Лето было в самом разгаре, но свежие зеленые газоны перед одинаковыми аккуратными персиковыми домиками создавали впечатление, что сейчас не начало августа, а, как минимум - июнь. Девушки в газовых платьях сидели в тени веранды и заливали маленькую улочку своим звонким смехом. Мальчишки кружили на велосипедах по резиновым дорожкам вдоль тротуара. Кто-то проезжал мимо на красном фордике и, притормозив, посигналил старикам, игравшим в шахматы во дворе. Они разом повернулись на звук, заулыбались и энергично замахали рукой. По всей видимости, это был их приятель, который каждую среду посещал хор. Где-то весело залаяла собака, слышалось журчание узенького канальца через который был перекинут горбатый мост. Кажется, что все пребывали в отличном расположении духа.
Обитатели улицы, считали, что лучшего места в городе не найти. Именно поэтому они старались не обращать внимание на единственный недостаток этого рая на земле. Этим недостатком являлся, обнесенный решетчатым забором пыльный и старый приют для девочек с совершенно не подходящим и убогим названием "Счастливые малышки".
Детская площадка, на которой находилась лишь давно облупившаяся лесенка, была переполнена гиперактивными обитателями от трех до семи лет. Среди этих играющих и беспрестанно кричащих девочек в голубых рубашках с логотипом, находилась та, кто нам нужна. Я могла бы, конечно, не обращать внимания на растянувшуюся на животе малышку, увлеченно разглядывавшую чахлый тысячелистник (пожалуй, единственный представитель здешней флоры). Я бы без проблем рассказала вон о той черноволосой и пухлой, или о стоящей рядом с ней долговязой блондинке, или о рыжей, у которой все лицо было изрядно присыпано веснушками... Все-таки речь пойдет о той самой девочке с кривой короткой стрижкой, очевидно, сделанной ею самой на светлых, почти белых волосах. Да, да, речь пойдет о ней, иначе не было бы этой истории верно?
Итак, пятилетняя Лючия Мелдисон - дочь скандально известной местной блюзовой певицы. В прошлом году мать сама отправила девочку в приют, из-за того что, по ее словам, не могла справиться с малышкой. Но Лючия и не переживала здесь лучше, чем дома, здесь она предоставлена сама себе... Она помнила мать - смугловатую молодую женщину с темными пышными волосами и отполированными черными ногтями, которая вешала малышку на нескончаемых нянек. Эти дородные женщины постоянно тискали ее и никогда не оставляли в покое. А сейчас всем окружающим было на нее наплевать. Это чувство необыкновенной свободы кружило голову.
Она размышляла о том, почему сверстница рослая - Мэриэлла, подбегала к маленьким воспитанницам сзади и задирала им короткие серые юбки, которые, кстати, тоже являлись атрибутом приютской формы. Вдруг до ее ноги дотронулось что-то теплое. Лючия повернула голову и, увидев небольшой резиновый мячик, взяла его в руку и села на корточки. Через несколько мгновений к ней подбежал взъерошенный мальчик, который появился непонятно откуда. Он остановился и враждебно заявил, - Лючия, это мой мячик!
Глаза девочки округлились, а рот непроизвольно открылся.
- Ты что, колдун? - с некоторой тревогой спросила Лючия.
- Нет, с чего ты взяла? - удивленно спросил мальчик.
- Ты знаешь мое имя, - сказала собеседница, и, чуть понизив голос, добавила, - Я немного побаиваюсь, что ты превратишь меня в жабу!
- Нет, что ты! - засмеялся мальчик, тыча пальцем на ее рубашку - У тебя же на кармашке написано Лю - чи - я!
- Ах точно! А я и забыла! Теперь он подумает, что я глупенькая, - подумала про себя девочка.
- Тем более, - он почесал затылок и продолжил, - Даже, если бы я был колдуном, я бы не стал превращать тебя в жабу! Ты мне понравилась!
- Чем!? - вновь смутилась Лючия.
- У тебя добрые глаза.
- У меня? - удивилась она.
- Если я хочу узнать, хороший ли мальчик или девочка, я смотрю им в глаза. Они никогда не обманут! Вот, например, у тебя они добрые, будто излучают тепло. Голубые, как небо, а в середине - солнышко. Только не оранжевое, а потемнее.
Он вызвал непроизвольную улыбку Лючии. Она протянула ему мячик, он проворно засунул предмет в карман, но уходить не собирался.
- Ты все равно колдун, - вздохнула Лючия, - Ты меня не проведешь!
- Да нет же! Не колдун я!
- Да? - с вызовом в голосе воскликнула она, - А как же ты попал в приют для девочек, - последнее слово она нарочито выделила, - Если он везде обнесен оградой?
- Я в дырку пролез. Вон в ту - он указал пальцем в дальний угол площадки, - Я Бруно, кстати... У тебя нет родителей, да? - сочувственно поинтересовался тот.
Лючия немного подумала и покачала головой со словами, - Нет, у меня нет родителей.
- М-м-м-м. Наверное, ты грустишь из-за этого?
- Нет, - призналась Лючия, - Совсем не грущу.
- По-моему это ужасно, жить без мамы и папы.
- Ты любишь их?
- Очень... Тебе здесь одиноко, да?
- Ни сколько, - соврала она, - Я привыкла.
- Нет же это н....
- Обедать, живо! - прогорланила краснолицая женщина, высунувшаяся из дверей приюта. Она щурила глаза от солнца, и, уперев огромные кулачищи в бока, наблюдала, как девочки без особого энтузиазма плетутся в здание.
Бруно, которого не прельщала перспектива быть замеченной ею, поторопился к дырке в ограде.
- Увидимся завтра! - крикнул он на прощание Лючии. И девочка с сияющим лицом отправилась на обед.
- Живей, живей! - поторапливала Краснолицая Лючию и остальных заигравшихся девочек.
Пока все усаживались, кухарки ходили воль длинных столов и разливали по тарелкам фасолевый суп. Лючия пристроилась у стенки, забравшись с ногами на грязную скамью, прислонилась к прохладной кафельной стене. В это время одна из кухарок в заляпанном голубом фартуке и косынке накатила Лючии половник воды, где плавали редкие сизые фасолины. Она покосилась на девочку, но ничего не сказала и пошла дальше со своей большущей кастрюлей, шлепая резиновыми тапочками по кафельному полу.
Лючия без аппетита съела пару ложек бульона с твердой фасолью и отодвинула тарелку. Свет пробивался через маленькие высокие оконца и золотыми полосами освещал комнату.
- Как же мне надоело это солнце! - подумала с раздражением девочка, - Нигде от него спасенья нет! Ни вечером, ни утром, ни днем.
Она уронила голову на руки, которые калачиком лежали на столе, и стала наблюдать за жирными черными мухами. Насекомые с противным жужжанием вились над тарелками с остатками пищи и все норовили сесть на девочек. Те брезгливо отмахивались, сетуя на затяжную жару. Одна большая муха приземлилась на кромку тарелки Лючии и начала расхаживать, время от времени останавливаясь и таинственно потирая черными тонкими лапками. Девочка старалась не шевелиться, чтобы не спугнуть муху, так как Лючии хотелось рассмотреть ее. Она долго всматривалась в выпученные черные глазки, в бескостное, беспрестанно шевелящееся тельце, в прозрачные крылышки, испещренные прожилками, в неимоверно тонкие мохнатые лапки, которые чудом выдерживали мушиную тушку. Лючия старалась увидеть в ней что-то прекрасное, но ничего кроме отвращения это насекомое у нее не вызвало. Тем временем муха посмотрела на нее наглым взглядом и улетела.
После обеда всех отправили в спальни. Начался тихий час. Лючия вместе со всеми вошла в полутемную душную комнату с десятками кроватей. Все переоделись в полосатые выцветшие пижамы и улеглись на свои места. Поднялся возбужденный гул. Все о чем-то оживленно перешептывались. Но когда в комнату вошла одна из краснолицых наступила тишина, нарушаемая лишь шуршанием подушек. Это была воспитательница лет сорока. Она встала посередине комнаты, как надзиратель, сложив руки на груди. Постояла, и начала расхаживать между рядами кроватей. Она была грузная, передвигаться в такую жару ей было непросто, поэтому она тяжело дышала, пыхтела и беззвучно ругалась. Ее землистое лицо, похоже на картофельный клубень искривила недовольная гримаса. На лбу выступали капельки пота. Тушь, которая обильно покрывала ее ресницы медленно текла, образовывая черные круги под нижними веками. Выбившиеся из пучка нарочито обесцвеченные волосы прилипли к лицу, нескольким подбородкам и толстой шее. Густо подведенные брови страшно изогнулись. Одним словом, всем своим видом она походила на опасного душевно больного. Даже розовое платье с белым бантом на левом плече ее не спасало. Лючия крепко зажмурилась, когда та шаркающей походкой проходила мимо ее кровати. Духота овладела ее разумом, глаза не хотели открываться, и девочка провалилась в глубокий сон.
