Карнаухов стал замечать, что если он начинает думать о каком-нибудь событии (которое чаще всего только еще должно было состояться), то само это событие обязательно проходило к нему не тому сценарию, по которому предполагалось.
А то и приходило,-- но какое-то другое.
И уже это наталкивало Валю Карнаухова на нехорошие размышления. Суть большинства из них - что ничего представлять, как будто, и вовсе не стоит. Ну, а если и представлять, то уже как бы в заранее искаженном варианте.
Но это все равно было не то. Потому что если Валентин намеренно искажал вариант, то ему каким-то образом удавалось, собственно, забыть само событие. А значит проследить за правильностью исполнения его - не представлялось никакой возможности. И это удручало.
Но еще печалило Валю Карнаухова и та особенность, которую он также обнаружил в себе. Если он начинал о чем-то очень сильно думать, то почти непременно это сбывалось. Причем, случалось, сбывалось тогда, когда Валя уже как вроде бы об этом и забыл. И вспоминая (все равно, вспоминая) поначалу очень удивлялся. А потом - принимал как должное.
Как должное, которое лучше бы никогда не состоялось. Вообще, Валя очень не любил наступления в его жизни чего-то неожиданного. И как правило - очень негативно к этому относился.
Но уже наверное здесь можно было и что-то сказать о любви. Но, затрагивая тему любви, мы как бы заранее должны извиниться за то, что картина в любом случае будет неполной. Полную картину знал только Валя.
А мне так и вовсе было неловко говорить об этом. Потому что я давно уже догадывался, что к любому проявлению любви - отношусь достаточно предвзято. И наверняка даже где-то и угадывая наступление ее - всячески стремлюсь не замечать. Сделать так, что словно бы ничего и не происходит. Тем более что может на самом деле ничего и не происходило. А большей частью мне только казалось, что происходит.
А вот Валя, наверное, был не такой. Обычно если что-то с ним приключалось (какое-нибудь любовное приключение), то можно было говорить, что это было все серьезно. Очень даже серьезно.
Притом что проявления какой-либо серьезности Валя Карнаухов боялся. Словно опасаясь, что в этом случае он вообще может сойти с ума. И - не пережить этого.
А становилось возможным подобное потому, что Валя невероятно близко все принимал к сердцу. И воспринимал даже не наступившие события так, словно те уже наступили. И имели самые печальные последствия от такого (не наступившего) наступления.
И при этом внешне в Вале не возможно было предугадать ничего такого предосудительного. Он словно бы... Да неразгадан был Валентин до сих пор! Ни мной, ни теми, с кем он даже общался более моего.
Хотя и никто на самом деле не мог похвастать тесной дружбой с Валей. Он словно бы и никогда не отказывался от друзей, но... Всегда было это "но".
Валентин сам, наверное, был недоволен подобным раскладом. И даже можно предположить - обеспокоен. Но как-то выходило так, что он не очень-то доверял себе. Словно в каких-то вопросах был -- и даже вовсе его не было. И словно бы...
Ну, не доверял он себе и все. И даже не пытался как-то поверить. Но уже тогда можно было спросить: а кому он доверял?
Никому! Валентин был так устроен, что попросту не доверял никому. И ради себя, разумеется, не делал тоже исключения. Поэтому не верил и себе.
Я не раз смеялся над этой его недоверчивостью. Мне как будто казалось это смешным. Да и так, наверное, быть не должно,--считал я. И уже можно было представить Валентина, когда он начинал спорить и что-то доказывать самому себе. Получается, себя-то он как раз всегда любил. И словно бы даже не доверяя - всегда пытался понять. Обосновать какое-нибудь очередное предположение. Которое, конечно же, исходило от его излишней... внимательности.
Нет. Валентин был уникальной фигурой. Даже можно было кому-то посоветовать брать с него пример. Но вот где найти такого безумца? Ведь Карнаухов был идиот. А брать пример с идиота?
Идиотом он конечно же был несмотря на свою внимательность. Ведь тогда уже получалось - внимательный идиот.
А ничего хуже этого не было.
И тогда уже Валентин Карнаухов большей частью мне был интересен, потому что какие-то его черты - я находил и в себе.
Но вот мне все же удалось от них избавиться. И это было то, от чего Валентину избавиться не удастся никогда. Но это уже, по сути, было и не важно. Ведь он был мужем моей сестры. Пусть и бывшим мужем. То есть, уже получается, родственником. А о родственниках плохого как бы говорить не принято.
Поэтому я и принимал Валентина таким, каким он был. И даже может в каких-то чертах старался походить на него. Зачем? Ну, может, считая, что так будет не очень обидно. Обидно, что он один такой. Ненормальный.
Вот только что это были за черты? Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что начинаю запутывать себя. И это мне уже не очень нравилось. А Валентин... А Валентин, казалось, ничего этого и не замечал. И продолжал жить той жизнью, которой и жил всегда. Практически не обращая ни на кого внимания.
И уже это, наверное, мне в нем и нравилось. Нравилась его самостоятельность. В мыслях и суждениях. И, наверное, в поступках. Хотя и многие его поступки я не одобрял. Считая их - уж слишком какими-то странными, а то и - подозрительными.
Но я допускал, что все это происходит от внимательности Вали. Быть может и излишней внимательности. Внимательности, которая в его случае становилась синонимом подозрительности. А там уже и до глупости было недалеко.
Но... он не менялся. Продолжая жить таким как и был всегда. И это заслуживало как минимум уважения. А разве могло быть иначе?
Тем более что как-то иначе Валентин бы все равно не смог.