Божья коровка проворно карабкалась по стеблю багряного тмина. Динка осторожно протянула руку и приняла маленького жучка на палец, улыбнулась легким щекочущим прикосновениям и, поднеся к глазам, сосчитала черные точки. Семь. Магическое число. Может, это маленькое создание - маг в мире насекомых? Расправив крылья, божья коровка грузно оторвалась от пальца и полетела низко, над самыми цветами.
Девушка перевернулась на спину и с удовольствием потянулась, чувствуя, как свежая, богатая кислородом кровь растекается по застоявшимся в безделии мышцам. Она давно жаждала дела. Молодое сильное тело ныло, не зная, куда употребить избыток энергии. Подвижная по характеру, сейчас Динка не находила себе места. Единственное, что утешало: ее покровительство кончается сегодня. И тогда она свободна.
По небу плыли белоснежные, отливающие голубизной замысловатые облака. Фантазия находила в них неведомых животных, симпатичных и забавных. Вот смешной шестиногий медвежонок. Он никак не может решиться сделать первый шаг, поскольку ноги мешаются и наступают друг на друга, и он удивленно и недоуменно смотрит на них. Облака легкие, невесомые. С каким бы удовольствием Динка устремилась к ним, разрезая тугой воздух сильными крыльями, но... ее место здесь, на пригорке. Она - хозяйка, покровительница леса. Смешно даже, когда называют жалкую рощицу лесом. Она воя просматривается и прослушивается о вершины холма. Не сходя с места, можно услышать, как сердито храпит в своей норе барсук, а на верхней ветке белка обедает грибом. И за какие грехи она впала в такую немилость? Ей казалось - останься она еще на день, кровь ее превратиться в уксус, до того скучно. Девушка тяжело вздохнула и села, решив от скуки пересчитать коров, мерно стригущих сочную траву на заливных лугах.
- Раз, два... тридцать восемь... сорок девять... шестьдесят три. Всего шестьдесят три коровы. Ну, разве это стадо? Тоска.
Динка повернула голову направо, где коробилась неказистыми постройками деревня, и тут же нос ее уловил новый запах. Ого! Это уже кое-что. Волк. Резкий волчий запах едва ли опутаешь с чем-либо другим. В ее лесочке среди бела дня волки! Девушка даже подпрыгнула от радости, и что было сил, побежала к лесочку. Ветер облепил тонкой рубахой ее молодое стройное тело, спутал длинные русые волосы, разбросал их, вплетая свои тугие струи и мешаясь. Трава, густая, высокая, хватала за ноги. Ах, как хорошо! Динка вновь почувствовала себя полной сил. И чем сильнее было сопротивление ветра и травы, тем веселее становилось на душе, тем быстрее она бежала, чувствуя в себе просыпающуюся мощь, ломающую вое препятствия. Достигнув подлеска, она остановилась. Еще раз втянула носом запах волка, определяя его направление. Пахло волчицей, и она была одна. Странно. Девушка закрыла глаза и сосредоточила все внимание в одну точку. Она твердо знала, чего хотела. По всему телу пробежала щекочущая дрожь, а мозг, повинуясь приказу, с немыслимой скоростью понес сознание в бездонную пропасть. На считанные мгновения девушка провалилась в сплошную тьму и вдруг увидела себя со стороны, неясно, нечетко. Почувствовала нестерпимое желание кусаться, скакать в безумном приступе радости, рыть землю лапами и еще много всего нового и неуловимо тонкого в сочном букете сразу же открывшихся ощущений. Динка попридержала поток нахлынувшей энергии, мысленно отмечая, что все идет как нельзя лучше: еще немного и вслед за сознанием ее молодое сильное тело превратиться в волчье. Но вот настал момент, когда она ощутила единство тела и духа. Открыла глаза и мысленно улыбнулась, увидев свой черный нос. Чтобы окончательно утвердиться в новом образе, она подошла к тонкой молодой осине и склонив голову, сильно стиснула ствол зубами, проверяя крепость челюстей. Все в порядке. Теперь на поиски чужой волчицы. Динка все-таки не сдержалась, махнула через куст орешника. опрокинулась на спину и немного повалялась, извиваясь. Надо привыкнуть к новому телу. Через секунду она вскочила на ноги, молодая, полная сил волчица, не уступающая размерами самому матерому волку и крупной рысью, буквально стелясь над землей, в упоении сладкой музыки бега, устремилась навстречу тревожному запаху. Чужая заметила Динку не сразу. Она дремала под ольхой, сонно и сыто щурясь. Очевидно, в ее планы не входило нападение на коров подопечного стада. Динка остановилась в двадцати шагах. Волчица мгновенно вскочила и, ощетинилаcь, обмеряя незваного гостя пристальным взглядом. Динка приподняла верхнюю губу и, обнажив прелестные зубы, предупреждающе зарычала. Волчица, убедившись, что Динка одна, видимо решила не сдавать удобных охотничьих угодий. По внешнему виду без труда можно было догадаться о серьезности ее характера. Правое ухо потеряно явно в схватке с волкодавами. Да и вообще женщины куда отчаяннее и упрямее. Это Динка знала по себе, и потому не удивилась, встретив вызывающий взгляд зеленых глаз. Они так и застыли друг против друга. В своей победе Динка не сомневалась. Мозг ее, не утратив ни единой способности, рисовал страшную картину расправы над непрошеным гостем, так нагло проникшим на чужую территорию. Вся эта картина возникла в глазах Динки, и по невидимой ниточке перебежала в мозг чужой волчицы. Через минуту та почувствовала легкое беспокойстве, затем испуг, переходящий в панический ужас. Динка вдруг стала резко расти в ее глазах...
Чужая отвела взгляд, отвернулась и затрусила прочь. Динка зевнула во всю ширь волчьей пасти, еще раз потянулась, стараясь напрячь каждую мышцу, и неспешно пошла обратно к опушке леса. Ей хотелось еще раз посмотреть на пастушка. Он такой забавный. Нет, пожалуй, все коровы разбегутся, да и сам он насмерть перепугается. Но ей не хотелось показываться в своем настоящем виде. Тогда Динка представила, что от нее пахнет парным молоком, как от маленького теленка. Ее серое волчье тело источает сладкий запах коровьего молока, еще представила, как она спускается в луга, и коровы совершенно не обращают на нее внимания, принимая за большую добрую собаку. По лощине она спустилась вниз, к дубу, под которым сидел пастушок, наигрывая тихий тягучий мотив на флейте. Ближайшая корова внимательно посмотрела на Динку, втянула воздух о ее стороны, глубоко вздохнула и вновь принялась за еду.
