Аннотация: Рассказ для НГ конкурса. Хотелось рассказ, получилась сказка. Автор замахнулась на объяснение причин аномальным погодным условиям, и в итоге вышло это. Тепло, розово, немного с грустинкой и по-новогоднему.
История, которую я расскажу, произошла несколько лет назад. В ту пору, когда лето было жарким, зима снежной, а месяцы ходили по земле. Казалось, так будет всегда, но, похоже, у богов, плетущих нити судеб, были свои планы.
В один из прохладных апрельских вечеров, когда наступающая весна еще не успела набраться сил для теплого ветра, но уже и не забиралась колким холодом под полы плаща, юная Элизабет Стоун прогуливалась по старому заброшенному парку, ища вдохновения и новых идей. Она любила это время года, когда земля спешно начинала приводить себя в порядок после долгого зимнего сна, словно легкомысленная девица, страстно желавшая смыть следы недосыпания после бурной ночи.
Март только закончился, и красавец апрель еще не заявил о своих правах. Казалось, он пока осматривается, решая, чем заняться в первую очередь. Единственное, что выдавало смену стража весны - запах ветра. Теплое, свежее дыхание месяца, вобравшее в себя аромат апрельских цветов и нежной зелени молодых листьев. Неуловимо легкое, тающее на языке как нежнейшее безе. Пьянящее, кружащее голову, заставляющее смеяться. Солнцу, миру, всему.
- Ишь, какая прыткая! - Чей-то скрипучий голос привел в растерянность, заставив вернуться с неба на грешную землю. - И что тебе здешние-то не угодили?
Элизабет обернулась к источнику голоса и увидела стоявшую невдалеке старушку. Бабуля в поношенном пальто и красном вязаном берете опиралась на трость, но вовсе не казалась старой и дряхлой. И, как бы ни старалась придать осанке возраста, было заметно, что ломота в суставах старуху не беспокоит. Даже испещренное морщинами лицо казалось не уставшим, как мы привыкли видеть у стариков, а лучилось уверенностью и внутренней силой.
- Простите, вы мне? - нерешительно произнесла девушка, оглядевшись по сторонам в поисках других возможных кандидатов.
Старушка сердито покачала головой, очевидно раздосадованная тем, что ее не сразу поняли, и, опираясь на трость, сделала шаг к недоумевающей Элизабет.
- Говорю, нельзя взывать к стражу без причины, дуреха! - тем же скрипучим голосом проговорила старушка. - Беду на наши головы накличешь.
Сказанное вызвало еще большее недоумение.
- О чем вы говорите?
Бабуля приблизилась вплотную и, задрав голову, чтобы посмотреть в глаза девушки, тихо проговорила:
- Если рассердишь стражей, они уйдут, глупая. Знаешь, что случится, когда некому будет справляться с погодой? - старуха сделала паузу, чтобы придать своим словам значимости. - Беги, милая. Беги от них, не оглядываясь.
Словно почуяв чье-то приближение, бабушка оглянулась, а потом, бросив гневливое 'Беги', стремительно зашагала прочь, совершенно забыв о своем амплуа немощной старости.
Элизабет проводила ее долгим взглядом, и, недоуменно пожав плечами, двинулась по аллее в сторону реки. Там, возле кованых парапетов, можно подолгу всматриваться в темный неспешный поток, раздумывая о прошлом и будущем, пока приход темноты не скроет отражения водяного зеркала.
Но сегодня ей не суждено было насладиться одиночеством - на одной из деревянных скамеек, расположившихся под старым грабом, сидел незнакомец в черном плаще. Что ж, похоже, сегодня придется нарушить идиллию чужим присутствием, потому как вовсе лишаться ее девушка была не намерена.
Обойдя скамейку по большой дуге, девушка подошла к парапету и ухватилась за кованые прутья. В лицо дохнуло свежестью, и Элизабет блаженно закрыла глаза, отдаваясь ощущению покоя и безмятежности. Как бы ей хотелось продлить это чувство на дольше, но, увы, она не могла себе позволить просто радоваться жизни, когда на носу был праздник города, а у нее в голове - ни одной идеи по украшению центральной площади. Их маленькому агентству по организации праздников в этом году выпала большая честь, а ей, как молодому и перспективному художнику-оформителю, сверхзадача по украшению главного места событий. Элизабет знала, что такой объем для нее был преждевременным, но она и подумать не могла, что будет настолько сложно.
