Жарков Виктор Петрович : другие произведения.

Подборка разных лет # 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:




                  Темная избушка,
                  холод да метель.
                  Смятая подушка,
                  смятая постель..
                  Это было вправду,
                  или только сон?
                  Лесов наряд парадный
                  был снегом занесен.
                  Горечь сигареты
                  таяла во рту...
                  Ты, с другой планеты,
                  почему ты тут?
                  Почему мы рядом?
                  Почему вдвоем?
                  Разгадать так надо
                  молчание твое.
                  Ветер выл вполголоса,
                  ставни рвал с петель.
                  Разметались волосы,
                  словно снег в метель.
                  Глаз зеленых звездочки
                  куда-то маня:
                  - Ну скажи, откройся же,
                  я смогу понять!
                  Только недоверчивость
                  - холод по углам.
                  Это опрометчиво -
                  отдаваться снам...
                                      
                       *   *   *

                     Уходишь ты - приходит ветер
                     и растворяет мне окно.
                     Весенний вечер, неприветлив,
                     бредет по переулку, но
                     я слышу: где-то шорох камня
                     грозит перерасти в обвал,
                     я слышу, как опять гудками
                     со мной прощается вокзал.
                     Я вижу сны в квартирах теплых,
                     и, как апрелю, сам не свой,
                     на мостовых печальных стеклах
                     автограф чертит постовой.
                     Я вижу как по крышам зданий
                     заката тянется рука.
                     До новой встречи.
                                    До свиданья.
                     До телефонного звонка!

                       *   *   *

                   Ничего не будет.
                   только серый ветер
                   раскидает кучу
                   скомканных бумаг,
                     и начнется ночь.
                   Ничего не будет.
                   Город гасит стекла,
                   город спать ложится.
                   Город все забудет
                     и начнется ночь.
                   Ничего не будет.
                   Крутится пластинка,
                   на полу окурки
                   и стакан вина.
                     И начнется ночь.
                   Ничего не будет.
                   Телефон немеет.
                   Чьи-то руки гладят
                   осени лицо.
                     И начнется ночь.

                       *   *   *

                 Не трогай,
                           больно.
                              Нет, не со мной это было.
                 Асфальт не соврет - нет никаких следов.
                 Я все обрезал.
                              К черту.
                                     Судьбу на мыло.
                 Прости, если можешь.
                                    Где-то последний гудок.
                 И эхо над городом повисло неоновым светом.
                 Да, виновен.
                            Виновен, но не признаю.
                 По переулкам снеговиком прокатится лето.
                 Никчемно тепло и безнадежен уют.
                 Выйти в сентябрь.
                                 Задохнуться осенним дымом,
                 почувствовать ветра
                                    руку на мокром плече...
                 Долги я плачу.
                               Постоянно и неуловимо.
                 Плачу их...
                             Дай бог не узнать тебе чем.

                       *   *   *

            Поднимем этот тост за тех, кто в Море,
            за тех, кто в Море,
                          за тех, кто в Мире,
            кто на Весах уравновесил гири
            и за борт разом выбросил балласт.
            За тех, кто не успел еще доспорить,
            еще на мель не сел в своей квартире,
            кому не ясен мир, как дважды два - четыре,
            за тех, кто будет завтра пить за нас.

                       *   *   *

                                       "Аты-баты, шли солдаты."

                                       "Нам лечь, где лечь.
                                        И там не встать, где лечь."

                   Не научился забывать.
                   Ать!
                   Ни ощущенья, ни слова.
                   Два!
                   Ни долгой ночи, ни зари.
                   Три!
                   Левой!!
                   Не научился разбирать.
                   Ать!
                   Кого забыть, кого прощать.
                   Ать!
                   И что бормочет нам молва.
                   Два!
                   Левой!!
                   Не нам решать, куда шагать.
                   Ать!
                   В рассвете светится листва.
                   Два!
                  Запомни мой последний крик.
                  Три!
                  Левой!!
                  "Нам лечь, где лечь. И там не встать."
                  Ать!
                  Когда я буду умирать.
                  Ать!
                  Ты помяни меня едва.
                  Два!
                  Левой!
                  Левой!!
                  Левой!!!

