- В нашем зоопарке пополнение! - Тильда влетела запыхавшаяся, сложила наскоро крылья и бегом метнулась в соседнюю комнату, проверить, не подслушивает ли кто. Серебристые полотнища за ее спиной сверкали на солнце, как битое стекло. Обычно Тильда скатывает крылышки в рулончик и прячет в специальный карман на куртке.
- И что это означает? - лениво поинтересовалась я. В кухне свистел возмущенный чайник. Из бассейна вылезать не хотелось. Еще немного и вздорная утварь плюнет свистком. Целиться там, правда, не в кого, но что может разбиться, одному Посейдону известно. А значит, придется выбираться на сушу. Я всегда оттягиваю этот момент расставания с родной стихией. Вздохнув, напоследок окунулась с головой.
- Дорогая, - возопила Тильда, стремительно выскакивая уже из кухни. - У твоего термопота отвратительный характер! Ты плохо воспитываешь свою посуду! Он не только выстрелил в меня, но и ошпарил. Терпеть не могу горячее!
Подруга и коллега, а по совместительству еще и первая флейта нашего симфонического серпентария потрясала свистком, зажатым в кулаке. На лбу феи снегопада красовалась небольшая компактная шишечка.
О боги! Сегодня же выступление! А вдруг это случится снова? Испарина покрыла кожу. Комната как-то резко поплыла перед глазами. Угораздило же меня. Я с трудом выбралась наружу и упала без сил на софу, набросив на себя махровую простынь. Хвост начал медленно подсыхать.
- А где твои соседи? - подруга упала рядом и энергично, как и все, что она делала, начала помогать - протянула руку и включила фен. Я не очень люблю использовать технику, но она у меня есть.
- У них брачный сезон и они откочевали на север, зов природы и все такое. Говорят, только там смогут отложить яйца, - я терпима к недостаткам перепончатокрылых соседей, а они снисходительны к моим заморочкам.
Под махровой тканью происходило смещение и разделение. А что если я когда-нибудь так и останусь на суше и не смогу вернуться в океан? Или просто начну бояться воды? Легкая судорога пронзила тело. Трансформа завершена. Я отбросила ткань и встала в полный рост, разглядывая в зеркале стройное длинноногое тело. Мелкая и тонкокостная Тильда завистливо выдохнула:
- Ну почему я не такая как ты, Ева?
На самом деле мое имя Еванджелина. Так меня окрестил первый из моряков, прижившихся на атолле. Он был сумасшедшим, нормальный человек не выдержал бы. Это случилось лет сто назад. Задолго до того, как мы - Другие - влились в человеческое общество. Не заразно ли это, жить среди людей? Каково это - быть человеком? Считать драгоценные песчинки дней, утекающие сквозь пальцы? С ужасом ждать смерти или хуже - старости, когда бархатистая кожа цвета топленого молока покроется морщинами и пигментными пятнами? Когда глаза зеленого перламутра сузятся под тяжестью опустившихся век? Губы усохнут, нос удлинится, уши отвиснут... Брррр!
Неужели мне так мало страхов, что постоянно появляются новые?
- Тильда, ты что-то говорила о прибавление в нашем дурдоме? - пришлось напомнить феечке.
- У нас новый дирижер! - потрясающая новость, а куда же делся старый? - Наш доморощенный тиран решил повидать мир и взял бессрочный отпуск, - Тильда, как всегда, прочитала мои мысли по лицу.
- Кто он? - меня удивила замена, ведь никто не может сравниться с Аристархом Панкратьевичем. Начав свою карьеру домовым лет двести назад, он случайно оказался в филармонии и настолько проникся музыкой, что так там и остался. Потом закончил консерваторию и вот уже сорок пять лет руководит нашим "зоопарком". Не представляю, чтобы кто-то кроме него мог справиться с этим.
Наш виртуозный оркестр, послушать который прилетают поклонники со всего света, на самом деле состоит из существ, ранее считавшихся мифическими. Кларнет - кентавр Ираклий, тромбон - джинн Хамил-Аль-Наджир, по ходу выступления демонстрирует файершоу. Публике нравится. Саксофон - радужный змеелюд, он может загипнотизировать, если посмотрит прямо в глаза, но в целом довольно безобиден. Флейты все как одна - феи, половина - погодных явлений. Другая половина - цветов, у них еще и красивые голоса, но недостаточно сильные. Когда исполняем что-нибудь в минорном ключе, они подрагивают сияющими крыльями. Красиво!
На тубе играет полукровка - наполовину демон, наполовину человек. Он жутко стесняется своего происхождения и поэтому не очень общителен. Скрипки - эльфы, альты - дроу, виолончели - элементали, контрабас - дальний родственник - водяной. Специально для него на сцену ставят пятилитровую бутыль воды. Народа много, всем вместе сложно ужиться, но каким-то чудным образом Аристарху Панкратьевичу удавалось сплотить нас.
