Аннотация к разделу: Игра в бесаповестьЧерное и белоеНаверное, я перечитала 'Фламандской доски' и 'Алисы в Зазеркалье': Я всегда хотела, чтобы моя жизнь была четкой, как шахматная доска, чтобы в ней было черное и было белое. В этом твоя глупость, говорили мне умные люди. Я всегда хотела знать свои фигуры и их изначальные позиции, чтобы потом можно было предугадать их ходы. Разумеется, я была черной королевой. Злобной, мистической и задыхающейся от собственного яда и черного бархата. Так я себя воображала. Тем не менее, я всегда хотела играть без повязки на глазах.Мне говорили: о, какая ты дура! О, как ты отвратительно наивна! Да откуда ты можешь знать, что вырастет, если не начнешь растить? Ведь без процесса не бывает результата.Но я всегда кричала, что хочу знать, что вырастет: елка или гладиолус! Что будет у меня с этим мальчиком: любовь на всю жизнь или однодневный роман? 'Хочешь ли ты меня, любишь ли ты меня?' - допрашивала я все свои жертвы. И они все бежали от меня, как от палача, которые хотел вывернуть их до кишок и разобраться с каждой из этих кишок в отдельности.Для всех жизнь и счастье были процессом. А для меня - результатом. Поэтому и жизнь для меня была смертью, а что еще могло быть самым конечным результатом?И я двинулась на фоне этих шахматных клеток в моей голове.Я по-прежнему вынуждена была жить и ходить по клеткам. Но мои фигуры вдруг оборачивались чужими, а свои защищали чужого короля. Офицеры прикрывались плащами, пряча лицо при моем приближении, а мой король - он вообще молчал всегда. Вы, конечно, догадываетесь, что когда я говорю - МОЙ КОРОЛЬ - я имею в виду белого короля. Потому что на самом деле черное может сойтись только с белым. Оно воюет с ним, оно пытается поглотить его, сплестись с ним в страстном порыве, уничтожить и сделать своим. Мой король был белым-белым, в нем все было от жизни, в нем не было ни малейшего намека на саморазрушение, хотя он был сверх меры сладострастен и извращен. Но все свои извращения он воспринимал как наслаждение жизнью, как торжество жизни. Для него доска была яркой, разноцветной, переливающейся. Его любовь меняла цвет.А я была одета в черное и часто падала перед ним на колени. Я всегда просила его о большем, но что можно было поделать, когда я была одета в черное и делила мир на четкие черно-белые клетки? Я пыталась рубить сплеча и забыть, что никогда нельзя говорить никогда, но потом мой разум стал блуждать по извилистым тропам, которыми вели меня другие фигуры, по играм, в которые они любили играть. Тени падали на них, когда я стояла над ними, хотя я была без сил. И они охотно пили мою кровь, как отравленный абсент, потому что в каждом яде есть свой кайф. Но что можно было поделать, когда я была черной королевой и любила белого короля?Стоит вспомнить, что фигура, которую мы привыкли называть черной королевой, имеет значение не только ферзя, то есть визиря-наставника, но и, в каких-то древних восточных религиях, значение шута. Шута, который всегда по-своему защищал короля, говоря ему правду в глаза, будучи его ушами, глазами и интуицией.ЧК, или пародия на ЧКЯ мастерски изображаю черную королеву. Или черного шута. Как будет угодно. Я некрасива, как шут. Я надменна, как королева. Во мне течет четвертина горячей, черной, цыганской крови. Меня зовут Маргарита, Марго.Как-то один знакомый сказал мне, что я напоминаю ему французскую шлюху пополам с русской революционеркой времен февральской революции. 'Этакую Ядову-Каплан, стреляющую впотьмах, щурясь из-под толстых линз, - кивнула я. - В мой облик идеально бы вписалась секущаяся соломенная коса, выбивающаяся из-под черной засаленной накидки, и раздрыганный пистоль в руках'.Говорят, во мне есть яд. Говорят, вокруг меня витает темный флер, как вокруг старинных портретов. Но у меня плохая кожа, выступающие ребра и невыносимый характер. Это единственная истина, клянусь жизнью моего короля.Я худа, смугла, у меня темные короткие волосы, и одета я в стиле 'мечта старьевщика'. Стиль 'гранж', чтоб вы знали: это когда от вас отворачиваются даже приюты и вытрезвители.Критики всегда обвиняли меня в отсутствии стиля. Они сравнивали мои повести с розовыми муляжами, за которыми скрывается пустота. Я же сейчас вижу их как отвратительные розовые слюни, наматываемые на искусственные цветы.Это правда, кстати: цветы, самые свежие, вблизи меня не живут. Они чернеют и скручиваются у меня на глазах, и чем больше я на них смотрю, тем быстрее они умирают. Даже розы от любимого. Даже.Тексты, организованные с помощью ритма. Тексты, организованные с помощью смысла. Можно нащупать мелодию. Можно, если очень больно.Я прихожу домой ночью, брожу по кухне, с отвращением пью пиво или кофе, чтобы забыться, курю ментоловые сигареты в заплеванном подъезде, принимаю ванну со ржавой водой и ложусь. Но вот уже много лет, как я не могу заснуть до утра. Просто лежу. Иногда плачу. Иногда мне чудятся черные горы, синие воды, рыжие стены старинного замка. И тогда мне становится хорошо. Но на заре мой разум мутится. Ненавижу рассвет. Бледное, зеленоватое, холодное, мертвенное время. Время казней и самоубийств. Средневековье.