- Любуетесь видом с закрытыми глазами? - мягкий баритон, раздавшийся совсем рядом, не напугал, а скорее вызвал заинтересованность, и девушка открыла глаза. Возле нее стоял приятный светловолосый мужчина в черном плаще. На всякий случай Бет обернулась, но, как и ожидала, деревянная скамейка оказалась пустой.
Дольше молчать становилось невежливым, потому девушка ответила:
- Не все можно увидеть глазами.
Мужчина хмыкнул.
- Весьма серьезные рассуждения для юной девушки, - улыбаясь, заметил он. - Вы любите философствовать?
- Скорее, созерцать, - поморщилась Бет. - Люблю эту пору года, - она искренне улыбнулась, заметив под ногами пробивавшуюся зелень. - Когда зима окончательно сдается.
Мужчина улыбнулся каким-то своим мыслям.
- И как долго вы намерены созерцать? - он придвинулся поближе, всколыхнув волну теплого свежего воздуха так, что Элизабет с трудом удержалась, чтобы не зажмуриться. - Надеюсь, мое общество не мешает вам наслаждаться прекрасным?
- Нет, что вы, - поспешила заверить его Элизабет.
- В таком случае, - продолжил он, подставляя локоть. - Посмею навязать вам беседу, - и, заметив нерешительность девушки, широко улыбнулся. - Обещаю быть предельно щепетильным при выборе темы.
Он был обворожительным, и Элизабет не сумела устоять перед его обаянием. Потому, положив ладошку на сгиб его руки, девушка сделала шаг в направлении, задаваемом мужчиной.
Вместе они долго гуляли по парку, разговаривая о погоде, городских новостях, веяниях западной культуры. Мужчина и правда весьма тщательно подбирал темы разговора, изначально не касаясь личного, но незаметно для себя Бет рассказала всю свою жизнь, начиная от младенчества и заканчивая сегодняшним днем. И даже успела посетовать, что совершенно не готова представить проект по украшению центра города.
При этом она совершенно ничего не узнала об улыбчивом мужчине, неспешно ведущем ее по старым дорожкам. И только осознав, что скоро начнет темнеть, а она по-прежнему без единой идеи в голове праздно шатается по улицам в обществе неизвестного человека, заставило ее заторопиться домой.
Конечно, он вызвался ее проводить, чтобы быть уверенным в безопасности. Элизабет польстило такое внимание, да и расставаться с приятным молодым человеком было жаль, потому она и разрешила проводить ее. И впервые дорога до дома показалась ей необычайно короткой.
- Весьма жаль расставаться с вами, - прошептал мужчина, целуя ее руку и заглядывая в глаза. - Смею надеяться на продолжение нашего знакомства?
Последняя фраза прозвучала скорее как пожелание, чем вопрос, но девушке не было дела до интонаций, пока его губы касались кожи, оставляя на тыльной стороне ладони горячий след, а небесные омуты глаз, заставляли погружаться в них, без боязни утонуть.
- Да, конечно, - легкий шепот слетел с ее губ. На большее она была не способна.
- Тогда, до встречи, - он отпустил ее руку, делая шаг назад, и напоследок слегка сжал безвольную ладонь, приводя девушку в чувство. - Я буду ждать вас завтра на том же месте.
Элизабет была настолько смущена его вниманием, что даже не спросила о имени и времени свидания. Только когда темный силуэт скрылся из виду, девушка опомнилась, что стоит на пороге собственного дома, совершенно неприлично заглядываясь вслед понравившемуся мужчине. Конечно, она придет завтра и все выяснит о нем, но все равно казалось, что сегодняшний день мог принести много больше, чем простое знание цвета его глаз. А сегодня она непременно найдет идею для праздника.
Но ни вечер, ни утро не принесли ожидаемого. И даже целый рабочий день, проведенный за созданием набросков, не дал ни одной стоящей задумки. Не считая желания украсить площадь большими цветочными клумбами. Но этот замысел был почти неосуществимым, потому как первоцветы требовались в неимоверно большом количестве. Наверное, придется ограничиться развешиванием знамен и бумажных цветов. На бумаге эта идея казалась не такой уж бледной, но стоило представить картинку, как становилось понятно, что большого восторга она не вызывает. Потому Элизабет отложила в сторону карандаши и, вспомнив, что у нее назначена встреча, отправилась в парк. Пусть время она не уточняла, но зато могла насладиться одиночеством и поразмышлять.