"Бедные, - подумала Динка, - видно трудно жевать целый день". Она сделала еще несколько шагов, так, чтобы юноша был лучше виден и улеглась на траву, положив морду на вытянутые лапы. Мимолетно она пожалела, что превратилась в столь громадную волчицу. А вдруг он испугается? Но думать ни о чем не хотелось. Было просто хорошо. Пастушок ее не заметил и продолжал играть. Музыка тихая, убаюкивающая, влекла, уносила в мир сладостных грез и мечтаний. На душу белым покрывалом, словно снег, ложился покой, погребая под собой все невзгоды и беспокойства, и в мире воцарялась доброта, бесконечная и всемогущая. Динка представила, что лежит в густой высокой траве среди благоухающих цветов. Прямо над ухом стрекочет кузнечик, выше гудит шмель, а крупная нарядная бабочка порхает над самым лицом, обдавая нежную кожу слабым ветерком. Очевидно она приняла алые губы девушки за цветок и собирается отпробовать нектара с него. Сквозь тонкую рубашку Динка наслаждалась теплом земли и легкой приятно-освежающей влажностью примятой травы. Сквозь дымку сладостного упоения она почувствовала, что кто-то к ней приближается, но, залетев в своих мыслях слишком далека, не могла никак понять, во сне это или наяву. Как не хотелось пробуждаться, не все же пришлось. Динка открыла глаза, подняла голову, готовясь продемонстрировать нарушителям спокойствия красоту клыков, но вовремя спохватилась, увидев свои тонкие загорелые руки. Пастушок стоял над ней и с интересом рассматривал незнакомую прекрасную девушку.
- Что с тобой? - спросил он, заметив открывшиеся глаза.
- Ничего, - поспешно ответила Динка и тут же поднялась на ноги.
Пастушок внимательно осмотрел ее с ног до головы, улыбнулся, и девушка поняла, что выбрала слишком легкую рубашку.
- Ты, чья будешь? - спросил он.
- Я с Мокрого Дола, - ответила Динка первое, что пришло в голову.
Пастушок качнул головой.
- Ай, нехорошо. У меня в Мокром Долу две тетки. Я тамошних девок не хужей своих знаю.
- Так и я там племянницей в угловом доме. Третьего дня только приехала.
- У Панкропа что ли?
- У него самого, - поспешно ответила девушка.
- А к нам зачем подалась?
- Так вот ночью погулять вышла, гуляла, гуляла и тут у вас оказалась, - не моргнув глазом, соврала Динка. Пастушок усмехнулся:
- Что, так ночью и гуляла?
- Так и гуляла, - подтвердила девушка, старательно пряча глаза, в которых плясали веселые огоньки.
- И через Барбово болото и через Вышенский лес выходит, шла? - не унимался юноша.
- И через болото, - подтвердила девушка.
- Да как же ты через него прошла-то?! - изумился пастушок.
- Так там же мостик есть, - просто ответила Динка, - по нему и прошла.
- Не может такого быть, девка. На том мосту кажну ночь одноглазый боболак сидит и никого не пускает.
- Ну да?! - девушка постаралась изобразить удивление. - А я его и не заметила. Наверное, он в болоте лягушек покушать пошел.
А про себя подумала: "Какой же ты пастушок, ежели боболака о виртом путаешь? Да еще одноглазым. Нашел чем пугать!" Ей уже начинал нравиться разговор о пастушком. Он такой по-детски наивный, до смешного неумело, нагоняет важности, словно маленький симпатичный индюшонок, так и раздувается весь.
- Да ты что?! - возмутился пастушок. - Боболаки мясо человечье едят.
- Ну, тогда-а-а... - Динка посмотрела на облака: чего бы еще ему соврать? - Ага. Тогда он выпил из пьяницы всю кровь... Нет, не так дело было. Ехал пьяный Дрын. Дрына. надеюсь, знаешь?
- Осима, что ли?! - удивился пастушок. - Так то ж с нашей деревни. А ты-то откуда его знаешь?
- Так он вчера весь вечер у Панкропа просидел. Так вот. Поехал Дрын домой, а чтоб не скучно было, дал ему дядя на дорогу жбан красного вина. Прижал его Осим к животу, едет, вино потягивает и песни мурлыкает. Доехал он до Барбова болота, въехал на мостик, а тут ви... этот, как ты его называешь?
- Боболак одноглазый, - подсказал пастушок. Глаза его разгорелись и он, открыв рот, слушал девушку.
- Так вот этот самый, как ты его называешь, боболак одноглазый, увидел Дрына и чуть не завизжал от радости. Прыгнул на телегу и вцепился клыками в живот. Сосет он кровь, сосет и чувствует, что-то с ним не то происходит, а оторваться не может: больно уж сильно жажда мучает. Так и выпил весь жбан. Упал с телеги и заснул мертвецки пьян. Тут, наверное, я и прошла мимо.
- Ну ты и врать, девка! - чистосердечно признался пастушок, глядя на Динку восхищенными глазами. - Ровно сочиняешь, как в сказке.
- Ой, смотри, сюда кто-то бежит, - сказала Динка, заглянув за спину юноши. Он обернулся.
- А-а-а, это мой младший брат Молька. Обед несет. Ты, поди, проголодалась по лесам и болотам ночью гуляючи. Сделай одолжение, отобедай с нами.
Динка пожала плечами.
- Даже не знаю.
- А чего тут знать?! - удивился пастушок. - Чай люди свои, от чистого сердца предлагаю.
Веснушчатый белобрысый симпатичный мальчонка, лет двенадцати, бежал, словно за ним гнались все собаки соседней деревни.
- Ой, братка, что на деревне-то деется! - начал он о десяти метров, еле переводя дыхание. - Осима Дрына чуть вурдалак на мосту через Барбово болото не задрал. Только вместо живота жбан прокусил, так пьяный на дороге и остался. А Дрын весь белый на реке штаны стирает.
- А-а-а, - у пастушка отпала челюсть. Более глупого лица Динка еще не видела. Он переводил круглые глаза с брата на нее и обратно. Потом, кое-как опомнившись, сказал брату:
- Не упырь, а боболак.
- Сам ты боболак одноглазый! - возмутился разгоряченный Молька. - Боболаки лягушек едят, а это чистый вурдалак был, даже не упырь, а именно вурдалак. Дрын его видел, как я тебя. Тот у него из жбана на животе вино сосал. А сам желтым глазом: зырк-зырк.
- Кто? Дрын что ли? - не понял пастушок.
- Да что ты в самом деле-то дураком прикидываешься?! - заорал вдруг мальчик, очевидно его терпение кончилось. - Дрын в речке штаны отмачивает, белый как снег. Вурдалак желтым глазом: зырк-зырк. Понял что ли?
- Понял, - механически сказал пастушок, но лицо его говорило, что это далеко не так.
