Тридцать три года прошло с той весны, когда воинственные зомульские племена, были отброшены за хребет Южных Гор и в Белом Городе и его окраинах воцарился мир. Прах победителя зомулов Остера Железного уже покоился в усыпальнице главного храма и на базарной площади уже редко, вспоминали те огненные времена, когда смерть и силы зла собирали свою кровавую жатву в этих краях. Мало кто хотел вспоминать о войне и смерти, а зло казалось уже навсегда изгнанным из пределов родной земли. Менестрели, трубадуры, миннезингеры и труверы Белого Города не пели больше песен о войне, пели все больше и больше о любви, все меньше и меньше северяне приносили свежих цветов к гранитному надгробью Остера Железного, на котором были написаны его слова -"Ради любви, жизни и мира, наполни сердце свое ненавистью и готовься к войне"
1
Орлица, парящая над горами, в поисках добычи, не могла разгадать того, что происходит в ущелье. Напуганная непонятным, она издала крик и взмахами широких крыльев, развернулась, ловя поток еще слабого, но уже согретого солнцем, восходящего воздуха, стала возвращаться в свое гнездо, на краю скалы. Внизу, по ущелью, ведущему в долину, скатывалась сорокатысячная армия князя Ордокса, занимала построение для быстрого марша на Белый Город.
Ордокс, до этого, шедший в пешем строю, пересел на лошадь. От происходящего вокруг грандиозного движения лошадь под ним была не спокойна. На крутом спуске она оступилась и сбросила его на камни. В группе генералов, принадлежавших к главному штабу армии, следовавших за ним, кто-то произнес: "плохое предзнаменование". Вернувшись в седло, князь укоротил повод, вытер об лошадиную гриву свою разбитую в кровь ладонь, другой рукой провел вниз по своей короткой черной бороде и усам, вытер пот проступивший на обритой голове и развернул лошадь. Его черные, глубоко посаженные глаза, из под нависших и всегда хмурых бровей, быстро окинули всех его генералов.
- Вот, великий день! Все мои свершения на Юге - ничто, пока на Севере ежегодно рождается сотня тысяч младенцев. Сейчас вы наблюдаете закат тысячелетней империи Севера! - и он указал рукой в сторону долины, - Сегодня солнце нарушит свой ход и закатится на севере! Есть ли кто-то из вас, кто не готов пойти за мной до конца?
- Мы готовы, князь! Мы все готовы идти за тобой! - услышал он в ответ
-Ты! - князь Ордокс, посмотрел вниз на одного из них, - Карах!
- Да, мой повелитель!
- ...ты всегда был моим смелым воином, Карах. Ты снискал славу бесстрашного в Битве Холмов. Ты проявил мудрость воина при осаде Логова Пяти Семей. При переправе через Стерк - ты был одним из первых. Карах ...Карах...Сейчас я читаю в твоем сердце тень сомнения. Скажи мне, но только не лги - это оскорбит меня - хочешь ли ты до конца своих дней жить с позором, побежденного, или ты хочешь быть со мной победителем? Долгая жизнь с позором мучительна, Карах - я из милости, могу избавить тебя от этого.
Лицо генерала побледнело, он сказал:
- Я готов умереть за тебя, мой князь. Моя жизнь принадлежит тебе.
Князь Ордокс молчал и пристально глядел ему в глаза, тем взглядом, который никто не мог выдержать долго на южной стороне гор. Не зная, что сделать, генерал медленно опустился на колени, склонив голову.
Ордокс, тихо прошептал, освобождая ногу из стремени, медленно спускаясь из седла, на землю:
- Да, Карах..., все верно..., твоя жизнь принадлежит мне, Карах. Все верно...И жизнь и смерть твоя принадлежит мне. Ты можешь быть похоронен в кургане, с золотыми шпорами, как подобает моему генералу, а можешь быть съеден болотными мокрицами и термитами, вися вниз головой. Все в моей власти.
Он достал из-за голенища своего сапога, короткую плеть и небрежно постегивая себя по ноге хвостом плети, два раза обошел вокруг, стоявшего на коленях генерала и остановился у него за спиной.
