Зевайкин Александр Васильевич : другие произведения.

Магия жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


ИСКУШЕНИЕ СРЕДНЕГО КОЛДУНА

  
   В тот вечер я не пил, не пел,
   Я на нее вовсю глядел,
   Как смотрят дети,
   Как смотрят дети.
   В.Высоцкий
  
   Они все были колдунами. Разница лишь в степени. А еще их называли "инженерами человеческих душ", но втайне каждый считал себя творцом. Каждый творил свой мир, от "Маленьких кухонь" до "Далеких галактик" и был там безраздельным хозяином. Им нравилась магия слова, эта великая сила подчинялась им и творила чудеса. Но и сами творцы уже не были свободны: они подчинялись законам тайного ордена, они поклонялись божеству вдохновения. Оно отнимало у них покой и время, которое можно было потратить с друзьями на веселой пирушке, оно лишало сна, а иной раз обрекало на муки...
   Верховный колдун, краснолицый, однорукий, неторопливо расхаживал по комнате, посматривая на учеников и заговаривая то с одним, то с другим. Он не видел их более года, с прошлого шабаша. У каждого что-то случилось за это время, и возникла потребность поделиться с братьями по ордену своими творениями.
   - Еще минут пять подождем и будем начинать, - возвестил магистр словесной магии. - Вечно у нас кто-нибудь опаздывает.
   - Да, пора бы уж, - долетело с разных концов зала. Им не терпелось... хотя в глубине души каждый боялся.
   Средний колдун всегда садился около двери. Это давало преимущество в обзоре. Он мог получше рассмотреть входящих, поскольку был близорук. За тринадцать лет он узнал многих, хотя контингент отчасти менялся, но пять-шесть самых достойных учеников составляли костяк шабаша. Еще пять-шесть новичков сидели, словно пришибленные, боясь шевельнуться.
   Средний колдун любил шабаши. Сначала ему было скучно, грустно, но потом... Он любил додумывать, доделывать чужие творения на свой лад, получалось очень забавно, правда, это было не совсем честно, но сегодня шабаш, сегодня разрешалось все. Еще он любил атмосферу спора, где рождалась истина или что-то вроде того. Но все это будет чуть позже. А сейчас... нет, не зря он садился у двери, он вслушивался, стараясь уловить приближающийся звук легких шагов. Сердце вздрагивало. Он ждал.
  

2

  
   Потом был разговор, тяжелый, с частыми паузами. По своей природе Алексей - человек замкнутый, немногословный. Он любил наблюдать, слушать размышлять. Разговор метался из угла в угол и никак не мог найти благодатное русло, пока не натолкнулся на собачью тему. Алексей любил собак и мог говорить о них долго, вспоминая те или иные случаи, связанные с братьями нашими меньшими. Но когда и о собаках было сказано все, заговорили о работе.
   - Так где вы трудитесь? - спросила Ирина.
   - Четвертый год болтаюсь между небом и землей, - признался Алексей.
   - Как? А живете на что?
   - Делаю кровати.
   - Кровати?! - в удивлении переспросила девушка, словно речь шла о летающем корабле.
   - Да, - подтвердил Алексей, - за творения моего разума не платят деньги. На хлеб я зарабатываю руками, - он посмотрел на свои сбитые, грубые руки.
   - А какие?
   - Любые. Но в основном двухъярусные. Квартиры у нас маленькие, так что они пользуются большим спросом.
   - А мне можете сделать?
   - Двухъярусную?
   - Нет, зачем? Мне и обычной хватит.
   Алексей подумал и нехотя согласился.
   - Хочу сразу предупредить, что это довольно дорогая идея.
   - Дороже, чем в магазине? - насторожилась Ирина. - У вас же брать никто не будет.
   - Нет, конечно. В магазине совсем безумные цены.
   - Разумеется. Там же вся мебель импортная, - согласилась девушка. - Ну, если цена не больше, чем в магазине, я найду деньги.
   - Хорошо, - кивнул Алексей, - когда будет готово, я позвоню.
  

3

  
   Огромная розовая луна плыла над лесом, заливая весь мир ломким, настороженным светом. Исполинские сосны щекотали круглые бока, а хрустальная тишь озер дарила кокетливой красавице восхитительное отражение.
   Он стоял на скале, слушая черное море. Оно плескалось у самых ног. Это был его мир. Его родина. Дикий лес, первозданный мир. Где-то там его учитель, старый Арктус, обходит свои владения. Где-то там одно-единственное дерево...
   - Здравствуй, учитель. Тысячу лет назад ты учил меня любить лес. Научи меня любить людей.
   В свете розовой луны его седая шерсть казалась золотой.
   - А ты пришел не за этим, человек.
   - Нет, Арктус, там я чужой. Я, как и прежде, живу здесь, лишь тело мое там.
   - Так ты пришел поздравить меня с полнолунием?
   Его нельзя обмануть. Громко кряхтя, он уселся, привалившись спиной к валуну, и, скрестив на груди огромные лапы, с насмешкой посмотрел на человека.
   - Я слишком стар. Мне стало тяжело следить за порядком. Что ты скажешь на это?
   Человек тяжело вздохнул:
   - Отдай мне мое дерево.
   - Берегись, сынок, люди погубят тебя.
   Человек промолчал. Ему было больно.
   Хозяин леса подождал немного, тяжело поднялся и, не прощаясь, ушел.
   Внизу, среди непроглядной черноты леса, засветилось то, единственное дерево...
  

4

  
   Алексей осторожно коснулся розовой древесины раскрытой ладонью, закрыл глаза и замер, собирая воедино желание, знание и силу.
   Ему нравилось творить. Это волшебство, когда из шершавой неприглядной доски выстраивается ровная светлая кровать. Конечно, это не сравнить с сотворением мира, но все же он получал удовольствие, а в душе уютным огоньком пела скромная радость: хоть что-то ты можешь. А запахи? Какие запахи! Резкий, сильный запах смолистой сосны, тонкий, свежий - березовый, сладковатый - еловый. Каждое дерево имеет свой неповторимый аромат, который будит в человеке память предков, увлекает воображение в тот мир, где правит седой Арктус.
   Алексей подолгу сидел, закрыв глаза, и в полудреме видел то, что не дано простому человеку. Волшебство дерева имело над ним свою власть. Наверное, именно поэтому, оставшись без работы, имея техническое образование, он, кроха по крохе, сам взялся постигать сложное дело столяра, не имея учителя или хотя бы дельного советчика, сам постигал непредсказуемую поэзию дерева.
   А еще Алексей любил слушать, как поет станок. Этот страшный мощный зверь, не знающий пощады. Он не прощает ошибок, он наказывает очень жестоко. Но без ужасной машины человек не смог бы делать красивую мебель. Главное - полюбить его, суметь почувствовать друга, а не врага.
   Еще ни разу в жизни он не творил с таким упоением. Он не мог думать ни о чем постороннем. Машинально готовил пищу, машинально глотал ее, недоваренную, недосоленную. Засыпал на куче золотистых стружек далеко за полночь и во сне видел то, что ему предстоит сделать.
   И вот настал тот день, когда Алексей позволил себе выспаться до обеда, не спеша смыл под душем мелкую древесную пыль, сбрил месячную щетину, со вкусом приготовил солидный поздний завтрак и с удовольствием съел его.
   Млея от вдруг нахлынувшего безделия, он с полчаса просидел в кресле просто так. Нет, это был всего лишь фарс, всего лишь обман. Он пытался обмануть себя, обмануть свое волнение. Наконец-то, решившись, он поглубже вздохнул и взялся за телефон.
   Ирина долго ходила вокруг кровати. Любовалась. Это очень приятно, когда любуются твоим творением. Он и сам любовался. Ничего подобного ему еще не удавалось сделать.
   Роскошная кровать получилась. Широкая, с высоким изголовьем, украшенным сложным орнаментом, смысл которого люди уже давно забыли и ценили лишь изящество линий. Матовая древесина цвета спелой вишни была теплой на ощупь и... мягкой, упругой. Так показалось Ирине.
   - А лаком? Вы не будете покрывать ее лаком? - спросила она.
   - Обычно я это делаю. Но эту кровать нельзя покрывать лаком. Он убьет дерево.
   - Но со временем она станет грязной.
   - Нет. Поверьте мне. Пусть такая мелочь не беспокоит вас.
   Ирина провела рукой по спинке. Нежное, необычайно приятное прикосновение. За свои двадцать два года она достаточно сталкивалась с деревяшками, но ничего подобного видеть ей не приходилось.
   - А что это за дерево?
   - Оно не растет в наших лесах и называется длинно и замысловато.
   - И его привезли сюда ради моей кровати?
   - Да.
   Ирина покачала головой.
   - Впечатляет. Какой интересный узор. То ли цветы, то ли птица.
   - Это оберег. Он будет охранять ваш сон, снимать усталость и приносить удачу.
   Ирина постаралась сдержать улыбку. Странный парень этот Леша. Несет иногда такую небывальщину, аж смешно делается. Писатели, они все с "приветом", но этот утверждает, что в прошлой жизни был колдуном. Чтобы не обидеть парня, она сказала:
   - Спасибо.
  

5

  
   Ради такого случая она решила лечь спать пораньше. Застелила свежее белье, приняла душ и с наслаждением вытянулась на новой кровати, длинной и широкой, раскинула руки, ноги и облегченно вздохнула от мысли, что бежать больше никуда не надо. Можно просто лежать и даже ни о чем не думать. Чуть гудели уставшие ноги, но это скоро пройдет. В этом есть своя прелесть, в усталости. Она заснула мгновенно, не успев уловить грань перехода, словно провалилась куда-то. Ее несло то вверх, то вниз. Она кувыркалась, кружилась, потом откуда-то взялся лес, светлый, добрый. В нем было много больших полян и прозрачных озер. Она бродила между исполинских деревьев, наслаждаясь густым влажным воздухом, сотканным из сотен тончайших ароматов и тысяч звуков, легких, радующих слух гениальной симфонией летнего леса. Где-то в глубине души возникла, росла и крепла вера. Что все в этом мире прекрасно, и... Ирина чувствовала себя неотъемлемой частью огромного организма, живущего по законам добра и разума, глубину которого человеку еще не дано понять и лишь она как-то случайно прикоснулась к тайне бытия природы, еще не отравленной человеком.
   Легкость и радость заполнили все ее тело. Она не шла, она парила, чуть касаясь земли ногами, встречая непуганых зверей: оленей, кабанов и маленьких потешных медвежат. Она до оскомины вкусила лесной малины, орехов, а сколько было земляники на полянах! Глаза разбегались. Одна ягода больше, спелее другой.
   Она проснулась со вкусом земляники на губах. Бодрая, отдохнувшая, полная сил. Правда, минут десять она еще лежала в кровати, пытаясь понять: вот она вроде бы проснулась, но в комнате еще витает лесная свежесть и... тут она удивилась еще больше. Ее кровать была не темно-вишневая, как вчера вечером, а цвета солнечного персика. Ирина даже чуть-чуть испугалась. Но набравшись смелости, потрогала светлое дерево. Оно действительно походило на персик: бархатистое и... живое.
   Девушка улыбнулась, отогнала глупые мысли, вскочила с постели и, приподнявшись на цыпочки, потянулась, смачно, словно пантера, напрягая каждую мышцу своего прекрасного тела. Только шесть часов, а спать уже не хочется. Хорошо, что она встала так рано: сегодня трудный насыщенный день. Многое надо успеть. Ирина чувствовала в себе силы и была уверена, что справится с любым заданием.
   На работу она шла, как после отпуска. Солнце светило, небо голубело, и родной город казался зеленее и чище, чем обычно. Да и люди чуточку подобрели, или это ей просто показалось?
   Опять весь день пролетел в беготне, суете, поездках в разные концы города. Такая уж у нее работа. А вечером, вернувшись домой, она обнаружила в спальне темно-вишневую кровать.
   В эту ночь ей снились лесные озера. Чистые, тихие, затененные у берегов кронами деревьев. Вода, легкая, нежная, чуть-чуть прохладная, щекотала все тело и манила, манила в свои недра.
   Ирина плавала, как дельфин. Наслаждаясь невесомостью, часто ныряя с открытыми глазами, любовалась подводной жизнью. Перед носом проплывали всевозможные рыбешки, большие и маленькие, название которых Ирина не знала. Да это и не важно. Все они не боялись девушки, бросали на нее быстрый оценивающий взгляд круглых холодных глаз и плыли дальше по своим делам. И она тоже плыла, но без дела.
   Утром она опять проснулась в шесть часов. Кровать опять из вишни превратилась в персик. Ирина усмехнулась, положила руку на затылок - волосы были влажными.
   - Очень интересно, - сказала она сама себе и решила сегодня же позвонить мастеру.
   Она еле дождалась девяти часов.
   - Да, - послышался на другом конце провода тихий мужской голос.
   - Здравствуйте. Алексея можно?
   - Здравствуйте. Я слушаю.
   - Это Ирина.
   - Что случилось?
   - Я вот у вас кровать брала.
   - Помню, помню. Какие-нибудь претензии?
   - Она какая-то странная, - понизив голос, сообщила Ирина и вдруг поняла, что сделала большую глупость. Если уж кто и странный, так это она. С таким вопросом к человеку звонить! Что он подумает?
   - Вам плохо спится? - спросил Алексей.
   - Нет. Спится мне как раз очень хорошо.
   - А в чем же дело?
   - Она цвет меняет. Утром - желтая, вечером - бордовая.
   - Ничего страшного. Днем дерево впитывает солнечную энергию, а ночью создает благоприятный для сна микроклимат.
   - Но разве это возможно?! - изумилась Ирина.
   - Ну, если вы мне не верите, то хоть себе поверьте, - возразил Алексей.
   Девушка немного помолчала.
   - А еще мне приснился сон, что я плавала в лесных озерах, совсем как рыба.
   - Да, иногда приснится такое, - перебил Алексей, - просто диву даешься.
   - Нет, - резко оборвала его Ирина, - я проснулась с мокрой головой.
   - Загадка снов по-прежнему остается загадкой, - невозмутимо пояснил Алексей, и девушка поняла, что он недоговаривает. - Возможно, у вас очень развито чувство самовнушения. Такие случаи известны науке.
   - А если во сне на меня нападет волк, то я проснусь без головы?! - ужаснулась Ирина.
   - Спите спокойно, - успокоил ее Алексей, - оберег на изголовье вашей кровати не пропустит дурного сна.
   Все творцы немного свихнутые. Они, как правило, переоценивают свои создания, но... Ирина была в растерянности. Она скептически относилась ко всем его байкам, но... теперь...
   - Я обещаю вам только приятные сны, - голос в трубке прервал ее размышления.
   - Спасибо, - поблагодарила Ирина и чуть не добавила: "Да кто ты такой, чтобы обещать мне приятные сны?", но сдержалась, вздохнула и добавила: - До свидания.
   А ночью было море. Именно то, чистое, первозданное море, бывшее тысячу, две или три тысячи лет назад. Лазурное, с широкими песчаными пляжами, нежным бризом и шепчущими волнами. Ирина бродила по линии прибоя, плескалась в море, валялась в песке и вновь брела вперед. Одна во всем чудесном мире, принадлежавшем лишь ей.
   С тех пор каждую ночь она отправлялась в путешествие. Близкое или далекое, но всегда увлекательное и приятное.
   Она неизменно просыпалась в шесть. Полная энергии и жажды деятельности. И все проблемы решались шутя, и жизнь стала стремительной, легкой и приятной.
  