- Ну, то-то у меня, - важно заметил сразу же успокоившийся Молька, и только тут он обратил внимание на девушку. Ни с того ни с сего, поклонился и сказал: - Доброго здравия, госпожа. Не отобедаете ли с добрыми пастухами?
- Госпожа?! - удивился пастушок, обернулся и обмер:
Динка стояла перед ним в зеленом атласном платье, расшитым серебром и золотом, в волосах ободок, усыпанный жемчугом, на груди брошь с брильянтами.
Девушка подмигнула мальчику.
- Да, пожалуй, съем одну сладкую ватрушку с творогом. Их как раз у тебя три. И выпью кружку холодного молока.
- Да, госпожа, - еле слышно ответил Молька, чувствуя, как глаза лезут на лоб, а внутри делается совершенная неразбериха.
- А что тут у вас интересного? - спросила Динка, усаживаясь на услужливо подстеленную рогожку.
- О, госпожа, разве это интересно? - начал Молька. Он оказался скорым на язык мальчиком, однако, не лишенным сообразительности. - Страсть, что твориться в округе. Упыри и боболаки тут и там шастают. Волки бедные из леса бегут и по чердакам, как котята, прячутся. Даже им житья нет. А что уж про людей-то говорить? Страх один.
- Что уж, так прям и плохо? - усомнилась Динка, всматриваясь в юркие голубые глаза.
- И не говорите, госпожа, - ответил мальчик, протягивая ей самую большую ватрушку, - возьмите, госпожа. Она заметила, как подрагивают его руки.
- И что, кого-нибудь из вашей деревни уже съели?
- Да нет пока. Бог миловал. Но уже подбираются. Вот и Дрына напугали.
- Да не слушайте вы его, - вмешался пастушок. - Он у нас любитель приврать. За околицей кочет кукарекнет, а у нашего Мольки конец света в глазах.
- Пусть мальчик говорит, - сказала Динка и посмотрела на пастушка так, что тот, бедный, чуть ватрушкой насмерть не подавился и даже почувствовал, как пятки холодеют.
- Вы кушайте, кушайте, госпожа, а я буду рассказывать. Правда, истории мои уж сильно... неаппетитные. Не знаю, будете ли слушать.
- Рассказывай, мальчик, не бойся.
- Вы видно не здешняя, госпожа, - начал мальчик, - и не знаете наших трудностей.
- Ты прав, - призналась Динка, - я из города.
Молька прищурил голубые глаза и качнул головой.
- Нет, госпожа, на городских барышень вы не похожи.
- Это почему же?! - удивилась Динка.
- Посмотрите на ваши руки. Городские девушки боятся солнца и руки у них белые и слабые. А у вас - смуглые и сильные. Мне кажется, если вы рассердитесь, то без труда, взяв нас с братом, словно котят, за шкирки, забросите на верхушку этого дуба.
"А ты догадлив, - подумала Динка, - и потому не серди меня пустыми речами".
Мальчик понимающе кивнул, хотя не было сказано ни слова, и, не задавая более вопросов и не строя словесных догадок, принялся рассказывать:
- Началось все с лошади. Пропала у одного мужика в соседнем селе лошадь. Под вечер уже дело было. Собрались всем селом - и в лес искать. С факелами, с фонарями. Полночи искали, всю округу излазили. Слышат, фыркает кто-то, то спереди, то сзади. А кто - никак увидеть не могут. Так и вернулись ни с чем. А поутру уже девки за ягодой на опушку пошли, а там, на дереве, висит самая пропащая лошадь. 3адние ноги в развилке и наполовину обглодана. А в некоторых местах покусы отдельные и там расстояние между клыков - две ладони. Ни волки, ни медведи таких следов не оставляют. Под деревом вся трава вылизана и ни одной кровиночки. Мужики встали и не знают, что делать. Прошлое лето дело было. С тех пор и пошло. По ночам в лесу вой, хохот, крики страшные. В ближайших к лесу домах кто-то стал по ночам в окна, в двери стучать. Сначала открывали, а он по лбу хлоп и тоненько так смеется: хи-хи-хи. И нет никого. А потом открывать перестали. Так одному мужику дверь высадили. Он через окно утек и всю ночь у соседей гостевал. А наутро съехал из дому. Тут уж скотина стала пропадать чуть ли не каждый день. Вокруг домов следы непонятные. То ли копыта, то ли лапы. Никто разобрать не может. Люди в страхе, не знают что делать. А тут еще вурдалак на Барбовом болоте объявился. Его первым солдатик проезжий повстречал. В полнолуние дело было. Идет он себе ночной дорогой и в ус не дует. Места-то ведь у нас самые тихие были. И вдруг видит: огонек желтый мигает. Приближается он и видит: сидит на перилах вурдалак, желтым глазом мигает, клыки скалит и облизывается. Солдат хоть и был под хмельком, в момент трезвее младенца сделался. Видно и на войне уцелел, что хорошо бегал. Только днем отважился вместе с кузнецами через тот мостик перебраться. Вот с тех пор и пошло, госпожа. Так и живем.
- Ну а с вашей деревни хоть одну корову увели? - поинтересовалась Динка.
- Вон его спрашивайте, - Молька кивнул в сторону брата.
- Что скажешь, пастушок? - ослепительно улыбнулась девушка.
Поспешно запив ватрушку молоком, пастушок освободил рот и с готовностью ответил:
- Нашу деревню не трогают.
- А почему, как ты думаешь?
- Боятся, - просто ответил пастушок.
- Уж не тебя ли? - пряча улыбку, спросила девушка.
- Далеко от леса, вот и боятся.
- Да что ты дурь-то мелешь?! - возмутился младший брат. - Карьга вон не ближе нашего, так всех овец потаскали.
- То волки, - оправдывался пастушок.
- Ай, да что о тобой говорить, - махнул рукой мальчик. - Тебе бы только в дуду дудеть, да о богатстве мечтать. А до людского горя и дела нет. Вот придут завтра в твое стадо, и узнаешь.
Девушка удивилась, почувствовав, что мальчик говорит правду. Ведь завтра снимается ее покровительство, и вся нечисть, сидящая в Барбовом болоте и Вышенском лесу, устремится на эту крохотную деревеньку, где всего-то шестьдесят три коровы. И неизвестно еще, уцелеет ли пастушок и его симпатичный брат Молька. Динка зло улыбнулась. Нет, они специально ждали конца ее покровительства. Не рисковали понапрасну. Ничего, они еще не знают, с кем имеют дело. У девушки даже дух перехватило от предчувствия скорой борьбы. Заметив ее волнение, мальчик спросил:
- Что-нибудь случилось, госпожа?
- Да, - Динка поспешно встала, - я совсем забыла: мне надо навестить тетушку в Лугах.
