Нам были глотки перетянуты глотками,
Вдыхали воздух воздыхатели, вздохнув.
А в небе яблоки висели облаками,
На них нацелился орлиный гордый клюв.
Мы шли дорогой подворотен, переулков,
Ко мне под ноги подвернулись ворота.
Ты засмеялась; смех звучал мертво и гулко,
В нём чётко слышалось воронье никогда.
Я умолял, как умоляет море ветер
Из буйства шторма перейти в спокойный штиль.
Но ты смеялась; ты считала: я - не Вертер,
Мне не дано глубоких чувств в себе найти.
На миг затихнув, ветер снова рвался в битву,
Стегая море стягом мелочности чувств.
И ты смеялась; смех бежал ко мне, как бритва,
И, как бы бритва, рассекал орлиный клюв.
Ещё когда ты, развернувшись, уходила,
Я верил в то, что всё изменится, пройдёт.
Но вскоре ночь собою солнце заслонила
И безнадёжность заплевала небосвод.
До смерти буду вспоминать секунду ту я -
Упав на землю, я рыдал: "Прости, о Блок!
Твоё наследство, величайшую Святую,
Я, глупый гунн, не удержал, не уберёг!"