6

  
   А потом был гость. Высокий широкоплечий блондин с горящими синим пламенем глазами. Чуть кривоватой ироничной улыбкой на губах: начитанный самоуверенный красавчик. Покоритель всего, что можно и особенно - нельзя. Число рыдающих о нем девчушек и сохнущих молодок давно уже стало шести, семи, восьмизначным.
   И была ночь. Сладкая, длинная, бессонная. И было много ласковых слов и удивительных фантазий, которые незамедлительно претворялись в жизнь. Полная луна билась в окно, заливая своим отражением молодые прекрасные тела, сплетающиеся в мыслимых и немыслимых позах. И была в холодном серебре жгучая тоска, заставляющая волков выть, задрав морды к небу. Может быть, в тот момент им не хочется жить. Но те двое были далеки от таких мыслей. Неистовый танец любви вырывал из ее опухших губ крики и стоны. В них тонул тихий плач потревоженного дерева. Все-таки мастер чего-то не рассчитал: кровать скрипела тоненько и жалобно.
   Густая, сочная тень выглядывала из коридора, пугала, сбивала девушку, не давая избавиться от ощущения присутствия кого-то еще.
   Утром она проснулась поздно. Уставшая, впервые за полгода. Еще бы, после таких скачек... Но в глубине души цвело маленькое разочарование. Нет, с телом было все в порядке, даже вспомнить страшно, а вот в душе... она ожидала немного не то.
   За ночь луна спалила все листья. И теперь сады были залиты золотом. Впервые, перед самым пробуждением, ей снилась выжженная земля, черная, в глубоких трещинах, и даже во рту горчило от дыма.
   Уходя на работу, она не заметила... Нежное дерево не светилось спелым персиком. Оно было холодным и серым.

7

  
   Она долго стояла, смотрела и не верила своим глазам. На какое-то мгновение ей показалось, что она зашла в чужую квартиру. Но нет, остальные-то вещи не изменились. Ее любимая кровать уже не была спело-вишневой, как обычно по вечерам. Черная, потрескавшаяся, трухлявая древесина. Отогнав самые дурные и абсурдные мысли, Ирина взялась за телефон, но длинные гудки тянулись бесконечно. Тогда она развернулась, захлопнула дверь и поехала к Алексею. Надо же выяснить, что случилось с ее мебелью. Но дома его не оказалось. Ирина долго бродила по тихой, почти деревенской улочке, пока ее не окликнули:
   - Эй, красотка!
   Она обернулась. Неряшливая пьяная бабенка стояла рядом, слегка покачивалась и для верности держалась за забор.
   - Тебе письмо.
   Ирина округлила глаза.
   - Мне?!
   - Тебе, тебе. Чаво боишься? Оно не кусается, - усмехнулась пьянчужка, протягивая конверт. - Уехал он. Вот, просил передать.
   Невероятно, но там действительно был ее адрес. Наваждение какое-то.
   Бабенка между тем подмигнула Ирине и продолжила разговор:
   - Слышь, подруга, одолжи пять рублей до завтрего. Трубы горят, удержу нет, хоть в гроб ложись. А я отдам, за мной не пропадет.
   Как "подругу" не выручит? Ошарашенная Ирина достала из кошелька червонец и протянула ей.
   - Ну спасибо, подруга, спасительница ты моя. Ты меня здесь подожди. Я мигом слетаю, самогоночки возьму. Посидим, как люди.
   - Уж не схожу ли я с ума? - ужаснулась девушка.
   - Чаво ты там лепечешь? Говори громче, у меня в голове шумит, - заметила пьянчужка.
   - Извините, мне надо идти, - ответила Ирина, развернулась и заспешила к остановке.
   - Ну, ну, - кивнула бабенка, - ты не беспокойся, я отдам деньги. А то, может... А?
   - Нет, нет, - не оборачиваясь ответила девушка, ускоряя шаг.
   Сегодня она решила переночевать у матери.
  

8

  
   "Я не знаю, как, зачем и почему это получается. Мысли, словно дикие твари из дикого леса, разбегаются. Хоть бы одну ухватить за хвост, глядишь, вывела бы меня на потаенную тропочку, где остальные шастают.
   Слов много. Они роятся, кружатся над головой, будто пчелы, и так же неуловимы. И я стою, как трехлетний пацан, глупо улыбаюсь и хлопаю глазами. Наконец-то ухватил с десяток словечек, но не тех, что надо, ни к селу ни к городу. И хочется закричать себе: "Чего мелешь, дурак? Не то говорить надо. Ты же все испортишь. Не то". А я и сам знаю, что не то. Да забыл все на свете. Стою, смотрю на тебя и молчу. Грустно мне.
   Почему тысячи женщин ходят вокруг, всякие разные, симпатичные и не очень, красивые и не очень, стройные и не очень... Почему?.. Сам знаю, что по земле. Почему только одна... почему только эта... По каким таинственным понятием и законам природы отнимает покой и рассудок?
   Когда ты вошла, я забыл обо всем. Какой семинар? Какие читки? Какое обсуждение? Я видел только тебя. Слышал лишь твой голос. Долгое "с" в самое ухо и теплое дыхание, щекочущее шею. Это было уже потом, когда мы вроде бы познакомились, а пока... а пока я долго не решался с тобой заговорить. Называл тебя по имени-отчеству. А ты изредка появлялась, строгая, неприступная, вся в делах, и стремительно исчезала на полуслове в свой мир: к подругам, друзьям. Я завидовал им. Они могут разговаривать с тобой сколько угодно, быть рядом и... А я вижу тебя два раза в год на этих прикольных шабашах. Остальное время я говорю с тобой обо всем, и ты отвечаешь мне. И диалог у нас идет легко и просто. А ваше разрешение поцеловать в щечку так и утонуло в телефонной трубке. Так, наверное, сходят с ума.
   Тогда была весна. Ты сидела рядом в короткой юбочке, закинул ногу на ногу. Я понимаю, что это не специально, но... более тонкой и жестокой пытки невозможно придумать. И смотреть нельзя, и не смотреть невозможно. Я пожирал тебя глазами, сотню раз накрывал твои говорящие губы своими... Еще ни одну женщину в жизни я не хотел так, как тебя. Ты мое искушение, мое желание, мое безумство. Я не знаю, сможет ли воспринять сердце то, что видят глаза. Сможешь ли ты прочесть между строк...
   Даже сейчас, когда я пишу это письмо, ты путаешь мои мысли, но что я могу поделать? В какое-то мгновение сердце радостно затрепетало, и мне показалось, что ты из моего мира. Показалось... Твой мир совсем иной, и я не властен над ним.
   Прости меня за глупую выходку. Это выше моих сил. Поверь, я не хотел тебя обидеть. Что еще сказать? Дай Бог тебе здоровья и хорошего мужа. Я буду молиться за вас.
   Привет сестренке".

9

  
   Седой Арктус обиженно ворчал:
   - Я тебя предупреждал...
   Вода лилась на пень и журчала, как бы возражая хозяину леса:
   - Не попробуешь - не узнаешь...
   Средний колдун опустился на колени, осторожно коснулся зеленых побегов, сладко щекочущих ладонь.
   - У меня будет новое дерево.
   - До новой глупости, - возразил Арктус.
   - Не ругайся, учитель. Я вернулся в свой мир.
  
  

МАГИЯ ЖИЗНИ

  

1

  
   Голубые искры метались в глубине хрустального черепа. Их становилось все больше. Они сливались, делились, опять сливались, пока не образовали стремительно растущий шар. Череп засветился, пошел пятнами, и вскоре можно было различить очертание отдельных предметов и людей.
   Снип подбросил в раковину щепоть желтого порошка. Пламя вспыхнуло, выбросив облако густого белого дыма. Подгоняемое веером, оно поплыло к черепу Кодрина, окутало его и засветилось, увеличивая изображение. Волшебник прищурил глаза, стараясь разглядеть людей, снующих по просторной зале. Ему нужен был один че­ловек. Ему нужен был заклятый враг. От напряжения заболели глаза. Левое веко начало дергаться. Хотелось моргнуть, но тогда все придется начинать сначала. Нет. Он опять ошибся. Глаза резало все сильнее. Свет черепа становился все ярче. Облако уже не мог­ло погасить интенсивность свечения. Очертания предметов и людей бесследно растаяли. Снип почувствовал ледяное дуновение прибли­жающейся Грани. В одно мгновение все погасло, и он погрузился в Пустоту. Никто никогда не знал, сколько длится Переход. Может минуту, может день, может вечность. Где-то в темноте родилась боль. Холодными руками она сжимала суставы, и Снип понял, что возвращается. Спиной и затылком он почувствовал каменный пол, еще через несколько мгновений смог открыть глаза и окончательно убе­диться, что возвращение прошло удачно. Кругом была знакомая обста­новка родного пещерного замка. Сквозь высокие стрельчатые окна
   Бархатный утренний свет заливал огромный зал. Здесь великий маг Снип творил свое волшебство. Здесь он жил, здесь он... Боль, тихая, далекая, все возрастала, терзая, разрывая тело на части, выворачивая наизнанку. Она все возрастала, все возрастала. К горлу подступила тошнота, разум вновь помутился. Нежный утрен­ний свет стал меркнуть в глазах. Кто-то огромный, невидимый мял тело железными лапами. Снип охнул и судорожно схватил ртом сыроватый пещерный воздух. Так тяжело он еще ни разу не возвра­щался. А ведь были случаи, когда ям совсем не возвращались из Запредельного Пространства. Были случаи, и Снип знал о них. Боль жгучая, пронизывающая, разогнала все мысли. Слишком высока цена. Он попытался отключиться, отогнать боль. Пик миновал, и она пошла на убыль. Через некоторое время он смог подняться ж с пола и перелечь на атласные подушки, набитые сушеными водорос­лями. Власть над телом возвращалась медленно. Пальцы обретали чувствительность, нос начинал различать запахи, уши уловили далекий шум прибоя. Ему необходимо выпить настой. Волшебник опять заставил себя открыть глаза, сесть и слабыми, дрожащими руками налить в широкую пиалу густого душистого зелья. Оно хо­лодной волной прокатилось по внутренностям, заливая пожар боли. Через несколько минут осталась только слабость. Собрав крохи сил в одну кучку, волшебник поплелся на веранду своего пещерного замка. Опустившись в удобное, плетеное из лозы, кресло, он устре­мил взгляд к горизонту, где белел парусом почти игрушечный ко­раблик. Теребя нервными тонкими пальцами жидкую "козлиную" бо­родку, Снип задумался о причинах своих неудач. Что и где он опять сделал не так? Уныние подкатило осторожной, обволакиваю­щей волной, захватило в полон еще неокрепшее сознание. Но чаро­дей все же смог отогнать его. Нет, о промахах лучше не думать. Тогда о победах. Это приятно. Волшебник улыбнулся. Сколько их было? Столько же. Он удивился этому открытию. Стало быть, конеч­ный результат равен нулю? И все его старания, все его умение, все его силы идут на погашение заклятий злого колдуна Войрика. Снип уже не помнил, сколько лет тянется между ними бессмысленная игра. Что и кому они пытаются доказать? Нет, лучше ни о чем не думать. Волшебник сделал еще глоток, поставил пиалу на низкий восьмигранный мраморный столик, встал, и, шаркая разношенными туфлями, пошел к восточным перилам. Солнце рождалось в море. Розовое, нежное, мягкое. На него можно спокойно смотреть и ни о чем не думать. Просто ни о чем не думать. Легко и просто. Его привлек резкий крик. Пара больших серебристых чаек кружила над самой водой, выхватывая из волн мелкую рыбешку. После удачной охоты птицы взмывали на утес к беседке Снипа. Там у них было гнездо. Волшебник перегнулся через массивные мраморные перила и с удивлением заметил, что птенцы уже оперились и с еще большим усердием раскрывали широкие клювы, требуя еды.
   "Странно, - вдруг подумал Снип, - две безмозглые твари сотворили что-то себе подобное. Оно может двигаться. Его можно видеть. Его можно потрогать". "А ты?" - спросил чей-то голос. "А я? Что я сотворил в этом мире? Свил гнездо подобно этим чай­кам? Ад я, что я сотворил в этом мире?" - переспросил себя Снип, и тут в памяти его всплыла ведьма. Непревзойденная пакостница Элея. Так себе ведьмочка, средней руки, но от нее вся округа плакала. Граф... этот, как его... да неважно уж теперь, сам бо­чонок золота прикатил. Умолял от порчи спасти. Славная была драч­ка. Снип улыбнулся: как сладко почувствовать свое превосходство. Задал он ей перцу. Да только этот граф... с очень трудным име­нем, которого Снип защитил от страшной мести ведьмы Элеи, ста­рый хрыч, погнался в горах за диковинной козочкой, да свернул себе шею на круче. Пастухи поговаривают, что козочка была дву­ногая. Уж не ведьмины ли происки? И что же тогда получается? Улыбка сошла с губ волшебника. Получается... получается... Не такая уж это победа, раз граф... тю-тю.
   Снип в удивлении заметил, что разговаривает сам с собой и даже более того, мысли его пошли по замкнутому кругу, а это пло­хой признак. Плохой. Можно совсем потеряться. От этих мыслей и большой потери энергии волшебнику стало зябко. Он передернул плечами и поплотнее закутался в бордовый халат, расшитый золо­тыми драконами, и спрятал руки в рукава, прожженные во многих местах искрами магических огней. Этот некогда богатый и красивый халат вместе с туфлями, имеющими загнутые кверху носы, на кото­рых сидели маленькие золотые кисточки... И эти туфли ему пода­рил восточный купец. Хороший был человек. Почему был? Наверное, и сейчас есть. Виделись всего несколько раз, а память о себе оставил. "А я? - опять спросил себя Снип. - Да что же это сегод­ня со мной? Только подкрались приятные воспоминания и вдруг за ними следом... Лучше вообще ни о чем не думать. Но разве так можно? Можно".
   Снип закрыл глаза и подставил лицо ласковым лучам восходящего солнца, блаженно впитывая его энергию. Некоторое время он стоял неподвижно, пока вдруг не почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. С неохотой открыв глаза, волшебник обернулся. Конечно же это Лана, ведь кроме нее никто не может пройти входную арку на лестнице замка. Девушка в почтении склонила голову:
   - Приветствую тебя, великий маг, - сказала она, - я при­несла горячий рыбный суп. Папа только что вернулся с моря, а мама направила меня накормить... - она запнулась, и только сегодня Снип уловил улыбку в уголках ее губ. Почему только се­годня? Он знал эту девушку десять лет. Он помнил ее ребенком... Он...
   Лана поставила котелок с дымящейся ухой на мраморный столик.
   - Тебя не было слышно неделю, - тихо сказала она, - и мы уже начали волноваться.
   - У меня было много дел, - расплывчато пояснил Снип и печально улыбнулся. "Толку-то от твоих дел", - шепнул таинственный голос.
   Волшебник потянул носом густой запах ухи и только тут почувствовал, как взвыл голодный желудок, и затрепетало в сладком предчувствии истомленное тело.
   - Мне действительно надо подкрепиться, - согласился маг и опустился на пуфик рядом со столиком.
   Проглотив несколько ложек густой наваристой ухи, Снип блаженно выдохнул:
   - Восхитительно! Твоя мама варит чудесный суп. Лана улыбнулась. - Ничего особенного. Этот суп варила я.
   - Ты?! - изумился Снип и замер с ложкой на полпути ко рту. Он оторвал взгляд от котелка и медленно поднял его на девушку, и... замер, онемел.
   Лана стояла между волшебником и солнцем, уже набирающим дневную силу. Лучи пронизывали пышные волосы девушки, отчего они приобрели розовое свечение. А еще лучи пронизывали легкую рубашку девушки, четко прорисовывая темный контур ее молодого стройного тела. Плавные линии, изгибы... Снип считал, что в жизни он повидал многое: и санктирских чудовищ и торкинапских ведьм и... вообще... Но ничего подобного он не видел. У волшебника перехватило дух, сердце забилось, и он опустил взгляд в ко­телок с супом.
   - Я. Вот этими руками, - подтвердила девушка, протягивая Снипу маленькие загорелые руки. - Но почему тебя это удивило?
   Он знал эту девушку давно. Он помнил ее ребенком. Но только сегодня он почувствовал ее голос. Мелодию ее голоса. Она журча­ла ласково, нежно, пробуждая желание слышать ее вновь и вновь. Волшебник блуждал по телу девушки растерянным взглядом и не мог оторваться от этих прекрасных форм. В тумане сознания зрело робкое желание коснуться... Наваждение, какое-то наваждение.
   Не дождавшись ответа, девушка развернулась и, неслышно ступая босыми ногами, сходила за плетенным креслом и уселась рядом.
   - Если хочешь, я расскажу тебе, что нового в деревне.
   - Конечно, - буркнул Снип, потому что молчать дальше было просто невежливо.
   Он не понимал, о чем она говорит. Он ел уху. Он пил ее голос, не вникая в слова, и в удивлении находил, что ему это приятно. Приятно до кожного зуда, до ломоты в костях, тихой, томной. Так что же случилось с ним сегодня? Весь мир предстал в другом свете, словно пелена спала с глаз. Может это последствие Пере­хода?
   Доев супчик, Снип пересел во второе кресло и, внемля оживленному щебетанию девушки, принялся внимательно рассматривать ее. Его не покидало смутное ощущение, что он видит эту девушку впервые. Эти огромные таинственные глаза под сенью длинных рес­ниц... Временами в них вспыхивали веселые изумрудные огоньки. Тонкие крутые брови. Нежная кожа, цвета спелого персика, алые губы... Волшебник следил за их движением... Произнося слово, они рождали желание. А волосы! Пышные мягкие волны. Целый водо­пад. Снипу захотелось зарыться в них, ощутить их нежное щекочу­щее прикосновение и втянуть полной грудью их аромат. Где все это было раньше? Почему он не видел?
   Легкой коварной волной подкатила телесная сытость, взяла в подруги усталость, и вдвоем они полонили волшебника. Веки отяже­лели, сознание притупилось, и Снип задремал. Заметив это, Лана улыбнулась.
   - Ладно, спи. Тебе надо хорошо выспаться, а я забегу в следующий раз.
  

