаться от увольнения, или же найдет новую работу.
Где он будет искать новую работу, Соболев не знал. Да и, если честно, ему этого не особенно хотелось. Он как-то на удивление сработался с коллективом. Да и здесь работал его старинный приятель Андрей Фугов, который возглавлял отдел культуры. В общем, Соболев намеревался удержаться. На крайний случай он готов был сказать Минину все что о нем думал. В лицо. Так просто он уходить не собирался. (У Соболева, было, еще промелькнула мысль, что можно подловить Карла Абрамовича где-нибудь в подъезде и отпиздить. Но почти сразу - пообсасывая подобную мысль с разных сторон - от подобной идеи он отказался. Некрасиво бить людей.)
--Может дать ему денег?-посмотрел на Андрея Соболев, уже выйдя из кабинета и заглянув вновь.
--Не стоит,--улыбнулся Андрей. На самом деле улыбка получалась вымученной. Ему уже порядком надоел старый приятель. Тот и на самом деле был нудным. А еще Фугов подозревал, что Соболев с возрастом поглупел. И была бы воля Андрея - он бы и вообще с ним не общался.
К Минину Соболев не пошел. Он только вышел из кабинета Андрея, и ему сразу встретилась секретарша Нина. Нину он и трахал до конца рабочего дня, закрывшись в кабинете Минина (тот внезапно уехал, сказав, что будет уже только завтра).
На следующий день Соболев пришел на работу как ни в чем не бывало. Притом что приказ об его увольнении пришедший утром на работу Минин распорядился вывесить на доске объявление. Секретарша Нина не только была его любовницей, но и на нее Минин возлагал определенные надежды. А тут она совсем не вышла на работу. Да и, как ему сообщили, вообще с трудом ушла предыдущим днем с работы. Закрывшись с Соболевым в кабинете и напившись там. А о том, что они там делали, Минин думать боялся. Но вполне догадывался.
Уволить секретаршу он не мог. Нина была не просто секретарша и его любовница, но еще и родственница его хозяина. У Минина был хозяин. При встрече он его так и называл: хозяин. Хозяин когда-то занимал министерскую должность в правительстве Николая Рыжкова. Да и потом на пенсию по сути не ушел. Тайно манипулируя людьми, которым он собственноручно когда-то помог занять какие-то посты. И которые были ему очень сильно благодарны.
Одним из таких был Карл Абрамович Зельдин. Взявший по настоянию хозяина фамилию Минин. В каких-то сводках имя-отчество обычно шло инициалами. А фамилия была на виду. И еврейская фамилия могла помещать продвижению.
Минин хозяина боготворил. Несмотря на то, что давно подозревал, что тот заметно подрастерял свои позиции. Да и связей у хозяина таких уж не было. Стоило всем, кому он когда-то помог, отказаться от тайной службы ему, и все. Хозяин был бы уже не хозяином.
И хотя Минин понимал, что поступить так было бы откровенным свинством, иной раз он мечтал о том, что было бы, если бы... Дальше, впрочем, дело не шло. Минин продолжал служить своему хозяину. И готов был выполнить любую его просьбу. Расценив ее как приказ.
О наличие у Минина хозяина никто не знал. Все считали его фигуру достаточно самостоятельной. И тихо ненавидели. Но терпели. За те деньги, которые он им платил, можно было и потерпеть. Ну а почему нет?
Глава 2
Василий Старобойников был гей. Многие удивлялись, как он мог стать таковым с подобным именем и фамилией.
Но сам Василий не удивлялся. Геем был его отец и его дедушка. И ему хотелось даже пошутить, что подобная склонность к мужскому телу передалась ему по наследству. Но шутить об это было не принято. С этим необходимо было просто смириться. Василий и смирился. До последнего, впрочем, стараясь не поддаваться на страсть к мужскому телу. У него было пять детей и жена-монашка. Ну, в том плане, что по внешнему виду она напоминала монашка. Ходила в строгих платьях, не пользовалась косметикой и контрацептивами, и была холодна к сексу. За десять лет семейной жизни Василий трахнул ее всего пять раз. С периодичностью в несколько лет. После каждого раза она забеременивала. И с тайной радостью находила причину отказа от секса: мешал живот. Да Василий, впрочем, и не настаивал. Любовью он занимался с мужчинами. Мужчины все были старше Василия. И с удовольствием трахали его. А он получал от этого удовольствие. Каждый раз не забывая благодарить их за это.
