Аннотация: (внимание - нецензурная лексика и секс; ханжам читать не рекомендуется.)
рассказ
Одна из моих любовниц
--Ну, скажи мне что-нибудь хорошее,-- попросила меня милая девушка. Девушку звали Нина. И она порядком мне надоела.
Я закурил. Ничего говорить не хотелось.
Нет, я бы мог, конечно, признаться Нине, что прихожу к ней только лишь, чтобы получить ее тело. А после мне она была не нужна. Скучно с ней. Да и "на люди" не выведешь. Нина была некрасива. Даже страшна. Никто другой на нее может и не позарился бы. Я же приходил чтобы испытать некий экстрим. Представьте что вам вдруг предоставляется возможность трахнуть монашку. А в постели монашка ведет себя как блядь. Ну разве не интересно? Да еще и как блядь с садо-мазохистскими замашками. Вы могли топтать ее ногами, привязывать к батарее и к трубам в туалете; могли бить ее, если она вдруг взбрыкивала и говорила что сегодня она видимо не может вам дать... Как бы не так. Я ее даже не спрашивал. Вернее, спрашивал лишь номинально. Притом что обычно она была не против. Но в тех случаях, когда на ее лицо вдруг наслаивалась маска недоступности (на Нину действительно иногда находило) я испытывал дополнительное удовольствие, чувствуя себя чем-то навроде завоевателя, получавшего доступ к телу поверженного противника.
В такие разы я ебал Нину с редкой жестокостью. Я словно бы намеренно (на самом деле, думаю, бессознательно) заставлял ее делать то, что - полагал - в ее душе должно было вызывать особое неприятие. Протест.
Иногда, если бы кто-то поднял глаза и всмотрелся в балкон на пятом этаже, то мог бы заметить ее обнаженное тело, прижатое к стеклу (балкон был застеклен). Одной рукой я поддерживал Нину, чтобы она не отклонялась назад, а другой шарил в ее манде. Я добивался того чтобы девушке от страсти стало безразлично все кроме моего хуя, который она жаждала ощутить в себе. И когда я чувствовал что момент настал, я распахивал створки балкона, и груди Нины вываливались на улицу и начинали свой танец, в то время как я накачивал ее сзади, периодически похлопывая по ляжкам, и шепча, чтобы она не сдерживалась и вела себя естественно.
А она уже и так была не в силах сдерживаться. И ее стоны доносились до тротуара, и некоторые прохожие, задирая голову, видели искривившееся от подступавшего оргазма лицо женщины, и ее груди (у Нины был четвертый размер) которые подпрыгивали в такт моим рывкам в ее тело.
Нас могли оштрафовать за нарушение общественного спокойствия. Но и мне и Нине в тот момент было все равно. Правда, если бы кто увидел только что стонущую и мечущуюся от ощущения разрывающего ее изнутри хуя девушку на улице, то совсем ничего бы такого о ней и не подумал. На вид это было скромное создание неопределенного возраста, укутанное в какие-то длинные одеяния с повязанными поверх шарфами, напрочь скрывавшие ее тело и делающего его бесформенным.
Если бы Нину хотели бы изнасиловать на улице, насильники бы прошли мимо. Таких не ебут.
На самом деле, если бы ее захотели изнасиловать, насильники испытали бы неописуемое удовольствие. Это только внешне она казалась мрачной и неприступной. Как только ваш член входил в нее - девушка преображалась. Начинала шутить и смеяться. И вообще вела себя как последняя блядь.
С Ниной я встречался полгода. Она меня считала своим мужчиной. У меня кроме нее был еще десяток девушек, которых я периодически поебывал. Как минимум половина из них считала меня своим мужчиной. Даже, наверное, строили на меня определенные планы. Может надеясь в перспективе выйти замуж.
Никому из них я не говорил, что женат. Вообще-то я несколько раз был женат. Но тот мой брак был несколько загадочен в том числе и для меня. Мы вроде как и жили вместе, но жили своей жизнью. Жена могла где-то шляться, возвращаться через несколько дней пьяная и измученная, просила что-то на вроде прощения, и на какое-то время становилась обычной женой. Пока ее пизда не начинала беситься, и Светлана не пускалась в загул.
Я же надолго никогда из дома не исчезал. Мои любовницы думали, что я живу где-то на даче в Лен. области. Они знали что я писатель, и что люблю работать на природе. Поэтому никто из них меня не искал, боясь отвлечь от работы.
Я их обманывал. Но этот обман давал каждой из них надежду на обладание мной. Это было нелегко вселять надежду сразу в стольких женщин. Но мне на самом деле это было не трудно. У меня два десятка книг. Почти сотня героев влюбляется, изменяет друг другу, живет вместе и порознь и всегда на что-то надеется. Все их судьбы я держал в голове. Поэтому еще десяток вполне там мог вместиться.