Ей снилось, будто она убегает от огненной стены солнца. Она все бежит и бежит мимо засохшей выжженной травы и голых, черных от огня деревьев. Сухая трава колит ноги, поэтому каждый шаг она совершает с трудом. Впереди, на лоне мертвого пейзажа темнеет кроличья нора. Вот ее единственное спасение. Еще немного и Лючия ползет по тесному лабиринту. Вдруг послышался шорох. Из мрака ей навстречу выползла фантастических размеров коричневая крыса с длинным голым хвостом, напоминающим червя, и горящими в темноте глазами-лампочками. Лючия в испуге пыталась дать деру, но развернуться в обратную сторону никак не получалось. Крыса же наоборот, не думала об отступлении. Она приближалась к девочке с поразительной скоростью. Вот она уже совсем близко...
Лючия взвизгнула и проснулась. На лбу выступил холодный пот. Ноги и руки запутались в байковом одеяле.
- Теперь понятно, почему я не могла сделать в той норе ни шагу назад, - подумала девочка. Тут она подняла глаза и увидела над собой "краснолицую". Та вопросительно смотрела на нарушительницу тишины. Остальные девочки тоже испуганно таращились на Лючию.
После основательной нравоучительной процедуры Лючия последняя вышла из спальни и вынуждена была отправиться в учебную комнату, на занятия, которые уже начались. Но она не собиралась никуда спешить. Она медленно скользила по гладкой напольной плитке по широким длинным коридорам, несколько раз поднималась по крутым лестницам и вот, наконец, оказалась совсем недалеко от класса. Но проходя мимо уборной, девочка не упустила возможности безнаказанно тянуть время. Воздух здесь насквозь пропитался хлоркой. Лючия остановилась напротив кабинок около большого зеркала. Все-таки, будучи девочкой, она покрутилась вокруг, подошла еще ближе и принялась рассматривать себя. Все по-прежнему. Все то же веснушчатое лицо, те же светлые прямые брови, те же голубые глаза, тот же нос с горбинкой из-за недавнего перелома, все те же алые губы, все та же ссадина на щеке. Лючия вздохнула, потрогав больную щеку, пригладила взъерошенные, торчащие во все стороны волосы, и подошла к большому окну. Одним прыжком девочка вскарабкалась на подоконник и не без особых усилий приоткрыла окно, подставив горячему лету маленькое личико.
Отсюда, с четвертого этажа было видно не только всю территорию "Счастливых малышек", но и кусок города за ее пределами. Вон аккуратная улица со множеством одинаковых домов с зелеными газонами, за ней канальчик, через который перекинут горбатый мостик. Дальше - парк, который редко пустовал. За парком дома, дома, дома, дома, железнодорожная станция, темная, кое-где дымящаяся, полоса леса и небо. Небо бесконечно большое и живое. Белые перистые легкие как пух клочки; сероватые, заволакивающие все небо, низкие и объемные пасмурные; грозные грозовые сизо-черные. Все это многообразие - загадочные жители небесных просторов - облака, что соседствуют с жемчужной луной, яркими звездочками и огненным солнцем. Лючия смотрела на него, пока не навернулись слезы. Она перевела взгляд на железный кран, из которого беспрестанно сочилась ржавая осклизлая водица, которая по своей консистенции не уступала слюням старого бульдога. Некоторое время в глазах мигали пучки зеленого света. Когда девочка проморгалась, она тут же заметила четыре фигурки, которые шли вдоль решеток приюта: две больших, еще одна поменьше и сосем кроха. В средней фигурке Лючия сразу признала Бруно. Он держал за руку самого маленького человечка с такой нежностью, что в груди девочки приятно потеплело. Два других человека - его родители, - догадалась Лючия. За то время, пока они не скрылись из поля зрения, Лючия поняла - вот она, настоящая семья...
Следующие два дня перед обедом к Лючии приходил Бруно. Он рассказывал девочке о жизни за пределами решеток приюта, которой она так давно не видела. Рассказывал о маме и папе, о младшей сестре. Лючия внимала каждое его слово, чувствуя, будто она знакома с ним уже много лет. Но когда она узнала, что он уже учится в школе, лицо залилось густой краской. Теперь она начала относиться к нему как к мудрому и древнему наставнику. Впервые она встретила человека, которого не тяготило общение с ней. Это было так важно для маленькой девочки.