Почему знаю об этом я? Василий мне рассказывал сам. Стоило ему только напиться, как этот грузный сорокалетний мужчина изливал кому-то душу. Часто этим кем-то оказывался я. Мне не хотелось, чтобы об откровениях Василия узнал кто-то еще. Как мог я старался это предотвращать. А вот время разговора с Василием осторожно сподвигал его к новым рассказам. Чтобы он не повторялся. Даже два раза слушать одно и тоже было неинтересно.
Мне казалось Василий переживал из-за своей сексуальной ориентации. Пусть он стремился показать обратное. Меня было не провести. Наблюдение за людьми и последующий анализ их слов, жестов, поступков было моей профессией. После этого мне оставалось лишь перенести все на бумагу. Василий же, словно подозревая о моем действительном любопытстве к его персоне, откровенно мне обо всем рассказывал. А я... Я был только благодарен ему за это.
Работал Василий рабочим. Это тоже было для меня откровением. Рабочий - пидарас, это немного не укладывалось в голове. Также как было бы странным, если бы с плотниками или с грузчиками случались депрессии. И когда я узнал что такое возможно (несколько человек соответствующих профессий мне сказали о том) понял, что в нашей стране возможно все. Хотя и, наверное, и не только в нашей.
Василий Старобойников познакомился с Мининым и стал его любовником. Причем теперь не Василия имели, а Василий был первым номером, активным голубым. Пассивная роль досталась Минину. Отдаваясь, Карл Абрамович вероятно вспоминал, как когда-то трахал секретаршу Нину. Теперь вместо Нины был он. А Василий, поддерживая его за ягодицы своими волосатыми пальцами, вгонял раз за разом в лузу шар.
Так получилось, что Минин взял Соболева обратно. Причем сам Дмитрий Васильевич не приложил к этому усилия. За него с Мининым договорился Старобойников. Почему? Не знаю. И даже не хочу догадываться. Пидарасом Соболев не был. Думать обратное не хотелось. Быть может он понравился Старобойникову? Или этот человек с крестьянским лицом просто был за справедливость. А по справедливости Дмитрия Васильевича Соболева увольнять было не за что.
Глава 3
Уже несколько дней Фугов старался отогнать от себя навязчивое желание занять кресло Минина. Это было невозможно, если Карл Абрамович не пожелает уйти сам.
Судя по всему, сам он уходить не собирался. Выжить с места его было нереально. Минин был хозяин газеты. Разве что...
Фугов совершенно случайно узнал, что у Минина был настоящий хозяин. Как его звали и кто он был, Фугов не знал. Но когда увидел своего начальника в обществе высокого пожилого человека с властными чертами лица заинтересовался этим. И стал наводить справки.
На одном из этапов сбора информации его вежливо предупредили, чтобы он добровольно отдал 'все что нарыл'. И... Андрей испугался и все отдал. И пообещал... В том состоянии он готов был обещать все что угодно. Но когда вернулся домой - понял, что во что бы то ни стало должен встретиться с хозяином парней и хозяином Минина. Андрей Фугов уже не сомневался, что у Минина есть хозяин. И Фугов знал, что должен с ним встретиться. Зачем?
Как ни странно, об этом Фугов не знал. У него было интуитивное предчувствие, что подобную встречу ему сделать необходимо. И что уж наверняка, осознание того, что и как говорить придет на месте. Или на подходе к месту. Да и встреча вообще может не состояться. И, в общем, надо думать о том, как встретиться...
Как ни странно, Маврикин Ипполит Андреевич, хозяин, сам решил встретиться с ретивым журналистом (ему доложили о Фугове). Было ему семьдесят лет. И когда-то он действительно занимал высокую должность в правительстве страны. А теперь был простым миллионером. Подпольным. По привычке Ипполит Андреевич не считал, что должен как-то и где-то светиться. Так ему было проще. И он оставил свой дом на Рублевке и квартиру на Кутузовском проспекте внучке, а сам переехал в Санкт-Петербург. В город, в котором и жил Фугов с Мининым. Да и остальные. И это оказалось как нельзя кстати. Потому что Фугова доставили к Маврикину уже через полчаса после того, как Ипполит Андреевич отдал соответствующий приказ.
