Естественно, что все замковые казармы не смогли вместить наших воинов, даже с учетом понесённых потерь убитыми и ранеными, поэтому около половины личного состава было размещено в самом Свентисе - по домам и постоялым дворам. Остававшийся небольшой баронский гарнизон в двести мечей на время нашего пребывания получил увольнительную и был отпущен в город на незапланированные каникулы.
Условия же были более чем приличные, ибо Бренар, располагаясь своими землями в непосредственной близости от земель сеньора, был вынужден, так сказать, "держать марку", ежегодно тратя приличные суммы на содержание дороги, ведущей во владения Хорланда и на облагораживание собственной столицы, в особенности - замка.
Поэтому-то в таком, вроде бы, небольшом обиталище далеко не самого крупного лорда, казарм и других отдельно стоящих строений различного назначения было выстроено с запасом - на случай приезда герцога с дружиной, слугами, сопровождающими. А Хорланд любил сюда наведываться, даже фаворитку местную завёл, ибо охотничьи угодья здесь хорошие.
При беглом осмотре и расспросах разместившихся в довольно просторных, светлых и тёплых помещениях имперских солдат и обслуги был выявлен один молодой копейщик, который, как оказалось, скрывал свою рану и к лекарям не обращался. Обычно при моём появлении все не занятые делами воины либо отдавали мне честь, либо вытягивались по стойке смирно, что и было проделано почти всеми находящимися в тот момент в казарме имперцами четвёртого Большого. Кроме того самого копейщика, что сидел на своей лежанке не шевелясь и уставившись в пол невидящим взглядом. Кто-то, заметив это, попытался его растолкать и поднять на ноги. Как раз вся эта возня и привлекла моё внимание. Замолчав на полуслове со своими стандартными вопросами, я, под встревоженные взгляды его соратников, проследовал к недвижимо сидящему.
- Боец, ты в порядке? - спросил я, уже понимая, что боец не в порядке, ибо застывший взгляд, бледный цвет кожи и крупные капли пота на лбу - это явно не показатели нормального состояния человеческого организма.
- Что с ним? - я повёл посуровевшим взглядом по слегка растерянным лицам, столпившихся вокруг солдат.
- Не можем знать, ваша светлость. - Озабочено и чуть виновато ответил зрелый худощавый воин с вислыми ниспадающими на грудь усами. - Сегодня утром был ещё в порядке. Правда, бледноват слегка...
Всё это время безмолвствовавший молодой воин, словно только что заметивший прикованное к себе всеобщее внимание, поднял голову, слабо улыбнулся и попытался встать, но тут же рухнул вперёд - на руки подскочившим соратникам.
- Таааак, - протянул я с металлом в голосе, - отлично. Кто его непосредственный командир?!
- Я.. ваша светлость. - С запинкой, но твёрдым голосом ответил, вытягиваясь по струнке, тот самый сухопарый усач.
- Имя, звание. - Потребовал я, упираясь в него тяжёлым взглядом.
- Десятник второго десятка второй сотни первой тысячи четвёртого Большого полка - Грост Веман! - Отчеканил он короткое поименование глядя чуть поверх меня слегка расфокусированным взглядом.
- Десятник! - Я чуть повысил голос. - У тебя тут прямо в казарме твои солдаты умирают, а ты и в ус не дуешь! Это что?! Это как понять?!
- Виноват, ваша светлость! - Недрогнувшим хорошо поставленным голосом ответствовал десятник. - Не углядел! Но в своё оправдание могу лишь сказать, что все оставшиеся в живых воины моего десятка были опрошены лично и осмотрены на предмет полученных ран - согласно Уставу!
- И как же получилось так, - строго спросил я, - что именно этого солдата, вы, десятник Грост, проглядели?!
- Вполне возможно, что из-за спешки! Вельмонт как раз заступал на пост, а помощников лекарей сейчас не хватает. - Всё так же по-военному продолжал отчеканивать вытянувшийся десятник.
- Так. - Я побарабанил пальцами по набалдашнику на рукояти меча. - С тобой, Грост, разберёмся позже. Я поручу во всём разобраться твоему комлорду. А сейчас срочно организуй доставку этого... недалёкого гордеца в лазаерт.
Видя слегка озадаченный и растерянный взгляд провинившегося десятника, я тут же поправился:
- В лекарню. В лекарню его отнесите. Да поскорее!
Пока я произносил фразу, уже успели принести носилки и положить потерявшего сознание молодого копьеносца, укрыв его его же плащом.
- Скажи, - я снова повернулся к Гросту, - скольких потерял под Южным?
- Двоих, ваша светлость. - Чуть потухшим голосом ответил десятник, не смея переменить позу.
- А в Роменагорне?
- Четверых.
- Пополнялись в Опорнике?
- Так точно, ваша светлость.
- И где было страшнее? - Я внимательно посмотрел в потемневшие глаза десятника.
- В Роменагорне. - Чуть подумав, ответил тот.
Я коротко кивнул, отвернулся и приказал:
- Сопровождайте вашего бойца в лекарню, десятник Грост. Вы только что чуть не потеряли очередного. В нестрашном и безопасном месте.
