Аннотация: "Реальность фантастики", июнь 2009, Сборник "Я, Дракон" (издат-во "Фантаверсум"
...В то утро матушка Гримла овсянку варила. Это у нас обычаем: по утрам всенепременно тарелочка овсяной жижи. Кашка булькает себе в котле, матушка в кухне возится: шуршит по хозяйству, да одним глазком за варевом приглядывает, чтоб не убежало. Не усмотришь, так на улице ловить будешь, а там - соседи да прохожие люди! Ну, соседи, может, еще посовестятся, разве что ложку-другую зачерпнут. Хотя вон у Зюзелей, что через три дома от нас, как-то целый жареный кабанище сбежал вместе с вертелом. Так и не поймали! И никто ведь не признался: все только облизывались, украдкой усы масленые вытирая. С чужого ж человека и подавно какой спрос?..
Матушка, стало быть, хлопочет себе, каша из-под крышки тоже на неё посматривает, разговоры светские ведёт: какая, мол, погода на дворе, какие виды на урожай... Чай, скучно ей просто так булькать.
Только они как следует разговорились, напевать чего-то уж стали хором, как дверь входная - бам-с!.. И с петель - долой!
Что такое?..
Вваливаются в дом два дюжих медведя нехорошей наружности. Морды, правда, отдалённо знакомые. Местные, значитца. Уже легче...
Матушка не растерялась: быстренько со стены ружьишко сдёрнула, курки взвела:
- Чего надо?
- Ты, - говорят, - старуха, оружие прибери! Не ровён час, выстрелит, а мы - пугливые: навалим со страху - будешь потом за нами убирать... Гы-гы-гы!
И предъявляют ей нашего Скрупа. Всего как есть избитого. Один из незваных легонько так на весу его держит за шкирку, а тот - никакусенький! Лишь правым глазом живым моргает, а на большее и сил нет.
Тут бабка посуровела:
- Это, - спрашивает, - что ж такое?.. - вежливо пока ещё интересуется. А сама уже когти выпустила.
Тогда второй швыряет ей под ноги початую колоду карт:
- А вот что!
Матушка так и ахнула про себя!.. Вслух, конечно, ничего не сказала. Личико печёное дулечкой сморщила, глазками голубенькими заморгала: дескать, не пойму о чём речь?
- Ты, старая, за отродьем своим получше присматривай! - рявкнули гости. - Ещё раз попадётся - не так отделаем!
Бросили они бедолагу на пол, пнули его по разику для острастки, и убрались восвояси.
Ну, что вы думаете? Матушка Гримла - на расправу скорая. Она ж его ещё и хвостом собственным отходила: мол, слушайся вдругорядь бабку, неразумная голова! Сколько же можно талдычить: хуже нет для вора приметы, чем карты украсть!
Что?.. Ну да, мы, Скрумли, испокон веку воровством промышляем. А чего такого? Каждому - своё ремесло. Притом мы, коли ещё не знаете, не какие-нибудь там разбойники с большой дороги! Работаем в основе на заказ, и дела нам поручают, как повелось, деликатные.
Скруп молча наказание вытерпел, только зубами скрипел, да и уполз к себе в угол. Лежит, постанывает...
Старуха-то сердцем отошла, давай суетиться вокруг него! Травы заварила, примочки сделала, заговорной пыли из мешочка достала, - всего обсыпала. Ничего, дней через несколько поправился дурень легкомысленный.
****
Так бы и осталось всё досадным недоразумением: поделом получил братишка Скруп! Да с той поры стал он прихрамывать сильно. А в нашем деле - это, ой, как неудобно! Сноровка теряется, и приметно слишком: так бы тенью безликой - шмыг в какую щелочку! - колченогого же всяк запомнит.
Скрумли, конечно, кровного родственничка без участия не оставили. Скинулись все понемножку, прикупили недотёпе кабачок.
Понятное дело, облагодетельствовали мы его не без заднего умысла. Заведеньице на бойком месте: пиво рекой течет - монетой звонкой оборачивается. Народ за кружечкой расслабляется, беседы затевает. Супружница Скрупа, Мыфиля, вокруг столов прислугой угодливой шныряет, разговорчики слушает, всё полезное - на ус мотает. А в нашем ремесле словечко, порой, золотого стоит!