На улице к Андрею Фугову подошли двое, и буквально запихнули его в подъехавшую рядом черную 'Волгу'.
У Фугова промелькнула мысль, что его арестовало КГБ. И только когда машина промчалась мимо Литейного 4, пришли первые сомнения. Фугова взяли на Невском проспекте. Черед полчаса машина въехала в ворота небольшой усадьбы в Репино. По документам дом принадлежал все той же внучке Маврикина, Алене Бузе. Двадцати семилетняя девушка была настоящая светская львица. Все что она делала...
Впрочем, ничего полезного она не делала. Шоп-туры, фитнес-зал, косметические салоны... рестораны, ночные клубы, умеренное употребление кокаина и марихуаны, неумеренное употребление алкоголя и сигарет, практически беспорядочные половые связи... Девушка жила в свое удовольствие. Отец с матерью ее были такими же. Семь лет назад Маврикин отправил их на ПМЖ в Грецию. А любимой внучке давал неограниченную свободу. Правда, на всякий случай тайно Алену сопровождал человек Маврикина, настоящий профессионал, бывший сотрудник КГБ Украины. Ипполит Андреевич не любил что-то пускать на самотек.
Фугов Маврикину не понравился. По его мнению, Андрей не был тем человеком, на которого нужно было делать ставки. Но... другого под рукой не было. Да и семидесятилетний Ипполит Андреевич допускал, что мог и ошибиться. А поэтому он подробно посвятил Фугова в план по устранению Минина. Устранение должно было начаться с дискредитации Карла Абрамовича. Весь необходимый компромат Маврикин передал Андрею Фугову. 'Компромат' лежал сейчас в черной папке. Ипполит Андреевич не сомневался, что с помощью этого Фугов сможет сделать так, что Минин сам сложит с себя полномочия.
Практически так все и оказалось. Минин оставил за собой общее управление издательским домом, но уже не вдавался в сам процесс, назначив на должность главного редактора Андрея Фугова.
После этого Минин заказал Фугова. А вместе с ним и Маврикина. А еще и Стародубцева. Его любовник ему надоел. К тому же Минин не сомневался, что Василий стучит органам.
Решив устранить всех троих, Минин задумался. Он вспомнил, что ему еще не нравился Соболев. И следовало свести счеты с бывшей секретаршей Ниной. И вообще, Карл Абрамович понял, что убить нужно многих. И желательно это было проделать последовательно и быстро.
Глава 4
Сукин был уставший молодой человек. Его папа был олигарх. Мама сенатор. Дядя депутат. А тетя -- владелица АПК одного из районов ленинградской области. Молодой Сукин был бездельник и пьяница. В последнее время его слишком часто мучили депрессии. Он пил, как будто выходил из депрессивных состояний, но потом те усиливались. И ему уже ничего не хотелось. Разве что он не мог отказаться от занятий онанизмом. Который практиковал с четырнадцати лет. Сейчас ему было двадцать три. Жить ему уже давно не хотелось. Но он продолжал надеяться на чудо. И жил. Подсознательно предполагая, что это чудо должно когда-нибудь случиться.
Миша Сукин людей, в принципе, ненавидел. Несмотря на юный возраст, он устал от них. Так же, впрочем, как и от жизни. И Сукин вполне мог бы превратиться в суку и гада. Но не мог себе этого позволить. В минуты его более-менее ровного состояния это был необычайно вежливый молодой человек. Он даже не мог никому нагрубить. И уже должно быть потому -- многим нравился. Многим, потому что мало кто догадывался, что на самом деле скрывалось у Миши в душе. В душе Миша был негодяй. Он бы с удовольствием изнасиловал встречавшихся женщин, и убил мужчин.
Но он терпел, пил, и дрочил. И как минимум одному человеку казался счастливым. Другу Сукина, Андрею Фугову.