2

  
   Снип проспал ровно сутки, но не помнил об этом. Как он считал, прошло не больше часа, с тех пор как он задремал, основательно подкрепившись ухой. Да, вон и солнце еще далеко от зенита. Хоть он и полулежал, удобно развалившись в кресле и положив но­ги на пуфик, но все равно шея затекла, спина ныла, а ноги оне­мели. Волшебник встал, сделал несколько шагов, растер залежавши­еся мышцы, покрутил головой, и когда свежая кровь побежала по всем частям, он почувствовал себя хорошо. Прошелся туда-сюда по беседке, полюбовался морем, заглянул в пещеру и остановился у большого магического зеркала. Отражение выглядело нелепо: ху­дое лицо, всклоченные волосы, "козлиная" борода, коричневые кру­ги под глазами. Бордовый прожженный халат, хоть и с золотыми драконами, но заношенный до неприличия. Снип долго рассматривал себя в зеркале, потом спросил у своего отражения:
   - И сколько же тебе лет?
   Ему казалось: он жил вечно. Но это же смешно.
   - Ладно, - махнуло тонкой рукой отражение, - Чем займемся сегодня? А что было?...
   И тут Снип вспомнил Лану. Вспомнил прекрасный рыбный суп, что сотворила эта удивительная девушка. Да, он только вчера впервые увидел, как она прекрасна. Он вспомнил рыбака. Загорелого, обветренного, просоленного и немногословного. Еще волшеб­ник вспомнил его жену. Маленькую, невзрачную работящую женщину. Два простых человека, не знающих ни одного заклинания, более того, не знающих ни одной буквы, сотворили такое чудо, что от него невозможно оторвать глаз.
   А еще... а еще рыбак спас молодого и неопытного волшебника, потерпевшего свое первое большое поражение. Полгода Снип провел в рыбацкой хижине. Жена рыбака выхаживала его, а дочь Лана, тонкий хрупкий подросток, кормила его с ложки. Он не мог поверить своим глазам. Вроде вчера было... Так что же случилось? Самый великий волшебник - Время. Оно превратило девочку в девушку, оно... А Лана все десять лет была связующим звеном между дерев­ней и волшебником. Но как же он мог не заметить? Творение ры­бака. Творение времени.
   И где в этом мире справедливость? В каком мире? Снип вышел на веранду и задумался, облокотившись о перила.
  

3

  
   Снип откинул тяжелую крышку кованого сундука и насыпал несколько пригоршней золотых монет в кожаный мешочек. Сегодня волшебник решил сходить в город.
   Он шел по белесой дороге, поднимая пыль смешными туфлями. Редкие прохожие, попадающиеся навстречу, с почтением отступали в сторону и склоняли головы. Снип снисходительно кивал и пы­лил дальше.
   В городе он первым делом отправился к цирюльнику, где его помыли, подстригли, побрили, а так же умастили кремами и благовониями. Отсюда он отправился в лавку готового платья, где ему подобрали несколько дорогих изящных костюмов. Бросив прощальный взгляд на старый халат и туфли, оставленные в мусорном углу, Снип без сожаления закрыл за собой дверь и вымел на широкую улицу города совершенно другим человеком. Прохожие скользили по его фигуре равнодушным взглядом и шли дальше. Его никто не узна­вал. Это было ново и волшебнику это понравилось.
   Немного подумав, он пошел в лавку ювелира. Охранник не уз­нал его и встретил настороженно:
   - Что приезжему господину надо?
   Волшебник смерил огромную фигуру неторопливым взглядом, загадочно улыбнулся:
   - Будь добр, Фюст, позови хозяина.
   Охранник сморщил лоб, тщетно пытаясь вспомнить гостя.
   - Откуда тебе известно мое имя?
   - А ты разве не помнишь волшебника, который отвадил от твоего дома лучистую кикимору?
   Фюст глупо захлопал белесыми ресницами, толстые губы расплы­лись в улыбке.
   - Простите, господин Снип. Вас очень трудно узнать без бороды и в новом наряде.
   - Ну тогда позови скорее хозяина, я хочу у него что-нибудь купить.
   - Сейчас, сейчас, - кивнул охранник и громоподобно рявкнул, словно подзывая слугу, - Хозяин! У нас покупатель!
   Где-то за стеной послышалась возня и вскоре из-за тяжелой бурой портьеры, скрывающей дверь, появился хозяин заведения.
   - Хозяин, - старательно растягивая толстые губы в улыбке, заявил охранник, - у нас сегодня важный, очень важный покупатель.
   - Что господин желает? - осведомился хозяин, морща лоб и оценивая покупателя суетливым взглядом черных глаз. Он не узнал волшебника и выдал гостю натянутую дежурную улыбку.
   - Это же господин Снип! - проревел охранник.
   - Ах! - всплеснул руками ювелир и в почтении склонил голову. - Как мы рады! Как мы рады! Что изволите?
   - Мне нужны украшения для лучшей девушки в мире.
   - Подберем, подберем, - засуетился ювелир, закачал головой, прищелкивая языком. Расположение волшебника он ценил превыше всего. - - Какие перемены! Какие перемены! Я просто не узнал вас! Что случилось? Господин волшебник влюбился?
   - Влюбился?! - в удивлении переспросил Снип. - Я еще не думал над этим. Но вернемся к нашему делу.
   - Сейчас, сейчас, - ювелир исчез за портьерой и вернулся через минуту с кучей всевозможных шкатулочек. - Здесь у меня самое ценное. Держу для самых именитых покупателей.
   Они долго перебирали драгоценности. Хозяин старательно нахваливал свой товар. Снип был задумчив и совершенно не слушал его болтовню. Все, что представил мастер, ему не понравилось:
   камням и металлу не хватало тепла. Снип не понимал, зачем укра­шать красоту. Естественную живую красоту, холодными бездушными камнями. Но так принято, и Снип решил повиноваться общему мне­нию. Из вежливости он все же купил несколько самых дорогих укра­шений, хотя был уверен, что все равно поступит по-своему.
  

4

  
   Он шел домой, счастливо улыбаясь и насвистывая никому не­известный веселый мотивчик, и с каждым шагом все больше и боль­ше поражался своей слепоте. Где были его глаза? Как прекрасен и удивителен мир вокруг! Какое бездонное манящее небо! Какие облака, вечные странники, легкие, причудливые. Вон то похоже на шестилапого медвежонка. Он из какой-то сказки. Из какой? Неважно. Просто хорошо идти, ни о чем не думая. Вдыхать аромат цветов, слушать трели цикад, закрыв глаза, подставлять лицо нежным сол­нечным лучам и чувствовать их прикосновение. Снип чувствовал, как покой, умиротворение, счастье заполняют все его существо. Счастье? Он уже забыл, как оно выглядит. Как легко, как хорошо идти просто так, и ни о чем не думать.
   Сзади шел мальчик, сын ювелира и вел ослика, навьюченного тюками с покупками. Вскоре они обогнули утес, и их взору открылось безбрежное лазурное море. Пахнуло свежестью. Ветерок обласкал разгоряченные лица. Снип улыбнулся, заметив далеко в парящем мареве белый парус. Волшебник замер, любуясь. Море сливалось с небом, и было такое ощущение, что земля обрывается и ... все! А дальше только небо. У самых ног. Мальчик с осликом тоже остановились. Они не разделяли радость волшебника. Мальчик сразу же полез на валун, где на уступе росла ежевика, а ослик принялся обрывать траву вдоль тропинки. Насладившись бездонной красотой, Снип обернулся к мальчику:
   - Оставь тюки здесь и можешь возвращаться. Вот тебе за хло­поты.
   Волшебник протянул сыну ювелира увесистую золотую монету. Настроение мальчика мгновенно улучшилось. Уж кто-кто, а он знал цену золота.
   - Спасибо, господин, - он даже подпрыгнул от радости, и счастье сверкнуло в его глазах. У каждого оно свое, но Снип не хотел об этом думать. Ему было очень хорошо. Сняв тюки, мальчик заспешил к городу, то и дело дергая поводья, желая оживить по­нурое животное. Но людское счастье ему было непонятно.
  

5

  
   От замка на север к морю, скала стекала медленными каска­дами, широкими, поросшими густой зеленой травой. Смеясь и свер­кая юной красотой, по ним сбегали полуголые девицы, желая оку­нуть тугие разгоряченные тела в прохладную лазурь. От деревни эту маленькую бухту отделял утес. Она считалась девичьей вотчи­ной. Замужние женщины, а тем более мужчины, сюда никогда не при­ходили.
   Но ни одна из купающихся девушек ни разу не вспомнила о волшебнике, живущем в пещерном замке. А ведь с его балкона ку­пающиеся девушки хорошо видны.
   В деревни волшебника уважали, немного побаивались и... воспринимали как существо из другого мира, постоянно пребываю­щее в мутном состоянии и совершенно не понимающее всех тонкос­тей и прелестей их жизни. Поэтому девушки совершенно спо­койно сбрасывали с себя одежды в тот самый момент, когда Снип, оперевшись о мраморные перила беседки, смотрел на них неподвиж­ным взглядом. Смотрел, но не видел. Его мысли витали в иных мирах. И девушки это знали.
   Вот и сегодня Снип стоял, облокотившись о перила, и в задум­чивости смотрел на спокойные воды маленькой бухточки. Но мысли его... но мысли его были обращены к этому миру. И вдруг он увидел одинокую девушку, спускающуюся к морю по чуть приметной тропинке. Сердце в груди вздрогнуло и забилось чаще. Лана. Снип узнал ее издалека. "Что со мной? - прошептал он в ужасе. - Я схожу с ума". Он инстинктивно отпрянул от перил вглубь беседки, испугавшись быть замеченным. Он вспомнил Лану в потоке солнечного света. В горле пересохло, и странный мелкий озноб охватил все тело. Не ведая, что творит, повинуясь необъяснимому зову, он заспешил вниз по ступеням и, прячась за кусты, за валуны, вдоль скал последовал за девушкой к морю.
   Остановившись у круглого валуна, Лана нагнулась и, ухватив
   подол платья, потянула его вверх, оголяя ноги и... Затаившись в кустах, Снип как хищник за жертвой, пристально следил за дочерью рыбака. Он пожирал глазами ее прекрасное тело. Уложив платье на валун, девушка не спеша вошла в воду, улыбаясь в ответ на прикос­новение нежной прохлады. Немного поплавав, Лана уселась на ли­нии прибоя. Небольшие волны, набегая, ласкали ее ноги. Девушка легла на спину. Самая смелая волна прокатилась по животу до самой груди. А Снип... А Снип не сводил глаз с ее очаровательных полу­шарий. Брильянтами сверкали на них капли морской воды. Это было прекрасное зрелище. Ничего подобного Снип раньше не видел. Это было прекрасное зрелище, но... волшебник не мог долго наслаждать­ся им. Сердце бухало в ушах, руки дрожали, в горле пересохло, а в глазах потемнело. Снип испугался, что девушка услышит на­бат его сердца, и, тихо-тихо, стараясь не задеть шальной камень, он направился в свой замок.
   Поднявшись в беседку, чародей опустился в плетеное кресло, закрыл глаза и попытался отогнать назойливые мысли. Но каждый раз видение возвращалось с новой силой. Он не мог забыть прек­расную дочь рыбака, выходящую из моря, покрытую тысячами капель, в каждой из которых сверкало солнце. Нет! Снип открыл глаза. Видение исчезло, но мысль и желание, вновь опустить веки и выз­вать прекрасный образ не потеряли своей титанической силы.
   - Что же это со мной? - прошептал Снип и вскочил с крес­ла. - Надо заняться каким-нибудь делом. Делом? Каким? Какие мо­гут быть дела у волшебника? Магия. - Что я смогу сделать? - вопрошал Снип, расхаживая по беседке нервным шагом. - Что я могу сделать?
   Но в голову ничего не шло. Он не мог сосредоточиться. Толь­ко одно слово, только одно имя существовало для него в этот мо­мент, и он повторял его, как заклинание. Лана, Лана, Лана...
   - Что-нибудь случилось? - вдруг послышался за спиной неж­ный певучий голос. Снип вздрогнул и съежился. Она. Он хотел увидеть ее больше всего на свете. Хотел и боялся. Он обернулся и замер, не зная, что сказать, что сделать. Лана удивленно взмет­нула тонкие брови. Она с трудом узнала волшебника. А он совсем-совсем не старый. Без бороды, без усов, в новом наряде. А он... очень симпатичный, если не сказать больше.
   Он был рядом всю жизнь. Рядом и далеко. Получеловек, полу... не знай что. Лана не знала, как его определить. Странное, загадочное существо из другого мира. Но было в его рассеянности, в его беспомощности что-то родное, подкупающее, как в ребенке. Она чувствовала себя его покровительницей. Да, пожалуй, так оно и было. Ведь в некоторых, самых простых вещах, он совершенно не разбирался. Тогда она подсказывала верное решение. Он смотрел на нее удивленными глазами, и это было приятно. А еще ей нра­вилось наблюдать за ним. Нравилась его молчаливость, его спо­койствие и равнодушие, ко всему происходящему в этом мире. Он был непохож ни на кого, и эта таинственность влекла любознатель­ную девичью душу. Но теперь было в его облике что-то новое, не­постижимое, тревожно-щемящее и радостное. Но что? Лана не могла уловить. Но она знала точно: что-то должно случиться.
   Девушка улыбнулась мимолетной мысли и повторила вопрос:
   - Что-нибудь случилось?
   Снип закрыл глаза. Он видел ее без одежды. Судорожно сглот­нув вставший в горле комок, он кинулся к тюкам, доставать укра­шения.
   - Сегодня я был в городе. Купил тебе подарок. Вот, - вол­шебник протянул дочери рыбака брильянтовое колье.
   Но девушка даже не взглянула на него. Она смотрела в глаза Снипа и читала в них... она почувствовала дрожь... она поняла...
   - Что случилось? - шепотом повторила Лана. - Ты никогда не смотрел на меня так.
   - Я не знаю, я не знаю, что со мной случилось, - так же шепотом ответил Снип, - но мне кажется, я сошел с ума...
   - Я могу тебе помочь... - длинные ресницы дрогнули, изум­рудные глаза вспыхнули нежным огнем.
   -Я ... - начал было Снип, но замолк. Близость девушки пара­лизовала его язык. Он опустил взгляд и увидел на чуть обнаженном плече одинокую сверкающую капельку. Уже не в силах сдержаться, волшебник наклонился и поцеловал ее. Брильянты тут ни к чему. Тут все ни к чему.
  