Скруп - простофиля, да жёнушка у него - умница. Оно, кстати, частенько так бывает.
Проходит какое-то время, Скруп жирком покрываться начал, пузо отрастил. Хорошо ему! Уж и позабыл позор свой... А матушка Гримла, та - нет, она обиду никому не спустит. Для неё репутация важнее прочего. А как же? Мол, раз слабину дашь, потом и вовсе хвост оторвут! ' Мы, Скрумли, не из таковских!' Та ещё старушка...
Лис Буглюм, хозяин ребятишек, что нашего недотёпу покалечили, промышлял ворожбою. Оно хоть и запрещено королевским указом, однако, народ к нему все равно потихонечку шастал. Казённые службы на Буглюма косо посматривали, но связываться боялись: ещё нагадает чего! Платит налоги исправно - и ладно. А кто попроще, - тем и вовсе мериться с ним не с руки. Известно же: у судьбы путей много. Какую карту откроешь, как истолкуешь, так и сбудется. Потому, кстати, Святая Церковь это дело и не поощряет, - гадание, то есть: на всё - воля Божья, и всё должно естественным чередом идти! К примеру, малый, что Скрупу заказал Буглюмовы карты украсть, долго не прожил: раскинул ворожей колоду, да и нашептал ему чего-то... Скруп-то ещё легко отделался! Я, правда, думаю, Буглюм, трезво поразмыслив, побоялся с нашим семейством связываться: проучил дурака маленько - и хватит. А может, ему карты отсоветовали. Кто знает, какой там расклад вышел?..
Ну, а матушка Гримла, как потом оказалось, по-своему решила. Без всякого гадания. Скруп ведь у неё сызмальства в любимчиках ходил, поскольку рано сиротой остался и подле ейной юбки вырос.
****
И вот как-то Мыфиля в кабачке услыхала, что Буглюм жениться надумал. Была в столице некая девица из богатых на выданье - в самом соку, точно перезрелая груша: сожми и потечёт!.. Вдогон к ней ещё две сестры подрастали. Да только опасались к ним свататься, потому как непростого они роду-племени. Ворожей почему-то решил, что соперников ему не будет, и с копьём наперевес - вперёд!..
Не тут-то было! Выкинули его сватов за ворота, точно бродяжек перехожих.
Раскинул обиженный лис карты. Только смотрит - ничего не выходит: семейка такой масти, что подобное колдовство их не берет. Там своя магия. Почище... (Про то уж потом Мыфиля от его собственной служанки вызнала).
А ещё ему карты сказали, что есть, мол, способ решить затруднения.
И в один прекрасный вечер оказался Буглюм у нас на пороге.
Да-да!.. Припёрся собственной персоной! Мол, кто старое помянет - тому глаз вон! А кто не помнит добра - тому два!.. И мешочек тугой на стол - бряк! Извинение, значитца, за Скрупово увечье.
Ладно, выслушали мы его. Дельце-то пустяковое оказалось. Но мы для приличия цену заломили изрядную. Гостя аж перекосило!
Начали торговаться. Часа два, почитай, воду в ступе толкли: Буглюм, он же скупой, страсть! - но и мы не лыком шиты. Да и деваться ему некуда: уж больно девица приглянулась, а приданое её - того пуще. Сговорились, наконец, по рукам ударили. Вытащил Буглюм кошель, отсчитал задаток.
Матушка Гримла и говорит:
- Только мы, сударь, не сразу желаемое тебе добудем, а через какое-то время. Аккурат накануне дня Святого Георгия.
- Как? - ахнул ворожей. - Полгода ждать?!
Старушка трубочку набила, раскурила как следует, пыхнула пару раз, и потом только ответила:
- Подождёшь, коли так приспичило...
Буглюм насупился, колоду из рукава вынул, посоветовался: картишки ему то же самое сказали.
Ушёл женишок незадачливый, а Матушка Гримла трубочку в окно вслед ему выбила, да и замурлыкала себе под нос чего-то, довольная.