- Но это далеко отсюда, - заметил пастушок.
- Вот именно и надо попасть туда засветло.
- Может дать вам лошадь? - спросил старший брат. Ему вдруг стало жаль расставаться с такой необычной и красивой девушкой.
- Не стоит беспокоиться. Я напрямки, короткой дорогой.
- Через лес? - почти крикнул Молька.
- Здесь кругом леса, - уклончиво ответила Динка. Ей необходимо было побыть одной, дабы собраться перед завтрашним днем.
- Госпожа, - мальчик схватил ее за рукав, - не ходите, прошу вас. Тирский лес самое гиблое место. Там на каждой сосне по лешему, под каждой корягой по кикиморе. Не ходите, госпожа. Очень прошу.
Динка с удивлением посмотрела в его полные слез глаза и впервые в жизни задала этот вопрос:
- Тебе меня жалко?
Еще никто и никогда не смотрел на нее так.
- Вы такая красивая, госпожа, - еле слышно ответил Молька, опустив глаза.
- А в самом деле, может переночуе-е-ете у нас? Мама рада будет. Она любит хороших людей, - предложил пастушок и от полноты чувств, громко шмыгнул носом.
Динка печально улыбнулась и качнула головой.
- У каждого из нас своя дорога. Но если вы очень хотите, я пойду полем по тракту. И не надо меня провожать, - она властным движением руки остановила поднимающегося пастушка. - Вот что я вам окажу на прощание. Ты, пастушок, завтра с утра смотри по сторонам внимательнее и если что подозрительное заметишь, сразу же лезь на дуб, затаись там и не вздумай спускаться, чтобы вокруг не творилось.
После этих слов Динка сняла с себя пояс и обвязала им ствол дуба на уровне поднятой руки.
- Метку мою не снимайте, - и, не оборачиваясь, заспешила к насыпи тракта.
Пастушок вскочил, как ужаленный и вскрикнул:
- А мы еще увидимся?
Девушка не ответила. Ее зеленое платье слилось с фоном луга, и как Молька с братом ни таращили глаза, сказать в какую сторону она пошла - не могли.
- Ой, братка, что-то будет, - подвел черту мальчик.
Пастушок не ответил.
Динка лежала на стогу свежего сена, впитывая энергию черного неба. Звезды мерцали далеко и слабо, словно добрые создания хитро подмигивали, желая познакомиться. Она уже совершенно успокоилась: мозг неуклонно работал в одном направлении, вырабатывая действия на завтрашний день, проигрывая возможные варианты сражения, выискивая слабые места и устраняя их. Совершенно неожиданно ей вспомнился пастушок. Каково ему придется завтра? А его брат Молька? Интересный мальчик. Очень способный. Он мог бы многого добиться. А может заняться его воспитанием? Послезавтра видно будет. Девушка зарылась поглубже в сено и, даже засыпая, видела как с неба, словно дождь, льются тонкие лучи, а тело, жадно впитывая их, становится золотистым, испуская легкое свечение.
Пастушок не спал всю ночь. Едва он закрывал глаза, как вспоминал незнакомую прекрасную девушку в легкой прозрачной рубашке. Сердце заходилось в сладостной истоме. "Вот бы..." - думал он, но тут вспоминал ее взгляд и начинал чувствовать, как волосы поднимаются на голове, а по спине холодной змейкой сбегает пот. Всю ночь он блуждал по тропинкам догадок, но в конце концов совершенно запутался, и когда матушка пришла будить его на работу, чувствовал себя разбитым, словно подравшимся о перепоя. Голова гудела, все кости выворачивало и в животе тоскливо бурчало.
А день выдался серый, мрачный, будто чувствовал настроение пастушка. Согнав стадо на луга, юноша сел на свое место под дубом, достал флейту, но не найдя сил играть, положив обратно за пазуху, уставив тяжелый взгляд в одну точку. Он не сразу сообразил, что происходит. Во сне это или наяву, когда увидел широкую волосатую морду с огромными в пол-лица, красными глазами. Морда улыбалась, оскалив длинные желтые клыки.
- Лезь на дерево, - услышал он голос девушки. Встрепенулся, и словно неведомая сила подбросила, мгновенно оказался на нижнем суку. Мордастый приблизился к дубу, но, заметив зеленый пояс незнакомки, недовольно зафыркал и попятился. Пастушок осмотрелся и то, что увидел, заставило его содрогнуться: со стороны Вышенского леса сплошной грязно-зелено-бурой волной надвигалась нежить. В горле у пастушка пересохло, хотелось кричать, но не хватало духа, хотел спрыгнуть с дуба и бежать в деревню, но мордастый щерился внизу и не сводил с него глаз.
- Началось, - прошептал юноша, намертво обняв черный ствол, и сердце заныло в предчувствие скорой кончины бренного существования.
Динка, не спеша, срывая на ходу цветы, спускалась с холма. Одинокий бикорсат, увидев ее, жалобно заскулил и бросился бежать навстречу собратьям. Девушка последовала за ним. Пастушок отчетливо видел белую рубаху на зеленой траве. Он перебрался на сук повыше и зажмурив глаза, принялся нашептывать молитву одному ему известному богу.
Динка чувствовала, как возрастает черное поле по мере приближения нежити. Если уж совсем честно, то она не думала, что их будет так много: сплошная стена, ощетинившаяся несчетным количеством когтистых лап, щупалец и клешней, оскалившаяся сотнями огромных клыкастых пастей. Повеяло ледяным холодом, могильным смрадом, и девушка подсознательно включила защиту .За себя она не боялась: мразь такого мелкого пошиба не способна причинить ей какого-нибудь вреда, но сдержать их будет очень трудно. Сотню бесов она бы еще смогла обезопасить, но тут куда больше. Вскоре расстояние между ними сократилось до двадцати шагов. Фронт замедлял движение, а фланги стали обходить девушку. Динка остановилась, выжидая, вдруг почувствовала, как со стороны Тирского леса приближается новая масса врагов. "Ого! - отметила она про себя, - Тяжело будет". Вскоре кольцо сомкнулось и замерло. Вирты, боболаки, упыри, кикиморы, пекоры и прочая нечисть затихла в напряжении, словно выжидая команды. Теперь девушка ощущала холодное злое поле со всех сторон. Оно пыталось пробить ее защиту и поглотить энергию. Динка все еще ждала. Из болотной толпы выделился старый седой лакун. Он приближался, насмешливо улыбаясь, показывая единственный затупившийся клык.
- Прочь с дороги, сопливая девчонка, или я сверну тебе шею.
Динка качнула головой.
- Уходите обратно в лес и не вздумайте соваться в деревню.
- Твое покровительство закончилось, - нагло заявил лакун, - и сегодня деревня будет наша.