6

  
   Женщина соткана из бугорков и ложбинок, из выпуклостей и вогнутостей. Они созданы для поцелуев. А губы мужчины, а язык мужчины - для них. Поцелуй начинается от уха, скатывается по шее вниз на плечо, на ключицу, а далее на восхитительные трепетные полушария, увенчанные спелыми ягодками сосков.
   Лана изгибалась, подставляя поцелуям Снипа молодое тугое тело. Его губы побывали везде. В ложбинке между грудей, на плос­ком девичьем животе, на крутых изгибах бедер. Лана повернулась, прогибая спину. Снип покрывал горячими поцелуями пышные поло­винки, скатываясь языком по глубокой ложбинке, разделяющей "слад­кий плод". Девушка вздрагивала от прикосновения его губ, от при­косновения его рук, не знающих границ и запретов. Он не знал, почему он делает так, он не знал, кто шепчет ему, но он знал, что надо делать именно так. Повинуясь его движениям, Лана опро­кинулась на спину, разомкнула бедра, и Снип припал к роднику, источающему нектар желания, запах моря, девичий вкус страсти. Горячая нежная плоть трепетала под языком. Дыхание девушки стало глубоким и прерывистым. Долгий, протяжный стон слетел с приоткры­тых губ. Она изогнулась, стиснула голову волшебника нежными бедрами, плоский живот напрягся и...
   Снип забыл обо всем. Он узнал новый мир, с красотой кото­рого... с прелестью, со сладостью, новизной которого, ничто не могло сравниться. И был рубеж, за которым кончается нежность.
   Он помнил тугое горячее тело девушки, помнил... чувствовал ее движения. Свою слепую животную страсть, ее сильные ответные движения. Это заканчивалось яркой вспышкой и начиналось вновь. Но уже не так, уже по-новому. Новые прикосновения, новые положения, новые ощущения. Вновь и сначала. А солнце садилось в море...
  

7

  
   Проснувшись, Снип долго смотрел в потолок пещеры и не уз­навал его. Он не узнавал многих вещей в своем замке. Это женс­кое платье в кресле. Откуда оно? Эта тяжесть на левой руке, откуда она? Чье-то легкое дыхание, щекочущее плечо. Дочь рыбака, мирно посапывая, слала, разбросав волосы по его плечу, по его груди. Дыхание ее было глубоким и спокойным. Снип долго любовал­ся лицом девушки. Во сне она была столь же прекрасна. Тонкий точеный носик, крутые дуги бровей, припухшие детские губы, ма­ленький подбородок... Он пробегал по ее лицу взглядом много раз, он... осторожно освободил руку из-под ее головы. Она спала неприкрытая. Свободно раскинув руки, раскинув ноги. Предоставив его взору прекрасное тело. Волшебник долго любовался им. В жизни он видел много прекрасного, но ничто не могло сравниться... Его руки, его губы потянулись к нежной плоти, еще раз желая ощу­тить ее. Снип остановил себя и отвернулся. Холодным льдом на него смотрел хрустальный череп Кодрина. Волшебник не хотел знать, волшебник не хотел помнить для чего ему этот резной кусок холод­ного камня. Теперь он не верил, что эта вещь когда-то, много сотен лет назад, действительно была черепом величайшего колдуна всех времен и народов. Снип подхватил реликвию, взвесил на руке, улыбнулся, и, пройдя вдоль стены, где на бесконечном стеллаже, уходящем вглубь, в темноту пещеры, хранились предметы магичес­кого культа: древние руны, сушеные змеи, толченые жабы, пойман­ные в полнолуние, коробочки и баночки со всевозможными порошка­ми, мазями... и многое другое. Снип выбрал сундучок повесомее и покрепче. Положив в него колдовской предмет, осторожно опустил тяжелую крышку, повесил самый большой замок и забросил ключ на верхнюю полку бесконечного стеллажа, куда не забирался никто уже несколько сотен лет.
   Он остановился у кровати. Лана все еще спала, повернувшись во сне на правый бок. Снип скользнул взглядом по ее фигуре и остановился на дивных половинках, что красовались ниже спины. Его вновь потянуло... " Нет, - мотнул головой волшебник, - нет". Он вышел в другую комнату. Развел огонь в очаге, приспособил чайник и стал резать хлеб и сыр. Совсем скоро проснется Лана, и он угостит ее завтраком, который впервые делал сам.
  
  
  

ПРОСТО ЧЕЛОВЕК

  

1

  
   Невесомые паутинки струились по воздуху, глубокому, родни­ковому: прохладному и хрустальному, щекотали лицо... Летняя се­дина. Летнее серебро. Летнее золото. Бабье лето. Последний всплеск засыпающего солнца, последний вздох уходящего лета. Легко, свежо, грустно. Но солнце еще нежит в своих лучах, ос­торожно проводит по щеке чуть теплой ладошкой, будто милая де­вушка, прощаясь, любя.
   Он любил эту тишину. Когда умолкали птицы, исчезали надо­едливые мухи и комары. Все настороженно застывало в преддверии глубокого сна. Присев на бревнышко и, закрыв глаза, он млел, впи­тывая скупое тепло, ни о чем не думая, ничего не желая. Надо уметь ценить приятные мелочи. Рядом кто-то зашуршал опавшей листвой. Слишком частые и быстрые шаги. Это не человек. Андрей открыл глаза. Перед ним стоял массивный лоснящийся ротвейлер и в упор смотрел на него. Андрей отвел взгляд в сторону и ровным го­лосом произнес:
   - Привет, песик. Как поживаешь?
   Вместо ответа песик приблизился вплотную и обнюхал его.
   - Кай! Где ты? Куда ты опять убежал? Озорник! - со стороны тропинки прилетел звонкий женский голос.
   Песик лишь повернул голову, но с места не тронулся. На поляну вышла невысокая изящная женщина в белой курточке и черных брюч­ках. Третий момент, что Андрей успел разглядеть в ней - крашеные под каштан волосы, ленивыми волнами спадающие на плечи. Взмахнув поводком, она прикрикнула на собаку, стараясь придать голосу ко­мандные нотки.
   - Сейчас же иди ко мне! Кай! Ко мне!
   Ротвейлер бросил исподлобья на Андрея тяжелый взгляд, мед­ленно развернулся, и побрел к хозяйке.
   Андрею не нравились толстые собаки с короткой черной шерстью. Слишком тяжелые и угрюмые. Он любил белых и лохматых.
   - Он вас не напугал? -- осведомилась женщина, взяв песика на поводок и, подойдя ближе, в оправдание добавила. - Он у меня очень спокойный. Зря кусать, не станет.
   - Спасибо, - улыбнулся Андрей, - вы меня очень успокоили.
   - Нет, я серьезно, - заверила женщина.
   - Я тоже, - подтвердил Андрей.
   В ее облике сквозила томная восточная прелесть. Чуть продолговатое лицо, большие миндалевидные глаза, темные, таинствен­ные. Четкий прямой нос и маленький рот с пухлыми губами. Но боль­ше всего Андрея удивил ее возраст. Он никак не мог определить его. Двадцать? Тридцать? Он понимал, что рассматривать женщину просто так неприлично и потому решил продолжить разговор.
   - У меня тоже когда-то была собака.
   - Стало быть, Кай вас не напугал?
   - Нет, я отношусь к собакам очень спокойно.
   - Еще раз извините, что нарушили ваше уединение.
   - Ничего страшного. Я уже хотел уходить.
   - А мы с Каем всегда гуляем на этой поляне, но ... - она замялась.
   - Я забрел сюда совершенно случайно, присел отдохнуть и раз­нежился на солнышке.
   - Да, - согласилась женщина, - погода сегодня удивительная. Потом они долго гуляли. Говорили о собаках, о погоде и дру­гих мелочах. Кай бросал на Андрея сердитые взгляды и постоянно шел между ними. Алла улыбалась, трепала пса за жирную шею, и ласково, с особой нежностью, приговаривала:
   - Он у меня очень ревнивый. Не любит, когда ко мне мужчины приближаются, - немного помедлив, она добавила, - Все самцы - собственники.
   Андрей пожал плечами и промолчал, отогнав подальше дурную мысль.
  

2

  
   Когда это было? Месяц назад. Теперь он сидел в широком удоб­ном кресле, слушал тихую приятную музыку и ждал Аллу. Она хло­потала на кухне: готовила ужин.
   Андрей удивлялся тому, как много на свете хорошей музыки, и огорчался, что узнать все невозможно. Он никогда не слышал этой легкой прозрачной мелодии. Самое удивительное, что она абсолют­но не давила на уши, была до того эфемерна, что воспринималась как естественный звуковой фон, часть интерьера, и в то же время как чудесное дуновение весеннего ветерка, шум леса, гудение шме­ля над отяжелевшим от нектара цветком. Звуки, которые мы уже не воспринимаем, но и отсутствие их ощущается мгновенно, как потеря части настроения, как... Андрей решил не зарываться слишком глу­боко в своих суждениях. Было просто хорошо, и он наслаждался в пред­вкушении ужина с красивой женщиной и...
   Их нечаянное знакомство вылилось в легкий роман. И вот се­годня он получил приглашение. Небольшой двухэтажный особнячок за высоким забором из бетонных плит, согласно ее слов, достался хозяйке от мужа при разделе имущества во время развода.
   "Живут же люди, - грустно вздохнул Андрей, оценивая домик, но тут же успокоил себя, - Каждому - свое".
   После разрыва с женой у него была еще одна короткая влюблен­ность. Молодая взбалмошная девица. Сначала призналась в любви, а потом... Ну, в общем - не все золото, что блестит. Хотя, ка­кой там блеск?! Формы, конечно, пышные, да не это главное. Хо­телось, чтобы хоть кто-то был рядом. Да только с таким характером... Нет, уж лучше одному.
   Алла же легкая, ненавязчивая, уже умудренная жизненным опы­том. Знает, как подойти к мужчине, чем привлечь. С готовностью слушает, принимает и поддерживает любой разговор. А с другой стороны... "А чего ей не хватает? Почему она выбрала именно меня? - размышлял Андрей, - Муж у нее был не простой, раз оставил такой домик. Привыкла она к роскоши. А я? Да что загадывать? Будь, что будет".
   Додумать у него не получилось. Алла вкатила сервировочный столик и Андрей чуть слюной не захлебнулся. После холостяцкой сухомятки такое разнообразие блюд! Она почти не ела. Потчевала гостя нежным салатом из крабовых палочек, кукурузы и свежих огур­цов, предварительно очищенных от грубой кожуры. Все это таяло во рту.
   - Позволь угостить тебя вином из собственного погребка. Это - малиновое, - она коснулась тонким указательным пальцем пробки первого графина, - это - вишневое, это - терновое, а это - почти шампанское - белая смородина. Если ты не возражаешь, нач­нем с него.
   - Ты хозяйка, - шепнул Андрей.
   - Ты - гость, - ответила Алла, прищурив темные глаза. В легком коротком халате, подобрав под себя ноги, она си­дела в кресле напротив с бокалом вина в руке и наблюдала за ним. Полы халата предательски сползали, открывая ноги, много выше колен. Алла сначала поправляла их, потом, после четвертого фужера, бросила эту затею.
   Банально? Нет, закономерно. Он не любил сюрпризов. Когда он, сытый, в блаженстве откинулся на спинку, она пере­села на широкий мягкий подлокотник его кресла и, положив руку на плечо, заглянула в глаза.
   - Ты устал от жизни. И тело и душа требуют отдыха. Выпей вина и ни о чем не думай, - она протянула ему свой недопитый бокал. Андрей послушно осушил его. - Иди на диван. Я сделаю тебе мас­саж.
   Дыхание ее щекотало ухо, щеку, шею. Каштановые волны волос благоухали ароматом диких трав. Хотелось зарыться в них лицом и вдыхать, вдыхать этот запах.
   Она заставила его снять рубашку, брюки и уложила на живот. Не смотря на позднюю осень в доме было очень тепло. Алла приту­шила свет и села рядом.
   - Расслабься, расслабься, - приговаривала она, проводя по позвоночнику теплой ладонью, - забудь все невзгоды, они уже в прошлом. Забудь все. Забудь весь мир. Растворись в музыке, растворись в моих руках.
   У нее были маленькие, но сильные руки. Она разминала каждую мышцу. Тепло со свежей кровью разливалось по всему телу. Блажен­но постанывая, Андрей действительно забыл обо всем на свете. Он чувствовал ее дыхание, прикосновение ее губ.
   - Перевернись, - шепнула она. Андрей подчинился. Женщина коснулась его губ своими, распахнула халат и прильнула к нему всем телом.
  