Именно поэтому она не сразу отправилась на место, а предпочла побродить в одиночестве несколько часов, прежде, чем выйти к реке.
Вчерашний знакомый уже ждал ее.
- Вы сегодня еще прекраснее, - улыбнулся он, целуя руку. - Весна действует на вас благотворно.
Почему-то Элизабет смутилась от комплимента, словно эти слова были чем-то большим, чем простая вежливость. Но еще больше ее смутил протянутый букет, точнее, укутанный в оберточную бумагу миниатюрный цветочный горшок с большими фиолетовыми крокусами.
- Невероятно, - восхитилась она, осторожно принимая цветы. - Я никогда не видела, чтобы они были такого цвета.
Казалось, мужчине польстили ее слова.
- Красивые цветы для невероятной девушки, - улыбнулся он. - Хотя, не везде они редкость.
- Вы садовник? - Бет ухватилась за идею, которую раньше отразила на бумаге, а теперь хотела воплотить в жизнь.
- Можно и так сказать, - мужчина напряженно улыбнулся, пытаясь уловить направление мыслей девушки. - А вам нужен садовник?
- Вы даже не представляете как, - воодушевилась она. - У меня есть одна идея...
И она рассказала свою задумку, искренне надеясь, что ей помогут в ее осуществлении.
Мужчина слушал, не перебивая, только загадочно улыбался, если Бет чрезмерно активно жестикулировала, поддаваясь эмоциям. И, почти не задумываясь, согласился помочь, за что получил новую порцию эмоциональных возгласов и шальные объятия, чем и поспешил воспользоваться, обняв девушку за талию.
Почувствовав, что ее обнимают, Элизабет растерялась.
- Простите, - смущенно пробормотала она, пытаясь отстраниться, но ей этого сделать не позволили.
- За что? - лукаво спросил мужчина, сильнее прижимая девушку. - За то, что вам нужен садовник? - почти интимно прошептал он, заправляя непослушную прядь ей за ухо легко при этом касаясь. - Или за то, что этот садовник слишком охотно согласился? - последняя фраза была произнесена возле самого уха, обдав приятным теплом, вызывающим легкое покалывание и болезненную пульсацию на коже и губах.
Нестерпимо захотелось спрятать собственные руки, бесстыже упирающиеся в грудь мужчины. Элизабет казалось, что даже через пальто она чувствует тепло его тела. Наверное, из-за собственного замешательства девушка не заметила, когда горячие губы невесомо коснулись скулы и, проложив дорожку из теплого дыхания, остановились напротив ее губ, заставляя поддаться исходящему от них жару и раскрыться, принимая поцелуй. Поцелуй, не имеющий ничего общего с теми поцелуями, которые она часто дарила сама - приятные, но не более. Этот же был для нее открытием. Он заставлял губы гореть и рождал на кончике языка маленькие горячие искорки, вызывающие дрожь в теле и желание прижаться ближе и раствориться в их источнике. Коснуться этого пламени и сгореть в нем без остатка. Впервые она не думала, а чувствовала, и впервые она не хотела отказываться от своих ощущений, даже если вся Вселенная решит рухнуть ей на голову.
Мужчина с трудом отстранился и прижался лбом к ее лбу, заставив влажные горячие губы почувствовать холод, показавшийся болезненно ледяным.
- Ты невероятная, - проговорил он тягучим хриплым голосом, заставляющим тело отзываться нетерпением и радостным предвкушением. - Невероятная...
Несколько долгих минут мужчина просто стоял, удерживая девушку за талию, словно вынуждая привыкнуть к своему присутствию, и только когда сама Элизабет попыталась отстраниться, неохотно отпустил, чтобы тут же сорвать новую порцию тягучих поцелуев, уводящих из реальности.
- Боюсь, теперь переход на 'ты' неизбежен, - усмехнулся он, погладив раскрасневшиеся щеки девушки. - Лиз... Ты ведь позволишь так себя называть? - раскрасневшаяся Элизабет кивнула в ответ. - Лиз, что бы ни случилось между нами, я хочу, чтобы ты запомнила... - он запнулся, заметив настороженность в глазах девушки, - наша встреча самое прекрасное, что со мной происходило.