***
...Долго ли, коротко ли, подошёл оговоренный срок. Стали два моих троюродных братца собираться в столицу. Им, как младшим, жребий выпал, поскольку дельце-то, я уж говорил, пустячное. И тут матушка Гримла вдруг заявляет: мол, пускай детишки дома остаются, а всю работу Гезза сделает... Наши, конечно, глаза от удивления выпучили, кто в тот час дома оказался, а я - больше всех! Потому как Гезза - это я и есть. Прозвище у меня такое.
Спорить с бабкой никто не стал - не принято у нас старшим перечить. Ну, и я промолчал, хоть удивлён был сильно. Верней сказать, раздосадован: как раз свиданьице намечалось с одной сдобной лапонькой, чей муженёк по торговым делам собирался отлучиться. А тут мне вместо сладкого пришлось с ним же ехать! (Нам, Скрумлям, нахальства не занимать, гы-гы-гы!.. и напросился я к рогоносцу в попутчики, чтоб расходы уменьшить. Но не корысти ради, а больше от огорчения).
Запряг купец в повозку двух тягловых лошадушек, слуги его взгромоздились на тех, что порезвее, и отправились мы в путь. Расстояние до стольного града немалое, но дорога хорошая, королевской дружиной охраняемая, и путешествовали мы скучно - большей частью дрыхли. Бьюсь об заклад, снилось мне и купчине одно и то же... Э-эх, мяконькая моя сдобушка!..
Подъезжать стали - тут веселее пошло: канун же Георгиева дня! В столице палят из пушек, фейерверки разноцветные в темнеющие облака пускают, а на всём этом разноцветье взмывают из-за дальнего леса в небо драконы серебряные - большие и маленькие. Они обычно об эту пору на север улетают - к льдам поближе: известно, кровь у них дюже горячая, и летняя наша жара им почти не под силу. А в этот день, кстати, они могут с королевской службы и навсегда уйти - обычай у них такой, и сам король в том перечить не смеет. Правда, я уж давненько не слыхивал, чтобы кто-нибудь из них насовсем улетел. Есть, видать, у государя какая-то зацепочка, ввиду которой чудища служат ему верой-правдой до самой смерти. И несладка та служба, поверьте!
Обоз наш приостановился неподалеку от городских ворот, потому как зевак приезжих много собралось, и от того некоторое столпотворение получилось. И вот любовались мы, пока наша очередь продвигалась, как летучие ящеры на крыло становятся и клиньями тянутся на закат. Долгонько любовались, надо сказать, - в городе уже окошки в домах зажигали, когда я запетлял по улочкам в ту сторону, где жила Буглюмова зазноба.
****
Нужный дом, огромный и высокий, примостился неподалёку от королевского дворца. Окруженный стеною и широким водяным рвом локтей в тридцать, - целая крепость! - смотрел он с усмешкой: ну-ка, мол, что за наглец явился?.. Зря ухмылялся: обернулся я рыбкой блестящей, ров переплыл, принял своё собственное обличье, шустренько на стену вскарабкался... Привирать не стану: не так всё быстро делалось, как сказывается. Однако, ещё не пробило полуночи, как уж тенью бесшумной крался я по чужим коридорам, устланным цветными коврами, украшенным затейливыми светильниками, - видать, и впрямь Буглюму, в случае удачи, светило неплохое приданое!
А нужна была мне маленькая комнатка за хитрой дверью в одной из башенок дома. Не люблю хвастать, как вы уже заметили, но любой замок для меня - пара пустяков. Здесь же пришлось повозиться: вход был запечатан заклинанием. Железной отмычке не справиться! Но недаром у нас в семействе, едва малыш становится на ноги, как его головёнку начинают пичкать всевозможными премудростями: нашелся в глубинах моей памяти нужный 'ключик', хотя заговор был очень старый.
В заветной же комнатёнке, между всего прочего, находился стеклянный, плотно за-купоренный сосуд. Он-то мне и надобен был... И, клянусь вам честью Скрумлей, ничего лишнего я оттуда не взял! - только эту стекляшку, где внутри помещалось в прозрачной жидкости нечто, слегка светящееся алым.
И вот, когда я тихим призраком скользнул прочь, - настолько ловко, что даже воздух не дрогнул, - раздался вдруг в тёплом чреве спящего дома мерзкий шепот:
- Кто с-сдес-с-сь?..