Князь Ордокс, из-за спины стоявшего на коленях, наклонился совсем вплотную к его уху, поднял вверх его подбородок, плетью, и прошептал: - "Сейчас ничего не говори, Карах, не говори ничего..., только посмотри на эту прекрасную гордую птицу, высоко в небе. Видишь ее Карах? Теперь вспомни крыс, в овине твоего дома, с дырявой крышей, стоявшего на краю болота, откуда я взял тебя, восемь лет назад. Вспомни... и никогда не забывай этого, и никогда не забывай того, что твоя жизнь, принадлежит мне...".
Однако про себя князь все же подумал: " Карах, прав - это предзнаменование. Первая кровь, пролитая на Севере, стала моей. Этот знак мне не ясен".
Придерживая на спуске, упрямившуюся, на каменистой дороге лошадь, он выехал на безопасный участок, хлестнул плетью, и пустил ее еще более стремительным галопом, вдоль маршировавшей тяжелой пехоты, в приветствии, подняв свою окровавленную правую руку. Неистовым многотысячным эхом, восторженных голосов, отозвалось движенье его руки, громом разнеслось среди скал, и сопровождало на протяжении всего движения вдоль колонн.
2
Тем временем, военный обоз, отправленный на пограничные заставы из Белого Города, состоявший из десяти подвод, был уже второй день в пути. Лошади, неторопливо переставляли свои сухие ноги, резко водили ушами, мели хвостами, отгоняя от себя назойливых мух пригретых солнцем.
Дюжина солдат отделения боевого охранения, несмотря на приказ своего командира - посменно спешиваться, что б не утомлять лошадей, уже украдкой примостились кто где, среди мешков с провиантом и военным припасами, а парочка из них уже сняв шлемы и стянув с себя свои солдатские короткие стальные кольчужные рубахи, клевала носом, чуть качаясь из стороны в сторону на скрипучих подводах.
Их командир - молодой гигант двухметрового роста, с копной смоляных кудрей на непокрытой голове, в белых не вороненых латах, редкой работы, возглавлял движение, пускал, своего чистокровного гнедого коня, резвившегося под ним несмотря на жару, на разный аллюр - то шагом, то рысью, то переходил на не быстрый намет, и даже на трудно дающуюся и видно не до конца еще выдрессированную у коня иноходь. При этом его двуручный меч фламберг гигантских размеров чуть вздрагивал под собственной тяжестью в седельных ножнах, танцуя свой молчаливый, суровый танец на крупе коня. Видно было, что рыцарь всячески доволен и собой, и конем, и всем что он видит вокруг, и заметив, что на половину спящий взвод игнорирует его приказание никому замечаний не сделал. В немалой степени, причиной такого его благодушного настроения, была девушка, сидевшая на первой подводе, управляемой бородатым дедом проводником, то и дело понукавшим ленивого битюга.
Девушка была прекрасно сложена и высока ростом, однако не на столько высока, что бы это бросалось в глаза. Ясные голубые глаза, смотрящие из под тонких бровей придавали ее красивому лицу выразительность, которую можно заметить в женщинах, уверенных в себе. Цвет ее лица вовсе не был болезненно бледен, как можно было бы ожидать у обладательницы столь белых волос, свободно падавших на плечи, а напротив розовел румянцем поверх легкого загара. Покрой ее дорожного платья, цвета морской волны, сотканного из тонкой шерсти и вышитого вдоль рукавов неброским узором, был довольно прост, а шелковый платок, наброшенный на плечи, придавали ее фигуре дополнительное изящество, которым она сполна была одарена природой и выдавал ее благородное происхождение.
Она давно уже заметила пристальные взгляды, со стороны молодого рыцаря, которые он то и дел бросал на нее на протяжении всего пути из Белого Города, но не подавала вида, только вежливо поддерживала беседу.
Она сняла с плеч платок, накинула его на голову, укрывшись от солнца, и сказала:
- Вы ведь знакомы с моим отцом, не так ли, Артур?
- О, да, леди Марта! Кто может не знать полковника Боима?! - воскликнул Артур - Он легендарный рыцарь в гвардии, истории его подвигов знает каждый мальчишка Империи, от посада нашего города до самого Западного Побережья. В стычке при деревне Красная я служил под его командованием. Там я получил свое офицерское звание - сказал он с гордостью.