Элизабет готова была заплакать. Эти слова вовсе не придавали уверенности, они походили скорее на прощание.
- Вы... Ты говоришь так, будто прощаешься... - голос предательски сорвался, выдав ее разочарование. - Может, тогда вообще не стоило обращать внимания на то, что произошло?
- Милая Лиз, - вздохнул мужчина, снова притягивая к себе девушку, - ты себе даже не представляешь насколько необходимо обращать на это внимание. Ведь каждый из нас ищет того, с кем его существование будет наполненным смыслом. Но я расстроил тебя, - заметил он, вглядываясь в глаза, готовые разразиться водопадом слез, и уже шутливо добавил. - Обещаю больше не возвращаться к этой теме. Есть много вещей го-о-ораздо интереснее. Например, ты знаешь, что у тебя поистине величественное имя?
Элизабет покачала головой. Собственное имя вовсе не казалось ей привлекательным, а уж тем более величественным.
- Да-да, - улыбнулся мужчина, захватывая ее руку и увлекая вглубь парка. - Твоим именем звали королев и императриц. Есть такое государство, историю которого украсила не одна Лиза.
- Никогда не слышала о таком, - слова о величии собственного имени вдохновляли и заставляли слушать рассказчика.
- Оно на расположено Востоке. Очень-очень далеко.
- Но я думала, что кроме дикарских племен там ничего нет, - воскликнула Элизабет. - Там же только горы. Как они выживают?
- Ну, как-то умудряются, - пространно усмехнулся мужчина. - Но речь не в том. Я говорил об их императрицах. Так вот одна из них умудрилась не только стать просветительницей, но и составить конкуренцию в военном деле не одному правителю.
И он рассказал историю обеих Лиз, а потом коснулся других первооткрывателей Востока. И, как оказалось, не такими уж дикарями они были, более того, на сегодняшний день они имели самоходные повозки и летающие машины. Так что это государство можно было назвать прогрессивным. И тем более было странно, что о нем никто до сих пор не знает. Могли ли в этом заключаться закулисные игры правительства? Вполне возможно. Впрочем, Элизабет была далека от политики, поэтому могла что-то пропустить. В конце концов, она даже никогда не читала 'Таймс'.
- ...И именно поэтому я люблю Крэкстон, - воодушевленно закончил мужчина, останавливаясь, и тихо добавил, - За то, что он настоящий. Ты - настоящая...
- Мы пришли, - улыбнулась Элизабет, оглядываясь на дверь собственного дома. - Как быстро сегодня пролетел вечер.
- Непозволительно быстро, - улыбка мужчины выглядела извиняющейся, словно он был ответственен за стремительное течение времени. - В следующий раз обещаю не быть столь поспешным.
Элизабет рассмеялась.
- Я запомню. В следующий раз, если ты решишь пересказать мне историю всего Востока, я попрошу тебя говорить медленнее.
- В следующий раз, - он подошел на непозволительно близкое расстояние, принеся волну свежего теплого воздуха, - я буду меньше говорить и больше делать то, от чего твои щечки краснеют.
Элизабет казалось, что даже в темноте краска, прилившая к ее лицу, была заметной, и она не смогла ответить ничего более вразумительного, чем трусливое: 'Мне пора идти'.
Тихий смех мужчины заставил покраснеть еще больше, а затем она почувствовала мужские руки на своих щеках и горячее дыхание, заставляющее ее рот совершенно бесстыдным образом позволять себя целовать чужим чубам. Долго, чувственно, проникновенно. Рождая новые доселе неизведанные чувства. И уже становилось неважно, что она стояла на прохладном вечернем ветру, когда горячие руки нагло расстегнув плащ, обнимали разгоряченное тело, норовя прижать поближе. Все казалось правильным, когда ее прижали к кирпичной стене, и она почувствовала, как между ее ногами вклинивается мужское бедро, а горячая рука заскользила с талии вниз по бедру, чтобы схватить под колено и закинуть ее ногу на талию мужчине. Где-то глубоко в сознании успела зародиться мысль о недопустимости подобного поведения, но она была безжалостно раздавлена лавиной новых эмоций, рожденных от интимного прикосновения.
Некстати зажегшийся над входной дверью свет и тихий зов: 'Лиззи, это ты?', заставил обоих замереть, тяжело дыша.
- Я слишком многое себе позволяю, - на лице мужчины мелькнула вымученная улыбка, и он неохотно отпустил девушку.