- Окончание моего покровительства не имеет значения, и деревня никогда не будет вашей. Ни сегодня, ни завтра.
- Мы давно точим на нее зуб. Уходи с дороги.
- Не дури, старый лакун. Или твои мозги совсем высохли?
- Ты не сможешь нам помешать, посмотри, сколько нас, - самодовольный старик обвел друзей широким жестом. Рыла и рожи довольно захихикали.
- Кончай ее, лакун, - послышались крики из толпы, - дай я поцелую ее нежную шейку.
Динка опустила глаза, зло улыбнулась и тихим, твердым, как гранит голосом сказала:
- Не говори потом, что я не предупреждала. Еще един шаг...
Лакун подался вперед. Динка резко подняла глаза, и шерсть на противнике, вспыхнув ярким пламенем, мгновенно испарилась. Лакун отшатнулся, и оказавшись совершенно голым, захлопал глупыми глазами, стараясь сообразить, куда же делось его богатое меховое убранство.
- Я тебя предупреждала, лакун.
Из круга выскочили сразу несколько вурдалаков, но тут же пали, рассеченные белым лучом. Запахло паленым, и вновь воцарилось напряженное молчание. Задние напирали, передние не могли их сдержать, и круг постепенно сужался.
Пастушок, прочтя все молитвы, отважился открыть глаза и тут же пожалел об этом. Весь луг перед дубом был забит отвратительнейшими тварями.
- Упыри, - понял пастушок, - но почему они меня не съели.
Их отвлекает кто-то другой.
Осторожно взобравшись повыше, он старательно присмотрелся и чуть не упал вниз от ужаса и удивления. Посреди грязного болота отвратительных тел, в самой середине, зеленел пятачок. Там в легком желтоватом свечении стояла его вчерашняя знакомая.
- Господи, - зашептал пастушок, - что же это деется?
Динка чуть приоткрыла защиту, пропуская злобу врагов, сминая, трамбуя и концентрируя ее. "Хорошо, она мне поможет". Черный шар становился все туже и давил изнутри все сильнее, пока не стал подобен мраморному ядру. Тогда Динка собрала в себе вою светлую энергию, так же, в одно ядре. Ослабила хватку: злость вырвались, поглотив светлый шарик, но тот стал быстро расти, разгоняя черноту в стороны, и вскоре ее осталось совсем немного, только тонкий слой по периметру.
Пастушок не смог содержать крика ужаса, когда Динка вдруг, резко взмахнув руками, стала неописуемо быстро расти. Руки, нежные тонкие загорелые руки, покрылись чешуей и острыми, словно бритва, роговыми наростами. Лицо вытянулось, оскалилось огромной пастью дракона. Зрачки сузились, позеленели, глаза вылезли на лоб, а за ними стремительно прорезались рога. Мозговая часть черепа отодвинулась назад, вздулась двумя шишками. От спины рос хвост, сплошь утыканный светящимися пластинами. Тело также стремительно раздавалось вширь и ввысь, по хребту пошли костяные иглы. Через несколько мгновений в окружении нежити вместо девушки оказался дракон размерами со средний дуб. Пригнувшись, он взмахнул головой, и пастушок явственно увидел, как зазевавшийся вирт исчез в зубастой пасти. Такого ужаса даже упырям не пожелаешь. Твари замерли оцепенев, они явно не ожидали такого поворота. В следующий момент дикий вой ужаса сотен глоток, когда-то самих наводящих панику на любого смертного, разнесся над лугами. Дуб задрожал, и добрая половина листьев, стремительно кружась, упала на траву. Зеленый лохматый боболак корчился, проткнутый светящимся рогом, из перекошенной пасти лилась густая фиолетовая жижа. Дракон взмахнул хвостом, рассекая воздух, а вместе с ним и врагов. Совсем радом что-то просвистела, ударилось о ствол, и пастушок увидел в метре под собой обезображенное страшным ударом тело. Оно застряло в развилке, почти рассеченное пополам в поясе, и держалось лишь на нескольких сухожилиях. На пастушка смотрел одинокий неподвижный желтый глаз.
- Одноглазый боболак с Барбова болота, - догадался юноша. Боболак еще немного побулькал, пуская пузыри рассеченным животом, напоследок всхрипнул и затих, очевидно, навсегда. Между тем дракон, вращаясь со скоростью неописуемой, резал, рвал, грыз нечисть. Над полями стоял нестерпимо высокий вой и хруст дробящихся костей. Пастушок зажал руками уши, но легче не стало.
Несколько самых отчаянных упырей решили напасть на дракона, но лишь натыкались на смертоносные светящиеся шипы и вскоре бросили эту затею, поняв, что орешек им не по зубам. Не выдержав избиения цвет болота дрогнул и бросился врассыпную. Тогда дракон, сильно оттолкнувшись задними ногами, взмыл в небо, раздулся, лопнул и большим-большим облаком тумана стал опускаться, укрывая собой все поле. Кикиморы, вирты, вампиры, боболаки заверещали еще громче, забегали, словно безумные, натыкаясь, давя друг друга. Туман накрыл их колпаком, не давая возможности достичь леса. Нежить шарахалась от него, стремясь в центр, где туман был не так близко. Но тот все сжимался, пока не собрал их всех в огромную кучу. Белая густая пелена поглотила чудовищ, и вскоре над поляной стало тихо. Легкая змейка отделилась от облака и полетела к дубу. Пастушок не спуская глаз, следил за ней, теряясь в страшных догадках. Змейка окутала тело одноглазого боболака. Оно пошло пузырями, вспенилось, зашипело и прямо на глазах стало быстро растворяться. Пастушок зажмурился и вновь стал молиться.
- Братка, братка, ты чего там? - голос Мольки вернул пастушка к жизни. Мальчик стоял внизу и удивленно таращил глаза. Пастушок осмотрелся и, не найдя ничего подозрительного, опустился на землю.
- Ты что там, уснул? А я тебе обед принес.
- Где коровы? - вместо ответа спросил пастушок, словно не он, а брат должен следить за скотиной.
- Коровы у реки. Я сначала думал и ты там, а потом сюда прибежал. На-ка покушай.
Пастушок стоял без движения.
- Братка, ты что? - Молька дернул его за рукав.
- Сон мне страшный приснился.
- Ты и на дуб поэтому залез?
Пастушок поднял глаза на дерево, увидел зеленый пояс и не нашел, что сказать. В голове его сплелись воедино сон и жизнь. 0н рассеяно повел взглядом и вздрогнул: из травы на него смотрел желтый глаз боболака. Нет. Показалось. Цветок.
- Ты поешь, поешь, братка.
Мольке, сунул ему в руки узел с едой, а сам направился к дубу. Его распирало любопытство: что же там делал старший братец? Взобравшись на второй снизу сук, он внимательно посмотрел вокруг.