- Я не знаю, - ответила Тильда. - И никто не знает. А ведь сегодня выступление. Как можно менять руководителя оркестра прямо перед премьерой? Без единой репетиции?
Мне опять стало страшно, а если это демон из нижнего мира? Я же могу испугаться... А когда я пугаюсь, случаются страшные вещи.
Время - эластичная субстанция. Вот его было много, и оно стянулось, будто эластичная лента, и вот не осталось ничего. Тильда завопила, энергично махая крылышками:
- Ева! Ты опять меня заворожила! Мы опоздаем!
Я задрапировала складки белоснежного хитона, надела золотое оплечье в виде змеи с изумрудными глазами и налобный венчик и дернула подругу за поблескивающее крыло.
- Прыгай за мной!
Посреди комнаты в полу уже открывалось искрящееся око портала.
Каждый раз, открывая субпространственный проход, я страшусь полета сквозь ничто. Но вхожу, и страх отступает. Такой способ перемещения удобен и быстр. Легкое секундное головокружение и мы прибыли. Холл был пуст.
- Ну вот, все-таки опоздали на представление руководителя, - мягко упрекнула Тильда.
- Ерунда! - никто не осмеливался ругать меня, все музыканты тоже по-своему интересны и достойны зрительского внимания, но я - вне конкуренции.
Развернувшись спиной к лестнице, только-только собралась прочитать нетерпеливо хлопающей крыльями феечке лекцию об уникальности себя любимой, и тут кто-то деликатно постучал меня по плечу.
От неожиданности я несолидно подпрыгнула.
- Здравствуйте, - приятный тембр, не баритон, но вполне. Медленно обернувшись, я обнаружила позади себя новое действующее лицо.
- Позвольте представиться, новый художественный руководитель - Вольфганг Мария Рихард.
Человек? Человек?! Как же так? Этого нельзя допустить! Несмотря на свою людскую природу, Вольфганг был чудовищно привлекателен: высок, черноволос, на лице выделялись хищный ястребиный нос и темные глаза с искрами. Искрами чего? Одержимости, быть может. Рот же оказался небольшим, узкогубым, совершенно аскетичным, входящим в диссонанс с аурой мага и сибарита.
Он медленно склонился в полупоклоне.
- Рад встрече. Страстно мечтал с вами познакомиться. Но я не просто человек, - да что же это такое, сегодня все читают мои мысли! - У меня есть защита. Я буду дирижировать под действием заклинания щита.
- Это вас не спасет, - я постаралась сделать голос максимально противным. Как всегда, когда не пою. - Это никого еще не спасало.
Моряки сами прыгали в океанскую пучину, рвали просмоленные канаты, привязывающие их к мачтам, заслышав чарующий голос сирены. Мой голос. Разве я не сказала? Я - сирена. А этот человечишка отчего-то уверен в своей безопасности. Есть только один путь спасения - залить по свечке в каждое ухо.
Публика летела на Зов, как мотыльки - на огонь свечи. Во время каждого концерта слушатели приходили в экзальтацию, сходили с ума, но стоило прекратить пение, как наваждение постепенно спадало. Несмотря на это всегда существовал процент особо восприимчивых со слабой психикой, поэтому возле выхода всякий раз дежурят кареты экстренной магической помощи.
Что ж. Пусть попробует. Я рассмеялась, зло и коротко. Коротко, потому как Тильда на ногу наступила.
- Мы пойдем готовиться, - дипломатично сообщила она дирижеру и, схватив меня за руку, поволокла наверх.
Все валилось из рук, меня обуревали дурные предчувствия. Музыканты настраивались на рабочий лад, мы же коротали время в гримерной. Я машинально водила по плечам пуховкой, равномерно распределяя золотистую пудру. Тильда возилась с прической - присаживала стайку трепещущих бабочек на узел густых платиновых волос.
Публика почти заполнила партер, а с балконов уже поблескивали бинокли. Подруга погладила меня по руке и побежала на сцену. Я выхожу позже, вначале они играют пару дивертисментов, а потом я исполняю "Der Holle Rache kocht in meinem Herzen" - арию Царицы Ночи из Волшебной флейты Моцарта. Затем - арию ундины из оперы Атлантида, написанную специально под меня. Человеческое горло просто не в состоянии воспроизвести подобные трели, ни у кого из них нет такого диапазона, пять октав - привилегия сирен.
Прозвенел первый звонок, затем второй и, наконец, третий.
Конферансье представил наших и сегодняшнюю программу. Публика отозвалась восторженным ревом и аплодисментами. По коже пробежал холодок. Не к добру это все, не к добру. Страх подкатил к горлу ежистым клубком. Главное не бояться, если я испугаюсь на сцене, случится что-то ужасное.
Первое отделение прошло превосходно, будто ничего не изменилось и во главе по-прежнему Аристарх Панкратьевич. Если у Вольфганга была защита - то она сработала. Публика неистовствовала. Я спела практически вполсилы, не выкладываясь на полную катушку. Хоть эта ария и считается одной из красивейших в мире, меня она не трогает.
Оркестровые немного передохнули. Наш зоопарк пришелся Вольфгангу по вкусу. Новый руководитель знал, кого стоит похвалить, кого поругать. Не удивлюсь, если Аристарх Панкратьевич влил ему часть собственной памяти. Меня же новый дирижер обходил стороной, лишь изредка бросая странные взгляды.
Антракт быстро закончился.
Я вышла на сцену и запела, чувствуя, как моментально меняется настроение зала от расслабленного к восторженному. Героиня оперы - любознательная русалка, неосторожно подплывшая близко к парусному фрегату. Ее изловили и хотели продать, как диковинку. Но один из моряков, прекрасный и романтичный юноша полюбил ее всем сердцем и освободил из плена. По сюжету, злобный хозяин корабля распорядился выкинуть провинившегося в море, а там матроса спасает уже ундина и помогает, несмотря на шторм, доплыть до островов, где обращается прекрасной девой. Как водится в сказках, она ответила юноше взаимностью, и жили они долго и счастливо.
Голос лился сам собой, проходя сквозь мою суть. Я не играла Ундину, я была ею. Я пела о нас - порождениях голубой бездны, а люди думали - о них. И не было никаких сил остановиться.
Восторг слушателей воспринимался, словно гармоничные аккорды, служащие фоном для изысканной мелодии. Но вдруг один звук выбился из ряда, тренькнул, сбил строй тревожной нотой. Глаза расширились сами собой. Повинуясь чужому зову я поглядела на главного человека в этом зале.
Взмахи волшебной палочки завораживали. В руках Вольфганга она набрала безумную скорость, казалось, будто дирижер пишет симфонию огненными нотами прямо в воздухе. Похоже, он начинал поддаваться чарам. Но остановиться было выше моих сил.
Преодолевая поднимающийся волнами со дна души темный страх, я божественно завывала в верхнем, почти ультразвуковом регистре. Ария ундины превратилась во что-то иное, новое, пугающее. Пятьдесят восемь трелей на одном дыхании - ни одной сирене до сих пор не удавалось такое.
Публика сходила с ума, мужчины теряли голову, и если бы не титановая сетка, разделяющая зал со сценой, они бы уже давно растерзали меня. Женщины плакали навзрыд, каждая о своем и все вместе об общем.
Ужас неотвратимости происходящего заполонил мою душу. Я почти теряла сознание от страха, но не могла прекратить петь. Стены сходились, потолок будто опускался на голову. Оркестранты продолжали остервенело играть, плененные моим голосом и гипнотизирующим полетом дирижерской палочки.
- Я излечу тебя! - прогремел голос дирижера в моей голове. - Излечу навсегда! Ты будешь моей! Только моей! Возлюбленная! Мы всегда будем вместе! - он рычал, почти ревел, будто смертельно раненый кит. Эмоции перли из него как прилив, сминая, сметая, мою волю.
Мужчины из партера уже грызли титановую проволоку, женщины истерически рыдали.
Когда сила голоса сравнялась с мощью ураганного ветра и шторма, начали лопаться струны инструментов, кусками отваливалась лепнина с потолка. Люстра оглушительно взорвалась хрустальными осколками, раня зрителей, чьи крики и стоны отметились где-то на периферии моего сознания. Ощущение неотвратимости происходящего, тем не менее, не могло заставить нас прекратить это жуткое и прекрасное действо.
Маг-дирижер вознес руки, потрясая палочкой над головой, и внезапно упал лицом вниз.
Оркестр взорвался в дикой какофонии звуков и затем все стихло.
Голова опустела и стала вдруг необыкновенно легкой. Я рухнула на колени, судорожно хватаясь за горло. О ужас! Лишь жалкий сип вырвался изо рта. Что он со мной сделал? Что? Я схватила бутылку воды, стоявшую за занавесом, и плеснула на ноги. Нет... Нет! Неееееееееет!!!
В концертном зале раздавались приглушенные стоны и вскрики музыкантов, выбиравшихся из-под завалов. Они вели себя так, будто видели мир впервые. Все оркестранты стали людьми, все до единого. Они лишились крыльев, копыт, волшебства... Обсыпанные известкой и позолотой, контуженные метаморфозой и отчаянием, они сгрудились в центре сцены. На полу в истерике билась прекрасная женщина в мокрой одежде. Будто рыба, выброшенная на берег, она беззвучно разевала рот в крике, но не было слышно ни звука. В зеленых широко распахнутых глазах плескалось безумие. Рядом неподвижно лежал бездыханный дирижер, даже после смерти, не выпустивший из руки волшебную палочку.
В наступившей мертвой тишине раздался резкий неприятный звук, словно финальный аккорд драмы - это лопнула последняя струна арфы.