- Ах, я с таким нетерпением жду, когда смогу его увидеть. Уже полгода, как мы не виделись. Раньше он возвращался домой с границы раз в два-три месяца, а в этот раз ушел на полгода и только письма.
- На границе сейчас не спокойно, леди Марта. Никак нам не удается охладить кровь нашим соседям.
- Я понимаю, - сказала она с печалью в голосе, - но все же..
- Эй, борода! А что, скоро уже река? - обратился он к деду проводнику.
Дед, не торопясь ответить на вопрос, стегнул поводьями по спине битюга:
- Ну, пше-е-ел! Холера-а-а. Что за притча..., притча, а не лошадь.
Потом он приложил ладонь ко лбу, посмотрел вдаль и вытянув руку сказал на распев:
- Во-о-он, ви-и-идишь, там и есть Завдеевская роща - не хорошее место, а после по склону ручей пойдет опять, верст пять над ним Арахинские кусты будут, за ними, как выйдем на угол Арахинских кустов, ручей в лощину уйдет - там осторожно надо - дорога узкая, крутая, над ручьем, а подводы ваши широки уж больно, чудно ей богу, первый раз такие широкие вижу, да пройдем, пройдем.., ну, а лощина нас прямо к реке выведет, там где мост и был, тот что в прошлый паводок, в весну, унесло. Во-о-от... После вниз по реке с пол версты плохая дорога будет, очень плохая, и там уже брод.
- Да ты толком говори, борода! Скоро ль уже? А ты кусты, роща, ручей... - передразни его Артур, - Что мне кусты твои! К вечеру переправимся на ту сторону?
- К вечеру? - дед помолчал с секунду, - не-е, к вечеру никак. К вечеру только там будем.
- Ну, так и что? - пожал плечами Артур, - вечером и переправимся.
- Не-е, не хорошо... К вечеру только там... - дед покачал головой, - вода высокая стоит, дно ил один, гружеными не пройдут подводы. Разгружать надо, два, а то и три раза переходить, а то и четыре. Это уж как выйдет. Это как вода будет там - надо смотреть. Ночью не хорошо, командир. А там то, там то к вечеру будем.
Артур оглянулся и убедившись, что между тем весь обоз, совершенно разморило сказал:
- Встанем на привал в роще на два часа, если к вечеру на той стороне не будем - время есть.
- В роще то? В Завдеевской то?- удивленно вскинул вверх свои косматые брови проводник и снова покачал головой - не хорошее место, командир. Не надо бы там вставать.
- Что так?
- Не хорошее место, дурное - люди говорят.
Артур, кинул быстрый взгляд на Марту, похлопал по рукояти своего огромного двуручного меча, и сказал с улыбкой:
- Ты, борода, со мной ничего не бойся. Это не люди - это я тебе говорю и мой фламберг.
И он повернул коня
- Эй, воины! Там в тени будет привал на два часа, а то вы у меня попадаете на дорогу сонные и носы себе разобьете.
Дед кивнул в сторону Артура и сказал сам себе:
- Лихой, - и добавил - молод еще, а люди зря говорить не будут.
3
Генерал Карах, не на шутку испуганный сегодняшним гневом князя Ордокса, вызвался лично возглавить полк легкой кавалерии, что б блокировать пограничную заставу северян, до подхода главных сил
- Я надеюсь на тебя, Карах, - сказал князь равнодушно ему, в напутствие, но эти простые слова показались Караху, как скрытая угроза.
Верно говорят в армии то, что князь человек только наполовину. Даже таким как он - Карах - не раз смотревшим смерти в лицо, князь вселял страх, одним своим видом. Что это если не его демоническая суть так действует на людей? Ну, ничего, ничего - сегодня надо выполнить четко приказ - окружить заставу, или даже сходу взять ее. Вот это было бы здорово! Сходу ворваться и порубить сторожевых псов - человек двадцать их там, ну, максимум сорок, а после преподнести их головы князю. Вот это было бы здорово! Так его гнев сменился бы на милость. Впрочем, князь ни к кому не бывает добрым долго. Тут не о милости дело - голову сохранить на плечах - сколько их уже покатилось.
