Так получалось, что он явно чувствовал свою зависимость.
Пусть поначалу это еще и не выражалось столь ярко и красочно (трагично на самом деле), как это было сейчас. Но в свои годы (годы среднего мужчины) Баркушев начинал догадываться, что это конец. Скоро будет конец. Пока еще, наверное, был шанс. И то, получалось у него уже через раз. И самое печальное, что он уже и не хотел этого раза...
Хотя еще интуитивно тянулся к женщинам. И даже в какой-то мере их хотел.
Трагедией этого человека были лгуны и предатели. Все чем занимался Баркушев, он стремился делать с основательностью, которой по праву могли бы завидовать многие.
Многие, но не все. И даже те, кто завидовал - предпочитал поскорее об этом забыть. Чтобы... ну, быть может, чтобы не испытывать судьбу?--предположил как-то Баркушев, и уже понял, что ошибся. Ему трудно было предугадывать психологию нравственных мерзавцев. Сам Баркушев знал, что таким никогда не был, и не будет. Он даже наоборот, имел какое-то внутреннее предубеждение по поводу моральных негодяев (как он их называл), зная наперед, что не согласится ни на какие уступки с собственной совестью. А если услышит какое-то подобное предложение от других - уйдет, не дослушав. Он предпочитал с такими не общаться. А испытываемое желание дать им в морду - прогонял. С юности. Пока не привык сдерживать себя.
Как-то случилось так, что к занимавшему высокий пост Баркушеву (он работал в городской администрации) пришли люди и предложили сделку. Согласно ее результатов Баркушев мог стать обеспеченным человеком. Хотя и еще раньше его могли посадить. При том, что даже если бы и не посадили (если Баркушев чем-то начинал заниматься - он рассчитывал все от и до), Иван Борисович все равно бы не стал заниматься чем-то похожим. Вместо этого... Да что там. Было у Баркушева где отвести душу. Причем, здесь была им разработана целая наука. И правила практически строго соблюдались на протяжении многих лет. А сам принцип соблюдения их был столь незыблем, что, казалось, ничто не могло убедить Баркушева придумать какие-либо иные средства релаксации (как он это называл).
Итак. Два раза в неделю спортзал. Два раза в неделю - любимая женщина (женщина или девушка - уже в зависимости от настроения подбирался и возраст партнерши: любимых было две). Еще один день - сауна или баня (в зависимости от желания). Еще один день - домашняя пьянка (легкая, это Баркушев еще называл общением с собственным бессознательным). И оставшийся день - отдых. Отдых означал, что Иван Борисович мог делать все что угодно. Основной принцип - не быть стесненным никакими рамками и условностями. В этот день он мог позволить себе даже самые старые желания. Зачастую такие желание носили оттенок какого-то былого запрета (нравственного запрета). Да и к реализации их Баркушев мог подойти только сейчас, в этом возрасте. Причем, уже судя по всему, шел к ним в какой-то мере всю жизнь. Быть может даже -- о том себе и не признаваясь.
К чему сводились такие желания? В большинстве случаев к одному. При более-менее трезвом анализе - в памяти Баркушева вдруг всплывало нечто, что давно уже требовало своего удовлетворения. Вот только подойти к этому ранее, он все действительно как-то не мог. А если и стремился, то у него не получалось, потому что наступление чего-то, на самом деле имеет свой срок. И если этот срок еще не подошел, то ваши попытки приблизить подобное останутся безрезультативными. И фактически --ни к чему не приведут.
Как-то получилось так, что Баркушев забыл свое нереализованное желание. Причем по всему выходило, что еще недавно оно было. Он помнил, что оно было.
Но вот как оно выглядело теперь,-- сколько не пытался, узнать Баркушев не мог. А все попытки его становились столь смешными и нелепыми, что вскоре он уже совсем неожиданно для себя готов был смириться с невозможностью в полной мере осознать происходящее. При этом понимая, что никакое желание ему, по сути, и не нужно. Ну, разве что для удовлетворения собственного тщеславия.
А еще выходило так, что отсутствие подобного желания означало бы, что Баркушев постарел и изменился. Ведь не могло же так случиться, что ему уже ничего не хотелось тайного? "Не могло",--в который раз ответил он сам себе.
"А раз не могло,--задумался Баркушев,--значит это и означало, что вскоре должно было все закончиться..."
"А что если я просто реализовал все свои скрытые желания?--неожиданно подумал Баркушев.--Что если они попросту закончились. И теперь..."
Думать о чем-то таком на самом деле не хотелось.
"Это может означать, что тебе уже ничего не надо,--вновь услышал Баркушев сам себя.--Означает, что ты перешел на некий иной этап развития. Может даже и не поднялся и не опустился, но явно выходит, что теперь все может начаться по-новому. И что уж точно - по другому..."
Баркушеву стало как-то не по себе. По сути, он действительно заставлял всю жизнь себя говорить только правду. И вот сейчас получалось, что эта правда как бы грозила и причинить ему вред. Оказывая воздействие на психику. Даже, в какой-то мере, поглощая ее. И требуя таким образом от себя (от него) поиска чего-то нового, и даже неизведанного. Словно насмехаясь, зная наверняка -- что ничего этого нового и неизведанного нет. Вернее,-- есть конечно. Но самим Иваном Борисовичем Баркушевым оно уже пройдено. И что это все означает - Баркушев не знал. И сейчас даже не догадывался.
Проходило время. Все оставалось по-прежнему. Шесть дней в неделю все оставалось по-прежнему. А последний, седьмой, день, словно бы каждый раз оказывался выброшен.
Но, пожалуй, самое интересное было то, что в какой-то мере Баркушев уже смирился со своим новым состоянием. И даже мог признаться, что оно стало для него не таким уж и новым.
И уже, в конце концов, получилось так, что это его новое состояние Баркушеву понравилось. И он уже понял, что до конца жизни всегда будет говорить только правду.
А это было, наверное, и действительно самое главное. Правда. Всегда только правда.