- Ой, братка, там, в лощине что-то белеется. Пойдем, посмотрим.
Пастушок был неспособен, в данный момент, принимать какие-либо самостоятельные решения и послушно последовал за младшим братом. На дне лощины лицом вверх лежала девушка. Черты ее белоснежного, без единой кровинки, лица были знакомы обоим. Она медленно повела глазами в их сторону и прошептала:
- Не прикасайтесь ко мне. Пастушок, сыграй на флейте.
Пастушок, уставив неподвижный взгляд в прекрасное лицо, не ведая кому повинуясь, поднес инструмент к губам и заиграл.
- Госпожа, госпожа, - поспешно зашептал Молька, быстро опускаясь к ней, - госпожа, что с вами?
Девушка закрыла глаза.
Мальчик коснулся ее лица, кожу обожгло, и пальцы прилипли, словно мокрые к морозному топору. Кости заныли. Мальчик отдернул руку, и на траву упало несколько капель крови. За двенадцать лет он уже не однажды видел, как умирают, и научился чувствовать тот миг, когда душа оставляет тело.
- Братка, она умерла! Братка! - закричал мальчик, и голос его сорвался. Но пастушок не слышал, он играл самую грустную мелодию над телом прекрасной девушки, у ног которой, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом в колени, брошенным щенком поскуливал его младший брат.
А музыка, бесконечная и бесконечно печальная, стекала с холма и терялась в лугах, где даже кузнечики умолкли.
РОД ПРОКЛЯТЫХ
Старый, пугающе пузатый мерин, глухо стучал расползающимися мокнущими копытами по накатанной колее, грустно кивал головой и помахивал хвостом, отгоняя самых стойких осенних мух. Всадник был молод, но вид имел очень усталый. Он внимательно следил за дорогой, помня наказ белобрысого корчмаря, объезжать круглые лужицы. Вроде бы в земле под ними кто-то сидит, поджидая томимую жаждой жертву. Все это выглядело неправдоподобно, но в этих диких местах... путник все же решил поостеречься. Еще его волновало это бурое уродливое животное. За такую огромную сумму в столице он смог бы купить самого лучшего скакуна. А здесь? ... А здесь у него не было выбора. Идти пешком, неся то малое, что у него было, не представлялось возможным. Торгуясь, черный, вороватого вида, хозяин конька, так просто и сказал: "Давай сколько есть. Деньги тебе больше не пригодятся. Там, куда ты едешь, людей нет, а медведю твое золото ни к чему". А друг его, кривой и плешивый, хлопнул коня по шее и добавил: "Радуйся, парень, за гроши такого скакуна купил. Он пронесет тебя по лесам, как ветер, знай только, держись".
Молча, проглотив ироническое напутствие, он направился по осенней дороге в сторону восходящего солнца. По рассказам все того же корчмаря, она оживала только осенью. Ни зимой, ни летом, ни весной по ней никто не ходил. Почему? Узнать не удалось. Никто не сказал, что ожидает его там, за лесом. Все вопросы оставались без ответов. Люди отворачивались или просто смотрели не понимая. Только белобрысый корчмарь, взглянув на чужака, сочувственно вздохнул и, склонившись к самому уху, прошептал: "Ответ ты найдешь за лесом. Здесь никто ничего не скажет. А слишком навязчивых, случается, бьют".
Сероватая лента бежала посередине широкой просеки. Справа и слева ступенями возвышался лес. Одинокие кусты отважными разведчиками подбирались к самой дороге, словно желая понюхать, потрогать редкого путника, осмелившегося проникнуть в их необъятное царство. Настороженно застывший воздух не гасил свист крыльев молчаливых птиц, гнездящихся на опушке. По мере удаления от деревни их становилось все меньше и меньше, пока вдруг полная тишина, мягкими ладонями, не сдавила уши. Одиночество, оторванность от всего и вся, накрыли всадника своим волшебным колпаком. Он привстал на стременах, стараясь разглядеть впереди хоть какое жилье, но кроме леса, дороги и неба, позабытого птицами, но все такого же высокого и чистого, вокруг ничего не было. Он хотел обернуться, но побоялся, не выдержав сумасбродства цели своего пути, устремиться к дому, к знакомым и близким людям. Стиснув зубы, он пришпорил коня, в ответ тот лишь вздрогнул, жалобно вздохнул, но шага не прибавил.
Трижды он добросовестно объезжал круглые лужи, затем однообразие дороги сморило его. Дрема забрала в свои сети, ласково, осторожно.
Мерин внезапно прервал свой размеренный ход и, словно желая больше никуда не трогаться, облегченно вздохнул. Всадник вздрогнул, вынырнул из небытия и увидел перед собой человека. Это было так неожиданно среди полного безмолвия природы! Краем глаза он успел заметить, что лес уже кончился и вокруг возделанные поля. Невдалеке укрепленный замок с высокими глухими стенами.
На человеке был кожаный панцирь поверх черных одежд. Черная материя укрывала так же голову и лицо, оставляя лишь узкую щель для глаз. Человек смотрел на всадника тяжелым оценивающим взглядом, сжимая в руках вилы-тройчатки. За его поясом был кинжал, а на спине закреплен широкий двуручный меч. Было непонятно, то ли воин решил поворошить сено, то ли крестьянин захотел немного повоевать.
- Приветствую тебя, добрый человек, - сказал всадник, спустившись на землю и с трудом распрямляя затекшие ноги. Только теперь путник заметил, что человек в черном намного выше его, а сложением... вдвое, нет, втрое мощнее.
- Я приветствую тебя, добрый человек, - повторил путник. - Я пришел с миром.
Черный воин молча склонил голову и указал рукой в сторону замка. Юноша кивнул, и, взяв своего скакуна за поводья, последовал за ним. Вскоре их обогнала повозка, груженая соломой. Две крупные сытые лошади легко катили ее. Трое черных шли рядом, подбирая вилами редкие клочки соломы и укладывая их на повозку. Поравнявшись, они чуть замедлили шаг, внимательно рассматривая гостя. У них тоже были мечи, кинжалы и черные маски. Первый черный человек махнул им рукой, и они пошли своей дорогой. У самого рва повозка вдруг свернула, и люди стали укладывать солому в большую копну. Шагах в тридцати, уже стояла готовая, за ней еще одна, и так вдоль всего рва. Это выглядело довольно странно, но спросить путник не решился.