- Все готовы? По коням! - скомандовал Карах и эскадрон поднял клубы пыли.
Ох, эта чертова война! А там за хребтом только что отстроенный дом в три этажа, на зависть соседям. А место! На холме - видно за версту. Сад с грушами. Как славно пить чай под их тенью в полдень с его красавицей женой и двумя детьми - мальчиком и девочкой. Да уж, этот дом лучше того - на краю болота, где он родился. Ох, война, война - трястись в седле сутками без сна, лить кровь свою и чужую - такая жизнь у кавалериста Караха. Сколько еще так? Да что поделать - война и дала ему этот новый дом и все что у него есть в жизни. Но черт бы забрал себе князя уже навсегда - дал бы покой уставшим от битв. Можно себе представить, что он еще задумал, после того, как возьмет Белый Город. Дойти до самого Западного Побережья? С него станется. Черт бы забрал его к себе! Ничего вот вернусь - нужно будет выкопать пруд в саду, как уже задумал и запустить туда рыбы - пусть себе плещется.
Карах приподнялся в стременах, низко опустил голову, ударил шпорами в бока лошади, сплюнул осевшую на зубах дорожную пыль.
- Айда! Айда!
Полк с гиканьем прибавил ходу.
4
Обоз добрался до брода, когда начало темнеть и солдаты стали разбивать лагерь возле самой реки, которая стояла в этом месте неподвижным тихим темным зеркалом. Кто-то из солдат распаковывал припасы для ужина, кто то стреноживал лошадей и давал им корма, кто то нанес хворост и разводил костер, кто то смастерили на скорую руку удочку и пошел ловить удачу в реке. Когда ужин был готов и река и холмы и редкий лес, в двадцати шагах от берега, погрузились в обволакивающую темноту майской ночи, все собрались у костра.
Сначала солдаты говорили о том о сем, о завтрашнем пути, о лошадях; но вдруг один молодой спросил деда проводника, как бы возобновляя прерванный разговор:
- Ну, и что ж, ты, дедушка, говоришь за места тут такие дикие? Я вот в первый раз тут.
- Уж сказал бы я - даст бог - не в последний... но не буду. Тут не хорошие места везде. Что и говорить Южные Горы - отвечал дед, размеренно и спокойно, расположившись у костра, ворочая веткой в углях большую картофелину.
- А ты сам, дед, видел леших лесных, или горных троллей? - спрашивал его молодой солдат
- Не приведи бог такое и увидеть, парень! Туда! В сами горы? Нет, меня силой не затащить - там гиблые места вовсе. Там, известно, демоны темные правят, а тут - в лесной чаще, где лешие обитают я сторонюсь. Если с охотой иду, то по опушке, а в чащобу ни-ни. Бывает и меня собьет с толку в лесу, запутает - обычное его дело, а вот осенью перед спячкой он лютует, бесится, на людей нападает. Вот как бывает - погонится охотник за подранком, забредет по следу в чащу, в глубь леса, а сам того не понимает, что это леший его и ведет. Под властью его все звери в лесу, он и ловит людей. Вот как ты рыбу на живца.
- Да, ну.
- Вот те и ну.
- А каков он? Леший?
- Леший то? - дед почесал в затылке, повертел картошку в углях, - сам не видел, не знаю, а люди говорят так - то стариком покажется дряхлым, то с козлиными ногами, а бывает просто, как человек, как ты да я, но одежда его наизнанку всегда одета и не подпоясан бывает.
- А русалки в этих местах есть?
- В этой реке нет, а есть озеро лесное в Завдеевской роще - там видели одну.
- Говорят красивые они, такие, что глаз не оторвать.
- И это правда, - охотно продолжал разговор проводник, - И голосом певучие. Голосом то они и мороку на человека наводят, зовут к воде, а после утопить стараются, к себе утащить на дно, жениха, значит. Утопленницы в них превращаются, душа то у утопленницы потеряна, вот они через любовь со смертным вернуть себе душу хотят.
- И спасенья нет от них никакого? - с недоверьем произнес солдат, - так они весь род людской перевели бы уж давно.