3

  
   Он проснулся очень поздно. Один на широкой двуспальной кро­вати. Вначале удивился, но, припомнив события ночи, улыбнулся. Алла! Он даже представить себе не мог, что женщина способна при­чинить столько удовольствия. О такой женщине можно только мечтать! Какие ласки! Какие хитрости! Тонкие женские штучки, способные свести с ума любого мужчину.
   Повалявшись еще немного, он решил встать и поискать госте­приимную хозяйку, но увидел на тумбе записку.
   "Прости, любимый, но я должна ненадолго отлучиться. Завтрак на столе. Буду к 12 часам. Не скучай".
   Поскрябав подбородок, Андрей оделся и решил осмотреть дом. В запасе целый час. А там приедет Алла. Такая женщина! Он сладко улыбнулся воспоминаниям и побрел по комнатам. Они были небольшие, но во всей обстановке чувствовался утонченный вкус хозяйки. А вот и библиотека. Как и подобает вдоль стен, здесь располагались стел­лажи с книгами. У окна -- двухтумбовый письменный стол темного дерева, резной работы. Величественное, но немного тяжеловатое сооружение. Рядом - два кресла и журнальный столик между ними. На нем, - ворох журналов посвященных моде. Над столиком, для вечернего чтения, бра. Чуть выше - небольшая картина в стиле мест­ного модернизма. По всей видимости, подлинник малоизвестного ху­дожника. Да, и внизу, в холле, висело еще несколько картин того же пера, того же непонятного направления. А на полу красовалась шкура хозяина леса. Андрей грустно улыбнулся, присел и положил руку на густой бурый мех. Вздохнув, он прошептал:
   - Ты был молод, силен и коварен, Арктус, хозяин леса. Но пришел человек... Теперь ты просто коврик.
   По книгам можно проследить характер хозяина. По крайней мере, посудить об уровне его интеллекта. Достоевский, Толстой, Чехов, Куприн, Ромен Роллан, Набоков, Астафьев, Лимонов, Апельсинов. Дежурные подписные издания, которые пять, десять лет, да что там, с момента издания, так ни разу и не открывали.
   Глупой хозяйку не назовешь. Но глубина... А что глубина? А стоит ли женщине цитировать Конфуция? Помнить цитаты из Дидро и Руссо? Знать о чем пишут Юнг и Фрейд... Она и так все прекрасно может. Она же женщина. Тихая, ласковая, нежная, стремительная, страстная, горячая, неистощимая в выдумках и извращениях. Женс­кая мудрость в том, чтобы убедить мужчину, что он сам догадался сделать то, чего хочет от него любимая женщина. Так ни к чему ей "Бравые похождения солдата Швейка" или чуть наоборот.
   Андрей задумался, облокотившись о стеллаж с книгами, и чуть не упал. Узкая полоска стены вместе с полками ушла вглубь, осво­бодив проход в соседнюю комнату. От неожиданности Андрей замер. Интересный поворот. Немного помедлив, он шагнул в открывшийся про­ем. Окинул комнату беглым взглядом и... похолодел. Сильно зажму­рившись, он хотел прогнать видение, но оно не исчезло. Он смотрел по сторонам и не верил, не верил глазам своим. Нет, нет, этого не может быть. Этого не должно быть, но... дикая тоска и разочарова­ние защемили сердце. Но почему? Но почему всегда так получается? Только расслабишься, только забудешь о былом, сверкнет впереди лучик надежды и... на тебе новый удар. Сколько можно? Хотелось сейчас же убежать, но не было сил. Андрей стоял и смотрел.
   Довольно просторная комната представляла собой помесь биб­лиотеки и химлаборатории. Вдоль одной стены на полках стояли древние толстые книги в грубых кожаных переплетах. В них рецепты настоев, отваров, зелий приворотных и отворотных, оживляющих и умерщвляющих. Андрей узнавал каждую книгу, как старого знакомого, в лицо. Эту написал Великий Зиберт, магистр Черной Луны. А вон ту, ядовито-зеленую, со следами золотого тиснения, сотворила Гнушка. Веселая была ведьма. Все пакости делала с улыбкой на ли­це, с шутками да прибаутками. От смеха, говорят, и померла. Поперхнулась чем-то. Да не о ней разговор.
   Вдоль второй стены стояли коробочки с толчеными жабами, пойманными на исходе второго полнолуния, сушеными змеями, марино­ванными мышами, серыми и белыми. Далее баночки о черными, крас­ными, желтыми, зелеными порошками и жидкостями всевозможных окра­сок. На каждой баночке была этикетка с красивой надписью. "Кровь бешеной коровы", "Моча молочного поросенка", "Месячная кровь девст­венницы", "Сперма черного кота". На столах высилось хитроумное приспособление для создания псевдоинтеллектуального магнетизма. И... взгляд Андрея упал на хрустальный череп Кодрина.
   Это страшная ноша помнить все предыдущие жизни. С точностью до минуты, с точностью до слова. Пещерный замок над морем. Пер­вая любовь. Дочь рыбака, прекрасная девушка Лана. Уже тогда он захотел стать простым человеком и спрятал магический череп. Но он теперь здесь. На расстоянии вытянутой руки. Странное щемящее чувство охватило Андрея. Тоска по былому? Нет. Скорее всего, бе­зысходность. Слишком много случайных совпадений. Третья женщина - ведьма. Или просто их развелось слишком много или они...
   Он отвернулся от черепа, прошел вдоль стеллажа. Странно, как все здесь напоминает его пещерный замок! Вот только появились новые книги. Совсем свежие, сверкающие глянцем обложек. Он снял одну, пролистал. Из нее выпала фотография женщины. Андрей поднял ее и грустно улыбнулся. Удивляться уже не было сил. На него смот­рели некогда любимые глаза жены.
  

4

  
   Потянуло неестественным тревожным холодом. Почти забытое ощущение. Так "пахнет" нечисть. Андрей медленно обернулся, желая ошибиться в своих предположениях. Но... в проеме потайной двери стояла Алла. Заметив в руках Андрея фотог­рафию, хозяйка пояснила:
   - Она была моей ученицей.
   Гость вздрогнул и выдавил страдальческую улыбку:
   - Нетрудно догадаться.
   - Это хорошо, что ты нашел мой кабинет, - спокойно, без тени возмущения, заговорила она, - Теперь можно без лишних предисловий говорить о деле. Мне нужно Заклинание Времени.
   Андрей отрицательно качнул головой:
   - Я его не помню.
   - Врешь, - не поверила женщина.
   - Но ты же читала мои мысли, - усмехнулся гость.
   - Читала, - согласилась хозяйка.
   - И что там?
   - Похоть голодного самца и восторг. Мне было приятно.
   - А сейчас?
   Алла прищурила глаза.
   Гость поморщился: крайне неприятно, когда роются в твоих мыслях.
   - Как человек партии, я признаю лишь суд моей партии... - зашептала женщина и запнулась, - Ты с ума сошел.
   - Нам на заводе третий месяц зарплату не платят. Понимаешь? Крохи свои получить не можем.
   - Какая зарплата?! Какие крохи?! С твоими знаниями, с твоим потенциалом, в замке жить надо! - вспылила Алла.
   - Я уже жил, - с грустью в голосе признался Андрей, - ни­чего интересного.
   - Безумец, - качнула головой женщина, темные глаза ее зас­веркали ярко-голубыми разрядами, - Так поделись со мной своими знаниями. И мы будем жить в замке вместе. Обещаю, тебе не будет скучно со мной. Отдай мне заклинание Времени.
   - Зачем оно тебе? - медленно, выдавливая каждый слог, спро­сил Андрей.
   - Я хочу власть над Временем, - воодушевленно призналась Алла. Глаза ее разгорались все больше и больше. Она воя дрожала от возбуждения.
   - Глупая женщина, ты сама не знаешь, чего хочешь.
   - Нет, - криво усмехнулась хозяйка, - уж я-то знаю, чего хочу. Я давно охочусь за тобой. И твоя жена, и глупая белобрысая девка с роскошным задом и шикарными сиськами, всего лишь мои слу­жанки.
   Все клятвы женщин в любви - лишь на момент... Андрей помор­щился, как от зубной боли.
   - В этом мире нет ничего случайного. Ты не отдал заклина­ние жене, ты не отдал заклинание юной пассии, но ты отдашь его мне. Я привыкла добиваться своего, и никто мне не помешает. Вот видишь, я и череп Кодрина достала.
   - Я давно все забыл. Я хотел стать простым человеком.
   - А это уже твои проблемы, - понизив голос, прошипела Алла. Она достала из сумочки пистолет, сняла с предохранителя, передер­нула затвор, направила на Андрея и, немного помедлив, добавила, - У тебя нет выбора - придется вспомнить.
   Гость грустно улыбнулся. Ведьмы больше не доверяют своим чарам. За ее спиной стоял сатаненок, также с пистолетом в руках. Глядя в черный зрачок пистолета, Андрей почему-то вспомнил глаза жены. Они были очень красивые. Он любил ее. Он верил Ей. Обида, горькая обида жгла сердце, точила мозг. Зачем ей это надо? Зачем? Нести на себе вечное клеймо сквозь времена и пространства. Он искал в ней человека. А нашел... то, от чего бежал тысячу лет. Круг замкнулся. Так что же, ступить на старую тропинку? Или?...
   - А вот и похмелье, - саркастическая улыбка скривила губы Андрея, - Только убив меня, ты никогда не получишь заклинания.
   - Я выну его из тебя мертвого, при помощи Связки Монима. Я выну из тебя все, что ты знаешь. Из тебя - мертвого. Но я не хочу идти на крайности. Теперь ты видишь, что я что-то из себя представляю? - ведьму всю трясло, и волосы ее шевелились, как змеи.
   " Надо же, - разочарованно подумал Андрей, - такая милая женщина была". Тут он понял, что обманул сам себя. Слишком стосковался по женщине, по оболочке. А копнуть глубже времени не было? Желания? Боязнь опять нарваться на что-то гнилое? Вот и нарвался. Хорошо прикинулась девочка. Провела, как последнего лопушка. Даже подозрительной мысли ни разу не возникло. И в бесконечности все имеет начало, все имеет конец. Стало быть это его предначертание: отдать им заклинание, освободиться от непомерной ноши и стать простым человеком.
   - Боюсь, у тебя не хватит сил удержать его.
   - 0. ты не знаешь моей истиной силы, - почувствовав прибли­жающуюся победу, ведьма успокоилась, перестала дрожать и даже пистолет опустила. Но сатаненок, милый ребенок из интеллигентной семьи, все еще был начеку.
   - Мне необходимо немного времени, чтобы собраться.
   - Мы не торопимся, - заверила его Алла.
   Андрей подошел к черепу Кодрина и положил ладонь на прохлад­ную гладь макушки. В глубине хрусталя заплясали искры, закололо пальцы. Старое, давно забытое чувство. Тело отяжелело, налилось силой, загудело, зазвенело, завибрировало, взорвалось, перестало существовать. Теперь он не человек. Сгусток энергии, подчиненный мысли. Своей мысли. Он повернулся к хозяйке, и как мог в этом муторном состоянии, мило улыбнулся.
   - Подойдите поближе и положите руки на череп. Вы должны быть под его защитой, иначе вас развеет по дорогам Времени.
   Ведьма недоверчиво посмотрела на Андрея. В глазах ее мельк­нула растерянность.
   - Мне надоело нести это бремя, - подбодрил он ее, - и я с радостью отдам его. Будь смелее, если ты решилась идти до конца.
   Уязвленная Алла придала своему лицу выражение каменного ве­личия, сделала решительный шаг и положила узкую ладонь на холодный хрусталь. Сатаненок вопросительно посмотрел на хозяйку дырками бездушных глаз. Она кивнула, и он тоже положил руку на череп.
   - Оставьте пистолеты. Они могут помешать вам. Заметив подозрительный взгляд, Андрей пояснил:
   - Вы можете перестрелять друг друга во время сеанса.
   - Какого сеанса? - недоверчиво спросила ведьма.
   - Заклинание Времени не содержит слов, жестов, снадобий. Оно состоит из чистой мысли. Я передам ее тебе. Закройте глаза и постарайтесь ни о чем не думать. Настройся на прием. Поток энергии слишком велик. Постарайся не упустить его. Не бойтесь, если я захочу уйти, вы почувствуете.
   Заметив вопросительный взгляд ведьмы, Андрей утвердительно кивнул и первым закрыл глаза. Ему предстояло самое сложное дело в жизни. Но он был предельно спокоен и удивлялся этому. Нет, ошибиться он не мог, не мог, не мог. Хотя, что это изменит?
   В глубине черепа метались голубые молнии. Он не видел их, но чувствовал. Дохнуло холодом. Грань все ближе и ближе. Еще мгновение и заклинание Времени подхватило их и понесло по все­объемлющему черному морю. Их кружило все сильнее, сильнее, под­кидывало, роняло, тянуло в пустоту, холодную, жгучую. Но в моз­гу четко билась одна мысль: "Убрать руку с черепа! Убрать!" Он с облегчением почувствовал, что остался один, а его недавние спутники отправились дальше в бесконечное путешествие по волнам безбрежного Времени. Им уже не суждено вернуться из другого из­мерения. Они обречены на вечное странствие. А светила местной психиатрии и невралгии будут долго удивляться откуда у двух взрослых людей интеллект новорожденных.
   Но сейчас для него важнее было Пространство. Он едва успел вспомнить заклинание. Едва успел вспомнить место, где прожил пос­ледние годы. Сквозь муть бессознания он увидел затрапезную квар­тирку и свое тело, распластавшееся на сером вытертом паласе.
   Так он еще никогда не болел. Его бросало то в жар, то в хо­лод, крутило кишки и выворачивало кости. Каждое движение отдава­лось в голове протяжной ноющей болью. Прогулки во Времени и Про­странстве, это не просто пьянка. Единственное утешение: он никогда не вспомнит о магии черной, белой и серой. И торкинапские ведьмы не будут прилетать к нему по ночам, зазывая на шабаш. А санктирские чудовища уже больше не приползут, чтобы потереться о его ноги противными скользкими боками. Все осталось им... Он отдал все им. И знание, и все прилегающие к нему проблемы. Но... они никогда не смогут этим воспользоваться. Они просто не смогут вернуться.
   Он еле добрел до кухни. С жадностью выпил содержимое чайни­ка и, держась за стену, вернулся к дивану. Проснулся он только утром. Надо было идти на работу. Голова болела, слегка подташнивало. На душе - муть.
   Маленький, еле живой заводик, прокуренный закуток, потрес­кавшиеся стены, шаткий стул, изрезанный стол, сломанные приборы. Вот его мирок.
   Напарник заглянул в его бледное лицо и понимающе кивнул, бросив краткое: "Сейчас сгоняю". Через десять минут Андрей пил дешевую вонючую самогонку и чувствовал себя самым обыкновенным человеком. Ему было тепло, легко и весело. И сегодня он будет спать спокойно, как не спал никогда в жизни.
  