                       *   *   *

                  Я тишине Вселенной внемлю
                  как в первый раз.
                  И звезды падают на землю
                  как слезы глаз
                  веками видящих жестокость,
                  людской обман.
                  И закрывает небо око.
                  Встает туман.

                       *   *   *

                 И можно вдруг услышать в тишине:
                 уходит время поступью кошачей.
                 Крадется к окнам день. В окне - в огне
                 зачат он вновь. Он вновь безумно начат.
                 Он щедро брошен нам бездумною рукой
                 в насмешку или, может быть, на счастье,
                 и мы бросаемся - толпой, толпой -
                 и - ну хватать и рвать его на части,
                 вбивать в бумагу и топить в вине,
                 разменивать на гривеник удачи.
                 И умирает день в моем окне,
                 и тьма приходит поступью кошачьей.

                       *   *   *

                   Он входит без стука, садится к столу,
                   стакан наливает и пьет.
                   Сегодня он пьян и, наверное, глуп,
                   он пьет за здоровье ее.
                   Ее можно было любить и ругать,
                   жалеть, отрицать, укорять,
                   ее можно было носить на руках,
                   нельзя было только терять.
                   В холодный дом не зовут гостей,
                   в арсеналах не шутят с огнем.
                   Что было тепла - все осталось в ней,
                   что было мороза - в нем.
                   Он пробует верить, что день придет
                   и Парка распорет шитье.
                   Он встанет и так же молча уйдет.
                   Он пил за здоровье ее.

                       *   *   *

                                                А.Грушинскому


                    Убрать все лишнее.
                                      Оставить диск Луны,
                    дрожащий звук светящейся струны,
                    оставить пену и удар волны,
                    а зрители здесь вовсе не нужны.
                    Здесь нечему стыдиться.
                                           Чист всегда
                    порыв ночного ветра и вода
                    (если убрать все лишнее) чиста.
                    ...И жить бы жизнь,
                              как вальс играть - с листа...


                                             31 рейс "Дм.Менделеев"

                       *   *   *

               А на экваторе мне снится снег,
               сверкающие льдистые колючки
               в трамвайной колее и лунный лучик,
               так медленно ползущий по стене.
               Но ты совсем озябла, дай мне руку -
               свет зимних фонарей почти не греет,
               и воздух пуст.
                            Дай руку мне скорее,
               как мы могли так долго друг без друга?!
               Как мы могли полжизни прокричать
               о ерунде, когда о самой сути
               достаточно секунды помолчать?
               Как холодно. И снег замерзшей ртутью
               искрит. Я, как всегда, вернулся
               на зиму безвозвратно опоздав.
               Над мачтами качается звезда,
               и ты молчишь.
                            А я опять проснулся.

                       *   *   *

                В два раза меньше, чем уже прожито.
                В два раза меньше суши, чем Воды.
                Я не хватаю звезд. Они сквозь сито
                надстроек и антенн летят -
                                         повсюду их следы.
                Мерцание воды в кильватере.
                                          Как память.
                Разбужен кораблем, недолговечный свет
                вослед ему влечет узорными стежками,
                казалось, навсегда забытый силуэт.
                Суровую праматерь Воду, нет,
                                            не стану
                молить ни за себя и ни за всех.
                Соленый ветер - это соль на рану,
                и матушке-Земле простится грех.
                Так чередой, светясь, лета и зимы
                идут. И, провожая караван,
                я долго жду, когда меня обнимет
                безглазый, безъязыкий Океан.
                Я тоже оживу в ночи огнями,
                коль надо мною проплывут суда,
                и прогудит тифон, как в день Суда -
                побуду ненадолго с вами.
                Вы, может, вспомните меня тогда.