Иногда Нина мне очень нравилась. Впрочем, точно также периодически мне нравились и все другие женщины. Я сознательно инсценировал эти всплески неожиданной любви. Но любить всех не мог. Сгорел бы к чертовой матери. А так все как будто поддерживалось ровно. Приходил, ебал, разговаривал. Иногда влюблялся. В основном влюблял в себя. Ну и всегда старался поддерживать интерес к себе.
Хотя, может быть, такое подстраховывание было ни к чему. Из всех моих многочисленных герлз как раз остались те, с которыми я мог делать все, что мне захочется, а они бы все равно меня любили. Даже обожали. Некоторые уж точно.
Мне оставалось особо не наглеть (я бы, например, с удовольствием объединил в постели некоторых из них), и периодически выказывал по отношению к ним свою любовь.
Но что я о них да о них. Сейчас я ведь пришел в Нине.
Нина, страшненькая, среднего роста, среднего телосложения, периодически чем-то притягивала меня. Чем? Да вполне может быть и тем, о чем я писал вначале. Но и помимо всей этой монашеско-блядской смеси, я чувствовал, в ней таилась какая-то загадка.
Мне вообще нравились загадочные женщины. Если я их быстро разгадывал - они мне надоедали. Если же несмотря на время которое я проводил с ними все равно оставался какой-то секрет?..
Наверное этим секретом они меня и притягивали. Поддерживали мой интерес. Тем более я периодически изменял им всем с другими женщинами. Но подобные связи были эпизодическими. И дальше одного-двух раз дело, как правило, не шло. Мне становилось скучно и неинтересно. А я не могу заниматься тем, что не интересно. Подобный процесс контролирует моя нервная система. И это позволяет мне постоянно самосовершенствоваться и идти вперед. Я и действительно не люблю останавливаться.
Нина смотрела на меня отвлеченным взглядом. Иногда эта девушка становилась задумчивой. Если бы не мое психологическое образование, я бы подумал что в ней развивается какая психопатология. Но я знал, что волноваться незачем. Вся эта задумчивость ее исключительное свойство характера. И не более. Да и к тому же я мог вывести ее из подобного состояния. Достаточно было незаметно подкрасться к ней сзади и вставить в нее член. С ощущаемом в себе члене, трудно изображать задумчивость. Если вы не полная идиотка, конечно. Но Нина (или Нинель, как я ее иногда называл) была не такая. Между нами тут же случался половой акт. И мне и ей это нравилось.
Что до меня, то мне вообще всегда нравилось заниматься любовью. Это я сделал неотъемлемым правом своей жизни. И периодически просто обязан был кончать в какую-нибудь пизду, рот или попу. Мог я предоставить свой член и заботливым рукам женщин. Чувствуя разливавшееся по телу удовольствие, когда они начинали играть с ним.
Игры заканчивались традиционными движениями вверх-вниз. Их ладошки плотно обхватывали мой пенис и со временем приводили меня к выбросу семени и случавшемуся при этом оргазму. Девушек я старался не задерживать. Я вообще не любил доставлять кому-то неудобство. Я был вежливый молодой человек. Когда я встречался с Ниной, мне было около тридцати. На какой возраст я реально выглядел, сведения были противоречивыми. Кто-то считал, что мне двадцать пять. Кое-кто полагал, что уже за тридцать. К такому разброду я относился философски. Для меня было важно насколько себя ощущал я. В душе мне казалось что уже сорок. Поэтому и вел я себя с моими многочисленными девушками как старший по возрасту. Возраст их колебался от восемнадцати до двадцати четырех. Слишком старых я не любил. Когда я сам стал старше - предпочитал иметь любовниц не старше двадцати одного года. Восемнадцать - двадцать один,-- считал я вполне приемлемым возрастом. Да и девушки этого возраста меня всегда любили. И влюбляясь сразу, сохраняли это чувство до тех пор, пока я не расставался с ними.
Но мне кажется, они любили меня и потом. С некоторыми из них я случайно сталкивался через годы. Годы изменяли их. Кого-то мне с трудом удавалось вспомнить. Но они меня по-прежнему любили. И даже если говорили обратное, я знал что это не так. Нет, я не глупец, и не витаю в облаках. Из моих книг можно понять всякое, но могу признаться, что я всегда достаточно трезво смотрю на мир. Если вам кажется другое, значит я намеренно пускаюсь в иллюзии. Значит в тот момент мне так проще. Значит так надо.
Я попрощался с Ниной, сказав, что начинаю работу над новым романом, и какое-то время не буду появляться в Санкт-Петербурге. Это был хороший отмаз. Сам я мог после Нины поехать к другой своей любовнице. Но мог и действительно уехать на дачу. Я предпочитал действовать по настроению. Интуитивно угадывая что мне на тот момент хочется, и полагая невозможным сдерживаться.
Нина кивнула. Я ее поцеловал.
Она смотрела в окно, провожая меня. Я старался что бы все мои женщины думали обо мне только хорошее. И всегда меня ждали.
А я всегда возвращался к ним. И девушки об этом знали...
![[]](/img/z/zelinskij_s_a/odna/kopija_oblozhka-3.jpg)