5

   .
   Жизнь потекла тихая и мирная. Как это обычно бывает после бури. Работа, дом, скромный ужин, состоящий из картошки, капусты и серого хлеба. Потом недолгое общение с телевизором и до утра поиски сладких сновидений.
   В пятницу вечером, как это обычно бывает, за час до оконча­ния работы, на участке термообработки случилась авария. Андрей провозился до шести часов вечера и, переодевшись, не спеша, по­брел домой. За проходной было тихо, пустынно, легкий снежок падал на площадь, залитую голубым светом прожекторов. Андрей остановился на крыльце и вздохнул полной грудью, пахнущий арбузной свежестью, воздух. Хорошо. Совсем не холодно. Чуть-чуть ниже ноля. Взгляд его натолкнулся на толстую черную собаку, сидящую против двери. Андрей без труда узнал Кая. Настроение сразу упало. Он с досадой сплюнул и прошептал:
   - Как в дерьмовском американском ужастике.
   Серьезный вид кобеля не предвещал ничего хорошего. Он весь дрожал от злобы, готовый каждую секунду броситься в драку. На задворках сознания проскользнула трусливая мыслишка: вернуться на завод. Андрей презрительно усмехнулся: не век же прятаться от жирной собаки. Нет, после того, что уже довелось пережить, его невозможно напугать самой свирепой собакой, пусть даже в ней теп­лится темное предназначение. Просто хотелось покоя.
   - Нет, - произнес он вслух, - видно рановато мне становиться простым человеком.
   Он закрыл глаза, погрузился в самоанализ, проверяя, осталось ли в памяти хоть что-нибудь из прежних магических знаний. Осталось все.
   - Надо же! - удивился Андрей, - Видно мне никогда не избавить­ся от колдовского наследия.
   Но теперь сверхъестественные возможности пришлись как нель­зя кстати.
   - Привет, песик. Как поживаешь? - спросил он, глядя прямо в глаза ротвейлеру. На языке животных это означало прямую угрозу. - Ты пришел отомстить за хозяйку? А я уже забыл тебя.
   Кай нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
   - Не слеши, - успокоил его Андрей, - я никуда от тебя не денусь. А сколько в тебе злости! Не зря вас называют сатанинскими собаками. Пришло время поставить последнюю точку, толстый песик, вот только...
   После этих слов Андрей сошел с крыльца, встал на четвереньки и, завалившись набок, принялся кататься по земле. Снег лип на куртку и скоро он стал совершенно белым. Встав на четыре лапы, он встрепенулся, отряхнув снег с длинной белой шерсти, вильнул роскошным хвостом и блаженно потянулся, опробуя новое тело. Миллионы запахов тут же ударили в нос, тысячи звуков навалились на уши. Андрей тряхнул косматой головой, отгоняя прочь сонм ненужной информации и сосредоточил все внимание на противнике.
   Ротвейлер настороженно замер. Такой поворот дела его не обрадовал.
   "А вот теперь мы на равных", - подумал Андрей и первым рва­нулся в бой.
   Вахтерша, женщина не совсем еще старая, от скуки смотревшая в окно, так и не смогла понять, куда делся человек, только что стоявший на крыльце, и откуда взялось белое подобие медведя, напавшее на толстую бесхвостую собаку. Даже сквозь двойные рамы она слышала рев, заполнивший всю площадь перед проходной завода.
   Соперники попались упорные, и драка продолжалась долго. А снег шел все сильнее и прикрывал бурые пятна, что оставляли ка­тающиеся по площади бойцы. Наконец-то черная собака дрогнула, последний удар и она забилась в агонии. Из разорванного горла на мерзлую землю толчками вытекала густая кровь. С хрипом и свистом из легких вырывались остатки воздуха. Взбрыкнув несколько раз, Кай затих навсегда. Андрей еще несколько минут постоял над трупом врага, размышляя о том, как хорошо иметь колтуны на шее и лапах, даже ротвейлеру трудно справиться с войлочным панцирем.
   Вахтерша, наблюдавшая драку, долго гадала, что же за зверь убил черного пса. Он, вроде, тоже похож на собаку, но ничего подобного она прежде не видела. И откуда они здесь взялись? "Что-то здесь нечисто, - подумала женщина, потом махнула рукой, - да ну их", - и, достав слюнявый романчик, погрузилась в изучение любовных сцен.
   А белая собака, словно сенбернар, покрытая бурыми пятнами, легкой рысью пошла по площади и скоро скрылась в тени забора.
   Поднявшись с четверенек, Андрей отряхнулся от снега и пошел к остановке, отплевываясь, и убирая с губ черную шерсть.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

3АМOК НАД МOРЕМ

  
   Любимой племяннице, Волковой Наталье свет Владимировне, посвящается

1

  
   Долина Цветов по-прежнему была сплошным садом. Так же карабкались по холмам ровные ряды виноградников, чередуясь с темнолистыми апельсиновыми рощами. Так же, словно островки, из моря зелени выглядывали крытые черепицей белые дома. И к замку вела все та же мощеная дорога.
   Он спиной почувствовал приближение автомобиля. Должно быть очень хорошая машина. Он обернулся - алый "Феррари" бесшумно подкрался и остановился у самых ног.
   - Вы мечтаете быть задавленным? - долетел из автомобиля женский голос, и следом показалась очаровательная темная головка. Короткая асимметричная прическа чуть прикрывала ле­вую сторону лица, а тяжеловатый подбородок говорил о твердом сильном характере. Большие темные глаза смотрели строго, и трудно было спрятаться от их изучающего взгляда. Это довольно редкий случай, когда красота и ум уживаются в одной женщине.
   - Я ожидал услышать стук копыт, увидеть карету.
   - А в ней принцессу, возвращающуюся с бала? - несмотря на холодный тон, девушка на удивление легко приняла его раз­говор.
   - Да. Но теперь принцессы сами управляют железным конем.
   Девушка кивнула:
   - Я никому не доверю свою жизнь.
   - Очень мудрое решение, - согласился собеседник. - Можно один маленький вопрос?
   - Можно, - с неохотой согласилась девушка.
   - Спасибо. Скажите, принцесса, вы знакомы с хозяевами этого замка?
   - Конечно. Принцесса и есть хозяйка этого замка. А вы долж­но быть, странствующий рыцарь, ищущий приюта на ночь? - в свою очередь осведомилась девушка.
   - Примерно так. Я странствующий историк. Хожу по странам, где есть прекрасные старые замки. Собираю родовые легенды. Знаете, чем древнее замок, тем больше в нем таинственного. Порой хозяева и не догадываются о глубоких подвалах, где в ка­зематах на горах золота тлеют чьи-то кости, а дух несчастного бродит по темным лабиринтам, не в силах найти покой.
   Девушка не спеша вышла из машины, задумчиво посмотрела на замок и прошептала:
   - Действительно! Я уже год живу в этом замке, а еще не обошла всех его комнат.
   - Всех комнат?! - улыбнулся странствующий историк. - Я уверен, что в этом замке десяток потайных комнат, найти которые вы едва ли сможете.
   Принцесса недоверчиво посмотрела на него:
   - Вы так думаете?
   - Да, поверьте мне. Я изучил много замков и у меня уже есть кое-какой опыт в нахождении всевозможных тайников, где порой удается найти книги, рассказывающие историю возникновения того или иного рода, строительстве замка и славных битвах. Вы что-нибудь знаете о своем замке? Когда его построили? Кто был его первым властелином?
   - Нет, не знаю, - призналась девушка и в темных глазах засветилась слабая искорка любопытства.
   - Вместе мы могли бы узнать много интересного.
   - Да, - помедлив, согласилась хозяйка замка, - меня интересуют всякие старинные штучки.
   Мужчина улыбнулся.
   - Они заинтересуют вас еще больше, если мы вдруг найдем дубовый бочонок, доверху наполненный золотыми дублонами Карла Пятого.
   - А что и такое может быть?! - ее тонкие брови взметнулись в удивлении.
   - Конечно. Главное, чтобы привидения не охраняли его. Иначе не возьмешь.
   - Так значит, вы ищите клады в чужих замках?! - возмущение ее было не искренним, неуверенным.
   - Я историк и хочу написать большую книгу, собрать там са­мые интересные истории, а клады, как правило, достаются хозяевам.
   - Да? - все еще сомневаясь, спросила девушка.
   - Да, - подтвердил историк, - иначе и у меня была бы такая же машина.
   Аргумент звучал убедительно. Тогда принцесса кивнула и спросила:
   - А про мой замок вы тоже напишите?
   - Разумеется. Если нам удастся узнать что-нибудь интересное.
   - Ну что же, садитесь в машину, - подобревшим голосом предложила хозяйка.
   Историк приложил правую руку к сердцу и, склонив голову, ответил:
   - Повинуюсь, моя принцесса.
   Лицо ее вспыхнуло, глаза в смущении опустились. Она тихо сказала:
   - Зовите меня просто Алиса.
   - Это звучит так же прекрасно.
   Машина легко тронулась и покатилась к воротам замка.
   - А вы нашли мой замок случайно или уже знали о нем?
   - Мой дед рассказывал о здешних местах.
   - И что же он рассказывал?
   - Он говорил, что в лесу, на склоне Плачущих гор, жила древняя женщина. Она давала людям ответы на любой вопрос. Ее звали Великая Терра.
   - Терра - это Земля?
   - Да. И все мы дети ее.
   - Вы думаете, Земля имеет человеческий облик?! - удивилась девушка.
   - Скорее всего, дух Земли... Впрочем, это лишь легенда.
   - Но мне кажется, что ни одна легенда не рождается на пустом месте, - возразила Алиса. - Неужели, объехав столько замков, вы считаете, что легенда - просто легенда?
   - Объехав столько замков, я и пытаюсь это выяснить.
   Аккуратно припарковав машину на стоянке, Алиса вышла и облокотившись на крышу, задумчиво посмотрела на историка:
   - А почему горы называются Плачущими?
   - Много веков назад Черные люди пришли с юга. Была великая битва, и камни плакали кровью. Слезы застыли. Их и сейчас можно видеть там.
   - Надо же! А я не была там ни разу.
   - Завтра мы можем сходить, поискать землянку Великой Терры. Говорят, она показывается не всем.
   - Мне кажется, мы найдем ее, - почему-то вдруг решила Алиса.
   - Мне бы очень хотелось этого, - со вздохом добавил историк.
   - Но прежде, - добавила хозяйка замка, - странствующему историку, как и странствующему рыцарю, после долгой дороги нужен сытный ужин и хороший отдых.
   - Вы правы, моя госпожа, - он сказал это до того просто и без фарса, что она на минуту почувствовала себя принцессой из династии Валуа.
  

2

  
   Была радость полета. Легкий ласковый бриз окутывал все тело, путал волосы, напевал веселую вольную песню и звал за собой в небо: ярко-голубое, чистое-чистое. В такие мгновения Алиса переставала ощущать ногами теплый шершавый гранит башни. Впереди, далеко-далеко, небо сливалось с морем. Там по воде ползали смешные игрушечные пароходики, медленно растворяясь в бирюзовой дымке. Справа и слева тоже было море и небо. Лишь сзади была земля. Изумрудные холмы, разлинованные виноградника­ми, уходящие к самому горизонту.
   Башня стояла на самом краю скалы, нависающей над морем. Вокруг был только воздух, а внизу - волны.
   Голова закружилась, девушка отступила на шаг и закрыла глаза.
   Ален поддержал ослабшее тело.
   - Тебе плохо?
   - Нет, - ответила Алиса, открывая глаза, - слишком хорошо. Просто голова закружилась. - Она устремила взгляд больших тем­ных глаз вдаль и тихо продолжила, - Я очень люблю море. Мечтаю стать птицей и улететь далеко, чтобы только небо и океан.
   - Я тоже люблю море, - признался Ален. - Мать родила меня в воде. А воспитывали меня дельфины. Я спал в воде, и родители даже боялись, что у меня вырастут жабры.
   - А кто твои родители? - девушка перевела взгляд на со­беседника.
   - Были рыбаками.
   - Были?
   - Да. Их очень давно нет.
   - Прости.
   - Это естественно, и мы не в силах что-либо изменить. Ален все еще поддерживал ее за талию. Она прильнула к его груди и шепнула в самое ухо:
   - Спасибо, сын рыбака.
   - За что?
   - Я бы никогда не отважилась подняться на эту башню одна, - и немного помедлив, добавила, - Еще никогда мне не было так тихо, уютно и спокойно. Ты не простой человек.
   Ален улыбнулся.
   - Я хочу, чтобы ты написал свою книгу и стал знаменитым, -прошептала она и, словно нечаянно, коснулась губами его щеки. -А еще хочу, чтобы нас никто не видел.
   Всю неделю Алиса ни на шаг не отходила от нового знакомого. Утром она открывала глаза со словами:
   - А наш гость уже проснулся?
   Целые дни напролет они обшаривали чердаки, башни и глубо­кие, вырубленные в скале, подвалы. А сегодня...
   А сегодня он остановился у портрета пышно разряженного вельможи и обратился к спутнице:
   - Этот коридор ведет в твою спальню, не так ли?
   - Да, - подтвердила девушка, не понимая, что от нее хотят.
   - И ты уже тысячу раз проходила по нему, не догадываясь, что где-то здесь, под портретом разряженного павлина, прячется очередной сюрприз старого замка.
   - По всей видимости, тот милый дедушка стал привидением и теперь пугает всех желающих, - предположила девушка.
   - Нет, это не страшный сюрприз, скорее приятный. Ален поправил портрет, осторожно потрогал стену, обшитую нежным розовым гобеленом и разделенную реечками на аккуратные квадратики. Алиса следила за ним ничего не понимая, и вдруг часть стены ушла вглубь. Это действительно был сюрприз.
   - Временами мне кажется, что ты хозяин замка, - не скрывая удивления, призналась Алиса.
   - Я был во многих замках, - уклончиво ответил гость. - В центре замка, рядом с вашей спальней - потайная комната.
   - Да, интересно, - Алиса шагнула к открывшейся нише, но в нерешительности остановилась.
   Ален улыбнулся, поняв ее опасения.
   - Действительно, позволь мне быть первым. Возможно, там покоится скелет забытого любовника.
   Алиса понимала, что это была шутка, но в глубине души до­пускала и такое.
   Комнатка оказалось небольшой, уютной и скромно обставлен­ной. Диванчик, два кресла, столик и шкафчик в углу. Вся мебель была простой дешевой работы, но от этого даже выигрывала. Здесь не было официальной холодности, как в гостиных залах, напуск­ного чванства и высокомерия. И Алиса с первого же момента по­чувствовала в этих вещах старых добрых друзей, словно она вдруг вернулась в комнату своего детства.
   Комната была чистой, свежей, и казалось, кто-то покинул ее вот-вот только, даже вино не успели допить. И запах духов, тонкий, далекий, призрачный еще витал здесь, напоминая о при­сутствии женщины.
   Ален прошел в угол к шкафу и осторожно коснулся его кон­чиками пальцев, словно боясь, что он рассыплется.
   - Этот шкаф, наверное, из другого гарнитура, - заметила Алиса. Да, он действительно был сработан коряво.
   Историк осторожно открыл дверцу и провел пальцем по ее торцу.
   - Я... Он... чуть не отрезал палец, когда подгонял эту капризную дверцу. Не поверишь, на этот простенький шкаф ушло полгода.
   Ален растеряно улыбался и гладил шкафчик, как любимую со­баку.
   - Кто чуть не отрезал палец?! - удивилась девушка.
   - Подмастерье столяра.
   - Но откуда ты знаешь? Этому шкафу может быть двести, может быть триста лет.
   - Так будет написано в моей книге.
   - Тогда понятно, - согласилась девушка, - но здесь еще чего-то не хватает.
   Она сама удивилась последней фразе.
   - Музыки, - подсказал Ален, - тихой старинной музыки.
   - Действительно, - согласилась Алиса, но, кажется, у меня есть кое-что подходящее. Я пойду принесу.
   - Хорошо, - кивнул Ален, - а я пока наведу здесь порядок. Они пили терновое вино, ели медвяные прозрачные яблоки и слушали тихую музыку. Под переборы гитары глубокий женский голос пел о любви в этом мире, отодвигая все проблемы за линию горизонта. Морской ветер, врываясь в полумрак комнаты сквозь небольшое сводчатое окно, мешался с привкусом вина, музыкой, ароматом яблок, прелестью полуобнаженного женского тела, све­жего, нежного. И все это пьянило...
   Она купалась в лучах его зеленых глаз, нежных, добрых, лас­кающих. Зрачки его, как два омута: завораживали, влекли за пре­дел сознания, где сливаются быль и небыль. Там было что-то тре­вожное, непонятное, но Алиса не хотела об этом думать. Ее го­рячее тело с дрожью и жадностью принимало его ласки. Впервые в жизни она забыла обо всем на свете. Она не помнила имени своего, не помнила кто она. В этот момент для нее существовали лишь губы, лишь руки его, рождающие внутреннюю истому, дрожь и ди­кое, первобытное желание принадлежать.
   Распухшие от поцелуев губы шепнули:
   - Не надо... я...
   - Не бойся, я все знаю, - ответил он, и время прекратило свой бег в маленькой потайной комнатке.
  