Почувствовав холод оттого, что ее больше не прикрывало горячее тело, Элизабет, поспешно запахнула полы плаща и взглянула на мужчину. Тот, казалось, не чувствовал холода, во всяком случае не спешил застегивать пуговицы на распахнутой рубашке, а просто смотрел на нее, словно о чем-то размышляя.
Послышался скрежет ключа в замочной скважине, означавший, что ее любопытная сестричка намеревалась открыть дверь. Элизабет не могла позволить ей выйти, она бы сразу поняла, что произошло, поэтому она поспешно выкрикнула: 'Я сейчас!' и придержала дверь, не давая возможности ее открыть.
- Уходи, - бросила она мужчине, все еще неподвижно стоявшему на свету. Но он вовсе не подумал поспешить, напротив, коварно усмехнулся и проговорил:
- При условии, что увижу тебя завтра.
- Ли-из, что-то дверь заклинило! - послышался озадаченный голос из-за двери, что заставило девушку поспешить с принятием положительного решения. Она и не намеревалась отказываться, но, все же изобразив сердитое лицо, кивнула, за что получила невесомый поцелуй в губы и шальную улыбку. Только после этого мужчина поспешил скрыться, и Элизабет смогла отпустить дверь, которая с треском распахнулась, явив заспанное лицо Анны.
- Лиз, ты что, дверь держала? - в голосе сестры промелькнуло недовольство.
- Да, решила тебя разыграть, - улыбнулась Элизабет, спешно заходя в дом и снимая плащ, надеясь, что сестра не заметит, что он и так был расстегнут. Но вопреки ожиданиям, Анна не только заметила, она еще и понаблюдала некоторое время за тем, как старшая сестра возится в прихожей, и, наконец, задала провокационный вопрос:
- И кто этот сумасшедший?
Элизабет сумела даже бровью не повести.
- Кто? - спокойно переспросила она, снимая туфли.
- Ну, тот парень, который вчера тебя провожал, а сегодня вы с ним уже обжимались, - невозмутимо пояснила девушка, зевая и потягиваясь. - Я через окно видела. Так что можешь уже перестать делать удивленное лицо.
И все же удивление на лице Элизабет было вовсе не наигранным - она понимала, что скрывать что-либо от пронырливой младшей сестренки было бесполезно. Да и что теперь оставалось скрывать?
- Он садовник, - проговорила Элизабет, демонстративно отправляясь в свою комнату, чтобы не продолжать этот разговор.
- Садовник и все? - вдогонку прокричала младшая. - У него, что имени нет?
Лиз проигнорировала эту реплику, хоть и была согласна с возмущением Анны. Она все еще не знала, как зовут человека, которого целовала пять минут назад. И если бы родители все еще были живы, она боялась бы их разочарования.
Но ей грозило лишь разочарование младшей сестры, его она как-нибудь перенесет. А завтра непременно узнает все о том человеке.
Новый день начался с яркого солнца, разбудившего ее и придавшего необъяснимый заряд жизнелюбия на весь день. Элизабет летала, словно на крыльях, совершая свои привычные действия с необычайной легкостью и радостью. Казалось, сама весна вторила ее настрою, но девушка-то знала, что виной всему один единственный человек, с которым она сегодня вечером должна встретиться. Такое настроение не осталось незамеченным для окружающих, и когда Бет в очередной раз пробегала мимо кабинета начальницы, услышала нетерпеливое: 'Элизабет, зайдите ко мне на минутку', означавшее, по всей видимости, серьезный разговор.
- Элизабет, - с порога заявила директриса, недовольно оглядывая с ног до головы вошедшую девушку, - полагаю, ваша трудовая горячка вызвана посещением новой стоящей идеи, а не праздным растрачиванием времени?
- Да, мисс Стрикт, вы правы, - впервые Элизабет так легко соврала, глядя прямо в глаза, но и признаваться в истинных причинах повышенного трудолюбия было верхом безрассудства.
Это поняла и мисс Стрикт. Она только недовольно поджала губы, смирившись с таким ответом, и произнесла:
- Наверное, именно вам предназначался букет, который принесли сегодня утром вместе с запиской: 'Благодарю за чудесный вечер. И в знак своей признательности шлю свои лучшие образцы для воплощения вашей идеи. С надеждой на будущую встречу, А. Спрингз, компания 'Времена года', - директриса оторвалась от чтения записки и посмотрела на не сумевшую сдержать улыбку Элизабет. - Надеюсь, вы понимаете, что романы с партнерами недопустимы? И единственное, что заставляет меня пойти против правил, это стремительно приближающийся праздник и уникальность этих самых образцов.