Фугов и Сукин действительно были друзья. Знали они друг друга шесть лет. Сошлись на любви к книгам. И у того и у другого книги были тайной страстью. Книгами они обменивались, книги скупали. Так было вначале. А потом тоже самое конечно продолжилось, но на первый план вышел поиск малоизвестных современных авторов. И они не только находили их, но и оказывали поддержку. Сукин материальную (у него был счет в банке на полмиллиона долларов), а Фугов информационную. О малоизвестных авторах делались очерки, подготавливались статьи, создавались репортажи. Все было направленно на то, чтобы помочь талантливым, по мнению Фугова и Сукина, авторам стать более известными.
И в какой-то мере друзьям это удавалось. Кстати, именно один из малоизвестных авторов, которым помогал Фугов с Сукиным, и сообщил Фугову о готовящимся на него покушении.
Издав небольшой сборник стихотворений, этот автор зарабатывал на жизнь работой официантом в бане. Номера часто арендовали различные богатые и не очень богатые субъекты. И как же удивился парень, когда в случайно подслушанном разговоре стало фигурировать имя его покровителя, Андрея Фугова.
Естественно обо всем этом он сразу сказал Фугову. Фугов поделился с Сукиным. А Сукин позвонил дяде. Маврикин приходился каким-то родственником дяде Михаила Сукина. И так как поэт-официант вспомнил еще фамилии, то...
В общем, обо всем стало известно Маврикину. И Ипполит Андреевич распорядился определить Минкина в сумасшедший дом, на Пряжку (есть в Санкт-Петербурге такое знаменитое место). Предварительно, конечно же, по своим каналам информацию проверив.
Информация подтвердилась. Минина лишили всех постов и поместили в дурдом. Зав.отделением был старый приятель Маврикина. Когда-то Маврикин помог ему, тогда еще студенту, поступить в ординатуру. Александр Геннадиевич, зав.отделением, охотно согласился помочь Минину. Того посадили на усиленные дозы аминазина и галапередола. Причем санитары, видя особую нелюбовь своего шефа к Минину - не церемонились с ним. Несколько раз Карла Абрамовича били психи. Психов насылали санитары.
Минина, наверное, и совсем бы превратили в дурака или идиота (а еще верней - настоящего больного), если бы его не вытащил Старобойников. Старобойников к тому времени стал любовником одного из руководителей здравоохранения города. Он не хотел и слушать, что его заказал Карл Абрамович (ему об этом сказали), а поспешил спасти его. Удалось. Минина освободили.
На удивление, курс химиотерапии сделал свое дело. Минин успокоился. Вокруг ему больше не казались враги. И хоть друзей, по его мнению, тоже не было, но уже можно было более-менее сносно жить. Продолжать жить. Минин уехал в Комарово, где у него был небольшой домик, оставшийся от бабки с дедом. Денег у него было достаточно, чтобы прожить остаток жизни в свое удовольствие. Детей у него не было; жены тоже. Никогда. Да и Минину всегда было вполне неплохо одному. Правда, одному в городе совсем иное дело, чем в деревне. Скоро сытая размеренная жизнь опротивела Минину. Его душе хотелось накала страстей, хотелось жить и радоваться жизни. Вместо этого перед ним сейчас было лишь одно одиночество.
Первое время Карла Абрамовича спасала романтика. Бревенчатый дом, русская печь, сортир на улице,--чем не романтика. Но потом, привыкший к благам цивилизации Минин готов был взвыть. Ему стало просто скучно. Хотелось шума и веселья. Вместо этого - тишина и одиночество. Танцы в местном ДК раз в неделю. Население большей частью с испитыми лицами и безутешностью на лице. Из года в год ничего не менялось. В основном работа. Хотя работало главным образом женское население. Мужское вымирало от водки и от безделья. Молодежь сбегала в город.
После переезда в деревню Карла Абрамовича даже посетило вдохновение. Он задумал написать что-то навроде мемуаров.
Через месяц наступила депрессия. Через полгода депрессия все еще продолжалась. Писать не хотелось. Минин стал пить. Когда пил - отпускало. Ничего другого ему делать не хотелось. Порой сидел в доме, дрожа от холода (наступила поздняя осень), и будучи не в состоянии растопить печь. Ничего делать действительно не хотелось. Минин начал голодать. В ближайший магазин нужно было идти полтора часа. Часто никуда идти не хотелось. Захотелось умереть. Минин приделал петлю, и вставил в нее голову. Петля затянулась на шее.