Во дворе замка несколько десятков черных воинов упражнялись в искусстве владения тяжелым мечом и боевым топором. Они были как одни, высоки и широкоплечи. Столкнуться с такими в бою... нет, об этом путник старался не думать. Подальше, у стены, он заметил женщин, стреляющих из луков. Они тоже были укутаны в черное и только рост, и особая грациозность в движениях, выдавали их. Везде и всюду было оружие: у стен стояли копья, целые охапки мечей на любой вкус: больших и маленьких, прямых и чуть искривленных, узких и широких. Далее целые корзины с кинжалами, тоже любых размеров. И еще много всего, что путник не успел рассмотреть. Но одно обстоятельство незыблемо стояло над всем этим: замок жил ожиданием скорой войны.
Из толпы великанов мягко выплыл старик. Странник узнал его по рукам. Он не был великаном, не был богатырем, скорее напротив, казался бесплотным призраком, так легко и беззвучно перемещалось его тело, высушенное многими годами жизни. Он остановился в трех шагах и долго рассматривал гостя. Затем обернулся и молча поднял руку. Одна из женщин оставила лук, пересекла двор и замерла возле старца. Они немного постояли молча и наконец женщина заговорила:
- Чужие люди редко бывают в нашем замке. Последние десять лет мы не видели ни одного путника, ни одного странствующего купца. Известно ли тебе, что приближаться к нам опасно любому человеку, будь то отважный воин, нищий монах или всемогущий герцог?
Столь недобрые слова приветствия немного смутили путника. Он вздохнул и, как можно смиреннее и дружелюбнее, ответил:
- Я пришел издалека, почтенный повелитель. Более месяца длился мой путь. Мне попадались разные люди, и хорошие и плохие, и богатые и бедные, но я ни к кому не испытывал зла. Я странник, идущий своей дорогой, не желающий иметь врагов, более тех, что у меня уже есть. Я не ведаю того, что ждет меня за поворотом и, если своим присутствием я навредил вам, то прошу вас простить, меня великодушно. И я тут же отправлюсь дальше.
- Нет, - возразила женщина, - едва ли ты сможешь навредить нам, если даже захочешь. Я говорю о тебе.
- Вы убиваете всех, кто приближается к вашему замку? - спросил путник, стараясь скрыть невольный страх.
- Нет, - опять возразила женщина, - мы не причиним тебе вреда.
- Тогда в чем опасность? - немного успокоившись, поинтересовался гость.
- А разве в деревне тебя не предупредили?
- Нет. Узнав, что я еду к солнцу, они лишь накормили меня скверным обедом и продали вот этого конька.
- Это они могут, - подтвердила женщина.
- Я три дня не спал, и чуть не выпал из седла, когда ваш человек встретил меня.
Старик молча указал на ближайшую дверь, и женщина сказала:
- Войдем в дом. Я думаю, после длительной дороги, ты не откажешься от хорошего обеда и долгого крепкого сна.
Гость замялся, не зная как поступить с лошадью.
- О ней позаботятся, - успокоила его женщина.
Они поднялись на второй этаж в просторную, но скупо обставленную комнату, сели за длинный грубый стол: старик и женщина напротив гостя. Девочка в сером, неприметная, как тень, подала жареное мясо, красное вино и пышный хлеб.
- Я хотел бы купить у вас хорошую лошадь, но у меня нет денег. Отдал все за чуть живую клячу. Улитка быстрее скачет.
- Тебе не надо ходить к солнцу. Там гиблое место, - предупредила женщина.
- У меня нет выбора.
- Так сильна причина, что гонит тебя на верную смерть?
- Я ищу человека, - просто ответил путник.
Женщина помолчала, потом предложила гостю отобедать:
- Мы только что поели, - сказала она, - так что ешь, не стесняйся. Мясо свежее. Еще утром бычок гулял в поле.
Она еще немного помолчала и несмело добавила:
- Мы дадим тебе хорошую лошадь. Только... тебе не стоит ехать завтра.
- Почему?
- Осень.
- Это что-нибудь меняет?
- Да, меняет. И очень многое. Ты думаешь, наши девушки от скуки стреляют из луков?
- С первого взгляда понятно, что вы готовитесь к войне. Даже собирать солому люди выходят с мечами.
Гость встретился взглядом с безмолвным стариком. Неужели лишь одна женщина среди них умеет разговаривать? Но как же они понимают друг друга?
- Вот именно, - подтвердила его догадку собеседница. - Каждую осень здесь проходят целые армии нежити. Они идут на восток, должно быть в Биктольский замок, уничтожая на своем пути все живое. Ты, наверное, заметил, как пустынен лес вокруг? Даже птицы стараются улететь подальше. И только наша маленькая крепость, благодаря высоким стенам и бесстрашным защитникам, пока еще противостоит их натиску. Мы ожидаем их прихода со дня на день. И тебе лучше быть с нами. За каменными стенами ты в относительной безопасности. А в лесу..., а в лесу они просто съедят тебя.
Шутник поперхнулся.
- Ты не будешь нам в тягость. Еды у нас предостаточно и мы можем выдержать осаду, хоть до самой весны.
- Но я не могу ждать до весны, - возразил гость.
- Никто не заставляет тебя делать этого. Дня через три после нежити, ты можешь ехать спокойно. И скажи спасибо судьбе, что тебе не придется встретить их в лесу.
- Спасибо тебе, добрый хозяин, - гость не сомневался, что разговаривает со стариком, но каким образом происходило все это, он не решался спросить.
- Ешь, и ни о чем не думай, - ответила женщина. - Иногда они просто проходят мимо, но мы всегда готовы встретить их кипящей смолой.
Свежее сено отбросило его обратно в детство, на берег родной реки, где на заливных лугах трава в пояс, утренний туман густой, словно белый ленивый кот, а коса звенит, отец делает широкий взмах, а он, считая себя совсем взрослым, старается не отстать... Впервые за много дней, он засыпал сытый и в тепле. Вонючие трактиры, кишащие ненасытными крошками-вурдалаками, ужин, которым добрый хозяин побоится кормить собаку, пьяные песни всю ночь напролет, и утро, несущее не облегчение, а еще большую усталость. Все это теперь казалось просто дурным сном. На мягких чистых шкурах, в полной тишине, он медленно погружался в сон, стараясь не думать о странных людях замка. Однако большие темно-серые глаза девушки (ему очень хотелось, чтобы она была девушкой) и сейчас ясно представлялись ему. Здесь у всех глаза узкие и карие. А эти большие...
Сколько прошло времени, он не знал. Впервые после пробуждения ничего не болело, усталость исчезла. Тело вновь обрело силы молодости. Свет пробивался сквозь узкую бойницу, робкий и серый, словно новорожденный ягненок, и нельзя было понять, вечер сейчас или утро. Одевшись, он немного постоял у двери, прислушиваясь, но не было слышно ни голоса, ни шороха. Щемящее чувство покинутости охватило его на несколько мгновений. Отогнав его, он толкнул дверь и вышел в коридор.