Элизабет снова кивнула, так и не сумев скрыть улыбку.
- Заберете у секретаря ваши... образцы, - проговорила директриса, окончательно пасуя перед невозмутимостью своей подчиненной, - а к концу рабочего дня будьте добры предоставьте мне на утверждение готовый проект. И пеняйте на себя, если он не сумеет оправдать чаяний мэра.
- Хорошо, мисс Стрикт, - серьезно ответила Бет, приседая в реверансе. - К шести я все подготовлю.
- И Лиза, - начальница все-таки сменила гнев на милость, - нам очень нужно, чтобы нас заметили и оценили, понимаете?
- Понимаю, - кивнула в ответ девушка, - я постараюсь, - и выпорхнула из кабинета, не дожидаясь разрешения начальницы.
Забрав у охающей секретарши корзину с цветным разнообразием и под завистливые взгляды коллег перенеся ее в свой кабинет, Элизабет, наконец, смогла насладиться пестрым букетом.
Забавно, что он походил именно на корзинку с образцами - такое множество весенних сортов и красок было представлено. Но больше всего ее интересовали голубые крокусы, являвшиеся символом города и изображавшиеся на гербе и флагах. Тот факт, что именно крокус вошел в символику, не удивлял - все-таки праздник приходился на то время, когда они должны цвести, а вот схожесть в цвете объяснить было сложнее, потому как до сих пор Бет была свято уверена, что крокусы бывают только желтого цвета. Быть может, раньше были и другие, но переродились со временем?
Впрочем, исследованиями в биологии она не должна была заниматься, ей предстояла совершенно иная задача, которую она, поспешив прикрепить к мольберту чистый лист, принялась воплощать. Сегодня карандаш летал легко над бумагой, стремительно вырисовывая будущую композицию и разукрашивая ее в белые, голубые, желтые, фиолетовые и зеленые цвета. Подножие сцены амфитеатра непременно должно пестреть разнообразием этих цветов, а вдоль рядов должны тянуться фиолетовые крокусовые дорожки. И конечно нельзя обойтись без больших знамен, по обе стороны сцены, и цветочной клумбы, изображающей синий крокус на белоснежном поле.
Когда работа была закончена и уставшая, но удовлетворенная Элизабет отстранилась, чтобы посмотреть на рисунок издалека, неожиданно в кабинет зашла мисс Стрикт. Критически оглядев предложенный вариант, она осведомилась:
- Думаете, у них хватит ресурсов? Здесь же сумасшедший объем?
- Хватит, - не раздумывая, ответила Элизабет, - Насколько я поняла, у них есть поставщики на Востоке.
- На Востоке? - начальница удивилась не меньше, чем Элизабет, впервые услышавшая подобное. - Там же дикари.
- Но разве могут дикари выращивать подобное чудо? - она кивнула на корзину.
- Это все оттуда? - явное изумление, появившееся на лице директрисы, вызвало торжествующую улыбку. - Ну, что ж, тогда берите этого Спрингза в оборот, потому что с таким потенциалом у нас отбоя от клиентуры не будет.
- А как же романы с партнерами? - почти прокричала Элизабет вслед удаляющейся начальнице. Та обернулась, смерила ее невозмутимым взглядом и ответила:
- Считайте, что получили мое благословение. Идите, мисс Стоун, работайте на благо компании.
Обескураженная Элизабет не нашлась, что ответить, и так и осталась стоять, недоуменно хлопая ресницами и счастливо улыбаясь. Теперь все начинало складываться как нельзя лучше. Настолько хорошо, что она даже не поняла, где еще ее собственные эмоции, а где навязанные внезапными переменами.
С этого дня, казалось, все было подчинено единой цели - сделать Элизабет Стоун счастливой. Весна стремительно набирала обороты, норовя в середине апреля вылиться в настоящее жаркое лето, и, словно вторя ей, нарастающие чувства бурлили, унося юную девушку все дальше от реальности. Она перестала следить за тем, что происходит у нее на работе, и если бы не постоянное стремление Спрингза выполнять свои обещания, наверняка завалила бы собственный проект. Но он взял на себя обязанности по поставкам и переговорам, оставив ей только возможность наслаждаться его присутствием при посторонних и обжигающими поцелуями и объятиями - наедине.
