История, взятая широко, является фундаментом их культуры. Мясо живёт гнилью и костями. Обитает в пределах кладбищенской ограды, постоянно там что-то выискивая, постоянно роясь и копошась в трупных массах прошлого.
Им нужен ориентир, нужно обоснование собственной жизни, излюбленный шаблон, которым можно по-обезьяньи трясти над головой, громогласно объявляя другим, что указатель верного пути наконец-таки обретён.
Они не могут иначе. Выкопать из могилы разложившийся труп, украсить его цветами, травами, окурить фимиамом - и устроить вокруг этой гнилой туши неистовые пляски с бубнами.
Мясо льнёт к корням и страшится смотреть на листья.
Оголтелые споры, визги и ор на тему чей труп приятнее смердит.
Они боятся жить тем, что есть и быть теми, кто они есть. Им нужны побрякушки и украшения. А в могилах этого добра навалом.
Начитавшись писанины своих предшественников, они начинают конструировать из очередного мертвеца образцовую схему. Психи и садисты, растлители и упыри вдруг оборачиваются людьми святой жизни, прозорливцами и небесными покровителями.
Больше цветов! Больше фимиама!
И вот уже труп благоухает словно весеннее поле, пестря снаружи всеми возможными красками, но оставаясь той же гнилой мертвечиной внутри, что и прежде.
Живые мертвецы путешествуют по страницам книг и устных рассказов, перескакивают с школьной парты на институтскую скамью, носят лики напомаженных актёров в многочисленных фильмах и передачах.
Мясо живёт, завернув голову назад и шаря впереди себя руками.
Священное прошлое довлеет над ним всей мощью надгробных плит, крестов и звёзд.
История важна для мяса. Несмотря даже на кажущееся разделение между ними по каким-то вопросам, все они черпают отходы из этой ямы, обращаясь к различным её слоям и глубинам.
И тот простой факт, что на самом деле они ровным счетом них*уя не знают о своих мертвецах, что перед ними предстают результаты точно таких же плясок с бубнами от предыдущих поколений, какие устраивают нынче и они, их потомки, - всё это совершенно не важно.
Потому что для мяса важно одно - быть постоянно на чем-то замороченным, изваляться в какой-либо идее, чему-то или кому-то послужить.
С этого они начинают свою жизнь, к этому беспрестанно возвращаются на всём её протяжении и в этом же её заканчивают.
Удивительно, в сколь узкие рамки укладывается их бесхитростное бытие.
Право, иногда они вызывают сочувствие. Носиться по кругу, в упор его не видя - удел жалких существ.
А с другой стороны - падающего подтолкни, как сказал один из их полоумных авторитетов. Не самые бестолковые слова, но немного недотянутые, куцые, как и всё у них. Падающего не надо толкать, надо пристрелить его до того, как успеет споткнуться. А ещё лучше - въе*бать кирзовым сапогом по брюху его беременной мамаши, чтобы падающий сдох, не родившись. Тогда у него будет хоть какой-то шанс.
Мертвечиной полна вся мясная деятельность, ей набиты все мясные институции. Без мертвечины жизнь мяса невообразима. Она царит во всевозможных мифологемах, идеологемах, концепциях и понятиях.
За каждой пространной речью кроется разукрашенный труп.
Любая небольшая сентенция содержит в себе частичку мощей.
Сакральное труположество - одна из осей мясного мира.
Любой кусок мяса призван постоянно сочетаться мыслями со всем многообразием мертвецов, накопленных запасливым человечеством к моменту, на который жизнь данного куска выпала.
Сей вид некрофилии издревле освящен социумом и всячески поощряется даже на низших уровнях человеческой организации - в семье и кругу ближайших родственников. Истории о дедах и прадедах передаются из поколения в поколение.
Но это простые домашние трупы, трупы-охранители, среди прочей мертвечины имеющие ранг не выше домовых духов.
Пантеон общечеловеческих мертвецов куда величественней и обязателен к почитанию всеми членами мясного сообщества.
Лишь вдыхая вонь эксгумированных останков, человек становится человеком.
Аромат истории. Дыхание цивилизации.
Но смотрите.
На самом деле, всё ещё проще.
Ваше "Я" - отражение других таких же "Я" вокруг вас, а эти другие - отсвет прошлого, отрыжка времени. Вас растит и воспитывает уходящее, то, что уже было прежде, чем вы появились на свет. Вы - результат соития двух мертвецов. Они не здесь и сейчас, они там - до этого.
Оглядитесь!
Вы увязли в мертвечине. Вокруг вас нет ничего живого. Каждую секунду своего пребывания в мире вы дохнете. Нет никакого настоящего, есть только прошлое, которое уже мертво и взяло с вас свою дань, и будущее, которое непременно умрёт, забрав то, что останется. Жизнь распадается на смерть до и смерть после. Что это говорит вам о жизни?
Она - маска.
Ку-ку, бля! Добро пожаловать. Вот мы и встретились. Снова.
На старых могилах иногда вместо дат рождения и смертей пишут : "жил столько-то лет".
Неа. Не так. Теперь-то, когда мы во всем разобрались, то можем смело исправить сию досадную ошибку. Не "жил", но "умирал".
Итак, вы мрёте. Вы окружены мертвецами, порождаете мертвецов и сами - мертвецы. Вы коллекционируете воспоминания о смерти - прошлом, надеетесь на смерть - будущее. Вы - смерторождённые и смертородящие. В смерти ходите. Из смерти черпаете. На смерть уповаете.
Смерть. Смерть. Смерть.
Что там история!
Мертвечина - есть сущее. Его закон и принцип.
Как же вы умудрились назвать это жизнью?
Было ли то, что не прошло?
Так где же здесь жизнь?
Мертвецы могут поклоняться только мертвецам. Могут слышать только мертвецов. Видеть лишь то, что мертво.
Планета Земля - огромный некрополь, с многочисленными могильными лабиринтами, просторными склепами, гробами, саваном, недоделанной опалубкой, лакированными крестами, ржавыми звёздами, гранитными памятниками, гравием и песком. Город мертвых людей, над которыми их мёртвый бог протяжно и нудно читает заупокойную псалтирь.