                       *   *   *

                 Над Переславлем падают снега.
                 Ты видишь их и трогаешь рукою,
                 и мне передается их сухое
                 прикосновенье, холод на губах.
                 И наступают зимние дела:
                 укрыт озерный лед, укрыты крыши,
                 все выше снег, шаги все тише,
                 и светел иней на колоколах.
                 Быть может, все не так, но не беда,
                 я выдумаю в этом пейзаже
                 места для всех: тебя, меня и даже
                 для тех, что не увидим никогда.
                 Ты спи. В ночи огонь печален.
                 Камин. Маяк. Костер. Или свеча.
                 Концы дорог сойдутся на причале -
                 для этого я выдумал причал.
                 Как зябко, мой дружок, как странно
                 замерзнуть здесь, в тропической весне
                 лишь потому, что в полуночных странах
                 на Переславль ложится первый снег.
                 И светел он, и светел сон пока
                 так далека еще моя дорога,
                 как свет колоколов далек от Бога.
                 Да будет эта ночь твоя - легка.

                       *   *   *

           Сердце готово сорваться от бешенной скачки,
           кони несут, и сдержать их не в силах возница.
           Где же тот край, где нам обещали удачу?
           Как нам туда долететь и в пути не разбиться?
           Только хватило бы сил удержаться от крика,
           Только хватило бы сил удержаться за гриву!
           Так не поют, так надевают вериги,
           так не живут, так бросаются в пропасть с обрыва.
           Так быстротечна дорога от ада до рая,
           голоса нет, но беззвучно молюсь, повторяя:
           -Если ладонь разожму, то навеки тебя потеряю,
           если ладонь разожму, то навеки себя потеряю...

                       *   *   *

            Не доводят до добра зеркала.
            Все пытаюсь разглядеть в мираже:
            - Свет мой зеркальце, скажи...
            - Все до тла...
            - Свет мой зеркальце, когда же...
            - Уже.
            То ли сердце, то ль стекло пополам.
            - Свет мой зеркальце, а как...
            - Все равно.
            - Свет мой, зеркальце, кому же...
            - Всем вам!
            - Свет мой зеркальце, зачем?
            - Суждено...

                       *   *   *

              Когда-нибудь, да.
              Кто бы сказал мне - когда?
              От раны останется только бледнеющий след.
              Когда-нибудь годы даруют забвенье годам.
              Когда-нибудь ночь отползет и наступит рассвет.
              Когда-нибудь мы...
              Вернее, уже и не мы.
              Сомкнемся вокруг очага иль костра на поляне
              и мельком увидим исчезнувший профиль зимы
              в кристаллах из льда, которые больше не ранят.
              Кончается век.
              На асфальте подтаявший снег.
              Зачем повторять, не имеет решенья задача.
              Когда-нибудь, где-то, где счастья хватает на всех...
              Наш путь впереди.
              Он почти что еще и не начат.

                       *   *   *

               В темноте перед запертой дверью.
               Лучик света сквозь скважину - память.
               Голубое и белое небо
               разорвалось, как парус под шквалом.
               И не пробуй бежать - бесполезно,
               тьма и свет поменялись местами,
               что из прошлого, что в настоящем?
               Слова "будет" как будто не стало.
               Дверь откроется - рано ли, поздно, -
               но глаза отвыкают от света,
               и душа научилась таиться,
               оказавшись на солнце, не верит
               и кричит от пронзительной боли,
               не поймет для чего это надо,
               только помнит как было тревожно
               в темноте перед запертой дверью.

                       *   *   *

            Я вернулся опять в этот город, дождями пропахший,
            не потерянный, нет, но куда-то на годы пропавший.
            Он все тот же: шальной, нарочито все также небрежный,
            непутевый, хмельной и такой удивительно нежный.
            По ступеням моста невесомой изменчивой тенью
            наша юность сошла  на какую-то долю мгновенья
            до захода судьбы,  до начала чего-то иного,
            до последней черты, до заветного тайного слова.
            Там за этой чертой продолжается - жизнь или память? -
            разглядеть нам нельзя и нельзя дотянуться руками.
            Можно лишь угадать неизвестно каким ощущеньем -
            это мы, наконец. Отраженье слилось с отраженьем.
            От прохлады ветвей и едва распустившихся листьев
            до банальных на вид, но века не менявшихся истин
            продолжается путь. Над мостом фонарей многоточье.
            И назло всем снегам, набухая, взрываются почки.
            Кто в безумии смысл отыскать и проверить решится,
            и какою бедой грозовой небосвод разрешится?
            Так затишье ветров предвещает нашествие шквала,
            крик, звучащий в ночи, с черных склонов срывает обвалы.
            От невнятных причин и случайных как будто бы действий
            мир взлетает вверх дном и яснеет, вставая на место.
            И летят, словно в цель, и сплетаются в цепи мгновенья,
            и кружит над Землей всей судьбы колесо обозренья...