Десятник порывисто отдал честь и, подхватив со своей лежанки плащ и амуницию, бросился к выходу - вдогонку солдатам, уносящим потерявшего сознание воина.
Чуть погодя, сопровождаемый верным гвардейцем, двинулся на выход и я.
Как странно, но, например, мне страшнее было под Южным Стражем. Видимо от того, что это была моя вторая кампания. Второй раз всегда страшнее.
В просторном и светлом здании одной из трёх расположившихся внутри кольца крепостных стен лекарень раненых было битком, но, что удивительно, места хватало и для комфортного расположения пациентов на свежих постелях, и для беспрепятственного доступа лекарей с помощниками к ним. К пациентам. Которые в преимуществе своём лежали тихо, набираясь сил в оздоравливающих снах, но были и те, что беспокойно метались, опоенные успокоительно-снотворными настоями, издавая короткие и протяжные стоны.
Мы подошли как раз в тот момент, когда беспамятного Вельмонта уже избавили от лишних одежд и уложили на недавно освободившуюся койку лицом вниз. Над ним колдовал осунувшийся, вымотанный, с мешками под глазами старший помощник погибшего в нашем атакованном лагере лекаря четвёртого Большого.
Принёсшие раненого солдаты, коротко отсалютовав, спешно покинули помещение. С напряжённым и одновременно слегка виноватым видом чуть поодаль, держа шлем на сгибе локтя, стоял десятник Грост. Увидев меня, он вновь коротко поклонился, и отступил в сторону, позволяя приблизиться и лицезреть, так сказать.
Теперь становилось понятно, почему добросовестный десятник не распознал в своём копейщике раненного. Я ведь уже упоминал, что имперским солдатам, особенно молодым, свойственно скрывать и не афишировать свои раны, стойко перенося их на ногах, пока те самые ноги держат. Своеобразное побочное явление развитого патриотизма и возвышенной гордости принадлежания к военной элите - самой лучшей армии Империи и её окрестностей. Вельмонт был ранен в спину и кто-то, видимо уже погибший соратник, второпях оказал ему первую помощь - обработав разошедшиеся края косого и широкого разреза кровоостанавливающим раствором, и налепив прямо на мокрое мясо стандартный обрез перевязочного материала. Сделано это было грубо, но кровотечение остановило, отчего в молодом копейщике, взятого из Опорника в качестве восполнения понесенных полком потерь, никто раненного не признал, плюс ко всему он за прошедшие дни выдул свой личный месячный запас тонизирующего напитка, чтобы казаться бодрее, чем есть. Ну и десятник Грост впопыхах осмотрел не к месту и не ко времени геройствующего юношу лишь спереди, так как тому именно в тот момент подошла очередь заступать в караул.
Череда случайностей и совпадений в итоге могла привести к непоправимым последствиям: от смерти солдата армии Его Императорского Величества вне ведения активных боевых действий до возможности проникновения вражеских диверсантов на особо охраняемую территорию через брешь в караульной цепи. Благо, что в караулы, всё же, поодиночке не заступают, но всё возможно.
Понимание всего этого отчётливо читалось на озабоченном и слегка растерянном лице опытного десятника. Он понимал, чем ему всё это грозит - вплоть до отстранения с позором и без материальной компенсации, а может и ещё круче - острог на пару лет.
- Десятник Грост. - Тихо, но твёрдо подозвал я.
Зрелый воин поспешно приблизился, салютуя и коротко кланяясь на ходу.
- Десятник Грост. - Повторил я, глядя подошедшему прямо в глаза. - Сейчас вы обязаны известить о случившемся своего сотника, либо лицо его заменяющего. Далее, через вашего тысячника, данный эпизод должен дойти до комлорда Илитаса.
Взгляд провинившегося десятника, как у всякого смелого и ответственного человека, попавшего в безвыходное положение, по мере озвучивания очевидного вердикта, суровел и стекленел.
- Чтобы дело не застряло где-то на полпути между вашим сотником и тысячником, - продолжал я, - вы обязаны будете говорить, что оно под моим личным контролем. И я намереваюсь его обсудить на предстоящем совете, который начнётся... - я глянул в одно из стрельчатых окон, словно высматривая в посветлевшем небе гигантский циферблат, - примерно через час.
- Незамедлительно будет исполнено, ваша светлость!
- Выполняйте, - взмахнул я рукой, показывая, что время говорить прошло, и я жду результата.
К Эддару решил не идти, так как, справившись о его состоянии, получил ответ, что командир гвардейцев сейчас спит после очередных процедур в отдельной келье. Ну что ж, не будем мешать человеку идти на поправку, ибо, ознакомившись с положением дел, так сказать, напрямую, меня одолевали не совсем весёлые и не такие уж оптимистичные мысли по поводу нашего дальнейшего продвижения. Нужно всё это обдумать, внести коррективы и принять решение. Новый план в общих чертах уже созрел в моей голове, осталось его озвучить и сообща отшлифовать.