Был бы на моем месте простой воришка - тут и сказке конец! От ночнухи-сторожилки еще никто не уходил.
Не успев толком удивиться, откуда у почтенных обывателей в доме такая страсть? - шмыгнул в ближайшую же дверь, которая, на моё счастье, оказалась не заперта. Это была чья-то спальня. Не дыша, на цыпочках подбежал к чужой кровати и невесомым облаком юркнул под одеяло. Легонько дунув спящему в лицо, я обезопасил себя от его неурочного пробуждения.
Между тем, обостренное чутьё ощущало приближение врага. На спасение оставались считанные секунды. Я обнял спящего и мысленно окутал нас прозрачной пеленой, подстраивая своё сердце и дыхание под чужие ритмы. Если б кто заглянул в ту минуту в спальню - я и спящий незнакомец представились бы тому одним целым. Простой фокус этот неплохо бы прошёл даже в яркий день на базарной площади, набитой праздношатающимся людом. Но купится ли на такой обман страшный монстр, спешащий уничтожить чужака, незваным проникшего в хозяйские хоромы? Ночнухи, они иначе не умеют, - это вам не собаки сторожевые.
...А потом тягучее время капало чёрной слюною медленно-медленно! - так же дьявольски медленно, как эта жуть водила невидимыми усами на расстояние ногтя от моего лица. Как же она долго принюхивалась, тварь!..
'Вот тебе и пустячное дельце!' - единственная мыслишка, какую я себе позволил, когда чудовище наконец-то убралось прочь. Обо всём случившемся я поразмыслю позже, если сумею унести ноги подобру-поздорову: и о том, как хорошо, что не отправились отрабатывать Буглюмов задаток мои маленькие братцы, - нашли бы они тут свою верную смерть! И о том, как же мне повезло! А главное - почему эта тварь учуяла меня? Меня, заговорённого от неё?..
Не смея дышать, я осторожно приподнялся и осмотрелся. Вроде тихо... Спящий дом мирно посапывал, качаясь на волнах сладкой дрёмы. В высокие окна спаленки заглядывали любопытные звездочки, мерцая, они насмешливо подмигивали мне: дескать, испужался, голубчик?.. Да чего уж там! Не то слово! Но только я в том никогда, конечно, не сознаюсь. Разве что в старости, когда сидя у камина в кресле-качалке со стаканчиком грога в руках, буду сочинять правнукам байки о своей бурной молодости...
И тут вдруг что-то железное обхватило запястье!
Чертыхаясь и шепча заклинания, я пытался освободиться от кандалов, что приковали мою кисть к изголовью кровати, но все потуги привели к тому лишь, что свалился на пол, едва не вывихнув руку. Цепь оков соскользнула прочь и мгновенно оборотилась огромной змеёй. Свернувшись тугой пружиной, и приподняв верхнюю часть тулова, гадина угрожающе напряглась и зашипела, грациозно раскачиваясь из стороны в сторону. Её чешуйки слюдянисто блестели в лунном свете, отвлекая и завораживая. Извиваясь, она танцевала, неуловимо сокращая расстояние между нами. Я почувствовал, что слабею... Отяжелели веки... Она, видать, тоже это угадала, и улучив момент, бросилась на меня. Но я сумел схватить её за шею! Клыкастая пасть оказалась прямо у меня перед носом. Пойманная, змея продолжала угрожать: её зев становился всё шире. Не долго думая, я воткнул кинжал прямо поперёк бездонной глотки.
- Браво, храбрец! - произнес нежный голосок, из-под шёлкового балдахина кровати раздалось хлопанье в ладоши. - Браво!.. - и на фоне оконного проёма обрисовалась тонкая девичья фигурка.
Выпустив бьющуюся в конвульсиях змеюку, я напрягся: в этом доме вора вряд ли ожидает что-нибудь хорошее...
Ах, судьба моя прихотливая, как же я ошибался!
До рассвета проговорили мы, забыв обо всём. Умирать буду - эту ноченьку вспомню!.. А ярче всего - глаза девичьи, точно звёзды: как взглянул в них раз - утонул навсегда, и не выбраться мне из того омута, не спастись...
****
Утром, чуть рассвело, хмельной, ошалевший, выскользнул я из чужого дома. Милая моя сторожей приструнила - ласковыми котятами легли мне под ноги страшные звери, а тяжёлые замки сами с ворот упали. Никто не видал, как расставались мы.