И даже когда незаметно пришел последний день месяца, а с ним и праздник города, на котором главной достопримечательность стала как раз площадь, украшенная по ее проекту, Элизабет даже не сразу сообразила, что в одночасье стала самой популярной и востребованной художницей в городе. Сама мэр в торжественной речи отметил ее заслуги. После чего она тут же получила приглашение на работу сразу в несколько агентств и заказ на оформление свадебной церемонии.
- Не думала, что проект вызовет такой ажиотаж, - улыбнулась она, уютно устроившись в кольце сильных рук. - Но если бы не ты, ничего бы не получилось.
- Ошибаешься, - тихо произнес мужчина, целуя ее в макушку. - Это твое вдохновение там осталось, а я - простой садовник.
- Любимый садовник, - задумчиво произнесла она, стараясь не оглядываться, чтобы не видеть выражение его лица, но заметила, как напрягся мужчина от этих слов. Неприятный холодок прошелся по спине - верное предчувствие дурных вестей. - Что-то не так?
- Лиз... - мужчина вздохнул, отпуская ее. - Помнишь, я говорил, что ты для меня - лучшее, что могло случиться?
Слезы навернулись на глаза, хоть она очень старалась не допустить этого. Он уезжает, и в его планы она не входит: ни как вероятная попутчица, ни как возможная причина, чтобы остаться. Она не ошиблась в тот раз: он, в самом деле, прощался. Еще тогда он знал, что пробудет здесь все месяц и уедет, оставив ее одну. Год. Целый год. Что ей остается? Ждать? А если ее ожидание будет напрасным и он вернется, но не один? Триста шестьдесят пять дней. Слишком много для проверки чувств и слишком мало, чтобы успеть забыть о них.
- Куда ты едешь? - вопрос был задан скорее для того, чтобы отсрочить неминуемое расставание. Не все ли равно, где он проведет этот год и как далеко это место от нее?
- На Восток, - чуть помолчав, ответил мужчина.
- Этот вездесущий Восток, - горечь в словах была слишком явной, чтобы попытаться скрыть ее дальнейшими словами. - У него уже есть летающие машины, а теперь будет еще и лучший садовник Крэкстона.
- Это ненадолго, - попытался он убедить Элизабет.
- Да, всего лишь на год, - голос срывается на крик, который тут же гаснет, смываемый потоком непрошенных слез. - Ты будешь писать? Там ведь есть почта?
- Элизабет...
- Черт возьми, там есть самолеты, но нет почты? - снова сорвалась на крик девушка.
- Лиз... - еще тише позвал он.
Бет резко развернулась и, не скрывая бегущих слез, вгляделась в светлые глаза, успевшие стать любимыми. Она хотела увидеть в них стыд или насмешку, говорившие, что их хозяин - человек не достойный ее внимания, но увидела сожаление и боль, словно отражение собственных чувств. Но так не должно быть! Это ее обидели! Это ей больно! Мерзавцы не чувствуют боли!
Но не этот.
Она оттолкнула стоявшего рядом мужчину и снова обернулась к реке, до боли сжимая стальные прутья руками.
- Уходи, - тихий шорох вместо слов, едва различимых за дуновением откуда-то взявшегося холодного ветра.
- Элизабет, я вернусь...
- Уходи! - она закрыла уши руками, стараясь не слышать слова, дающие ей глупую надежду. Это коварное 'вернусь' ставило ее в полную зависимость от ежедневного ритуала по отрыванию календарных листков. Она не хотела считать дни. Ожидая. Гадая. Надеясь.
Больше всего она боялась, что ее ожидание будет напрасным. Нет, лучше так. Перетерпеть. Переболеть, пока она еще не попала в зависимость. Хотя, кого она обманывает - это уже случилось.
- Переживу как-нибудь, - она постаралась вытереть осушаемые ветром слезы и, придав голосу твердости, проговорила. - Не в первый раз.
- Элизабет, я не могу оставить тебя в таком состоянии, - забота была вполне искренней, но в нее все равно не верилось.
- Хорошо, - легко согласилась она, поднимаясь и беря его под локоть. - Проводи меня домой.