Умереть он не решился. Спасла его Нина.
Бывшая секретарша Нина вдруг осознала, что любит Минина. И приехала к нему. Они стали жить. В отношениях с Ниной Минину больше всего нравилась половая жизнь. Потенция его действительно била через край. Иной раз зашкаливала. Худой, длинный, седой Карл Абрамович насиловал Нину всевозможным способами. Маленькая, толстенькая, рыженькая Нина любила, когда ее берут силой. Она давала себя пристегнуть к кровати (большая кровать на пружинах), и раздвигала ноги, закрывая глаза. Хотя Минину больше нравилось трахать ее в зад. Он связывал девушку, прикрывал ее голову подушкой, и ебал. Зад был у Нины большой и мягкий. Минин мял ее ягодицы, потом раздвигал их, вставлял пенис, и начинал фрикции. Кончал чаще всего он тоже в зад. Получая при этом наивысшее удовольствие, и не решаясь что-то менять. Он уже смирился со своей жизнью. И мог бы прожить в деревне всю жизнь. Если бы у него не начался очередной кризис. И он не выгнал бы Нину. Вернее, она сама сбежала после того, как устала трахать Карла Абрамовича в зад искусственным фаллосом. Сначала ей это даже понравилось. Она одновременно сосала пенис Карла Абрамовича, и поддерживая его одной рукой, другой рукой вставляла фаллоимитатор ему в попу. Попа Минина светилась от радости. Также как и его лицо. Он расточал улыбки, и вообще казался вполне жизнерадостным и добрым мужчиной.
На самом деле Минин был извращенцем. А еще он был падлой и тварью. И не любил сам себя.
О том, что он падла и тварь - кричала ему Нина. Нина заводилась, когда ругалась. Если ругали ее - она чувствовала легкое сексуальное возбуждение. Если ругалась она - от слов была способна даже кончить. По крайней мере эффект сравнимый с оргазмом случался у девушки каждый раз, стоило ей обругать кого-то. А еще лучше -- обматерить. Материться ей нравилось. Причем когда-то окончившая филфак девушка ругалась весьма искусно. Она даже диплом собиралась писать по ненормативной лексике русского языка. Да переубедил ее научный руководитель. Сказав, что подобное делать все же не следует. Чтобы не повторяться. Многие собирались писать на эту тему. Да и не так могла понять комиссия.
Нина тогда обматерила научного руководителя.
Потом обматерила еще раз. Уже когда занималась с ним любовью. Прямо у него в кабинете. На столе. Смахнув бумаги на пол.
О матах Нина написала диссертацию. Практически закончив ту еще на первом годе обучения в аспирантуре. Но неожиданно в голове девушки что-то переменилось. Она захотела сытой и счастливой жизни. И когда ей предложили стать секретарем главного редактора только что зарегистрированного СМИ - она сказала что подумает.
Когда сказали, что на период испытательного срока ее зарплата будет составлять тысячу долларов - она решила что попробует. Попробует совмещать работу и обучение в аспирантуре. Специально для этого перевелась с очной формы на заочную.
После того как стала любовницей главного редактора, ее оклад повысили до полуторатысяч долларов. Еще пятьсот давали каждый месяц в качестве премиальных. И Нина совсем бросила учебу. Решив, что диссертацию всегда может защитить и после. А пока поживет в свое удовольствие. Тем более, вроде как, и времени особого на учебу не было. Днем работа. Ночью рестораны, казино, и ночные клубы. Девушка стала жить той жизнью, к которой поняла, что всегда бессознательно стремилась. Вот только раньше она считала, что для этого необходимо будет закончить институт; потом аспирантуру. Защитить диссертацию. Стать доцентом. Потом снова защитить диссертацию. Стать доктором. Потов профессором; потом... потом быть может занять должность зав.кафедрой. ну а дальше уже как получится. Тем более что Нина была уверена, что у нее должно получиться.
Но вот только так вышло, что она как-то быстро и неожиданно переменила свою жизнь. И забросив учебу - стала отдавать всю себя работе и начальнику.