- Знаю, чужой я тебе: всего несколько часов минуло, как первый раз свиделись, но сердце моё навек пропало! Не жить мне без тебя! Что ответишь, если сватов зашлю? - спросил я напоследок.
- Посвататься-то легко. Многие судьбу пытали, - сказала девица. - Но пращур мой давным-давно наложил заклятие: тот сердечным другом девушке из рода станет, кто ночнуху вокруг пальца обведёт и змеиного стража одолеет. Есть и ещё условия. Ты узнаешь их, как придёт время... Люб ты мне. Но стану ли твоей - то тебе решать! - и как ни пытал я, ничего больше не сказала. Видно, не время.
И побрел я, оглушённый внезапной любовью, по тихим улицам. В голове - пусто, за спиной - точно крылья выросли... Обратной дороги не помню, - как земляков своих отыскал на постоялом дворе, как домой добирался...
Дома легче не стало: только о ней, о милой своей и думаю, только её перед глазами вижу, а в груди - так ноет! Так ноет!..
Буглюм-ворожей приходил, свой товар забрал - тот сосудец стеклянный, что я для него умыкнул. Довольный ушёл, остаток денег, как уговорено было, отсыпал, - даже не покривился. А мне - всё равно!
Девки да молодки на улице подмигивают, а какие и откровенно в гости зазывают... Тоска!
Зашел как-то в кабачок к Скрупу. Посидели, поговорили... А только хмель не берет меня. Не лечит душу хмель!..
Женушка его, Мыфиля, из-за стойки вывернулась, прислушалась, поохала, да и говорит: мол, Буглюмка в столицу уезжает, жениться. Все у него уж сговорено с невестиной родней.
- Вот те раз! - попытался я удивиться.
- Конечно! - смеется Мыфиля. - В той стекляшке, что ты спёр, оказывается её сердце было. Глядишь, теперь его ласковее примут, чем в прошлый раз. Просись к нему в товарищи: вот и свою зазнобушку увидишь, а там... Если так не отдадут, то... Может, и не случалось Скрумлям до сей поры себе жён воровать, так ты - первым будешь!
****
...Тем же вечером я уже мчался в столицу. Вперёд жениха и его челяди летел, охаживая коня плетью, торопя отстающих, и сетуя сквозь зубы, что так медленно ползут под копытами вёрсты. Ох, и долгой же мне показалась дорога!
Лучше б она длилась вечно...
Отчего не сгинул я, сражённый рукою ночного татя? Не пропал, растерзанный хищными зверями?.. Почему конь мой не споткнулся? - сломал бы я себе шею, вылетев из седла, - и пусть бы вороны клевали мёртвые глаза мои! Зато не увидел бы возлюбленную свою в подвенечных одеждах, ведомую в храм другим!
Именно она оказалась предназначенной Буглюму. Этому жалкому червю! Она, а не другая сестрица... Родственники милой лишь одно испытание рыжему женишку устроили: дескать, если съест он сердце невесты, что в сосуде хранилось, мною же украденном, так она по гроб его будет. Лис алый светящийся комочек слопал мигом - и не подавился! - родня только успела переглянуться между собой. Странно так переглянулись, родственнички-то, довольные да с какой-то усмешечкой тайной... Да только мне не до чужих взглядов было, как понял я чудовищную ошибку свою! Бешеная злоба тьмой застлала глаза, когда узнал я правду. Не помню, как и где взял оружие... Не помню, как схватили и били ...
...Любимая, чем же прогневили мы Господа?.. Где милосердие ваше, Небеса? Как жить, как дышать? - ведь ты и жизнь моя, и моё дыхание!..
...Очнулся от холода: подземелье - мрак, сырость, цепи.
Что вору оковы? Что вору решётки?.. Тьфу!..
С помощью заклинаний высвободился из железных пут. Обидчики мои не догадались их заговорить. А вот с решётками - незадача вышла. Не было их там... Ящерицей ползал в темноте, ломая ногти, обдирая в кровь пальцы: обшарил каждый угол, ощупал все щели, все выступы и углубления, но ни окон, ни дверей не нашёл, - всюду камень!