- Отчего ж нет?- невозмутимо произнес дед, - известное дело есть - русалка чернобыльника боится - полыни, значит, по вашему. Клади в карман сухих стебельков пару - русалки на дух его не переносят. Он же чернобыльник от женских болезней нашим бабам в помощь, а русалкам выходит самое зло от него.
Марта расположилась поодаль от общей группы на разгруженной уже наполовину подводе. Она сидела на краю, свесив ноги, слушала разговор у костра и вертела в руке сорванные ею дикий белый цветок на длинном черешке с тремя листочками ярко-зеленого цвета заостренными к вершинам, рассматривала его под огнем факела привязанного к оглобле. Артур стоял рядом.
- Ваш отец будет гордится вами, леди Марта. Вы отважная девушка. Хоть под моей охраной вы совершенно в безопасности, но не каждая бы отважилась на такое путешествие, - сказа он тихим голосом, вероятно желая выразить, что то совсем другое.
- А я напротив - боюсь что он меня заругает, но я так соскучилась, - сказала он и глаза ее вдруг блеснули огнем, которого Артур еще до этой секунды не видел в них, - А если честно, мне просто захотелось удрать из нашего имения ! Хоть ненадолго, от всех этих разговоров про компоты, про виды на будущий урожай и цены на фуражное зерно, я как могу честно помогаю матушке в управлении хозяйством, но ,боже, какая же это скука! Ах, я знаю, что это дурно. Дурно так говорить, но я чувствую, что где рядом совсем другая жизнь, для которой я рождена. Где она, Артур? Вы счастливы, Артур? Вы верите в то, что проживаете свою жизнь, именно свою?
- Право слово, я не знаю..., - несколько смущенно ответил он. - я солдат и больше ничего не могу. Вы что же, натурально сбежали без спроса?
- Ах, нет, нет, но матушка отпустила меня с таким скандалом! Таким скандалом.
Они помолчали, не зная о чем продолжить разговор.
- Как хорошо тут, темно, а мне ни чуточки не страшно. Вам бывает когда-нибудь страшно, Артур?
- Как вам сказать? Говорят не боится ничего только дурак. - усмехнулся рыцарь.
- А что это за цветок, вы не знаете?
Она показала ему цветок. Он взял его в руку машинально, поглядел ей в глаза пристально.
- Не знаю, - сказал он, пожав плечами.
- Как жаль, может быть наш проводник знает- надо спросить у него. Какой странный цветок.
Они снова замолчали.
- Ну, куда , ну куда еще подбрасываешь, тетеря! Береги дрова. По утро, сам пойдешь за ними - раздалось от костра, недовольное ворчание старика.
Марта и Артур оба улыбнулись этому. Они хотели что то сказать друг другу, одновременно, но вдруг из темноты, со стороны леса, совсем рядом, раздался низкий мужской голос:
- Это болотный белокрыльник.
Марта вздрогнула от неожиданности, а Артур резко обернувшись, выхватил из ножен кинжал и выставил его в темноту, откуда доносился голос, в другой руке он держал вырванный в миг с треском, привязанный к оглобле факел, стараясь осветить темноту, сделал два шага вперед, закрывая Марту.
- Кто идет? Стой на месте! - выкрикнул он, - Отделение, ко мне!
Солдаты у костра мгновенно подскочили на ноги, подхватывая оружие.
Подбежали, на ходу обнажая мечи.
- Это болотный белокрыльник. Его настойка помогает от укусов змей - еще раз сказал низкий мужской голос, но уже с другой стороны и тоже где то совсем рядом, но где совершенно не было видно. Артуру и солдатам пришлось обернутся почти вокруг себя все так же держа перед собой оружие.
- Кто здесь? Выходи на свет! - выкрикнул Артур в темноту.
И тут на свет их факелов, из темноты медленно вышла мужская фигура в сером плаще с капюшоном накинутым на лицо. Незнакомец держал свои раскрытые ладони перед собой, двигаясь медленно.
- Опустите мечи! Меня зовут Танкред, - сказал он,- я местный охотник, я охотился тут неподалеку. Я увидел ваш костер. Разрешите присоединится к вашему лагерю до утра. Я не вооружен. Я оставил оружие там в лесу, - он махнул рукой в неопределенном направлении, и добавил - Этот цветок, Марта, может спасти от укуса змеи, но может и убить человека. Его свойства на тонкой грани жизни и смерти, он есть зло и добро одновременно, как многое в этих местах.