После ее неожиданного увольнения девушка готова была наложить на себя руки. Жить действительно расхотелось. Тупик. В институт не вернуться. И от жизни обычного среднестатистического человека она уже как будто отвыкла. Ей хотелось денег, секса, и развлечений. Нравилось устраивать чуть ли не ежедневные шоппинги. Нравилось... Мало ли что ей успело понравиться за тот год, который она проработала в газете. Теперь у нее ничего не было. Тем более что и денег она никогда не откладывала, предпочитая те тратить.
Когда со своей должности слетел Минин, девушка задумалась над жизнью. Когда Минин уехал в деревню, поняла что не все так просто. И решила, что судьба дает ей еще один шанс. Если она будет с Мининым сейчас, когда ему плохо, то... Девушка даже боялась себе представить что будет. Но понимала, что долго в деревне Минин не выдержит. И снова вернется в Питер. Или уедет в Москву. 'Такие как он не бедствуют',-- решила девушка. И уехала к Карлу Абрамовичу. Мысленно согласившись покорно выполнять любые его приказы. Даже самые гнусные. Реализуя любые его извращенные желания и фантазии. В общем, сейчас она готова была даже стать его рабыней. Ну а почему нет? Тяжело ли умеючи...
Глава 5
Фугов понимал, что жизнь проходит несколько иначе чем он, быть может, того бы желал. Его душе хотелось чего-то возвышенного и чистого. Вместо этого в его душе в последнее время была какая-то гадость. Даже сны были отвратительные. По колено в крови он кого-то преследовал, убивал, насиловал. Потом насиловали его. Вернее, когда начинали насиловать его - он просыпался. К подобному Андрей Дмитриевич был не готов. И менять сексуальную ориентацию не собирался даже во сне. Разве что...
Фугов задумался. Последние несколько дней он был уверен, что должен изменить судьбу. Ну, или в этой самой судьбе должно что-то измениться само. Что? Он не знал. Знал только, что что-то уже должно пойти совсем не так, как то было раньше. Должен (непременно должен) был родиться какой-то новый сценарий. И пусть пока тот даже мысленно еще не сформировался, по сути, ничего страшного и не произошло. Главное, что все обязательно должно было хорошо закончиться. Фугов в это верил. И очень хотел бы эту веру воплотить в действительность. Пусть пока и не знал, как он будет это делать. Главное для него сейчас было верить. Верить в доброе, чистое, светлое.
А пока ему снились жуткие сны. И он по несколько раз просыпался среди ночи. Опрокидывал в себя рюмку-другую водки, выкуривал сигарету, и засыпал вновь. Нервная система его была расшатана. И расшатана весьма серьезно. Но...
--Ты так можешь и с ума сойти,--удивленно посмотрел на него Соболев.-Так-то переживать за все.
--Я ни за что не переживаю,--попытался успокоить товарища Фугов, но сам уже знал, что все что не скажет, будет ложью. А лгать он не хотел. Поэтому промолчал.
--Ну, в чем ты сомневаешься?-участливо спросил Соболев.-Может тебе нужна какая-то помощь? Ты только скажи...
--И ты поможешь?-саркастически усмехнулся, перебив его Фугов.
--Ну, по крайней мере, попытаюсь,-- честно признался Соболев.
--А мне никакие попытки уже не помогут,--вздохнул Фугов.-Все зашло слишком далеко.
--Ну, предположим, всегда есть выход,--предположил Соболев.
--Да все херово на самом деле,--произнес, закуривая, Фугов.-Все слишком херово,--повторил он.
--Ну, я думаю, не у тебя одного,--заметил Соболев.
Соболев сам бы мог признаться, что у него уже давно появились проблемы. Его не любили девушки, и у него не стоял член. Хотя, быть может, девушки не любили, потому что не стоял член.
А еще у него начинался сахарный диабет. И была подагра. И самое главное. Соболев был неудачник. Откровенный неудачник. Как говорится, по жизни. В его руках никогда ничего не ладилось. Ему всегда казалось, что другие настроены против него. И ему всегда становилось плохо, когда он начинал думать, как же ему от всего избавиться.