Уныние - великий грех. Думай, думай, разбитая головушка! Ищи выход из западни! Или я не Скрумль?
Перебирал одно заклинание за другим, но холодные стены оставались недвижимы.
Правда, оставалось ещё одно средство...
В ту нашу первую и единственную ночь, любимая доверила мне своё настоящее имя. То самое, что мать даёт дитю при рождении, шепнув его на ухо, и которое до поры до времени знает только она. То имя, что дарят только самым близким. То, чем так рады завладеть духи и демоны, чтобы повелевать смертной душою по своему усмотрению. Ну, да вы сами всё знаете...
"Позови меня, когда станет совсем худо," - сказала она тогда. Но лучше я заживо сгнию в подземелье, чем сделаю это: почём мне знать, что ни одно исчадие зла не нашло себе убежища в этом каменном мешке? Разве могу я подвергнуть её такой опасности?
И едва решил так, - раздался страшный грохот! Тьма раскололась, и в просвет треснувших стен темницы я увидел серебряную главу дракона:
- Вот и третье условие выполнил ты!..
****
- ...Согласен ли ты, любимый, разделить мою судьбу?
Ха! Согласен ли я пройти боль и муки перерождения, и стать уродливым, рогатым чудовищем? Провести во льдах добрую половину жизни, испытывая нечеловеческие муки голода? Рисковать своей головой ради малейшей прихоти короля?
Да... Ибо я люблю тебя!..
****
...В то утро матушка Гримла овсянку варила. Это у Скрумлей обычаем: по утрам всенепременно тарелочка овсяной жижи. Кашка булькает себе в котле, матушка в кухне возится: шуршит по хозяйству, да одним глазком за варевом приглядывает, чтоб не убежало. Вдруг дверь входная - бам-с!.. И с петель - долой!
Вбегает запыхавшийся чумазый мышонок:
- Матушка Гримла! Матушка Гримла! Скорее! Они улетают!.. - крикнул, на месте подпрыгнул разов несколько, точно мячик, - и бежать!
Старуха руками всплеснула:
- Охти ж мне! - полы длинной юбки подобрала, и - за ним!
Так и проскакали по сонным улочкам - старый да малый - вплоть до окраины деревеньки. А за околицей ждали их двое...
Прощание было недолгим: длинные проводы - лишние слёзы... Утреннее солнышко ещё сонно жмурилось да позёвывало, выглянув из-за дальних холмов, когда две пары упругих крыльев рассекли свежее голубое небо. Сделав круг над васильковым лугом, драконы взмыли выше, и вскоре растаяли в синеве.
- Бывает... - коротко отозвалась матушка Гримла, концами платка вытирая глаза, слезящиеся то ли от солнца, то ли ещё от чего.
И больше ничего не сказала, - слишком долго было б рассказывать: и про то, как подменила она Буглюмовы карты, и как использовала старое заклятье, чтоб свести две судьбы, и много всего другого. Ведь начинать историю пришлось бы ещё с тех времён, когда девчонкой стянула она у подвыпившего проезжего сказителя мешочек старинных преданий. Среди прочих, было в нём и про то, что служит оковами дракону его собственное сердце: покуда бьётся оно, мучается крылатый в человечьем обличье, уязвимом и недолговечном. Стоит же сердцу пропасть, как обретает он долголетие и свободу, разве что король может править судьбой его, но про то отдельная сказка, - так же как и про то, что бывает с тем, кто отведает его вкус.
***
...Давно ушла уж домой матушка Гримла - некогда ей особо рассусоливать: помимо счастья и оберега близких много и простых забот у хранительницы очага. А Скруп всё лежал в стоге прошлогоднего сена. Грелся на солнышке, почёсывал толстое серое брюшко, щурился, глядя в небо, и лениво размышлял: хорошо ли то, что негаданно выпало его кузену? И каково променять домашний уют на жизнь, полную скитаний и опасностей?
- Впрочем, - чуть погодя вымолвил он, - не всякой крысе дано стать драконом... Наверное, это чего-то да стоит...
И после долго ещё всматривался он в бездонную синь, где в такт его мыслям неспешно текли взбитыми сливками облака, и думал, что теперь-то братец Гезза узнает их вкус...