                       *   *   *

                 Не знаю, сколько мне прожить
                 осталось.
                 Ну, нагадай, наворожи
                 хоть малость.
                 Придумай явь, придумай сон
                 прекрасный
                 и сделай так, чтоб небосклон
                 был ясный.
                 Я в трех соснах в глухом лесу,
                 не вижу
                 куда нас ветры занесут,
                 как выжить.
                 Могу отдать на Божий суд
                 лишь память
                 и с глаз твоих стереть слезу
                 губами.

                       *   *   *

                             Прибой

                               1

             В Море Любви я хотел утонуть ни о чем не жалея.
             Снова на мокрый песок выброшен мудрой волной.

                               2

             Я окунулся в Море Любви лишь на мгновенье.
             Горькую пену с лица мне никогда не отмыть.

                               3

             Море Любви, от тебя ухожу я по пыльным дорогам.
             Ты миражом впереди снова лежишь предо мной.

                               4

             Море Любви неосторожно себе я придумал.
             Радужный камень в волне, что ж ты мне снишься теперь?

                       *   *   *

                    Вот камертон, способный издавать
                    всего один лишь звук, какой-то ля-бемоль.
                    Он для настройки инструментов непригоден,
                    на нем сыграть не смог бы Паганини,
                    да никому он вовсе и не нужен,
                    отлитый по ошибке, может с браком,
                    а может из-за тайного каприза.
                    Когда стучат металлом по металлу,
                    когда кричат от боли и от страсти,
                    он повторяет тот же ля-бемоль, -
                    и в нем других не существует звуков.
                    Негромко, будто сам себя не слыша,
                    печально и легко - иначе он не может -
                    простой предмет из мягкого железа.

                       *   *   *

                Если якорь бросать, то, наверное, где-нибудь здесь,
                где до ближней земли пять четыреста по вертикали,
                и, сорвавшись с цепей, босиком по зеленой воде
                пробежать напрямик, чтоб уже никогда не догнали.
                А потом без стыда танцевать на высокой волне,
                о туманах крича хрипловатою глоткой тифона,
                и со скрежетом сдвинуть броняшку на круглом окне,
                чтоб в глаза посмотреть надвигающемуся циклону.
                И когда припечет, пошвырять весь балласт к якорям,
                ведь за эти года столько всякого понакопилось.
                Тяжесть и пустота обещаний, растраченных зря, -
                груз обид и остатки надежд, что когда-то разбились.
                Не по фрахту, а так, выбирая любой континент,
                как Голландец лететь, не тревожась о дальнем причале,
                и когда-нибудь вновь отыскать старый якорь на дне,
                где до света звезды пять четыреста по вертикали.

                       *   *   *

               Когда мы засыпаем, гаснет свет,
               лишь в высоте, не тронуты страстями,
               - как это верно описал Поэт -
               качаются светила над снастями.
               Они нам не союзники, о нет,
               и не враги - не держат неприязни,
               не остановят неизбежной казни,
               но, правда, не злорадствуют вослед.
               От них не стоит требовать чрезмерно,
               им быть дано, а нам дано смотреть.
               Свет - противоположность слову смерть -
               объединяет с ними нас, наверно.
               Когда мы засыпаем, гаснет день.
               Но все-таки надежда остается:
               пусть далеко, пусть неизвестно где -
               была бы снасть, а звездочка найдется.

                       *   *   *

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"