Вот слушаю песню Аникеева, в Карелии где-то палатка стояла. Вот сразу видно насколько язык меняет писхологию произношения и возлияния души. Т.е. её петь нужно на краельском, либо финском. Дело в том, что этот язык русский, да, он не так благозвучен римтически, и это москвоский говор на самом деле и труд Ломоносова,и вот допустим я уже говорил, что я например в своих песнях будущих собираюсь срезать язык, т.е. делать его более песенным, ну допустим предлог когда, вы ведь даже не знаете, что допустим а вот это в конце, это есть результат московского говора, и это так есть и Ломоносов когда работал над ним, он работал над московсикм говором, хотя ему был известен и сермяжный диалект поморский, это абсолютно другой язык вообще, но я собираюсь срезать не поморским методом, а именно песенно аристократичным. Села птица на ветку, вы не споете как я спою это Сол птице ван эт ветк. Это благозвучнней и песенней. И этот говор московский, он даже отличается юго-западного говора, который свойственен был Вене Дркину, по этой, кстати, причине, я не могу врубиться в ударную систему его говора, это абсолютно противополжжные вещи звукоударной системы моего понимания, и тоже самое можно сказать о масковском говоре! И в песне Аникеева из-за этой говора терячется скандинавский дух, теряется карельский дух, теряется и финский дух. Т.е. язык есть неотъмлемая черта образования звукоуарного мышления, а музыка менталитета, а о том как она разивается и должна какр азвиваться я уже говорил.