3

  
   Тревога ударила в грудь каменным кулакам, сдавила сердце. Алиса проснулась в холодном поту. Пошарила рукой рядом: Алена не было. Теперь она испугалась по-настоящему. Она не могла объяс­нить это паническое состояние, но все вокруг стало не так. Она узнавала предметы обстановки, но чувство отчужденности не поки­дало ее ни на секунду. Холодный темный воздух стал осязаем, словно вода, нет, много-много гуще, вязче, отчего каждое движе­ние давалось с трудом. Алиса сразу почувствовала себя беспомощ­ной до слез. Она не знала, как называется все происходящее вокруг. С минуту девушка сидела на кровати, пытаясь собрать разбежавшиеся в испуге мысли. Ей это не удалось. Но взамен им пришло что-то извне, или оно родилось в глубине души, Алиса не могла понять, зато теперь она четко знала, что ей надо делать.
   Стиснув зубы и преодолевая вязкий воздух, она встала с кровати и пошла, пошла по длинным коридорам замка, опускаясь все ниже и ниже. Скоро кончились жилые этажи, полуподвалы. Она шла в кромешной темноте, придерживаясь рукой за стену, и вдруг впереди мелькнул свет. Нет, ей не показалось. У тяжелой двери в бесконечный лабиринт подвала, одиноко горел факел. Гость средневековья. Девушка взяла его, толкнула дверь, открыв­шуюся легко и беззвучно, и стала спускаться вниз по грубым вы­соким ступеням. Временами на нее наплывало короткое просветление, и она в удивлении смотрела на свои ноги, повинующиеся кому-то другому и несущие ее неведомо куда. Но в следующее же мгновение она понимала, что туда ее ведет сердце.
   Подвал перешел в пещеру. Она прошла десять развилок, ни секунды не колеблясь, безошибочно выбирая правильное направле­ние, пока не оказалась в большом подземном зале. множество факелов, закрепленных на стенах, заливали его красным дрожащим светом. Посреди зала, спиной к Алисе, стоял человек. Черная тень его металась по красному полу.
   - Ален... - выдохнула девушка.
   Человек обернулся. Алиса вздрогнула и отступила на шаг. Она с трудом узнала его. Что там от Алена? Нет! Это не он. Нет! Она каждой клеткой чувствовала - внутри этого горбуна с перекошенным застывшим лицом - Ален. Она сумела разглядеть, распознать в красных, остекленевших, выпученных глазах боль и нежность.
   Коричневая маска вздрогнула, и Алиса почувствовала голос Алена. Тихий, грустный.
   - Они пришли за мной.
   - Кто? - мысленно спросила Алиса.
   - Те, кого нельзя увидеть. От кого нельзя спрятаться.
   - Ален!!! - выкрикнула Алиса, рванулась вперед, но ноги при­росли к порогу.
   Человек отвернулся, спрятал в рукав изуродованную кисть и, волоча правую ногу, направился к черному проему под огромным валуном, украшенным таинственными знаками.
   Второй раз он обернулся, уже ступив в тень камня. Это был уже не человек. Огромные желтые глаза с узкими щелками зрачков, щурились на скудный свет факелов. Шарообразная безволосая голова покрылась множеством уродливых наростов, челюсти выдались вперед, а нос провалился. Длинными загнутыми когтями монстр разорвал на груди одежду, ставшую вдруг тесной. Все его бурое тело на глазах росло вширь, в высоту, приобретая уродли­вые формы. Раскрыв широкую пасть, монстр заревел, сотрясая сво­ды подземелья и, махнув на прощание чешуйчатым хвостом, исчез в черноте провала.
   Окаменевшая Алиса все еще стояла у порога. Слезы катились по бледным щекам, а сердце разрывалось... собрав все силы, она до боли закусила губу. Боль разбудила тело. Неимоверным усилием ей удалось поднять ногу, словно вытесанную из мрамора, и сделать первый шаг. Все подземелье содрогнулось, и камень с письменами чуть сдвинулся вниз. Следующий шаг дался ей легче, но все вокруг содрогнулось сильнее. Факелы тревожно замигали, а камень опус­тился еще ниже.
   К тому времени, когда Алиса все же достигла противоположной стены, остался гореть лишь один факел, а камень полностью закрыл страшный тоннель. Девушка опустилась на колени и осторожно кос­нулась холодной шершавой поверхности.
   - Прощай, прости. Всех и каждого, - послышался тихий голос Алена.
  

4

  
   Ни с кем ей не было так легко, просто и спокойно. Никто не понимал ее так, как Ален. Он не лебезил, не суетился, не заис­кивал. Он был собой, и это подкупало более всех пустых компли­ментов. Алису не покидало ощущение, что она знала его всю жизнь. Ей вспомнилась древняя легенда о том, что раньше люди имели две головы, но однажды прогневили богов и те разделили людей и раз­бросали по всей земле и с тех пор половинки ищут друг друга.
   Ей завладели умиротворение и тихая радость. Она поняла, что нашла свою половину и... вновь потеряла.
   Она была там, у самого горизонта, где небо сливается с морем. Она была с ним. Они летели. И вокруг было голубое небо, а внизу было голубое море. Она так хотела. Ее тело осталось на башне. Оно смотрело туда, где резвилась душа.
   Служанка долго переминалась с ноги на ногу, не решаясь на­рушить оцепенение госпожи. Наконец-то, потеряв всякое терпение, она прокашляла и удостоилась растерянного взгляда.
   - В приемной какой-то господин. Он желает говорить с вами. Алиса закрыла глаза.
   - Ты же знаешь: я никого не желаю видеть. Никого. Голос ее был ровный, бесцветный и это дало служанке воз­можность повторить предложение.
   - Но он умоляет. Говорит, что у него для вас важное посла­ние.
   - Сейчас для меня ничто не важно.
   - Госпожа, - настаивала служанка, - спуститесь к нему. Чует мое сердце - вы не пожалеете. Ну а если пожалеете, я мигом его выставлю.
   Алиса долго и пристально смотрела на служанку, как дитя смотрит на новую игрушку, медленно соображая, бросить ее с башни сразу или все же поиграть немного.
   - Хорошо, я приму этого настырного господина. Она не потрудилась даже причесаться. Как была в палате, так и встретила гостя.
   Чуть полноватый седеющий мужчина влетел в кабинет, как на крыльях. Улыбнулся от уха до уха, и Алиса чуть не вскрикнула, по­чувствовав, как забилось сердце. Эти глаза!!! Нет, показалось. Гость раскланялся и без предисловий начал странные речи.
   - Достопочтенная Алиса, вы даже не можете представить себе величину моего счастья! Я будто вновь родился. Я снова полно­ценные человек. Л вижу! Я вижу на сто процентов. Небо, поля, море, красивых женщин, наконец-то, я ...
   - Но при чем здесь я? - устало спросила Алиса. Она уже по­жалела, что вышла к этому экзальтированному идиоту.
   - Да, да, простите, - мужчина чуть поубавил радости. - Все по порядку. Видите ли, пятнадцать лет назад я попал в аварию и получил травму головы.
   - Вижу, - кивнула Алиса, - но ничем помочь не могу. Мужчина не обиделся. Он был так счастлив, что видел весь мир лишь в розовых тонах.
   - Я художник. И вот в результате аварии я потерял зрение. Практически полностью. А что такое зрение для художника? Все. Весь мир - краски. Это для него смерть. Пятнадцать лет я был лишь своей тенью. Пока полгода назад случайно не встретил одного человека. Я сидел на скамеечке в парке. Он подсел, и мы разгово­рились. Он понял меня и сказал: "Скоро ты вновь увидишь мир". Я не поверил. А он добавил: "Когда откроются твои глаза, помолись за меня и отнеси этот листок хозяйке замка Берк."
   И вот совсем недавно, утром, я открыл глаза и увидел трещи­ну на потолке. Понимаете?! Я бросился к окну и увидел весь мир: яркий, сверкающий, залитый солнцем.
   Мужчина подошел к Алисе и протянул ей пожелтевший лист бумаги.
   - Как его звали? - одними губами прошептала Алиса, закрыв глаза, чтобы хоть как-то сдержать слезы.
   - Ален, - растеряно ответил мужчина. Бледный вид девушки напугал его.
   Служанка замахала руками, и художник удалился.
   Алиса открыла глаза лишь к вечеру. Желтый лист из старой книги лежал перед ней на столе. Девушка пробежала по нему взгля­дом, но слова прошли мимо воспаленного сознания. Ален не мог просто так послать ей этот странный листок из старой книги. Что-то он значит. Полгода назад. Но они еще не были знакомы. Неужели он уже знал ее? Тогда их встреча не случайность? А этот прозревший художник. У него глаза Алена.
   Она вспомнила глаза Алена... глаза горбуна, там, в недрах горы. Неподвижные, невидящие. Художник прозрел, когда ушел Ален.
   Она перечитала послание медленно, стараясь вдумываться в каждое слово. Текст показался ей знакомым. Она читала раньше что-то похожее. Да, да. Это старинная книга без начала и конца. Она начиналась с девятой страницы. Алиса взглянула на листок: внизу стояли цифры 7 и 8. Но откуда у Алена мог взяться этот листок? Она нашла книгу год назад, и в ней уже не было страниц. Или он действительно был в ее замке раньше?
   Служанка во второй раз возникла перед ней, терпеливо вы­жидая хозяйского внимания.
   - Там еще один господин. Он тоже по срочному делу, - де­вушка немного помедлила, - Может быть не пускать его? Алиса воспрянула.
   - Скорее проси.
   Служанка пожала плечами. Она видела, какое впечатление произвел визит первого гостя, но с хозяйкой не поспорить. Это был музыкант, раздробивший четыре пальца на левой руке. И вот недавно он проснулся здоровым. Он принес еще один лист из старой книги. Потом была очаровательная девочка-балерина. Она провали­лась в оркестровую яму и сломала позвоночник. Теперь улыбка не сходила с ее лица. Она то и дело подпрыгивала, вставала на цыпочки, еще не веря в чудесное исцеление. С хорошо отработан­ным поклоном, она преподнесла Алисе желтый лист.
   А потом был лечащий врач.
   - Алиса, мне нужно сказать вам что-то очень важное.
   - Я слушаю, - безразлично ответила хозяйка замка.
   - У вас отрицательная реакция.
   - Ну и что? - спокойно переспросила девушка, словно речь шла о насморке.
   - Ошибки быть не может. У меня заключение трех лабораторий. Вы абсолютно здоровы.
   Доктор был слегка шокирован безразличием пациентки к своей судьбе. Алиса долго смотрела на врача, потом кивнула, принимая его известие, и тихо-тихо спросила в пространство:
   - А кто мне принесет листочек?
  

5

  
   Теперь в начале книги ей не хватало лишь одного листа. Алиса дважды, не отрываясь, прочитала всю книгу. С каждой страницей удивляясь все больше и больше. Она узнавала в книге залы дворца, строения, и даже предметы обстановки. Она нашла там описание окрестностей. Все что она видела со сторожевой башни. И Плачущие горы, о которых рассказывал Ален, тоже числились в книге.
   Значит, о ее замке уже написана книга. Но как, как ее пер­вые страницы попали к Алену? Зачем он велел передать их имен­но ей? Каждый исцелившийся получил по листу. А она? Но все лис­ты принесли ей. Зачем? Что хотел сказать этим Ален?
   Алиса ни на секунду не переставала думать об этом. Еще ей не давала покоя землянка. Кроме замка в книге шла речь о какой-то таинственной землянке. Сердце подсказывало девушке, что это единственная зацепка. Так что она хочет найти? Этого Алиса не знала сама. Она еще раз перечитала все, что говорилось о землянке. Местонахождение ее описывалось очень подробно и де­вушка решила, что завтра же утром она непременно найдет ее. Или хотя бы то, что от нее осталось. Все события вытекали из этой землянки и Алисе казалось, что побывав там она непременно пой­мет, чего не хватает в книге.
   Землянку она нашла случайно, когда уже потеряла всякую надежду. Кое-что вокруг все-таки изменилось с тех пор, как писали книгу. На какое-то мгновение она ощутила дыхание эпохи рыцарей, колдунов и драконов. Землянка стояла как новая, словно неведомый человек сложил ее вчера, а не пятьсот лет назад. Без сомнения время от времени ее кто-то ремонтировал и ... наверное, жил.
   Алиса остановилась у двери: изнутри доносился странный и в тоже время знакомый звук. И запах... Жареная рыба. Внутри кто-то жарил рыбу.
   Алиса набрала в грудь побольше воздуха, решительным движе­нием открыла дверь и шагнула внутрь.
   - Извините за беспокойство...
   Слова застряли у нее в горле. Человек стоял к ней спиной, наклонившись к жаровней, но она узнала бы его из сотен тысяч. Сердцем. Как она могла не узнать свою половину, которую нашла и тут же потеряла?
   Еще ни разу в жизни она так не плакала. Она утопила в сле­зах горечь утраты и омыла радость возврата.
   Ален стоял тихо, обняв девушку, и ждал, когда стихнет дождь. Наконец-то Алиса немного успокоилась, отстранилась и загля­нув в глаза Алену, спросила первое, что пришло на ум:
   - А как ты нашел эту хижину?
   - Я сам ее построил, - ответил тот и подал ей первый лист из книги. - Почитай, пока я дожарю рыбу. Думаю, тебе будет ин­тересно.
   - Значит, все сходится, - кивнула девушка, принимая перга­мент.
  

6

  