Гость бродил долго, тщетно пытаясь встретить хозяев, пока совершенно неожиданно не оказался у крепостных ворот. Они были закрыты. Люди в черном сновали туда-сюда, таскали вязанки дров, корзины с камнями и целые охапки копий. Все это они проделывали в глубоком молчании. Ни кто не командовал, не ругался, не кричал. Гость некоторое время стоял в нерешительности, стараясь разглядеть в узких прорезях черной материи большие серые глаза, но его переводчица нашлась сама.
- Они пришли, - прозвучало над самым ухом. - Их очень много и нам не избежать битвы.
- Кто пришел? - не понял юноша.
- Поднимись на стену и все увидишь сам.
Все поле от леса до рва было заполнено нежитью. Сосчитать их было невозможно. Они стояли молча, подняв злые голодные глаза на защитников крепости, и ждали приказа.
С оружием наготове, люди в черном, походили своей неподвижностью на древние каменные изваяния, поставленные здесь первыми богами для охраны маленькой крепости, и забытые ими. Не потому ли холодный запах обреченности прокрался в душу гостя? Солнце уже коснулось горизонта. Вечерняя тишина зловещим предвестием страшной битвы легла на округу. Время остановилось, замер ветер, боясь подтолкнуть врагов на первый смертельный шаг.
- Ты опередил их всего на несколько часов, - прошептала девушка.
- Что толку? От судьбы не уйдешь, - обречено вздохнул гость.
- У нас нет иного выбора, - возразила девушка. - Мы принимаем бой.
Когда последний солнечный луч погас, седой боболак, предводитель всей нежити, взревел, и его войско ринулось в атаку. В ответ со стены, описав широкую дугу, огненная стрела ударила в сухой стог соломы. Он быстро вспыхнул, осветив нападающих врагов. Сверху на них полетели камни, копья, сотни стрел, полилась кипящая смола. Снизу долетел злобный рев сотен глоток, усиленный болью первых ран.
Словно зачарованный, гость смотрел на бесконечный поток косматых монстров, всем телом ощущая болезненную дрожь воздуха. Покачиваясь на бурых волнах, к стенам крепости плыли длинные лестницы. Девушка взяла лук и, не целясь, принялась посылать стрелу за стрелой в кипящее месиво нежити. Промахнуться здесь было невозможно. Гость вытянул из ножен свой короткий клинок и приготовился разделить незавидную судьбу хозяев замка.
Нежить обрушилась страшной, неудержимой лавиной. Они лезли по спинам, головам себе подобных, калеча здоровых и затаптывая раненых, используя их, как ступень к высокой стене замка. Толстые бревна ложились на место поднятого моста, и вот в ворота ударил первый таран. Несколько десятков боболаков, закинув на плечи дубовое бревно, бежали с ним к воротам по скользким стволам, уже политым черной кровью собратьев, падали, срываясь в ров, но их место тут же занимали другие. Остановить их было невозможно.
По длинным лестницам они карабкались на стены, летели вниз, пронзенные мечами и копьями, но на место убитого тут же вставали двое, трое, Наконец-то нежить смогла взойти на стену. То там, то здесь слышался победный рев боболаков, сумевших сломить защитников. Людям в черных одеяниях стоило немалых сил сдерживать все возрастающий поток тварей.
- Они съедят нас раньше, чем мы успеем разогреться, - прокричал гость, увидев, что крепостные ворота рухнули, и в них хлынула целая река бурых тел.
- Следуй за мной. Нужна твоя помощь, - ответила девушка.
Ловко уворачиваясь от мелькающих мечей, она юркнула в узкую дверь, ведущую в башню главных ворот. Гость почувствовал, как содрогаются стены: таран бил во внутренние ворота.
- Руби этот канат, - приказала девушка. - Мы должны успеть.
Он отчетливо видел, как просел пол, и пошла вниз стена, стоящая прямо перед глазами. Испугавшись, он отпрянул обратно ко входу, но камни под его ногами стояли крепко. Обвал накрыл всех, кто был в это время под башней. Из провала вырвалась туча пыли, и на мгновение стало тихо.
- Это их не остановит, - сказал гость.
- Я сделала то, что должна была сделать, - ответила девушка. Немного помедлила, потом добавила, - Повелитель сказал, что сегодня они пришли не сами. Их привел человек. Еще никогда они не приходили к нам с лестницами и таранами. Еще ни разу они не были так упорны.
- Ты думаешь, это сделал я?! - испуганно воскликнул гость.
Девушка ответила не сразу:
- У того человека черные ногти.
Юноша испуганно посмотрел на свои руки.
Когда они вернулись из башни на стену, там были одни боболаки. Хозяйка замерла, предостерегающе подняв руку.
- Нам нечего здесь делать.
- Но... - попытался возразить гость. Он увидел горстку черных людей, отбивающихся от нежити.
- Мы не поможем им, - довольно резко ответила девушка. - У нас иное предназначение. Ни о чем не спрашивай. Если выживем, я расскажу тебе все. А пока, следуй за мной и постарайся не отстать.
Прихватив из башни факел, они погрузились в лабиринт узких коридоров. Девушка торопилась, но иногда вдруг останавливалась и, закрыв глаза, прикладывала ладонь к стене.
- Камни стонут, - шептала она, - они захватили весь замок. Они вокруг. Они за этими стенами. Приготовься!
Беглецы поравнялись с дверью, и снаружи на нее обрушились удары страшной силы.
- Они нас чувствуют? - прошептал юноша и ответом ему был злобный рык. Еще один удар и дверь рухнула к их ногам. В проем протиснулся боболак и замер, хищно ощерившись. Они всегда так делают перед броском. Страх жертвы распаляет их аппетит.
- Пригнись! - крикнула девушка и ударила его под колени, и в тот же миг над головой что-то просвистело: перерубленный боболак больше не щерился.
- Очнись, - девушка дернула его за шиворот, - сейчас придут другие. Бежим.
В подтверждение ее слов: рев множества ненасытных глоток возвестил о желании убивать.
Они бежали до маленькой дверцы, окованной толстым железом. Девушка задвинула тяжелый засов и с облегчением вздохнула:
- Это немного задержит их.
Редкие узкие бойницы давали мало света, но все же это было лучше, чем бежать в абсолютной темноте с одним убогим факелом, грозящим потухнуть в любое мгновение.
- Ночь прошла! - ужаснулся гость. Ему казалось, что минуту назад, полыхая в полнеба, солнце садилось на западе.
- Впереди тропа ловушек, - предупредила девушка, внимательно осматриваясь. - Если ты не хочешь остаться без головы или улететь в бездомный колодец, иди по моим следам.
Теперь они шли медленно. Почувствовав за спиной топот множества лап, гость забеспокоился: