Аннотация: Продолжение 1914. Оценки и комментарии прошу в основной файл.
Глава V
Солдатский телеграф принес весть - что третьего сентября наш Северо-Западный фронт вместо генерала Жилинского возглавил генерал Рузский, победитель в Львовской битве, в Галиции.
Правда этот деятель захватив Львов, упустил австрийские войска, которые мог окружить и взять в плен. Солдаты живо обсуждали эту новость. Не помню точно про генерала Рузского почти ничего, кроме того, что его и генерала Радко-Дмитриева - болгарина перешедшего с началом войны из болгарской в русскую службу, после их отказа вступить в РККА - большевики взяли в заложники и зверски убили. Рубил шашкой какой-то матрос. Рубил почти профессионально, к нему даже очередь выстроилась. Генералы и прочие обыватели хотели умереть без мучений. Кажется, он больше ничем не прославился, хотя нет, он прославился прогибом в Горлицком прорыве. Виноват он был в этом, или не виноват, но третья армия покатилась, открывая фланги.
Русские армии отошли. Первая за Неман, десятая за Бобр, остатки второй армии за Нарев. Немецкие войска, ослабленные переброской в Силезию большей части сил, были весьма пассивны и практически не преследовали нашу первую армию. Наш корпус был переведен из первой армии в десятую. Как шутили офицеры Саратовского полка, что естественно стало известно и солдатам, с единички до десяти увеличили номер, но сил в десять раз больше не стало.
После пополнения поредевших полков, отдыха и переформирования новый командующий фронтом решил вновь атаковать Восточную Пруссию, во второй половине сентября. В это время германские войска начали операцию по овладению Варшавой, чтобы с захватом этой четвертой неофициальной столицы нанести России чувствительный удар. Для похода на Варшаву немцы создали ударную группу из двух корпусов. Командовал генерал Макензен. Двадцать четвертого сентября завязались тяжелые бои. Двадцать пятого сентября немцы заняли Лодзь и двадцать шестого подошли к Гройцам, с явной угрозе для Варшавы. После атаки германцами II Сибирского корпуса, положение спасли полки первой Сибирской стрелковой дивизии, высаженные у Пясечна по частям, которые с ходу атаковали немцев. Потери были очень большие, но немцев удалось задержать, а в некоторых местах и потеснить.
Гинденбург признал свое наступление неудавшимся, а положение на Варшавском направлении напряженным и приказал IX германской армии, стянуть в кулак разбросанные части и отходить к Силезии, разрушая все на своем пути, чтобы затруднить русским преследование. С восьмого по тринадцатое октября происходили чрезвычайно упорные бои в результате которых, германцы были отброшены. Не смотря на то, что в боях двенадцатого октября германский резервный корпус Гальвица взял во фланг наших гренадер, причем мы потеряли до двух тысяч пленными, общее положение складывалось не в пользу неприятеля. Немцы тоже потеряли порядка трех с половиной тысяч только пленными. В упорных боях девятая армия взяла 60 офицеров, 3300 нижних чинов, 13 орудий и 120 зарядных ящиков.
Одиннадцатого октября вторая армия отбросила германцев из IX армии за Равку. Войска рвались в бой, как писали в армейской газете, "чтобы отомстить за унижение русского оружия, впервые после Нарвской неудачи Петра Великого". Унижений с тех пор по моему мнению было более, чем достаточно. Одну Японскую войну взять к примеру!
Двенадцатого и тринадцатого завязались упорные бои с германскими арьергардами. Пленные доказывали, что четырнадцатого октября Гинденбург предписал прервать сражение. Германцы стали быстро отступать. Семнадцатого октября вторая армия взяла ранее оставленную Лодзь.
* * *
Южнее нас происходили ожесточенные бои. У нас было полное затишье. Вся наша задача сводилась к пассивным действиям по "удержанию" и " прикрытию". Солдат вполне устраивала такая постановка вопроса. Видимо катастрофа, постигшая вторую армию в Восточной Пруссии, оказала слишком большое влияние на штаб Северо-Западного фронта.
Ко мне во взвод пришел командир соседнего взвода старший унтер-офицер Николаев. Мы вышли с ним из землянки в траншею перекурить. Он предложил мне свой кисет с махоркой, но я отказался и в свою очередь предложил ему "Phillip Morris" из портсигара и дал прикурить от зажигалки.
- Интересная весчь! Дай глянуть!
Я дал ему зажигалку и сказал:
- Прими Иван Прокофьевич, на добрую память.
- Спасибо! Вот отдариваться нечем! Ну, разве, что.., - он достал плоскую фляжку. - Возьми Сергей Саныч.
Я взял флягу, явно не пустую, и мы Прокофичем, употребили все триста граммов, которые в ней были по очереди. Я отлил ему бензина в бутылку для зажигалки и научил ее заправлять.
Перекуривая и обмениваясь новостями, которые слышали, оба пришли к общему мнению, что пополнение требует большой работы, чтобы занять достойное место среди саратовцев. Напоследок Николаев сказал, что его земляк из под Тамбова, служащий писарем в дивизионном штабе сказал, что скоро, по всей видимости, перейдем в наступление на нашем направлении.
Про себя я думал, если бы все войска одновременно перешли в наступление, а не, так как происходило в действительности, сегодня одна часть Юго-Западного фронта. Завтра другая часть Северо-Западного, противник перебрасывает свои части к угрожаемому участку, и парирует наши удары, и возвращает их на прежнее место, если бы мы, все одновременно наносили удар, и резервы направлялись в места наибольших успехов, то может быть и действительно, война продлилась бы только до Рождества?
Ведь настроения и убеждения, царившие до войны, так и предрекали, война продлиться четыре, пять месяцев! На мой взгляд, остались рудименты девятнадцатого века. Встретится в генеральном сражении, а там штыками ...
Пока другие ходили в атаки, наша первая армия стояла на среднем Немане. В это время мне присвоили звание старшего унтер-офицера, подтвердили официально назначение взводным командиром четырнадцатой роты, а по моему представлению, ефрейтору Крупных дали младшего унтера и назначили отделенным.
* * *
Для приведения снайперской винтовки к нормальному бою, нужны мишени. Те листы, которые прислала мне Лена, после соответствующей доработки с использованием смазки для чистки сапог, как раз и послужат оными.
За время службы в ПВ КГБ я угодил в командировку на первую заставу в Паланге и был свидетелем приведения новополученной винтовки к нормальному бою. Упросив начальника заставы, я сам попробовал стрелять из СВД и, кстати, совсем, с неплохим результатом.
Пришлось вспоминать то, что происходило в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году.
Размеры мишени я не помнил, примерно что-то связанное со стандартным листом одиннадцатого формата. Может быть чуть больше. Изготовив мишени и прицельный станок, я отправился в сопровождении Леппика на новооткрытое стрельбище. Янис при этом тащил сколоченный из досок щит размером аршин на аршин, как он говорил, я про себя считал семьдесят на семьдесят сантиметров. Я нес свою красавицу, запас патронов и станок.
Тщательно осмотрев винтовку, я присоеденил магазин. Передернул затвор и дал команду Леппику:
- Закрепи щит с мишенью, отсчитай сто сорок шагов и встань передо мной как конь перед травой!
После того как Янис отмерил расстояние, я лег на землю, и с прицелом три, сделал четыре выстрела. От контрольной точки пробоины ушли вниз и вправо. Кучность боя правда была высока, все пробоины умещались круг диаметром равным полтора спичечного коробка фабрики Лапшина Грузинского уезда Новгородской губернии, то есть где-то восемь сантиметров. В голове у меня крутилось восемь сантиметров. Стало быть, с кучностью боя все обстояло нормально. Теперь определим среднюю точку попадания. Две ближайшие пробоины - два сантиметра, линия до третьей пробоины от середины, делим на три, точку деления, ближайшую к двум первым пробоинам, соединяем с четвертой пробоиной и расстояние между ними, разделить на четыре равные части. Точка деления, ближайшая к первым трем пробоинам, и есть средняя точка попадания четырех пробоин. От контрольной точки явно отклоняется больше, чем на три сантиметра. Придется заняться мушкой. "Мушка идет за пулей", это я помнил, ввинтить и предохранитель мушки вправо. Еще одна контрольная стрельба. Мушка чуть влево, переборщил в первый раз. Третья мишень, полтора сантиметра в диаметре - четыре пробоины.
Нормальный бой. Леппик побежал вешать четвертую мишень, а я занялся присоединением оптического прицела и щеки приклада. Вращением винтов прицел на "три", шкала боковых поправок на "0", закрепил винтовку в станке, и навел ее по открытому прицелу в точку прицеливания.
Просмотр в оптический прицел убедил меня, что направлен основной (верхний) угольник сетки прицела в середину нижнего края проверочной мишени, будем считать оптический прицел выверенным.
Теперь проверим, не сместился ли угольник сетки прицела по отношению точки прицеливания при завинчивании стопорных винтов.
После выверки оптического прицела произвел контрольную стрельбу с оптическим прицелом при тех же условиях, что и при проверке боя винтовки с открытым прицелом, только контрольная точка отмечается на высоте 14 см от точки прицеливания (снизу белую бумагу Леппик подклеил до линии проверочной мишени). В результате контрольной стрельбы все четыре пробоины вмещаются в круг диаметром 5 см, а средняя точка попадания отклонилась от контрольной точки на 1,5 см. Будем считать, что винтовка приведена к нормальному бою. Ну, держитесь гады!
После стрельбы, мы с Янисом пошли в расположение взвода, даже пришлось поспешить, приближалось обеденное время.
* * *
Пятнадцатого сентября был получен приказ о переходе в наступление. После непродолжительной артподготовки, войска пошли вперед. Сопротивления мы почти не ощущали. Восемнадцатого и девятнадцатого сентября в Августовских лесах немцы утратили свое преимущество в управлении войсками и использовании тяжелой артиллерии, а наши финляндцы, кавказцы и сибиряки, показали германцам свои "волчьи зубы".
Двадцатого сентября II Кавказский корпус занял Сувалки. Августовские леса были очищены от неприятеля.
Двадцать второго числа VIII германская армия получив подкрепления предприняла контр- наступление, но несмотря на нанесенные потери нашим войскам, видя, что грозит охват левого фланга генерал Франсуа отвел свои потрепанные корпуса на прусскую границу. III Туркестанский корпус занял Бялу и Лык.
* * *
Наш 108 Саратовский полк передали в резерв командира XX корпуса. Марш, марш.
Девятнадцатого октября при подходе к Роминтенскому лесу, в полк прискакал верховой, и по солдатскому телеграфу разнеслось, что немцы в больших силах, только и ждут нашего подхода, и для "спасения" маленького XX корпуса, "большой" 108 полк должен проявить чудеса героизма и самопожертвования.
Офицеры, собранные командиром полка получили задачу, и полк цепями пошел вперед. Наш четвертый батальон наступал на правом фланге. Вверху рвались шрапнели, земля под ногами раскисла от осенней непогоды, сеял мерзкий мелкий дождь.
До опушки леса оставалось примерно с пол километра когда, со стороны леса раздались пулеметные очереди. Поручик Рамишевский скомандовал:
- Рота перебежками вперед!
Тридцать метров броском вперед, залечь, обстрелять, опять вперед. Раскисшая земля липнет на сапоги, рукава шинели, даже кажется на воротники. Полы шинели хлещут по ногам. Потом кажется, что намокшая в грязи шинель облепила ноги и не дает бежать вперед. Я в оптический прицел своей красавицы целей не видел. Потом начали обстрел опушки леса наши орудия. Ротный за двести метров до опушки, прокричал надсаживая голос:
- В атаку вперед!
Мы бросились вперед с криком "Ура!". Впереди стояли два немецких орудия, мой взвод как раз выходил на прямой картечный выстрел. Я встал на колено, и начал стрелять по орудийной прислуге.
Выстрел! Подносчик лег.
Выстрел, лег второй.
Выстрел! Командир орудия, выстрел, солдат у правила тоже легли!
Надо отдать должное немцам, они до последней возможности пытались перенацелить орудия. СВД оказалась быстрее. Мои взводные орлы взяли наводчика и командира второго орудия на штыки, а чуть позже ездовых и повозочных захватили в плен. Лошадей подвели к зарядным ящикам, запрягли, Взяли орудия на передки и погнали в наш тыл. Неоценимую помощь мне в этом деле оказал сибиряк Красных Федор Михайлович из последнего пополнения, который во время Японской войны служил в артиллерии.
Разгоряченные после боя у леса мои орлы были готовы пройти по лесам до самого Кенигсберга, но поступил приказ встать на отдых. Через три часа, наш кашевар дал нам возможность пожрать. Пшенка с салом, заправленная консервированным мясом привела всех в благодушное настроение. Солдаты закурили кто цигарку, кто "козью ножку", стали обсуждать ведение боевых действий, планов противника и планов и действий нашего собственного высшего начальства.
- Крупных!
- Я, господин старший унтер-офицер!
- Возьми двоих и обшарь позицию, жратву германскую и все интересное ко мне.
После непродолжительного осмотра опушки, солдаты, возглавляемые Крупных принесли два германских ранца, десять банок консервов, две буханками хлеба завернутыми в станиоль, и большой копченый окорок.
- Ого! Артельщик!
- Я, господин старший унтер офицер!
- От окорока отрежь кусок на фунт весом для ротного, остальное, поделить на всех поровну.
Во взводе после пополнения было тридцать человек, естественно каждому досталось грамм по пятьдесят. Кто тут же схавал с сухарями из НЗ. Кто запрятал в вещмешок до лучших или худших времен. Через десять минут, от окорока осталась только большая кость как в мультфильме про Буратино.
После отдыха, за рекой Неман мы опять оказались в гуще событий. Германцы по слухам, три недели задерживали наш третий армейский корпус на укрепленной позиция у местечка Вержболово. Полк был в резерве командира корпуса и в активных боевых действиях пока не участвовал. При подходе к позициям через леса под сеющим сырость осенним дождем, мы проходили по шуршащей под ногами листве, наблюдая почерневшие стволы деревьев, которые как бы вздымали заломленные кверху руки-ветви. Наш полк, встал на правом фланге дивизии, имея Вержболово на левом фланге. Позицию готовил 107 Троицкий полк, который решением корпусного командира сменил нас в корпусном резерве. В первый раз мы сели на долговременный позиции перед лицом неприятеля, опустились в траншеи и начали сидение, про которое я читал в свое время, как о об основном виде боевых действий во время Первой мировой.
Землянка взвода была вполне подготовлена, траншеи отрыты по полному профилю, даже кое- где были отрыты ячейки на двоих стрелков. Впрочем, и немцы тоже совершенствовали свои позиции.
После размещения взвода, установления графика выполнения обязанностей наблюдателей, часовых, распределения взвода на дежурные смены и обязанностей среди стрелков при отражении атаки противника я решил заняться свободной охотой.
Данилов, стоявший первый раз наблюдателем доложил, что германцы, начали производить работы по закладке новой траншей на правом фланге, там, где местность чуть поднимается вверх, и где у них была уже траншея до нашего подхода к германским позициям.
в ночное время в очень удачном месте. Был бугорок около куста, остался бугорок около куста, только уже сзади чуть правее, появилась ячейка для стрельбы лежа, сверху ветви. В общем, ажур и мечта снайпера.
По своей основной военной специальности, которую я получи в ПВ КГБ СССР, я был начальник радиостанции большой и средней мощности, командовал "Р118БМ3", но как уже писал выше, пытался освоить профессию снайпера.
Учитывая, что в войсках КГБ, стрелковая подготовка была на должной высоте, а стрелять первое пограничное упражнение привлекали всех, и всячески поощряли отличных стрелков, то народ естессно стремился отстреляться на итоговой проверке так, чтобы поехать в отпуск. Да плюс к тому, за предшествующие Великой войне годы я проводил все субботы на стрельбище и охоте, стрелял я очень и очень прилично. Дополнительную специальность или как в советские времена говорили вторую профессию, снайперскую науку, я освоил. В прошлой жизни не думал, что это мне пригодится. Однако пригодилось.
Наметив ориентиры, и изучив передний край противника, я зарисовал в блокнот основные выделяющиеся предметы местности. Кусты (и сколько у них толстых ветвей), бугры стрелковых ячеек, бугры землянок. Лежа под мелким, сеющим осенним дождем я промерз до костей и во время обеда, для которого вернулся в землянку, принял сто грамм из трофейной фляги, сказав бойцам которые начали крутить носами:
- Это для специалистов.
- Так мы эти самые специалисты и есть! - прогудел младший унтер Крупных.
- А вот это я буду решать! - парировал я, - Крупных, дрова заготовлены? Высушены? Шинель моя развешена над печкой?
- Дрова заготовлены в плепорции, и на печке сушиться ваша шинель, сейчас в лучшем виде высохнет!
- Вот когда высохнет, тогда я про твою специальность и подумаю. Леппик! Дай ка мне огоньку!
Янис взял веточку березы сунул в печку которую сложил наш предшественник на позициях из сто седьмого полка, использовав остатки крестьянской печи, и когда она разгорелась, протянул мне дымящуюся палочку. Я достал из портсигара сигарету и с большим наслаждением прикурил.
Ровно через час, я надел подсохшую шинель взял протертую и смазанную "Любаню" и пошел на подготовленную позицию.
Стреляя по работающим на расстоянии семисот метров, немцам я не оставил им никаких шансов. К заходу солнца в семнадцать ноль-ноль, я уложил двенадцать человек, причем, видя молодых солдат в оптическом прицеле я не давал им шансов и бил в голову, а пожилым стрелял в живот.
Они лежали в тех местах, где их застигли пули серыми кучками, неподвижными или корчащимися и я рассматривал санитаров, которые шли подбирать раненных. Первые две пары с повязками красного креста и винтовками за спиной я уложил рядом с их предполагаемой ношей.
Немцы видимо поняли намек, и другие пары санитаров с носилками высылали уже без винтовок. Они подобрали раненных, потом начали таскать убитых. Для первой охоты недурно.
* * *
Я не собираюсь ничего прощать этим немецким дедам. В сорок первом все они либо послали детей на русский фронт, либо так ли, иначе пошли на него сами, пожилой - значит в санитары, или в какую- ни будь, хозяйственную часть. Ну а молодежь сама пойдет, сама пойдет, так надо сделать, чтобы никуда не пошла, и детей не было. Нет, ребята! Я вас всех научу Россию уважать, чтобы на веки вечные заказали внукам, правнукам, с Россией не воюй!!!
Какая бы не была у нас власть, чтобы ни одна сволочь к нам не лезла! Чем больше я хлопну их в четырнадцатом году, и сделаю вас ребята не способными иметь детей, тем лучше. И я стрелял, стрелял до самого захода солнца, хотя если честно, они прекратили работу гораздо раньше, чем солнце село.
За результатами моей стрельбы смотрел в перископ прапорщик Арутюнян Вазген Аршакович, из последнего пополнения, который в нашей роте считался полуротным.
После моего возвращения в землянку прошло самое краткое время, и к нам пришел полуротный.
- Енгалычев! Сколько сегодня уложил на смерть?
- Десять на повал, еще двое тяжело раненных, Ваше Благородие.
- А как определил, что тяжело раненных?
- А по тому, как ранения в живот и чуть ниже, Ваше Благородие!
- Я наблюдал в перископ! Ты не мог сделать столько выстрелов, чтобы поразить всех! Винтовка образца тысяча восемьсот девяносто первого года не дает такой скорострельности!
- Так я Ваше Благородие стреляю из своей личной винтовки, с которой я на медведя ходил под Новониколаевским поселком.
- Откуда она у Вас?
- Изобрел и сделал!
- Я, что-то такое слышал от ротного командира поручика Ромишевского, который разрешил Вам держать в роте личное оружие, но правда я не придал этому значения. Прошу Вас ознакомьте меня с Вашей винтовкой!
Пришлось заняться лекционной работой, показать винтовку, рассказать о ее, ТТД и дать подержать в руках.
- Почему же Вы Енгалычев не хотите вооружить своей винтовкой всю нашу пехоту?
- А потому Ваше Благородие, что стоит эта винтовка девятьсот рублей, прицел для нее я купил за восемьсот рублей, и так как делалось все на заказ, стрелка для ее использования надо учить не менее полугода, а без оптики из нее стрелять не очень удобно.
- Да-а, а так было бы хорошо, немцы в атаку, а мы за минуту не тысячу пуль ротой выпускаем, а десять тысяч.
- Так Ваше благородие, истратим, не умея стрелять, десять тысяч патронов в минуту, а вдруг мазать будем? А метко стрелять и из обычной винтовки можно. Германская рота вроде нашей, человек полтораста, двести, двадцати хорошим стрелкам по десять выстрелов сделать и все.
- Так то оно так, но скорострельность оружия тоже большое значение имеет.
- Конечно имеет, но с одной скорострельностью...
- Все унтер-офицер, не спорить с офицером!
- Слушаюсь Ваше Благородие!
Прапорщик удалился из взводной землянки, кажется обиженным на меня. А Крупных, сказал мне:
- Ну, вот Князь и нажил ты себе врага.
- Я не князь, кончай Степанович болтологией заниматься! Я старший унтер-офицер Енгалычев Сергей Александров. И чтобы я про князя более не слышал!
- Я господин старший унтер-офицер не хотел Вас обидеть. Солдаты все Вас только так и зовут. Отчего так?
-Да с дурацкого смотра перед войной пошло ...
-Понятно! Хотя ничего не понятно. А врага Вы себе в лице полуротного нажили.
- Степанович, я не обижаюсь, много лет назад, даже не лет и не десятилетий, а столетий фамилия наша отделилась от княжеской ветви, стали мы однодворцами. Служили государству российскому честно, но не многое выслужили. Во всяком случае, в князьях наша веточка фамилии не числится. Солдаты меня так дразнят после смотра в полку еще до войны, когда генерал спросил меня, не из князей ли я. Я, конечно, сказал правду, а вот солдаты начали дразнить меня князем, а почему сейчас называют, я и сам не знаю. А насчет врага прапорщика - так не страшнее он германца.
Приказ Љ NN по III армейскому корпусу
...........
24. За овладение двумя германскими действующими орудиями в бою двадцать четвертого сентября у Роминтенского леса наградить командира четвертого взвода четырнадцатой роты 108 Саратовского полка 27 пехотной дивизии вольноопределяющегося старшего унтер-офицера Енгалычева Сергея Александрова Георгиевским крестом второй степени.
..........
Командир корпуса генерал от инфантерии Епанчин
Начальник штаба генерал-лейтенант фон Шрейдер
За три месяца войны я получил три Георгия и медаль и вырос от звания рядового вольнопера, до вольнопера старшего унтер офицера. Если так и дальше пойдет, если не убьют, конечно, не дай бог, то у Российской империи наград и званий для меня за год войны не хватит. Улыбнуло.
Впрочем, я не оставлял надежд на получение офицерского, а то и чем черт не шутит и генеральского звания. В конце концов, я владелец самого передового автозавода в России, знаю наперед большую часть событий, которые произойдут с моей Родиной, могу представить в общих чертах ход Великой войны. Я знаю про Брусиловский прорыв, знаю, что его не поддержали другие фронты, несмотря на то, что Брусилову дали отнюдь не все резервы. Козлы были другие командующие фронтами. Я не был историком первой мировой, которая отстояла от времени моего рождения в другой жизни на сорок с лишним лет, но кое-что из истории, я помнил.
В любом случае, как бы ни развивалась лично моя судьба, я уже внес в развитие промышленности России свою лепту. И значит, история России пойдет совсем по другому пути, уже не с двадцатых, тридцатых годов она начнет свою автомобилизацию и тракторостроение. А если кто-нибудь догадается об использовании моих "Тракторов", то вообще вся мировая история пойдет по совершенно другому сценарию.
Сейчас одна задача. Пока мы стоим в обороне надо нахлопать побольше немцев, благо есть возможность, надеюсь уже это изменит неблагоприятный для России ход истории.
* * *
Второй день охоты не принес мне таких же трофеев как первый. Немцы стали явно осторожнее. Траншею они видимо предпочли рыть ночью, так как с утра осматривая передний край в оптику, я уже видел готовые брустверы, только два раза мне удалось произвести прицельные выстрелы по потерявшим бдительность и осторожность германцам.
Весь день продолжался мелкий осенний дождь, пахло разрытой землей и прелыми листьями, унылое серое небо так и сеяло на землю сырость. Отогреваясь и просушиваясь в землянке, после обеда я вычистил "Любаню", поел, и с наслаждением закурил. Передохнув час после обеда, выслушав доклад Крупных, которого я в лучших традициях устава ВС СССР назначил замком неофициально повысив, я вновь пошел в свой окопчик на переднем крае. К вечеру, видимо потеряв осторожность после перерыва, немцы обнаглели, и в наказании за беспечность, я сумел произвести еще два выстрела. Общий счет достиг пятидесяти трех от выстрелов и пятерех от штыка. Вообще недурно. Если бы каждый русский солдат прежде, чем погибнуть или быть раненым кокнул хотя бы одного немца, война бы уже кончилась бы. Людские ресурсы Германии и России не сопоставимы, а ведь у них есть еще и Западный фронт!
Бить, бить и бить их пока они не кончаться! Только бы никуда не двигаться, а уж по три, четыре ротозея в день я подловлю, да хоть по одному, и то хлеб!
На третий день "позиционной" войны, со стороны германских окопов я вообще не увидел никакого шевеления. Тщетно я обшаривал в прицел позиции неприятеля. Никакого движения на нашем участке. Пришла мысль отправиться на гастроли к соседям.
В очередной раз осматривая горизонт я вдруг около леса на немецкой стороне увидел группу офицеров. Метров восемьсот, далековато конечно, пуля то у меня в патронах обыкновенная, легкая. Глядя, на них сквозь оптику, я определил по видимому самого главного, толстого, пузатого. Остальные только показывали руками в сторону наших позиций. Вся группа состояла из четырех офицеров. Когда "Пузатый" поднес к глазам бинокль и начал не торопясь, осматривать наши позиции я начал тщательно прицеливаться. Сырость в воздухе - на ладонь ниже, ветер - на полфигуры левее, под обрез груди. Выстрел! Падает! Ну, теперь по остальным! Выстрел! Выстрел! Выстрел! Двое упали, третий на карачках побежал за пригорок, изображая из себя краба. Выстрел! Подбил, но не убил. В, жопу попал! Смылся гад, опираясь на три конечности волоча за собой четвертую.
Ночью ребята из охотничьей команды пошли брать "языка", а на следующий день я узнал, что грохнул командира немецкой дивизии, его начальника штаба, командира противостоящего полка, и подбил в самой позорной для военного раной, адъютанта командира немецкой дивизии обер лейтенанта фон Штольпе.
"Вестник I армии"
...Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Леонтий Музыка был очевидцем того, как немецкие солдаты, увидев лежавшего на земле в ожидании перевязки тяжело раненного казака, подошли к нему и стали требовать, чтобы он встал и показал им "казацкий вид". Обессиленный раненый не мог исполнить требуемого, и германские солдаты со смехом стали бить его кулаками и ногами и глумились над несчастным до тех пор, пока он не смолк навеки.
Рядовой 93 Иркутского полка Александр Федоров был принесен во двор одного из домов в Инстербурге для перевязки. Недалеко от него лежали два раненых казака. Германские солдаты окружили последних, били и глумились над ними и, наконец, палками и прикладами ружей добили их тут же на перевязочном пункте, на глазах у Федорова.
...Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Иосиф Дашкевич был поднят немецкими санитарами на третий день после окончания боя под Лодзью и вместе с тремя другими русскими ранеными отнесен в ближайшую усадьбу. Раненых поместили в хлеву, где стоял скот, бросили на навоз, и, несмотря на просьбу сделать хотя какую-нибудь перевязку, чтобы защитить раны от загрязнения, немецкие санитары удалились, оставив раненых не только без всякой медицинской помощи, но и без присмотра. Вскоре хлев, в котором были помещены раненые, загорелся от артиллерийского снаряда. Немцы, не спеша, вывели скотину, вынесли имущество, не представлявшее особой ценности, и, лишь когда огонь уже значительно распространился, выволокли из пылавшего здания Дашкевича и еще одного из раненых; двое других остались в хлеву и заживо сгорели.
....9 октября 1914 года штабс-капитан Думбадзе, поручик Сперанский и вольноопределяющийся Ротванд и Израилевич обнаружили в дер. Хилички, Варшавской губ., на месте бывшего расположения германских войск, обуглившийся труп русского солдата с связанными ногами. Под трупом сохранились остатки костра, большое количество гильз от разорвавшихся патронов, а в теле, под истлевшими частями одежды, были обнаружены несколько застрявших пуль.
По клоку мундира и шинели, уцелевших на животе, по лежавшим у тела металлическим частям винтовки Љ 123859 и истлевшим предметам снаряжения можно было определить, что труп принадлежал русскому нижнему чину - стрелку, заживо сожженному германцами.
Поименованными лицами был приглашен для осмотра трупа подпоручик Столяренко, который и донес о виденном по начальству, а вольноопределяющимся Ротвандом произведен с трупа фотографический снимок.
....14 августа 1914 года в Восточной Пруссии, при следовании нагруженных ранеными воинскими чинами санитарных линеек в город Сольдау, линейки эти, а затем в самом городе Сольдау и тот дом, в котором были размещены доставленные раненые, подверглись, несмотря на выставленные на них флаги и знаки Красного Креста, усиленному обстрелу со стороны германской артиллерии, причем многие из раненых были убиты, а многие вновь получили тяжкие повреждения...
29 августа 1914 года в Восточной Пруссии, в местечке Тремпень, над расположением перевязочных пунктов 40 артиллерийской бригады и 159 пехотного Гурийского полка, несмотря на выставленные на больших шестах флаги Красного Креста, неприятельским аэропланом была сброшена бомба, разорвавшаяся от пунктов шагах в 50. Прежде чем сбросить бомбу, аэроплан, по словам одного из очевидцев происшествия - старшего врача 40 артиллерийской бригады Евгения Петровича Карпова, долгое время кружился над пунктами, хотя поблизости от места их расположения никаких русских воинских частей или же военных обозов, которые могли бы привлечь внимание летчиков, не было...
В последних числах того же августа месяца, в Восточной Пруссии, близ Эйдкунена, при следовании к российской границе нагруженного ранеными санитарного поезда, последний, с расстояния не более 5 саженей, подвергся обстрелу ружейным огнем со стороны засевшего в лесу близ железнодорожного полотна германского отряда; для того, чтобы остановить поезд, германцы кроме того бросали на полотно железной дороги ручные бомбы, а когда поезд остановился, то весь огонь сосредоточили на нем; согласно показанию одного из очевидцев обстрела - старшего унтер-офицера 228 Куликовского пехотного полка Егора Пономарева, на всех вагонах поезда имелись флаги и установленные знаки Красного Креста, которых германцы не могли не видеть; по его же удостоверению, из 300 находившихся в поезде раненых спастись удалось не более 30 человекам, так как германцы, заметив, что некоторые из раненых, покинув поезд, пытаются скрыться в лесу, расстреливали и их...