Або остановил свой канареечный Хаммер у цветочного магазинчика со стороны проспекта Мира. Из магазина выскочил курчавый паренёк и, сопроводив жест протянутой ковшиком ладони уважительным движением головы, принял у Або сто евро за парковку. Теперь Або за жестяного коня был спокоен. Он выгрузил маленький складной столик на алюминиевых ножках, небольшую, но увесистую брезентовую сумку на длинном ремне с расширением и утолщением под плечо. Сумка была набита плотно и практически полностью выбрала свою форму. Або подхватил нехитрое имущество и двинул вокруг метро неторопливым деловым шагом. Он любил сначала настроиться на работу, войти в образ, что, впрочем, удавалось ему проще, чем потом из него выходить. Совершив круг почёта вокруг станции метро Алексеевская, Або опять очутился с тыльной стороны цветочного того же магазинчика, рядом со своим Хаммером. Сейчас он его не видел, а главное, ничуть не хотел его видеть.
Заботы о товаре охватили его душу торговца со всей силой. Або раскрыл столик и поздоровался со знакомой бабкой-соседкой. Она уже пристроилась к ряду торговок, пытавшихся сбыть невероятных расцветок блузки, не поддающиеся определению срока давности моды, из которой они вышли, а точнее и не собирались выходить. Такие блузки давно претендовали на классику жанра своими рюшечками, завязочками, а также попугайчиками, цветочками или полосками, густо покрывавшими синтетический шёлк, а ля крепдешин, жоржет или что-то эдакое. Або бросил полупрезрительный взгляд на этот и подобный товар, перемежавшийся с вполне официальной торговлей печатными листами, на этом незаконном рынке, кормившем всё местное отделение милиции не хуже наркоторговцев, и любовно погладил разложенный на столике ассортимент.
Это были платки. Обычные носовые платки: пачками, по дюжине, однотонные; в упаковках, целлофановых по шесть штук, разноцветные; платки вразнобой, по один-два, отличные рисунком и качеством; в подарочных коробочках, солидные. Кроме того, платки различались не лишь по виду, а по предназначению. Предназначались определённым слоям общества, независимо от достатка, ведь такую вещь каждый может себе позволить иметь, и даже индивидуумам, учитывая их капризные предпочтения. Некоторые просвечивали, пропуская на руки их поднявшие свет и окрашивая его в тот, которого были сами. Иные скользили в руках, будто не собирались подчиняться хозяину, будто обладали настоящим, человеческим чувством свободы и характера. Другие наоборот, невозможно было от рук отлепить, они наэлектризовывались и обнимали кожу, ласкали её, словно нежные любовники.
А вот платки детские. Они могут понравиться неопытным мамашам своей яркостью, симпатичными мордочками и крылышками, но опытная матрона ни за что такие не купит - непрактичные они. И ребёнок, с покарябанным вышивкой носом будет реветь, станет несчастным, особенно, если его сопли подотрут, как всегда куда-то торопясь. Так, да не очень-то так, не рассуждал, а просто следовал течению своего давно определившего русло мысленного потока Або. Любая матрона, хоть съевшая с детьми пуд соли и погрязшая в практицизме, знает: надо делать исключения из правил, чтобы процесс шёл нормально. Тот, кто строго следует всем установлениям и не меняет своих привычек - обязательно проигрывает. Не успеешь оглянуться - внучок или просто подопечный ребёночек уже шлёт письма из мест не столь отдалённых, обливается горючими слезами в бытовых несчастьях, короче, при всём многообразии жизненных путей - он несчастлив, терзает себя и всех окружающих, а почему? Потому что у него не было платочка с гусём, мишкой или красивым цветочком. А привело это к тому, что няня или мамка не успела вовремя успокоить, когда он разревелся. Не сумела его отвлечь, когда от пытался перевернуть на себя плошку с горячей манной кашей или хитрым иностранным месивом с витаминами. Или, уже для повышения собственного имиджа, не сумела похвастаться лишний раз детскими аксессуарами у знакомой тёти Хаи, расстроилась, и не вовремя наказала дитя, за мелкую, незначительную провинность, что навсегда отразилось в его чистый-лист-душе, замутило её и исказило радость жизни. Превратило восприятие действительности в цепочку досадных заковырок.
- Мадам, вот эти платочки с кружевом принесут вам счастье, вас полюбят и оценят, не проходите мимо...
- Бабушка, купите внучку платочки, он будет счастлив, а вы порадуетесь тому, как он научился сам вытирать себе нос, затыкивать платок за ворот перед едой и махать вам на прощание, когда вы уходите в сберкассу за пенсией, купите...
День полетел незаметно, он миновал туманное утро и перешёл в московский смог полудня. Сумка, нагруженная остатками товара, смялась и едва возвышалась над асфальтом.
Тигран Анастасович пересчитывал выручку, вставлял данные о своём торговом дне в ноутбук стоимостью не менее пяти штук баксов и удивлялся. Не своим успехам, он к ним привык. Он удивлялся структуре успеха, а именно: последние две недели лучше всего уходили мужские носовые платки. Ладно бы, если это были подарочные наборы, можно было бы предположить, что у всех мужчин проживающих и работающих в этом районе неожиданно случился юбилей и суетливые мидинетки стремятся их ублажить, как могут, причём, не особенно тратясь, так нет. Мужские платки продавались и в более скромных вариантах, и отнюдь не женщинам, а непосредственно самим потребителям, будто всех мужчин разом охватил элементарный насморк или ...
Тигран Анастасович трудился уже три часа. Было сделано множество важных звонков, из которых особенно важными он считал звонки: в Стокгольм, где у него на верфи было заложено два сухогруза; в эмираты, одному шейху, который был заказчиком одного из двух вышеупомянутых судов; в город Ульсан в Южной Корее, где в ожидании спуска на воду скучали два его танкера, созданные руками работников компании "Хендэ Хэви Индастриз", а также звонок в Америку, важному родственнику, старейшине тамошней диаспоры, чтобы подтвердить свою готовность оплатить обучение нескольким молодым, перспективным людям в различных университетах, выделив ещё и небольшую стипендию.
- Тигран Анастасович, с вами пытается связаться президент Альфа банка, он просит перенести завтрашнюю встречу в восемнадцать часов на десять тридцать утра ...
Секретарша, конечно, заметила нахмуренные брови Тиграна и попыталась исправить положение.
- ... Я предупреждала его, что это маловероятно, но ...
- Алина, это не маловероятно, а невозможно! Вы же знаете - до тринадцати часов я всегда занят, никакими делами не занимаюсь и никакие предложения о встречах, назначенные на это время, не рассматриваю. Выполняйте.
- Но, Тигран Анастасович, он настаивает...
- Выполняйте.
Потом Тиграном было подписано множество бумаг, различной степени важности и срочности, состоялся разговор с мэром Астрахани и представителем итальянской фирмы, которая курировала строительство на тамошних верфях ещё четырёх танкеров Тиграна, но уже речных. Наконец, были проштудированы доклады различных дочерних фирм и филиалов о состоянии активов, утверждено штатное расписание одной новой дочки и принято решение о ликвидации неэффективного сельскохозяйственного бизнеса на Кубани. Ещё проделано было многое и многое другое.
Уже поздно вечером, Тигран раскрыл папку с благотворительными проектами. Разбирать её было его любимое занятие. Он никогда не отступал от намеченного объёма выделяемых на помощь средств - он всегда был максимален, его увеличение более походило бы на самоубийство или мечту. Однако это не мешало значительно их перераспределять, - разнообразные проявления структуры всего сущего всегда волновали Тиграна. Сегодня, едва приоткрыв, он неожиданно отбросил папку в сторону. Испортили всё удовольствие. Кто додумался положить "это" в папке первым? Его расстроил лист, сплошь заполненный фамилиями - претендентами на улучшение жилищных условий. Ещё три дня назад, увидев несколько знакомых имён в этой программе, он отдал распоряжение отметить маркером тех, кто мог "случайно" оказаться чьим либо родственником (имелись в виду, разумеется, не простые родственники). Сейчас он с отвращением оценил объёмы жёлтого цвета, цвета маркера, заполонивший чуть не половину страницы.
От неприятного чувства теперь не отделаться. Тигран отошёл от стола к секретеру, достал оттуда простую по виду, но очень ценную бутыль подарочного коньяка, наполнил тяжёлый хрустальный бокал и попытался изменить ход мыслей кардинально. Он опять вспомнил о платках. На лице непроизвольно расплылась улыбка. Завтра он опять пойдёт на своё место, встанет у цветочного ларька и ... Он мгновенно перенёсся в сегодняшнее утро, что-то в воспоминаниях его встревожило, ах, да, мужские, почему именно мужские? Простуда, грязные руки, печаль - всё не то. Слёзы? Хотя печаль уже ближе к делу, Тигран вернул себя в состояние Або: "... всех мужчин вдруг поразил насморк или... или они похоронили свой бизнес". Вот ключ к решению этой загадки.
Инстинкт. Великий инстинкт. Сколько сейчас времени в Лондоне? А в Токио? Тигран вызвал в кабинет секретаршу, которая, разумеется, и не думала покидать офис, пока здесь оставался её шеф. Теперь она внимательно смотрела в глаза Тиграну, который медленно, но, очень тщательно выбирая слова, проговорил:
- Мне нужно сделать несколько срочных звонков, соедините меня ..., - последовал целый ряд имён, почти всех секретарь хорошо знала - это были доверенные лица и финансовые агенты, разбросанные Тиграном по всему миру.
Секретарь была очень не глупа, уже под утро Тигран услышал её вопрос.
- Тигран Анастасович, если мне уже пора искать новую работу, могу ли я рассчитывать на ваши рекомендации?
- Не думаю, что они тебе понадобятся, если ты примешь моё предложение. Ты помнишь, какой замечательный букет составила мне на пятидесятилетие? Я присмотрел, недалеко от своего будущего постоянного места работы приятный магазинчик цветов, очень приятный, вот только букеты там составлять не умеют совершенно...
Прошло несколько лет. Тигран Анастасович - Або - стоял на своём любимом месте около цветочного магазинчика. В зубах его дымилась сигара. В боковом кармашке сиял ослепительно-белый носовой платок. Тигран думал: "Вот уже неделю, как мужские платки почти встали, не пора ли приобретать активы?".