Тяжелое молчание, сопровождавшее их всю дорогу, было нарушено только когда они подошли к дому. Вот и все. Тяжелый, но неизбежный разрыв, оставляющий звенящую пустоту в голове и раскаленные шипы в сердце. И легкое касание его рук на ее щеках - последнее, что она может себе позволить, от большего ее сердце просто разорвется.
Ни слова, ни взгляда. Просто уйти, не оглядываясь, чтобы не оставлять в памяти прощальный образ. Захлопнуть дверь и безвольно опуститься на пол, отдавая себя слезам. Плакать долго, навзрыд, до одуряющей тягучей головной боли. Так же, как рыдала за окном погода, завывая ветром и сотрясая первыми ударами грома.
И иссушив запас слез только с первыми рассветными лучами, безвольно уставиться в белый потолок невидящим взглядом.
Отсчитать семь ударов курантов, говорящих о приходе нового дня вкупе с новыми делами, и подняться навстречу ослепительно-яркому маю, так непохожему на вчерашний непогожий апрель.
Первый день без него.
Ничего нет. Она всего лишь жалкая песчинка в огромных песочных часах времени. Год? Все же он говорил, что вернется... Брось, Элизабет! Глупые пустые надежды!
Второй день без него.
Она все еще в песочных часах. А до его возвращения еще слишком долго.
Третий день без него.
Часы. Песок. Триста шестьдесят два дня.
Месяц без него.
Песочница, в которую она себя загнала, стала шире, но не комфортнее. Фиолетовый крокус на подоконнике вызывает раздражение, но разве он виноват в том, что случилось? Любимая работа тоже вызывает раздражение. И сочувствующие взгляды. Сегодня пришло письмо из банка. Оказалось, на ее имя открыт счет. Доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, оставил там довольно крупную сумму. Она проверила - столько же, сколько мэрия заплатила 'Временам года'. Она хотела отказаться, и только забота о младшей сестре не позволила это сделать.
Второй месяц без него.
Постоянно цветущий крокус занял новое место - ее письменный стол. Странно, что он цвел до сих пор. Может, особый сорт?
Третий месяц.
Она перелистала все имеющиеся в городской библиотеке труды по биологии, а когда не нашла особых долгоцветущих сортов крокусов, решила отправиться во 'Времена года'. Обнаружив на том месте пустырь, вернулась в библиотеку за книгами по географии.
Восток все-таки был покрыт горами. И вулканами.
Четыре месяца уже прошло, как она просто уничтожает собственную жизнь. Единственное утешение - теперь она узнала, что большинство его слов были ложью. Начиная от Востока и заканчивая его именем. Во всем Грейт Релме никогда не существовало человека с фамилией Спрингз.
Декабрь пришел с первым снегом, но она сумела его заметить, только когда год подошел к концу. Сегодня в предновогоднюю ночь, она впервые обратила внимание на смену времени года.
Снег застал ее внезапно, когда она возвращалась домой. Будто отчертил границу, делящую ее жизнь на 'до и после'. Сделай шаг, и окажешься на другой стороне.
Та, прежняя Элизабет, не задумываясь, шагнула бы, но эта Элизабет не спешила расставаться с прошлым. Раньше оно было болезненным, но время сумело стереть ненужную шелуху из обид и разочарований, оставив только самое важное - память о теплых мгновениях. Сейчас она уже не была столько категоричной и, вероятнее всего, не заостряла бы внимание на собственной обиде, а постаралась услышать то, что он хотел сказать. И пусть она узнала, что он скрывал собственное имя, но он ни разу не попытался воспользоваться ее доверчивостью. Поступки красноречивее любых слов, и поэтому она теперь просто ждала прихода апреля. Быть может глупо надеяться, но она не хотела оставлять в прошлом то, что стоило ей долгих двести семьдесят четыре дня.
Поэтому она стояла, окружаемая ворохом снежинок, и смотрела в темное небо, пытаясь разглядеть звезды.
Вдалеке послышался смех. Народ, зараженный праздничной лихорадкой, спешил на площадь, надеясь встретить новый год весело и оставить в уходящем все горести и обиды. И только у нее были другие надежды, и вовсе уж ей не хотелось идти на суматошный праздник, пытаясь отхватить частичку радостного запала у веселящейся толпы. Сегодня она хотела быть одна. В полной мере насладиться одиночеством.