- Дьявол меня раздери! - рыкнул Артур, - вы сами не знаете, насколько вы были сейчас сами на этой грани. Дьявол меня раздери! Нельзя же так, честное слово!
"Уф!" - Артур недовольно выдохнул и сердито покачал головой
- Вы правы, нужно быть осторожней, - сказал неожиданный гость и откинул свой капюшон - Примите мои извинения.
- Принимаю, - сказал все еще недовольно Артур, вкладывая кинжал в ножны - в конце концов, у нас тут дама и нельзя же так, в самом деле, пугать..., - он замялся подбирая нужно слово, - женщину. Нельзя же так пугать женщину, да.
Марта только сейчас почувствовала, как быстро стучит ее сердце.
- Примите и вы мои извинение, Марта. Простите - я невольно услышал ваш разговор.
Марта молча кивнула. "Какое интересное лицо" - подумала она.
Переполох устроенный неожиданным гостем, быстро улегся. Все стали возвращаться по своими местам. "Дело обычное - кого не встретишь в дороге, пусть даже и ночью" - так подумали почти все. Охотнику дали место у костра. Он отказался от предложенной ему горячей еды, поблагодарил за это вежливо, и более не проронив ни слова, подложив под голову свой ягдташ - охотничью сумку, казалось, что заснул, но вдруг поднялся на локте и обратился к деду проводнику, сидевшему рядом.
- Отец, вы будете проводником, не так ли? Вы охотник?
Дед насупился, ничего не ответил, наискось поглядывая на незваного гостя, вернулся к своей картофелине, поворачивая ее в углях.
- Тихо... - продолжил тот, кто назвался Танкредом, не обращая на невежливое молчание старика никакого внимания - У белохвостых оленей уже должен начаться гон, но тихо. Тетерева не токуют.
"А ведь верно..." - подумал старик, - " как же я не заметил?"
- Бывает так - нехотя ответил дед, - бывает, когда большая вода идет с гор. Олени и тетерева уходят от реки.
- Да, так бывает - согласился Танкред, - Этой весной нет большой воды. Это не вода идет с гор.
Старик опять ничего не ответил, давая понять, что разговор продолжать он не хочет, достал, из углей обжигающую картофелину, и стал, то низко, то высоко подбрасывать ее в ладонях.
Марта, вернувшаяся на свою подводу, подложила под голову хомут и укрылась домашним пледом, который, благоразумно захватила с собой в путешествие, вместе с сотней других полезных, на ее взгляд, вещей. Ей очень хорошо был виден незнакомец, на лице которого, сейчас, причудливо играли теплые отблески костра. Это красивое, чисто, не по-походному выбритое лицо, с тонкими благородными линиями, показалось ей знакомым. Даже его движения, показались ей такими - мягкие, по- кошачьи осторожные, с одной стороны избыточные, с другой стороны, очень точные, когда он устраивался у костра - совсем, как кошка перед сном облюбовывает себе местечко поудобнее. Охотник заинтересовал ее.
"Я где то его уже видела" - уже совершенно уверенно подумала она.
Артур дал распоряжение сменяться ночному караулу через четыре часа и скомандовал - отбой. Дед проводник, украдкой подошедший к Артуру, тихо ему прошептал:
- Дело не чисто, с этим малым - в этих места так не говорят, как он говорит. Странно он говорит. И так как он, здесь не одеваются. А охотиться тут - совсем гиблое дело. Так далеко в горы, за охотой никто из наших не ходит.
- Ладно, понял - я скажу караульным, что бы присматривали за ним - сказал Артур, бросив недоверчивый взгляд на лежащую неподвижно у костра фигуру.
- Не-е-ет... не ладно с этим малым..., - по своему обыкновению, сказал уже сам себе дед.
Его внимательный глаз, человека, проведшего всю жизнь в отрогах гор, заметил очень странное - когда вышедший из темноты незнакомец сказал "опустите мечи", то все солдаты, включая Артура, разом их опустили.