ТАК НАЧИНАЕТСЯ КНИГА

  
   В его бухте не было шторма. Никогда. Море теряло силу, разбиваясь об утесы Саблевидного мыса, и ласковыми барашками плескалось у порога его хижины. Он построил ее сам, собственными руками. Сложил из камней, больших, грубых, прочных, прямо под выступом скалы, так что крышу делать не пришлось. Может, хижина была чуть сыровата, но ему нравилось влажное дыхание моря. И даже на ночь он не закрывал дверь, чтобы лучше слышать ласковый говор огромного таинственного мира. Не вставая с жесткого ложа, видеть, как серебриться зыбкая лунная дорожка, манящая, зовущая блеском, легкостью с которой изменялась, скользила по глади залива и растворялась в густом мраке ночи у Плачущих гор, рож­дая в глубине души смутную тревогу и желание чего-то нового, необычного. Сколько раз он видел себя идущим по морю за луной! Он чувствовал, как ноги утопают, но лишь по щиколотку и далее вода не пускает его, омывая своей прохладой уставшие за день ступни. И ОН шел к НЕЙ. Через бухту, через Плачущие горы в Долину цветов. Там, под безоблачным небом утопали в садах большие светлые дома. В самом большом, самом богатом жила ОНА. Нет, в ее жилах не было голубой дворянской крови, но папа ее был искусным виноделом и потому в глубоких подвалах его дома, наряду с дубовыми бочонками, в которых дремало вино, было нес­колько маленьких, надежно спрятанных. В них, до поры до времени, таилось золото.
   А он был сын моря, простой рыбак. Море дало ему все: жизнь, пищу, старую, но еще крепкую лодку, а хижину он построил сам.
   Впервые он увидел ее, когда понес рыбу в Долину цветов после смерти отца. Наверное, он не знал, что это называется лю­бовью. Странное, неиспытанное доселе чувство разбудило в полу­диком человеке новый яркий мир, где солнцем была прекрасная светловолосая девушка. Он не мог спокойно смотреть на нее: дух захватывало от этой красоты. И она... и она... ответила благоск­лонностью. Наверное, ей понравился этот сильный парень со смелым взглядом, пропахший тревожным морским ветром. Девушке к тому времени уже порядком надоели приторные ароматы садовых цветов и ухажеры в кружевных воротничках.
   Она долго не принимала его предложение. Запущенный вид рыбака будил в ней страх перед кровожадными пиратами, и в то же время романтическое желание приключения, которое дремлет в лю­бом самом смирном человеке.
   Крутые спуски, узкие тропки над пропастью, резкие повороты и беспорядочное нагромождение камней, о которые она сбила холе­ные ножки, немного поубавили романтизма в ее душе. А когда она увидела хижину, которую он построил сам, возмущению ее не было предела.
   - И это ты называешь домом?!
   - Да, - просто ответил он. - Сначала у нас был другой дом, побольше, но его сожгли пираты. Тогда я решил жить здесь. Боль­шие корабли не войдут сюда, да и по суше очень трудно... Здесь тихо и безопасно. Вот... мой дом.
   - У нас коровы живут лучше. Неужели ты мог подумать, что я... - ее губки скривились, глаза потемнели, - Вот если у тебя будет дом больше нашего...
   - И это все, что тебе нужно?
   - Я не хочу всю жизнь чистить рыбу.
   Он вспомнил мать, постаревшую до срока. Она смогла. Она не роптала. Поэтому, наверное, и умерла так рано, устав со страхом в сердце изо дня в день ждать мужа.
   Он представил, как сморщится лицо его любимой девушки, как с тревогой она будет всматриваться в ночное море, гадая, жив ли он... Ему стало страшно.
   Он сидел на песке. Море плескалось у ног, успокаивая, кроткое, словно котенок, а ему впервые хотелось шторма, бури, соленых брызг в лицо и ветра, сбивающего с ног и меняющего все... или хоть что-то. Но ничего не изменилось... наверное.
   лишь невидимая подползла зависть, укрыла холодным крылом и шепнула: "Тебе бы бочонок с золотом". Вслед за ней явилась обида на судьбу: " Ты рыбак, нищий рыбак и тебе никогда не дос­танется эта богатая красивая девчонка". "А значит, ты потерял ее", - шепнул темный страх. И лишь отчаяние ничего не сказало. Оно сдавило сердце железным кольцом и стало трудно дышать.
   "Ведь жил же я раньше", - подумал он. Но зависть усмех­нулась, оскалив красивые белые зубы: "Как червь в норе. Посмотри, как живут люди! В замке Правителя сотни слуг и самый послед­ний в сотню раз богаче тебя. И ни один самый дерзкий пират не посмеет приблизиться к дому Правителя, не то, что сжечь, как твою хижину. Его охраняют сотни воинов. А ты..."
   "Хватит!" - взревел юноша. Он уже знал, что ему делать.
   Горы встретили его настороженной тишиной. Они, наверное, знали, что человек пришел к ним не просто так. И старушка знала. Она сидела на бревне у самой землянки на склоне Плачущих гор, где огромным черные ели похожи на злых великанов. Закрыв един­ственный глаз посредине лба, она слушала ветер, который опустил­ся отдохнуть на поляну. Кроме ветра мало кто знал дорогу сюда. А кто знал, тот молчал. Рыбак узнал о ней от своего деда, а тот - от своего. Уже тогда самые древние легенды говорили о ней, как о женщине бесконечно старой, молодость которой не помнят даже горы.
   Он долго стоял, не решаясь заговорить.
   Она сидела погруженная в свои мысли, текущие сквозь века. лицо ее выражало полный покой и юноша испугался, уж не умерла ли она не ответив на его вопрос.
   - О, Великая Терра! - наконец-то осмелился заговорить ры­бак.
   - Оставь громкие слова для людей, - перебила его старуха. - Я знаю, зачем ты пришел. Многие приходили ко мне испрашивать эту дорогу. Ты хорошо подумал?
   - Да, - твердо ответил юноша.
   - Судьба, как нам кажется, слепа и жестока, но право вы­бора остается за человеком. Будь по-твоему.
   И она замолчала.
   Юноша ждал долго и терпеливо, но Великая Терра не подавала признаков жизни, и тогда он во второй раз отважился заговорить с ней.
   - О, Великая Терра, я принес тебе лучшую рыбу, которую мне довелось поймать.
   - Оставь громкие слова для людей. Мои пальцы высохли, и я не смогу разделать ее. Разведи огонь и приготовь рыбу сам. Когда все было готово, женщина заговорила вновь.
   - Говорят, что самая вкусная пища добыта собственными ру­ками. Съешь самую вкусную пищу. Ты делаешь это в последний раз. Посмотри на море последний раз глазами рыбака. Ты больше не увидишь его таким.
   - А ты, Великая Терра? Я принес рыбу для тебя.
   - Оставь громкие слова для людей. Если бы я ела рыбу, я бы умерла раньше, чем эти горы успели родиться.
   Она открыла единственный глаз, огромный, чистый, ярко-голу­бой и несколько мгновений смотрела на рыбака.
   - Людская боль старит меня, - сказала она совсем тихо. - Иди, сын мой, ты знаешь дорогу. Я буду ждать тебя. Может быть, ты вернешься... Прощай.
  

7

  
   - Терра ошиблась. Море не отринуло меня. Уже Правителем, я, словно вор, по ночам выходил на утлой лодчонке в море, ловил рыбу, сжигая руки до крови, жарил на костре и ел. И только тогда я понял ее слова, что еда из своих рук вкуснее. Вот, - он протянул девушке большой сочный кусок жареной рыбы, - моя природа осталась во мне. Я смог сохранить любовь к морю, людям...
   Алиса все еще пребывала в шоке. Она просто смотрела и слу­шала, не в силах что-либо возразить или ответить.
   - Но теперь все кончилось, вернее все вернулось к началу. Теперь я снова простой рыбак и у меня нет ничего, кроме этой хижины. Нет даже лодки, но я свободен от страшного союза.
   - Нет, - наконец-то очнулась девушка, - не все так сразу. Мне надо подумать. Я ничего не понимаю. Я верю, я и не верю. Этого не может быть, но все произошло на моих глазах. Ты выле­чил слепого художника, вернул пальцы пианисту, восстановил поз­воночник балерине, спас меня от страшной болезни... от верной смерти. Сколько мне оставалось жить, не знал никто. Но тут поя­вился ты. человек из мира, с которым я уже простилась. Я пос­тупила эгоистично. Я должна была сказать тебе, но ты украл, ук­рал мой разум, ты околдовал меня в тот вечер. Я должна была ос­тановить тебя, хотя бы потому что ... люблю тебя. Но все это я поняла потом. Я боялась тебе признаться, что убила тебя, что ты умрешь совсем скоро, как и я ..., но та неделя... Прости меня, Ален, но я не жалею ни о чем.
   - Это хорошо, что ты не остановила меня. Надо жить, невзирая на смерть и болезни. Они даются нам свыше в наказание за грехи. Это карма. И каждый человек несет ее до смерти. Так мы думаем. Карма переходит от родителей к детям. Как с проклятием до седь­мого колена.
   - Я могу понять, что несчастья и болезни даются людям в наказание за грехи, но всего ... один укол... я просто хотела узнать... друзья говорили, что ничего страшного... Мне кажется слишком высокая цена... Я же никого не убила.
   Ален потер кончиками пальцев высокий лоб, собираясь с мыс­лями, как бы попроще изложить эту сложную взаимосвязь.
   - Здесь существует лишь одно объяснение, - он на секунду задумался. Девушка подалась вперед, словно ожидая оправдательного приговора. - Чем чище человек, тем строже с него спрос. И я не в силах изменить этого решения, но я молил Бога отдать мне все, за что отвечают эти люди.
   - И я тоже? - спросила Алиса.
   - Да и ты тоже. Вы нужны людям здесь, а мне все равно бы­ло уходить. Так пусть мой уход облегчит чью-то участь.
   - И что же теперь? - совершенно не разбираясь в происшед­шем, спросила Алиса.
   - Те люди молились за меня.
   - И я молилась, - призналась девушка.
   - И Господь услышал ваши молитвы.
   Алиса протянула дрожащую руку и коснулась его щеки, и те­лом почувствовала, что это он, ее возлюбленный, но она видела его и другим. Тогда девушка заглянула в любимые глаза. Они бы­ли такими же глубокими, но теперь эта глубина не пугала. Она была ласковой.
   Девушка качнула головой.
   - Обещай, что больше никуда не уйдешь.
   - Обещаю. Ведь нам вместе предстоит дописать историю замка.
   - Это действительно... Та книга очень старая. Сколько же лет?... - Алиса немного растерялась, соображая, как задать вопрос. Ален понимающе кивнул.
   - Пятьсот лет назад я построил эту землянку.
   - Ты хорошо сохранился, но мне с трудом верится, - улыб­нулась девушка.
   - А ты не верь, - махнул рукой Ален. - Что было, то было. Но что-то еще тревожило хозяйку замка.
   - Ты был счастлив с дочерью винодела?
   Чуть дрогнувший голос не смог скрыть затаившуюся ревность
   Ален задумался и ответил не сразу:
   - У нас было все. Прекрасный замок, много слуг, деньги без счета... но чего-то не хватало.
   - Может души? - несмело спросила Алиса.
   - Да, - кивнул Ален, - Это единственное, чего мне не хва­тало для полного счастья. По теперь все иначе, все в прошлом. Бот если бы мы могли отправиться в путешествие на этом корабле, - он указал на белую океанскую яхту, входящую в бухту.
   Алиса загадочно улыбнулась.
   - Отец обещал подарить эту яхту тому, кто вылечит меня. Так что она твоя.
   - Ты шутишь...
   - Нет.
   - Но твой лечащий врач... Отец не поверит...
   - Но я-то знаю, - властным голосом принцессы возразила Алиса.
  
  
  
  
  
  
  
  

ОДНО ЖЕЛАНИЕ

   Степь. Одинокая луна
   В бескрайней близости пространства,
   Ночного времени убранство
   Тоска и долгий вой волков,
   И страха горестных оков
   Я не могу стряхнуть с души,
   Ко мне на помощь поспеши,
   Мой друг далекий и родной,
   Приди ко мне, побудь со мной...
  
   Она смотрела в его глаза и не могла понять, куда делась бутылка водки. Глаза были все такие же чистые, зеленые, без­донные. И там, в запредельной глубине, таилась нечеловеческая тоска и боль.
   " У беды глаза зеленые ", - вспомнилась ей старая жалост­ливая песня.
   Она знала его давно, с тех самых пор, как начала осознавать окружающий мир. Но сейчас она не могла принять его, как родного близкого человека. Да, впрочем, все происходящее было через чур ирреальным, даже своя кухня узнавалась с трудом. Он говорил тихо, глухо, сломанным упавшим голосом:
   - Четыреста лет я был властелином пограничного города между Светом и Тьмой, где живые люди встречаются с духами предков, где время течет вспять и младенец мудрее белого старца. Я творил зло, но... в думе я посадил маленькое семя добра. Я лелеял его, холил, и оно выросло в большое светлое существо. И тогда внутри меня разразилась война. Доброе существо боролось со злой тварью. Я отрекся от всех колдовских познаний, от магической силы. Я прошел смерть. Храм Покаяния, Храм Очищения, и Храм Познания, чтобы родиться здесь простым человеком.
   И вот я стал постигать мир людей. И он оказался не так уж прост и не так безобиден, как мне казалось из пещер погра­ничного города.
   В двадцать лет я потерял отца. Он умирал от страшной бо­лезни долго и мучительно. А за ним и друзья все полегли. Кто пьяный под забором, кто с бабой в кустах, кто в сырую землю. А в тридцать четыре я потерял все. Семью, детей, жену, Друга и любимого человека. Она предала меня, просто и легко. Она разорвала мою душу пополам и выпустила черную тварь, которую я так старательно загонял в угол. Эта тварь точит мой разум, рвет мое сердце.
   Я здесь чужой, сбившийся с дороги путник, из другого времени, из другого пространства. Боль, подлость и грязь правят в этом мире, и нет человека, к которому можно повер­нуться спиной, чтобы тотчас тебя не ударили ножом под лопат­ку. И только мать, тихая добрая старушка, держит меня на этом свете. Единственный человек, кто не предаст меня никогда. Никогда.
   Он замолчал, отодвинул стакан в сторону и, подняв на девушку повлажневшие глаза, шепотом, с мольбой, спросил:
   - Скажи, есть в этом мире хоть одна порядочная женщина?
   - Есть, наверное, - растеряно ответила девушка.
   - Наверное, - согласился он. - Но ее уже не найти. Слиш­ком коротка жизнь человека. Тысячу лет я шел по следу своей половины, чтобы здесь, среди людей, в муках встретить ее и в муках потерять.
   Он немного помолчал, блуждая рассеянным взглядом по собеседнице.
   - Ты красива, ты фантастически красива. Ты даже не представляешь..., что ты из себя представляешь. Но красота может принести больше несчастья, чем уродство. Они не любят тех, кто выделяется из их серой болотной массы. Они не про­щают этого и мстят очень жестоко.
   Девочка моя, бойся людей. За четыреста лет я не видел тварей безобразнее и подлее. Они возьмут твое тело, они сор­вут твой цветок, и втопчут в грязь и тело и душу. Для них это в порядке вещей. Они не могут иначе.
   Он закрыл глаза, закрыл лицо руками.
   - Как бы я хотел, чтобы ты была моей дочерью. Мне не дали своих детей. Видно род проклятого колдуна не имеет пра­во на продолжение. Но впрочем... уже поздно, - он посмотрел в окно, где темная ночь ноября сыпала непривычный холодный снег, потом на часы. - Ты не принимай близко к сердцу все, что я наговорил. Просто колдуны не от мира сего, и им всегда хочется того, что людям еще не дано понять, хотя все так прос­то. Наверное... просто... люди не могут быть... людьми. Поэ­тому они несчастны, и люди..., и колдуны.
   Он встал, достал из кармана серебряный перстень с белым мутным камнем.
   - Этот перстень подарил мне один очень добрый волшеб­ник. Возьми. Он исполнит любое твое желание, но только одно.
   Он растеряно одевался, словно большой ребенок, не умея завязать шнурки, застегнуть нужную пуговицу. На пороге он обернулся и тихо шепнул:
   - Я буду молиться за тебя.
   Девушка вернулась, чтобы убрать бутылку и вымыть стакан, но так и застыла в дверях. Его голос остался здесь, тихий, надтреснутый. Он говорил слова, слова складывались в строчки, а строчки - в стихи:
  
   Путь окончен. Мне пора туда,
   Где в кругу высоких тополей,
   На холме, у черного пруда,
   Кладбище стоит среди полей.
   А когда все истины умрут,
   В этом мире нечего искать,
   Если мимо храмов нас ведут,
   Все пути в скрипучую кровать.
   Помолчи, не надо слов пустых.
   Им предела не было у нас.
   Я из церкви вынес всех святых,
   Улыбнувшись им в последний раз.
   Я уйду под крики Воронья,
   Под печальный вздох моих друзей,
   В ту страну, без боли и... вранья.
   Незакрытых для меня дверей.
  
   Словно нож ударил в сердце. Оно сжалось, заныло, забо­лело и, девушка почувствовала... Она метнулась в коридор, набросила, плащ и, как была в тапочках, заспешила с четвертого этажа вниз, вниз, на улицу.
   У подъезда темнела распростертая на асфальте фигура. Снег ложился на запрокинутое лицо и не таял. Не веря своим глазам, она схватила его за лацканы куртки, приподняла, встряхнула. Из руки выпал перстень и затаился у пуговицы. Мутный камень приобрел теплый розоватый оттенок. Она маши­нально одела его на палец и, чувствуя, что сейчас заплачет, прошептала, склонившись к его лицу:
   - Ну, вставай же, вставай.
   Он открыл глаза, утер с лица снег.
   - Нельзя пить натощак много водки, - со вздохом изрек он, поднялся, посмотрел на девушку и ласково добавил, - Беги домой, а то замерзнешь. И я тоже пошлепаю. Мать меня заждалась, наверное.
   С ноющим чувством тревоги смотрела она вслед удаляющей­ся фигуре, и что-то, светлое, доброе и большое согревало сердце в ее груди.
  
  
  
   124
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"