--У тебя-то у самого, наверное, все не слава Богу,-- угадал мысли товарища Фугов.
--???-вскинул брови Соболев.
--Да, да,--улыбнулся Фугов.-Так может случиться, что помогать-то придется не мне, а тебе. И помогу тебе я.
--Чем же?-удивился Соболев.
Он не верил. Вернее, он и верил и не верил. Ему очень хотелось верить. Но он так долго привык полагаться на себя сам, что...
--Я думаю, мы должны держаться вместе,--предположил Дмитрий Васильевич.-Тогда у нас все получится.
--Ты прав,--согласился Фугов.
В этот день больше они ни о чем не говорили. Допили водку, которую начали пить во время начала разговора, и разошлись.
А на утро Фугов узнал, что Соболев умер. Во сне. У него остановилось сердце.
--Что-то все действительно херово складывается,--подумал Фугов.
Потом он пошел в магазин, купил две бутылки водки, и пил, пока не отключился. На следующий день пил снова.
...Через неделю его положили в больницу. Под капельницу. И из больницы он вышел уже совсем другим человеком. Ему было неудобно признаваться в том, что он совсем не испытывает горечи утраты друга. Ему вообще стало все равно. Он стал просто жить. Жить, не обращая внимания на жизненные неурядицы. Жить... просто жить.
А еще он ушел из газеты. Но как-то быстро устроился внештатным корреспондентом сразу в несколько изданий Питера. Где писал под различными псевдонимами о новостях культурной жизни северной столицы.
А еще он влюбился. В Васю Старобойникова. И быть может это была не любовь, а просто начало новой дружбы. Но дружить с кем-то Андрей теперь боялся. Ему было неудобно признаться, но он отчего-то опасался, что его новый друг умрет. И, конечно же, это была никакая и не любовь. Ведь Фугов не был пидарасом. Он был вполне обычным мужчиной. Любил женщин. С которыми, правда, почему-то стеснялся знакомиться. Почему? Да кто же его знает?
Глава 6
Миша Сукин не находил себе места. После смерти Соболева он думал о том, что в любой момент внезапная смерть может постигнуть и его. И как от нее защититься он не знал. Так же как понял, что он вообще мало что знает. И быть может так же мало что понимает. А еще вернее - не понимает ничего. И все что вдруг захотел - это изменить свою жизнь. Заставить ее идти по совсем иному сценарию. Для этого он готов был на многое. Хотя и сам не знал, даст ли что это изменение жизни. Быть может и ничего. Но и оставлять все так как есть, не хотелось.
Из состояния начинавшейся депрессии Мишу вывел папа. Папа предложил ему поехать поработать в Африку. На год. Заместителем директора открывшегося в Африке представительства. И Миша Сукин неожиданно воспринял это как действительный выход из положения. И уговорил папу разрешить ему взять с собой Андрея Фугова. Своим заместителем. Папа согласился. Фугов, получив подобное предложение, задумался. А потом тоже согласился. Он подумал, что для него будет весьма кстати куда-нибудь уехать. Тем более в Африку. Африка в его представлении была как раз тем местом, где ему надо будет приспосабливаться к совсем другой, новой жизни. А значит старым невзгодам да проблемам просто не будет места в его сознании. Да и в подсознании тоже.
Сукин с Фуговым уехали. И взяли с собой секретаршу Нину. Нине надоело выполнять извращенные фантазии Минина. К тому же она уже поняла, что Минину совсем и не хочется никуда уезжать из деревни. Сельская жизнь его вполне устраивала. Он даже стал осваивать профессию комбайнера. Как решила Нина --- Карл Абрамович окончательно сошел с ума. И с легкостью бросила его.
Сразу же после этого к Минину приехал Старобойников. Василий решил, что никого лучше Минина среди его любовников еще не было. Нам трудно сказать почему? У геев какое-то свое видение вещей. Поэтому с тем, что происходит с их участием, необходимо было просто считаться. И быть может не пытаться это особо анализировать.
А лучше всех, должно быть, продолжал жить Маврикин. Он имел на это право. Продержавшись на плаву при всех режимах (застав еще эпоху Иосифа Виссарионовича). И, в принципе, наверное, имел на это полное право.